Текст книги "Когда меня не стало"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 11

Они встретились с Савельевым на той же скамейке в городском парке, что и в первый раз. И снова были солнце, лодочная стоянка, гуляющий беззаботный люд, голуби, визг детей и ощущение праздника жизни.

– Сосновская была застрелена выстрелом в упор… Смерть наступила мгновенно… И хотя она не была удушена, как Рая Исханова, мне все же кажется, что оба эти убийства связаны между собой… Тем более что и Рая и Сосновская являлись – хотя и косвенно – клиентами Лермана.

– Ничего подобного! Рая Исханова никогда не была клиенткой Макса…

– Успокойся, Белла, не кипятись, я все прекрасно понимаю. Но откуда ты знаешь, по какой причине Родион Исханов, ее отец, обращался к твоему мужу? Ты же не слышала, о чем они говорили?

– Нет, не слышала…

– Пока что у обеих этих женщин только одно общее – Максим Лерман.

– Как-то странно вы излагаете свои мысли, – хмыкнула Белла и поежилась, словно ей стало холодно. – Как это Макс может быть у них общим? Ну да ладно, не буду больше к вам приставать со своими филологическими заморочками, мысль ваша мне ясна. Что дальше?

– Дальше? А дальше вот что. Я пытался разузнать в прокуратуре о Снегине… Все словно воды в рот набрали… Я так ничего и не понял. Суда еще не было, это ясно, но один человек мне назвал Иванова Петра Васильевича и как-то странно посмотрел на меня… Вот я и подумал, что прежде, чем работать над делом Снегина, надо бы ознакомиться с делом Иванова… И я поработал…

– Отлично! – воскликнула Белла. – Ну и что же такого интересного вы наработали?

– А то, что этот самый Петр Васильевич по самые уши увяз… угадайте, в чем?

– Понятное дело в чем, – усмехнулся Григорий Александрович, – но это мы и без тебя знали…

– А вот и нет! Иванов увяз в… сливочном масле! Взял на реализацию на жиркомбинате масла на восемьдесят миллионов рублей, затем приблизительно на такую же сумму взял масла на Звонаревском молочном комбинате и по мере поступления денег развернулся вовсю: купил себе машину, телевизор… Я не понимаю таких людей, на что они рассчитывают?

– Вы – и не знаете? – Белла вздохнула и посмотрела на Савельева как на несмышленыша: вот она-то точно не понимала таких дилетантов, как Савельев. – Да вы копните его, я больше чем уверена, что у этого Иванова либо любовница, либо жена, либо кто-нибудь из родственников работает в администрации губернатора… Вам когда-нибудь приходилось слышать такое слово: коррупция?

– Белла, я поражаюсь тебе… Если честно, то я оставил эту информацию, так сказать, на десерт. Действительно, ты права, но только в администрации работают не жена или любовница, а сам Иванов… Такие дела. Причем он заведует отделом, занимающимся поддержкой малого предпринимательства.

– Тогда мне и вовсе все понятно. Иванов в администрации – свой человек. Он вроде бы находится в тени, а на самом деле держит в руках достаточное количество людей, при помощи которых и проворачивает свои делишки… Ну что ему стоит, скажем, выпросить для того же директора жиркомбината кредит? А тот ему – масло на реализацию… Но ведь служащим администрации запрещается заниматься бизнесом…

– Все правильно, – поддержал ее Савельев, – Иванов масло брал ДО ТОГО, как устроился в администрацию… В том-то все и дело.

– А чем же ему так насолил Снегин?

– Думаю, что с помощью Снегина кто-то в администрации узнал о том, что Иванов уже был дважды судим за мошенничество… Если предположить, что один из директоров, которые дали ему масло на реализацию, подал на него в суд, после чего Иванова решили привлечь к уголовной ответственности, то вот тут-то он и предложил себя в качестве провокатора. Такие вещи, к сожалению, у нас случаются… особенно если вспомнить недавнюю кампанию по борьбе с коррупцией…

– Так я и знала… – И Белла изложила Савельеву свой план по возвращению Снегину-младшему адвокатских гонораров.

– Да, пожалуй, только таким образом можно вытрясти из них эти миллионы, – согласился Савельев. – Они не станут пачкать свое имя ради семи-восьми миллионов, когда один только Джегнарадзе на прошлой неделе в арбитражном суде заработал порядка сорока «лимонов», выиграв дело электромеханического завода…

– Я слышал об этом, – заметил Григорий Александрович, – и еще подумал тогда, что если и я влипну в подобную историю, то тоже обращусь к Джегнарадзе, а вы мне тут такие вещи про него рассказываете…

– Мотай на ус, – сказал Савельев. – Интересно мне с вами, ребята, но только, ей-Богу, ума не приложу, за что и кто мог взорвать Лермана… Не верю я в ваш список… Ну взять хотя бы ту же Сосновскую. Согласен, за ней кто-то стоял, но зачем же убивать адвоката?

– Макс мог что-то узнать об этом человеке… Я имею в виду ее покровителя или ПОКРОВИТЕЛЕЙ.

– Возможно. Ну а что Снегин? Подумаешь: сливочное масло, подложенные деньги… Ничего особенного. Не те масштабы. Это мое мнение, во всяком случае…

– А Исханов? – спросила Белла. – Ведь кто-то убил его дочь, причем незадолго до того, как взорвали и Макса… Вы думаете, это тоже не ТЕ масштабы?

– А вот здесь стоит подумать, ну и, конечно, потрясти Ямщикова…

– Вы о нем еще не наводили справки?

– Деточка, давно мы с тобой не виделись? Несколько часов? Вот именно. У меня, помимо ваших дел, еще знаете сколько?!

– Можно себе представить. Но вы не станете возражать, если мы сами навестим Ямщикова? Мне вообще непонятно, как это он до сих пор на свободе…

– А вот я сейчас и узнаю… Хотя, если честно, – вдруг признался Савельев, – то я про Ямщикова как-то забыл… Закружился с другими делами. Подождите минутку, я сейчас позвоню… – Он встал и пошел в сторону таксофона, находящегося в двух шагах от скамейки, на которой сидели Белла и Григорий.

– Веселенькая у вас работа, – вздохнула Белла ему вслед и тоже поднялась со своего места. – А кому вы собираетесь звонить?

– Да Льву Данилычу, спрошу у него, взяли они Ямщикова или нет, а то зря поедете…

Из короткого разговора Савельева с Львом Данилычем, следователем прокуратуры, занимающимся как раз делом Исханова, Белла, подслушавшая весь разговор, поняла, что Ямщиков пропал. Дома его нет, на работе – тоже.

Они вернулись на скамейку к Пасечнику.

– Скрывается или уже мертвый, – предположила Белла и чуть не заплакала от досады. – Вот черт, а ведь он мог бы рассказать так много!

– С чего ты взяла? – вмешался Григорий Александрович. – И чего это у тебя глаза на мокром месте? Прекрати… Найдется твой Ямщиков…

– А я чувствую, что он уже мертвый.

– Когда почувствуешь, что мертвый я, скажи мне об этом, хорошо?

– Между прочим, я не шучу. Все это очень серьезно… И хватит обращаться со мной, как с маленькой девочкой… Кто у нас следующий в списке?

– Парсамян, – ответил Савельев. – Но им я тоже пока не занимался.

Белла отвернулась от него, тем самым выражая высшую форму презрения: спрашивается, зачем он тогда вообще пришел на встречу?

– Но адрес девицы хотя бы узнали?

– Ой, сейчас посмотрю… – И Савельев, похлопав себя по карманам, извлек маленький, но толстый замызганный блокнот, полистал его, послюнявив палец, и, наконец, причмокнул губами: – Вот! Нашел! Записывай… Луговая, 8, квартира 1, Цветкова Ирина Александровна.

– Да, правильно, ее так и звали – Ира… Спасибо. Вы извините меня, что таким дурацким образом выражаю свои эмоции, но меня можно понять: это у вас десятки разных дел, а у меня ведь – одно-единственное…

– Не скажи, Изабелла… Ты копаешь сейчас под кучу народа…

– Если бы еще знать, не напрасно ли это все… Хотя, признаюсь, мне просто не терпится помочь освобождению Снегина… Честное слово… У него такой чудесный сын… Я была бы просто счастлива, если бы и у меня был такой…

– Ты рассуждаешь, как женщина предпенсионного возраста. И что за голова у тебя, Белла!

Савельев ушел.

– А почему вы все время молчите? – спросила Белла Григория Александровича уже в машине. Они ехали на квартиру Ямщикова. – Это принципиально или вам просто нечего сказать?

– Пожалуй, второе.

– Улица Буровая, это далеко?

Поднимаясь на пятый этаж пятиэтажного панельного дома, находящегося в одном из самых тихих и живописных районов города, Белла поймала себя на мысли, что готова к тому, что не сегодня-завтра увидит Ямщикова мертвым. И это чувство с каждым шагом становилось все отчетливее и отчетливее. Никогда еще ее интуиция не работала так явно: Белла, ни разу в жизни не видевшая этого человека, словно чувствовала где-то рядом запах смерти…

– Похоже, что никого нет дома, как и говорил ваш друг Савельев…

Они позвонили несколько раз, но не услышали ни единого звука за дверью.

– Может, попытаться открыть, как у Сосновской, – предложила она Григорию Александровичу, – а вдруг здесь не заперто?

Но дверь в квартиру Ямщикова была заперта.

– А что, если попытаться проникнуть в квартиру через балкон соседей?

– Белла, ты соображаешь, что говоришь?

– А вы соображаете, сколько раз на день вы произносите эту неприятную для меня фразу? – возмутилась Белла. – Я прекрасно соображаю… Раю Исханову убили – я в этом больше чем уверена – из-за этого Ямщикова, а вы тут лимонничаете.

– А ты, оказывается, знакома с творчеством Достоевского?

– Если честно, я его прочитала предостаточно, но одно могу сказать с уверенностью: Достоевский – дальтоник…

– Это в каком же смысле?

– У него так же, как в книгах Платонова, все черно-белое… Люди питаются Бог знает чем, женщины постоянно ждут богатых женихов, сидят и чахнут в петербургских сырых и холодных квартирах, страдают, ведут пространные беседы и упиваются своим временным безденежным состоянием… Многие сходят с ума, посещают публичные дома и дожидаются наследства или вовсе пропивают украденные деньги в кабаках и игорных домах… Как будто русским людям больше делать нечего, только обливаться слезами и напиваться водкой… Очень узкий подход к менталитету…

– Белла, остановись… Ты вся дрожишь, словно осиновый лист. – Григорий Александрович попытался ее обнять, но Белла отстранилась от него и, подойдя к соседней двери, позвонила. – Что ты собираешься делать?

– Спрошу соседей, когда они в последний раз видели Ямщикова дома, вот и все.

На звонок вышел заспанный, дегенеративного вида мужчина в синих спортивных трико и полосатом красно-черном свитере. На вопрос, когда он в последний раз видел Ямщикова, мужчина ответил, что сегодня утром, когда тот входил в свою квартиру.

Когда за соседом закрылась дверь, Белла принялась изо всех сил колотить в дверь Ямщикова.

– Он дома, я уверена, что он дома… Просто прячется, вот и все. Думаете, он не знает о смерти Раи Исхановой? Все он знает… И я не верю, что милиция не в состоянии разыскать Ямщикова… ОНИ ЕГО ПРОСТО НЕ ИЩУТ. Так, у вас в машине есть топорик или что-нибудь еще? Необходимо срочно позвонить Савельеву и посоветоваться с ним… Мы передадим ему то, что сказал нам сосед, и, уверена, он приедет сюда с ордером на обыск или с чем-нибудь в этом роде…

– Белла, что с тобой происходит? Ну что с того, что мы найдем Ямщикова, что дальше-то?

– А то, что он скажет нам, КТО похитил дочку Исханова и почему… Уверена, он все знает…

Услышав на лестнице шаги, Белла замолчала. Тяжело дыша, она спряталась за Григория Александровича, чтобы прийти немного в себя и собраться с мыслями. Она понимала, что ведет себя несколько нервозно, но ничего поделать с собой не могла.

И вдруг Григорий Александрович упал. Белла закричала, но сухой щелчок заставил ее присесть, а потом и лечь… Затем раздалось еще несколько почти бесшумных выстрелов, от звука которых Белла почувствовала, как покрывается холодным потом. Ее затрясло. Она лежала на спине с закрытыми глазами и боялась пошевелиться. Она слышала шум удаляющихся шагов и воспринимала все, что сейчас происходило с ней, как нереальность.

Наконец она пошевелилась и поняла, что каким-то чудом осталась жива. И цела.

– Григорий Александрович, – Белла склонилась над ним и заглянула в его лицо. Он, казалось, спал. – Очнитесь… Что с вами?

Она встала, обошла его с другой стороны и увидела расплывающееся пятно крови на его плече…

* * *

– Савельев? Я говорю с Савельевым? – кричала она в трубку, находясь в квартире соседа-дегенерата и содрогаясь всем телом. – Николай, это вы? Боже, мне даже не верится… Мы сейчас на Буровой… Да-да, возле квартиры Ямщикова… Приезжайте скорее, на нас напали, стреляли… Пасечник ранен… Я жду… Все… – Она бросила трубку и прислонилась спиной к стене. В ушах шумело, а ноги казались ватными.

Савельев приехал спустя двадцать минут. Белла, которая не знала, как остановить кровотечение из плеча Пасечника, сидела возле него на полу и тихонько скулила.

– Он защищал меня… – рыдала она уже в машине, куда они погрузили не приходящего в сознание Григория Александровича. Лицо его стало бледным, а руки, как плети, свисали почти до самого пола фургона. – Но самое ужасное, что я не успела рассмотреть, КТО стрелял… Я сначала даже не поняла, что происходит… Послышался какой-то щелчок… А потом он начал оседать… Как вы думаете, это серьезное ранение?

Но Савельев вместо того, чтобы хоть как-то успокоить Беллу, вдруг грязно выругался и отвернулся к окну. Белла хотела ему ответить приблизительно в таком же тоне, благо, что она научилась ругаться в своем интернате еще и похлеще, но промолчала, понимая, что сейчас находится в полной зависимости от этого человека. Стоит ему только открыть кому-нибудь из своих людей ее имя, как все закончится. Ее лишат всего. Она не верила в справедливость, которая сама свалится с неба, и теперь, находясь возле Савельева, дрожала при мысли, что он как-то помешает ее перемещению в пространстве, что он будет диктовать ей свои условия, что вмешается в ее жизнь… Но только не так, как вмешался Пасечник, а ворвется, все круша и ломая на своем пути, и будет по-мужицки, без разбора и основываясь только на скудных фактах, которыми располагают прокуратура и милиция, искать убийцу Макса. И не найдет. И тогда Белла будет выставлена на посмешище… Над ней будут смеяться все: Вера Фишер, Лора Парсамян и все то окружение Макса, которое завидовало их счастью и при каждом удобном случае пыталось их рассорить… Они не поймут ее желания затаиться и считаться мертвой. А если и поймут, то все равно сделают вид, что не понимают.

* * *

После двух часов, проведенных ею в больнице, куда они с Савельевым довезли Григория Александровича, который так и не пришел в сознание, Белла вернулась на квартиру Пасечника, заперлась, задернула все шторы и закрыла все жалюзи, затем выпила чашку горячего чая и, свернувшись клубочком на диване под пледом, заснула. Сон пришел к ней лишь после того, как Белла полностью осознала, что Григорию Александровичу уже не грозит опасность, что из его плеча извлекли пулю и что он теперь пойдет на поправку. Во всяком случае, в этом убедил ее Савельев, который лично разговаривал с хирургом, прооперировавшим Пасечника.

– Иди ДОМОЙ, проспись, – сказал он ей на прощанье, – тебе надо хорошенько отдохнуть, а утром я заеду к тебе.

Но она спала не больше часа. Телефонный звонок заставил ее подскочить. Сердце колотилось в груди от страха. Что на этот раз?

– Это ты, маленькая дрянь? – услышала она все тот же женский голос, который изводил ее вот уже два дня и путал все мысли в голове. – Предлагаю тебе встретиться… Ты увидишь меня и все поймешь…

– Но что я должна понимать? Вы, наверное, хотите свести меня с ума?

– Ты и так уже сумасшедшая, раз выдаешь себя за другого человека.

Белла бросила трубку и закрыла лицо руками. Кровь пульсировала в висках, колени дрожали…

Она вернулась на диван и, снова укрывшись пледом, попыталась осознать все, что произошло с ней в последнее время. Она не поленилась встать, достала из сумки блокнот, ручку и, включив лампу в изголовье, набросала все имеющиеся у нее реальные факты, с тем чтобы проанализировать их и вывести хоть какую-нибудь закономерность, которая позволила бы ей найти причину направленной теперь уже против нее травли. Кто-то, кто хорошо знал ее, хотел и ее смерти. Как хотел в свое время смерти Макса. И этот КТО-ТО знает, что она не погибла в тот вечер у «Европы». Этот КТО-ТО – и есть убийца.

Она записала: «1. Смерть Макса. 2. Поджог квартиры и дачи. 3. Знакомство с Пасечником. 4. Знакомство с Савельевым. 5. Убийство Раи Исхановой. 6. Убийство Инги Сосновской. 7. Желание мстить Лены Овсянниковой. 8. Покровитель Сосновской – Оса (он или она – неизвестно). 9. Липовое дело Снегина-старшего. 10. Любовник Иры Цветковой – реальное лицо, бывший уголовник; мнимое изнасилование; невиновность Гарика Парсамяна. 11. Ямщиков??? 12. Покушение на Пасечника (или на меня?). 13. Звонки Изабеллы Изабелле – синий «Опель» под окном?..»

Слишком много информации, всего слишком…

Но разволновалась она не столько из-за звонка «Беллы», сколько из-за смутного чувства, связанного с появлением в ее жизни человека со странной фамилией Пасечник. Теперь, когда его не было рядом, когда его квартира была погружена в тревожный полумрак и выглядела без хозяина пустой и безжизненной, Белле показалось, что она знает Григория Александровича с детства.

В квартире было тихо, но в этой тишине она услышала гул голосов, без которого был немыслим мир интерната, мир ее детства, наполненный неистребимой жаждой жизни и одновременно страхом перед этой самой жизнью. Она изо всех сил старалась быть сильной, она научилась давать отпор своим сверстникам и даже учителям и воспитателям, но всегда знала, что эта ее показная, напускная грубость далека от ее подлинной сущности. Что настоящая Изабелла – существо в высшей степени слабое, хрупкое и беззащитное. И это, очевидно, понял Макс, когда среди всех девушек, которых встречал за свою жизнь, выбрал ее. Сироту. Длинноногую девчонку с зелеными глазами, напоминавшими недозрелый миндаль. Он подарил ей покой и уверенность в себе. Он научил ее не бояться жизни, открыл для нее мир красивых и добротных вещей, запахов, ощущений…

Но с Максом было все понятно – он любил ее. А вот что надо от нее Пасечнику? Зачем он побежал за ней? А зачем она сказала ему про косточку в вишневом пироге? Она повернулась в его сторону и сказала ему о косточке так, словно обращалась к человеку, которого знала давно. Да, теперь она вспомнила, что именно чувство причастности к этому человеку и толкнуло ее на подобную выходку… Сколько раз, находясь в аналогичных ситуациях, она молчала, не заговаривала с незнакомыми ей людьми, не желая вмешиваться в ход событий. Этому ее, между прочим, учил Макс. И она соглашалась с его позицией, понимая, что зачастую люди воспринимают желание ближнего помочь за желание досадить или посмеяться над тобой… Но с Григорием Александровичем все было иначе. Она его откуда-то знала, но вот откуда, никак не могла вспомнить. Он бизнесмен, у которого были дела в Томилинском интернате. Финансовые дела. Кажется, он упомянул спектакль по пьесе Ибсена «Кукольный дом», в котором Белла играла Нору. Это был необычный спектакль, слишком взрослый, но тема денег – основная тема пьесы – должна была каким-то образом заставить воспитанников интерната призадуматься над своим будущим. Из областного центра были привезены роскошные театральные костюмы, которые дали возможность старшеклассникам почувствовать себя совершенно другими людьми… Это было необъяснимое чувство… Белла играла роль молоденькой женщины, наделенной практически всеми добродетелями и к тому же являвшейся матерью крохотных детишек, которая залезла в долги, чтобы только спасти мужа, в свою очередь, не оценившего этого… Нора, эта милая и сентиментальная на первый взгляд женщина, оказалась на деле сильной и независимой личностью. Она бросила мужа, не простив ему его нравственной близорукости… Белла всей душой, всем сердцем переживала за Нору. В ее длинных нарядах Белла чувствовала себя Норой… Перевоплощалась…

…Она тряхнула головой и поняла, что все равно не уснет. Сейчас, когда она находилась в квартире одна, ей ничего не стоило узнать Пасечника поближе. В каждом доме существует место, где хозяева хранят все свои документы и фотографии… И Белла решила воспользоваться случаем найти эти бумаги и попытаться выяснить, какое отношение имел Пасечник к интернату и действительно ли он мог впервые увидеть ее там. Если окажется, что он солгал, значит, он замешан в убийстве Макса, а следовательно, на очереди Белла…

Она вошла в кабинет, где стоял кожаный диван, письменный стол с компьютером и принтером, факс и прочая оргтехника, и выдвинула ящик письменного стола. Там она обнаружила аккуратно сложенные папки, толстые журналы, блокноты…

Она принялась по очереди доставать их из ящика и рассматривать при свете яркой настольной лампы. В основном это были договора, заключенные между фирмой «Рубин», генеральным директором которой и являлся Пасечник, и другими организациями на поставку, сборку и ремонт компьютерной техники. Белла нашла также несколько документов, указывающих на сотрудничество фирмы «Рубин» с городской телефонной станцией (ГТС), в частности, это были бумаги, подтверждающие права Пасечника на определенное количество акций ГТС. Белла провела за письменным столом больше двух часов. Глаза ее уже слипались, спина ныла и просила отдыха, но главную папку она обнаружила в самом нижнем ящике стола. И если кому-нибудь другому эта папка не сказала бы ничего, кроме того, что Пасечник занимался благотворительной деятельностью, то Белла, обнаружив среди счетов и бухгалтерских документов, связанных с перечислением денег на счета детских домов и интернатов, несколько квитанций, имеющих отношение к Томилинскому интернату, до того расчувствовалась, что по щекам ее покатились слезы облегчения и радости. Она поняла, что Григорий Александрович не солгал ей, а это для нее, в ее нынешней ситуации, было главным. Белла только теперь по-настоящему поверила в то, что их встреча в кафе была случайной и что в лице Пасечника она нашла настоящего друга.

Вернув все документы на место, она легла спать. И снился ей интернат, его светлые и просторные спальни с кроватями, заправленными одинаковыми желтыми покрывалами, и голубыми полупрозрачными занавесками на окнах… Видела она и длинные коридоры, по которым слонялись ее друзья и подружки, видела она и Валентину, лучшую свою подругу, сбежавшую из интерната за год до замужества Беллы…

Иногда Белле снились ее родители, которых она никогда не видела. В интернат она попала сразу же после детского дома, где провела практически все свое детство. Она знала, что мать оставила ее еще в родильном доме, и имя матери было ей неизвестно.

«Макс… Зачем ты ушел от меня?..» Белла проснулась вся в слезах. Было восемь утра.