Текст книги "Йормундур (СИ)"

Автор книги: Анна Азырова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– А мой? Мой дар? – Ансельмо запрокинул лысую голову к доброму Диан Кехту, светясь улыбкой.

– Тебя, милый, я обучу рунам, но для этого приходи после заката к храму Мананнана.

Так юнец и поступил, укрывшись от вечерней прохлады слишком длинным для его роста плащом. На острове Хильдаланд, о расположении которого нельзя догадаться даже по звёздам, зима была мягче и куда теплей, нежели на материке. Прохладный морской ветер Ансельмо сравнил с бризом Аросы, где редко стояли заморозки и валили снега. В этом же краю круглый год обильно росла трава и пели птицы, хоть хмурые тучи и застилали широкий купол неба.

Земля Хильдаланда равнинная, поросшая в глубине острова лесом, а вдоль поморья тянущаяся луговинами, холмами и каменистыми пляжами. В Финфолкхаиме Ансельмо было спокойно впервые за последнее время.

У капища монах повстречал, как и условился, Диан Кехта, покидавшего храм после молитвы. Старейшина пригласил гостя к берегу, где они вышли на деревянные мостки. Над виднокраем стоял ясный золотой месяц, отбрасывая на воду пляшущую дорожку. Кричали чайки и другие кормящиеся неподалёку птицы, волны, шумя, накатывали к каменистой насыпи пляжа. Диан Кехт, подойдя к самому краю пирса, сложил натруженные руки за спиной, его взор устремился куда– то вдаль. В рыбацкой деревушке зажгли факелы, вкопанные в землю у каждого дома. Финфолк доделывали хозяйскую работу и готовились отойти ко сну.

– Я обещался научить тебя древним знаниям. Надеюсь, ты используешь их во благо, юный пилигрим.

Ансельмо потеребил пальцами чётки, спрятанные на шее под рубахой.

– Я воспитывался в лоне церкви и привык относиться к знаниям как к источнику мудрости. Сама их преемственность от отцов к детям важна, правда?

– Да, верно. – порыв ветра раздул длинный подол хламиды, обнажая сандалии лекаря. – За долгие годы моей жизни я пришёл к служению Мананнану. Знаю, ты служил иному богу, что родился и жил среди людей, однако в будущем тебе могут понадобиться… чары действенные и могущественные. Ты и я, мы оба верим в силу и первозданность слова. Руны – это слова, облачённые в знаки, которые связывают нас с богами. Одну из рун подарил нам владыка Мананнан. Она поможет тебе обратиться к нему с просьбой или советом.

Ансельмо отвернулся, пощипывая губы пальцами. Другая рука нащупала очертания креста под плащом и рубашкой. Внимание увлёк молодой финфолк, который почти раздетым взял плавательную доску в обе руки, ступни зашелестели галькой, отталкиваясь от земли, и поселенец в прыжке сиганул в море. Откатившая от берега волна подхватила лодку вместе с лежащим плашмя гребцом, отнесла к глубине, а тот рывком вскочил на ноги и умело заскользил по высокому водному гребню. Это морское племя не переставало удивлять Йемо.

– Ты был добр к нам, почтенный Диан Кехт, не спросив, кто мы, откуда и достойны ли помощи. Я не в праве не принять твой дар.

Врачеватель повернулся к собеседнику, и его сандалии заскрипели деревянными мостками. Оказавшись рядом, мудрец протянул Ансельмо маленький круглый камень, на котором вырезал отражённую слева направо единицу.

– Это Лагуз, руна глубокого моря. Позже я покажу тебе, как воззвать через неё к Мананнану. Такой камень будет беречь тебя или человека, которому подаришь его, в море. Никакая буря или штиль не страшны, если умилостивить владыку и иметь при себе его руну. Но оживить её можно лишь кровью, запомни это. Обагри камень, наполни своей силой и естеством, и тогда ты скрепишь договор с богами. Решать тебе.

Ансельмо вернулся в гостевые покои, когда на остров опустился ночной мрак. К ним с Олальей присоединились Аирмед и Октри, которые принесли только что сваренное жаркое и напиток из запаренных пряностей, листьев и цветов. Лало пожаловалась на Диан Кехта, который так и не удосужился ей пророчить. Отпрыски мудреца посмеялись между собой, и Октри отметил, что вещий дар отца не так прост.

– Он почти не видит судьбу при свете дня, но стоит ему отойти ко сну, как пророчества из него льются рекой! Все финфолк это знают, потому приходят к отцу за советом, когда он ляжет почивать и крепко уснёт.

Сестра хмуро глянула на брата, явно не разделяя его прямоту. За день путники успели привыкнуть к доброму мальцу, похожему на сородичей лицом и тёмной кожей, но славному и улыбчивому на вид.

– Так может… – Ансельмо бросил на Олалью заговорщицкий взгляд.

– Это сказки! – отмахнулась девушка.

– Проверим! – Октри подскочил с ковра, расстеленного на полу, и бодро потопал к выходу.

Любопытство повело Йемо и его подругу вслед за мальчиком. Скоро они оказались в одной из хижин финфолк, устроенной для Диан Кехта и по его вкусу. Октри зажёг несколько толстых свечей, воткнутых в высокий кованый канделябр в углу комнаты.

Тусклое пламя осветило опочивальню весьма скромных размеров со множеством прибитых к двум соседним стенам полок. От потолка и до самого пола в доме знахаря разложены книги и свитки, горшки и сосуды, банки и склянки с какими-то снадобьями и ингредиентами. Встречаются и черепа животных, какие-то деревянные и каменные фигурки, самотканые мешочки и шкатулки. К бечёвкам вдоль стен привязаны пучки и веники из трав, цветов и веток. Кое-где притаились чучела птиц, посаженные на деревянную подставку или подвешенные на стену. Посредине комнаты, как полагается, есть каменный очаг, углублённый в землю. Решётка над ним крепится на четырёх железных штырях. Нашлось там место и для стола с придвинутым табуретом, и для резного сундука, где хозяин хранит свой скарб. Лежанка Диан Кехта, где тот похрапывал, расположилась в дальнем углу. Над ней красуется большой гобелен, изображающий гордого наездника, белый конь которого скачет по волнам. На полке с причудливой резьбой оставлена книга, только что читанная мудрецом. Изголовье украшено теми же перекрёстными узорами.

Когда, скрепя половицами, трое товарищей на цыпках подошли к лежбищу, Диан Кехт заворочался и закряхтел, но глаза остались сомкнуты.

– Задай любой вопрос о себе. – предложил Октри шёпотом. – Скажем, о былом.

– Лады. – Ансельмо сложил руки домиком, задумчиво поднеся к губам. – Любезный Диан Кехт, скажи-ка, чем я занимался в монастыре Святого Лаврентия Римского, когда был принят в братство?

Предсказатель свёл бровные дуги, поморщил обезьяний нос, рот разинулся с громким храпком, и спящий долго выдохнул, что-то невнятно мямля. Тут речь Диан Кехта стала разборчивей, но такой же сонной и сбивчивой:

– Ты, послушник, будешь трудиться,

Как причитается твоему сану.

На-ка сапу да остру лопату,

Поди накопай картофеля с грядки,

А после вечерни полезешь ты в бочку

Топтать виноград босыми ногами.

Скоро приедет аббат наш Эбонтий,

Братию ждёт большая пирушка!

Олалья с Октри не сдержали хохота, зажав рты ладонями.

– Ну, не мудрено, что все монахи сперва ходят послушниками, – вздёрнула указательный палец девица. – А картофель и виноград растут по всей Испании. Он мог это знать.

– Тогда спроси чего посложнее. – предложил обиженный Октри.

– Почтенный, расскажи о моём Стюре. – Олалья мечтательно глянула в потолок.

– Стюр Сметливый… Гундреда воин.

Тяжко в душе у славного мужа!

Бременем тайна на сердце упала.

Мысли о друге покой отгоняют…

– Похоже на правду, но так говорят все ясновидцы. – повела бровью Олалья. – Можно больше фактов?

– Лёжа нагая, ты вспоминала

Ночью у Стюра в жарких объятьях,

Стонам внимая, как светлокудрый

С жадностью шкварки твои поедал.

Октри, проронив длинный смешливый вздох, не удержался и со стуком завалился на спину. Не успел Ансельмо впериться в подругу недоумённым взглядом, как Диан Кехт крупно вздрогнул и разлепил влажные глаза, разглядывая незваных гостей.

– Ну и как вы это объясните? – смело подбоченилась Олалья, пряча за спиной оробевших парнишек.

На новом месте Ансельмо видел сон о детстве. Там была и восьмилетняя Олалья с нечёсаными волосами, чёрными от грязи ногтями и рваным старушечьим платьем явно не по размеру девочке. Мальчишки, с которыми играл Йемо, были сверстниками Лало и звали её всякими скверными прозвищами: вшивая, замарашка, воровка… Во сне мальчику стало не по себе, ведь и он хором со всеми дразнил подругу. Проснувшись, он выдохнул, ведь на деле всё было иначе.

На Аросе сирот без разбору считают цыганами и беззаконниками. Олалью часто гнали с чужих порогов, хлевов и даже церквей, пока её не приютила добрая старушка. Йемо не знал, как девочка кормилась и выживала холодными зимами, но в тот раз на неё не на шутку взъелись из-за воровства. У местного паренька Лало вырвала прямо из рук краюху хлеба и сбежала. Мальчик наябедничал друзьям, которые с палками и камнями загнали вориху к реке и там окружили.

Так просто она не далась: швырнула недоеденную горбушку в её владельца и грозилась взять снаряд потяжелее. Йемо заметил, что стоит сиротка босыми ногами у самой воды. Под натиском мальчишек она то и дело сходила с суши, а ведь близился конец осени.

Кто-то из друзей сунул Ансельмо в руку палицу. Другой предложил проверить, не ведьма ли эта оборванка, и выставил острую ветку перед собой, подступаясь к девочке. Так поступили и другие, смыкая круг, словно копьеносцы перед неверным. Лало почти приготовилась нырять в ледяную реку, не думая, что кто-то из её обидчиков резво протиснется вперёд, закрыв её щуплым тельцем.

Тогда приятели Ансельмо не на шутку опешили, в нерешительности опустив палки.

«Йемо, ты, что ли, влюбился в это чудище болотное?» – быстро нашёлся главный задира, а остальные подняли хохот.

Шестилетний мальчик не мог пояснить, что им движет, поэтому ответил, как есть: «Но ведь она боится!»

Ребятня пристальней пригляделась к бродяжке, и каждый из них нашёл её вид злобным, диким и самодовольным, без тени какого-то страха.

«О чём ты, Йемо?»

«Разве не видно?!»

Никто и впрямь не видел того, что было для Ансельмо ясней дня. За маской зверька, который перед хищником силится показать оскал, он читал истинные чувства: страх, сожаление и презрение к себе.

Случай с Лало был не последним: много раз за кривляньями сумасшедших, пьяниц, уличных воришек, мошенников, бродячих циркачей, блаженных и даже святых пред Йемо представала их обнажённая душа. Подчас самый жалкий и презренный негодяй заслуживал больше милосердия, нежели умелый лицедей и праведник. Ансельмо с годами становился болезненно чуток к любому самосуду, обрушивающемуся на обездоленных, как Лало. И невозможность сделать мир хоть чуточку справедливей грозилась свести юношу с ума, если бы не любовь и привязанность к той, что сумела заменить целый мир.

Самоотверженный путь Ансельмо начался с тумаков и издёвок, которые тот разделил с Олальей, лишившись старых друзей. Привыкнув к одиночеству, он не мог не найти себя в служении Богу, ведь странная отрешённость от всего мирского так перекликалась с монашеством. Ничто не смущало Ансельмо в жизни под крышей обители: даже обет безбрачия. Вот только опороченная Олалья вдруг пробудила в мальчике то мужское, что желает обладать и защищать.

Опустив с кровати босые ноги на сырые скрипучие половицы, Ансельмо вдохнул полной грудью запах древесной смолы и прелого одеяла из овчины. С хрустом он сладко потянулся, душу без всякой причины наполнила светлая надежда.

Йормундур исцелён и со Стюром вернётся к Гундреду и войску, а значит, обещание выполнено. Как много пришлось преодолеть на этом недолгом пути, но Ансельмо справился, сам того не ожидая! Добрый Диан Кехт не просто существует – он даровал волшебную руну Лагуз, которая защитит их с Олальей в пути.

Йемо подошёл к оконцу, раздвинув льняные серые шторы и дряхлые ставни, зимнее солнце бросило на улыбающееся отрока тусклые лучи. Эти угрюмые воды не такие, как игривые волны испанского побережья, но море – это всегда море, и оно прекрасно. Что ждёт их с Лало на Аросе? Что, если попытать счастья в чужом краю, где нет налётчиков с севера? Главное теперь – образумить Олалью, ведь не может она…

Нечеловеческий рёв и звон бьющейся об пол утвари захватили внимание Ансельмо, который секундой спустя оказался в дверях комнаты. Крик и грохотанье доносились с первого этажа, и босые ступни живо преодолели путь по ступеням к гостевой спальне, у которой уже столпились Диан Кехт, Стюр и Октри.

– Что такое? – монах взял сверстника за плечо, но напуганный сын лекаря едва окинул новоприбывшего испуганным взглядом, как бросился на выручку к отцу.

Диан Кехт в длинной ночной сорочке и домашнем халате решительно двинулся в комнату, но чья-та сильная рука отшвырнула его на спину. Октри оттащил врачевателя назад, тот прохрипел:

– Йор… мун…

Ансельмо силой протиснулся в дверной проём, и опасения его разом стали явью. В гостевой буйствовал Йормундур. Одетый в ту же шерстяную тунику, но уже разорванную на груди, он был с взъерошенными, как у бесноватого, волосами, а глаза, налившись кровью, перестали быть синими. Под ногами сверкают осколки зеркала, туда же сброшена простынь и одеяло, поломаны стулья, разбита посуда и другой попавший под горячую руку скарб. Очень скоро Йемо понял причину безумия викинга: его рука была по-прежнему отсечена, хоть и не зияла гниющей раной. От этого нутро наблюдателя как будто скрутило.

– Ты… солгал. – северянина забила дрожь, очи с ненавистью глянули на вчерашнего соратника, и культя взмыла вверх как доказательство неоспоримой лжи. Хрип перерос в неистовый крик. – Я калека! Ты дал слово, что вернёшь руку! Я должен был придушить тебя, как шавку, и бросить подыхать в том сарае!

Ансельмо закусил дрожащие губы, грудь затрепетала от частого дыхания, и босые ноги несмело зашагали вперёд.

– Не смей! – Йормундур грозно топнул на Йемо, раздавив осколки зеркала голой стопой. Воитель, пронзённый болью, осел к земле. Дрожащая ладонь приблизилась к свежей ране, но не решилась прикоснуться. Словно завороженный, мужчина увидел своё раздробленное отражение, бросил взгляд на культю, и тут же она замахнулась, чтобы вонзить в себя стёкла.

Йормундур опомнился, когда Йемо рухнул рядом с ним на пол, обхватив что есть сил изувеченную руку. Он жарко выдыхал воздух, даже не осмеливаясь взглянуть на бывшего хозяина.

– Прости, Йорм.

– Катись в Хёль! – вырвав руку, Йормундур ударил наобум. На миг у Ансельмо потемнело в глазах, но, вперившись чёрными очами в викинга, он не сдвинулся с места.

В следующие секунды Стюр, Диан Кехт и Октри поражённые наблюдали, как Йормундур, кляня Йемо, отпихнул его к двери, тот вновь ухватился за култышку и вновь получил ей по голове. Наконец паренёк укусил здоровую руку соперника, отказываясь сдаваться, и нормандец, пытаясь вырваться из хватки, оголтело заревел. Не веря своим очам, хозяева дома и гость поняли, что Ансельмо оказался сильнее Йормундура.

Юнец, обессилев и прерывисто дыша, опустил мокрый лоб на чужую руку. Над головой послышались сдерживаемые всхлипы, словно надрывные вздохи спасённого от утопления. Никогда Йемо не чаял услышать их от такого человека, как Йормундур, но стоило поднять глаза, как искажённое болью лицо выдало вполне человеческий плач.

В который раз Ансельмо убедился: слёзы до неузнаваемости преображают любого, открывают новые его грани. Монах поднялся на коленях, руки неловко обняли чужие широкие плечи, поникшие ещё больше. Заметив, что Стюр шагнул к Йорму, юнец грозно обернулся. По взгляду Ансельмо берсерк понял, что к другу лучше не сунуться, хоть и с трудом поборол в себе злость на мальца, который стал многое себе позволять.

Йемо вновь повернулся к жестоко обманутому Йормундуру:

– Клянусь, что не оставлю тебя беспомощным.

Стюр оглянулся, почувствовав толчок в плечо. Позади стояла проснувшаяся Олалья, на лице её, обращённом к другу детства, читалось недоумение вперемешку со злостью. Тут тишину прервал Диан Кехт, заковылявший к выходу из дома:

– Как придёт в себя, пускай явится к капищу. Один. И приберитесь здесь с Аирмед.

Когда буря утихла, обессиленному и онемевшему зачинщику позволили выйти на воздух. От помощи Аирмед Йорм отказался, но прихватил с собой лоскут чистой ткани, чтобы, сидя на крыльце, обмотать рану на ступне. Мелкие осколки впились в колени Ансельмо, замеченные лишь после драки. Четверо отроков, не успев отойти ото сна, привели себя в порядок и занялись уборкой разгромленной спальни, вооружившись мётлами и корзинами для сора. Первым возмущаться стал Октри, заверивший, мол, отец чудом сберёг жизнь нерадивому Йорму, который мог, по крайней мере, потерять руку по локоть, а то и по плечо. Рана зажила за ночь и больше не будет беспокоить, но незваный гость всё недоволен и ждал неизвестно чего! В беседу вмешалась Олалья, отчитавшая уже Йемо за глупую клятву.

– С какого перепугу ты встаёшь грудью за мадхус? Не оставишь его – с какой стати! Это представление мне назло?

– Пора понять, что не всё в мире вертится вокруг тебя, Лало, – пробормотал юнец, не глядя на собеседницу и с трудом узнавая себя в строгих речах.

Олалья выкатила глаза, как делала в моменты редкого изумления. Ансельмо вдруг стали ясны намерения подруги к нему, и присутствие Йормундура явно вносило в них большую суматоху. Впервые Лало засомневалась, что преданный мальчишка будет следовать за ней и её зазнобой по пятам. Впервые клятва была дана не ей, и в спесивом сердце, быть может, взыграла ревность?

– Хочешь сказать, наши дороги расходятся? – подступилась девушка с большей твёрдостью.

– Ничто не в силах разлучить нас, – Ансельмо отбросил метлу и выпрямился, обернувшись к Олалье. – Так я говорил себе. Но я не твой слуга, Лало! Ты просишь меня мыкаться за тобой, пока ты со Стюром. Ты ведь никогда не пыталась… понять меня? Зачем мне спасать тебя, Йорма… – юнец на миг вперился в пол, тяжёлая поступь проследовала к выходу. – Забудь, мне плевать.

Йормундуру показалось, что минуло несколько часов, пока он решился отправиться на встречу к храму Мананнана. В то утро ветер разбушевался не на шутку, и два кострища у врат молельни истощили весь запас своих углей, гоня струи дыма во все стороны. Диан Кехт вышел, как только гость показался, будто имел скрытые глаза повсюду. Продрогшему мореходу он протянул шерстяной плащ, и Йорм был вынужден принять дар, чтобы крупная дрожь не обличала в нём мнимую трусость. У норманна не было сил вымолвить и слова, да и по осунувшемуся лицу с печатью необоримой злобы мысли читались, как стихи скальдов на заговорённых щитах. Серьёзный и молчаливый Диан Кехт наблюдал, как длинные русые волосы парусом танцуют на ветру. Он ясно увидел мысленным взором того, чьим благородным потомком Йормундур мог бы быть.

– Тебе благоволит могучее божество, которое передало весть о вашем прибытии на Хильдаланд. Твой покровитель замолвил за тебя слово: я не мог дать тебе погибнуть. Но… у меня есть личные интересы, – врачеватель выгнул дряхлую грудь, пальцы сплелись на кривом посохе.

– Продолжай, – прохрипел Йорм, словно давая последний шанс на милость.

– Вырастить руку в моих силах. – от слов Диан Кехта под рёбрами у Йорма разлился жар. – В бытность мою соратником племени сидов любой недуг и увечье мне поддавались. Хм. Но не смерть от обезглавливания. Последняя тайна врачевания столетиями так и оставалась для меня тайной. Я провёл бесчисленное множество опытов на зверях, людях, финфолк, всяких сказочных тварях… Всё впустую, разум погибает ещё до того, как я сшиваю перерезанные жилы, а плоть коченеет и мертвеет. И всё же сохранение жизни в отрубленной голове несомненно!

– Ты ополоумел, старик, вот что несомненно. – урезонил Йормундур. – Я повидал на ратных боях сотни мертвецов, и никто из них не ушёл с головой подмышкой.

– Ежели выполнишь мою просьбу, собственными глазами увидишь такого воина, сохранившего разум и волю.

Северянин злорадно посмеялся, исхудалые щёки налились здоровым румянцем.

– Хочешь с ним перетереть?

– Я изучу это явление. И да, разговор по душам был бы кстати, ведь он мой сват.

Тут Йормундур уже не удержался от звонкого смешка, который лекарь поддержал улыбкой. Северный ветер рванул край плаща и распущенные волосы ввысь.

– Что ж, я задержусь ещё на минуту, чтобы решить, спятил ты или нет. Толкуй.

– Тот, кого ты ищешь, зовётся Балором, сыном Дота. О его нахождении известно фоморам, один из которых хитростью попал в ряды ирландского клана Дал Кайс. Найди самозванца, проследи или заставь силой отвести к пристанищу фоморов. Выкради голову и доставь на Хильдаланд. – Диан Кехт вскинул руку, сухая кисть оголилась, и лапы ворона вцепились в неё, как в насест. Перья птицы диковинно отливают не сизым, а изумрудным цветом. – Моя птица будет твоим проводником. Ежели я разузнаю о Балоре раньше, она укажет путь.

Йорма оживило необъяснимое возбуждение, рука сжала култышку, на миг будто пронзённую молнией.

– Что ещё за йутуловы дети эти фоморы? Есть способ отличить их от людей?

– Фоморы имеют мало общего как с сидами, так и со смертными. Им, скажем так, не достаёт частей тела: рук, ног, глаз… А прочие так причудливо нагромождены и перепутаны, будто их слепил меж собой умалишённый слепец. Даже с калекой или уродцем трудно спутать этих исчадий бездны морской. Фоморы издревле таятся во тьме, стыдясь своей личины, но не огромной силы.

– Тебя послушай, так и драуг может затесаться меж этих Дал Кайс, а они и глазом не моргнут.

– Хм. В моём распоряжении не так много сведений о бытности клана и его людях. Следить за фоморами из-за моря непросто, даже имея вороньи крылья и очи. Тебе придётся положиться на смекалку, сдружиться с Дал Кайс, помочь в их делах. Но не попадись на коварство самозванца.

Йормундур всмотрелся в чёрную жемчужинку вороньего глаза. Неужто этот Диан Кехт владеет языком таких божьих тварей? В землях конунгов он бы прослыл прорицателем или шаманом. И вся эта болтовня про богов, легендарные племена, о которых на севере и слыхом не слыхивали…

– Какому такому божеству я стал интересен? – Йорм деловито скрестил руки, глянув под ноги в пушистых валенках, перемотанных бечевой крест-накрест.

– Я уже сказал: твой высокородный покровитель из племени сидов, что много веков тому правило Эйре, то есть ирландскими землями. В последнем великом противостоянии с сыновьями Миля потомки Иаборна были перебиты или оттеснены туда, где пролегает граница нашего мира. Полностью воплотиться здесь они, увы, не в силах.

Синие очи оторвались от земли и глянули с прищуром недоверия.

– Но ты-то здесь. Сам говорил, мол, бился с ними плечом к плечу.

Диан Кехт передвинул палицу, врыв основание в песок и обкатанную волнами гальку, профиль неземного создания с чудным крохотным носом и выпяченной верхней губой обратился к туманному горизонту.

– Бился, пока не впал к сидам в немилость. Одна из богинь – как знать, все ли бессмертные сродни богам иль подобны людскому племени? – забеременела от славного воина, верховного избранника Дану. Когда я взял на руки её крохотное дитя, то знал, что оно безнадёжно больно. Уродливый тщедушный младенец. Наследник престола. То была большая беда для всей Эйре, и обычаи… нет, я сам не мог позволить ему жить.

– Оставь свои оправдания для нравоучителей. – рот северянина нервно дёрнулся. – Что дальше?

– Ребёнок страдал, его грудь как будто силилось что-то проломить изнутри. Я решился на вскрытие, разрезал бьющееся сердце. Мои предчувствия оправдались: внутри клубком свернулись две крохотные чёрные змеи. Я достал и прикончил гадов, провёл не одно таинство, чтоб зло наверняка не возвратилось к жизни. А малец… от раны в сердце он истёк кровью, да иначе и быть не могло!

Йормундур отвлёкся на ворона, что, покружив в небе, накинулся на замешкавшуюся жабу, и большой чёрный клюв стал подступаться к беззащитному брюшку то так, то сяк.

– Не стоит и говорить, что мать была в отчаянии. Единственное желанное дитя… Опозоренные родители больше не были рады мне, отвергнув даже как целителя. Богиня наслала на меня проклятье, приказав убраться так далеко, как ноги унесут. Подстёгнутый страхом расправы, я нашёл убежище в Финфолкхаиме. – врачеватель сбросил с лысой головы капюшон, огромные уши торчком завершили тот облик, к которому Йорм так и не мог привыкнуть. – Наше с детьми уродство – тоже её прощальный подарок. И всё же я рад отшельничеству – оно сберегло мне жизнь на долгие века. Того не скажешь о сидах, переоценивших и свою красу, и своё превосходство.

– А фоморы, стало быть, их враги.

– Их борьба вечна, как соперничество зимы и весны, жизни и смерти. – целитель махнул посохом ворону, проведя в воздухе дугу, очертившую край поселения финфолк на побережье. Птица отвлеклась от добычи, взлетев по поручению господина. – Время двигаться в путь, пока час ещё ранний. Не беспокойтесь о тумане. Вам помогут собрать в дорогу скарб и кой-какую провизию. Можешь сообщить товарищам.

Коль скоро Суль, колесница солнца, отмерила четверть своего пути на небосводе, а острозубый варг Сколль, отпустивший на зиму тёплую шкуру, ещё не свесил язык от усталости, путники с Аросы собрались на берегу Хильдаланда, провожаемые финфолк и семьёй Диан Кехта. Четверо спутников плотно укрылись в тёмные плащи с капюшонами, не выдавая ничем, откуда держат путь и куда собираются. Напуганным неизвестностью Ансельмо и Олалье врачеватель рассказал об острове Эйре, где много сотен лет уже процветает церковь, подчинённая и курируемая пресвященным папским престолом в Риме. Там правоверным не трудно будет найти обитель, что даст им кров, хлеб и сносную работу.

– О настоятельнице общины святого Луа добрая молва разлетелась уже далеко за море. Найти её нетрудно в королевстве Манстер: как раз туда вы и поплывёте. – Диан Кехт нежно взял отрока за плечо и отвёл в сторону от подруги. – Камень с руной при тебе?

Йемо достал из-под рукава мешочек со спрятанным волшебным подарком. Камень остался таким же чистым и нетронутым, как раньше.

– Вижу, ты так и не пролил крови на руну. Настало время обратиться к Мананнану.

Прорицатель махнул рукой Аирмед, которая живо принесла длинную стальную иглу и льняной белый планок. Осторожно взяв детскую ладонь Йемо, девушка быстро кольнула подушечку пальца, из ранки налилась крупная капля крови. Диан Кехт, крепко сжав чужое запястье, надавил пальцем на руну, вымазав её красным точно по чеканному контуру. Когда таинство свершилось, Аирмед перехватила руку платком, и от заботливого касания Ансельмо почувствовал себя в безопасности. Между тем колдун поместил камень меж ладоней, скрестив костистые пальцы перед самыми губами. За действиями Диан Кехта в сторонке следили Олалья, Стюр и Йорм, ожидая от целителя, пожалуй, чего угодно, но не того, что предстало пред их очами.

– Аморген Лагуз Андрасте. – провибрировал старческий голос, и мерное накатывание волн на берег сменилось сперва слабым, а затем и бурным кипением. Со дна забил такой поток, словно взбушевался подводный вулкан. Бурление расходилось всё дальше и дальше, выше и выше, пока на вершине этого вала не вырос скошенный рей высокой мачты, за ним второй, а там из толщи поднялся целый корабль, с низких и длинных бортов которого водопадом стекала вода. У судна не меньше тридцати вёсел и два руля у носа, рассчитанных на большую команду мореходов. Впереди корабль не сужается, как драккары, а так же широк, и имеет две фигуры, тянущиеся полосами через весь левый и правый борт и соединённые перекладиной. На носу они загибаются вверх, как два клыка, венчаясь коваными круглыми чашами, надо думать, для разведения огня. Белые паруса на двух мачтах разной вышины собраны и прикреплены к стоящим под углом реям. Выделка судна тонкая, если не сказать мастерская, и походит на работы корабельщиков из далёких южных стран.

По велению Диан Кехта финфолк вошли в стылые воды, кто-то из рыболюдов поднялся на палубу, другие стали передавать корзины, свёртки и глиняные сосуды со съестными припасами и питьём для долгого путешествия. Из парусины на корме натянули шатёр для сна, накидали тёплых шкур и подушек.

– Это Метла волн. Возиться со снастями вам не понадобится, ведь судно держит курс само, поднимая парус, как только дунет попутный ветер, и сбрасывая якорь в сильную непогоду. – Диан Кехт пригласил путников в лодку, чтобы с неё пересесть на причаленный корабль.

– Никто из поселенцев с нами не поплывёт? А куда все эти вёсла? – опешил Ансельмо, которого поспешили обнять на прощанье Октри и Аирмед.

– Зачарованная Мананнаном Метла волн гребёт сама. Ты всё увидишь в плавании, мой дорогой. – колдун по-отцовски взял дочь под одно крыло, сына – под другое, и троица с печальной улыбкой помахала чужеземцам, которые за день успели им полюбиться. – И будьте осторожны, как ступите на берега Эйре. Пусть руна хранит тебя, мальчик!

Уже в лодке Йемо потёр в руках окроплённый кровью камень Лагуз, пока рослый финфолк с мордой акулы тащил всех четверых по песку к морю. Рыболюд подвёл судёнышко к Метле волн, Стюр резво вскарабкался на борт, подтянувшись на руках, и поднял за собой Йорма, который помог себе здоровой рукой и ногами. Олалью и Йемо снизу подсадил помощник Диан Кехта, передав в руки товарищей. К дюжему финфолк присоединилось несколько соплеменников, которые вытолкали корабль с мели, а там каким-то неведомым чудом и вёсла сами собой вспороли иссиня-зелёную гладь волн, рули повернули корабль к горизонту, и упали с хлопком паруса, на которых рука умелицы вышила гарцующего белого скакуна с рыбьим хвостом.

Ансельмо подошёл к подруге, которая провожала взглядом толпу обывателей Хильдаланда, какие до этого не могли привидеться подросткам и в самом диковинном сне. Печальная Аирмед махнула платком, подхваченным ветром с острова. Лало сложила ладони, чтоб звонко крикнуть:

– Спасибо вам за всё! Мы обязательно увидимся!

Накинув капюшон, монах обернулся к Стюру и Йормундуру. Разжалованный берсерк стоял на носу корабля, ухватившись за перекладину меж двумя фигурами, слипшиеся от брызг волосы трепал ветер. Казалось, взгляд викинга в морскую даль полон бесстрашия и решимости, вот только как понять его смирение после короткой беседы с Диан Кехтом? Йемо предчувствовал неладное в слишком простом исходе. Йорм же не отрывал глаз от чёрной галочки в небесах, что, подхваченная под крылья потоком воздуха, вела за собой Метлу волн, как и было обещано.