Текст книги "Soul(less) (СИ)"

Автор книги: Анна Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Её тело хрупкое, чувствительное, Дэйзи протестовала, и красивое личико морщилось от боли, когда он слишком сильно сжимал её мягкую грудь, когда слишком больно кусал плечи, шею и маленькие, твёрдые полукружия сосков. По-блядски выгибалась дугой под его горячим языком, пока он прокладывал себе путь от плоского живота до аккуратно выбритого лобка и насквозь промокших трусиков.

Её глаза туманило желание, болезненно нарастающее от каждого его прикосновения. Невнятный опыт не в счёт, Роджерс следовал инстинктам и скудным познаниям женской физиологии, пробуя на вкус её возбуждение, а Дэйзи сходила с ума под его пальцами и губами, теряя связь с реальностью. Терпкое удовольствие от мимолётного обладания не шло ни в какое сравнение с постепенным, нарастающим наслаждением от прелюдий, а видеть и ощущать, как ей хорошо под ним, и что он делает всё верно, раскидывало кипяток по венам, по каждой клеточке тела, которое и без того каждый грёбаный день плавил болезненный жар.

Стив решил искупить свой промах по полной. Дэйзи шумно вдыхала сквозь сжатые зубы, раскрывалась, подставлялась, до боли сжимала волосы на его затылке, чтобы в следующую секунду распрямиться стальной пружиной оргазма, закусывая свою ладонь, заталкивая обратно слишком громкие для многоквартирного дома крики.

Он вошел в нее резко, когда последние мышечные спазмы внизу живота ещё не утихли, вызывая новую волну, слишком невыносимо, пыточно яркую, что Дэйзи неосознанно отстранялась, тщетно выворачивалась из плотного кольца его рук. Её сдавленные стоны в такт толчкам подначивали двигаться ещё быстрее и глубже, поднимать её ноги выше, почти себе до плеч, становиться на коленки перед её распластанным по постели телом, чтобы кончить ей на живот и на грудь, достигая развязно подставленной шеи. Острое удовольствие стискивать ещё твёрдый член в кулаке, выжимая последние капли и смотреть, как она касается пальцами густых, терпких следов семени, размазывает их по телу, будто снова заигрывает с ним, пока они не застывают саднящей коркой на коже.

– Теперь точно пора в душ, – она в ответ молчала, лишь улыбалась и, как кошка, тянулась, чтобы размять мышцы и показать одуряющую красоту своего тела, томную, ленивую после соития. Роджерс поднял её с постели и рывком закинул себе на спину, а она такая лёгкая, что с нею на плечах можно сделать десяток подходов со штангой.

– Я боюсь высоты! – воскликнула она, выплёвывая из лёгких последний воздух, и Роджерс шутки ради едва не уронил её по дороге, подхватив над полом в самый последний момент. Дэйзи отчаянно сопротивлялась, смеялась и чем-то там грозилась, пока он ставил её на дно ванной и закрывал за собой пластиковую перегородку, сужая пространство до минимума, вталкивая её в холодную кладь плитки, чтобы начать всё заново.

Роджерс на ощупь вывернул краны. Пространство заполнилось шумом воды, заволоклось паром, пока Стив заставлял её прогибаться в спине, наклоняться ниже, грубо подстраивая под себя, сжимая упругие ягодицы до бордовых отметин. Он имел её быстро, резко, ничуть больше не заботясь о её удовлетворении – своё она уже получила с лихвой, а Роджерс с каждой секундой всё острее понимал, что останавливаться не хочет. Узкая спина, изящный прогиб поясницы, хрупкие рёбра, поломать которые можно одним неосторожным сжатием ладони – проще, чем крылья бабочке оторвать. Она давала самозабвенно, компенсируя с лихвой свою неумелость, маленькая, сладкая девочка с задатками первосортной шлюхи, осталось только направить её способности в нужное русло.

Ощущение власти над ней, многократного превосходства в силе открывало безграничный простор для самых смелых фантазий, экспериментов с формами и способами обладания желанной женщиной. Возможно, так обозначалась обыкновенная похоть, впервые поддаться которой ему выпало лишь сейчас.

Если бы задохлику из Бруклина когда-нибудь и дали, то только из жалости. На таких, как Дэйзи, в те беспросветные времена оставалось лишь неистово дрочить под одеялом так, чтобы не спалиться перед мамкой, а днём ходить мимо, гордо расправив тощие плечи. Но после эксперимента жизнь слишком часто и злобно над ним глумилась, посылая испытание за испытанием, в перерывах между которыми Роджерс просто элементарно не успевал наладить личную жизнь. Из разрозненных, бессвязно метущихся по черепной коробке мыслей, он пытался вычленить хотя бы призрак той нежной, трепетной влюблённости, которую испытывал к Пэгги Картер, но тщетно. Шлепки мокрых тел и капли, сбегающие водопадом вдоль её спины, заставляли мысли растекаться, бултыхаться в поджатых яйцах, подначивая оторваться на девчонке за все бесцельно прожитые годы.

На палец, проникающий в тугое кольцо мышц, Дэйзи отозвалась мгновенным напряжением всего тела, но сопротивляться не посмела. Как чертовски заводила эта её податливость, беспрекословность, а лёгкое недовольство так вообще срывало тормоза. Хотелось иметь ее везде, куда можно и нельзя, а всё, что нельзя хотелось проделать с удвоенным рвением.

– Я не хочу. – Наверное, он слишком расслабился, потерял концентрацию, потому что Дэйзи непостижимым образом вывернулась из крепкого захвата, оказалась с ним лицом к лицу. Прищуренный, строгий взгляд заволочен туманной дымкой – желания близости у неё, казалось, ничуть не убавилось. Она сама потянулась за поцелуем, встав на носочки, смело притянула его к себе за шею, требуя нежности взамен грубого сношения. Роджерс ответил ей, кусая её припухшую нижнюю губу до удивленных вскриков боли, до железного привкуса крови во рту, врываясь в её рот, сталкиваясь зубами, поднял её, усадил на себя, рискуя знатно навернуться на скользком дне душевой.

– Я люблю тебя, люблю, люблю! – в порыве выкрикнула Дэйзи, содрогаясь от мышечного спазма, предвестника очередного оргазма.

Волна холода прошила позвоночник, отзываясь колючим нытьём костей от темени до поясницы, Роджерс едва не отцепил руки, позволив ей ссыпаться сломанной куклой на пол. Её тело ещё содрогалось, и дыхание срывалось на тихий скулёж, когда Стив сжал в кулаке её волосы, задрал ей голову и заставил смотреть себе в глаза.

– Враньё, – тон слишком ледяной, слишком спокойный для его положения, когда он всё ещё был внутри её влажного, горячего организма.

Она ни черта о нём не знает. Все, что может быть в этой маленькой, милой головке, ограничено тремя общеизвестными, однобокими понятиями – герой, щит и продушенный нафталином костюм в экспозиции музея. О нём настоящем не знает никто, даже Барнс забыл или просто вспоминать не желает. О том, чего ему всё это стоило, и в каком болоте дерьма он увяз по самое горло и продолжает вязнуть, это создание не имело ни малейшего понятия. Её немое восхищение вызывало отторжение – нынешний Роджерс не считал себя достойным его, а её доверчивая наивность манила разбить её об острые угли реальной жизни.

Она замолчала, а удивление и растерянность на дне её глаз сбились глубоким, болезненным толчком, потом другим и третьим, после которых Роджерса накрыло, и в голову ударило до потемнения в глазах. Острый, бесконечно долгий оргазм заставлял сбиваться дыхание и упирать ладони в мокрую плитку, опустошаться прямо в неё, наплевав на предосторожности.

– Чёрт! – Дэйзи злобно посмотрела на него. После первого их раза, тогда, на улице ей пришлось заехать в аптеку, и от выпитой капсулы ей неделю было мучительно плохо – побочных эффектов в ней было больше, чем положительных результатов. Делать это ещё раз она совершенно не хотела.

– Что такое? Ты же любишь меня, значит должна хотеть от меня детей! – с каждой секундой высокий градус атмосферы в крохотном закутке ванной падал, стремясь к абсолютному нулю, и Дэйзи отчаянно искала в этом вмиг похолодевшем взгляде отголоски благородного, обходительного капитана, которого ей так отчаянно хотелось в нём видеть. – Или я чего-то не понимаю в этой жизни?

– Да ты не в себе, похоже?! – если столь резкие перемены её и пугали, то она храбро не подавала вида, всё ещё надеясь, что это какая-то дурная шутка. Голос Роджерса отравлял слух ядом, пропитавшим каждое слово, а руки болезненно сжимались на талии, оттягивая кожу, словно хлопковую ткань простыни, и она вот-вот треснет по швам.

– Или тебе просто льстит моё звание? – кулак прилетел в плитку возле её головы, оставив на ней сколы и полосы, Роджерс вымелся из душевой кабины, едва не снеся хлипкую пластиковую перегородку, и даже дверь за собой не закрыл. Дэйзи лишь закусывала губу, вывернув смеситель до температуры арктического льда, чтобы собрать себя в кучу.

========== Глава 6 ==========

Дэйзи неслышно выбралась из ванной, кутаясь в громадное, махровое нечто, которое Элис стащила с какого-то отеля и гордо теперь именовала полотенцем. Сердце заполошно билось по грудной клетке, ведь за всё то время, что она провела рядом со Стивом, она не только не узнала его лучше, а только сильнее запуталась. Сквозь гул крови в ушах она почти ничего не слышала, подумав, что он всё-таки ушёл. Снова ушёл…

– У тебя есть, чем поживиться? – Дэйзи вздрогнула, когда из кухни донёсся его голос. Он всё ещё был здесь, и она тенью возникла в дверном проёме, наблюдая, как Роджерс залез в холодильник по плечи, гремя содержимым.

– Что-то оставалось, кажется, – откликнулась она, проникая в пространство собственной кухни, как вор, будто она здесь больше не хозяйка, и его мутная, тяжёлая аура заполнила каждый дюйм помещения, словно дёгтем залила.

Дэйзи осторожно ступала по паркету, сокращая между ними расстояние. Его монументальный силуэт высился над ней, заставляя сутулить плечи и испытывать чувство вины за то, чего она не делала, за весь белый свет, за то, что солнце встаёт на Востоке, а не наоборот. Эта нелёгкая борьба с самой собой вынуждала её сторониться и избегать прикосновений, смотреть куда угодно, только не в лицо ему. Снаружи она казалась бесстрастной, равнодушной, обиженной, но внутри полыхало пламя противоречий, которое взорвалось огненным торнадо под кожей, когда Роджерс коснулся её спины, там, где махровая ткань прикрывала голые, сведенные напряжением лопатки.

– Ну, прости меня, Дэйзи. Не сердись, – его резкие перепады настроения зажгли ещё один тревожный маячок в затуманенном влюблённостью подсознании, но и он стёрся из разума быстрее, чем она успела среагировать.

Стив подобрался сзади, слишком близко, так, что она ощущала всем телом его терпкий, болезненный жар, уткнулся носом в её влажные волосы, обжигая дыханием шею и плечо, сминая в ладонях несчастное полотенце. Её хотелось снова и снова, без передышки и перерывов на сон и отдых, ведь собственные мысли гноем расползались по стенкам черепной коробки, стоило лишь на минуту перевести дыхание.

– Стив, я… – она решилась взглянуть ему в глаза, обрезалась об сколотые грани синего льда и заострившиеся скулы на болезненно бледном лице. Капитан Роджерс выворачивал её наизнанку, вытряхивая остатки самоуважения и гордости, растаптывая подошвами достоинство. Дэйзи не помнила за собой такой беспомощной слабости. – Я понимаю всё, но… То, что ты сказал… Это не правда. Я с тобой не по этому.

Он прижал её к себе, вдыхая сладкий, цветочный запах волос, распутывая влажную после душа тряпку, чтобы вышвырнуть её на пол и вдавить Дэйзи в холодную дверцу, с которой, звеня, посыпались магниты.

Её было слишком мало, чтобы заполнить его пустоту, расцветить чёрный провал между до и после, принять его необъятную тоску, разделить её и заполнить собой. Её было слишком, катастрофически мало, но никакая другая не прижилась бы рядом, отторгаемая ядом, сухостью и бедностью почвы его эмоций, иной раз переходящих в бурю – в глубине души он почти был в этом уверен. Дэйзи – перекати-поле – лёгкое, неприхотливое, странствующее растение, но лишь в пределах своего неприветливого климата. Была ли она такой, или он её такой сделал за их непродолжительное время вместе, никто из них не знал.

Её было слишком мало, но продлить её хотелось до одурения.

В замкнутом пространстве без шанса спастись, с нее давно довольно, но Роджерс останавливаться не желал. С каждым последующим разом она была тише, сквозь зубы выстанывала уже не удовольствие, а жжение и боль, внутри становилось сухо, а колени и локти дрожали, подгибались, будто ватные.

Давно за полночь, она зверски устала, тупая боль в затёкшей спине и шее заканчивалась спиралью внизу живота, между ног, слишком давно расставленных. Ей хотелось замереть в состоянии элементарного покоя, потому что уснуть она сегодня не надеялась. Слишком взбудоражена душа.

– Стив, мне нужен перерыв.

В пространстве маленькой кухни душно, неудобно, тесно. Острые углы и грани обеденного стола впивались в ладони, рёбра, тазовые кости, когда Роджерс вновь и вновь вдавливал её центнером своей мощи в каждую плоскую поверхность. Буйный, забитый на дне души всевозможными «нельзя», «нужно» и «во имя» темперамент оборотнем рвался наружу, О том, что с партнёршей следует обращаться бережно, он и не подумал, быть нежным и чутким не собирался, а дорвавшись, наконец, до недоступного, не представлял, что втянется так быстро и останавливаться не захочет.

Дэйзи мягко отстранялась, выворачивалась, следом рванулась резче и очевиднее, пока Роджерс мучительно долго соображал, что от него требуют. Он ослабил захват, позволяя ей развернуться, но двинуться за пределы выставленных капканом рук Дэйзи не смогла. Стив смотрел на её лицо, раздражённое докрасна его колючей щетиной, с тёмными линиями размазанной туши, на распухшие, расцелованные губы и мутные, усталые глаза. Она уже не была возбуждена, она засыпала на ходу, измученная, истраханная, именно такая, какой он хотел её видеть в тот самый первый день.

– Я устала.

Дэйзи неохотно разжимала зубы, отворачивалась, когда Роджерс проталкивал палец в её рот, а все её попытки высвободиться оставались незамеченными. Стив упорно молчал на её просьбы, погружаясь глубже, ощущая горячую влажность её языка подушечками уже двух пальцев, которые она безуспешно пыталась вытолкнуть.

Желание уже не было таким острым, отдавая пресным послевкусием излишнего, муторного напряжения, которое хотелось поскорее скинуть, и не ждать, пока девчонка восстановит силы. Он мягко надавил ей на плечи, шепча что-то до стыда банальное про красивый ротик и «спрячь зубки», поставил на колени, удерживая голову крепко, чтобы не отстранялась дальше, чем того требуют поступательные движения его внушительного органа, который целиком ей в рот не помещался. Паскудная реальность наползала вместе с бледной полосой рассвета, напоминая, что всё произошедшее здесь забудется, затрётся, оставив после себя лишь гулкое, тупое опустошение.

Роджерс упёрся ей в гортань, перекрывая кислород, заливая глотку, ощущая, как она паникует и бьёт его слабым кулаком по бедру, давится рвотными спазмами, а он не отпускал её пока острое, скотское удовольствие не притупилось с последними толчками. Дэйзи согнулась над кухонной раковиной, раскашлялась, сплюнула и шумно глотнула воздуха, обнажённая, тонкая, а по бледной, нежной, как бархатная бумага коже расползались синюшные отметины его пальцев.

– Кажется, об этом заранее предупреждают, – горло сорвано, и голос охрип, Дэйзи наклонилась за полотенцем, чтобы вытереть лицо и набросить его себе на плечи.

– И много раз тебя предупреждали? – Вопрос с лишком прямой и совершенно не подходящий моменту. Дэйзи лишь зло посмотрела на него и пожалела, что в тот вечер, когда она стрельнула у бармена единственную сигарету в своей жизни, не догадалась купить себе пачку как раз для таких моментов. Стив освободил её тело, зато, по всей видимости, собирался хорошенько поиметь ей мозг.

Роджерс лениво подпирал стенку, даже не подумав поискать по квартире штаны – неловкость давно и безвозвратно его покинула. Чувство собственничества взыграло не к месту и не вовремя, заставляя кровь томиться на медленном огне ревности. Ему хотелось знать, скольких ещё она ублажала таким образом и который он по счёту.

– Ты знаешь, у меня до тебя был только один, и он оказался мудак первостепенный. Я не хочу повторений.

Их счёт был равным, и пусть ему уже не быть первым, но оставаться единственным ему вряд ли кто-то запретит. С ней хорошо забываться от реальности, которая вытряхнула, перемолола и выкинула его на обочину жизни, как мешок с дерьмом. Если она не вытащит его из этой блядской экзистенции, то он утянет её за собой, на самое дно, ведь рядом с ней совсем немного, но легче. Хочет ли того же она, нынешнему Роджерсу было не интересно.

То, что её последняя фраза станет пророческой, и что слово «мудак», но уже в свой адрес он услышит и ещё не раз, Стив не знал. Он молча сгрёб её лёгкое, усталое тело в охапку, чтобы донести до спальни и уложить на кровать, а потом смотреть, как она засыпает у него на груди и снова мучительно разрываться напополам.

Бессонница не покинула его и здесь, заставляя волком выть на луну, а её безмятежная беззащитность во сне так и манила сомкнуть пальцы на тонкой опасно подставленной шее, сжать острые края челюсти до хруста костей, вытащить полую трубку гортани, потому что она совершенно, целиком в его власти. Что, если Моро прав, и не ОБС вылепил из благородного капитана зверя, а зверь выбрался наружу сам, и его лишь слегка подтолкнули в распахнутую дверцу клетки? От этой мысли каждый атом организма пронизывал трупный холод. Отчаяние и безысходность сводили тело судорогой, а мысли неровными пластами накладывались друг на друга, спаивались в уродливые формы, нарушая нормальный ритм сна и заставляя все защитные функции организма работать на износ.

– Ты снова это сделаешь? – её голос выдрал его из липкого болота мыслей. Роджерс включился в реальность, осознал, что давно на ногах и уже полностью одет, и собирается молча убраться в рассвет, пока она не проснулась. Дэйзи, приподнявшись на локте, смотрела на его манипуляции, а в её глазах равнодушие причудливо смешивалось с горечью и отчуждением.

– Что?

– Снова исчезнешь? – она словно смирилась с предопределённым положением вещей, пусть только на сегодня, или на неделю, или на месяц, пока ожидание не станет слишком тягостным и желание жить, как люди, не пересилит её.

– Я позвоню. Обещаю, Дэйзи. – Стив в два шага преодолел расстояние между ними, с размаху поцеловал её в макушку и ушёл, мягко прикрыв за собой дверь.

***

Дома Роджерса встретил полумрак, тихое мурлыкание Арти Шоу на виниловом проигрывателе и Романофф, сидящая в кресле, которое из всей обстановки было единственным предметом мебели, купленным им лично.

– Меня радует, что ты решил наладить личную жизнь, пока болтаешься без работы, – она качала ногой и привычно полушутила-полуязвила, но Стиву было глубоко покласть на неё и её выверты. Элементарно хотелось тишины и покоя, потому мысли выволочь её за шиворот к лестнице ему с каждой минутой казалась всё более и более заманчивой. – Твои музыкальные вкусы безнадёжно устарели, Роджерс.

– Следишь за мной?

– Нет. Ты не на связи был, – она помахала в воздухе его же мобильником, благополучно забытым на журнальном столике, встала и поглядела на улицу, оттягивая пальцем простые пластиковые жалюзи.

Наташа вела себя нарочито расслабленно, но Роджерс чувствовал – она напряжена до кончиков пальцев, и стоит ему сделать резкое движение, то она перекатиться под это самое кресло и возьмёт его в прицел. Зачем она вообще это делает? Зачем ходит за ним по пятам, и почему не забила на него большой и тяжёлый болт, как сделали все остальные?

– У тебя задание. Нам молодняк привезли их Академии. Смену для «Удара» готовим. Послезавтра тебя отправляют на экспериментальный полигон «ЩИТа» в Южной Африке. Парней надо хорошенько выдрессировать.

– Охуенно. Просто охуенно, – выдохнул Роджерс, вложив в эту фразу всю иронию, на которую был способен. Наташа в лице не изменилась, но тонкая рыжая бровь против воли взлетела от удивления. Столь откровенное сквернословие от Капитана Америка – великая редкость, достойная увековечивания в истории. Жаль, диктофон не включила.

Объезжать новобранцев в грёбаных, душных субтропиках с холодными ночами, где времена года перевёрнуты с ног на голову, строить из себя Майора Пейна и орать до срыва связок, пока самый смелый не вякнет «Сэр, у нас сыворотку в кофейный автомат не добавляют!», чтобы потом слёту получить по морде. Ну, просто заебись какая ответственная и важная работа для Мстителя, ещё бы в архив засунули бумажки перебирать.

– Больше некого послать было? – зло интересуется он, пока Романофф пересекает комнату по направлению к выходу, посчитав, что её миссия выполнена.

– Приказ Фьюри.

– Услать подальше решил?

Она в ответ лишь плечами пожала, а следом смерила его фирменным, хитрым прищуром, ровно так же, как тогда на пути в Лихай, враз опровергнув своё пространное «Нет» на его вопрос о слежке:

– Она хорошая. Будь с ней зайкой.

Наташа будто знала о Дэйзи больше, чем он сам, и своим всевидящим оком наблюдала его скотское, потребительское поведение. Но в одном он с ней не мог не согласиться, Дэйзи действительно хорошая, куда лучше его самого.

Романофф едва приподняла уголки ровно накрашенных губ и исчезла за дверью, чтобы не появляться в его жизни несколько долгих месяцев.

========== Глава 7 ==========

– Воспитательный процесс в разгаре, капитан? – со спины неслышно подобрался майор Сандерс, один из верховных шишек местного подразделения «ЩИТа», здоровенный мулат с прозрачными, как бутылочное стекло, глазами. Роджерс лишь едва голову повернул в его сторону.

Один из новобранцев глотал песчаную пыль, скукожившись втрое от нехилого удара под дых. Парень получил его сразу же, как только посмел что-то там вякнуть у Роджерса за спиной, плюсом к разбитому секундой ранее носу. С дисциплиной у нынешней молодёжи было неважно, что неимоверно бесило.

– Рядовой Уилльямс, подобрать сопли и встать в строй!

– Есть, капитан, – донеслось откуда-то с почвы сквозь булькающую кровавую массу.

Отряд вытянулся в струнку перед майором, Роджерс остался, как был – звание Мстителя и приказ о прибытии на базу специального агента шестого уровня сводило на нет все общепринятые табели о рангах.

– Эти ослы будут мне спину прикрывать? Мне проще одному всё сделать, – возмущался Роджерс, пока они шли по тренировочному полигону к выкрашенному под местность майорскому багги, и пока отряд самозабвенно изображал из себя почётный караул, стоически игнорируя ползающих там-сям скорпионов. Рама под весом Роджерса жалобно скрипнула, пока он забирался на пассажирское сиденье.

Молодой водила покачивал выбритой под ноль головой в такт дребезжащему из наушников рэпу. Эти прилизанные штабные подпевалы, возившие майорскую жопу от расположения до города и обратно, строили из себя бог весть кого, уж это с сороковых не изменилось совершенно, и совершенно идентичное раздражение вызывало. Раньше капитан построил бы всю базу, согнал бы спесь с самых выёбистых и плесневелый мох с охуевшего от лени офицерского состава, если бы не огромное, всепоглощающее насрать, которое преследовало его с того самого дня, как Фьюри отстранил его от дел, связанных с ОБС. Сейчас же он делал лишь то, для чего его сюда назначили.

– Тем более, – не то согласился, не то опроверг его слова майор. – Пришло подтверждение разведданных. Выступать лучше завтра на рассвете. Пусть парни отдохнут сегодня.

Стандартная боевая операция, расписанная посекундно, в самый раз для первого выхода вновь сформированной огневой группы из выпускников-оперативников Академии «ЩИТа». Но что-то упорно скребло под лопатками при взгляде на неподвижную шеренгу из двух десятков бойцов, обстрелянных лишь на симуляторах, максимально приближенных к реальным боевым действиям, но всё же далёких от этой самой реальности.

Здесь были свои правила – полудикие, полуплеменные. Делёжка сфер влияния, подвязанных на владении алмазными месторождениями, между оппозиционными группками здорово действовала на нервы местным властям. Великая страна миротворцев, дохуя небезразличная ко всему и вся, не преминула предложить свою помощь в обмен на ещё более тесные связи, как военные, так и экономические. Всё же камушки были весьма неплохого качества, и стоили на порядок выше обучения и содержания пары-тройки рекрутов, которых вполне можно пустить на мясо без потерь для бюджета. Вот такая нехитрая бухгалтерия подзуживала капитана подать в отставку ещё во времена строительства кораблей «Озарения», но он просто не знал, что делать после, а сейчас он уже просто не имел на это права хотя бы из жажды личной вендетты Моро.

– До базы бегом, марш! – рявкнул Роджерс, когда машина сорвалась с места, прокручивая между шинами рыжую мглу. Чёртов песок хрустел на зубах, ржавая пыль оседала ровным слоем на лице, застревала в волосах до железного скрипа и ссыпалась в трусы так, что шутка про старпёра, с которого оный песок сыплется, обрела прямой, как палка, смысл.

Отсчёт времени перевалил за полторы сотни дней. Сто пятьдесят четыре дня в этой блядской стране, где ночной ветер продувал насквозь лёгкие, вызывая неясную тоску по родине. Работы было выше крыши, бестолковой и рутинной, при которой сутки пролетали незаметно, как в бредовом тумане, но ночи отнимали последние силы.

Роджерс навестил Барнса в больнице перед самым отъездом.

Дважды поданный рапорт об условно-досрочном и неоднократные личные просьбы директору Фьюри, Совету безопасности и самому Господу Богу о снисхождении и понимании надежды давали мало, но это было хоть что-то. Позволить Барнсу исчезнуть снова, прятаться и ползать по самому днищу, прячась от всевидящего ока властей, он не мог, а очистить его имя перед компетентной в этом вопросе общественностью было делом принципа. Роджерс тогда поймал себя на мысли, что дважды ляпнул «сегодня на удивление солнечно» и следом еще пару односложных, бессодержательных предложений, на что Джеймс предпочитал отмалчиваться, изучая трещины на потолочной штукатурке.

Три кордона охраны, бдящее око камеры и угроза собственного срыва останавливали капитана от того, чтобы схватиться за воротник этой мерзкой больничной пижамы, встряхнуть его, как следует, добиться хоть какой-то реакции. Барнс игнорировал его будто намеренно, или это нашёптывали Роджерсу его собственные демоны, едкой гадостью засирая взбаламученные последними событиями мозги. Он не стал рассказывать ему о своих мытарствах в «ЩИТе», о провале операции, о девчонке, о том, почему так долго не приходил. В этом не было никакого смысла, капитан видел это в его до боли опустошённом взгляде.

– Я тебя вытащу, Бак, – Роджерс позволил себе слегка хлопнуть его по железному плечу, поднимаясь с продавленного больничного стула, чтобы услышать в спину глухим, хриплым «Мне всё равно».

Всё это прокручивалось закольцованной аудиоплёнкой под огромной красной луной в часы осточертевшей бессонницы. И грохотало в голове сейчас, беспощадно добавляя предлог «не», когда капитан обнаружил себя среди груды биомассы, в которую превратились далеко не безнадёжная группа. И совсем они были не ослы, и разведданные оказались полнейшей подставой, и это «мне НЕ всё равно» набатом по мозгам.

Он запомнил каждого в лицо. Монтгомери – длинный и рыжий, лучший на стрельбище, Уильямс, ушастый, тупой как бревно и неимоверно выёбистый засранец, Чак и Гектор, не разлей вода, напоминали Роджерсу их с Баки в те времена, когда всё ещё не было так до охуения сложно. Так и лежат вповалку, видно, один другого прикрывал, так и остались. Над головой грохотали вертолеты подкрепления, которое уже не поможет – слово «подразделение» безвозвратно сменилось на слово «останки».

Среди груды дымящихся трупов Роджерс не ощущал, как собственное тело равномерно прошито осколочными, и кровавая жижа стекает прямо по пальцам, растворяясь в сухой, жадной до влаги почве. Он ничего не чувствовал кроме тупого оцепенения и клокочущей под рёбрами ярости, нарастающей песчаной бурей с каждым неверным шагом вдоль этой адовой Сикстинской капеллы. Одна ничтожная ошибка, стоившая пяти месяцев бездарно проёбанного времени и полутора десятков жизней. Ни одному из этих парней ещё и двадцати пяти не было.

– Капитан, вас срочно переправят в Вашингтон, – бледный, насколько вообще может быть бледным мулат, майор Сандерс направлял его неверные шаги к медицинскому вертолёту, пока схлынувшая адреналиновая волна не опрокинула капитана ничком на землю. А Роджерсу хотелось выломать ему безупречные зубы и затолкать керамические осколки в глотку, окончательно теряя над собой контроль. Сандерс исчез из поля зрения быстрее, чем капитан успел даже замахнуться. Рождерс до скрипа продавленной жести впечатывал носок сапога в несчастный контейнер с препаратами – всё, что ему осталось, пока бесстрашный полевой врач подкрадывался к нему с безопасных сторон, чтобы вколоть что-то обезболивающее, обеззараживающее и седативное. До самого приземления в родной столице он бултыхался в блаженном отупении на грани истерии, пока действие инъекций не отпустило его в госпитале быстрее, чем рассчитывали полевые медики.

Меньше всех Роджерсу хотелось видеть Романофф в собственной палате.

Он не ощущал серьёзных повреждений, кроме рваной раны на боку, там, где не с руки было прикрыться щитом. Рана зашита и почти затянулась, а он утыкан капельницами, будто умирающий – усиленная медицинская страховка агентов «ЩИТ» предполагала лечение и обследование любого прыща на драгоценных задницах своих работников. Такая лживая забота подначивала связать узлом стойку с физраствором и выбросить её в окно вместе с омерзительно пищащим аппаратом возле левого уха. Лекарств от боли душевной ещё не изобрели, а демонстрировать Романовой, насколько ему сейчас херово, он не собирался.

– Ты должен был только через час очнуться, – она сидела в кресле, в руках – дешёвый детектив в мятой обложке, прочитанный наполовину, а рядом на столике – хаос из кофейных стаканчиков. Видно, что давно сидит, будто в охранницы подвязалась, только непонятно, кого и от чего спасать собирается. То ли от персонала, то ли персонал от него, то ли его от самого себя.

– Барбитураты и опиаты на меня действуют точно так же, как алкоголь. Никак.

– Чуть сильнее. Ты ведь всё ещё человек, – уточнила Наташа на его излишне самоуверенную реплику и улыбнулась так по-романоффски, с полуиздёвкой. – Привет.

– Что ты здесь делаешь? – Роджерс приподнялся на локтях, и бок прошила тонкая нитка боли. Он подавил её одним усилием воли, выискивая взглядом, во что можно переодеться. Оставаться здесь он решительно плевал.

– Я в курсе. Это не твоя вина…

– Я знаю, – он перебил её, рявкнул грубее, чем рассчитывал, с потрохами выдавая шпионке своё истинное состояние. Вину можно разделить на всех, ведь свою дотошность и энтузиазм к делу он проебал без возможности восстановления. Проверить данные самолично ему просто в голову не пришло, всё и так казалось слишком просто. Но от этого ничего уже не измениться, остаётся лишь жить с последствиями.