Текст книги "Давай поиграем (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава четвертая
Целитель судеб

   Книг было много. По мнению Армана, слишком много: уходящие под самый потолок стеллажи были заставлены толстыми томами, каждый из них в аккуратной кожаной обложке с золотым тиснением. Лерин любил порядок.

   Между стеллажами у окна стоял небольшой письменный стол, на нем: округлый, переливающийся мягким светом светильник, пучок перьев в подставке и аккуратно сложенная бумага с витиевато выведенной буквой "Л" в нижнем правом углу. И совсем неуместная здесь ваза с только что очищенной морковкой.

   За столом удобно устроился в кресле раздраженно листающий книгу Миранис.

   – Успокоился? – спросил принц, грохнув фолиант на стол и подняв небольшое облачко пыли. – Боги, нудно-то как!

   Арман бросил короткий взгляд на толстый том, прочитал на обложке "Пособие по выращиванию драконов" и низко поклонился:

   – Да, мой принц.

   – "Да, мой принц", – передразнил его Мир, выбирая из вазы морковку посочнее. – Иногда ты забываешь, что я – твой принц. И это мне на руку. Поклонов и "мой принц" мне и без тебя хватает.

   Арман не поверил Миранису. С тех пор, как девять лет назад его, пятнадцатилетнего подростка, вызвали во дворец, он не уставал поражаться своему ровеснику-принцу – детская непосредственность, что так и норовила смениться опасной жестокостью.

   Принц был умелым игроком: он постепенно ослаблял веревку, давая почувствовать свободу, чтобы в самый неожиданный момент резко дернуть, удавкой сдавливая шею, да так, что перехватывало дыхание от близкой смерти.

   В первый раз Арман почувствовал удавку, нечаянно открыв – Мир тоже оборотень. Арман тогда был слишком молодым и неопытным, потому и совершил ошибку: попробовал поговорить с наследником по душам, поделиться своей болью, утишишь боль Мира.

   Но все вышло совсем не так. До сих пор Арман помнит сумасшедшие от страха глаза принца, вспыхнувшие синим цветом магии. Вкус собственной крови во рту и вспышку перед глазами, когда вбежавший в спальню наследника Лерин схватил Армана за волосы, процедив сквозь зубы: "Вы не равны. Никогда об этом не забывай. Никогда не забывай держать язык за зубами".

   Арман не забывал: ни предупреждения, ни полученного урока. Хоть и любил он принца и был ему безгранично предан, но с тех пор в присутствии наследника не расслаблялся никогда. И постепенно он научился угадывать тот момент, когда веревка вновь начинала натягиваться, а принц – нервничать.

   Только угадывать – невидимые глазу щиты и самообладание у наследника были почище, чем у любого архана и почуять настроение Мираниса до конца никогда не удавалось. Можно было только по легкому движению уголка рта, по выражению глаз, по тембру постукивания пальцев о подлокотник уловить приближение опасности и постараться правильно подобранным словом ослабить гнев Мираниса.

   Вновь с легким треском разломилась морковка. Чуя себя не очень приятно под внимательным взглядом принца, дозорный послушно сел на указанный ему стул.

   Сейчас Мир ослаблял веревку. Откинулся на спинку кресла, вплел пальцы в густые, до плеч, волосы, улыбнулся широко, как ребенок, и хрустнул морковкой.

   – Ты хотел поговорить? – осторожно спросил Арман.

   Он был дерзок лишь потому, что устал как никогда в жизни. Он хотел вернуться к брату, убедиться, что тот жив, что можно забыть пережитый кошмар, но принц будто издевался: закинул ноги на стол, подтянул к себе очередной фолиант, стряхнул с него пыль рукавом и распахнул книгу где-то на середине.

   – Забавные книжки у Лерина, – заметил он, откусив от морковки еще кусок.

   Арман не обманывался веселой улыбкой принца. От отчетливо видел тонкую морщинку между бровями наследника, его горящий, как в лихорадке, взгляд, и понимал, что принц встревожен и Армана ждет тяжелый разговор.

   Говорить с Миром, стараясь не сказать лишнего и в то же время быть правдивым, было для Армана всегда тяжело. Фальшь Миранис, увы, чувствовал очень хорошо, а правду прощал не всегда.

   – Мир, прошу тебя, – решился Арман.

   – Просишь о чем? – спросил Мир, бросив на дозорного холодный взгляд.

   Веревка натянулась. Заныла предупредительно шея, но Арман продолжал:

   – Объясни.

   – Объяснить что?

   – Я видел брата... такое не может жить... Не обманывай меня, Мир. Я ведь тоже – оборотень. Я чую мертвеца. Рэми был мертв, так как же...

   – Не понимаю, – быстро ответил Мир, поднимаясь.

   Не смея сидеть, когда принц стоял, Арман вскочил на ноги. Вовремя – Миранис шагнул вперед, оказавшись так близко, что Арман почувствовал его дыхание на своих щеках. Стоя неподвижно, он ждал, пока наследник продолжит говорить, и не осмеливался поднять взгляда. Только телохранители осмеливались. Простой архан за дерзость мог поплатиться тягучей болью в мышцах, которая любого, даже высшего мага, мгновенно ставила на колени.

   – Недавно ты оплакивал брата, – в голосе принца слышалось раздражение, – теперь не доволен, что Рэми жив?

   – Я доволен, – преодолел невольную слабость Арман. – Но как дорого мы за то заплатим?

   – Ты чего-то не понимаешь, Арман, – жестко ответил Мир.

   Удавка сжалась чуть сильнее. Накажет? Ведь может... Арман вспомнил, наконец-то, каким тоном разговаривал он сегодня с принцем. В чем его обвинял... называл убийцей. Наследника трона? Высшего мага? Накажет... что же, пусть и так. Арман выдержит. Все лучше, чем смерть брата.

   Но Мир удовлетворился малым – сжал пальцы, и на миг тело Армана растеклось болью.

   Знал ли принц, что каждое его движение может обжечь? Иногда Арман в том сомневался. Вот и сейчас Мир как ни в чем не бывало обошел застывшего дозорного, остановился у окна, и взгляд его медленно обвел утопающий в рассветной крови город.

   – Но я объясню, хотя и не должен, – тихо, почти мягко сказал принц. Веревка вновь ослабла. – Пока я не умру, я не дам умереть Рэми. Благодаря узам богов я могу это сделать. И я это сделаю.

   – Я рад, что Рэми – жив.

   – По тебе не видно! – раздраженно воскликнул Мир, и жилы Армана наполнились огнем.

   Не поддаться, не показать, как ему больно, не упасть на колени. Мир ведь не в себе – Арман видит. Читает по его опущенным плечам, по сжатым кулакам, по бившей принца дрожи.

   И тут рухнули щиты.

   Впервые за долгие годы почувствовал Арман то, что чувствовал наследник. И в который раз Миранис его удивил: принц сходил с ума от смеси страха, сожаления, гнева. И стыда...

   Все это, увеличенное силой Мираниса, заставило-таки Армана упасть на колени, стереть украдкой пробежавшую от носа дорожку крови, и тотчас подняться на ноги... пока принц не заметил, что открылся.

   Восстанавливаясь, шуршали щиты, окутывая Мира невидимой преградой, открылась дверь, в покои заглянул встревоженный Лерин. Зло посмотрев на Армана, он так же тихо вышел.

   Они долго стояли неподвижно. Но на этот раз Арман не осмеливался выдать нетерпения. Только сейчас он понял, что принц не капризничает, а молча просит о помощи... что же тебя так сломало, Мир? Друг мой?

   – Но не за этим я тебя позвал.

   – Я слушаю, мой принц.

   – Твой братишка начинает мне надоедать...

   Мир замолчал, ожидая ответа, но Арман, смолоду приученный к дворцовой обходительности, сейчас не знал, что сказать. Лишь когда молчание затянулось, осмелился он произнести:

   – Не понимаю, мой принц.

   – Там, на столе, прочитай...

   Арман подчинился. Он быстро нашел нужный листок бумаги и некоторое время сопротивлялся, видя посольские вензеля Виссавии и темно-синюю черту поверху. "Предназначено только для глаз повелителя...". Но, различив на листах имя брата, взял страницу и погрузился в чтение.

   "С прискорбием констатирую, что несмотря на все заверения в безопасности наследника Виссавии, вы не в состоянии выполнить взятых на себя обязательств, и мы вынуждены вмешаться.

   По приказу богини я предлагаю вам два выхода.

   Первый – вы откроете нашим людям правду, и вернете наследника в клан. Естественно, в этом случае ваш сын будет обязан разорвать связывающие с Рэми узы.

   Второй – вы под любым предлогом отправите в Виссавию посольство, в котором будет ваш наследник и его телохранители. В клане Рэми будет в безопасности, а вы получите передышку.

   Помните, что в случае раскрытия происхождения Рэми наша страна более не будет поддерживать Кассии в ее политических играх. Если же наследник умрет, мы не только откажемся поддерживать вас политически, но более не будем присылать в Кассию целителей."

   Арман вздрогнул, посмотрев на выпрямленную спину принца. Виссавийская дипломатия, с ее политикой невмешательства, как всегда, беспощадна. Не щадит она ни гордость Мираниса, наследного принца Кассии, ни гордость Рэми. Если брат узнает о письме, хранительнице не поздоровится.

   Окутанный узами богов Рэми думал только о принце, и Арману это нравилось все меньше. Ему более импонировал тот неподвластный никому братишка, которого он встретил вновь полгода назад. Новый Рэми, мягкий и податливый, был Арману незнаком и чужд.

   Миранис все так же не оборачивался, смотря на город. Блеснула на северо-западе молния, сонно ответил ей гром. Арман, слегка поколебавшись, продолжил чтение:

   "Я, хранительница и жрица Виссавии, смею настаивать на срочном принятии решения. Мы не можем подвергать Рэми опасности встречи с Алкадием... Наследник этой встречи может не пережить.

   И сейчас, мой повелитель, говоря о наследнике, я пишу не о Рэми, а о вашем сыне. Оставляя Мираниса в Кассии, вы подвергаете опасности и его, что, в принципе, дело ваше. Но я не могу позволить, чтобы в соответствии с вашими магическими законами вместе с наследниками умерли бы и его телохранители.

   Завтра на рассвете, если вы не примете решения, жрицы богини расскажут о том, что Рэми жив, совету Виссавии. И после этого клан официально потребует отдать наследника.

   Вы знаете, чем это грозит лично вам и вашей стране. Вы знаете, что мы не хотим давить на целителя судеб и заставлять мальчика силой вернуться в Виссавию. Но если выбирать между давлением на Рэми и опасностью его потерять, мы все же выберем первое."

   – Алкадий? – Арман прикусил губу. – Это сделал Алкадий?

   – Это сделал Алкадий. Хотя, видят боги, я не знаю, каким образом, – Миранис обернулся, подошел к стеллажу и задумчиво провел пальцем по корешкам книг. Потом потер пальцы, стирая с них пыль, посмотрел на Армана. – Тот самый, кто ранил Рэми полгода назад. Тот самый, кого ты упустил у границы. Не так ли, Арман?

   Арман вздрогнул. Но как? Тот Алкадий был сильным магом, но не более. Тот, кто сумел достать телохранителя в замке...

   – Алкадий магический упырь, Арман, – пояснил Миранис, как бы уловив немой вопрос старшого. Принц вернулся на свое кресло и вновь жестом приказал Арману сесть напротив. – Он жрет чужую магию, используя ее позднее, как собственную. И ты его впустил в черные земли, где этой магии слишком много... Ты и Кадм совершили непростительную ошибку, за которую мы теперь все и расплачиваемся.

   – Мой принц...

   Арман вздрогнул от острого взгляда Мира:

   – Что еще ты хочешь спросить? Что ты на меня так смотришь, Арман? Для тебя виссавийцы это те, кто лечит магией и ничего не берут взамен? А я знаю их другими. Знаю, что они лечат далеко не всех... и могут отказать. Они не умеют прощать, понимаешь? А еще они умеют отказывать. Грубо, цинично сказать "это не наше дело". Именно так они и сказали моему отцу, когда тот попросил полгода назад о помощи...

   Арман сглотнул.

   – Я...

   Мир раздраженно швырнул остаток морковки в пустую вазу.

   – Рэми дал нам власть над магическим кланом, и на самом деле это было главной причиной, почему так спешили с посвящением твоего брата в телохранители, почему Рэми связали со мной почти силой. Пока мы держали в руках Рэми, мы держали в руках и клан Виссавии. Мы так думали. Оказалось, зря думали. Виссавия никогда не находилась под нашей властью. Мы все играем по ее правилам. Даже твой гордый и непреклонный братишка... Целитель судеб...

   Миранис некоторое время молчал, глядя в окно на поднимающееся над городом солнцем.

   – Я думаю, посвящение Рэми в мои телохранители входило в планы Виссавии. Звучит странно, правда? Они хотели соединить мою силу с силой целителя, которой от рождения обладает Рэми, хотели получить целителя судеб, они его получили. Зачем, я не знаю, но теперь Рэми нужен им в Виссавии... И потому хранительница Виссавии использует тонкий шантаж, чтобы заполучить меня, а вместе со мной – моего телохранителя. Меня используют!

   "Как ты недавно использовал Рэми", – подумалось невольно Арману. Но вслух дозорный этого не сказал, а лишь ровно спросил:

   – Что ты собираешься делать?

   – Я? – нервно засмеялся Мир. – Да ничего я не собираюсь... Отец сделал. Посмотри в окно, видишь того всадника? – Арман быстро встал, подошел к окну и взглянул на вскакивающего на лошадь молодого человека с вышитыми по синему плащу посольскими знаками. – Он везет послание вождю Виссавии. В нем – предложение привезти в соседнюю страну некую девушку очень чистой крови. Невесту для вождя. Сам понимаешь, кто ее повезет.

   – Значит, ты не отдашь Рэми?

   – А зависит ли это от меня, Арман? – быстро ответил Мир. – Ты читал письмо – там все доходчиво объяснено. Если я отдам Рэми – я умру. Если отвезу в Виссавию – он останется там, и я его вновь потеряю. А вместе с ним поддержку могущественного клана, которая нам сейчас так необходима...

   – Плохо знаешь моего брата.

   – Плохо знаешь сладость власти. А Рэми ее дадут попробовать, не сомневайся.

   – Не понимаю. Почему хранительницы играются? Почему просто не расскажут обо всем вождю? Почему не прикажут Рэми вернуться в клан?

   – По той же причине, почему не приказываю я, – горько усмехнулся Мир. – Он опасен. Рэми – целитель судеб. Если на него всерьез надавить... он может изменить нечаянно и мою судьбу, и судьбу Кассии, и судьбу Виссавии. Так запросто...

   – Слышал я это, но не знал, что это так серьезно...

   – Ты многого не знаешь, Арман, – засмеялся Мир. – Твой не в меру чувствительный, слегка наивный братишка в своих руках держит нас всех, наши жизни и жизни наших стран. Такого проще убить, чем держать рядом. И не обманывайся, единственная причина, почему он жив – он нужен клану Виссавии. Только ради клана мой отец не убил целителя судеб сразу, когда его сила только начинала проявляться... Убить его легко. Жить с ним – сложно.

   – А ты бы... ты бы убил?

   Мир прикусив губу, опустив взгляд.

   – Не знаю. Не задавай трудных вопросов, Арман. Они меня раздражают.

   Арман и сам знал, что раздражают, но остановиться уже не мог.

   – Мир... – прошептал он.

   – Если придется выбрать между мной и братом...

   – Мир...

   – Кого ты выберешь, глава Северного рода?

   – Я отвечаю за него.

   – А за меня? – Мир резко встал, быстро подошел к Арману и заглянул ему в глаза.

   На этот раз дозорный не успел отвернуться, и синий взгляд принца выжрал всю его душу, заставив покачнуться.

   – Как же ты любишь своего братишку! – слегка завистливо протянул принц.

   – Рэми хочет, чтобы ты жил, – быстро ответил Арман. – Он хочет быть рядом с тобой, у твоего бока. Мой брат думает, что его судьба – тебя защищать. И я не понимаю, к чему я должен выбирать? Наши цели совпадают, не так ли? И ты... ты ведь не предашь Рэми...

   – Как и любого из моих телохранителей, – не мучил более Армана Мир. – Это нормально, Ар. И я бы... не смог убить Рэми. Никогда...

   Принц... смутился? Или вновь вспомнил нелепые обвинения Армана? Мир действительно не мог убить Рэми и теперь дозорный это видел.

   – Кто невеста Элизара? – сглотнув, осмелился поменять тему Арман.

   – Младшая принцесса, Калинка. Та рыженькая, ты помнишь?

   Арман помнил – низенькая, чуть полноватая, веснушчатая Калинка по слухам была настоящим бедствием для своей матери. "Дура", шептались по углам, а вслух говорили "оригиналка".

   Арман видел девушку не часто, и каждый раз удивлялся ее необычным нарядам, зачастую излишне ярким и открытым, блестящему ажуру многочисленных украшений и распущенным по плечам ярко-рыжим волосам.

   Последнее на самом деле нравилось дозорному, но считалось недопустимым для арханы. Настоящая архана должна быть подобна невесте Рэми, Аланне. Должна прятать волосы под золотую или серебряную сетку, должна быть всегда спокойной и уравновешенной, а не огненным ураганом, подобному Калинке.

   – Помню, – ответил, наконец-то, Арман, заметив, что принц молчит, терпеливо ожидая ответа.

   – И? – осторожно протянул Мир.

   – Думаю, что ее кровь будет достаточно чистой для вождя Виссавии, – уклончиво ответил Арман. – Помнится, ее отец был третьим кандидатом на трон Кассии.

   – Правильно тебе помнится, – расслабился вдруг принц, весело хрустя очередной морковкой. – Однако, вижу, ты устал. Оно и понятно – сегодняшний день легким не был. Для всех. Иди собирайся в дорогу. Поедешь с нами и сестренок наших захвати... Рэми должен знать, что потеряет, если позволит Виссавии себя очаровать.

   – А Рэми?

   – А Рэми оставь мне. Или ты мне не доверяешь?

   – Доверяю, мой принц, – выдохнул Арман, смирившись. Удавка вновь опасно натянулась. Принц не желает слушать возражений и разговор закончен.

Глава пятая
Пробуждение

   Очнувшись Рэми долгое время лежал неподвижно, ожидая пока утихнет острая в висках. Кто-то ходил рядом, менял быстро становившиеся теплыми компрессы на лбу, что-то кому-то шептал, кажется, отдавал короткие приказы. Рэми не различал слов. Не сразу понял он, что лежит открыв глаза и смотрит в вышитый серебренными звездами темно-синий балдахин, наблюдая, как играет на темной ткани солнечный лучик.

   Наверное, было раннее утро. Комнату наполнял слегка красноватый свет, пахло сосной, но как-то неестественно, окно было широко распахнуто, и где-то вдалеке шептали листвой деревья.

   Мелькнула перед глазами украшенная перстнями ладонь, убирая ото лба прилипшие волосы. Движения были мягкими и осторожными, прикосновения чужих пальцев – холодными, умиротворяющими, и боль в висках стала из острой пульсирующей, а позднее и вовсе отхлынула, оставив за собой странное чувство нереальности.

   Зато на смену боли пришли тревожные мысли и яркие, болезненные воспоминания. Рэми был мертв? Он знал, что был... и его опять выволокли из-за черты. Кто и зачем? Медленно повернув голову Рэми встретился глазами с принцем и мгновенно напрягся, приготовившись к новой боли. Видимо, Мир еще не наигрался.

   – Лучше? – мягко спросил наследник.

   – А тебе? – холодно парировал Рэми, молясь всем богам, чтобы причина была в той статуэтке...

   – Меня не убивали, – неловко улыбнулся принц.

   Рэми украдкой вздохнул – все же не в статуэтке. Иначе с чего бы наследнику быть с опальным телохранителем столь неожиданно ласковым? Значит, еще ничего не закончилось, а у Рэми нет ни сил, ни желания сопротивляться.

   – Но ты убивал, – равнодушно ответил Рэми, уже смирившись с неизбежным.

   Если принц действительно хочет поиздеваться, то Рэми его не остановить. Его тело, его душа – все во власти Мираниса с того самого момента, как Рэми стал его телохранителем. Проклятого момента.

   Но принц повел себя странно, удивив полуоглушенного лечебной магией Рэми. Наследник заметно побледнел. В синих глазах его мелькнуло сначала удивление, потом смех. Неестественный, злой, он скривил черты лица Мира, перешел на губы, заставил дрогнуть голос, когда принц наконец-то выдавил:

   – Даже так не шути.

   Рэми прикусил губу, быстро соображая. Не помнит. Да и хвала богам, что не помнит – значит, все же статуэтка... Надо быстро избавиться от Мира, встать с этой проклятой кровати, позвать хариба и приказать найти тот проклятый дар принцу... пока еще кого-нибудь не убили.

   Тем временем неестественный смех принца утих, глаза его сузились, и Мир прошипел:

   – А теперь говори правду! Что произошло в моем кабинете?

   Не в силах даже самому себе признаться, что это он не досмотрел принца, Рэми ляпнул первое, что пришло в голову:

   – Я не помню.

   – Врешь! – не поверил Мир, наклоняясь к Рэми.

   Глаза принца полыхнули синим пламенем, в комнате резко запахло пряностями, а воздух сгустился. Рэми лишь криво улыбнулся, высоко подняв подбородок. Но сегодня гнев принца его почему-то трогал.

   – Врешь, Рэми! – вскричал Мир. – По глазам твоим вижу, что врешь!

   – Рэми, скажи правду! – вмешался до сих пор незамеченный Лерин. – Все равно придется рассказать. Так что давай лучше сразу.

   – Да не помню я, – устало отвернулся Рэми, смотря, как по вышитым золотом портьерам взбирается упитанный паук. Бодро так взбирается, будто торопится. – Не помню...

   – Хорошо, я поверю, – неожиданно легко сдался Мир. Рэми вздохнул с облегчением, но принц вдруг продолжил. – Но ты не помня нам все расскажешь. Всего лишь небольшой магический ритуал, и ты не только о сегодняшнем расскажешь, ты мне все свои тайны выложишь. До единой. Не помня... Итак, Рэми, будешь говорить или позвать телохранителей отца? Ты же знаешь, на что способен Вирес?

   Рэми знал. Ритуал открытия памяти на диво утомителен и болезнен. Рэми никогда его на себе не испытывал, но однажды присутствовал на допросе государственного преступника. Ничего приятного в истекающем слюнями мужчине не было и Рэми таким стать не хотел. Впрочем, кто ему даст-то? Телохранитель принца, как-никак, к тому же наследник Виссавии... Издеваться над ним можно, а вот портить – ни-ни.

   Паук сорвался и, упав на одеяло, скрылся в складке одеяла, а Рэми перевел внимательный взгляд на принца. Что, если не статуэтка? Что, если Мир безумен? Нет, не безумен. Спокоен. Рэми ведь чувствовал. Всегда чувствовал...

   Не всегда, поправился Рэми. Там, в кабинете, Мир заслонился от него щитами. И телохранитель не насторожился. Сам виноват. Сам и отвечать будет. А Мир побушует, побушует, и сам уберется.

   – Рэми, ты не уйдешь от ответа, – неожиданно мягко сказал Мир. – Я тебе не дам. Не надейся. Я не хочу тебя ранить, тем более, что ты еще слаб... но если ты меня заставишь...

   Рука принца легла на запястье Рэми, накрывая татуировку родов.

   Сменил тактику, напрягся Рэми. Вновь ласков, даже опасно ласков. Уговаривает? Обычно приказывает, а теперь, – уговаривает? Рэми напрягся. А если Мир до сих пор не очнулся? Если мгновение назад спокойный, он вновь возьмется за кинжал?

   – Ты меня боишься? – чутко уловил состояние телохранителя Мир. – Раньше ты мне доверял.

   Это, интересно, когда? До посвящения? После этого именно Мир превратил жизнь Рэми в ад. Так к чему его щадить?

   – Раньше ты не всаживал мне в спину кинжала.

   Сказал и сам испугался. Пальцы принца, ставшие холодными, как лед, отпустили запястье.

   Рэми прикусил губу и, почувствовав на ладони прикосновение мохнатых лапок, раздраженно смахнул упрямого паука на пол.

   Мир молчал.

   Испуганный паук поспешил под кровать, в спасительную темноту, но принц поднял ногу... Лопнула хитиновая оболочка, осталось на ковре пятно, а Рэми, которого угнетало молчание, стал быстро оправдываться:

   – Я не знал, что на тебя нашло. Ни с того ни с сего ты на меня набросился. Будто убить хотел. Глаза сумасшедшие, не твои... а потом ты, вроде очнулся. Я думал, прошло. Действительно думал. И глаза твои стали нормальными, и разговаривал ты нормально.

   – Потому повернулся ко мне спиной? – осторожно спросил Мир, все так же отрывая взгляда от ковра.

   – Да, – ответил Рэми, отказываясь смотреть на принца.

   Принц ничего не ответил, лишь взял со стола чашу, подал ее Рэми и приказал:

   – Пей, – и тотчас хрипло добавил. – Не отравлено. Я вернулся. На самом деле вернулся. И не причиню тебе вреда...

   Всегда причиняешь. Пусть не убиваешь, но издеваешься так то постоянно.

   – Рэми, пей, – вновь вмешался седой Лерин. – Если не веришь Миранису, то мне поверь – принц ничего не выкинет. И более никого не убьет. Даю тебе слово.

   Пальцы Рэми задрожали, норовя выпустить чашу, но ладони Мираниса вдруг обняли его ладони, не давая жидкости пролиться на одеяло.

   – Все хорошо, – еще раз повторил принц. – Пей.

   Рэми начал пить, продолжая лихорадочно соображать. Что это было тогда, в кабинете? И где это паршивая статуэтка?

   – Мир, я... – попытался собраться со словами Рэми. – Я думаю...

   – Я думаю, – оборвал его Лерин, – что мы более не можем терять времени на твое самобичевание, Рэми. И потому ты возьмешь себя в руки и расскажешь, что произошло. Шаг за шагом, не пропуская ни единой мелочи.

   Рэми никогда не любил Лерина, и за его так рано поседевшие волосы, он про себя называл телохранителя принца Стариком.

   Лерин и вел себя, как старик: ровесник Мира, он не засматривался на женщин, проводил много времени в храмах, был излишне мудрым, излишне осторожным, и излишне придерживающимся традиций. Он всегда казался Рэми слишком правильным, иногда откровенно скучным. Но сейчас, когда Лерин в очередной раз бесцеремонно вмешался в разговор, Рэми был ему даже благодарен, больно уж сложно было ему подбирать слова.

   – Я... – выдохнул Рэми, собираясь с мыслями и отдавая Лерину пустую чашу. После питья во рту остался горьковатый привкус трав, кружилась голова и заплетался язык. – Я...

   – Рэми, посмотри на меня! – склонился над ним Лерин, шепча заклинания и дотрагиваясь лба Рэми подушками пальцев. – Проклятый Тисмен! Вновь переборщил с травами! Он сейчас заснет... – Рэми пытался бороться с сонливостью, но глаза неумолимо слипались, а голос Лерина отдалялся, сливаясь с туманом. – Но Рэми уже достаточно пришел в себя, чтобы ты мог сам увидеть, Мир.

   Тень Лерина перестала закрывать солнце. Рэми хотел повернуть голову к окну, но пальцы принца прикоснулись к подбородку, остановили движение, и Мир заставил Рэми посмотреть себе в глаза:

   – Ты ведь доверишься мне, правда?

   Рэми моргнул, пытаясь отогнать сонную одурь. Он почувствовал, как обжигающей волной поднимается внутри сопротивление и быстро крепнут щиты, отгораживая его от назойливого высшего мага.

   – Рэми... доверься мне.

   Когда в глазах Мира заплескалось синее пламя, телохранитель огромным усилием воли подавил в себе панику и заставил бушевавшее внутри море силы подчиниться наследнику. Мир его друг... Мир... Его глубокий, полыхающий синим взгляд втягивает... высасывает воспоминания и отпускает... Берет, наконец-то, вверх сонливость и очертания комнаты размываются. И там, на границе сна и яви, удивленный и оправдывающийся голос хариба Мира:

   – Ларец? Мой архан, вы сами утром отправили меня в город. Ваш конь захворал, вы же помните...

   – Рэми, не сопротивляйся, спи, – тихий голос Мираниса. – Ты нам нужен сильным и здоровым, спи...

   Кадм, телохранитель наследного принца, устал. Очень. Сначала Рэми с его смертью, теперь это...

   "Этим" было изуродованное тело теперь уже бывшей фаворитки Мираниса. Сказать по правде, Кадм никогда ее не любил. А кто любил? Помимо принца, которого Кадм про себя наделял абсолютной беззащитностью в выборе женщин, наверное – никто.

   То, что деваха была некрасива, глупа, тщеславна Кадма волновало мало. Лера отличалась еще воистину зверской ненасытностью: частых ласк Мира ей было недостаточно и, выползая из постели принца, она с удовольствием делила ложе с не очень разборчивыми придворными.

   Ставить на место зарвавшихся арханов приходилось Кадму. А кому еще? К другим телохранителям с подобными просьбами не пойдешь... Рэми – упрямый неженка. Лерин белых ручек о такое пачкать не станет, а нелюдимый Тисмен и вовсе решит проблему проще некуда: яда в чашу ослушнику и дело с концом.

   Зеленый телохранитель шуток не понимал и к репутации принца относился серьезно. По мнению Кадма – слишком, ведь для молодых и глупых арханов (а кто еще в постель фаворитки принца полезет?) хватало лишь угрозы провинцией, а провинции придворные боялись пуще смерти.

   Кадм их не понимал. Он частенько мечтал о лесах Алирии, где прошло его детство, о дубравах, о кристально чистой родниковой воде и, что главное, о покое. Временном, большего телохранитель бы не выдержал, но с непредсказуемым принцем покоя не было никогда.

   Воспоминания о безоблачном детстве прервал назойливый запах спекшейся крови. Смерть. Она не бывает красивой, Кадм это выучил уже давно, еще мальчиком, когда нашел "заснувшую" мать.

   "Она красива", – шептал молодой ученик жреца смерти, которому поручили забрать тело.

   "Смерть не бывает красивой, – отвечал Золанд, опекун Кадма. – А это еще и глупа."

   Теперь Кадм соглашался с опекуном. Смерть бывает какой угодно, только не красивой. Самоубийство матери было глупым, конец Леры – уродливым.

   Жрец смерти склонился над фавориткой. Молодой, еще неопытный дозорный не выдержал, тайком закрыл нос шарфом и отвернулся. Думал, что тайком: но Кадм его не разочаровывал: его и самого мутило от увиденного.

   Но хуже всего оказалась жалость. Да, он жалел глупую фаворитку. Даже она не заслужила умереть с задранной юбкой, с распоротым животом и выпущенными наружу кишками.

   Но жалость телохранителя – чувство быстро проходящее, потому как долго жалеть кого-то Кадм себе позволить не мог. Пора было действовать. Сделав знак дозорным, он вышел, оставив тело на попечение жрецов смерти. Здесь делать ему больше было нечего.

   Едва выйдя в коридор, Кадм в сердцах сорвал с себя плащ, бросив его харибу. Он более не мог выносить сладковатого аромата мертвечины, которым пропахла дорогая ткань. Но несмотря на отсутствие плаща навязчивый запах смерти преследовал его всю дорогу, а переодеться было некогда. Плохой сегодня день. Утомительный. Кадм не любил утомительных дней.

   В богато обставленной растениями спальне зеленого телохранителя принца было темно. Шевельнулся у камина новый любимец Тисмена: лысое, уродливое существо, названия которого Кадм не мог и не хотел запомнить. Помнил он одно – животное опасно, поэтому, подходя к кровати телохранителя, легким всплеском магии он усыпил любимца друга.

   Вновь стало тихо, и в этой тишине Кадм различил едва слышное дыхание спящего. Зеленый телохранитель принца спал крепко, иначе и быть не могло: именно он, любитель травок, зверюшек и ненавистник людей, осторожно вел душу Рэми из-за грани. Такое требует сил, огромных, потому проспит телохранитель еще долго.

   – Если ему станет хуже, позовешь, – кинул Кадм харибу друга. Если Тисмен сляжет после сложного ритуала, легче не станет никому. – Найдешь меня в покоях Лерина.

   – Да, мой архан, – ответил столь не же обычно неразговорчивый, как и Тисмен, молодой человек, низко поклонившись телохранителю.

   Выходя из покоев друга, Кадм не забыл разбудить зверюшку: любимец из уродца не ахти, зато охранник неплохой.