Текст книги "Когда охотник становится жертвой (СИ)"
Автор книги: Анна Грэм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Никогда, – припечатывает Рейес, глядя ей прямо в глаза, зло, с превосходством. И пусть внутри всё кипит взять эту шлюшку за шкирняк и выволочь отсюда прочь, Кали будет умнее. Кайла ей не видать, как собственной задницы, пусть уже повзрослеет и смирится, что не всё в жизни даётся по щелчку пальца. Рита ей не соперница. Она просто мешает ей работать.
– Ты пожалеешь об этом, – зло выплевывает Рита, спрыгивая со стула. Кали бросает бутылку пива в мусорку. Ей брезгливо. Рита даже не пригубила, но на вспотевшем стекле ещё виднеются следы её пальцев.
***
– Я бы рекомендовал тебе взять отпуск. И не ходить пока в спортзал – у нас есть свой. И бассейн, если ты не забыла.
Александра чувствует, как у неё дёргает плечо. Находиться в этом доме без одежды где-то, кроме собственной ванной (да и то она чаще моется на работе), ей претит. Она сидит на мягком стуле с резной спинкой, вытянувшись в струнку, сжимая колени так сильно, что становится адски больно.
В кабинете Бредфорта за прошедшие десять лет дважды делали ремонт, трижды меняли мебель, но она помнит гладкую полированную столешницу, в которой отражалось её ритмично дергающееся лицо, когда он водил своим мерзким членом у неё между ягодиц, будто это было вчера.
– А ещё эти твои встречи групповой терапии… Они меня беспокоят. Скоро выборы, и я бы не хотел, чтобы что-то всплыло…
Александра поднимает на него изумленный взгляд. Он, не таясь, открыто намекает ей на то, что она всеми силами старается забыть. Она чувствует, как скользкий ком тошноты ползёт по пищеводу. Что-то всплывёт… Ему и в голову, наверное, не приходит, что того, что может всплыть, делать не стоило вовсе. Она давно смирилась с тем что совести у Маккормика нет, иначе он бы не поднялся так высоко. На политической арене, ровно что на гладиаторской – люди не выживают. Животные да, люди – нет. А учитывая, что спонсируют его кампанию картели…
– Шпионишь за мной? – она косится на своего водителя, смирно стоящего у дверей. Он докладывает хозяину всё, можно не сомневаться. Маккормик пытается наложить лапу на единственный оставшийся у неё кусочек личного пространства, но она не сдаст его без боя. И пусть это бой с тенью, потому что каждое неосторожно сказанное слово может обернуться против неё.
– Присматриваю. Сейчас всё очень непросто, Сандра…
– Твоё непросто меня не касается, – вспыхивает она, услышав ненавистное сокращение. Мать звала её Александрой, а Джон – Алекс. Сандра – имя для дешёвой малолетней шлюхи.
«Сандра, девочка моя, иди сюда».
Вникать в его дела она не собирается. Она и без того знает слишком много – её легче прибить. Непонятно, почему он до сих пор этого не сделал, наверное любит себе нервы щекотать, чёртов извращенец.
– Я надеюсь, ты понимаешь, что не заставишь меня. Больше не заставишь. Мне уже не пятнадцать, – она прокашливается, прежде чем ответить, слова скребут горло наждаком. Маккормик не меняется в лице, лишь на мгновение опускает взгляд и поднимает снова. «Здесь люди» – легко читается в нём, несмотря на то, что этот Джесси скорее сдохнет, чем вынесет за пределы кабинета хотя бы одно слово.
– Джесси будет сопровождать тебя везде, – припечатывает Бредфорт, кивая водителю. Тот послушно открывает двери, как только Александра подскакивает со стула. – Везде.
Прилетает ей в спину, когда она вылетает в коридор.
Джесси. Слишком нежное имя для такого здоровяка. Александра косится назад, оценивая своего конвойного: коротко стриженные светло-рыжие волосы, под которыми – розовая, как у домашней свиньи кожа с точками гнойников, красноватое лицо без возраста и эмоций. Экономка сказала как-то, что у него вместо лицевых костей титановые пластины, а половина мышц лица парализована – это последствия его службы в Афганистане. Их знакомству на кладбище она не придала значения, надеясь, что их совместная поездка станет мероприятием однократным, теперь же этот Джесси будет докладывать Маккормику о цвете её трусов. Рукопашные тренировки придется отложить – её тренер не имеет лицензии, зато имеет проблемы с законом, анонимный клуб для жертв домашнего насилия вполне может перестать быть анонимным – Джесси станет копать под каждого. Так подводить людей она себе позволить не может.
– Умоляю, не становись у входа, я не хочу, чтобы коллеги видели, как я выхожу из этого дома на колёсах! – нервно бросает она, забираясь в бронированный Кадиллак. Джесси только коротко кивает ей в ответ. Не ясно, согласился он или ее желания в противовес инструкциям отчима для него – пустой звук.
Он тормозит у ближайшего кафе – от него до госпиталя рукой подать. Здесь часто обедает медперсонал, а сквозь панорамные окна прекрасно видно всю улицу. Скрытность на десять баллов тянет, великолепно! Александра запрещает ему помогать ей выйти, спрыгивает на землю сама, бросает взгляд на окна кафе – никого знакомых за столиками нет.
– На другой стороне улицы в следующий раз, будь добр, – Александра понимает, что на бедолаге Джесси срывает зло, адресованное отчиму, но чувства вины отчего-то не испытывает.
– Отправьте мне смс, когда начнёте собираться домой, – невозмутимо отвечает он. Сегодня она на сутках, хочется верить, что завал работы поможет ей абстрагироваться.
«Кармен Эспозито»
У только что поступившей мексиканки не оказывается документов, девчонки с регистратуры заполнили карту с её слов. Александра неспеша осматривает пациентку – какое-то слабое предчувствие не даёт ей торопиться, несмотря на то, что пациентов потяжелее у неё с пару десятков. Травма плёвая – небольшой синяк и ссадина на локте, но вот её взгляд Александре не нравится.
– Что у вас случилось?
– Попала под машину.
В бланке эта информация есть, но она задаёт этот вопрос ещё раз, надеясь уловить в её голосе или взгляде то, что та пытается скрыть. Девушка не пьяна, выглядит прилично, гораздо лучше, чем многие жители этого района, несмотря на несвежую одежду. Здесь, в гетто такой, как она, делать нечего.
– Как именно вы под неё попали?
– Я бежала…
– От кого вы бежали?
Мексиканка бросает на неё затравленный взгляд и тут же отводит глаза. Такие глаза Александра видит дважды в месяц, на встречах групповой терапии – глаза женщин, переживших насилие над собой.
– Только умоляю, не надо полиции! – пациентка прикладывает сцепленные в замок руки к груди и едва не сползает с кушетки, чтобы просить её на коленях. – Мой парень. Он напился и достал нож, сказал, я изменила ему с соседом. Я ничего такого не делала, он просто напился в баре со своими дружками! Я убежала из дома и не заметила, что машина отъезжает…
Рассказ завершается сдавленным всхлипом. Мексиканка закрывает ладонью рот, чтобы скрыть некрасиво кривящиеся в плаче губы, её тёмные глаза блестят от слёз, ей страшно, а Александра Маккормик едва сдерживает ярость. Ярость, плохо поддающуюся контролю, забитую так глубоко на дно души, что, казалось, она рвётся оттуда наружу вместе с кусками мяса и костей.
Кто дал им право? Кто дал право этим ублюдкам измываться над теми, кто слабее? Как так вышло, что большинство женщин – а в группу приходило именно это большинство – запуганы настолько, что выбирают терпеть, а не защищаться? Что они не могут обратиться в полицию из-за страха за собственную жизнь и жизни своих детей?
– Зайдите ко мне в обед.
Александра резко, как пружина, подскакивает со стула, поправляет складки на халате. Она знает, чем ей помочь. И пусть это всего лишь малость, но эта малость однажды не дала ей скатиться в бездну.
***
Эйса понимает, что выбрала вернейшую из тактик. У этой Маккормик пунктик на феминизме. Эта Маккормик до одури благородная и настолько же глупая – так ловко повестись на такое грубое враньё. Или у Риверы действительно пропадает актёрский талант. В назначенное время Эйса, сгорбившись и нацепив маску вселенской печали, шаркает к ординаторской, попутно отмечая расположение выходов, кабинетов, камер наблюдения. Эйса стучится и, подождав немного, входит. Маккормик ничего не говорит ей, лишь смотрит своими светлыми, будто выбеленными глазами, что-то анализирует там себе. Она не похожа на зажравшуюся, холеную богачку, у неё жёсткий, колючий взгляд, шершавые руки, узкие, поджатые в вынужденном молчании губы. Она выглядит гораздо старше своих лет. Родичи наркобаронов не напоминают истеричек на антидепрессантах. Здесь есть, над чем пораскинуть мозгами, но Ривера здесь не за этим.
– Я могу вам помочь. – Маккормик вытаскивает из сумки визитку. На дорогой серо-лиловой бумаге напечатаны лишь адрес и телефон. – Я курирую группу психологической помощи для женщин. Всё бесплатно и абсолютно анонимно. Сегодня встреча в восемь, я прийти не смогу, но вы идите. Скажете, от меня, – сухо инструктирует она. Они чуть соприкасаются пальцами, когда Эйса забирает визитку из её рук. Александра поднимает на неё взгляд – тяжёлый и какой-то ненормальный. – Сходите, Кармен.
В этой простой, ненавязчивой просьбе слышится отчаяние. Эйса кротко опускает глаза и шепчет «Спасибо». Установить контакт удалось, теперь дело в скорости и мозгах тех, кого Оливер пришлёт ей на подмогу, ведь у неё уже готов план. Данэму нужна эта странная баба, Данэм её получит, а дальше трава не расти. Какое ей дело до бед сильных мира сего, когда она несколько часов назад скидывала расчлененный труп в канал? Когда её однажды чуть живьём не закопали в могилу? Когда она впервые сделала аборт в тринадцать без грамма обезболивающего? После обеда Ривера проскальзывает в ординаторскую и крадёт из сумочки Маккормик телефон.
Глава 5. Моральный кодекс
Окна «хантеровских» вписок выходят во двор и смотрят аккурат на ряды облезлых мусорных бачков. Внизу, в «Логове» тусуется местный, близкий к банде народ, сами же парни сидят на вспышке в вип-зоне, только вот ехать некуда. Коул вертит в ладони прямоугольник смартфона, разглядывая рыжие и зелёные осколки пивных бутылок, торчащие из ржавой дыры в контейнере. Ветер треплет рваные мусорные пакеты и упаковку от чипсов – она, словно флюгер, вертится на ветке засохшего растения, выброшенного прямо в горшке. Только что позвонил Гай. «Диабло Нориа» пуст. Ничего конкретного, словно кто-то стёр информацию о перемещениях «Кобрас» подчистую. Куда смылся Гарсия, никто не знает. Слухи разные: кто-то говорит, что он затаился на хате у одной из своих шлюх, кто-то – что ушёл за железку вместе со всеми «Кобрас». Если так, то тем лучше – Диего внял его словам и, скорее всего, всё обойдётся без кровопролития. «Хантеры» будут злы, как черти. Они там копытом бьют, хотят поскорее выехать на дело, да ничего не выйдет. Зато останутся целы и невредимы. Ещё бы со Старшими этот момент утрясти, ведь они сопли жевать не будут, им конкретика нужна.
Мобильник звенит снова. Коул уже приноровился узнавать номера одноразовых симок. Он почти не сомневается, кто ему звонит.
– Есть работа. За тобой заедет мой человек, всё расскажет.
Данэм как всегда предельно краток и как всегда не даёт рта раскрыть в ответ. Возражения не принимаются, хоть ты убейся об стену. Твои проблемы – только твои, будь то испарившийся клан мексикашек или собственная рожа в колонке «Разыскивается», а то, что его человеком окажется женщина, к тому же та самая мексиканка, которую Коул видел тогда на заброшенном заводе, он даже подумать не мог. Хантер досадливо чешет выбритый висок, глядя, как эта цыпа с мордашкой котёнка грациозно выходит из такси. И не то, чтобы Коул деловых баб уж прям так ненавидел, хотя в банду он девчонок, конечно же не брал…
«Она моя»
Баба, которая спит с этим ебанутым, не может быть нормальной по определению. Да и какой с неё, чёрт возьми, толк? На её жопу только отвлекаться.
– Похитить девку. Всего-то, – хмыкает Коул, когда она обрисовывает ему детали дела за бутылочкой «Пепси ноль калорий». – Я в розыске, если что.
– От тебя ничего особо не требуется, – отмахивается она, качая ножкой. – Маккормик выйдет отсюда, – Ривера ведёт ручкой по салфетке, оставляя полосу синих чернил вдоль кособоких квадратов, условно изображающих госпиталь и здания рядом. – У входа камеры, возле магазина я одну развернула, вторую сбила, – Эйса подрисовывает к коробке кружочки, – Пропустишь её дальше, напротив переулка возьмёшь. Там дверь в подвал, замки сломаны, вытащишь её на другую сторону улицы, в тачку её и в надёжное место.
– С кандачка такие вещи не планируются, – вроде бы всё звучит складно, но Коулу нет резона полагаться на девчонку полностью. Самому бы помозговать, баба она вроде не дура, но баба…
– Ну, а что делать? – Ривера разводит руками, откидываясь на спинку стула, смотрит на него, прищурив красивые глаза. Уверенная в своей охуенности, наглая до ужаса, и, похоже, хитрожопая весьма и весьма. – Ты – человек подневольный, я – человек подневольный. Сказали – делаю, не сказали – не делаю.
– Я думал, ты его любовница, – не удержавшись, Коул мысленно примеривает мексиканку к своей койке. Что поделать, такова природа, сложно удержаться от оценки. Она ничего, сочная такая сеньорита, Данэма, пожалуй, понять можно.
– Я думала, ты его любовник, – отбивает Ривера, гадко ухмыльнувшись. Коул подаётся вперёд, сжимая кулаки. Если бы у неё были яйца, вдарил бы без предупреждения за такие шуточки. Девка, видя, как он завёлся, только шире улыбается. – Вот именно. Не мели чепуху. Не советую, – её милое личико искажает неприятная гримаса – превосходство напополам с брезгливостью, мол, рвань, думай, с кем и как говоришь. Вот этого Коул в бабах не переносит на дух. Она полетела бы отсюда нахуй прямо сейчас, если бы её не прислали сверху. Придётся работать. Только потом он обязательно скажет Данэму, что работать он привык без напарниц.
– Хлороформ?
– Можешь по башке стукнуть. Не сильно. Живая нужна, – отвечает Ривера. – Ещё момент. У неё есть охранник. Я забрала её мобильник, написала ему смску, что она задержится на полчаса. Скорее всего, он приедет раньше, потому у тебя примерно пять-семь минут форы, постарайся сделать всё чисто, чтобы она не орала.
Коул молча кивает, крутя в руках фотографию будущей заложницы. Худая, длинная, как жердь, темненькая, симпатичная на личико. Схватить девчонку в пятьдесят кило не проблема, проблемы будут только с надёжным местом.
– Сколько её держать?
– Пока не будет приказа.
Нужно бытовое помещение: квартира, дом. Он нашёл бы место, если бы ему сказали об этом хотя бы вчера.
Эйса кладёт на стол гарнитуру.
– Приблуда для туристов. Не бьёт дальше двух миль. Потерю связи буду считать за факт того, что ты ушёл с ней достаточно далеко. Мобильник не бери, отследят. Эта баба не шлюха с заправки.
– И кто же она?
– Дочь директора Управления по борьбе с наркотиками.
– Ну нихуя себе! – Коул бросает фотку на стол и вскакивает на ноги, ерошит ладонью плотно уложенный гелем полуирокез, подходит к окну. – Вы там охуели вконец.
– Не справишься? – мексиканка подкрадывается сзади, Коул чувствует её тёплое дыхание на своём плече, её запах – какой-то ненатуральный, приторный, пластмассовый. Когда она вторгается в его интимное пространство, проводит кончиком пальца по пройме майки, едва касаясь кожи, Коул понимает, что не стал бы её. От этой долбанутой хочется держаться подальше, чтобы, как самцу богомола, не остаться без башки. – Сделаешь это, и твоё досье исчезнет из Управления, – сладко поёт, да вот Коул отчего-то не спешит ей верить. – У тебя есть семья? Близкие? Девушка?
Вопросы-намёки. Этого достаточно, чтобы понять – его согласия никто не спрашивает. Права соскочить ему никто не даёт. Он хмыкает, разворачивается, встречается взглядом с её темными глазами, блестящими от азарта охотницы.
– Поехали. Некогда пиздеть, – он чуть толкает её плечом, проходя к выходу.
– Тачка твоя? – Ривера проводит пальцами по крыше его темно-серого «Доджа», когда они выходят на улицу. Оценила. Ещё бы. Тачка пятнадцатого года – почти новьё, окраска по спецзаказу, прокачанный движок – сам перебирал, салон-конфетка. Ему подогнал её один барыга, когда Коул помог ему отделаться от Гарсии. Даже жалко брать её на дело.
– Моя. Нет времени другую искать.
– Придётся покрасить и перебить номера, – деловито сообщает она, усаживая зад на переднее сиденье.
– Да ладно?! А я и не знал! – Коул разыгрывает изумление, даже по рулю хлопает ладонью разок, мол, обалдеть какая новость.
Эйса удовлетворенно улыбается. Она попробовала его на зуб. Парень оказался крепким.
***
Цифры на дисплее магнитолы меняются неохотно, им торопиться некуда, только Коулу хочется подгонять время, потому что ожидание бесит хуже бездействия. Данэмовская подружка шастает где-то по улице, изредка обозначая своё присутствие пустым трёпом в гарнитуру. Коул не видит ни улицы, ни здания госпиталя – он торчит в машине, в переулке, на месте «забора посылки». Чтобы выйти из тачки, нырнуть в подвал, пройти сквозь и добежать до узкого прогала между домов – дыры в которую он должен эту Маккормик утащить – нужно не больше двух минут. Главное чтобы эта Маккормик не решила перейти дорогу в неположенном месте, тогда до нужной точки она просто не дойдёт. Плана Б мексиканка ему не предоставила.
– Выходи, – Ривера командует ему в наушник, и Коул резко толкает дверь машины, не теряя ни одной выверенной секунды.
Улицы в этой части района достаточно оживлённы даже в пять утра: к госпиталю подъезжают скорые, санитары курят чуть в стороне от ворот, народ снуёт туда-сюда. Посыльные, собачники, бездомные… Сейчас как никогда хочется сигарету, и плевать, что курево с качалкой сочетаются хреново.
– Она выходит, – в ухе звенит напряжённый голос Риверы. Коул сжимает в кармане тряпку с хлороформом. – Не обосрись только. Иначе нам обоим крышка.
Её слова неслабо бьют по нервам. У него на секунду пересыхает в горле. Коул не сразу понимает, что её слова – удар кнутом по копчику, чтобы не расслаблялся. На психику давит, сучка.
Лёгкое волнение перед делом – норма. Если у тебя нет страха – ты труп. Так Коул всегда говорил своим бойцам, так говорил себе. Страх – это здравый смысл, инстинкт самосохранения. Страшно всегда в начале, а дальше – втягиваешься и начинаешь «работать», но сейчас отчётливое ощущение дерьмовости происходящего хватает за горло и не даёт проглотить. Коул сплёвывает густой ком слюны на асфальт и делает шаг вперёд.
Тонкая женская фигура в лёгкой рубашке и льняных штанах перебегает дорогу и движется прямо к нему. Коул легко узнаёт её по фотографии – высокая, худая, темноволосая, какая-то нервная, резкая. Только взгляд какой-то не в фокусе, бегающий. Дурной какой-то. Она не смотрит в его сторону, но, казалось, стоит ей оторвать глаза от асфальта…
«Чё вылупился?» *
В голове звенит голос Энни. У этой Маккормик типаж с ней одинаковый – таких Коул теперь сознательно избегает, натрепали они ему нервы, эти птицы высокого полёта.
Отвлёкся.
Как только Маккормик ровняется с ним, Коул делает резкий бросок из-за угла, хватает её за локоть, дёргает на себя, разворачивает спиной, примеривается, чтобы закрыть ей лицо вонючей тряпкой. Удар. Боль до звёздочек перед глазами – девка бьёт его затылком в нос и, бросив сумочку, выбегает из переулка обратно на дорогу. Коул снова хватает её за руку, едва она заносит ногу над проезжей частью. Маккормик бьёт его в ухо с левой.
– Да блять! – выплёвывает Коул, хватая её поперёк талии. – Не хочу я тебе больно делать!
Их драчка начинает привлекать внимание. Коул швыряет её в проулок, снова хватает за талию, пытается приладить ей тряпку ко рту. Она на удивление молчит, не орёт – наверное, в шоке, только ногами дрыгает, пытается оттолкнуться ими от стены и выйти из захвата.
– Что там у тебя за возня?! – шипит в рации, но у Коула нет воздуха в лёгких на ответ. Он плотно фиксирует девке шею между своим плечом и головой, давит её тело к стене, охватывает грудь, фиксируя ей руки и, свободной рукой, наконец, накидывает ей на лицо тряпку.
– Ты не знаешь, с кем связываешься, – успевает прохрипеть она, прежде чем обмякнуть в его стальной хватке.
– Знаю, потому и связываюсь.
Как только она закрывает глаза, Коул подтаскивает её к лестнице и спускает в подвал. По пути с неё слетают туфли, и он прячет их подмышкой, чтобы не оставлять после себя следов.
– Её водила здесь. Ты там живой? – рация снова звенит голосом остопиздевшей мексиканки.
– Порядок. Ухожу.
– Почему так долго?
– Эта баба умеет драться, – спустившись в тёмную кишку подвала, Хантер взваливает тело на плечо. Слышится треск разорванной ткани, главное, чтобы с неё пуговиц никаких не нападало. У её папаши по-любому неплохие ищейки. – Ты не предупредила.
– Я не знала, – шипит Ривера в ответ с претензией, так, будто это его вина, а не её.
– Хуёво, – хмыкает Коул. Впереди просвет. Скоро конец пути.
– Он идёт в вашу сторону. Шевели задницей. Я отвлеку его.
Угроза погони заставляет живее перебирать ногами. Коул едва ли не влетает на ржавую лестницу, толкает свободным плечом дверь, пригибаясь, выходит из подвала, дёргает на себя дверь машины и укладывает девку на заднее сиденье. Мышцы ноют. Хоть она и костлявая, бег по пересеченной местности с грузом на плечах удовольствие такое себе.
– Ронни? Ронни, мать твою, это ты? – мексиканка на той стороне улицы разыгрывает спектакль. В ответ слышится приглушенное «я не знаю, о ком вы, мэм». – Ты меня не помнишь?! Не прикидывайся! Ты свалил утром и даже денег мне на такси не оставил! У тебя есть совесть? – «Уйдите с дороги, мэм, вы обознались» её не останавливает.
– Ох, вы не Ронни? Простите, боже, как неудобно вышло! – слушая её монолог, Коул вычисляет, сколько у него ещё времени. Судя по тому, что мексиканка уже переигрывает, есть секунд десять, не больше – Ривера тоже не станет подставляться. Он бросает на тело тёмное, под цвет салона, покрывало, прыгает за руль и жмёт на газ.
– Он видел тебя, – последнее, что Коул слышит от Риверы, прежде чем отьехать достаточно далеко, для того, чтобы связь прервалась. Мексиканка выпустила телохранителя Маккормик из своей крепкой хватки, теперь он идёт по их следу. Коулу ничего не остаётся как вжать педаль в пол и гнать к железке напрямик, в единственное безопасное место. Домой.
***
Бар уже полчаса как пустует. Завсегдатаи расползлись ещё до рассвета – выручки сегодня меньше, чем всегда. С тех пор, как «Приход» отошёл под покровительство «Хантеров», друзья Гарсии перестали сюда заглядывать, а новых клиентов у Кали не появилось. Слухи расползлись быстро – то, что хозяйка бара якшается с копом, многих спугнуло.
Надо заехать в барахолку, забрать вторую часть денег – распятие продали вчера. Часть аванса пришлось потратить на новый мобильник, купленный в той же барахолке – простой кнопочный, с хрипящим динамиком, наверняка, бывший утопленник. Дед наверное перевернулся в гробу от такого неравноценного обмена. Кали потеряла веру в бога, но вновь обрела веру в людей. Она благодарна Раисе за то, что Гейл теперь держится от неё подальше. Благодарна Кайлу. За всё. За то, что он просто есть. Разговор с Ритой оставил мерзкий осадок, но, что удивительно, не задел её так, как та рассчитывала. После того объяснения с Кайлом, когда он, наконец, раскрыл все карты, Кали уже ничего не могло ни задеть, ни напугать. Кайл пророс в неё корнями, она чувствовала его, как саму себя. Кали словно прожила его жизнь, ощутила всё на своей шкуре. И стала любить ещё крепче. Симпатия, уважение, страсть, сочувствие, восхищение – этот раздирающий душу коктейль обратился в ровное ощущение сопричастности. Кали с удивлением понимала, что они на самом деле стали семьёй, а ведь с начала их знакомства не прошло и месяца. Учитывая то, как резко исчезли из её жизни родные мать и отец, это ощущалось особенно остро.
Кали давно заприметила свою охрану – двое ребят на бежевом «Камаро» родом из восьмидесятых. Они тёрлись тут как бы между прочим с самого начала их с Кайлом истории, теперь же Кали знала наверняка, кто они и для чего здесь. Работать стало гораздо спокойнее. Однако сейчас в машине тихо. В темноте видны лишь силуэты. Тлеющих огоньков сигарет и привычной возни внутри салона нет – наверное, парни спят. Выруливая с парковки, Кали бросает взгляд на часы. Через сорок минут у Кайла заканчивается смена. Рейес рассчитывает успеть домой до его приезда, чтобы вместе поужинать, поплотнее задернуть шторы и лечь отсыпаться. Кали вздыхает и качает головой. Ненормальная полуночная жизнь. Как летучие мыши в пещере. Она заводит мотор и выруливает с парковки.
Стоит сдать свою квартиру в аренду – всё-таки доход, пусть и невеликий, в этом районе дешёвое жильё. Всё равно она туда не вернётся, не после нападения. Не после трупа. Пусть на дорогу от квартиры Кайла до бара уходит прилично времени, её дом теперь там, с ним.
Звонок мобильного застаёт её на середине пути.
– Кали, бар горит.
Она не узнаёт этот голос: то ли вышибала, то ли Нэнси, охрипшая от страха и слёз, то ли сосед-охранник из соседнего дивиди-проката. Кали резко разворачивает машину через двойную сплошную и мчит назад.
В глотку словно насыпали песка до верху, Рейес чувствует, как внизу живота тяжелеет, как начинает сводить руки, пальцы, вгрызающиеся в окружность руля с бешеной силой (ещё немного, и она останется без ногтей), ноги, давящие педали резче, чем то необходимо. Кали чувствует запах дыма сразу, как съезжает с шоссе в проулок, чтобы сократить путь. На парковке – пожарная машина, на другой стороне улицы – десяток зевак, ни одного знакомого лица, из разбитого окна валит чёрный дым, удушливый, едкий до слёз из глаз.
«Поджог. Бензин или зажигательная смесь».
Голоса говорят в её звенящей голове – Кали не видит лиц, не разбирает, кто перед ней – коп, пожарный, врач скорой или местный эксперт, оторвавший жопу от дивана ради такого развлечения.
«Пожарная система не сработала».
Она не сможет сработать, если неисправна. Кали так и не нашла денег чтобы её наладить.
– Туда нельзя, мэм! – кричат со спины, но Кали прёт напролом к двери, откуда только что вышли двое пожарных в масках.
– Я хочу знать, что с помещением, я – владелица, – Рейес переступает порог, пряча рот и нос в воротник футболки.
Уже рассвело, но сквозь плотную завесу дыма свет не проникает. Где-то лопается окно, Кали вздрагивает от резкого звука. Ещё двое пожарных выходят из служебной части здания, пересекают зал, подсвечивая себе налобными фонариками. Белый луч света скользит по стенам, Кали хватает ртом отравленный воздух, кричит от ужаса и тут же захлебывается кашлем.
«Уберите её отсюда»!
Светлые, выкрашенные под кирпич стены в языках чёрной копоти, панно с картами и девочками пин-ап больше нет. Пол, потолок. Столы, стулья, бар с алкоголем, техника… Всё больше ни черта не пригодно для работы. Кали потеряла свой единственный источник заработка.
– Кали!
Ужас не даёт ей соображать. Её трясёт, она шарит взглядом по толпе, по машинам, пытаясь уловить источник звука. Периметр уже оцепили, Рейес видит, как знакомая фигура поднимает жёлтую ленту, проходит за оцепление, показывает кому-то значок и мчится к ней.
– Кали, чёрт подери, где твой телефон?! – Кайл сгребает её в охапку и прижимает к себе. Кали только сейчас понимает, как сильно дерёт горло от дыма. – Ты не пострадала?
– Кайл, это всё. Это конец. Конец, – шепчет она, пытаясь откашляться. Её убьют, если она перестанет платить. Убьют отца. Кайла убьют. Рейес чувствует, что от шока теряет опору, медленно повисает у него на руках.
– Ничего. Главное, ты жива, – Кайл гладит её по волосам, говорит так спокойно и уверенно, что Кали ровно на секунду верит ему. – Чёрт, я думал, ты внутри.
Лучше бы она была внутри. Всем стало бы легче.
– Там труп, – чей-то сухой, канцелярский голос слышится откуда-то сбоку. Робкая надежда на то, что всё ещё можно как-то исправить, рассыпается вдребезги, когда она видит укрытое тканью тело на носилках. – Знаете её?
Инспектор откидывает покрывало с лица. Пергидроидные волосы, фиолетовая блузка, та самая, которую Кали испортила в драке, лицо, изуродованное удушьем. В серой, худой ладони, словно в капкане, Гейл зажимает ключи. Она и от входной двери успела сделать дубликат…
– Ее обнаружили в кабинете, возле раскрытого сейфа. У вас там что-то с дверью, она не смогла выйти.
Дверь в кабинет изнутри запиралась хитро, хотя эта хитрость не была преднамеренной, всего лишь разболтался замок. Чтобы открыться нужно сильно дёрнуть ручку на себя, чего Гейл, разумеется, не знала.
– Я забыла отобрать у неё ключи, – шепчет Кали. – Я не отобрала у неё ключи, и она умерла…
– Ну, уж нет, – вмешивается Кайл, оттесняя её подальше от инспектора. – Ты не виновата, что она пыталась тебя обокрасть. Даже не думай об этом.
– Расскажете мне всё утром, в участке. – Инспектор суёт Кайлу визитку и уходит, великодушно позволяя пострадавшей хозяйке бара прийти в себя.
– Они проведут проверку, Кайл. Поймут что система пожаротушения не работает, – Рейес не видит перед собой ничего, кроме каталки, с которой тело Гейл быстро и неосторожно, словно мешок с дерьмом, грузят в карету скорой. Выпавшая из-под покрывала рука бьётся о проём двери, мешает загрузить тело, и молодой санитар проталкивает каталку в машину силой. Пациенту уже всё равно, Кали с отвращением и ужасом думает, что руку могли сломать. Кали терпеть не могла Гейл, но она не желала ей смерти. – Халатность. Халатность, повлекшая смерть человека, – она чувствует, что задыхается от паники. Она накатывает волной, бьёт в грудь, в солнечное сплетение, сбивает с ног. Она хватает Кайла за плечи, не осознавая, что делает ему больно, смотрит в его светлые глаза, страшась увидеть в них осуждение за свою глупость и непредусмотрительность. За очередную проблему, которую он снова воспримет, как свою. – Мне срок светит, Кайл.
– Не факт, что будут проводить экспертизу. Гейл – уличная проститутка, на таких обычно глаза закрывают… – он качает головой и ненадолго отводит взгляд. Вспоминает о матери. Кали зарывается пальцами себе в волосы и дёргает их с силой, чтобы заглушить чувство стыда за то, что она и её чёртовы проблемы снова заставили его вспомнить. – Но лучше перебдеть, ты права. Нужны деньги. Какая сумма страховки?
– Никакая. Я перестала платить взносы. Думала, я почти живу тут, что может случится. Проклятье! – она никак не могла этого предугадать. Не могла подумать, что ничтожные, казалось бы, мелочи, соберутся в один огромный ком и свалятся ей на голову. Пожарка, страховка, тёрки с Гейл и ключи от сейфа…. Всё это привело к потере помещения, угрозе суда и смерти. Она сама заложила динамит. Но только кто же поджёг фитиль?
– Я придумаю что-нибудь… – откликается Кайл, окончательно разрывая с ней зрительный контакт. Значит, что-то задумал. Что-то, во что снова не хочет её посвящать. Как тогда, когда решил поговорить с Гарсией лично.
