Текст книги "Когда меня не стало"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

– Откуда ты знаешь, где находится это конструкторское бюро? – спрашивал Григорий Александрович у Беллы, когда они уже были в машине и мчались в сторону аэропорта.

– Макс говорил, что во время беседы со Снегиным-младшим в его конторе он больше всего боялся, что на них свалится какой-нибудь самолет. И добавил еще, что не смог бы жить рядом с аэропортом, в таком гуле. А так как к аэропорту ведет всего одна улица, значит, и КБ должно находиться где-то неподалеку. Вы смотрите налево, а я – направо. Как вы понимаете, контора сейчас по нашим временам убыточная, стало быть, и вывеска будет невзрачная…

И она оказалась права. Конструкторское бюро сейсмического оборудования находилось в крохотном строении, прилепившемся к длинному и мрачному зданию аэропортовских диспетчерских служб. Небольшая скромная вывеска, сделанная из тусклого малинового стекла, терялась на фоне темно-розовой штукатурки.

– Если меня долго не будет, приходите выручать, – усмехнулась Белла, выходя из машины и поправляя на ходу красный свитерок. На светлых кудряшках дешевого немецкого паричка сверкало солнце. Слегка покачивая бедрами, обтянутыми в узкие брюки, она дошла до двери и, оглянувшись на сидящего в машине Григория Александровича, скрылась за нею.

Сергей Снегин походил на ангела-переростка. Высокий, светловолосый, с нежным румянцем на щеках и мечтательными голубыми глазами – такие породистые дети не могут рождаться у потенциальных взяточников. Голубая кровь просвечивала сквозь кожу этого потомственного интеллигента.

– Я больше не даю интервью, – заявил он спокойным голосом и снова углубился в свои бумаги.

– Ну и ладно, – миролюбиво проворковала Белла и выключила диктофон. – Между прочим, я такая же журналистка, как вы. Просто этот мерзавец Иванов, который Петр Васильевич, насолил и мне. Вот я и подумала, а почему бы нам не объединить наши усилия? У меня есть план.

– А вы кто? – В глазах этого ангела загорелся огонек.

– Вы неправильно формулируете вопрос. Вы же хотели спросить: вы ОТ КОГО?

– Точно! Так от кого же вы?

– Ни от кого. Грош мне будет цена, если я все выболтаю первому встречному. Вы не верите мне, а я вам – по-моему, это естественно. Сначала выслушайте меня, а потом решайте, верить мне или нет. Мой план сводится к одному-единственному звонку. У вас ведь наверняка есть телефонный справочник?

– Есть, – сухо ответил Ангел.

– Постарайтесь найти номер телефона отдела химкомбината, занимающегося продажей акций. Представьтесь директором фирмы «Берлин-Инвест» и договоритесь о встрече. Вас спросят, по какому поводу вы звоните, и вот тогда вы скажете им, что собираетесь купить акции комбината и что завтра в десять к ним приедет ваша представительница, Эльза Штейнберг.

– И все?

– Все.

– А кто такая Эльза Штейнберг и что это за фирма такая «Берлин-Инвест»?

– Как, разве вы ни разу не слышали об этой фирме? Самые крупные инвестиции во все предприятия нашего региона, связанные с химической промышленностью… Вплоть до фармацевтических заводов…

Ангел пожал плечами:

– И что же будет дальше?

– Я позвоню вам завтра в полдень, мы договоримся с вами о встрече и подумаем, как нам действовать дальше.

– Никуда я не собираюсь звонить. Во что еще вы намерены втянуть меня? И что находится в вашей сумочке? Деньги? Взятка?

– Деньги у меня, конечно, имеются. Но мне нет никакого резона делиться ими с вами… Разве что после того, как освободят вашего отца, мы купим на них бутылку коньяка и отпразднуем успех… У вас ведь нет денег? Вы все отдали адвокатам… Не надо ничего говорить, я все знаю…

– А я не мог вас раньше где-нибудь видеть?

– Разве что во сне. Так вы позвоните на комбинат?

И Снегин, выписав из справочника несколько телефонных номеров, принялся звонить. Он сделал все так, как сказала ему Белла.

– До завтра. – Она улыбнулась ему и протянула руку. – Вы знаете, у вас такие красивые глаза… И волосы…

Она ушла, а он еще какое-то время смотрел на дверь. Потом скомкал листок, на котором писал очередную жалобу прокурору области, и швырнул его в корзину.

«Эльза Штейнберг…»

* * *

– Ну как дела? – спросил ее Григорий Александрович. – Поговорила?

– Поговорила. Очень приятный и неиспорченный молодой человек. Мне от души жаль их семью.

– Куда теперь?

– А теперь надо бы узнать адрес Сосновской…

– Это только вечером теперь, когда объявится Савельев.

– Тогда поедемте в интернат. Думаю, что лучше всего было бы встретиться с самой девочкой… Словом, по дороге обсудим…

Пока ехали в интернат, Белла рассказала Григорию Александровичу о своем плане относительно Снегина.

– А ведь ты и меня поймала… «Берлин-Инвест» – звучит, ничего не скажешь.

– Понимаете, я же чувствую, что все дело Снегина шито белыми нитками. Вот увидите, стоит мне появиться в отделе по ценным бумагам или в бухгалтерии, уж не знаю, кто конкретно этим занимается, и представиться этой самой Эльзой, я больше чем уверена – мне запросто продадут акции, и не на триста пятьдесят миллионов рублей, а гораздо больше. И что же тогда получится? Что купить акции на комбинате не составляет никакого труда и что никакая взятка для этого не нужна… Да вы взгляните на местные газеты последних месяцев: там только и писали, что об акциях… Их предлагали населению по таким низким ценам, что, будь у нас народ поумнее, скупил бы вообще весь комбинат…

– Я не уверен, что человек с улицы и представитель такой фирмы, как «Берлин-Инвест», имеют равные права…

– Может, вы и правы. Но я завтра непременно заявлюсь на комбинат с диктофоном. И еще: хочется все-таки своими глазами увидеть этого Иванова. И припугнуть его как следует. Ведь мы же все, в сущности, чистоплюи. Почему бы, например, не выяснить самые уязвимые его места и не сделать ему больно? Если есть у него семья, пригрозить, что… Уф… Меня куда-то занесло…

– Это уж точно. Успокойся. Хотя, признаться, в твоих словах, безусловно, есть доля здравого смысла. Такие, как этот Иванов, не имеют права калечить жизнь ни в чем не повинных людей. Я имею в виду Снегина…

– То-то и оно. Мы, кажется, приехали?

Интернат, старинное немецкое здание, утопал в зелени сквера. Во дворе бегали дети, играли с забавной рыжей собакой. Из небольшого домика красного кирпича доносился запах вареной капусты. Это, наверное, была столовая.

– Предлагаю пройти к директору, представиться мужем и женой, которые желают взять на воспитание девочку шести-семи лет.

– А почему не совсем маленькую?

– Да потому что это не детский дом, а интернат, и детей младше шести лет здесь просто нет. Поэтому-то меня и насторожило, что Инга Сосновская выбрала себе девочку именно двенадцати лет. Подозрительно. Как раз возраст полового созревания, к тому же у подростков это самый сложный период… Как вы думаете, какие цели преследовала эта садистка, когда забирала ее к себе?

– Трудно сказать. Возможно, хотела, чтобы ей выделили квартиру или какие-нибудь пособия.

– А что, если она использовала девочку совершенно в других целях?

– Отдавала мужчинам?

– А почему бы и нет? Мне Макс так много рассказывал о подобных процессах…

– Что ты имеешь в виду?

– Старых извращенцев, которые любят маленьких девочек и готовы заплатить любые деньги, чтобы только заполучить их к себе в постель. Сколько в нашем городе было таких дел… Конечно, процессы были закрытыми, но видели бы вы, как много людей толпилось в коридорах суда… Вы словно только что родились, Григорий Александрович.

Они вошли в центральный особняк, прошли по длинному коридору с паркетными полами, натертыми сильно пахнущей мастикой, и остановились перед дверью с табличкой «Директор». Постучали.

– Заперто. Никого. Конечно, уже вечер. Но нельзя же вот так просто уехать, ничего не узнав. – Белла чуть ли не за руку вывела Григория Александровича на улицу. Они сели на скамейку и принялись наблюдать за игрой детей. Вдруг Белла сорвалась с места и побежала за мячом. Мальчик, который устремился за ней следом, остановился и приготовился поймать мяч от нее. Белла вместо того, чтобы ударить по мячу ногой, взяла его в руки, подошла к мальчику и о чем-то спросила его.

Когда она вернулась на скамейку, глаза ее блестели.

– Я его спросила, где могу увидеть Сосновскую… И он мне сказал. Только добавил, что она теперь не Сосновская, а Овсянникова… Лена Овсянникова. Это ее настоящая фамилия. Дети ведь все знают…

– Ну и где же она?

– В столовой дежурит.

– Тогда почему же ты не пошла туда?

– Понимаете, хочу сама определить, как девочка выглядит. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Пока нет.

– Рано или поздно она все равно выйдет из столовой. И не одна. Уверена, что Лена красивая девочка, с развитыми формами, хорошими волосами… Она должна отличаться от остальных. Ведь Сосновская выбрала почему-то именно ее, вот я и хочу узнать почему… И тогда сразу станет ясно, с какой целью она ее удочерила. Если девочка будет серенькая, как мышка, вот тут придется призадуматься…

Из столовой спустя четверть часа действительно вышли четыре девочки. И только одна приковывала к себе внимание своей фигуркой. Она была худенькая, но под трикотажной блузкой и спортивным трико угадывалось гибкое и стройное девичье тело. Да и грудь была развита не по годам. Кроме того, у девочки были густые каштановые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел. Огромные глаза, словно подтянутые к вискам, делали ее лицо необычным и привлекательным. Маленький пухлый рот улыбался.

Белла вскочила со скамьи и быстрым шагом подошла к девочке:

– Здравствуй… Тебя зовут Лена Овсянникова?

Девочка сразу же побледнела:

– Да, а что?

– Ты не бойся, мы не из газеты и не из милиции… Просто я прочитала статью о Сосновской, и она произвела на меня сильное впечатление…

– Теперь ВЫ хотите меня удочерить? – По лицу Лены пошли красные пятна, а в глазах появились слезы.

– Да нет же… Успокойся… У меня есть свои причины задавать тебе вопросы. И, возможно, я покажусь тебе жестокой, но вполне вероятно, что Сосновская виновата в смерти моего мужа… Ты понимаешь?

– Но почему я должна верить вам?

– К сожалению, я не могу рассказать тебе всего, но, если ты скажешь мне хотя бы ее точный адрес, у меня будет возможность поговорить с ней…

– Она не будет с вами разговаривать.

– Почему?

– Да потому что она сейчас в тюрьме. Ждет суда. – Лена произнесла это с чувством уверенности в том, что Сосновская теперь надежно изолирована и не сможет потревожить ее покой. И Белла поняла, что Лена не знает, что Сосновская по-прежнему находится на свободе и в любую минуту может заявиться в интернат… Но то, что Сосновскую отпустили под залог, рассказал Белле Макс. А он не мог перепутать. Более того, он возмущался тем, что такая преступница на свободе и может в любой момент объявиться в интернате, чтобы угрожать девочке, а то и вовсе убить ее. Да, он так и сказал. Но почему Белла вспомнила об этом только сейчас? А что, если эта самая Сосновская и убила Макса?.. Ведь он мог докопаться до чего-то такого…

Она очнулась. Перед ней стояла Лена.

– Что с вами? – спросила девочка.

– Нет-нет, ничего… Так ты скажешь мне ее адрес?

– А почему вы сами не узнали его? Через паспортный стол или справку, а пришли ко мне? – Она смотрела на Беллу, чуть наклонив голову набок и сощурив свои и без того раскосые лисьи глаза.

– У меня мало времени.

– Белоглинская, 37, квартира 8. Это все?

– Скажи, что мне надо для тебя сделать, чтобы ты доверилась мне и рассказала все, что ты знаешь о Сосновской?

– Убить ее. – В голосе Овсянниковой прозвучали металлические нотки. – Я серьезно.

– Суд… суд все решит по справедливости, – неуверенным голосом проговорила Белла, – ты должна понимать это…

– Да ее отпустят, потому что у нее есть Оса.

– Кто?

– Никто. Больше я вам ничего не скажу. – И она, совсем по-взрослому вздохнув, медленно побрела по аллее в сторону спортивной площадки. Белла, смотревшая ей вслед, отметила, что Лена слегка прихрамывает, и от жалости к этому маленькому, но уже успевшему настрадаться существу у нее сжалось сердце.

– Подожди! – вдруг крикнула Белла и бросилась догонять ее. – Подожди, я оставлю тебе свой телефон… Никому его не показывай… Если понадобится что, звони. Пойми, я тоже пострадавшая. Мы должны помогать друг другу.

Лена равнодушно приняла из ее рук листок с номером телефона Пасечника и пошла дальше, не проронив ни слова.

Белла вернулась к Григорию Александровичу и передала ему весь разговор.

– Ты молодец, – похвалил он ее. – Я вот смотрел на нее и думал, как она вообще не сошла с ума?

– Я тоже об этом думала. Наверно, она сильная. Других объяснений не существует. Как вы считаете, когда я приду сюда в следующий раз, она доверится мне?

– Не знаю… Слишком уж жесткие условия она тебе поставила. Так какой она там адрес назвала?

* * *

Но к Сосновской они не поехали: вернувшись домой, позвонили Савельеву.

– Где вас черти носят? – рычал на другом конце провода Николай. – У меня даже телефон вспотел, а вы все трубку не берете… Я сейчас беру пива и еду к вам. Не могу сказать, что у меня хорошие новости, но кое-что есть.

– Коля, ты можешь не брать пива… У меня приличный запасец. Приезжай, мы тебя ждем.

Григорий Александрович положил трубку, но в это время раздался звонок в дверь. Принимавшая душ Белла вышла из ванной и увидела в прихожей Руфину.

– Ты с нами поужинаешь? – спрашивал Григорий Александрович гостью, принимая из ее рук сумочку. – Я тебя сейчас познакомлю со своей племянницей.

«Идиот, – подумала про себя Белла, – он так и хочет, чтобы меня кто-нибудь узнал».

– Какая вы высокая, – улыбнулась Руфь, по-хозяйски проходя в гостиную и плюхаясь на низкий и мягкий, обитый вишневым бархатом диван. – Вы надолго к НАМ?

– На всю жизнь, – сладко улыбаясь, ответила Белла.

– Понятно, – нервно засмеялась гостья и достала из кармашка своего ярко-оранжевого костюма пачку сигарет «Вог». Закурила.

Белла отправилась на кухню разогревать ужин. Невидимая Зина успела за время их отсутствия приготовить курицу и яблочный пирог.

– Какие у нее отвратительные духи! – выпалила Белла, едва в кухню вошел Григорий Александрович. – И что ты только в ней нашел? – Она незаметно для себя перешла на «ты». – Предупреждать надо… Если бы я знала, что у тебя есть женщина, я бы предпочла тебе Наполеона… У нас с тобой дела, а она здесь чего теперь крутится? Сейчас явится Савельев, как мы с ним будем разговаривать?

– Но не могу же я ее просто так выставить за дверь? И что с того, что тебе не нравятся ее духи?

– Да она и сама меня раздражает… Знаешь, что я тебе скажу: выбирай – я или она. И пусть это звучит пошло и по-ханжески, но меня этот треугольник не устраивает.

– Ты забываешься, Белла…

– Ничего подобного. Рано или поздно все это кончится, я объявлюсь, восстановлю свои вклады в банке и начну нормальную жизнь. У меня есть деньги, и я заплачу тебе за все, что ты для меня сейчас делаешь… Знаешь, чего я больше всего не люблю? Быть обязанной. Пренеприятное чувство. Так вот, я не хочу чувствовать себя обязанной кому бы то ни было. Даже тебе. Объясни своей Руфине, что ты сейчас занят, купи ей духи приличные, наконец, и отправь к муженьку. Не расслабляйся… Мы же так хорошо начали… Иначе я вынуждена буду уйти от тебя.

– Я не люблю ультиматумов.

– Это твое личное дело. Вот нож, надо нарезать хлеб… Ты меня понял?

– Руфь дает мне очень много. Только с ней я чувствую себя мужчиной, и ты хочешь лишить меня этого удовольствия?

– Какие же вы, мужчины, примитивные существа! Неужели сейчас, когда решается моя судьба, ты можешь думать о постели? Неужели секс занимает в твоей жизни такое большое место?

– Белла, ты не контролируешь себя. У тебя – своя жизнь, а у меня – своя.

– Тогда зачем было вообще морочить мне голову? Разве ты не говорил мне, что я нравлюсь тебе? Разве не ты провел со мной целую ночь в постели… И ты был, между прочим, голый… Разве это для тебя ничего не значит?

– Белла, я бы бросил всех женщин, если бы ты согласилась… Но ты бредишь другим…

– Хотите, – она снова сбилась на «вы», – я заменю вам Руфь… Всего один раз… Сегодня… Нет, прямо сейчас… Представляете, она заходит на кухню и видит нас… вдвоем…

Она говорила и говорила, нисколько не заботясь о том, чтобы он правильно ее понял. И только когда закончила готовить салат из помидоров и подняла глаза на притихшего Григория, увидела в его глазах такое вожделение, что так и замерла с ножом в руке.

– Что с тобой?

– Ничего, – очнулся он от своих фантазий и принялся складывать горкой ломтики хлеба в корзинку. – Ты права, Руфь надо отправить домой.

С этими словами он вышел из кухни, и Белла услышала, как он о чем-то тихо разговаривает с гостьей.

Послышался звук закрываемой двери, после чего Григорий вернулся, вздохнул и пожал плечами.

– Она ушла, – пробормотал он. – Думаю, что навсегда.

– А что ты ей сказал?

– Что у тебя тяжелое психическое заболевание и что ей просто опасно находиться с тобой в одной квартире…

– Ты серьезно?

– Вполне.

– Вот спасибо… Удружил. Ну да ладно, ты, кстати, ушел недалеко от истины. Все готово. И где только носит твоего Савельева, у меня аппетит разыгрался… звериный…

Глава 9

– Как я и предполагал, ее удушили, – докладывал им Савельев с набитым ртом. – А Исханов молчит. Я так думаю, что если в самом начале он молчал по какой-то не от него зависящей причине – ну, там, пригрозили, мол, заявишь о пропаже дочери, мы ее убьем, как это обычно бывает, – то теперь он просто в шоке. Вроде как и смысла нет никакого… девчонку-то не вернуть.

– А как же здоровое чувство мести? – спросила Белла. Она смотрела на Савельева и по мере опустошения тарелок то и дело меняла их.

– Я так думаю, что не сегодня-завтра он заговорит. Не железный же он, на самом деле.

– А что Ямщиков? Его взяли?

– Чтобы взять, надо хотя бы что-нибудь знать… А так: мука, орехи… Ерунда! За такие вещи людей не убивают. Муки пару мешков продал, сахару, ванили килограммов пять…

– Между прочим, ваниль дорого стоит…

– Но ведь не человеческой жизни?

– Да нет, конечно. А что, если убийство девушки и эта кража как-то связаны между собой?

– Понимаете, в чем дело… Я звонил Льву Данилычу, следователю, который ведет дело Ямщикова. Из его рассказа я понял, что Ямщиков вроде бы ничего и не крал, что Исханов сам дал ему добро на продажу сахара и прочего… И что деньги из пекарни перечислены на счет кондитерской фабрики… Документы вроде все в порядке, но деньги на счет так и не поступили.

– Как-то туманно вы все рассказываете. Он что, этот ваш Лев Данилыч, спросонья, что ли, с вами разговаривал?

– А ты откуда знаешь?

– Да ничего я не знаю. Просто разговор у вас с ним какой-то дурацкий получился. Не то перечислили деньги на счет кондитерской фабрики, не то нет. По-моему, это самый главный вопрос в этом деле.

– Хорошо. Поясняю. Заведующая пекарней утверждает, что перечислила деньги только за муку и сахар, а орехи с ванилью якобы она и не видела и никаких документов на них нет. А Исханов говорит, что и у него на складе ничего этого не осталось. И что Ямщиков, который грузил продукты, чтобы отвезти в пекарню, скорее всего продал орехи и ваниль налево.

– Он что, идиот? Разве он не понимал, что рано или поздно это откроется? Здесь что-то не так.

– Понятное дело. Если бы все было просто, давно бы разобрались.

– А знаете, что меня еще настораживает? Почему это муку и сахар грузил на машину не грузчик, не подсобный рабочий, а заместитель директора?

– Грузили-то, конечно, грузчики, это и Исханов говорит, но присутствовал при этом Ямщиков.

– Разве не нашлось на фабрике другого человека, который мог бы проделать все эти действия?

– Ты допрашиваешь меня, как заправский следователь. Согласен, темная история, хотя на первый взгляд она и выеденного яйца не стоит.

– А можно будет мне встретиться с… Исхановым? – спросила Белла, наливая всем чай. – Вдруг он мне что-нибудь расскажет.

– Ты вольна поступать как тебе вздумается, конечно, – вставил Григорий Александрович, – но представь, каково ему сейчас…

– Мне тоже, между прочим, нелегко. Уверена, что он сам не замешан в смерти Макса, но вполне может знать что-нибудь такое, что приведет меня не только к разгадке гибели Макса, но и к убийству его собственной дочери. Чувствую сердцем, все это как-то связано.

– Это все только слова, Белла. – Савельев похлопал себя по животу. – Ну спасибо вам, ребята. За такие харчи я теперь буду работать только на вас. Кстати, я узнал кое-что о Сосновской. Я просмотрел ваш списочек, подключил своих ребят и выяснил, что это не женщина, а сущий дьявол. Но, как говорят мои орлы, она красива до умопомрачения. За ней, видимо, кто-то стоит. Внесли крупный залог в размере пятнадцати миллионов, и теперь эта тигрица гуляет на свободе и ждет суда. Два адвоката, которых она нанимала, после смерти твоего мужа, Белла, отказались вести дело. Ведь она, похоже, продавала девчонку…

– Да это мы уже знаем. Меня интересует, где она сейчас и чем занимается?

– Да ничем. Она безработная.

– А это правда, что у нее однокомнатная квартира?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками Савельев. – Но чувствую сердцем, что отпустят ее. У меня нюх на такие дела. Не допустят, чтобы ее посадили…

– Кто не допустит, не поняла?

– Как кто? Те, на кого она работает.

– И это называется суд?

Белла встала и принялась мыть посуду.

– А что же вы меня про Парсамяна не спрашиваете? Я ведь и про него узнал.

– Насчет Парсамяна, я думаю, беспокоиться не стоит, – сказала Белла, – вряд ли Макса могли убить из-за какой-то там девчонки…

– А вот и не скажи… Любопытную вещь я услышал, однако. Девчонка до того, как у нее все это вышло с Гариком, братом Давида, встречалась с мужчиной постарше ее… А он полгода как отсидел. Суд-то отложили по ходатайству твоего мужа, Белла. Вернее, из-за нескольких ходатайств. Макс настаивал на назначении психолого-психиатрической экспертизы, кроме того, он заявил, что волосы, к примеру, которые были найдены на сиденье машины, где было якобы совершено насилие, были изъяты с нарушениями уголовно-процессуального кодекса, то есть без свидетелей… И волосы с лобка потерпевшей были срезаны не врачом, а вообще непонятно кем… Короче, схалтурили ребята… Твой муж был профессионалом, мимо него это не могло пройти незамеченным. Короче, возник вопрос: а было ли вообще совершено изнасилование? Дело в том, что врач, к которому обратилась девица, как выяснилось, ее дальний родственник. Ее могли лишить девственности за пару-тройку дней до ее встречи с Гариком, но тот, кто переспал с нею до него, мог надоумить девицу, как выманить деньги у Парсамяна. Это сейчас встречается сплошь и рядом. Уверен, Парсамян предлагал ей деньги, но тот, кто задумал всю эту историю, счел сумму недостаточной. Предложи Парсамян ей побольше, думаю, она забрала бы свое заявление назад. Такие дела.

– Надо посоветовать Давиду, чтобы он съездил к девице да и заплатил эти деньги… – предложила Белла, но тут же спохватилась: – Вот черт, а кто же ему это скажет?

– Белла, ты меня удивляешь! – воскликнул Григорий Александрович. – Неужели ты не знаешь Парсамяна? Или ты думаешь, что он не понимает таких простых вещей?

– Тогда в чем же загвоздка?

– Не знаю. Вполне вероятно, что, пока мы с вами здесь разговариваем, Давид стоит перед дверью этой нахальной девицы и собирается предложить ей откупные.

– Я поняла, вы хотите мне сказать, что этим делом и вовсе не стоит заниматься…

– Я такого не говорил, – возразил Савельев, – мне лично покоя не дает этот парень, с которым она сейчас встречается. Могло такое случиться, что Макс отыскал его и попросил по-хорошему объяснить девице, чтобы она забрала заявление… Мне надо еще выяснить, нет ли на личных вещах «потерпевшей» отпечатков пальцев этого уголовника. И взять анализы у этого типа. Словом, Макс наверняка добрался до него и пообещал устроить ему веселую жизнь, если они не прекратят это дело.

– А вы не могли бы дать мне адрес этой девицы? И Сосновской заодно.

– Сделаем так: я сейчас поеду к себе, дам ребятам задание, а потом перезвоню вам и скажу, что знаю.

– Тогда сразу узнайте и адрес Линевых.

– Я все помню.

Он ушел, в квартире стало тихо.

– Который час? – спросила Белла.

– Восемь, – ответил Григорий Александрович.

– У вас очень усталый вид, – заметила она. – Вы, наверно, уже сто раз пожалели, что связались со мной.

– С чего ты взяла?

– Чувствую. Была бы у меня машина, я бы прямо сейчас отправилась к Сосновской. А так… приходится беспокоить вас.

– Ну и беспокой на здоровье.

– И все-таки: зачем я вам?

– Ты и сама все понимаешь.

– Да нет, я просто делаю вид, что понимаю. Вы вот тратите на меня сколько времени… Неужели у вас, кроме меня, никаких дел нет? Или вы в отпуске?

– Не то чтобы в отпуске… Просто ты была в таком состоянии, что я не мог оставить тебя одну. А теперь, когда тебе стало чуть получше, я уже завтра оставлю тебя на какое-то время… Конечно же, у меня есть дела. У меня масса дел. Стоит только что-то упустить, остановиться – и откуда ни возьмись появятся проблемы. Я рано утром поеду на работу, приведу в порядок бумаги и часам к трем вернусь домой. Я бы оставил тебе машину, но у тебя могут возникнуть неприятности с документами…

– Что верно, то верно. Ни прав, ни паспорта, ничего-то у меня нет. Бомжиха, одним словом. Свалка – вот мое настоящее место.

– Не грусти. Все образуется. Можно я тебя поцелую?

Она сначала подумала, что ей это послышалось, но по взгляду, каким Григорий посмотрел на нее, она поняла, что нет.

– Поцелуйте, если вам станет от этого легче. – Белла приблизилась к нему, зажмурила глаза и подставила ему щеку. И тотчас почувствовала, как он берет ее за плечи и притягивает к себе, как жадно целует в губы.

– Все, хватит. У нас дела… – Она нахмурилась и, испытывая легкое головокружение, вышла из кухни. – Так мы едем к Сосновской или нет?

* * *

Белоглинская – длинная и чистенькая улица в самом центре города. В этот теплый июльский вечер она вся светилась золотистыми уличными фонарями, а некоторые деревья мерцали тончайшей сетью электрических ламп, спрятанных среди листвы. В летних кафе, расположенных одно за другим по обе стороны улицы, было много посетителей. Кто-то пил пиво, заедая его солеными орешками, кто-то просто курил, сидя в уютном белом ажурном кресле и наблюдая за прогуливающимися парочками. Здесь можно было встретить и одиноких холостых мужчин, коротающих время за стаканом вина и не дающих себе даже труда поволочиться за женщинами, и беззаботных студентов, просаживающих последние рубли на легкую выпивку, и совсем еще юных девушек, надеющихся встретить в этом праздном месте мужчину на всю жизнь, но скорее всего – лишь на ночь. В совершенно определенном месте собирались проститутки. Они мало чем отличались от остальных представительниц своего пола, разве что были чуть ярче накрашены и пошикарнее одеты. Это были дорогие девушки, работающие на хозяев и отлично знающие свою цену.

Оставив машину на соседней улице, Белла с Григорием Александровичем остановились возле столика кафе, располагавшегося на первом этаже дома номер 37, и некоторое время постояли, проникаясь атмосферой ночного города.

– Как бы я хотела сейчас вернуться в свое прошлое… Боже мой, как же спокойно я жила! Мы с Максом, конечно, не так часто выходили сюда погулять, у него было много дел, он уставал и предпочитал после ужина подремать или почитать газеты, но в пятницу почти всегда у него находилось время, чтобы сводить меня куда-нибудь в город, в кафе, в ресторан… Словом, как он называл это, Макс ВЫГУЛИВАЛ меня. Как собачку. И я радовалась, что иду рядом с ним, на нас оборачивались… Он был таким…

Григорий обнял ее сзади за плечи:

– Все? С лирикой закончено?

– Какой же вы все-таки противный… Ладно, уговорили, пойдемте к этой Сосновской… Мне даже любопытно, КАК живет эта стерва. Но уже то, что ее дом – один из престижнейших в городе, о чем-то говорит.

Они вернулись на параллельную улицу, куда выходили подъезды, вошли в первый подъезд, поднялись на четвертый этаж.

– Никогда бы не подумала, что восьмая квартира может находиться аж на четвертом, – рассуждала Белла, поднимаясь по просторной и ярко освещенной лестнице и останавливаясь на каждой площадке для того, чтобы рассмотреть таблички на дверях. – Надо же, как в хорошие времена… А вот и совсем старая надпись, смотрите…

Она показала Григорию Александровичу на медную тусклую табличку, на которой было аккуратно выведено гравером: «Доктор по внутренним болезням».

– Меня лично это умиляет, а вас?

– А я считаю, что так и должно быть. А что касается того, что на каждом этаже только по две квартиры, это же норма… Просто мы привыкли жить в норах, как мыши…

Они остановились перед дверью, на которой сверкала золоченая восьмерка.

– Я звоню, – сказала дрогнувшим голосом Белла. – Правда, я, как всегда, не знаю, что буду говорить… Но что-нибудь придумаю, мне бы только посмотреть на нее…

Она позвонила несколько раз, но за дверью была тишина. Ни звука шагов, ничего такого, что свидетельствовало бы о том, что внутри квартиры кто-то есть.

– А что, если постучать?

– Не советую. Соседей переполошишь. А тебе это зачем?

– Да незачем, конечно. Но что же делать? – Она повернулась к Григорию Александровичу лицом, оперлась на дверь и вдруг почувствовала, что падает… Дверь под ее телом поддалась, и Белла едва успела ухватиться за протянутую руку спутника, как за первой дверью распахнулась и вторая, внутренняя… Мгновение – и они уже стояли в прихожей квартиры.

– Что делать? – спросила Белла Григория Александровича. – Заходить или подождать, пока появится хозяйка?

– Даже не знаю… Где здесь выключатель?.. Погоди-ка, сначала надо придумать, зачем мы сюда пришли и как очутились в квартире, это на тот случай, если Сосновская заявится и застанет нас тут…

– Я уже придумала. Скажем, что мы из газеты… Диктофончик-то у меня с собой… Поскандалим, потребуем интервью… Думаю, что уж она-то не захочет лишний раз встречаться с представителями закона и звонить в милицию… Разберемся… Ну что, заходим?

Она вошла, нашла выключатель, щелкнула им, и они оказались в длинном и широком коридоре, устланном темно-синей ковровой дорожкой. По обе стороны коридора располагались три двери. Все были закрыты. Справа от входной двери находилась кухня.

– Ничего себе однокомнатная… Три комнаты, два балкона, кухня, в которой можно накормить полинтерната… Я ничего не понимаю.

Они обошли всю квартиру, включая по дороге свет, Белла рассматривала буквально все, начиная с хрустальных люстр и кончая безделушками за стеклами горки. Коснулась рукой пухлых вышитых подушек, постояла несколько минут в спальне возле трельяжа, восхищаясь расставленными на нем в строгом порядке пузырьками и флаконами, баночками с кремом и коробками с косметикой, пробежала взглядом по корешкам книг на стеллаже и, наконец, заглянула на кухню.