Текст книги "Падение сквозь облака"

Автор книги: Анна Чилверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава 27

Он просыпается на полу в гостиной. Переворачивается на бок, подперев голову одной рукой, другую же выбрасывает перед собой. В шее ужасная боль, в желудке – жжение.

Первая мысль его о Кэт. Она сидит в поезде напротив него, читая книгу. Скрываясь за волосами, ниспадающими на лицо, она бросает на него украдкой взгляды, когда думает, что он не смотрит. Тогда он полагал, что ему не следует с ней знакомиться, что если бы она его знала, знала, что он сделал, то не стала бы иметь с ним дело. Он оказался прав.

Гевин пытается сесть. Кто-то укрыл его пледом и снял с него туфли. Должно быть, он находился в бессознательном состоянии, когда Морган вернулась из бара.

Он заставляет себя встать с пола и садится на диван. Сжимает голову руками. Должно быть, Морган спит наверху. Сегодня Рождество.

В кухне он обнаруживает пустую бутылку виски и заполненную до краев пепельницу. Морган, очевидно, подобрала окурки с пола здесь и в другой комнате. Он открывает холодильник и пьет молоко прямо из бутылки. Затем рыщет по ящикам стола и находит аспирин.

Он должен немедленно поговорить с Кэт. Она, должно быть, напугана, полна отвращения. Но по крайней мере, не надо будет что-либо разрушать в их отношениях. Он не сомневается, что она знает правду, хотя не имеет представления, каким образом она ее узнала. Может, поместили видео в Интернете.

От его одежды разит запахом рвоты, пота и сигарет.

Наверху пол вымыт, из комнаты доносится запах дезинфекции. Швабра и ведро все еще стоят на лестничной площадке. Компьютер выключен. Должно быть, Морган видела письмо от Кэт.

Гевин берет чистую одежду из комнаты. Становится под горячий душ, не обращая внимания на мыльную пену, проникающую в глаза и рот. Он яростно скребет свое тело, удаляя из пор отраву. Трет наколку пентаграммы на руке, словно может ее смыть. Повязки на запястьях, скрывавшие его шрамы, промокли. Он тоже трет их с мылом, как будто это части его тела. Дважды чистит зубы.

Уже поздно. Утро почти прошло. В кухне он заваривает две чашки чая, затем приносит из своей комнаты шоколад, купленный на неделе для Морган.

Морган еще спит. Он толкает ногой дверь ее комнаты, и она открывается, обнажив внутри мрачный сумрак. Плотные портьеры закрывают голубое небо, пропуская солнечный свет через единственную щель. Гевин садится на край ее постели, и она медленно поворачивается к нему, открывает глаза.

– Счастливого Рождества, – говорит он.

– Взаимно.

– Я принес тебе чай и шоколадки. Прости за прошлую ночь.

Шоколадки в коробке золотистого цвета, перевязанной лентой. Они высокого качества, произведены в Бельгии вручную.

– Откуда ты это достал в рождественское утро?

– Они предназначались тебе в знак благодарности, а не замаливания моих грехов. Я облажался. Ты прибрала все?

Она кивает.

– Что и требовалось доказать. Мне действительно очень жаль.

Она меняет позу в постели так, что сползает покрывало. Под простыней Морган совершенно нагая.

Он может обонять себя – смесь мыла, зубной пасты и алкоголя. Он знает, как налились кровью его глаза.

Морган садится в постели, чтобы принять от него чай. Она прижала простыню по бокам под мышками. Потягивает чай, глядя на него поверх чашки. Ему нужно подняться и выйти.

Она ставит чашку на столик у кровати, и простыня сползает. Протягивает ему руку, и он позволяет ей бережно привлечь себя. Сейчас он обоняет ее, аромат ее духов смешался с запахом сигаретного дыма в волосах. Другой рукой он слегка касается ее груди.

Их лица отстоят друг от друга всего лишь на дюйм. Морган тянется к нему, и их губы соприкасаются. Отодвигаются и вновь соприкасаются. И вдруг они сливаются в поцелуе. Он гладит руками ее спину, затылок, прижимает ее теснее. Вкусовые ощущения ее утреннего дыхания и зубной пасты, которой он пользовался, смешиваются.

Когда Морган забирается рукой под его тенниску, он скидывает ее с себя. Она освобождает место в постели, и Гевин ложится рядом, потом склоняется над ней. Их губы слиты, словно поцелуй никогда не прекращался.

В этот раз все должно случиться. Морган ласкает его между ног, и он закрывает глаза.

Однако мир за закрытыми глазами выглядит иначе. Здесь лето, а не зима, здесь снова является она. Кэт в студии татуировок наблюдает, как он выходит за дверь с рюкзаком за плечами. Она так юна и печальна. Ему хочется поменять направление своего движения, вернуться. Но это – в прошлом. Это уже случилось и не может быть изменено.

Гевин поднимает голову и смотрит на Морган. Она перестала к нему прижиматься и лежит без движения. Ее рука покоится на его бедре.

– Ты думаешь о Г. Н.? – спрашивает он ее.

Ее кивок едва заметен.

Он наклоняется и целует ее в губы, затем поднимается с постели.

– Пойду приготовлю завтрак на дорогу.

В кухне он помещает хлеб в тостер и разбивает яйца в миску. Слышит, как она принимает душ. Возбуждение его еще не покинуло, но он понимает, что момент возможной близости прошел. На этот раз во благо. Он думает о своей квартире в Лондоне, о месяцах заключения, проведенных там, без выхода наружу и возможности принять какое-либо решение. Лучше было б, если бы он там оставался? Тогда была бы порушена только его жизнь.

В кухню входит Морган. На ней кимоно из черного шелка с двумя красными драконами, вышитыми по бокам, и одним огромным драконом на спине. Она связала свои влажные волосы в узел на затылке. Снова выглядит как богиня или, может, как воительница. Гевин отводит взгляд.

Она бросает ему тенниску.

– Ты оставил это в моей комнате.

Он берет тенниску и надевает.

– Я готовлю яичницу и гренки. Попробуешь?

Морган кивает:

– Да. Я голодна. В холодильнике есть немного бекона. И имбирный мармелад.

Они готовят завтрак вместе. Их отношения снова приобретают непринужденность, словно того, что только что происходило в спальне, и не было. Садятся за кухонный стол, едят яйца, бекон, мармелад и гренки, запивая их кофе.

– Закрой глаза, – говорит Морган.

Он закрывает и ощущает теплоту солнечного света на руках, проникающего через кухонное окно.

– Теперь открой рот.

Она что-то помещает между его зубами.

– Кусай.

Он кусает, и сладость шоколада растекается во рту. Он жует, и сладкий вкус смешивается с горьким вкусом кофе.

– Еще?

Он кивает. Морган вставляет между его губами другую половинку шоколада. Достает из коробки на столе еще одну плитку и кусает сама.

Гевин молчит. Он не смотрит на нее, упирается взглядом в потолок. В голове снова начинается пульсация. Он не может сдвинуться с места. Еда и кофе припечатали его к стулу. Она что-то ему предлагает – возможно, еще один шанс. Но он не думает, что она имеет в виду именно это. Прошло много времени с тех пор, как она занималась любовью, гораздо больше времени, чем то, какое выпало ему.

Она протягивает через стол руку и касается его запястья. Пробегает пальцами по повязке, которая еще сохраняет влагу после душа.

– Шрамы сойдут со временем, – говорит она. – Тебе нужно выставить их на воздух, на солнечный свет.

Он молчит.

Морган просовывает палец под повязку и гладит его кожу.

– Шрамы на твоей спине уже прошли. Они белеют. Скоро станут чуть светлее, чем остальная кожа. Они будут едва заметны.

Он ощущает ткань своей тенниски там, где она касается тела. В последнее время его спина перестала испытывать зуд. Он не уверен в том, что хочет исчезновения шрамов. Он нуждается в напоминании о том, кто он такой и что он сделал.

– Они не то, что ты. Как бы они с тобой ни поступали, ты не поддался, ты остался тем же, каким был. Эти люди оставили на тебе свои следы, но не могли изменить тебя.

Морган многого не знает. Если б знала, не говорила бы этого.

Она подается вперед, наклоняется через стол и берет его за запястье. Вначале он сопротивляется, затем расслабляется и дает ей возможность снять красную повязку с запястья. Его кожа под ней побелела. Шрамы стали бледнее, чем остальная рука, рубцы превратились в белые жесткие нити рубцовой ткани. Она проводит по ним пальцами. Он хочет сказать ей, чтобы она прекратила это делать, не прикасалась к нему, но не говорит этого.

Она держит его ладонь, сжимает ее в кулак, затем разжимает палец за пальцем. Потом берет другую его руку и тоже снимает с нее повязку. Гевин вытягивает руку, сгибает запястье и распрямляет пальцы.

Морган покачивает двумя повязками, свешивающимися с ее руки. Они выглядят засаленными, мокрыми и грязными.

– Я хочу выбросить это в мусорное ведро, – говорит она.

Гевин не препятствует ей. Морган поднимается и идет к мусорному ведру под мойкой. Он наблюдает, как она открывает дверцу и выбрасывает повязки вместе с яичной скорлупой и кофейной гущей.

Морган снова садится за стол и глядит на него с улыбкой.

– Кончено, – говорит она.

– Это не так легко.

Он держит свое запястье, пытаясь прикрыть ладонью обнажившиеся шрамы.

– Я не готов. Не могу их видеть… они будят воспоминания.

Внезапно она наклоняется и хватает его за руки:

– Прости. Я, глупая тварь, пытаюсь навязывать свои правила. Достать их? Я их постираю.

Он мотает головой:

– Нет. Они отвратительны в любом случае. Я подыщу что-нибудь другое. Есть старая рубашка, которую можно порвать.

– Я найду тебе что-нибудь.

Она оглядывает кухню. Ее взгляд перемещается с одного места на другое, как будто она ищет, что-то, чем немедленно можно воспользоваться. Затем смотрит вниз на свой подол. Ее глаза светлеют.

– Мой пояс, – произносит Морган.

Ее кимоно крепится на спине черным шелковым поясом. Она отводит руки за спину и пытается развязать узел.

– Не надо, Морган. Все в порядке.

– Я хочу отплатить тебе чем-нибудь. Ты подарил мне шоколад.

– Но…

Пояс развязан, и она кладет его на стол между собой и Гевином. На концах пояса вышиты крохотные красные драконы.

– Дракон придаст тебе силу, – говорит она. – А красный цвет – счастливый.

– Наверное, в Китае?

Она пожимает плечами и встает, чтобы подойти к ящику кухонного стола. Кимоно, которое плотно облегало ее тело, теперь повисло свободно, но ткань достаточно широкая, и оно не раскрывается полностью. Морган берет из ящика ножницы и снова садится за стол.

– Что ты делаешь?

Она складывает пояс так, чтобы он составил две равные части. Затем разрезает его.

– Вот, по повязке для каждой руки. Протяни руку.

Гевин протягивает через стол одну за другой руки, и она обвязывает запястья половинками пояса. Каждая половинка оборачивается вокруг запястья несколько раз, и, когда она завязывает ее, на тыльной стороне запястья обозначается красный дракон.

– Я потом зашью концы повязок, чтобы узлы тебе не мешали.

– А твое кимоно?

Морган снова пожимает плечами:

– Приспособлю что-нибудь. Когда ты соберешься снять повязки, пришли их мне, я соединю обе половинки.

Он покрывает ладонями повязки, одну за другой, сжимает их, ощущая новую ткань грубой кожей.

– Спасибо, – благодарит он.

Затем они вместе смотрят фильм, сидя рядом на диване. Они расслаблены, колени подобраны, не касаются друг друга. Морган зашивает концы повязок.

После того как фильм заканчивается, Морган говорит:

– Думаю, надо сходить и повидать Г. Н. Нам нужно разобраться в отношениях.

Он кивает.

– Поеду этим вечером и останусь на пару дней. Бар закрыт до 29 декабря.

– Я закончу пока ремонт дома. Осталось немного работы.

– И что тогда?

Он пожимает плечами:

– Тогда наступит Новый год.

Глава 28

Шейла позвонила накануне Нового года.

Рождество прошло в спокойной обстановке в доме родителей. Я ходила с ними на полуночную мессу в сочельник, они обменивались визитами с друзьями. Когда они уходили, я оставалась дома, перечитывала Джейн Остин и красила волосы в черный цвет. В Рождество мы вышли на прогулку вдоль побережья. Сияло солнце, легкие вдыхали холодный воздух. Когда вернулись, я помогала маме с приготовлением традиционных овощных блюд. Готовила вегетарианский соус к жареным орехам, которые она купила для меня в городском магазине здоровой пищи. На самом деле я не испытывала голода, но ела, потому что так было легче. Мама позволяла мне вести себя так, как хочу, но если бы я не ела, она бы от меня не отстала. Ни она, ни папа не задавали мне вопросов.

Когда Шейла позвонила, я читала книгу. Мама принесла телефон в мою комнату. Пока Шейла говорила, я сидела у окна и смотрела в сад.

– Кэт, надеюсь, ты не против, что я взяла с собой компакт-диск.

Она сделала паузу, словно ожидая моей реакции, но я молчала, и она продолжила разговор:

– Этот диск мне показался несколько странным. Я решила взять его и дать посмотреть кому-нибудь, кто в этом разбирается. Мел знает людей, знакомых с производством фильмов, домашнего видео и прочего.

Она снова сделала паузу, поэтому я произнесла:

– Гм, гм.

– Словом, в Рождество, когда не было клиентов и студия татуировок была закрыта, Мел связался с одним парнем, который вчера просмотрел диск.

Я бы разбила диск на кусочки, растоптала бы его каблуками. Мне не хотелось, чтобы она показывала диск кому-либо. Я чуть не наорала на Шейлу, чуть не швырнула телефонную трубку в окно.

– И по словам парня, он почти уверен в том, что две части фильма смонтированы. Монтаж сделан искусно, но эти части не могли быть сняты в одно и то же время или даже в одном и том же месте.

– Что ты имеешь в виду?

– Дело в том, что во второй части фильма нет ничего, что способствовало бы опознанию Гевина. Он носит маску и не разговаривает. Невозможно увидеть его глаза. Вероятно, Гевина там нет.

– Но почему?..

Лучи солнца падали на заднюю часть дома, подсвечивая жасмин голоцветковый так, что он выглядел россыпью золота на кирпичах.

– Не знаю почему. Это область психологии. Силовые игры. Вероятно, сюжет из Интернета.

– А жертва? Это Бертран?

– Не знаю. Но я выяснила, где живет его подружка. Один сотрудник журнала, с которым я связывалась, – старый друг их обоих – сообщил мне название бара, которым она владеет. Я позвонила туда, оттуда поступило сообщение автоответчика с номером ее мобильного телефона, по которому я и связалась с ней. Завтра поеду на встречу с ней. Ты присоединишься ко мне?

Кирпичи светились оранжевым цветом, капли влаги на цветах жасмина сверкали серебром в лучах полуденного солнца.

– Конечно, поеду.

Я узнала ее, как только она открыла входную дверь. Это была женщина с картины, висевшей в квартире Хью Челленджера. На ней были старые джинсы и потрепанный черный свитер, волосы стянуты в конский хвост. И все же она имела утонченный вид.

– Привет, я – Морган, – представилась она. – Входите.

Мы сидели за ее кухонным столом, и она наливала нам кофе из кофейника.

– Как я поняла, вы разыскиваете Гевина, – сказала она.

– Наряду с прочим, – ответила Шейла.

– Но его больше нет здесь. Я вернулась домой через две ночи и обнаружила эту записку.

Она вынула из заднего кармана джинсов листок бумаги, развернула его и положила на стол. Я взглянула на почерк и вспомнила утреннее возвращение после вечеринки в Корнуолле.

Текст записки состоял в следующем:

«Морган, для меня настало время уходить. Кажется, я закончил все, что необходимо для ремонта квартиры. Покраска завершена, я снова повесил шторы и занавески. Может, ты хотела еще раз покрыть лаком пол в некоторых местах наверху, но это потерпит.

Спасибо за то, что ты предоставила мне время, место и работу. Я действительно очень признателен. Но не думаю, что злоупотреблять этим было бы правильно. Рождество было прекрасным, но это не то, чего хотим ты и я. Тебе нужно разобраться с Г. Н. А мне, мне тоже нужно кое-что сделать, и что будет после этого, неизвестно. Прости за то, что не смог попрощаться лично. Но думаю, это к лучшему.

С любовью, Гевин».

Я перечитала записку дважды. Возникло много вопросов, на которые требовались ответы, но я не знала, с чего начать.

– Кто такой Г. Н.? – спросила я.

– Г. Н. – Бертран. Бертран Найт – мой парень. Мы пережили тяжелое время после его возвращения домой.

– Знаю, – сказала Шейла.

Но Морган смотрела на меня и не обратила на нее внимания.

Она была так красива. Выше меня, уверена в себе. Она выдержала мой взгляд, и я понимала, что она хочет мне сказать больше того, что выражали слова.

– А вы…

– Я делю свое время. Держу бар «Водво» в городе. Из-за этого нужно быть половину недели здесь. Остальное время провожу в Чешире, с Г. Н.

– Значит, Гевин находился здесь много времени один?

– Гевин очень встревожен. О своем прошлом он не говорил ничего. Он никогда не упоминал Г. Н., за исключением тех случаев, когда дело касалось меня. Он все хранит внутри себя.

У нее были темно-карие, почти черные глаза. Они излучали теплоту, которую я расценила как жалость ко мне.

– Впрочем, он упоминал о вас, Кэт.

Я опустила глаза:

– В самом деле?

– Да.

– Он считает Г. Н. братом Бертрана, – сказала Шейла, и мы обе повернулись к Морган.

Она была смущена:

– У Бертрана нет брата.

– Из пустыни Бертран слал электронные письма некоему человеку по имени Г. Н., что-то вроде дневниковых записей. Он сказал Гевину, что Г. Н. его брат. Гевин говорил об этом Кэт.

Морган снова взглянула на меня, и я кивнула:

– Верно. Гевин в действительности считает, что Г. Н. другой человек. По-моему, он полагает, что Бертран погиб.

Морган покачала головой, словно пытаясь стряхнуть смущение.

– Но мы говорили о Г. Н., о том, что он переживает. Как он мог не осознавать этого.

– Вы называли его Бертраном?

– Нет. Я всегда называю его Г. Н. Бертран его официальное имя.

Шейла возразила:

– Гевин уверен, что Бертран погиб. Ему и в голову не пришло бы, что Г. Н. то же самое лицо. Люди, которые снимали фильм, могли сообщить ему что-нибудь.

– Фильм? – спросила Морган.

Нам пришлось рассказать ей о диске и о том, каким образом он оказался в наших руках.

– Где, вы говорите, эта квартира?

Я сообщила ей адрес, уже зная, что она скажет.

– Это квартира Г. Н.

Она пошла в гостиную и что-то вынула из ящика стола. Это было фото, которое она положила на стол.

– Этот человек, Хью Челленджер, выглядит так?

Человек на фото был не так полон, выглядел моложе, но, несомненно, это был Хью. Я кивнула.

– Так, это и есть Г. Н. Это Бертран Найт, человек, который ездил с Гевином в пустыню. Человек, с которым я живу пятнадцать лет.

– И человек, который оставил для Кэт в своей квартире диск, на котором Гевин кого-то убивает.

Морган повернулась к Шейле:

– У вас этот диск с собой?

– Да.

– Мне можно посмотреть?

Шейла вынула диск из сумки и передала ей.

– Вы не будете возражать, если я останусь здесь? – попросила я. – Не хочу видеть это снова.

Пока они отсутствовали, я пила крепкий черный кофе и оглядывала комнату. Работа Гевина была налицо. Его руки зачищали этот стол, красили оконные рамы и дверь. Я положила ладонь на деревянную поверхность стола и смогла ощутить тепло от своей чашки с кофе. Интересно, что здесь происходило на Рождество. Я понимала, что Морган сообщает мне малозначащую информацию. В конце концов, у него нет передо мной обязательств. Я даже не была его подружкой. Интересно, где он спал в этом доме. Что-нибудь сохранилось здесь от него?

Когда они вернулись на кухню, лицо Морган выглядело бледным. Ее руки чуть дрожали. Она взяла сигарету из ящика стола и закурила.

– Это не Г. Н… не Бертран. Я имею в виду того, которого убили. Но кто-то хочет, чтобы все выглядело так, будто это он. Вначале был он. Я узнаю его руки, шею. Я прожила с ним достаточно долго.

– А кулон? – спросила Шейла.

– Его. Он всегда его носит. Я подарила ему его, когда мы впервые встретились.

Она глубоко затянулась, позволив дыму сигареты проникнуть в свои легкие.

– Но в конце фильма… голова… – Она поперхнулась дымом или словами. – Это не его. Кого-то другого.

Затем она повернулась к нам спиной. Дым от сигареты поднимается спиралью, вьется вокруг ее руки, прежде чем рассеяться в воздухе.

Я подошла, встала рядом с ней и обняла ее за плечи.

– Какая грязь, – сказала она, – какая чудовищная грязь!

Морган сказала, что должна уехать. Она предполагала этой ночью быть в баре – канун Нового года был одним из самых напряженных временных отрезков года, – но сейчас она позвонила менеджеру бара и велела ему руководить работой.

Я спросила, могу ли воспользоваться ванной комнатой, и, когда Морган дала необходимые наставления, попросила показать комнату Гевина.

– Комната наверху. Поднимитесь по лестнице и направо, – ответила она, не глядя вверх.

Я вдыхала запах свежей краски, который меня несколько разочаровал. Казалось, он поглотил все запахи Гевина. Стены оказались темно-зелеными, а деревянные поверхности и потолок сияли кристально-белой краской. Я не могла представить себе, что Гевин жил в этой комнате.

Диван-кровать была сложена, но я все равно легла на него, зарыв голову в подушки и надеясь почуять его запах. Должно быть, он жил здесь очень беззаботно. Я не смогла обнаружить его запах в подушках, или в белых муслиновых занавесках, или на сосновых досках пола. Даже заглянула под кровать в надежде найти случайно оброненный носок, но не обнаружила ничего.

Когда я спустилась по лестнице вниз, Морган и Шейла приготовились уходить.

Шейла села на заднее сиденье машины, я – впереди, рядом с Морган. Мы не разговаривали. Я смотрела в окно на мелькавшие за ним картины природы, тихой и спокойной в эту мягкую зимнюю погоду.

– У Гевина был с собой пакет? – спросила Шейла.

Я совсем забыла про пакет.

– Что за пакет?

– Пакет из коричневой бумаги, адресованный господину Б. Найту. – Шейла рассказала Морган, как он исчез из лавки одновременно с Гевином. – Мы гадали, не взял ли его Гевин, чтобы вручить Найту лично.

Морган пожала плечами:

– Я ничего не видела, напоминающего пакет, но он, возможно, хранил его в сумке.

– Если так, то он, вероятно, понес его к Г. Н.

– Он ушел два дня назад. Если отправился туда, то уже прибыл на место.