Текст книги "Анфилада души (СИ)"

Автор книги: Анна Буянова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4

Выбрав в электричке место у окна, я закинула ноги на какой-то боковой выступ, я часто так делала если народу было не много или если напротив не сидела скандальная старушенция или брезгливая бабка. Руки привычно потянулись к волосам и стянули их в косу. В замкнутом пространстве интенсивно и глубоко передается, и впитывается неблагоприятная энергия. Мне не хотелось поглощать в себя негатив.

Я поймала себя на мысли что думаю об этом совершенно естественно, и что меня никто не заставляет это делать. Вот так просто, то что мной отвергалось вначале теперь стало частью меня самой.

Дорога занимала чуть более двух часов. Мне нравилось наблюдать в окно как меняют другу друга густые рощи. То березовые, рассеянно разбежавшиеся вдоль железнодорожных путей, то сосновые чуть поодаль дружными кучками жавшиеся друг к другу.

В этом месяце в социальных сетях сплошь всевозможные тренинговые новинки, марафоны и прочая дребедень.

Что толку сходить с ума в одиночку. Суть тренинга заключалась в том, что авторы давали на каждый день новое задание. Задания были расписаны на неделю вперед. Это были самые разные, иногда странные вещи, поездки, встречи с друзьями или, например, лимерики.

Заданием этого дня стал текст на одну букву. Меня это так позабавило, что, угадайте с кем я решила этим поделиться. Вот так необычно я пожелала ему доброго утра.

–Под пушистым полным пнем пряли пряжу поп с попом. А ты говоришь я не развиваюсь. Попробуй писать правду понемногу, перед прогулкой по поляне. Поймешь почему повар поливает плов подливкой.

Настроение стало приподнятым, как это называют – проглотила смешинку. Больше всех людей на свете этот человек мог меня рассмешить. И ответил он, не растерявшись, буквально сразу же.

–Привет, папа. Помнишь после полудня пылающие печи поднебесной полностью перекрывают пустынные, птичьи поля.

Я удивилась и порадовалась. Мне показалось в этих словах что-то романтичное.

–А чего ты сразу выделываешься, а?

–Это вроде как солнце собой закрывает небо

–Художника может обидеть каждый! А ну ка давай на другую букву! Да будет батл. «С»

Я торопилась ответить первой и не менее романтично чем он.

–Сколько слез скатилось серебром с сияющего светила. Сверканием сезонных свежих созвездий, создаются синие, светлые сны. Спустятся, сольются слепым светом свивая сизую сеть сновидений.

Его ответ рассмешил меня до самых колик. Люди странным образом поглядывали на меня, но мне было наплевать.

–Слишком сильное стремление соединить сердца смутило сильного самца своей сверхъестественной силой. Страх слияния сейчас сумасшедшим способом скрывался. Сглотнув слюну, самец смог собраться с силами.

–Значит самец хочет слияния?

Не без лукавства спросила я

–Он не хочет, он боится.

Новый взрыв смеха, на этот раз я не то что смеялась, я ржала как лошадь, представляя, как он тоже смеется до слез.

–Забавный способ развлекаться.

Путешествие мое намечалось в заповедник Царицыно. Конечно, выбрала я его не случайно. Во первых это сплошь густые деревья. Моя лесная стихия, энергия дерева и земли. Парк располагался на красивой холмистой местности, с глубокими оврагами и большими прудами. Уток в это время года было не сосчитать. Они были везде, как на густой, все еще зеленой, траве так и в пруду. Заехать в парк можно было с двух станций. Непосредственно «Царицыно» либо «Орехово» Мне подсказали что входить в парк лучше со станции «Орехово», потом я поняла почему. Вид открывается постепенно, начиная с осеннего леса и вымощенных извилистых, и прямых тропинок, и дорог. Выходя позже на станцию «Царицыно» я тихо радовалась, что зашла с правильной стороны. Мне не хватало глаз чтобы налюбоваться этой красотой. Место поистине волшебное. Чем более уединенное место я находила, тем больше оно мне нравилось. Солнце стояло высоко и ласково играло с деревьями. Переливалось в опавшей листве самыми разными оттенками, от горчично-тыквенного до лимонно-яблочного. Мне казалось я брала его в руки, и они покрывались золотой пыльцой. Если подуть она разлетится по лесу оседая в прожилках дубовой коры.

Пруды уже местами стянулись тонкой корочкой льда, а куда лед еще не добрался, солнце переливалось золотом на черной ряби воды. Я долго смотрела на пруд и вдруг поняла, что с легкостью его переплыву. В детстве я выиграла не один спор. Плавала я медленно, на скорость бы никогда не выиграла. Но была выносливой, поэтому спорила всегда только на расстояние. Мне стало интересно как человек чувствует себя в ледяной воде, может ли он плыть, как долго может там находиться. Я подошла к самому краю мостика, меня манила эта чернота, хотелось упасть в нее, позволить себе тонуть. Стоп. Стряхнув бред, я продолжила прогулку. Обойдя холм и спустившись в овраг, я долго шла вдоль воды, переглядываясь с ней, как будто мы болтали как давние подружки и она знала, что у меня болит. Площадь заповедника занимала по моим не точным сведениям более 100 га. Дойдя вдоль прудов до небольшого кирпичного строения, я снова стала подниматься вверх. Старинная архитектура – это еще одна моя любовь. Хотя дом это не живое, ни лес, ни дерево, но в строения тоже вложены человеческие души. Истории таких сказочных построек несут в себе чьи-то жизни и судьбы. Во дворцах Царицыно тоже своя история.

Москва. Много говорить о ней нет смысла. Мне кажется уже столько сказано, что я не внесу ничего нового, а стану лишь чужим повторением. Я не знаю сколько людей живет в Москве, сколько там приезжих и туристов. Но я знаю одно. Я видела сотни лиц в минуту. В лицах людей я видела кого угодно, все на кого-то похожи. Но ни разу, ни разу, из чертовых, бесконечных сотен людей мне не попалось его лицо. Я неустанно всматривалась в толпы, в густые, черные бороды и худощавые лица. Ни разу ни в профиль, ни со спины, ни в одном прохожем я не узнала его. Случайности. Да, я боялась, но с тем же диким страхом я желала его увидеть. Хотя бы издали, спускающегося в метро или гуляющего по парку, на соседней дорожке. Пусть не один, пусть обнимает другую, пусть смеется рядом с ней ласковым, заразительным смехом. Просто увидеть, хотя бы на мгновение. Всей душой я верила, что случай обязан нас свести. Пока до меня не дошло что я сама все испортила. В этот день он остался дома, потому что знал, что где-то по улицам буду бродить я. Он не хотел причинять мне боль. Как всегда, позаботился, и как всегда решил все за меня.

Я могла уехать на последней электричке. Блуждая по городу и продолжая надеяться. Но когда поняла, что вмешалась в этот единственный, нелепый случай, я перестала ждать. Ждать чуда и надеяться. Мне стало так отвратительно тошно. Я точно знала что буду делать через два часа…

Едва соскочив с платформы я бросилась в ближайший супермаркет. Люди с недоумением смотрели на курящую женщину открывающую на улице бутылку шампанского. Вот и все развитие. Все чего я достигла сгинуло в одном тошнотворном поступке. Снова я тварь. Такая какую он меня подобрал. Злобная улыбка медленно расползлась по лицу. Снова он победил в этой бессловесной борьбе. Это была битва двух душ, двух наших энергий. Он прав, я слабее. Сильный и невыносимый, до чего же сильный и недосягаемый. Справедливый, непреклонный и всегда прав. Я понимала сейчас одно, где бы он ни был и кому бы ни принадлежал, его слово всегда будет для меня последним словом, я признала в нем отца и господина, его слово будет тем чему внимает моя душа. Это любовь топором застряла между лопаток. Не так, не правильно, но вовремя. Может в этом и была вся суть. Жизнь хотела научить меня любить, а как иначе если не отнять. Как я отнимала свою любовь.

Глава 5

Знаете, как я поняла, что он больше меня не любит? Когда он перестал меня защищать. Странное чувство, он столько раз говорил «не люблю» а теперь все стало ясно без слов. Я почувствовала, что его энергия заперта от меня. Теперь он желал защищать кого-то другого. Сначала понимание этого обрушилось неожиданно, заставляя плечи легонько вздрагивать от обидных рыданий. А потом навалилась усталость и глубокая темная пустота. Я забылась не долгим, но крепким сном, без звезд и сновидений, без тревог и печали, глухим, беззвучным сном.

Накануне выдались долгие, мучительные сутки. Работа в ночном клубе длилась до шести утра. Когда в половину седьмого я открыла двери подъезда, меня поджидал неприятный сюрприз. Изрядно выпивший призрак из прошлого. Я мгновенно рванула назад, еще не соображая куда бежать, как меня уже за шиворот оттаскивали обратно. Нет смысла описывать подробности. Это был напряженный, пьяный, бессмысленный разговор. Напряжение, скопившееся внутри за сутки с истерическими слезами и кулаками, вырвалось наружу. Я била этого алкаша пока рукам не стало жутко больно. В конце концов я опустилась на бетонные ступени и прислонившись к стене тихо плакала.

Тогда-то я и подумала, что больше некому меня защитить. Дрожа от холода я уже знала, чем для меня обернутся это промозглое утро.

Уже к вечеру, снова работая в клубе я ощутила странное тепло разливавшееся по телу – предвестник жара. Кисти рук ужасно болели и были покрыты синяками. Таскать подносы с едой и напитками было невыносимо больно. Вот и все, подумала я, сама по себе, и сама за себя. Никто не укроет теплым одеялом и не заварит «фервекс», не сходит в аптеку и не будет каждые пол часа трогать лоб, не сошла ли температура. К полуночи мысли стали совсем путаться. В висках шумела кровь, и тело пробивал мерзкий озноб. Дотянуть до утра, а там дом, постель, сон. Но до утра еще несколько часов, а вечеринка в самом разгаре. Пройти сквозь танцующую толпу с полным подносом напитков становилось почти невозможным.

Главный зал – он же танцпол располагался сразу на входе. Черно белые стены с газетным орнаментом и кремовые диваны по периметру. За ним следовал красный зал с плотными портьерами у каждого столика, с удобными, красными диванами и турецкими подушками. Справа из центра зала проходила дверь в две просторных бильярдных. И в самом конце еще одна дверь в зал с кальянами. В общей сложности насчитывалось около 20 столиков, не считая барной стойки, где в выходные дни не было свободного места. Танцпол одновременно мог вместить почти 50 человек. Это не культурная вечеринка или банкет, сюда приходили люди чтобы просто надраться и кого ни будь «подцепить»

Когда выходишь на улицу после всего этого угара кальяна, алкоголя и дико орущей музыки, это как новое рождение, переход в иное измерение. Чтобы работать в таком месте нужно уметь переключаться, или даже больше, отключать все что только можно. На работе мое лицо ничего не выражало. Я не приветлива не груба. Такое состояние я называю «вопрос-ответ». Получить заказ – принести заказ. Этот режим ограждал меня от пьяных приставаний. Любой пьяница, встретив непроницаемый взгляд, отворачивался, передумав что-либо говорить. Дотянуть до утра, а там на улице дождь или снег, или просто ветер. Просто обычная жизнь. Я с тоской вдыхала и не могла надышаться, хотелось идти в лес и дышать полной грудью, но дрожащие ноги едва были способны донести меня домой.

Еще рано судить то ли стало переломным моментом. Но что-то важное в случившемся все же было. Он умел появиться неожиданно, вспарывая грудную клетку. Намечалась свадьба его брата и он пожелал увидеться со мной, все равно приезжал в мой город, почему бы и нет. Сперва горел энтузиазмом, как будто соскучился. Но за день до назначенной даты, я что-то почувствовала, как это у нас бывало. Я решила уточнить, ничего ли не изменилось в его планах

–Я не могу, у меня теперь есть девушка.

Ну что ж, вполне ожидаемые слова и человеку со стороны ничего в них не разглядеть. Но для меня это была надежда, большая или маленькая, я не знаю. Моя маленькая радость во всем том мраке каким я себя окутала. Все что копилось во мне долгие недели, тоска, тяжелая работа, усталость, боль – все вылилось в очередных безумных слезах. Это был разрыв, не желающий останавливаться, меня уносило потоками во тьму, накрывало паническим страхом, и я стала задыхаться. Я снова сделала это, левая нога и рука быль сплошь покрыты шрамами, они все были разного цвета, какие-то уже побелели, какие-то стали розовыми, были темные, еще совсем свежие и вот новая рана. Только так я могла остановиться. Ничего, никакие доводы рассудка не могли заставить меня заткнуться и прекратить истерику. Я могла рыдать несколько часов подряд и слезы брались неизвестно откуда и текли по щекам. Один порез и сразу легче. В глазах ясно в душе пусто. Тихо и спокойно. Кровь свернулась быстро, я не стала перевязывать рану и забылась глубоким черным сном.

Следующий день был туманный, как будто все еще в полусне. Не было важных дел, выходной и я ничем не занималась. Пила кофе, курила, ни о чем не думала. К шести часам я погасила свет и снова легла спать. Я не хотела шевелиться и не написала ему ни слова. Я просто переживала свое очередное опустошение. Насмешкою ли моей конченой судьбы или чем, я не знаю, но он снова написал. То как я ждала этого сутки назад и что я чувствовала сейчас, между этим пролегла черная дыра, глубокая как сам космос. Я ощущала родной запах, слышала любимый голос, прикасалась к такому знакомому, нежному телу, но все это не вызывало больше ни радости, ни восторга. В каждом движении скрывалась боль и опустошение. Мне казалось это милостыня, ты хотела – на, получай пока дают. Я почти все время молчала. Нет, это конечно был дикий, безудержный секс двух голодных людей. Мы знали кто из нас что любит и как доставить наивысшее наслаждение. Технически это было великолепно. И он был нежен и шептал «маленькая моя», «моя девочка». Но я понимала, что ни в одном этом жесте, ласковом слове, больше нет ни капли души, его души. А моя, моя вчера вытекла наружу, со слезами и кровью, сгинула во мраке вчерашнего дня, нет ее больше. Это расплата, такова цена за грехи, за предательство. Я не просила остаться, все просьбы остались во вчера. Никаких долгих прощаний, я даже не встала с постели чтобы закрыть дверь, так и осталась лежать со стеклянными глазами, «недотруп», «недочеловек» .

Следующие недели мне было все еще больно и тяжело. Но каким-то чудесным образом я научилась не надолго блокировать боль. У меня появилась цель, низкая, но верная. Я знала, что есть нечто, что поможет мне скорее переболеть и отпустить. Люди связываются эмоционально и физически. Я знала, что мне нужно переступить порог физической близости. Найти мужчину, с которым я смогу просто спать. Это была последняя нить, которую я должна разорвать, нить связавшая наши тела. Когда я ее оборву, это будет означать что я могу двигаться дальше. Мне стало все равно каким будет этот человек и как выглядит мой поступок. Я точно знала, что он всем своим существом осуждает такое поведение, но в этом и таилась вся суть моей борьбы. Перестать слушать его голос внутри меня. Даже будь он сто раз прав. Он больше не моя правда, как и не моя радость и не моя душа. Я боялась только одного, что, переступив через себя однажды, после всего чему он меня научил, я не смогу остановиться, что дикая боль взорвется ненавистью к самой себе и мужчины станут победами. Над самой собой, над ним, над страхами, как доказательство, «вот смотри, я смогла, ты не последний и не единственный». Противно и тошно от самой себя, от собственных уродливых мыслей.

Глава 6

Декабрь, снег, почти полгода. Все знают про пять стадий принятия неизбежного. Отрицание, злость, торг, депрессия, принятие. Я только что осознала, что за пять месяцев дошла до четвертой. Конечно, не обязательно что они идут по порядку или что я не вернусь к первым, но я просто почувствовала, что процесс запущен и что-то несомненно происходит. До этого дня мне вообще трудно было осознать все что сложилось вокруг меня. Мне стало интересно наблюдать за собой как бы со стороны. Анализировать, вспоминать, представлять, что будет дальше.

Я пытаюсь окружить себя новыми людьми. Сначала я искала его, сравнивала, находила похожие мысли, цеплялась. Сейчас просто наблюдаю и открываю новых людей и ничего от них не жду. Нет ожидания любви, заботы, нет ожиданий схожести, нет ожиданий поступков. Просто течение времени, людей, событий. Это очень особенное чувство, когда ты всего лишь наблюдатель. Когда ничего не в силах изменить. Нет, можешь конечно, все что угодно можешь кроме того, что сейчас, в эту минуту кажется единственно важным в жизни. Это такое чувство, когда ты наконец понял, но так понял, что это осознание так и звучит выстрелом в твоей голове.

Есть такая рок опера, полюбившаяся мне еще с детства, мне было 15 или около того. Я на всю жизнь запомнила, когда Караченцову переводили слова возлюбленной и он вдруг закричал: «Не надо, я понял». Это было то самое, неотвратимое «понял». Именно эти слова так и звучат в моей голове, диким, истеричным рычанием.

Когда силишься что-то забыть, но никак не удается. Кажется, что это вросло тебе прямо под кожу и будет преследовать тебя до самой смерти куда бы ты ни шел. Чтобы понять, как работает память есть один отличный способ. Нужно просто вспомнить то что ты уже забыл. Но не так забыл, что не можешь вспомнить слова, а как забывают то что есть в памяти, но больше не в состоянии причинить тебе боль. Так я вспомнила свою первую горечь. То самое опустошение, лишающее рассудка. Моя первая измена.

Это случилось 13 лет назад. И я любила того мужчину много мучительных лет. Сначала это были долгие разговоры по ночам. Потом я ощутила его грусть и одиночество, взяла на себя печаль его сердца. Это то, от чего я не могу отучиться и по сей день. Жалость, сочувствие, желание облегчить человеку душу, разделить его боль и одиночество. Когда вместе с душой он получил и мое тело, все пошло не так как я на это надеялась. Все перевернулось с ног на голову. Это был первый удар, первое разочарование, первая боль и последовавшие за этим мучительные угрызения совести и ненависть. К себе, к нему, к миру. Хотя прошло уже столько лет, я до этих проклятых пор помню его слова. «Ты просто кусок мяса, мне кроме этого ничего от тебя не нужно. Ты романтическая тварь» Говоря, что я забыла все это, я только хочу сказать, что это больше не причиняет мне боль, не имеет никакого воздействия, но я хорошо помню что я чувствовала тогда. Шло время, я ходила за ним как тень. Я знала единственный верный способ его удержать – мое тело. Маленького роста, чуть больше полтора метра, хорошего сложения, гранатовые кудрявые волосы ниже лопаток и милое лицо с большими серыми глазами. Надо сказать, что в то время я не знала своей красоты, я была сплошь одним огромным комплексом неполноценности, душевной и физической.

Он был мне нужен, но не физически. В свои 18 лет я не умела еще наслаждаться близостью и понимать ее. Вокруг стандарты, черное и белое, а тут он, со своим идиотским взглядом на мир и глупыми шутками. Я нуждалась в его смехе и глупостях, в его ночных бреднях и бесконечных спорах. Мы никогда не лежали, обнявшись и не держались за руки. Я не получала от него нежности. Просто мне было приятно, когда он рядом. Я ждала и очень, очень долго надеялась, что, когда ни будь он меня полюбит. Я помню, как медленно превращалась в ничтожество. Как переставала любить все что из себя представляла, как ко мне пришло понимание что меня невозможно любить, до того я глупа и нелепа. Но все равно тянулась к нему. Я ждала что он полюбит меня, и он полюбил, спустя пять, шесть или семь лет, я уже не помню. Но я ничего не почувствовала! Не было радости или облегчения, или ощущения что я получила что-то долгожданное. Связь осталась, но для меня стала скорее просто привычкой или возможно даже жалостью к нему, я уже не помню этого в точности. Немного позднее я снова это сделала. Изменила ему. Четыре дня на азовском побережье с самым романтичным поэтом на свете. Он посвятил мне самые нежные стихи. Некоторые строки я помню до сих пор. Это был просто роман, без каких-то надежд. Какое-то освобождение души от тесных, многолетних оков. Я почувствовала, что нить разорвана. Но связь по-прежнему оставалась, с тех пор она стала меня сильно тяготить, но я боялась причинять людям боль. Я не могла его оставить.

Жизнь сложилась так что нас перебросило в другую страну. Я была так уязвима, как только может быть женщина потерявшая дом. Тогда это и случилось. Он влюбился и оставил меня. Это больно ранило. Он не был нужен мне как мужчина, но как человек, с которым связано десять лет жизни, как человек видевший мое превращение из девушки в женщину. Его отъезд больно ранил меня, так больно что я наконец то не смогла его простить. Он вернулся отвергнутым очень скоро, но между нами уже пролегла пропасть, не существовала более сил способных удержать меня рядом. Было все, угрозы, шантаж, истерики, драки, но я больше не чувствовала его боль. Она отскакивала от меня как мяч от стены. Мне не было его жаль, мне было жаль себя. Мне было жаль себя и десяти лет жизни, и выжженной души. Души ничтожества, никем другим я себя представить не могла. Десяти лет, черт, десяти долбанных лет моей жизни, ушедших в пустоту!

А потом я встретила ЕГО. Того кого сейчас силюсь забыть. Того, кто спас меня и стал моей погибелью. Человека, который заставил меня поверить в то что я лучше.

Он брал меня за руку, гладил волосы и говорил: «ты красивая, тыковка». Я никогда не забуду это имя. Я была его тыковкой, уверенна что никто и никогда так не называл любимую девушку.

Он брал меня за руку и вел через темный лес, выводил к костру, огнем снимал с меня страхи, отгонял зверя, сам был диким зверем если приходилось. Он брал меня за руку и тащил из болота, мы шли по густому мху сквозь камыши и выходили к чистой воде. Он раздевал меня и смывал с меня грязь, смывал недоверие, вытирал слезы губами и повторял» ты красивая, ты такая красивая, тыковка». Если разбитой и голой мне случалось спать на сырой земле, он ложился рядом, таким же обнаженным, согревал меня, я спиной чувствовала его прохладный оберег одолень травы. Он прижимал его ко мне, передавая часть своей силы. Теперь и у меня такой же висит на шее.

Он брал меня за руку и тащил в горы. Тогда я начинала противиться. Я дитя леса, глухих ночей и хрустящего костра. Высь мне была невыносимой. Он крепко держал и поднимал меня выше, меня корёжило, и я начинала кусаться. Тогда он отпускал, и я кубарем катилась вниз. Он бежал за мной следом, но осторожно, чтобы не упасть. Бежал, подхватывал, ругал, целовал и вел дальше. Иногда он оставался в моем лесу, у костра. Он знал, как лечит меня огонь и ночь. Что ночью я ничего не боюсь. А потом снова высь. Кусаю губы, возьмусь покрепче и твердо шагаю следом за ним. Иду, спотыкаюсь, снова падаю. Я знала, что однажды это случится, что однажды я упаду и он не пойдет за мной. Больше не возьмет за руку, знала, что когда-то он пойдет дальше один, а я вернусь в лес. И я вернулась. Я знала, что больше он не обернется.