Текст книги "Падение. Иллюзия свободы (СИ)"
Автор книги: Анна Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– План со шлюхой отменяется. Дожимайте этих уродов и дай отмашку парням в Вегасе. До связи.
Эйса плетется за Беккетом обратно к машине, слушает его разговоры по телефону и не улавливает смысла. Она в полной прострации грузится на заднее сиденье, краем глаза улавливая кривую ухмылку Лары Кинг в зеркале заднего вида.
***
– Слушай, ты говорил твой сын работу ищет?
Кайл «решает вопросы». Вместо того, чтобы на автопилоте добраться до «Логова» и завалиться спать. Выполняет обещанное, вместо того, чтобы вернуться несколько лестничных пролётов назад, выбить к чертям собственную дверь и взять то, что ему так отчаянно, до зубного скрежета, до зуда в ладонях хочется. Он стоит в дверях своих соседей-пропойц, напряжённо ожидая, когда они соберутся, чтобы поехать с ним в «Приход», вместо того, чтобы сдирать с Кали Рейес одежду. Ведь она была готова. Он видел это по её глазам. Она готова была его «отблагодарить», она почти сдалась под его напором, но именно это его и остановило. Он не хотел от Кали благодарности, он хотел её всю.
«А не дохрена ли ты хочешь, идеалист хуев? Бери и еби, вот навыдумывал!»
Сомнения в голове звучали голосом Коула, Кайл уверен, брат сказал бы именно так, но чем дальше он отъезжал от дома, тем сильнее крепла в нём уверенность. Он всё делает правильно.
В «Логове» суета. На двери висит табличка «Закрыто» – левых людей сегодня не пускают. Кайл толкает дверь, входит в зал, напарывается на пару десятков напряжённых взглядов-игл, пронзающих его насквозь, но узнав его, «Хантеры» расслабляются – Кайл свой. Парни мнутся у барной стойки, невесело бултыхая воду со льдом в стаканах для виски. Кайл помнит, перед «работой» у Хантеров не пьют, а значит, парни идут на крупное дело, для которого мобилизуются все ресурсы.
Он находит брата в оружейной.
– Сегодня? – односложно спрашивает Кайл.
– Ага, – так же односложно отвечает Коул, скурпулёзно пересчитывая патроны для каждого рожка.
Кайл помнит, в такие моменты они с братом меняются ролями, словно превращаются друг в друга: Коул в железобетонно невозмутимого лидера с холодной головой, Кайл – в горячечного психопата с желанием убивать. В тот день, когда они шли на «Шакалов» за то, что их главарь переломал Еве – старшей сестре Риты – пальцы, и тем самым поставил крест на её карьере пианистки, его отрезвляющее «ты добивать будешь или как?» Кайла остановило от непоправимого. Он убил бы, и тогда чёрт знает, где бы сейчас был – может, за решёткой, а может, на том свете.
– Ясно.
Сегодня «Хантеры» решают дела старших. Тот самый транзит, о котором Коул на днях говорил ему. Кайл отворачивается и смотрит чуть в сторону, старательно делая вид, что ничего такого особенного брат ему не сказал и вообще на стене такие причудливые узоры от пуль, но рука уже нащупывает в кармане телефон – Кайл собирается набрать Фрэнка и напроситься в дополнительную смену.
– Так. Вот щас остановись. Серьёзно. Я знаю, о чем ты думаешь, – Коул и в самом деле бьёт не в бровь, а в глаз. Знает, что Кайл в стороне не останется, знает, как тяжело тому разрываться между семьёй и долгом. Коул кладёт оружие на стол и строго смотрит на брата, словно он старше на пяток лет, а не минут. – Не суйся никуда, раз уж соскочил. Выспись лучше, а то как зомби. Всё тихо пройдёт.
Коул в такие моменты даже материться прекращает, фильтрует речь и убавляет эмоции, включает трезвый рассудок. В него какой-то внутренний тормоз вшит, срабатывающий, когда припекает. Кайл таким похвастаться не может, хорошо лишь то, что теперь он плещется в говне другого сорта – там и пострелять не грех, главное, отчёты пиши исправно.
«Имел право».
И призрак Суареса не будет доставать его по ночам. Как и шесть других, застреленнных «на поражение» за все пять лет службы.
– А если нет? – Кайл задаёт вопрос из разряда философских. При их образе жизни один процент форс-мажора при девяносто девяти на стороне благоприятного исхода превращается в пятьдесят на пятьдесят. Они понимают это оба, но Коул продолжает настаивать.
– Тогда тем более. В прошлый раз тебе чуть яйца не отстрелили, забыл? – именно поэтому Коул не стал его предупрежать. Чтобы «как в прошлый раз» не повторилось. Тогда он и поганка Рита по очереди дежурили у дверей реанимации, не зная ни сна, ни отдыха. Коулу такой аттракцион нахрен больше не нужен.
Кайл лишь криво улыбается в ответ, нарочито неспеша топает наверх, чтобы после сделать то, что решил. Как-нибудь продержится ещё двенадцать часов. Коул провожает его хмурым взглядом – он в эту демонстрацию не верит, знает его, как облупленного. Знает, что спорить бесполезно. Когда-нибудь эта двойная игра «я просто присмотрю за тобой» выйдет ему боком. Коул надеется, что брат вернётся в банду, а не сядет в тюрьму.
Плотно закрыв дверь в комнату, Кайл набирает начальника патруля.
– Нам тут распоряжение сверху пришло. Повышенная боевая готовность. Выйдешь, прибавку к премии гарантирую, – сходу информирует его Фрэнк.
– За тем и звоню, – хмуро отвечает Кайл, чувствуя, как внутри начинает ворочаться нехорошее предчувствие.
– Отлично, я знал, что ты не подведешь, – Фрэнк нажимает отбой, и Кайл выходит из «Логова», ничего никому не сообщив. Брат всё ещё копается в оружейной, а больше ему помешать никто не сможет. Да и Коул, в конце концов, не к батарее же его привяжет.
В соседнем супермаркете Кайл покупает четыре банки «Ред Булла», две отпрокидывает в себя сразу, ещё две оставляет на потом – как раз к середине смены начнёт клевать носом. Распоряжение сверху ничего хорошего не сулит. Кайл спешит в участок, чтобы как можно раньше выяснить подробности. Он слепо надеется, что одно с другим не связано.
***
На зарядке остаётся одно деление. Провод от прикуривателя погрыз пёс Эрнандеса, новый они ещё не получили, а родной валяется где-то дома; Кайл сидит в гараже за рулём заведенной полицейской машины и тщетно пытается дозвониться брату. Фрэнк не сказал ему ничего определённого, кроме «УБН и наркота», но и этого было достаточно, чтобы забить тревогу. В городе масштабная операция. Коул ошибся – сегодня тихо по определению быть не может.
Кайл сегодня один, напарник уже в патруле. Тем лучше. Хантер выруливает на шоссе, стараясь как можно скорее добраться до вверенного ему на сегодня квадрата. Придётся объехать его по косой, чтобы намотать нужный километраж, а после держаться ближе к складам. Кайл тщательно прослушивает радиоволну, игнорируя навязчивый стук банок с энергетиком, катающихся по сиденью. Хочется сдуру спихнуть их на пол, отправить туда же сдыхающий мобильник и ебнуть по рулю так, чтобы заорал клаксон, оглушая полусонную округу, но Кайл не даёт воли нервам. От него, психованного, толку не будет.
За строем облезлых, рыжих малоэтажек масляным пятном расползается бледная полоса рассвета. Пахнет прибитым к земле смогом выхлопов и солью, которую ветер пригнал с океана. В рассветные часы район кажется тихим, но Кайл знает, это ощущение обманчиво. Именно в такие часы совершаются самые тяжкие преступления, будто у людей в башках какой-то тумблер срабатывает при виде первых солнечных лучей. Или это лунные циклы так действуют, или ещё какая-нибудь необъяснимая херня. Он снова вспоминает о Кали. О том, что она одна, в его квартире, в его, в общем-то, теперь уже жизни. От этого в груди растекается тепло, словно от порции виски, внизу живота узел закручивается, а к ширинке будто камень привязали. Такое состояние только женской лаской снимается и ничего тут больше не поможет. Кайл лишь надеется, что Кали не придумает очередной сумасбродный повод сбежать от него.
– Внимание всем экипажам! – гремит в рации. Голос диспетчера пинком вышвыривает Кайла в реальность. Он втыкает передачу и едет по указанным координатам, попутно набирая брату смс – звонить сейчас херовая идея, только отвлекать.
Несколько внедорожников Управления стройной колонной проезжают мимо по направлению к центру. Они своё дело выполнили, теперь местным копам, как водится, за ними убирать.
«Чуть что, так «под ногами не путайтесь», а сами как разворошат дерьмо, и нам расхлебывать.»
Кайл видит издалека удирающий мотоцикл одного из «Хантеров». То, что они и брат сейчас в самой гуще событий, сомнению уже не подлежит.
Эти склады и ближайшие к ним территории – депо, район с аварийными и предназначенными на слом домами, заброшенный завод авиакомпонентов и маленький недействующий аэродром, кольцевая развязка с эстакадой, предназначенная для большого грузопотока, которого здесь уже давно нет – изучены братьями с детства, а годы в патруле знания только закрепили. Только вот он не один такой умный – мимо с воплями сирены проносится кто-то из его коллег. Кайл прикидывает, как бы стал уходить сам, надеясь на то что их с братом мысли по-прежнему сходятся. Он ныряет в узкие, пустые проулки, убрав боковые зеркала, чтобы случайно не сбить их – где-то здесь была их давняя вписка, которую они снимали у старого, слепого корейца на чужое имя ещё до покупки «Логова». Они с Коулом тут сто лет не были, да и нечего тут делать – в этих каменных мешках легче лёгкого нарваться на тупик, забор или узкий проход, заваленный гнилой мебелью и мусором. Уходить от погони в этом сраном лабиринте самоубийство. Коул мог забрести сюда, потому что больше некуда – на улицах полно патрульных машин, снуют каждую минуту, не проскочить.
– Мать твою, ну, где ты, а? – на очередной развилке Кайл хватается за телефон. Ничего. Коул не ответил. Экран меркнет у него в руке – телефон окончательно садится. Кайл бросает его на сиденье и сворачивает направо. «Внимание всем экипажам» долбит по мозгам в четвёртый раз, и Кайл вырубает электронику. Он решает довериться интуиции.
Ментальная связь у близнецов есть, Кайл получает этому очередное подтверждение. Нога сама давит на газ, а рука жмёт кнопку на приборке, чтобы опустить боковое стекло, когда он видит тень, спешащую вдоль длинного, бесконечного ряда парадных без единого прогала, в который можно юркнуть от зорких копов.
– Коул!
Фигура жмётся к стене и ускоряет шаг. Кайл подъезжает ближе и понимает что не ошибся. Коул прячется за безразмерной чёрной толстовкой с капюшоном, натянутом на самые глаза, чтобы скрыть забитую цветными рисунками шею и руки, разрисованные до самых фаланг – свои самые особые приметы. Кайл зовёт его ещё раз. Брат, наконец, узнаёт его голос и оборачивается.
Коул упирается лопатками в нишу кирпичной стены, сканирует взглядом округу, прежде чем сделать шаг к машине. Коул дёрганый, он взбудоражен и зол. Уже светло, скрыться негде, сейчас патрули будут тормозить любого, кто им не понравится внешне, а такой, как Коул вряд ли кому-то понравится.
– Садись, – Кайл распахивает дверцу пассажирского сиденья.
– Бля, ты ебанулся? Я в эту шмаровозку не сяду, – брат кричит шёпотом, вытягивая шею из своего укрытия, как зверь, загнанный в угол.
– Садись уже, в этой тачке тебя точно искать не будут, – аргумент резонный. Коул перебежкой пересекает улицу, суёт голову в салон и тут же выскакивает обратно.
– Ты в себе вообще? Тут камер дохуя!
– Не работают камеры. Захлопнись уже, сядь и не дергайся, – резко обрывает его Кайл, выжимая педаль газа, движок нетерпеливо рычит ему в ответ. Улица пока чистая, но стоять и попусту трендеть нет времени – в любой момент сюда может свернуть экипаж. Коул молча ныряет в салон, скидывает капюшон и вытягивает ноги. Чуть расслабляется. В полицейской тачке ему неуютно, но то, что рядом брат, спасает положение. Кайл уже второй раз вытаскивает его из-под носа копов. Херовая тенденция. Словно после ухода брата из банды Коул начал терять осмотрительность.
– Тебя видели? – спрашивает Кайл.
– Не знаю. Нет вроде.
Коул нервничает, разглядывает тачку, тёмно-синюю форму брата, значок, пистолет. Он в чужой стихии, зато Кайл выдыхает и успокаивается. Дело за малым – вывезти брата отсюда.
Он тормозит на светофоре. На соседнюю полосу неспешно подкатывает патрульная машина. Кайл с досады закатывает глаза и еле слышно выдыхает «Блять» – не хватало ещё, чтобы оттуда кто-нибудь вылез с каким-нибудь тупейшим вопросом или того хуже пустым трёпом. За рулём сидит загорелая блондинка с бицепсами – младший сержант Питерсон, которую парни за глаза называют Сарой Коннор. Она утверждает, что лесбиянка, однако, Кайл регулярно получает от неё жирные намёки.
– Рожу отверни от окна, – говорит он брату сквозь зубы. Кайл играет с ней в переглядки, лишь бы её внимательный, цепкий взгляд не задержался на Коуле. Загорается жёлтый сигнал. Кайл широко улыбается ей, и «Сара Коннор», смущённо опустив веки со щеткой нарощенных ресниц, стартует первая. Сработало. Скорее всего, намёки перерастут в открытый штурм, но он справится. В конце концов, не изнасилует же она его.
– Бля-я-я, до чего же страшная баба! – нервно усмехается Коул, тщетно стараясь взять себя в руки. Кайл ничего не отвечает ему.
– Что за хуйня произошла? – Кайл тормозит под эстакадой, когда сверху пролетает вертушка. Её жирное брюхо с эмблемой Департамента проглядывает сквозь бетонные балки и ржавую арматуру перекрытий, словно вот-вот усядется на них, как птица на гнездо. Кайл снова чувствует себя одной ногой вне закона, и это чувство отдаёт пресным привкусом старой привычки, от которой пытаешься избавиться годами. Дрянное, тошнотное чувство.
– Накрыли товар. Копы, УБН, маски-шоу – целый, блять, праздник! Сука, сука! – Коулу хочется разгромить салон, но он лишь пинает днище бардачка до тех пор, пока не слышит характерный пластиковый хруст. – Старшие мне голову открутят.
– Это не твоего уровня проблемы. Ты предупреждал их об агентах? – баланс сохраняется, теперь у Кайла голова холодная. Он помнит, что УБН и ФБР не в компетенции «уличников», слишком высоко те сидят, раздавят, не заметишь как. Но как дерьмо ни называй, оно дерьмом остаётся, Кайл прекрасно понимает беспокойство брата.
– Да, но им же похуй! – Коул берет в руки телефон, читает короткую смс-ку и как-то резко осаживается, словно сдувается. – В «Логово» надо срочно. Парня нашего задели.
Кайл молча давит на газ и везёт брата окольными путями, сверяясь с полицейской волной. Где-то проходит штурм, двое офицеров ранены.
Машину он оставляет на соседней улице. К «Логову» братья движутся короткими перебежками.
– Плесни ему ещё виски.
Слышится с порога, когда они распахивают дверь.
– Да смысл?! Всё уже.
– Скорую надо.
– Нельзя сюда скорую, вы охерели!? Тут копов полная улица, нас всех загребут!
Коул молчит. Он стоит истуканом посреди зала, смотрит и слушает, как его люди спорят между собой, оценивает ситуацию. Пол замазан кровью, вся обивка мягкой зоны пропиталась ей – ребята уложили пострадавшего на диван. Парень в полубессознательном состоянии, ему чуток осталось, без всяких врачей ясно. Скорую сюда нельзя – либо пацан, либо вся банда. Выбор – тяжелейшее бремя лидера. Принятие непростых решений и расхлебывание их последствий – крест, который Коул тащит на себе с пятнадцати лет, с тех самых пор, как они с Кайлом создали эту банду. Люди умирали, но каждый раз – он как первый. Первые два часа ты прикидываешь, как этого можно было бы избежать, потом винишь себя до усрачки за то, что не всё предусмотрел, а потом просто принимаешь всё, как есть, потому что на скулеж и ненависть к самому себе просто не остаётся времени – надо что-то делать с телом, оповещать родственников и так далее по списку. Скорая здесь бессмысленна. Коул идёт к барной стойке и наливает себе двойную.
Кайл не собирается сдаваться. Он бросается к пострадавшему, проводит осмотр – в Академии их учили всякому, и знания не раз приходилось использовать. Пуля, вероятно, пробила желудок и пролетела насквозь – тряпки и бинты из разворошенной аптечки мокрые от крови насквозь. У него у самого уже руки по запястья в ней, но без медиков ничего тут не сделать. Да и поздно уже. Парень синюшно-бледен, на свет не реагирует, взгляд не фокусирует, шепчет одними губами «мама, мама». Кайл предсмертную агонию наблюдал не раз и не два, спутать невозможно. Он встаёт с колен и ищет взглядом раковину – надо бы руки помыть, а то изгваздается в ней весь.
– Да-а, Кайл, хорошо нам ваши подосрали…
Доносится от кого-то из ребят. Кайл слышит в этих словах посыл, мол, хватит хуйней страдать, уходи уже от этих шакалов, не хрен делать там. Им похер в кого палить, похер, что парни с улиц тоже люди, что у них маленькие дети или немощные родители, целиком и полностью зависящее от них, похер, по какой причине они вступили на этот путь. Кругом лицемерие и двойные стандарты – носители значка точно так же могут продать дозу чьей-нибудь младшей сестре, они ходят в бордели, где торгуют малолетками, уродуют заключенных потехи ради и гребут в карманы ценности при обыске. Банда под названием «Полиция Лос-Анжелеса» ничем не лучше «Шакалов» или «Лас Кобрас» – это то, что Кайл видит в каждом взгляде, направленном на его униформу, словно только она и стоит здесь и человека за ней нет.
– У него мать в инвалидном кресле. Блять, что ей сказать?
– Бля-я-ять.
Зал тонет в напряжении, кажется, даже лампы тускнеют, до того оно густое и тёмное. На Кайла уже не смотрят – ребята кучкуются у остывавающего тела и тихо переговариваются, словно пацан спать прилёг и будить его они не хотят. Он делает два шага назад, выходит из бледного кружка света, сливается с темнотой, в которую бар погружен в любое время суток.
– Мне ехать надо, Коул, – он подходит к брату, одиноко сидящему за стойкой, чувствуя вину за собой. Не хочется вот так оставлять его сейчас, а надо. До конца смены ещё пять часов.
– Давай, – бесцветно отвечает брат, закидывая в себя порцию алкоголя вместе с куском подтаявшего льда.
– Позвони мне.
– Ага, если жив буду, – криво улыбается Коул. Кусок льда гулко хрустит у него на зубах, словно не лёд вовсе, а чья-то кость.
Кайл выходит из бара, останавливается на заднем крыльце просто подышать, и плевать, что из мусорного бака несёт. Хочется просто послушать тишину в своей голове.
Состояние мерзкое, хуже некуда, кажется, будто вывернули шкурой наружу и оставили подыхать, а он всё никак. Действие кофеина сходит на нет – усталость, рассеянность, подавленность делают из него хренового работника. До машины остаётся всего ничего, только дорогу перебежать. Кайл с опозданием реагирует на скрежет тормозов – он берётся за ручку двери, когда мимо на бешеной скорости пролетает старый серый седан без номеров.
Автоматная очередь выбивает кирпичную крошку где-то возле его плеч, сильнейший удар в область селезенки выбивает из лёгких кислород, сбивает его с ног, вынуждая сползать безвольным мешком по бочине авто. Больно так, что брызжет из глаз, сиплое «твою мать» ситуацию лишь ухудшает – в боку печёт ещё сильнее. Паника не даёт соображать, Кайл понимает, что на нём бронежилет лишь спустя целых двадцать секунд бессмысленных барахтаний в дорожной пыли. Хорошо, что не в голову – местные «копоненавистники» хреново целятся. Форма здесь, как мишень, а он тут один на всю улицу без напарника, без второго экипажа. На переодевания не было времени, да и мозги были другим забиты, вот теперь получи, распишись.
Свезло, так свезло. Кайл целых двадцать секунд думал, что почти сдох. Как тот парень, чей труп коченеет сейчас в «Логове».
– Твою мать, – отчётливее произносит Кайл, делая осторожный вдох. Всё ещё больно, но профессиональная гордость задета больнее. Проворонил, сам дурак. А мог бы и правда сдохнуть.
Руки ещё дрожат, когда он откупоривает последний «Ред булл». Сердце трепещет в такт – привет, тахикардия, в пустую голову возвращается ясность, подъем и нервное возбуждение сменяют уныние и раздрай. Эффект на голодный желудок наступает быстрее. Нужно дотянуть до конца смены, заехать за соседом в «Приход», снять бабла, чтобы заплатить ему и заглянуть домой, взять зарядник. Увидеть Кали. И уснуть, хоть на заднем сиденье авто.
========== 11. Цель на поражение ==========
Кали просыпается на диване. На чужом диване в чужой квартире. Она хватается за телефон, чтобы узнать время, попутно восстанавливая в голове цепочку прошедших событий. На резкое движение запястье отзывается ноющей болью, на шве выступает бисеринка крови, а на шее будто висит стальной обруч.
«Тут этот коп пришёл, привёл работников, сказал, сам им оплатит, меня за главную оставил. Кали, это норма вообще или как?»
Смс от Нэнси пришла восемь часов назад и восемь же часов назад от неё было два пропущенных – видимо, устала ждать ответа. А Кали спала, да так крепко, что разорвись рядом газовый баллон, она бы не проснулась.
«Да, это норма»
Запоздало отвечает Рейес.
Норма. Пальцы зависают над экраном мобильного. Она не может вспомнить, когда случился этот переломный момент. Когда Кайл Хантер, этот чёртов рыцарь без доспехов, вдруг решил подставить ей плечо и взвалить на себя груз её проблем, и когда Кали решила, что это норма. Она понимает лишь одно – то, что она адски устала и то, что эту помощь ей чертовски хочется принять. Если бы Кайл Хантер вызывал у неё отвращение или внушал опасность, она уже драла бы отсюда прочь, бросив перед этим ключ в почтовый ящик, но он вызывал у неё какие угодно эмоции – изумление, злость, симпатию – но только не отвращение и желание скрыться. Как вызывал их тот же Диего Гарсия.
«Я сам могу решать, кто мне пара, а кто нет».
Его слова несут вполне определённый смысл, но Кали никак не может примерить их к себе. Он ей нравится, но он далёк от неё, словно марсианин. Кали Рейес, плотно связанная с наркокартелем и бандой «Лас Кобрас», плохо представляет себя девушкой полицейского.
«Я решу вопрос».
Он хочет вернуть её к нормальной жизни. Видит Бог, как сильно хочет этого она сама.
«Я решу вопрос».
Как сильно она хочет забыть лицо Гарсии, табачную вонь кабака и месиво мозгов на полу собственной квартиры, но выезжать за чей-то счёт ей не хочется. Раз теперь все карты раскрыты, стоит сесть и спокойно всё обсудить. Остаётся только дождаться Кайла со смены.
У него небольшая квартира: кухня-гостиная, спальня и маленькая комнатка – по плану здесь должна быть гардеробная или кладовка, сейчас же она напоминает Кали склад барахольщика. Стенной шкаф со стеклом забит виниловыми пластинками, они расположены в строгом порядке, по алфавиту и годам выпуска альбомов. Классика рока и блюза – Битлз, Пинк Флойд, Нирвана, Лед Зепеллин – у Кайла весьма неплохой вкус. На столе, рядом с игровой приставкой родом из девяностых, Кали находит пыльную фотографию красивой светловолосой женщины с двумя шкодными, улыбчивыми мальчишками, примостившимися у неё по бокам – наверное, она их мама. Кали отчего-то с горькой усмешкой думает, что вряд ли понравилась бы ей.
Она идёт в душ и неохотно снимает с себя одежду, борясь с желанием оглядеться по сторонам – кажется, что призрак хозяина квартиры наблюдает за ней; кажется, что стены в мелкую мозаику и белое нутро душевой хранят в себе его часть. Момент, когда она ступает босой ногой на дно кабины, кажется ей слишком интимным.
Переодевшись в домашние штаны и майку, Кали идёт исследовать кухню. Мысль приготовить ужин кажется ей самой правильной – не валяться же по дивану бесполезным куском туловища, да и не привыкла она праздно проводить время. Рейес находит вскрытую пачку спагетти в шкафу, в морозилке – куриную грудку. Кали вспоминает, что в её семье любили итальянскую кухню, родная мексиканская была у них не в чести – мама так и не привыкла к остроте и контрасту вкусов, Эмилио не спорил. Кали с удивлением вспоминает все рецепты родом из её прошлой жизни, словно небольшая передышка от гонки на выживание возвращает её к тому времени, в котором она была беспечно счастлива. На этой маленькой холостяцкой кухне Рейес чувствует себя удивительно спокойно.
Она включает телевизор. Криминальная сводка из местных новостей заставляет её отложить нож, оторваться от нарезки овощей и залипнуть в экран.
«Масштабная операция против деятельности наркокартелей… Беспорядки на улице… Жителям Южного Лос-Анжелеса следует по мере возможности оставаться дома… Особое распоряжение Департамента полиции… Трое офицеров ранены, один погиб».
Трое ранены. Один погиб. Кали в безотчетном ужасе хватается за телефон.
«Абонент недоступен».
Она набирает номер Кайла ещё и ещё, следом отправляет смс.
«Ты в порядке»?
Зелёная галочка отчёта о доставке не спешит загораться, пустой серый конвертик неполученного сообщения выглядит безжизненным, безнадёжным. Кали садится на стул и включает телевизор погромче, надеясь, что голос телеведущей сможет перекричать её внутреннюю панику.
Странно. Ещё неделю назад Кали желала ему провалиться, а теперь переживает, ведь он может оказаться одним из тех, о ком говорили в новостях – раненым или погибшим. Кали вдруг понимает, что если его не станет, это окончательно добьёт её.
«Влипла»
На плечах повисает новый груз. Кайл Хантер победил её.
Кали давно привыкла хранить самообладание, несмотря на то, что ожидание сводит её с ума. С каменным лицом она помешивает соус на медленном огне, мысленно составляет планы – протереть окно и убрать пыль с подоконника, полить одинокий кактус с бумажными глазами, насаженными прямо на иголки смеху ради, выбросить мусор, вымыть пол, уйти ко всем чертям в бар, если вестей не будет ещё пару часов. Ей хочется начать обзванивать больницы, съездить в участок, да вот на вопрос, кто она ему, Кали не знает, что ответить. Ей хочется, чтобы он был в порядке. Чтобы он вернулся.
Она слышит осторожный стук в дверь и роняет от неожиданности ложку.
– Кали, это я. – Слышится за дверью, и Рейес хочется орать в голос.
Радость от того, что Кайл Хантер жив, злость на то, что она почти два часа прожила в тупом, безотчетном страхе за его жизнь, смешались в тугой ком противоречивых чувств. Кали понимает, что сейчас, именно в эту секунду наступает её точка невозврата. Веха, после прохождения которой ничего и никогда не будет, как прежде.
– Что с твоим телефоном?! – она распахивает дверь настежь и сразу же нападает на него, рычит, выплескивает на него свой страх, принявший форму ярости. Эта ярость, как защита, как барьер, за который Рейес прячет свои истинные чувства. Стоит лишь задержать взгляд на его лице, на его скульптурных, броских, грубо вытесанных чертах, на его прозрачно-голубых глазах, на его руках, плотно до треска ткани обтянутых проймой рукава, она теряет голову.
– Зарядник забыл. Что-то случилось? – Кайл входит в квартиру, протискиваясь мимо застывшей в дверях Рейес, ненароком задевает её грудью, беспокойно осматривается, словно здесь притаился враг. Он ведёт носом и смотрит в сторону кухни, видит упавшую ложку, сковороду и сотейник на плите, замечает тряпку на полу, резиновые перчатки, сиротливо висящие на ручке пустого ведра для уборки. – Отдыхаешь, да? Не сидится тебе на месте.
Он смотрит на неё пристально, хмуро, с досадой качает головой, отворачивается и начинает перетряхивать диванные подушки в поисках злосчастного провода. Зарядник спокойно лежит прямо перед его носом на журнальном столике, но Кайл не видит его. Он видит перед собой только Рейес, будто у него глаза на затылке. Будто она вокруг него, как воздух, как запах океана, как аромат специй из кухни – никуда не деться, только в окно выйти и крышами уходить, не оглядываясь назад.
Кали делает два решительных шага вперёд, дотрагивается до его спины, до острых лопаток, спрятанных под тканью простой чёрной футболки, чувствует, как напрягаются его мышцы от её осторожного касания. Она целует его первая, встав на носочки, повисает на его мощной шее, потому что мала ростом и не может дотянуться.
– Если это благодарность, Кали, она мне не нужна. – Кайл отстраняет её, собрав в кулак остатки воли.
Он смотрит на её голый живот, виднеющийся из-под завязанной узлом майки, на тёмные следы чужих пальцев на её тонкой шее, на завиток волос, выбившийся из пучка и понимает, что ему всё равно на её причину. Пусть она будет любой, терпеть уже нет сил – он хочет её так сильно, что просто подохнет, если не получит прямо сейчас.
– Это не благодарность, – серьёзно заявляет Кали, глядя ему прямо в глаза.
Она не врёт. Черт, пусть ему это не кажется. Кали целует его снова и он отвечает ей.
Кайл до последнего не забирает у неё инициативу, давая ей шанс отступить, если она передумает – он позволяет ей толкнуть себя на диван и оседлать, содрать с себя футболку, помогает избавиться от майки ей, не напирает, не торопит, хотя куда ещё быстрее – она будто возбуждена не меньше его, движется резко, рвано, кусается, сгребает в кулак его волосы. Она словно с цепи срывается, в ней огня столько, что вспыхнуть можно, как факел – недаром говорят, что все мексиканки горячи.
Сквозь тонкую смуглую кожу просвечивают рёбра – можно пересчитать их все. Он проводит по ним кончиками пальцев, пока Рейес воюет с запутавшейся в волосах резинкой. Хочется что-то сказать, но в лёгких не хватает воздуха – Кали обнимает его так крепко, что в районе селезёнки ноет здоровенный синяк. У неё самой шов на запястье и пластырь под грудью, но она будто не замечает. Волосы щекочут его по лицу, когда она целует мочки его ушей, шею, колючий подбородок, а он думает о том, когда в последний раз принимал душ и чистые ли у него носки. Адски не хочется облажаться ни в чём.
– Что это? – беспокойно шепчет Кали, дотрагиваясь ладонью до сизой кляксы на боку.
– Это… это от пули, – со скрипом вспоминая, как звучат слова, отвечает Кайл. Он целует её в ложбинку груди, выдыхает сладкий запах её кожи, прижимается к ней лбом, ощущая, как колотится у неё сердце. У него у самого в груди грохочет, по венам текут остатки кофеина, адреналином приправленные, только когда заряд закончится, чёрт его знает. Не вырубиться бы в самый ответственный момент, стыда не оберешься.
– Тебе больно, да? – она гладит его по лицу, такая нежная, в её темных глазах, которые вдруг становятся для него ясными, читается тревога, неподдельный страх за его жизнь. Как же он хотел, чтобы она так смотрела на него, даже не верится, что это происходит на самом деле. Кали вся в нём, словно забыла о том, что ей самой больно: словно у неё не пережато горло, не болит шов на руке, не ноет в подреберье. Её страсть с ног сбивает, её отдача будоражит воображение, а ведь они только начали!
– Нет. Нет, милая, нет. – Ему как и ей плевать на всё, Кайл ничего не чувствует кроме острого, до боли в распирающей ширинке, желания взять её прямо на этом старом диване. До спальни он точно не дотянет.
Кажется, он сто лет не видел голой женской груди: щёлкает застежка, и Кали не глядя отбрасывает в сторону кусок бесполезной сейчас тряпки. Хочется просто взять её в ладони, ощутить её вес, гладкость кожи, шероховатость соска под подушечками пальцев. Кали сладко стонет где-то поверх его головы, шумно вытягивает воздух сквозь зубы. Она такая горячая, от каждого её прикосновения печёт кожу, Кайл чувствует, что горит и сам. Он берет её под ягодицы и опрокидывает на спину, стягивает с неё штаны вместе с бельём, берётся за пряжку ремня и вжикает молнией. Снять джинсы полностью уже не хватает терпения. Кали готова полностью, даже проверять нет смысла – суетливо помогает ему, торопится, голодно смотрит на его колом стоящий орган, тянется к нему рукой, чтобы в себя направить.
