Текст книги "Давай поиграем (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Давай поиграем
Алмазная Анна

Глава первая
Друг или враг?

   Началось все, как и закончилось – внезапно.

   Миранис, наследный принц Кассии, задумчиво почесал нос, сел на подоконник и, отложив прочитанную страницу, сосредоточенно уставился в следующую.

   В солнечном свете его каштановые волосы казались иссиня-черными, а гибкая фигура излишне худощавой. Унизанные перстнями длинные пальцы постукивали по колену, тонкие губы сложились в прямую линию, а между бровями пролегла знакомая Рэми складка. Принц явно был раздражен. И чем дальше читал послание виссавийцев, тем более раздражался.

   Продолжая читать, принц поднялся, подошел к столу, взял из вазы персик и, не отрываясь от послания, вгрызся в сочную мякоть.

   – Твои виссавийцы скучны и велеречивы. Как и ты, Рэми.

   Рэми вздрогнул, в бессилии прикусил губу и опустил взгляд. Как всегда бьет Мир по самолюбию. И в очередной раз горькой волной накатывает бессильная ненависть. Но пока душа требует врезать наглому принцу по морде, упрямое тело, подчиняясь узам богов, послушно отдает часть собственных сил.

   Привычно обожгла лоб руна телохранителя, окатила теплой волной слабость, и принц, усмехнувшись, потребовал:

   – Еще...

   – Позднее, прошу, Мир... Мне надо восстановиться.

   – Зачем позднее? – капризно спросил Миранис. – Чтобы прочитать этот виссавийский бред, вырвать из него крупицы здравого смысла, мне нужны силы! Подчинись!

   Вспыхнуло жаром в висках. Упав на колени, Рэми чувствовал, как разливается по венам жар, как стремительно иссушается внутри синее море магии, отдавая силы капризному принцу, и лишь когда было совсем невмоготу, Мир отпустил, отворачиваясь к окну.

   – Позволь мне... – прохрипел Рэми, привычно утихомирив поднявшуюся к горлу горечь.

   – Позволить на что?

   – Позвать других телохранителей... позволь... Я слишком слаб. Я не смогу тебя защитить.

   – Ты считаешь, что в родном замке мне что-то угрожает? Дурак, ты, Рэми. Иначе нас никогда не оставили бы вдвоем с таким слабаком как ты... с виссавийцем...

   Сказал и вновь углубился в чтение бумаг, казалось, забыв о телохранителе.

   Рэми медленно поднялся, привычно застыл у двери. Слабость постепенно отпускала, уходила головная боль, высыхали на коже капельки пота. Но не успокаивалась ноющая тяжесть в груди. Все же это мука – охранять человека, которого яро ненавидишь. А есть выход? Боги, как всегда, решили иначе.

   Всего одно слово послу виссавийцев, и Мираниса заставили бы отпустить телохранителя. Но кого Рэми ненавидел больше – принца или своих застывших в гордыне родственников?

   Рэми уже ничего не знал. Он не понимал, почему Миранис так сильно изменился после посвящения. Когда Рэми был всего лишь мальчишкой-лесником, Мир был совсем другим... Тот, другой Мир был для Рэми другом. Этот – жестоким тираном и насмешником.

   – О чем опять мечтаешь, Рэми?

   И вновь Мир чем-то рассержен: синие глаза сужены, складка на лбу углубилась, а пальцы безжалостно мнут дорогую бумагу. Ждет ответа. Какого ответа, о боги?

   Спас телохранителя стук в дверь. Мир усмехнулся горько и подойдя к окну, вновь уселся на подоконник.

   Проверить гостя было гораздо легче, чем отвечать принцу. Рэми привычно закрыл глаза, чувствуя, как сгущается вокруг воздух, позволяя подняться в груди теплой волне. На миг задохнулся от боли, когда у синего моря внутри показалось дно. Проклятый Мир! Напрягся, прислушиваясь. Осторожно дал синему свету выйти наружу, всего чуть... на большее Рэми не хватило.

   Темнеет вокруг. Жжет родовые знаки на запястьях. Исчезает замок, стены, двери. Остаются только двое: Рэми и неведомый гость за тонкой, прозрачной для магического зрения дверью. Да и не гость вовсе, думает Рэми, узнавая. Глубокий вдох, и вспыхивает красками, звуками, запахами мир, возвращается на место замок, вновь заливает солнечными лучами кабинет принца, шуршит бумага под пальцами Мираниса.

   Рэми открыл дверь, даже не предупредив принца о приходе гостя: о харибе, или "тени" высокорожденного, архана, не предупреждают. Его пропускают внутрь и дают делать работу. На этот раз – бесшумно войти, оставить на столе небольшой ларец и так же бесшумно выйти.

   Едва за личным слугой принца закрылась дверь, как Рэми шагнул вперед. Рука сама потянулась к ларцу. И откуда-то из глубин памяти выплыли слова учителя: "Все, что приносят принцу ты должен проверять. Любая мелочь может стоить наследнику жизни... а вместе с наследником умрешь и ты. Помни об этом, Рэми."

   Рэми помнил. Принц – нет.

   – Не тронь! – приказал Мир, не отрываясь от послания.

   Обычно приказа принца хватало Рэми, чтобы остановиться. Но сегодня сжимала сердце тревога и вспомнились почему-то слова учителя: "Лучше изредка подвергнуть себя гневу принца, чем принца – опасности".

   – Прошу разрешения проверить, – осмелился возразить Рэми.

   – Мой хариб проверил, – отрезал Миранис, вставая с кресла и бросая недочитанные листы на стол.

   Рэми знал, почему принц не разрешает прикоснуться к подарку: на прошлой неделе другой телохранитель, Кадм, "нечаянно" уничтожил подношение одного из бесшабашных друзей Мираниса – тонкой работы флакон, содержимое которого подарило бы принцу ночь наслаждений в долине фантазий, а телохранителям – ночь опасений, потому как каждый такой флакончик мог привязать к своему содержимому наследника, сделав его рабом сладкого напитка и собственных желаний.

   Такое случалось редко, но случалось, и Кадм, как и другие телохранители, рисковать не хотел. Потому флакончик "упустил", размазав его содержимое по дорогому ларийскому ковру.

   Ковер пошел дырками и его пришлось уничтожить – некоторые пятна не может вывести даже магия, а Миранис стал еще более раздражительным, чем обычно, отыгрываясь за другого телохранителя на молчаливом Рэми.

   – Красивая работа, – присвистнул Миранис, ласково проведя пальцами по украшенной резными дракончиками крышке, пробуя глубокие впадинки на ощупь. – Древняя...

   Телохранитель вздохнул: даритель принцу угодил. Миранис любил старинные штучки – его покои были обставлены потемневшей от времени мебелью и каждая вещичка там имела свою историю: принц увлекался древней магией и любил "слушать" вещи. Из покоев принца и его телохранителей никогда ничего не выкидывали и не выносили – уничтожали. Своих тайн Миранис раскрывать не любил. В чужие – вчитывался с наслаждением.

   Но на этот раз у Мираниса не было времени на игры. Чуть поколебавшись, принц легко нашел пальцами укрытые рычаги, в ларце щелкнуло, тяжелая крышка плавно поднялась, открывая обитое красным бархатом нутро.

   Глаза принца сузились и странно заблестели: как у мальчишки, что приготовился для очередной шалости.

   Рэми шагнул вперед, еще разобравшись зачем? Что это – тревога или любопытство? Рука принца нырнула за крышку, достала из ларца листок... Рэми остановился.

   Лист бумаги был так щедро пропитан духами, что запах их долетел и до телохранителя. Вместе с запахом пришло и узнавание, подтвержденное шепотом принца: "Лера... проказница".

   Рэми украдкой поморщился. "Проказницей" была очередная любовница наследника. На этот раз рыжая, толстая и наглая, она, на вкус Рэми, вовсе не подходила на роль фаворитки принца. Радовало лишь то, что возлюбленные Мираниса менялись не реже чем раз за луну, а, значит, глупая девка в фаворитках долго не задержится.

   Миранис жестом подозвал телохранителя. И когда Рэми подошел и встал рядом, неожиданно сунул ему в руки послание. Зачем? Рэми и сам не знал. Видимо, ему никогда не будет дано понять насмешливого Мираниса.

   "Придешь ко мне ночью, мой принц, – плясали коряво выведенные буквы на изящном нежно-розовом листке тонкой бумаги. – В одном плаще и с моим подарком на шее".

   – Видишь, – усмехнулся Мир, возвращаясь к столу и доставая что-то из ларца. – Ты, как всегда, беспокоишься зря.

   Рэми вздрогнул. Действительно ли в голосе принца проскользнула тень заботы или все же, как всегда, издевка? В пальцах Мира мелькнуло прозрачное, подвешенное на тонком шелковом шнурке. Лишь спустя мгновение телохранитель понял, что: вырезанная из горного хрусталя статуэтка Аниэлы, богини любви. Некоторое время Мир вертел в пальцах незатейливый, продаваемый у храмов, амулет, прежде чем повесить его на шею.

   – Мы закончили, – приказал он, отходя к окну. – Думаю, сегодня мне пора отдохнуть...

   Это уже было на него похоже: поддаться капризу и забыть обо всем ради какой-то любовницы.

   Рэми не возражал – не положено ему возражать. Другим телохранителям было позволено, но Рэми – нет.

   Телохранитель украдкой вздохнул, подошел к столу, опустил записку Леры в пустой ларец. Пальцы нечаянно коснулись крышки, всего на мгновение, но и его было достаточно, чтобы у Рэми перехватило дыхание. Вздрогнув, он задел все еще лежащие на столе листки с посланием, и те с легким шелестом посыпались на пол. Наследник обернулся.

   – Прости! – Рэми бросился собирать рассыпанные страницы.

   Надо стянуть с принца эту игрушку! Разгневается Мир, сомнений нет, но надо стянуть... Надо решиться, встать и стянуть... сейчас!

   И тут взгляд, как нарочно, выдернул со страницы выведенные каллиграфическим почерком слова: "Будьте осторожны, наследный принц. Наши источники говорят, что вы в опасности. А как вы знаете, что наши источники ошибаются редко".

   – Пошел вон, ублюдок!

   Рэми вздрогнул.

   – Вон!

   Разжались пальцы. Упали на ковер листы, накрыв красное кремово-желтым... И непривычно трудно было поднять взгляд, посмотреть на принца, убедиться...

   Лицо Мира стало вдруг чужим, перекосилось бешенством, в уголках рта выступила кровавая пена, и медленно, но неотвратимо загорались синим светом глаза...

   Рэми не верил в то, что видел. Использовать против собственного телохранителя магию? Мир не может!

   Может... Смотрит с ненавистью, медленно переворачивает на пальце кольцо камнем внутрь, заносит руку...

   Хлесткий звук пощечины. Тут же – боль. Липкое, теплое из распоротой кольцом щеки...

   Рэми еще не верил. Но его тело – да.

   Откатиться в сторону, уйти от пинка. Среагировать на свист. Увернуться. Не смотреть на торчащий из драпировки кинжал. И вновь отлететь к стене, когда бьет невидимой волной в грудь, оглушает.

   – Я сказал, убирайся! – орет Миранис, осыпая Рэми ударами.

   Отзываются болью ребра. Но боль уже не глушит – отрезвляет, и на помощь телу приходит разум. Встать. Забыть, что это принц. Ответить ударом на удар и... напасть...

   – Прекрати! – голос принца, спокойный и ровный, как всегда, действует мгновенно.

   Тяжело дыша, Рэми замирает. Стены комнаты, вертевшиеся перед глазами, останавливаются, воздух перестает быть густым, свет бьет по глазам, и Рэми мигает, смахивая с ресниц набежавшую слезу...

   В кабинете царит разгром: кругом капли крови (слава богам, его, Рэми, крови), разбросаны по полу книги, разбито зеркало, Рэми сидит посреди этого разгрома верхом на принце, лишив наследника трона даже шанса двинуться.

   Полыхают жаром татуировки рода на запястьях, ноет лоб, и в лежащем рядом с шеей Мираниса осколке зеркала Рэми видит отражение своего лица: бледного, усыпанного капельками пота, с затухающей на лбу руной телохранителя...

   Хоть глаза больше синим не пылают и то хорошо. А что принц двинуться не может, так оно, наверное, и к лучшему, мелькает мысль в голове Рэми, мелькает и пропадает, срывается со щеки вместе с тяжелой каплей крови, стекает по шее Мираниса, оставляет глянцево-красную дорожку, падая на ковер.

   Глаза принца вновь вспыхивают синим. Вновь собирается Мир использовать свою силу, вновь думает напасть...

   Рэми продолжать бороться?

   Против кого?

   Против Мираниса?

   Боги, что же это?

   – Прости! – шепчет Рэми, вставая.

   Миранис не ответил: отер шею, размазывая кровь, посмотрел на свою ладонь, потом на пальцы, где окрасился красным алмаз на кольце и вдруг эхом повторил за Рэми:

   – Прости. Сам не понимаю, что на меня нашло. Прости...

   Рэми не зная, что сказать, кивнул.

   – Собери! – показал принц на листки послания виссавийцев.

   Привычный к повиновению, Рэми не подчинился. Стянул со стола скатерть, не обратив внимания, что повалилась на пол и разбилась чаша с персиками. Приложив мягкую ткань к раненой щеке он вновь принялся собирать листки и вдруг почувствовал, как что-то твердое и холодное вошло ему в спину. Потом повернулось, раздирая мышцы.

   – Рано радуешься, дружок, – догнал на грани тьмы тихий шепот.

   Рэми обернулся, схватил Мира за воротник, заглянул в глаза, глубоко, и задохнулся от пылавшего там безумия...

   "Боги, я дурак, но и ты не выиграешь!"

   Пальцы послушно нащупывают шнурок. Смыкаются на тонкой нити, держат крепко. Не упустить! Не упустить, соскальзывая в темноту... и не упускает... Последний звук в этом мире – звук рвущейся нити. Последний луч – луч, отразившийся от статуэтки, что неотвратимо летит к полу. Последняя мысль: "Хвала богам, успел!" Теперь можно и в темноту.

Глава вторая
Боль брата

   Пахло чем-то горьковатым и смутно знакомым.

   Первой мыслью было: "Я пьян". Второй: "Удачно вчера погулял. Ничего не помню, и удрать сумел неплохо: телохранители меня так и не нашли".

   Да, давненько наследный принц не убегал вот так, запросто, из замка, давненько не надирался так, чтобы ничего не помнить. Наверное, с тех пор, как в его жизни появился этот странный новый телохранитель. Рэми.

   Мысль о Рэми, как и обычно, скрутила желудок горькой болью. Так говорила с Миранисом собственная совесть: мальчишка-виссавиец казался ему похожим на фарфоровую куклу в покоях матушки. Кукла та стояла на камине и притягивала взгляд как-то странной, ни на что ни похожей красотой и силой.

   Миранис, которому тогда исполнилось пять лет, все не мог понять – как хрупкое может быть сильным? Потому и тянулся неосознанно к одетой в военную форму фигурке, стремясь разгадать странную загадку...

   Однажды, когда матушка на миг отлучилась, Рэми подвинул к камину тяжелый стул с резной спинкой и, забравшись на него, потянулся к заветной кукле. Просто хотел потрогать, убедиться, что она настоящая, рассмотреть поближе странные, осторожные линии, а потом поставить куклу на место, пока пропажи не заметили. Но ладонь мальчика не доставала до края полки, совсем чуть-чуть, и принц встал на цыпочки на самом краешке стула, но и таким образом смог дотронуться только до длинного плаща, удивившись мягкости странной ткани.

   И в этот момент дверь за спиной Мираниса скрипнула. Мальчик встрепенулся, хотел объяснить, что все не так, что он не хотел, когда нога его соскользнула с стула и он почувствовал, что летит на ощетинившуюся острыми металлическими листьями каминную решетку. Но долететь он не успел: что-то подхватило его в воздухе, прижав к белоснежному плащу с серебристой вышивкой.

   – Он в порядке?

   Голос матери, казался неестественным и чужим, как и всегда, когда она волновалась. В такие мгновение Мир почти ее не понимал... таким сильным оказывался акцент ларийки, обычно почти незаметный.

   – В порядке, – сказал Арам, улыбаясь наследнику. – Только вот знаменитая кукла увы...

   Мир только сейчас заметил на ковре белоснежные осколки в темном ворохе ткани и понял, что натворил:

   – Я только хотел... посмотреть, – прошептал он.

   – Что посмотреть, мой принц? – Арам поставил мальчика на землю и опустился перед ним на корточки, так, что его внимательный, теплый взгляд мужчины оказался на уровне взгляда принца.

   – Почему? – осмелился спросить Миранис. – Почему он сильный... и слабый. Не как ты?

   – Мой милый мальчик, – улыбнулся Арам, взъерошив ладонью волосы наследника. – Не всегда герой этот тот, кто грозно выглядит. Эта кукла изображает виссавийца... человека, который побеждает не физической силой, а своим магическим даром.

   – Разве может такой победить?

   – Победить может любой, – усмехнулся Арам. – Аким же, сказать по правде, был даже меня сильнее. Это высший маг, как и ты, мой архан... Мне таким никогда не стать.

   Знал ли тогда Арам, что его сын, Рэми, станет такой же загадкой для принца, как та фарфоровая кукла на камине?

   Рэми – камень на шее. Способ держать несговорчивых виссавийцев на коротком поводке. Это дорогой гость, которого надо оберегать, гость, что играет роль телохранителя принца. А вернее – вечная заноза, которую все никак не вытащишь. Рэми, высший маг, созданный исцелять, а не убивать, вовсе не подходящий для жесткой, с волчьими законами Кассии. А для Виссавии? Мир вздохнул.

   Хоть пока Рэми и упрямится, а когда-нибудь ему придется уйти в клан целителей, стать вождем соседней, непримиримой и гордой страны, и тогда телохранитель Мира, сейчас опутанный узами богов, оттого и безгранично Миранису преданный, станет соперником принца. Потому Рэми доверять нельзя... никак нельзя. И пусть себе боги выдумывают что угодно, пусть награждают Рэми знаком избранного, но не бывать тому телохранителем повелителя Кассии...

   И все же, где Мир так напился?

   К горлу подкатила тошнота, выдергивая принца из мира туманных размышлений.

   Почему ему так плохо?

   Как надо напиться, чтобы проснуться на полу, с головой на чем-то твердом, накрытым вымазанной липким тканью.

   И где эти проклятые телохранители, когда они так нужны?

   Обычно после попоек Мираниса находили быстро. Еще бы: в распоряжении телохранителей был весь дозор, а в распоряжении дозора – обширная сеть шпионов. От таких даже принцу не спрячешься, как не укрывайся. И после была несущаяся по улицам столицы карета со знаками наследного принца Кассии, мятный запах зелий Тисмена, смешанный с пряным ароматом магии, ласковые прикосновения простыней и крепкий, здоровый сон.

   Теперь ничего этого не было.

   Зато потягивало тяжестью левый бок, страшно болела шея, и то и дело накатывала усталость, сопровождаемая наплывами тошноты.

   Когда тошнота стала невыносимой, Мир, все так же не открывая глаз, поднялся на четвереньки и опорожнил желудок, почувствовав облегчение. И лишь тогда разлепил отекшие веки.

   Убедившись, что находится в собственном кабинете, принц сначала удивился, потом разозлился. Хороши телохранители – он тут валяется неизвестно сколько, а они ни сном, ни духом?

   Последним, что он помнил, было утро, распахнутое окно, запах мокрой листвы и цветущей черемухи. Помнил мягкость хлеба и предвкушение спокойного дня.

   Потом? Осторожная поступь хариба, следивший за принцем преданный взгляд лежавшего у кровати волкодава и... неожиданно вошедший в покои виссавиец, молчаливо подавший принцу послание... А дальше – пустота.

   – Странно все это, – прошептал принц, потирая виски.

   Да и кабинет выглядел странно. Разбросанные вокруг книги, какие-то листы, на которых Миранис с удивлением и с возрастающим гневом разглядел посольские вензеля, запах чего-то знакомого, чего-то, что принц почему-то отказывался узнавать.

   "Будьте осторожны, Миранис, – прочитал он на поднятой с пола странице. – Наши источники говорят, что вы в опасности. А наши источники ошибаются редко. Алкадий вновь набрал силы и вернулся в Кассию. Вы знаете, что он собирается делать. Вы знаете, чем вам это грозит. И вы знаете, что не способны ему противостоять."

   Принц вздрогнул, прикусив губу. Еще бы не знать. Но слушать, как кто-то из соседней страны поучает его, наследного принца Кассии?

   – Проклятые выскочки! – прошипел он, комкая лист и швыряя его об стену.

   Он ненавидел Виссавию! Ненавидел ее тайны, ненавидел скрывающих лица виссавийцев-целителей. Но больше всего он ненавидел навязанного ему щенка-виссавийца, который вечно мозолил глаза наследному принцу.

   Да, виссавийцы правы, но как и Рэми частенько прав, но кому легче от этой правды?

   – Проклятый Рэми! – прошептал Миранис.

   Узы богов тянули принца к мальчишке, как тянули к любому телохранителю. Верные друзья, соратники, советчики, избранники богов, которые не могли изменить, всецело посвящая себя служению престолу, которые всю жизнь будут рядом... все, кроме Рэми.

   Покачнувшись от неожиданно накатившей слабости, Мир оперся рукой о пол и вздрогнул, когда его ладонь попала во что-то липкое. Неосознанно отшатнувшись, Мир посмотрел на пальцы и ошеломленно прошептал:

   – Кровь?

   Кровь... Ее капли на книгах, ее пятна на рассыпанных вокруг листах и лужа за спиной, откуда? Нехотя обернувшись, Мир нервно сглотнул.

   Замерло на мгновение сердце, вновь забилось, бешено, пытаясь выскочить из груди, когда дошло, наконец, до Мира – на чем лежала недавно его голова.

   – Рэми, Рэми! – звал он, подползая к телохранителю.

   Мир дрожащими пальцами стянул с запястья Рэми серебряный браслет, провел пальцами по покрытой синей татуировкой коже и отдернул руку... Знаки рода остались неподвижными, не отозвались на властное прикосновения, не зажглись синим сиянием, значит, Рэми мертв.

   – Боги, почему я ничего не помню? – шептал Миранис, выдергивая кинжал из тела и переворачивая его на спину.

   Глаза Рэми были закрыты. Кожа, обычно темная, как от загара, теперь вдруг стала бледной и цвет ее не отличался от цвета приоткрытых пухлых губ. Правую щеку испачкала запекшаяся кровь, и Миранис очень осторожно отлепил от кровавого пятна длинную черную прядь, отчаянно боясь прикоснуться к рваной ране. За все свои двадцать четыре года не чувствовал он себя так плохо, как сейчас.

   – Почему я ничего не помню? – повторил принц.

   Мираниса охватили боль, отчаяние, раскаяние, и страстное желание, чтобы мальчишка разлепил наконец-то свои пухловатые губы, выпалил очередную глупость.

   – Рэми, держись... не уходи далеко, я тебя вытащу! – прошептал он и вздрогнул, когда скрипнула за спиной дверь.

   – Мой принц, прости, но это срочно, – услышал Миранис и сразу же пожалел, что распустил одного из своих друзей, разрешив ему входить без доклада.

   Медленно обернувшись, Мир увидел то, что ожидал увидеть: безумное удивление в голубых, обычно холодных глазах, мертвенно посиневшее лицо. Увидел, как покачнулся всегда державший себя в руках дозорный, как оперся старшой на стол, ошеломленно глядя на лежавшее перед Миранисом тело. Увидел и вскочил на ноги, подбежал к Арману, схватил за воротник, и зашипел:

   – Очнись! О боги, очнись... Приказываю тебе, слышишь! Немедленно!

   – Мир, что с моим братом? – дрожащим голосом спросил Арман, переведя ошеломленный, полный боли взгляд с тела на принца. – Что. Ты. Сделал. С. Моим. Братом?

   – Арман, очнись! Слышишь меня, это очень важно! Сейчас ты возьмешь себя в руки, выйдешь из кабинета и сделаешь вид, что ничего не случилось.

   – Боги... Мой брат...

   – Арман, меня слушай! – настаивал Мир. – Арман, что б тебя! Ради богов, послушай меня сейчас и не о чем не спрашивай. В последний раз, слышишь! Дай мне время.

   – Мир, что ты наделал! – все так же полушептал, полуплакал Арман, даже не пытаясь вырваться из рук принца. – Ты убил моего брата...

   – Бредишь, Арман, – похолодел принц, и его второй раз чуть не вырвало – а ведь дозорный может быть прав, что если это он? И тут же возразил, сам не знал кому – себе, Арману ли:

   – Я бы никогда, ты знаешь.

   – Тогда скажи, кто? – выпрямился Арман, внезапно приходя в себя. Зато ослабел Мир, выпустил воротник Армана, сел тяжело на стул и вытер выступивший на лбу пот. – Скажи, кому мне мстить?

   – Дай мне время.

   – Сколько?

   – До полуночи, – почти попросил Мир, специально повторяя слова, чтобы до ошеломленного дозорного дошел смысл... – Только до полуночи. Прошу, Арман. Ты будешь молчать до полуночи...

   – Больше не выдержу. И в полночь ты отдашь мне тело брата и назовешь имя убийцы. Дай слово!

   – Даю, – быстро согласился Мир, радуясь возможности хотя бы на время отделаться от Армана и от его боли. – А до полуночи ты никому не расскажешь об увиденном.

   – Да, мой принц, – сквозь зубы выдавил Арман и вышел. Мир, вне обыкновения, его не остановил, и даже не подумал наказать за дерзость. Сейчас для него существовал лишь Рэми.

   – Прибери здесь! – приказал Мир духу замка. Пятна крови исчезли, а книги заняли свои места на полках. – Перенеси нас в спальню Лерина...

   Приказ исполнился мгновенно. А принц так и не заметил, что у камина все так же осталась лежать всеми забытая статуэтка богини любви. Даже дух замка почему-то ее не тронул.

   Котенок заглянул в полуоткрытую дверь. Никого. Прокрался по ковру, притаился за ножкой стула и тщательно вылизал переднюю лапку. Он уже собирался прыгнуть на кресло, устроиться на мягких подушках, как заметил: у пахнущего теплом камина, лежало и искрилось в отблесках огня маленькое. Круглое...

   Интересно... Подкрасться к вещице, осторожно, каждый миг приготовившись сигануть обратно в полуоткрытую дверь... не спускать взгляда с игры искорок на круглом, интересном. А когда это круглое уже близко – подпрыгнуть от неожиданного звука. Зашипеть... и все же не убежать...

   Это всего лишь огонь в камине. Кошка-мать мурлыкала, что неопасный. Надо только не подходить слишком близко, не позволять себя лизнуть, тогда не опасный, греет, ласкает, иногда потрескивает и вкусно пахнет дымом.

   Вновь прокрасться к вещичке. Застыть совсем рядом, приглядываясь. Понюхать. Не пахнет. Потрогать лапкой. Шевелится. Толкнуть. Катится. Испустить охотничий крик, прыгнуть, броситься следом, догнать и толкнуть сильнее! И еще, еще!

   Весь день не могла найти себе места Аланна, пугая нервозностью харибу. Как ни старалась, не могла она избавиться от дурного предчувствия. Всю ночь снился странный сон: Рэми, что извивался в языках огня, крик Армана, зовущего брата, и весь день слышался в ушах крик жениха.

   Не выдержав, она даже попробовала пойти в покои жениха, но Рэми там не было, а его "тень", Эллис, вежливо заметил:

   – Мой архан на дежурстве. А вам я хотел бы напомнить о запрете принца.

   "Почему принц запретил встречаться с Рэми? По какому праву?" – чуть не заплакала Аланна. До этого сна она еще могла спокойно переносить разлуку, зная: приблизится зима, вместе с первым снегом минует срок помолвки, и она официально станет женой Рэми. А тогда даже Миранис не сможет их разлучить.

   Но дождаться того дня было очень сложно.

   – Что-то передать? – голос хариба убивал сочувствием.

   Аланна ненавидела, когда ей сочувствовали. Поняв, что выдала свои чувства, девушка раздраженно прикусила губу, неосознанно выпрямилась.

   Боги, привычная с детства "держать лицо", она опозорилась перед харибом жениха из-за какого-то сна? Предчувствий? Узнают при дворе, стыда не оберешься.

   – Когда он вернется, скажешь об этом моей харибе. Ничего больше, – сказала Аланна, ловя удивление в глазах "тени архана". И только потому не добавила: "...и что с ним все в порядке".

   – Как прикажете, моя архана, – поклонился хариб.

   Аланна чуть ли не выбежала из покоев Рэми и понеслась по запутанным коридорам замка. Лишь когда зашуршал под ногами мягкий ковер, приглушая шаги, она со страхом поняла, что забрела в личные апартаменты принца.

   И как только дошла сюда, минуя стражу? Хотя да, стража в последнее время ее не трогает. Может, как невесту телохранителя принца, или как невесту любимого брата главы северного рода, Аланна не знала, да и знать, по сути, не хотела. Как не хотела замечать назойливой охраны, что наблюдала за каждый ее шагом вне замка.

   Дверь в кабинет принца была приоткрыта и за ней тихонько пощелкивал поленьями огонь в камине. Стоило сделать несколько шагов, заглянуть осторожно внутрь, возможно, увидеть Рэми и успокоиться, но было страшно и стыдно. Преодолев искушение, Аланна чуть было не прошла мимо, как услышала доносившийся из кабинета странный шум.

   Что-то покатилось по полу, что-то серебристое мелькнуло в проеме, потом показалось пушистое тельце, и Аланна поймала полосатого шалунишку за шкирку, прошептав:

   – Боги, в покоях принца!

   Котенок извивался, сопротивляюще верещал, вырываясь. Но Аланна, уже тихой тенью проносилась по коридорам, поглаживая бархатную головку безобразника. Отворялись перед ней двери, сгибались в низких поклонах дозорные, мягко покачивались тронутые сквозняком портьеры, и Аланна не уставала ругать себя за глупость. С Рэми все в порядке, несомненно, в этом замке не может произойти ничего плохого. Дух замка не допустит, магия, охраняющая повелителя и его семью, телохранителей – не допустит. А дурное предчувствие в груди... дурь, и ничего более.

   Котенок постепенно успокоился, замурлыкал, его мордочка потерлась о ладони Аланны, потыкалась в подушечки пальцев в поисках молока, и, не получив желаемого, звереныш просительно мяукнул.

   – Вот ты где! – девочка в коротеньком платьице вынырнула из бокового коридора так неожиданно, что Аланна чуть было не выпустила из рук несчастного котенка.

   Веснушчатая девчонка спохватилась, неуклюже поклонилась. Ее личико потемнело в полумраке коридора от залившей его краски, а голос заметно задрожал:

   – Прошу прощения, архана.

   – Береги его, – ласково ответила девушка, отдавая котенка хозяйке. – Больше не отпускай.

   Зина почти бежала по коридору, стараясь быстрее миновать опасную близость к покоям наследного принца. Она бы никогда сюда и не заглянула, только вот советник повелителя Ферин был на диво старомоден. Он не любил исполнительного и невидимого духа замка, зато любил молоденьких служанок и требовал от них большего, чем подача фруктов или смена постели.

   В первый раз Зина попалась Ферину на глаза полгода назад. Тогда она была другой: "пышкой". Тогда к ней приглядывался ученик повара и все поговаривали о свадьбе. И тогда, ранней весной, увидела она во дворе замка стройного, разодетого в пышные одежды Ферина.

   Говорили Зине умудренные опытом служанки – не показывайся на глаза арханам. Но девушка аж расцвела, когда приятно пахнущий советник повелителя обратил на нее внимание. А потом была долгая и страстная ночь: Ферин умел быть нежным. Когда хотел. И тогда он почему-то хотел.

   Но минуло несколько лун. Ферин, позабавившись с пышкой, более не брал ее в постель, а глуповатая Зина мигом поумнела, когда сообразила, что ест за двоих.

   Ученик повара все еще бредил о свадьбе, в то время, как его невеста отчаянно искала выход... Ее не слишком большого ума хватило, чтобы додуматься, куда пропадают некоторые "любимицы" Ферина. Зина знала, что домов забвения в городе много, девки в них от прихотей клиентов умирают быстро, потому молодой и симпатичной Зине там будут только рады.

   Признаваться, что беременна – нельзя, погубит ее советник. И за дитё жениха малыша не выдашь: Зина великолепно помнила, как подруга ее попыталась. Малыша отнесли в храм, положили на алтарь и под унылое завывание жрецов проступили на тоненьких запястьях ребенка знаки рода отца, да вот только не мужа.