Текст книги "Soul(less) (СИ)"

Автор книги: Анна Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Судебное разбирательство проведут без твоего участия. Виновные идут под трибунал, в суде тебя защищает представитель, так что тебе не нужно присутствовать лично. Семьи погибших получили крупную компенсацию, в СМИ дело не просочится. Огласки не будет, – Романофф отчиталась, как по писанному.

Самолюбие задето, репутация подмочена, ещё восемнадцать жизней повисли камнем на шее плюсом к сотням не спасённых во время битвы в Нью-Йорке, после которой из Мстителей и лично из него сделали культ, причём весьма противоречивый. После разоблачения Пирса и компании ту же Романову прочесали вдоль и поперёк и газетчики, и блоггеры, и сраные законники, а она сидит, нога на ногу, и всё ей как с гуся вода, наверняка уже новую жизнь себе выдумала, ведь так легче. А он так не может.

Роджерс ощущал себя не более, чем ряженой куклой на пороховой бочке – один повод, одна зацепка, и в СМИ разорвётся бомба ровно так же, как это произошло с Барнсом. У него перемыта и отполирована каждая кость, каждая шестеренка механизма левой руки, которую от него в панике чуть не отсоединили, да и самого чуть обратно в морозильник не сунули от греха подальше. Этого Капитан, разумеется, не знал, пока сидел по уши в песке где-то на границе с Зимбабве.

– Где Баки? – запоздало поинтересовался Роджерс, стараясь уловить во взгляде, в выражении лица шпионки малейшие изменения. В этот раз он не позволит ей ни лгать, ни увиливать от ответа.

– У себя дома. Твоё ходатайство подписали, – Романофф не соврала, на это у неё нет ни причин, ни приказа. Она бросила недочитанную книжку в мусорное ведро, где, судя по её брезгливо искривлённому ротику, ей было самое место, поднялась с кресла, отряхивая с простых тёмно-синих джинс невидимые пылинки. – И еще. Тебя отстранили от работы на неопределённое время. Отдохни, Стив, ты всё ещё не в форме.

За ней мягко закрылась дверь, и Роджерс отсчитал ровно тридцать секунд, прежде чем содрать с себя датчики, вытащить иглы и разорвать в клочья хрустящее, пропитанное въедливой лекарственной вонью, больничное бельё. Он стянул со стойки регистрации чьи-то забытые «Гуччи», непроглядно чёрные, чтобы скрыть больной, рассеянный взгляд и чёртову слишком приметную личность, скрылся за первым поворотом, растворился в биомассе серых офисных костюмов, большинство из которых ему едва до плеч доставали. Квартира, в которой обитал призрак Джеймса Барнса, затаилась в трёх кварталах от госпиталя, и ноги упорно вели его туда, хотя он чутко догадывался, что легче ему там не станет.

========== Глава 8 ==========

Роджерс пропустил то время, когда дворовое пацаньё утаскивало крышки от мусорных бачков, чтобы выкрасить их в красно-синий и нарисовать посередине кривую звезду. Бездарно проспал во льдах первые комиксы, коллекционные карточки и открытие экспозиции в Смитсоновском институте. Сейчас всё стало куда красочнее, а супергеройскую атрибутику продают теперь в любой сувенирной лавке, и от настоящей её почти не отличить, браво маркетингу. Роджерс смертельно устал удивляться новому, всё больше замыкаясь в себе, а былой героизм и вера, выбитые типографской краской на страницах учебников для старшей школы, остались лишь в памяти, над которой поглумилось чёртово ОБС.

Его чуть не подрезал восьмилетка, со щитом и в шлеме, сделанном под его маленькую голову, малец едва не запутался в капитанских длинных ногах и о, чудо, не узнал своего героя. Цвета национального флага рябили перед глазами, вызывая вполне ощутимый приступ блевоты и раздражая одним своим присутствием в поле его зрения. Даже спустя полвека его имя всё ещё было нарицательным, и никто из тупоголовых обывателей даже не представляет, в какое жалкое подобие себя самого капитан Роджерс превратился сейчас, так что хотелось орать в голос.

Мальчишка пискляво верещал и радостно подскакивал на бегу, следом за ним рассыпалась стайка такой же костюмированной малыши. Качество этого маскарада напрямую зависело от благосостояния родителей – чем дороже, тем круче пацанёнок на районе. Детский городок находился прямо под окнами квартиры Барнса. Злая ирония. Роджерсу было бы дурно смотреть на это каждый день.

Ему открыли не сразу. Стив дважды позвонил и трижды постучал, прежде чем грудную клетку царапнуло беспокойство, а жажда решительных действий вымела из головы здравый смысл и элементарные правила приличия. Когда дверная ручка с хрустом повисла на единственном уцелевшем шурупе, в дверном проёме показалась Морена.

– Стив? – она задрала подбородок и сощурила глаза от яркого коридорного люминесцента.

В квартире Барнса тусклый полумрак, густой сладковатый запах женских духов и секса, лёгкий джаз из айпада. Волосы Морены влажные после душа, на лице – размазанная подводка и остатки съеденной помады, футболка натянута наспех швами наружу. Она посмотрела на него недобро. Ясно, как день божий, что он тут совершенно лишний.

– Мог бы позвонить, – она прошмыгнула мимо него тенью к лестничному пролёту, где следом нарочито громко застучали её каблуки.

Морена не говорила ему ни за одной из бесчисленных, выпитых на двоих чашек кофе насколько сильно прониклась судьбой Джеймса Бьюкенена Барнса. Даже здесь он оказался за бортом, не заслужив и пары слов. Хотя когда вообще они с ней виделись в последний раз?

– Давно это у вас?

– Я в календаре не отмечал, – Барнс лишь плечами пожал, за нечитаемым выражением его глаз таилось равнодушие к только что покинувшей его квартиру женщине.

– Она тебе всё рассказала, наверное? – Морена единственная, кто знал обо всём, что было там. Обо всём, чем не хотелось делиться ни с кем, и забыть, как бредовый сон. Она поддерживала его своим понимающим молчанием через стол тогда, когда всем было глубоко насрать, когда все «друзья» были слишком заняты спасением мира, своих любовниц и собственных шкур. Сейчас она смотрела на него чужими глазами – Стив Роджерс безвозвратно выпал из её жизни, вынудив искать родственную душу в постели его бывшего лучшего друга.

– Мы не особо разговаривали.

Барнс переместился из спальни в кухню, мимоходом выбросил в мусорку партизански затаившийся на подоконнике цветочный горшок с полудохлой фиалкой. В углу возле входной двери лежали приготовленные на выброс репродукции Вермеера и банкетка в стиле рококо с ровно отломанными ножками так, чтобы легче уместилась в мусорный бак. Кто-то дохуя участливый самозабвенно обустраивал его быт, наверняка Наташа или та же Морена, однако Барнсу интерьер казармы был куда ближе.

– Отвлекает, – Джеймс проследил взгляд Роджерса до корзины, где валялось изуродованное халатным отношением растение.

– От чего? От нормальной жизни?

– Ты под шкуру мне залезть пришёл? – Роджерс наблюдал, как тёмный силуэт Барнса лавирует между необтёсанными дверными проёмами, где-то на периферии сознания ощущая, что друг едва ли рад ему больше, чем той груде мусора в углу. – Новую купишь, – Барнс указал металлическим пальцем на выломанный дверной замок, рухнул на диван в гостиной, откупорил бутылку пива, которых там выстроилась целая батарея.

Развороченная фольга презервативов шуршала за диванными подушками, пивная пена шипела сквозь узкое бутылочное горлышко – давно вынутое из холодильника оно было омерзительным на вкус. Джеймс словно сросся с четырьмя цементными стенами, пылью покрылся, продавил диван, истёр кнопки на пульте от плазмы. Ему, казалось, вполне самому с собой неплохо, но Стив с упорством барана бился головой о непробиваемые железобетонные стены снова и снова.

– Бак, я потерял людей, – выплюнул Роджерс быстрее, чем осмыслил сказанное, встал прямо напротив развязно раскинувшегося костьми по дивану Барнса, заслонив ему спиной бейсбольный матч национальной лиги.

В горле пересохло, под гландами кололи тонкие иглы спазмов, а язык нещадно чесался у самого корня. Цепь событий так плотно сомкнулась вокруг шеи, что у него совершенно не было времени притормозить, осмыслить тот чёртов эпизод и последующее, наглухо безнадёжное отстранение от дела – единственного, что ещё держало его на плаву. Роджерс не думал жаловаться на свою хуёвую судьбу, вымаливать сочувствие или просить успокоить ему совесть парой простых предложений. Он просто хотел поговорить, как раньше, будто они всё ещё старые друзья. Как чёрт подери, давно он этого хотел, и как всё это безнадёжно несбыточно. Даже имея сверхспособности, он не мог повернуть время вспять.

– Я наслышан, – Барнс вытянул шею, тщетно пытаясь заглянуть за капитанскую широкую спину на судейский свисток. – Дерьмо случается.

Телевизор безостановочно брешил. Как хорошо, что эта одупляющая коробка стоит в капитанской квартире бесполезным реквизитом обывательской жизни, которую он демонстрировал внезапно заблудшим на огонёк соседям, иначе заработал бы себе нервный тик и заикание. От этой блядского ящика поднимались все нервы. Звуки орущих болельщиков, долбоебическая реклама и зудящий голос комментатора вынуждали сжимать кулаки в тщетных попытках взять себя в руки. Состояние бесконтрольной ярости, требующей незамедлительного выхода, неумолимо возвращалось, и Роджерсу становилось страшно. Он не знал, когда его накроет – здесь, на улице или дома, не знал, когда на него снова рухнет небо, а мысли совьются в кучу копошащихся под черепной костью червей.

– Восемнадцать солдат, – когда вырванный из металлических пальцев пульт затрещал в ладони, тогда Барнс-таки соизволил поднять на капитана взгляд. Пустой, мутный и вылинявший от времени и пережитого, данного судьбой не по силам. Стив под этим взглядом неосознанно шагнул назад, уперевшись копчиком в край столешницы. В этом крохотном пространстве сердце болело не у него одного.

– В первый раз, что ли?

– Представь себе! – безупречные операции, ни одной потери за два года работы на грёбаный «Гидрощит». Лишь один из «Ревущих» сорвался с поезда в сорок третьем, но теперь он снова здесь, напротив, собрал конечности в кучу, сел прямо и смотрит на него так, будто спросит сейчас «Что ты опять натворил, сопляк?». В пустой грудной клетке рыщет стылый ветер, заставляя сжиматься сердечную мышцу и разгонять загустевшую от холода кровь. Он не спросит, не хлопнет по плечу и заведёт сто раз перетёртую армейскую байку, чтобы отвлечь его от очередного сеанса самобичевания. Баки Барнс закрыт наглухо, и каждый теперь сам по себе.

– Ну, всё однажды случается впервые. Это надо пережить, – Барнс рассуждал пространственно, будто погрузился в свои отрывистые воспоминания о бурном прошлом, где потерь было ни мало, как и целей. – Все совершают ошибки. Нельзя быть совершенством.

Вокруг него били невидимые электрические разряды, они скручивались в тугое силовое поле, не впускавшее чужеродные элементы ближе, чем на расстояние удара. То, что попадало внутрь – сгорало в пепел, и Роджерс явно ощущал себя тем чуждым субъектом в его личном, с трудом отвоёванном пространстве. Даже чёртова Морена нашла лазейку, а Стив не нашёл. Он не знает этого человека, он не знает, где за этим одуревшим от потерь и пережитого взглядом тот мальчишка из Бруклина. Где за этими давно не стрижеными патлами и запущенной до неприличия щетиной сержант Барнс, его Баки, его брат – единственная нить, соединявшая капитана Роджерса с собой прежним. Их двое на паре десятков квадратных метров гостиной, но Стив был один. Совершенно один.

– Ты так меня ненавидишь? – сорвалось с языка против воли. За привычку говорить, что на уме, а потом думать над последствиями Роджерс не раз получал по морде в бытность тощего астматика, но в этот раз Барнсу лень было чесать об него кулаки за очередную истерику и дерьмовые вопросы. Бессмысленно, да и хватило уже.

– Я тоже терял людей.

– Они работали на «Гидру».

– Тогда они были моими людьми, – Барнс повысил голос на полтона, этого хватило, чтобы завести самого себя с пол-оборота. – Не пойму, по какому поводу ты мне вот сейчас концерт устраиваешь? Тебе самому не надоело в героя играть? Отпусти себя хоть немного, хватит уже на себя вину вешать за всё.

– А ты разве не тем же занят?

– Мне плевать. И тебе должно быть тоже.

– Это не правда. Ни хрена не правда. И если тебе наплевать, то мне – нет!

– Сейчас ты обманываешь только себя, Роджерс. Хреново выглядишь, кстати, – Джеймс оценил его полубезумный вид, скептично бровь изогнул, будто от Романовой нахватался этих привычек, а у неё каждый взлёт бровей – знак, код и руководство к действию. – Ты у врача давно был?

У Роджерса, напротив, желание от бессилия набить ему рожу росло в геометрической прогрессии, а колкое бешенство зудело где-то посередине спины. По нарастающему тремору в пальцах легко предсказать очередную паническую атаку, к гадалке не ходи, а времени с последней инъекции прошло куда больше, чем обычно. Капитан вымелся из гостиной, пока не пострадала безвинно ни окружающая спартанская обстановка, ни сам Джеймс Барнс с его охуеть какой великодушной отзывчивостью и заботой.

В тот день, когда он встретил Дэйзи, те семеро нарвались на него сами, почуяв, что заблудшему бродяге с полупьяной походкой легко вывернуть карманы. В ту ночь они непоправимо ошиблись. В ту ночь его внутренний надрыв и бешенство впервые приобрели осязаемые формы. В ту ночь он впервые почуял кровь, чужой страх и безнаказанность, возможность творить справедливость самому, минуя бесчисленные инстанции, ощущать собственную власть и превосходство перед мразью, которую не исправит ни тюрьма, ни совесть. Если это Моро достал с самого дна его подсознания, то Роджерс отчасти был ему благодарен. Семьдесят лет считаться попавшим без вести, а потом снова исчезнуть, на год, растянувшийся на тысячелетие, чтобы снова, снова и снова шоркаться по улицам в глухом одиночестве, потому что выпал к чёрту из жизни. А за это он будет ненавидеть Моро до исступления, пока собственными руками не вытащит ему позвонок за позвонком.

Из под тяжёлых, пепельно-серых туч кровавой раной выгрызался закат, яркий до рези в привыкших за день к чёрным стёклам глазах. Смог, порывистый ветер и серая хмарь на небе преследовала его по пятам, капитан словно привёз с собой на хвосте самолёта дерьмовую погоду. Сквозняк шарил под курткой и пробирал до костей, но ему не холодно, его снова плавил болезненный жар, неумолимо подбираясь к сорока по Цельсию. Сердце колотилось у горла нарастающей тахикардией, а по венам текла густая лава, сворачивая болезненными спазмами затёкшие от безделья мышцы.

Пойти бы в спортзал, скинуть скопившееся напряжение, иначе первый несчастный, случайно задевший его плечом в толпе, заплатит переломанной в трёх местах ключицей, но душа наизнанку выворачивалась от одной лишь мысли. Давление людской массы выбешивало, узкие шпили высоток, уходящих в далёкую небесную перспективу, угнетали. Незатыкающийся визг клаксонов, вой полицейской сирены, грохот рекламных слоганов из кофеен, лязг покрышек, звон битого стекла в переулке и ругань за поворотом – он медленно сходил с ума, а челюсти стиснулись до хруста зубной эмали. Все свалилось на голову лавиной, все слишком сразу и слишком много – Африка, отстранение, Барнс с его похуизмом и стылое, беспредельное одиночество.

«Дэйзи» в телефонной книге царапнуло сердце, и «Номер недоступен» сухим механическим голосом вгрызлось в мозг, воскрешая истертые до прозрачности воспоминания. Одиночество сейчас невыносимо. В любой другой, мучительный в своей одинаковости день, но только не сегодня, а она въелась в подкорку своей терпкой близостью, которую не разрушило время, и туда, где ему однажды сказали, что любят, хотелось вернуться снова.

Роджерс ни разу с ней не связался, пока был в командировке, но она незримо присутствовала в его жизни, ведь такие вещи не говорят просто так и забыть о них не так просто. У него была его женщина, и пусть он не знал, что она месяц засыпала с телефоном в руках, успела закурить и бросить, провалила экзамен и восстановилась на другом факультете, и со своих пятидесяти кило на нервной почве сбросила еще пять. Сигнал маячка указывал на ближайшую к городу свалку мусорных отходов. Спустя три месяца ожиданий и нервотрепки – адским коктейлем из стыда, чувства вины и жалости к себе, она избавилась от всего, что хоть как-то напоминало о нём. Роджерс, разумеется, не знал и этого.

Окна её квартиры зияли тёмными провалами, окружённые ржавыми светляками соседних, будто мёртвые. Живёт ли она здесь ещё или съехала давно – неизвестно. Чёрные, безмолвные своды ночного неба давили к земле беспощадной гравитацией, когда капитан примостился на бездомным псом на ступеньках у её подъезда, назло брюзгам-соседям. Увидеть Дэйзи необходимо, как глотнуть спасительного кислорода, и лучше просидеть здесь до рассвета, чем бросаться на стены осточертевшей конспиративной квартиры или нарываться в подворотнях – на это нет ни сил, ни желания.

Он провалился в полубредовый транс, который сном не назвать, когда такси тормознуло у обочины, высадив загулявшую допоздна парочку, и сквозь чёрно-красную пелену, замутившую рассредоточенный взгляд, Роджерс разглядел один знакомый силуэт.

========== Глава 9 ==========

Комментарий к Глава 9

Не очень люблю саунды к главам выкладывать, но тут решила изменить правилам.

Nero – Into the Past

Она изменилась. Высохла, истончилась. Волосы отросли ниже плеч, а об заострившиеся скулы, казалось, легко порезаться. Дэйзи повзрослела, жизнерадостно щебечущая пташка превратилась в молодую женщину, у которой есть, что вспомнить и есть, о чём промолчать. Много бессонных ночей ей стоило взять себя в руки, но она решилась жить дальше, и принимала ухаживания без особого трепета, растеряв по дороге веру в мужчин. «Всё проходит, пройдёт и это», – Элис оказалась мудра, несмотря на невысокий ай-кью, и чертовски права. Человек – блядское создание, а психика его устроено хитро, дерьмо стирается из памяти быстро, отпечатываясь на подсознании не проявленной фотоплёнкой, чтобы потом снова и снова с виртуозностью балетного плясуна наступать на одни и те же грабли.

Она теперь больше молчала, чем говорила, и общество прилизанного полупидорка из мажоров, который вывалился за ней из такси, стояло ей поперёк глотки, это заметно даже через улицу. Дэйзи сдержанно улыбалась, когда он заливался смехом и разорялся шутками-самосмейками, вовремя отворачивалась, когда слишком пристальный взгляд глаза в глаза наверняка мог окончиться поцелуем, в сотый раз тянулась в сумочку за ключами, когда парень брал её тонкое, хрупкое, как сухая ветка, запястье. Она стала слишком разборчива, чтобы торопиться, и горькое послевкусие от не случившихся отношений с капитаном всё ещё отравляло ей молодую, полную надежд, жизнь.

Платье слишком в обтяг, Дэйзи дёргала лямки и неуклюже оправляла юбку, чтобы не выглядеть уж слишком сексуально (опять же спасибо Элис за её изуверский, полусельский вкус!), когда спутник решительно обнял её за талию. Дэйзи бессознательно отступила, но позади лишь бордюр и проезжая часть с ленивым и нескончаемым потоком машин. Что терять, всего лишь поцелуй, всего лишь очередной эпизод или шанс вернуться в русло нормальной жизни, ведь парень не так уж плох – семья, статус, перспективная должность без длительных командировок, а одиночество давило бетонной глыбой, заставляя бултыхаться в болоте воспоминаний, без шанса вынырнуть живой и не захлебнуться.

Всё произошло слишком быстро. Дэйзи почти поддалась минутной слабости, когда чья-то безумная тень выдрала субтильное тело ухажера из её личного пространство, бросила на асфальт, как щенка, двинулась на него, отползающего в панике, быстро, по-военному чеканя шаг. Она не узнала Роджерса в натянутом по самые глаза капюшоне, пока он не скинул его резким движение руки.

Здравый смысл благополучно оставил воспалённые мозги, подначивая гада, извивающегося дождевым червём по асфальту в тщетных попытках подняться на ноги, схватить за воротник и приложить лицом к асфальту до характерного хруста носовых хрящей. Козла, позарившегося на его женщину, хотелось размазать по дороге ровным слоем, Роджерс балансировал на грани очередного срыва, занося ногу над пропастью – убийство гражданского по личным мотивам стало бы очередным шагом в бездну, из которой уже не выбраться.

Толпа зевак медленно сползалась на узком пятачке земли под окнами Дэйзи – что скажет на это Фьюри, что сделает Моро, когда чьё-то видео вылезет на ютубе прямым доказательством его неадекватности? Он не мог об этом думать, он не мог думать вообще, чека давно сорвана, и рука молотом отбивала несчастному почки. Лишь что-то необъяснимое кололо булавкой в районе затылка, заставляя медлить, растягивать время, бить в полсилы, цепляясь за ускользавшее чувство реальности из последних сил.

– Ты убьешь его! – да, чёрт возьми, всего один решающий удар, и он бы его нанёс, если бы она не бросалась ему под руки, рискуя знатно получить, и получая, когда Роджерс отпихивал её подальше, чтобы не мешалась.

– Жалко, да?! Жалко? – Стив, наконец, выпрямился, вытирая кровь с костяшек прямо о штаны, пока парень выплёвывал из разбитого рта матюги вместе с кровью и осколками зубов.

Роджерс посмотрел на неё в упор. Чёрное кружевное платье, и вырез слишком глубокий, и эти блядские красные губы, которые она выкрасила уже не для него. Её хотелось поднять над почвой и встряхнуть в порыве бессильной ярости, намотать на кулак уложенные волнами волосы, сделать ей больно физически так же сильно, как сильно она поранила ему душу своей изменой. Ещё одно впервые в этой грёбаной жизни, самое омерзительное, самое болезненное.

– Так ты ждешь меня? – Роджерс кивнул в сторону её дружка, который сидел на заднице ровно, и с трудом, сгибаясь от боли и путаясь в подкладке пиджака, шарил по карманам в поисках телефона.

– Да ты охренел! – Его голос отравленным жалом проникал ей под кожу, подначивая закипать и заводиться с пол-оборота, она со всей силы толкнула его в грудь, заставляя Роджерса непроизвольно шагнуть назад. Её глаза пылали гневом, она часто дышала, захлёбываясь протравленным выхлопными газами воздухом и несправедливостью обвинений. – Ты в курсе, сколько времени прошло?! Одна смска, один чёртов звонок! Разве это так сложно?! Господи!

Дэйзи закрыла лицо руками, в невольном, отчаянном жесте стараясь отгородиться от всего, что здесь сейчас происходит. Он изуродовал ей душу и украл право выбора, выбил почву из под ног и отправил в глубокий нокаут, заставив мучительно долго искать себя прежнюю, и с ужасом понимать, что найти не может. А ведь она наивно, по-детски надеялась, что у них всё получится! Его теперешняя жестокость отталкивала, полубредовый, блестящий от бешенства взгляд пугал, Дэйзи инстинктивно пятилась к полотну двери парадной, когда Роджерс снова попытался сократить между ними расстояние.

– Дэйзи, отойди от него, я вызову полицию! – прохрипело на уровне земли, парень набирал на сенсорном экране девять-один-один, промахиваясь по кнопкам и пачкая дисплей кровью.

– Не надо полицию. Езжай домой, всё в порядке, – солгала Дэйзи, стремясь избежать огласки и последующего скандала, который обернётся ей и её семье неизбежными проблемами, но голос предательски дрожал, выдавая её «всё в порядке» за «полный пиздец».

– Всё в порядке, мать вашу?! – Её спутник устаканился на ногах и раскинул в стороны руки, демонстрируя драный, залитый кровью костюм от кутюр и подправленное железобетонным капитанским кулаком лицо. Роджерс метнулся к нему, выдрал из его рук телефон и отправил в ближайшие кусты трёхочковым броском.

– Пошел вон или я убью тебя, – подействовало убедительно, неудачливый ухажёр нырнул в первое же подъехавшее такси и скрылся, подло оставив Дэйзи один на один с её огромной проблемой, которая цепко схватила её под локоть и потащила к подъезду. – Нам надо поговорить.

– Нам не надо говорить! – зло отчеканила она, безуспешно выдергивая руку из крепкого захвата. Давно не смазанная дверь парадной гулко скрипнула у неё за спиной, а консьержка спала с открытыми глазами, совершенно не замечая возни на этаже. – Не трогай меня. Уходи, слышишь! Уходи, иначе я действительно вызову копов!

– Почему, мать твою?! Почему? – Почему всё это происходит именно с ним, почему столько дерьма в минуту падает на него одного? Всё грёбаное, глумливое мироздание предстало перед ним в лице хрупкой девчонки, попавшейся под горячую руку. Её беззащитность, её недоказанная вина перед ним подначивала сорвать на ней всю злобу, потому что она вряд ли сможет сделать ему ещё больнее.

– Блять! – На риторический, заданный в сумеречное, затхлое пространство коридора вопрос, Дэйзи лишь глаза распахнула шире. Неужели прикидывается или правда спятил в конец?! Она не могла кричать, только шипеть и выплёвывать ругательства, когда Роджерс раз или два впечатал её в стену возле двери её квартиры, будто выбить пытался из неё ответ.

Нецензурщина, слетевшая с этих прелестных губ, будоражила воспалённый разум и бередила воспоминания. Кто бы мог подумать, что эти слова однажды начнут его возбуждать, а не вызывать раздражение и желание вымыть рот с мылом всякому, кто посмеет выругаться в его присутствии. Ладони крепче сжимались на худых руках, а заточенная в них, не выплеснутая ярость отчаянно требовала выхода. Боль предательства скручивала тугой ком в районе солнечного сплетения, а жажда отмщения переплелась в уродливые, изуверские формы с желанием снова сделать её своей.

– Я вообще не знала, жив ты или нет! Я газеты скупала пачками, а в сети какой только херни не понапишут! Что я должна была делать?! Что, мать твою?! – она больше не сдерживалась, накал эмоций на квадратный метр пространства увеличивался в геометрической прогрессии, грозясь взорваться и угробить обоих под обломками. – Уходи. Уходи по-хорошему, Стив.

Тогда он впервые ударил её. Аргументы закончились, свои права на неё он давно проебал, и рука сама дёрнулась от её лица, будто обожжённая. Надо же стать такой опустившейся сволочью! Разум вопил сиреной – Капитан Америка посмел ударить женщину, и руку эту захотелось отгрызть себе своими же собственными зубами, как только он увидел её полный ужаса взгляд. Дэйзи замерла, прижала ладонь к покрасневшей щеке, не произнесла ни звука, ошалевшая от его поступка.

– Дэйзи, – шёпот срывался на хрип, когда он отнимал ладонь от её лица, чтобы загладить лаской алый след своего безумия, но она лишь брезгливо головой мотнула.

Её терпкие духи оседали горечью на трубке гортани, а тепло столь близкого тела до удушья вынимало все нервы, выжигало остатки самообладания, контрастом к её полному льда взгляду. Каждая клетка организма напряжена до предела, до судороги мышц, до сухости в горле, Роджерс, слепо подчиняясь зову природы, вжимался в её мягкий живот мгновенно затвердевшим органом. Он готов был поклясться, что ощущает каждую хитро выплетенную нить узорных кружев, которыми отделано её невозможно соблазнительное платье, настолько обострились чувства.

– Пошёл вон, – одними губами произнесла она, выдавливая его из интимного пространства, которое теперь будет свято от него охранять и, пожалуй, сменит до кучи квартиру, чтобы больше никогда и нигде с ним не пересекаться. Дэйзи не собиралась льстить его самомнению, признаваясь, что после него так никого к себе и не подпустила, пусть думает, что не один такой неповторимый. Она не ощущала ни страха, ни паники, лишь раздражение, злость и отголоски былого смятения от близости когда-то желанного мужчины до тех пор, пока Роджерс не вынул из бокового кармана её сумочки ключи от квартиры с ловкостью уличного карманника.

Стив мог выбить дверь голыми руками, но выломанный замок не спас бы их от случайных свидетелей и заблудших на шум соседей, но оказавшись за порогом утопающей впотьмах прихожей, он перестал отдавать отчёт своим действиям. Пока Роджерс тащил её до гостиной и включал телевизор на полную громкость, Дэйзи вырывалась на пределе сил, не допуская в потрясённый разум мысли, всё ещё не осознавая, куда всё это ведёт. Она не могла кричать о помощи – голос пропал, а язык застыл во рту, словно каменный. Позже она поймёт, что так на её организме сказывается шок.

Треск разрываемой ткани перебивался воодушевленным рассказом о спаривании китов по кабельному каналу, вырванная с мясом молния оставила на нежной коже спины бордовые отметины – Роджерс не старался быть аккуратным, когда бесповоротно понял, что взаимности не добьется. Он целовал её в плотно сомкнутые губы, пальцами раздвигая ей челюсти, пока она не поддалась и от души не укусила его за нижнюю губу. Характерный, мерзкий хруст и привкус металла на зубах – Дэйзи прокусила её насквозь, а резкая, острая, как игла боль, лишь подстегнула его решительность.

Простейшая подсечка, и Дэйзи свалилась на пол, путаясь в разорванном кружевном тряпьё, в последней попытке спастись, схватилась за ножку кофейного столика, с грохотом опрокидывая звенящую мелочугу из сувениров, журналов и недомытых Элис чашек, пока Роджерс не прибил её к полу всем своим весом.

– Приди в себя, Роджерс! – выплюнулось из легких, и огрубевшая ладонь плотно закрыла ей рот. Дэйзи ощутила на оголённой спине его дыхание на срыве, почувствовала, как под остатками юбки разорвались и съехали до колен чулки, как тонкая ткань белья выдралась с тела одним движением, оставляя после себя саднящую боль и ещё пару вспухших бордовым полос.

Она была не готова к столь грубому вторжению, сухая и зажатая до мышечных спазмов, а её горячая узость только подзадоривала толкаться глубже, резче в такт её надрывным всхлипам. Дэйзи инстинктивно пыталась выползти, сжимая в ладонях край коврика, пальцами неосознанно выскребая из него длинные ворсинки, вперемешку с хлопьями пыли, на которых она пыталась сосредоточиться, чтобы отвлечься от боли, дождаться, пока Роджерс, наконец, натрахается и не сойти при этом с ума.

Не прошло и двух минут, сперма обожгла воспалённую слизистую, стекая на молочно-бежевый ворс ковра, оставляя на нём влажные следы похоти вперемешку с розовостью лопнувших внутри Дэйзи капилляров. Капитан Роджерс времён сороковых крючился в агонии за бетонными перекрытиями в той наглухо забитой части сознания, которая ещё могла отвечать за свои поступки. Новому Стивену Роджерсу этого было катастрофически мало.

Он позволил ей отползти, заправил член в штаны и стащил с себя толстовку, в которой после всего жарко стало до одурения. Роджерс не смог подняться с пола, пока белый крашеный потолок не стал давить на сетчатку. В ушах звенело, а грохот крови в висках вперемешку с безостановочным пиздежом из телеящика заставил пару раз удариться затылком об каменную кладку, пока отрезвляющая боль не вынудила подняться коленками в пол и увидеть дело рук своих. Её голые, стёртые в ссадины колени и острые, как срезанные крылья, лопатки заставляли мятущееся под горлом сердце качать кровь с перебоями, а совесть заснуть в глубоком трансе, за гулкой пустотой черепа, будто последние мозги утекли за резинку трусов. Стив не понимал, что натворил, и до скрежета зубов не хотел ничего понимать. Не сейчас.