355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Данилова » Когда меня не стало » Текст книги (страница 1)
Когда меня не стало
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 10:56

Текст книги "Когда меня не стало"


Автор книги: Анна Данилова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Анна Данилова
Когда меня не стало

Глава 1

17 июля

Ей казалось, что стоит только открыть глаза, и она увидит рядом с собой на подушке ЕГО драгоценную голову; мужчина, которого она любила, будет улыбаться во сне, а потом он проснется и обнимет ее, они будут долго разговаривать, шутить и смеяться, а затем он поцелует ее нежно и скажет, что постель – это ложе для избранных…

Она готова была отдать жизнь за одно только утро с Максом.

Но его больше не было.

Его тело, разорванное на куски, пребывало теперь где-нибудь в морге, на ледяном цинковом столе, и патологоанатом в замызганном, порыжевшем от остывающей крови фартуке наверняка выпьет рюмку-другую за упокой души Макса Лермана, известного в городе адвоката.

Он звал ее ласково Зу-Зу. «Изабелла Лерман – звучит несексуально, – заявил Макс в их брачную ночь, пытаясь расшнуровать ее сложное платье из английской сетки и венецианских кружев, – безусловно, это красиво и пышно, в этом сочетании чувствуется нечто итальянско-еврейское, но мне нужна женщина, от имени которой так же, как от ее тела, исходят тепло и страсть. Поэтому я буду звать тебя Зу-Зу».

Справа от нее происходило какое-то активное движение, кто-то яростно сопел и всхлипывал, кровать ходила ходуном. Но это была не ЕЕ кровать. И эти двое (а то, что их было двое, она просто почувствовала), казалось, не обращали на нее никакого внимания. Они предавались тому, что в обществе нормальных людей называется любовью. Но любовью здесь и не пахло. Здесь пахло гарью, старым тряпьем; тошнотворный запах впитался в стены, и истребить его было уже невозможно.

Она не знала, сколько времени пролежала на этой кровати или тюфяке, на этом ложе, которому она должна быть благодарна хотя бы за то, что оно позволило ее телу отдохнуть и набраться сил.

Но мозг работал вполсилы. Она так и не поняла, где находится и кто рядом с ней. Хотя звук взрыва, который потряс несколько центральных кварталов города, она помнила хорошо… И она знала, что не забудет его никогда. Это взорвалась машина Макса как раз в тот момент, когда он собирался сесть в нее, чтобы подождать Зу-Зу. А что делала в это время Изабелла?

Розовый туман заполнил все видимое пространство: Зу-Зу с ужасом вспоминала их последний день.

* * *

– Какие запонки мне лучше надеть?

Макс казался взвинченным. Он много работал, у него никогда не было недостатка в клиентах. Он стал приходить все позже и позже. Зу-Зу ревновала его к клиентам, ей казалось несправедливым, что им, этим людям, которые обращались к ее мужу со своими проблемами, он отдает большую часть своего времени. «Хочешь, я буду тоже платить тебе за то, чтобы ты выслушал меня, Макс, у меня ведь тоже имеются проблемы, и хотя я ЕЩЕ никого не убила, не ограбила и не изнасиловала, но и мне время от времени нужен адвокат. И пусть это будешь ты, Макс». Он так нежно улыбался ей, брал ее голову в руки и целовал ее губы. И она была несказанно счастлива. Но когда он утром, уже стоя перед зеркалом, надевал шляпу или поправлял галстук, готовясь выйти из дома, ей становилось невыносимо тоскливо от надвигающегося ужаса одиночества. Он говорил ей еще тогда, что она так переживает их каждодневные расставания лишь потому, что любит его, но «любовь проходит или ослабевает независимо от нас…». Как же он ошибался!

Когда за ним закрывалась дверь, Зу-Зу подбегала к окну и провожала его взглядом до машины, и, только дождавшись, когда серебристая «Мазда» скроется за углом дома, брела в ванную, вставала под душ и тихонько скулила… Без Макса жизнь казалась ей пустой и бессмысленной. Она слонялась по огромной квартире, закутанная в махровый халат, останавливалась в спальне перед кроватью, подолгу рассматривая сбитые в ком простыни, вспоминая Макса, затем садилась перед остывающим кофейником на кухне и очищала машинально апельсин за апельсином, пока часы в гостиной не пробивали десять. В это время приходила домработница Катя – женщина без возраста, худая, энергичная, немногословная, но, безусловно, умная. Ум сквозил в ее взгляде, которым она редко удосуживала Изабеллу, но в котором читалось так много всего, начиная от презрения и кончая явной укоризной. Изабелла была бы рада поговорить с Катей, но диалога все равно бы не получилось, она это чувствовала…

– Так какие запонки мне надеть?

– Вот эти. – Зу-Зу достала из шкатулки запонки – крохотные веера из трех карт, выполненных из слоновой кости и закрепленных на золотых пластинах: стилизованные пики, черви, бубны…

– Жаль, что вы, женщины, не носите запонки, ты, Зу-Зу, и спала бы с запонками… И что ты в них только находишь?

Макс был высокий, рыжеватый и светлокожий мужчина с большими, слегка навыкате, выразительными карими глазами и крупным ртом. Он был красив, ироничен, остер на язык, быстр в движениях, нежен в любви… Зу-Зу жалела, что так и не увидела его на процессах. «Возьми меня с собой». – «Мужчина зарезал женщину, это неэстетично. Сиди дома и жди меня. Приеду – расскажу». И он рассказывал. После ужина, когда они валялись на диване в гостиной, он очень эмоционально и весело, словно речь шла о только что просмотренном им фильме, рассказывал о том, как ему удалось сбить с толку строгого прокурора и выманить у свидетелей путем кажущихся на первый взгляд не связанными между собой вопросов нужную ему информацию. В такие минуты он казался ей просто мальчиком, он смешно и ненатурально хмурил брови, щурил глаза, его лицо по нескольку раз за одну минуту меняло свое выражение, а нежный румянец придавал ему особую трогательность… Он запускал белые тонкие пальцы в свои золотистые мягкие кудри и хохотал, видя слезы в глазах Зу-Зу: «Слушай, но это же просто глупо – так реагировать на мой рассказ. Ты не должна быть такой тонкокожей, ведь ты жена адвоката, ты моя жена, жена Максима Лермана… нет, это звучит слишком официально: ты мой зверек, моя девочка, моя женщина… и я обожаю тебя… твои коротко остриженные волосы, все сто восемьдесят сантиметров твоего гибкого и стройного тела, твои длинные руки и ноги, длинную шею, длинные глаза…» – «Длинные глаза, это как?» – «У тебя действительно длинные глаза, похожие на туловища длинных и изящных рыбок…»

…Она исторгла стон. Она готова была рычать. Нет, он не мог вот так оставить ее, бросить, отдать на растерзание толпы! Ведь она только-только вошла во взрослую жизнь, она еще незнакома с ее законами. Она еще такая тонкокожая.

Слезы покатились из закрытых глаз. Но открывать их она пока не собиралась. Она была не готова родиться еще раз. И если первый раз она родилась для счастья, то сегодня ее воскресили для горя. «И почему только я не взорвалась вместе с ним?»

И все же она открыла глаза. Природное любопытство. Она слегка повернула голову и увидела двух голых людей, почти детей. Животный акт подходил к концу. Еще минута, и оба, и мальчик и девочка, рухнули обессилевшие на грязные простыни, обливаясь потом. Оба худенькие, с розовыми лицами и белыми хрупкими телами.

– Оденься, замерзнешь, – сказал мальчик своей партнерше. Ему было лет четырнадцать. Копна спутанных черных волос, серая полоска пробивающихся усов над верхней губой, полуоткрытый рот, закрытые глаза и часто вздымающаяся костлявая грудь. Под мышками еще нежные темные волосы.

– Мне жарко… – Девочка, по контрасту с ним белокурая, верхняя губа ее припухла от поцелуев и приобрела вишневый оттенок. У нее уже наметились маленькие острые грудки. Хрупкая, беленькая, с плоским животом, переходящим в беззащитный и неестественно гладкий, с едва заметным рыжеватым пушком лобок.

– Это тебе сейчас жарко, а очень скоро ты замерзнешь. На улице дождь, ветер.

– Ты не спишь? – Он вдруг поймал взгляд Зу-Зу и, нисколько не стесняясь, подвинулся к ней и склонился над ее лицом своей лохматой головой. У него были, оказывается, ярко-синие глаза, такие неожиданные при черных волосах. – Я так и знал, что ты выживешь.

– Где я? – Зу-Зу поднялась на локте и слегка отстранила от себя это непонятное существо с замашками взрослого, повидавшего жизнь мужчины.

– Как где? У нас. Меня зовут Наполеон.

– Ты сумасшедший?

– Нет, так называет меня Лиза.

Беленькая Лиза, прикрывшись серой простынкой, как-то странно улыбнулась.

– Он тебя спас, – сказала она, усаживаясь на постели и отводя длинные светлые пряди волос за плечи. – Тебя хотели убить… Ведь это твоя машина взорвалась возле «Европы»?

– А что случилось со мной?

– Ты лежала в кустах, тебя было легко чистить…

– Что делать? – Она ужаснулась тому, ЧТО именно могло означать это слово на жаргоне этих испорченных детей. А что, если этот Наполеон изнасиловал ее?

– Но у тебя платье без карманов, да и в сумочке нашли всего сто рублей. Никогда бы не подумал, что такие леди, как ты, могут ходить по городу без денег. Даже на одну сигарету с фильтром не хватит.

– А я и не курю. А как же ты притащил меня сюда?

– Никак. Ты сама шла. С закрытыми глазами, но шла. Кто такой Макс?

– Это мой муж.

– Ты ночью звала его. Это он взорвался?

– Он. – Ей вдруг захотелось ударить мальчишку. Он не имел права произносить имя Макса вслух. Все, что касалось их семьи, теперь принадлежало только ей, Изабелле. В частности, память. – Где мое платье?

– Теперь это не твое платье. Это платье Лизы. – Наполеон рывком стянул с Зу-Зу одеяло, которым она была накрыта. – А ты красивая. Только зачем так коротко волосы стрижешь? Носишь парики?

У этого малого в голове была такая каша, что Зу-Зу вместо того, чтобы ответить, попыталась прикрыться – она лежала совсем голая – и отвернулась.

– Лиза, ты хочешь ее поцеловать? – спросил Наполеон.

– Отдохну, тогда и поцелую. Ты хочешь ее? – Она все-таки была слабоумная, эта Лиза. Изабелла вспомнила, как Макс говорил, что очень часто жертвами насильников, особенно престарелых, являются слабоумные девочки вроде Лизы. Они чем-то возбуждают взрослых мужчин. Выходит, не только взрослых. Но и мальчиков. Сейчас же у Наполеона явно проснулся аппетит на Зу-Зу. Она заметила это, когда он, поднявшись на колени, продемонстрировал свое мужское достоинство, которое что-то подозрительно быстро восстановилось после совокупления с Лизой. Мальчишка предложил ей заняться своим инструментом, но Зу-Зу мягко отстранила от себя это неразборчивое чудовище и попыталась встать.

– Ты возьмешь его? – спросил Наполеон.

– Нет. Скажи лучше, куда ты меня привел? Ведь это же не дом?

Полутемное строение, захламленное ненужными вещами и тряпьем и освещенное голубой керосиновой лампой. Желтоватые стены, неплотно примыкающие друг к другу. Похоже на самодельный шалаш, который Зу-Зу со своими дворовыми дружками строила в детстве. В щели пробивается голубоватый свет вместе со струями дождя и запахом мокрых листьев. Пахнет осенью, а ведь еще вчера была середина июля – пятнадцатое число. И ничто не предвещало ни дождя, ни смерти.

– Это наш дом.

– А где ваши родители?

– Их нет. Мы вылупились из яйца.

– Где вы берете деньги на еду? – То, что они живут здесь постоянно, было понятно из обстановки: кухонная утварь, две самодельные печки, груда одежды, остатки еды…

– Где придется.

– Что вы сделаете с моим платьем? Продадите?

– Его никто из НАШИХ не возьмет.

– А кто такие НАШИ?

– Те, кто покупает у нас то, что мы находим…

– Вернее, что вы воруете? Называйте вещи своими именами. И чем же, интересно, им не понравилось мое платье?

– Оно весит один грамм. Ты смотрелась в нем как голая.

Она почувствовала головокружение. Наполеон говорил, что она сама дала себя увести сюда. Значит, инстинкт самосохранения предпочел малознакомого парня великому множеству представителей закона?

– ТАМ была милиция, пожарные, «Скорая»?

– Все было. Ты хочешь уйти, чтобы похоронить Макса?

Наполеон разговаривал вполне нормально. А ей всегда казалось, что дети, живущие в шалашах или канализационных колодцах, сильно отстают в своем развитии. Как бы не так! Этот был поразвитее многих своих сверстников. Что же (или КТО) заставило его уйти из дома и поселиться в этом страшном месте? И где они живут зимой?

– Тебя не должно касаться то, что я хочу. Дайте мне одежду и выпустите отсюда. За то, что вы спасли меня, я вас отблагодарю. И оденься… Тем более что твоя штука уже давно впала в анабиоз.

– Куда-куда? – Наполеон, оказывается, умел краснеть.

– Это не для средних умов, мальчик. Впал – куда нужно. Для меня, во всяком случае.

Она ожидала удара, нападения, была готова к тому, чтобы защищаться, кусаться и царапаться, все, что угодно, лишь бы поскорее вырваться отсюда и вернуться в город. Она ДОЛЖНА увидеть Макса, как бы плохо он сейчас ни выглядел. Она должна увидеть хотя бы ЧАСТЬ своего мужа.

В горле образовалась плотная пробка – сгусток расплавленных нервов. Словно сплав разноцветных электрических проводков, которые протянулись сюда со всего тела и соединились лишь для того, чтобы приостановить на полпути накопившиеся рыдания.

Но Наполеон не стал препятствовать ее перемещению в пространстве. Он лишь вернулся к Лизе, накрылся одеялом и попытался уснуть. Лиза же смотрела, как Зу-Зу, закутанная в простыню, пытается найти что-нибудь из одежды.

– Возьми джинсы и свитер, на улице дождь, – произнесла Лиза вполне разумную фразу, чем сильно удивила Зу-Зу. – Можешь съесть кусочек сыра.

Но есть не хотелось. Зу-Зу действительно нашла на одном из деревянных ящиков, заменявших здесь стулья, старые линялые джинсы, розовый, весь в пятнах, свитер, нацепила на ноги полуразвалившиеся сандалии из зеленоватого пластика и, повернувшись в сторону ложа, на котором валялись Лиза с Наполеоном, не выдержала и все же спросила их:

– Что вы делаете зимой? Как живете? Чем питаетесь?

– Покупаем керосин. Консервы. Делаем запасы.

– Кто еще живет с вами поблизости? Ведь вы же не одни здесь?

– Кто живет, тот и живет. Лиза за деньги спит с Татарином. Он живет неподалеку. – Это говорил уже Наполеон.

– А где мои туфли? – неожиданно спросила Изабелла.

– Далеко. У Татарина.

– Вы, наверно, продешевили с ними. Они стоят больше пятисот долларов. Там пряжки из чистого золота.

Наполеон побледнел. Зу-Зу усмехнулась.

– Спасибо. Мне пора.

Она видела две пары глаз, устремленных на нее, и поймала себя на том, что ее собственная судьба на этом страшном фоне нищеты и убожества показалась ей относительно сносной. И хотя это было временным ощущением, это помогало ей прожить хотя бы какое-то время в реальном мире. Она еще не знала тогда, что стоит ей только выйти из шалаша и окунуться в задымленный и влажный, кишащий помоечными миазмами мир городской свалки, как разум оставит ее. Она вновь умрет. Но это будет не последняя ее смерть. Да и окончательное осознание того, что Макса больше нет в живых, придет к ней гораздо позже…

Глава 2

Насколько только хватало взгляда простирались неровные холмы городской свалки. Это напоминало пейзаж после конца света, по представлению Зу-Зу. Тишина, запах разложения, гнили, трупов… Ей казалось, что все запахи приобрели здесь материальность и превратились во что-то липкое и едкое, разъедающее кожу лица и рук.

И она кинулась прочь. К дороге, к звукам проезжающих машин. Она не помнила, сколько времени пробиралась по мягким, топким низинам, сдобренным помоечной жижей и дождевой водой, пока не поднялась к лесопосадкам с дикой смородиной. Здесь, всего в нескольких метрах от свалки, даже пахло по-другому. Похлопав ладонями по мокрой траве и листьям, Зу-Зу попыталась хотя бы таким вот образом обмыть руки и лицо. А потом принялась собирать ягоды смородины и заталкивать их в рот. Это было неслыханное наслаждение. Желтые, темно-красные и черные ягоды вперемежку с мелкими ажурными листиками были вкусными и немного утоляли жажду.

Зу-Зу понимала, что в такой одежде она навряд ли кого-нибудь остановит, а если и остановит, то чем она будет расплачиваться за проезд? Но до города было километров пять, а чтобы добраться до дома, придется пройти еще километров пятнадцать. Откуда ей взять столько сил?

Она представила себе, как пытается остановить машину, как все-таки останавливает какой-нибудь старенький «москвичонок», просит ее подвезти… А что дальше? Кто согласится подвозить девицу в замызганном свитере, с всклокоченными волосами, безумными глазами и губами, перепачканными смородиной?.. Ее могут изнасиловать. С презервативом, конечно. «Скоты!» Она так отчетливо представила себе своих будущих насильников, что желание останавливать какое бы то ни было транспортное средство у нее отпало напрочь. И она пошла пешком.

Голод напомнил о себе часа через два, когда она находилась уже в черте города и брела дворами по направлению к трамвайной остановке, на которую возлагала большие надежды. Пусть даже к ней подойдут десятки кондукторов, она все равно не выйдет из трамвая. Двенадцать остановок, несколько кварталов пешком – и она будет дома. Поднимется к себе, позвонит соседке и попросит у нее запасной комплект ключей. Так было уже много раз.

А дома она смоет с себя всю грязь, наденет чистую пижаму и примется обзванивать своих знакомых, которые сначала удивятся ее звонку, а потом все в один голос будут говорить ей что-то о Максе.

Она проглотила слезы. Она обманывала себя. Она не верила в то, что его уже нет. Она и домой-то рвалась лишь потому, что надеялась увидеть его ТАМ. Или, позвонив к нему на работу, услышать его голос.

Размазывая кулаками слезы, она и не заметила, как вошла во второй вагон трамвая и села к окну.

– Оплатите проезд, – услышала она над самым ухом и вздрогнула.

– У меня нет денег, – сказала она толстой тетке в синей шерстяной кофте, от которой почему-то пахло козой. Или овцой. Словом, как пахнет у вольера с шерстяными животными в зооцирке в пасмурную погоду.

– Тогда выходи, чего расселась? – Голос у тетки был командирский.

– Мне срочно надо домой. Я нездорова. У меня нет денег. – Зу-Зу чувствовала, что еще немного, и вагон станет наполняться людьми, и тогда она уже ничего не сможет сделать. Но пока в вагоне они были одни, она, набрав в легкие побольше воздуха, вдруг с силой схватила тетку за руку и, притянув к себе, прошептала ей в самое ухо:

– Если бы тебе, старая корова, сказали, что у тебя СПИД, ты бы по-прежнему платила за проезд, зная, что ты не сегодня-завтра умрешь?

Кондукторша в считанные секунды покинула вагон и не появлялась в нем все то время, пока Зу-Зу была там.

«Холодно. Боже, как же холодно…»

Она шла под проливным дождем, перепрыгивая через лужи, и удивлялась чистоте и изяществу женщин, которые попадались ей навстречу под прозрачными стильными зонтами и в туфельках на тонких каблучках. Это были люди. А на кого была теперь похожа Изабелла? Но оставалось пройти всего несколько метров до поворота, за которым она увидит СВОЙ дом. Четырехэтажный особняк на четыре квартиры. Она считала шаги: «Раз, два, три…» Свернула за угол и замерла, встала, чувствуя, что силы оставляют ее…

Дом-то стоял, но та часть его, где находилась ИХ квартира, была черной от копоти. Окна с выбитыми стеклами напоминали черные дыры, под ними на тротуаре валялись какие-то книги, обгоревший рыжий абажур, ножка от испанской кровати… Дыма уже не было, очевидно, здесь хорошо поработали пожарные, но запах копоти оставался. Не могла же она принести его со свалки?

«Где же я теперь приму ванну?»

Она твердила эту фразу, петляя по улицам города и всматриваясь в чужие окна. Она не могла допустить явиться в таком непотребном виде к Вере Фишер или Лоре Парсамян. Хотя у них прекрасные ванны и всегда есть горячая вода.

Она остановила мальчика лет десяти и спросила у него пятьсот рублей или телефонный жетон. Мальчик, испугавшийся, очевидно, ее взгляда, тотчас достал жетон и отдал ей.

Зу-Зу зашла в кабинку и набрала номер Веры Фишер.

– Вера? Это Лора… – Она нарочно заговорила низким голосом, подражая Лоре и с трудом соображая, что она вообще делает. – Вера, что там слышно про Изабеллу?

– Лора, ты снова напилась? Ну ты вообще сбрендила… – красивым и мелодичным голосом пропела Вера. – Лерманам не повезло… Максим с Изабеллой приказали нам долго жить.

– Это ты про взрыв, я поняла… Но ведь ее тела, кажется, не нашли…

– Нашли два тела: мужское и женское. Я же тебе сегодня утром все рассказала…

– Какой ужас… Вера, а кто же хоронить их будет?

– Да ты, я вижу, совсем плоха стала… Наши же мужья и похоронят. Фишер мой с самого утра занимается всем этим… Ты хотя бы помнишь, что у них сгорели квартира и дача? Вот так-то быть адвокатом…

Зу-Зу повесила трубку. Вера трезва как стеклышко, она вообще не пьет, а Лора напилась. Напилась, наверно, когда узнала о ЕЕ, Изабеллы, смерти. А Вера как будто бы даже рада…

Она вспомнила банкет, который устраивала Вера Фишер вчера вечером… Стоп. Вчера ли?

Она подошла к киоску и спросила у продавщицы, торгующей газетами, какое сегодня число. «Семнадцатое». – «Значит, я пробыла на постели Наполеона с ночи пятнадцатого по утро семнадцатого».

Итак, Вера Фишер пятнадцатого праздновала свой день рождения в ресторане «Европа». Маленький банкетный зал для избранных. Было много гостей, в числе которых и Макс с Изабеллой. Был прекрасный стол, но Изабелла почти ничего не ела. Они с Максом договорились не переедать, как можно скорее сбежать оттуда и, вернувшись домой, побыть немного вдвоем. Но потом пришли еще какие-то гости, пошел разговор о выборах, Макс увлекся, и Зу-Зу пришлось дернуть его за рукав, чтобы напомнить о данном им обещании уйти пораньше:

– Выхожу через пять минут, а ты выйдешь следом. Я буду ждать тебя в машине. – Так сказал он.

Она снова проглотила слезы и прислонилась к стене какого-то холодного и чужого ей дома. «Макс…»

Что было потом?

А потом ее позвала Лора Парсамян, она пожаловалась, что ее подташнивает, и попросила проводить ее до туалета. И Зу-Зу проводила. Но когда вернулась, услышала, как Вера Фишер говорит своему мужу очень странные слова. Она говорила приблизительно так: «Марк, у Максима большие неприятности, я только что видела, как к нему подходил какой-то господин и разговаривал с ним в довольно резкой форме. Он говорил о том, что Максим-де не выполнил своего обещания, я так думаю, Марк, что он не поговорил с судьей… Ты ведь знаешь, как это бывает… Макс взял деньги, а судье отвез коньяк. Он всегда так делает…» Зу-Зу вдруг почувствовала, что ей стало жарко. Макс не мог так поступить. Да и Марк прикрикнул на Веру, чтобы она замолчала. Причем он сказал ей это в довольно грубой форме. Он всегда уважал Макса. Но Вера не замолчала, она продолжала развивать эту мысль. И говорила достаточно громко, так что Изабелле даже не пришлось напрягаться, чтобы выслушать все ее перлы в адрес мужа до конца.

Вера Фишер. Она красива. Она любила Макса, и Зу-Зу знала об этом. В этом же ресторане «Европа», как-то выпив лишнего, Вера плеснула Изабелле вином в лицо, заявив ей при этом, что «таким вот молоденьким самочкам вроде тебя не место возле Макса…». И еще она сказала тогда, что только после тридцати можно по-настоящему полюбить мужчину и что она, Изабелла, польстилась на деньги Макса. Изабелла ей ответила: «Да, вы правы (тогда они еще были на «вы»), я действительно вышла замуж за Макса не по любви, а потому что он богат». Она знала, что эта фраза выбьет почву из-под ног Веры. Так оно и случилось. Знай Вера о любви Изабеллы к Максу, она бы просто приревновала, но, когда она услышала, что Изабелла не любит Макса, она была оскорблена до глубины души.

Когда Изабелла спросила Макса, известно ли ему о чувствах Веры, он пожал плечами и совершенно спокойно проронил: «Это ведь ЕЕ чувства, а не мои». – «А как же быть с моими чувствами, – спросила тогда Зу-Зу, – разве они не волнуют тебя?» – «Твои чувства – мои чувства. И давай не будем о Вере». Из чего Изабелла сделала вывод, что у Веры с Максом до нее был роман.

Но теперь все это уже не имело никакого значения. Ни Макса, ни самой Изабеллы больше не существовало. Кто-то, очевидно, сильно захотел их смерти. Их сожгли вместе с машиной. Потом подожгли квартиру и дачу. Все. Лерманы кончились. Родители Макса на Украине. У Изабеллы только тетка в Москве, которой, конечно же, никто никогда не позвонит и не напишет о том, что случилось с ее дорогой племянницей. Жизнь закончена. Занавес.

Она снова застонала.

«Я здесь, Зу-Зу…» – вдруг услышала она голос Макса и оглянулась. Это говорил его голосом дождь. Или ветер, пробиравший ее до костей.

«Макс, я не могу пообещать тебе, что буду мстить, потому что я даже не знаю, кто сотворил с нами такое, но обещаю тебе, что буду жить. Ведь ты сам говорил, что жизнь – это все».

Она сжала кулачки, тряхнула головой и, содрогаясь от холода, уже более уверенно двинулась по улице вниз, к набережной. В ней проснулся инстинкт. Он гнал ее к теплу, к еде…

Магазин «Паритет». Ничего не значащее название, но именно в нем Зу-Зу покупала продукты и так обожаемые ею манго. Когда-то она теперь попробует эти сочные желтые мясистые плоды?

«Сегодня же».

* * *

Уже стемнело, когда она затаилась в кустах, наблюдая за всеми подъезжающими к этому дорогому магазину машинами. По большей части в машинах были женщины, которые ожидали своих мужчин из магазина. «Значит, не жены».

И тут она увидела красный «Фольксваген». Из него вышел мужчина в голубом хлопковом костюме и белом кашне. «Пижон». Он вынул ключи и хотел было уже запереть машину, как его окликнула женщина, показавшаяся на крыльце магазина с большим белым пластиковым пакетом в руках.

– Борис, ау! Я уж думала, что не дождусь тебя… Идем, там еще осталась щучья икра…

И мужчина в голубом бросился к женщине, так и не заперев машину. Зу-Зу довольно часто наблюдала подобные сцены и всякий раз поражалась забывчивости и рассеянности мужчин, оставляющих свою машину незапертой. Но теперь она просто благодарила судьбу за то, что на крыльце показалась эта женщина с пакетом. Не появись она, возможно, в ход пошел бы кирпич или камень, все, что угодно, чем можно было бы разбить окно машины, чтобы забраться туда… Ведь чтобы спрятаться от дождя, чтобы согреться или раздобыть денег, проще всего было забраться в машину. Так рассуждали родственники клиентов Макса, которые нанимали его в качестве адвоката, чтобы тот помог оправдать воров и убийц, бандитов и начинающих разбойников. Но это все было в ТОЙ жизни. Макс был адвокатом, а Зу-Зу вела созерцательный образ жизни. Она не жила, а наблюдала жизнь. Разве что когда возвращался Макс… вот тогда она жила. По-настоящему.

Зу-Зу оглянулась: не видит ли ее кто-нибудь. Но площадка перед супермаркетом опустела. Это был как раз тот отрезок времени, когда нормальные люди, уже вернувшись с работы, ужинали дома, а ненормальные, то есть те, для которых полноценная жизнь начинается ночью, еще не выползли из своих роскошных квартир в поисках развлечений, горячительных напитков и женщин. Они прибудут сюда, в этот гастрономический рай, часов в десять вечера в сопровождении хихикающих девиц, не обремененных интеллектом и жаждущих с головой окунуться в море сомнительных удовольствий и призрачного веселья, в обществе профессиональных проституток, которые и помогут этим толстосумам выбрать правильный сорт копченой грудинки, свежих угрей и низкокалорийные фруктовые пирожные.

Она открыла дверцу, умело выдернула проводки (как ее учил Макс однажды в лесу, где они провели целое воскресенье, объедаясь приготовленным на костре супом из курицы, а потом, от души радуясь жизни, не заметили, как потеряли все ключи, в том числе и от машины, и вот тогда Макс, смеясь, хотя и немного нервничая, показал Зу-Зу, как можно заводить машину без ключа), соединила их и, услышав, как мягко и живо заурчал мотор, поудобнее уселась на сиденье и, дрожа от страха, выехала с площадки на дорогу.

Ей казалось, что все это только сон. Никогда в жизни езда на машине не приносила ей столь явное ощущение свободы, причем в самом прямом смысле этого слова.

Остановившись буквально на несколько минут, она, открыв бардачок, нашла там несколько стотысячных купюр, чему несказанно обрадовалась, газовый баллончик и сигареты. «Деньги – это еда».

Она прибавила газу и уже более уверенно повела машину по опустевшим к этому часу улицам. Зу-Зу спешила на противоположный конец города, носивший дачное название «Сады». Там жил друг Макса, Игорь Борисов. Зу-Зу знала, что Игорь еще приблизительно месяц будет в Москве, а потому его дом – двухэтажный особняк, который сам хозяин называл бункером, – сейчас пустовал. Не будь этого потенциального убежища, Зу-Зу и с места бы не тронулась. Осталась бы с Наполеоном и слабоумной Лизой. И наверняка стала бы третьей в их любовных играх.

Начались «Сады». Дорога стала уже, начала петлять между особняками, замелькали высокие бетонные заборы, пронеслась строгая и темная тополиная аллея, показался холм, на самой вершине которого мелькнула и снова скрылась в зелени красная крыша борисовского дома. Притормозив возле коммерческого магазина, торгующего, очевидно, и ночью, она, стараясь особенно не привлекать к себе внимания, купила продукты, мыло, шампунь, бумажные полотенца, кое-что из белья и спички. Ей было дико, что она теперь всю жизнь будет вынуждена считать деньги. При Максе недостатка в деньгах никогда не было. Она, помнится, весело катила перед собой тележку, нагружая ее продуктами и нисколько не беспокоясь о том, что ей не хватит денег. У нее были другие проблемы, например, как донести все купленное до машины. Но и в этом вопросе ей чаще всего помогали мальчики-продавцы…

Зу-Зу остановила машину перед массивными воротами, и ей показалось, что биение ее сердца прекратилось. Ужас перед содеянным парализовал ее. А что, если сейчас раздастся вой сирены, покажутся желтые милицейские фургоны, и ЭТИ ЛЮДИ В ФОРМЕ окружат ее, арестуют, а потом посадят в тюрьму?

Ее страх был обоснованным: она не была уверена, что запомнила шифр, при помощи которого открывались ворота. Где лежал ключ, она помнила достаточно хорошо, но, пока он не окажется у нее в руках, она навряд ли успокоится.

«Три, шесть, девять, один».

Она вышла из машины и остановилась перед невысоким столбиком с миниатюрной крышей, под которой пряталась от дождя панель с кнопками. Она набрала четыре цифры и, услышав глухой металлический щелчок, вздрогнула и почувствовала, что близка к истерике. Подошла к воротам и легко коснулась рукой холодной мокрой поверхности. Несколько энергичных движений – и ворота раскрылись. Зу-Зу нырнула в машину, которая продолжала преданно работать, и довольно сносно въехала через ворота во двор. Сразу же закрыла их за собой, снова вернулась в машину и заехала под навес: ей важно было, чтобы машину никто не увидел даже сверху.

Ключ она нашла в условленном месте, в щели наружного жалюзи. Трясущимися руками открыла замок и, войдя в дом и захлопнув за собой дверь, без сил рухнула прямо на пол.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю