Текст книги "Под звездой с именем Солнце (СИ)"
Автор книги: Анна Морева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Глава №1.
В белой комнате, полной компьютеров, ссорятся двое. Девушка, курящая уже третью сигарету, и парень, не отрывающий взволнованного взгляда от монитора. Она что-то ему втолковывает, кричит о любви и даже угрожает. Тот же слушает её в пол-уха и всё так же пристально наблюдает за происходящим в экране.
– Как ты можешь?! Она же всего лишь девчонка! Что ты в ней нашел?! Скажи мне!
– Не тебе об этом судить. А теперь уходи и не мешай мне работать.
– Как скажешь. Главное не пожалей, – зло произносит она и выходит, незаметно нажав на желтую кнопку, усложняющую задачу для той, что видна парню с экрана монитора. Когда он обнаруживает изменения, сделать уже ничего нельзя. Программа запущена.
Мишель Клортейн, мечтающая о солнце.
Темно, совсем как ночью, вот только свет звёзд и луны заменяли редкие крохотные лампочки, закрепленные на стенах и отсвечивающие тусклым желтоватым светом.
В помещении было тихо. И лишь мои едва слышные шаги «разбивали» очевидную мрачно-глухую немоту вокруг меня.
Мой разум медленно охватывал страх, до этого прятавшийся далеко на задворках сознания. Я боялась хищника. И даже знание того, что это всего лишь робот, забитый в шкуру какого-то создания, смутно напоминавшего мне очень большую кошку, мало успокаивало. Воспаленному до крайности мозгу всё время казалось, что моё местоположение давно раскрыто, и хищник только и ждёт, когда я потеряю бдительность и повернусь к нему спиной, чтобы напасть.
В этой гнетущей тишине меня могло выдать и предать абсолютно всё: и шаги, отзывавшиеся едва слышным звуком от соприкосновения с каменным полом, и, как мне казалось, слишком громкое дыхание, и шуршание одежды и даже стук сердца, гулко отдававшийся в висках.
Где-то впереди послышался звук шерсти, трущейся о железо и бетон. Похоже, что эта зверюга (буду думать, что это все же ОНА, если у роботов вообще пол имеется) решила показать, где она, ведь я-то знаю, насколько бесшумными могут быть эти твари.
Мои пальцы крепче обхватили пистолет, чья тяжесть приятно «расползалась» по рукам, внося хоть какую-то уверенность в то, что этот час я всё же смогу пережить.
Очередной звук заставил меня предательски вздрогнуть. По спине побежали полчища мурашек, вызванных близостью хищника. И ведь не понятно, откуда именно идёт этот шум! Помещение настолько обширно и пусто, что эхо, ударяясь о стены железного лабиринта, выстроенного внутри него, путает самые обостренные чувства.
Что-то гулко заскрежетало. И без того тусклые лампочки надрывно замигали, а некоторые и вовсе потухли. Узкий проход, по которому я шла, стал ещё более мрачным и опасным. Неужели устроители подсуетились? Нет, быть такого не может! Они не стали бы вконец усложнять задачу. Тогда… О, нет! Ну что за глупая железяка?! Похоже, эта зверюга добралась-таки до главной электрической системы тренировочной площадки и теперь вовсю веселится, перегрызая провода.
Глубоко вздохнув и опершись спиной о прохладную стену, я замерла. Надо успокоиться. Страх ещё не приводил ни к чему хорошему!
Секунда. Две. Три. Сознание, зажатое в угол инстинктами жертвы, вновь возвращалось на свое место, пробуждая желания охотника. Дыхание, раскачанное страхом, пришло в норму. Пальцы как-то по-особенному душевно нащупали в обойме пистолета еще пять пуль. Отлепившись от стены, я кошкой двинулась дальше.
Через полтора десятка шагов единый последние десять минут коридор распался на три отдельных, в совершенстве похожих друг на друга и на тот, из которого пришла я. Стоя на полукруглой площадке, от которой, собственно, и отходили пути, я задумалась. В голове упрямой мыслью бился всего один до неприличия простой вопрос: куда?
Шум усилился, но понять, откуда он идет, всё еще было невозможно. Пришлось полагаться на пресловутую удачу и жутко скупое везение, ибо даже интуиция, затерявшаяся где-то в закоулках сердца, стервозно молчала, явно отдавая управление моей судьбой мозгу.
Надо признать: боец из меня неплохой. А вот с принятием решений (особенно если от них зависит что-то важное) мне всегда не везло. Такие случаи всегда представлялись мне тестами, к которым я не имела привычки готовиться, и за которые всегда получала оценки, которые еле-еле переползали за банальную тройку. Не стоит и говорить о том, что и в этот раз Госпожа Удача повернулась ко мне отнюдь не своим прекрасным ликом.
Коридор я выбрала средний, логично предположив, что запутаться так будет очень сложно даже для меня. Выбранный мною путь петлял, но все же упорно оставался единым, не рассыпаясь на отдельные коридорчики. Пройдя его почти до конца, я уткнулась в тупик. Ну, кто бы сомневался! Резонно решив, что если ты попал в тупик – не будь идиотом, выйди там, где вошёл, я развернулась в обратном направлении. Так, а это ещё что за надпись древних индейцев?
Подойдя ближе к стене, я стала с большим интересом рассматривать надпись, начерченную на ней. Её автор явно не был закомплексованным ботаником. ТАК пишут только очень раскрепощённые люди. Размашисто, жутко коряво и… Ярко-жёлтым маркером! Я вот диву даюсь: что у нас за народ такой? Проходят годы, столетия, а надписи на стенах и заборах всё не меняются! Вот и сейчас, скорпулезно рассматривая метку юного дарования, гласившую о том, что здесь когда-то был некий «ВАСЭ», я смутно пыталась понять этого идиота, оставшегося в веках вот такой вот писаниной. При этом я напрочь забыла о безопасности, осторожности и вообще том, где я нахожусь. И зря! А понять мне это дал рык. Глухой, грозный, жутко опасный. Вызывающий толпы мурашек, танцующих на спине танец пьяных мух, нажравщихся дихлофоса.
Рык повторился. Где-то сзади и… сверху?!
Я резко обернулась. Коридор всё так же, как и несколько минут назад, зиял пустотой. Но рычание, тихое и слегка приглушённое, не прекращалось. К тому же источник звука неуловимо переместился в пространстве. Теперь рычание слышалось громче и на этот раз откуда-то справа и опять сверху. А это значит только одно: хищница, решив не занимать себя петлянием по коридорам лабиринта, просто забралась на широкую стену.
Где-то вновь заскрежетали провода и металл. Мое тело напряглось пуще прежнего. Я, наконец, поняла, какой наивной была, когда не вытащила системный блок из первой «убитой» на сегодняшней тренировке мною твари. Решила, что она, накачанная электрическими зарядами, пролежит в отрубе, пока я не найду и не прикончу вторую «кошечку». Тогда, минут двадцать назад, я просто выкинула её из головы, поддавшись азарту охоты и жгучему желанию победить. Но, как теперь выяснилось, она про меня не забыла и из своей железной головы выкидывать не собиралась. Как иначе можно объяснить то, что пока одна хищница забавлялась с проводами, вызывая мелкие электрические замыкания, другая вовсю охотилась за мной?
Позади меня послышался звук разрезаемого чем-то тяжелым воздуха. Затем на бетонный пол (я явственно ощущала это, даже не оборачиваясь) приземлилась туша механизированного животного. Я, не спеша и довольно спокойно, обернулась, зная, что инстинкты животного, заложенные в системном блоке нашими программистами, не дадут «кошке» напасть, не наигравшись вдоволь со своей добычей.
Тварь зарычала, недовольная моим движением. Быстрая, словно маленький смерч, она пронеслась в шаге от меня и, приземлившись на пол, оскалила зубы в хищной улыбке охотника, понимающего, что жертва никуда уже не денется.
Между тем я, в который раз, решила рассмотреть животное, нет, механического зверя, созданного в наших лабораториях. Тварь была огромной, гораздо больше льва, так часто виденного мною на картинках в старых книгах. Рыжеватая шерсть с вкраплениями темно-серых пятен была взлохмачена и местами разорвалась, оголив железную плоть. Уши животного ловили каждый шорох. Клыки и когти отсвечивали зеленоватой смесью – обездвиживающим ядом. В голове промелькнула радостная мысль о том, что противоядие я всё же выпила, прежде чем зайти в тренировочную залу. В глазах хищницы ясно виделись (даже при таком скудном освещении) огненно-механические искры безумия, бравшиеся из ниоткуда и уходившие в никуда. Длинный хвост яростно подрагивал, расчерчивая воздух за массивной спиной.
Теперь я поняла, почему тренировку с хищниками проходят далеко не все.
Первой, как и свойственно хищникам, понимающим свое превосходство, напала механическая кошка. Припав на передние лапы, она оскалилась, громко зарычав, и понеслась на меня. Быстро! Настолько быстро, что глаз человека, даже подготовленного к такому, с трудом различил бы её молниеносное движение. Но я уследила! Моему сознанию с некой долей удовольствия и гордости пришлось признать, что я не зря всё-таки ходила на такие ненавистные мне тренировки.
Я еле успела увернуться от когтей хищницы, пронесшейся в нескольких десятках сантиметров от моего лица. Зверь, ещё немного пролетевший по воздуху, приземлился и, несколько раз кувыркнувшись, вновь встал на лапы. В меня вперился горящий взгляд хищницы. Руки крепче сжали пистолет.
Разум так и твердил: удобный момент! Надо выбрать удобный момент! Это единственный шанс остаться в живых и обезвредить зверя! Нельзя лезть на рожон. Всё же скорость этой механической твари гораздо больше человеческой. И даже годам тренировок ничего не поделать с пропастью между нами.
Она вновь зарычала. Этот рык вгонял меня в страх. Он словно знаменовал смерть, от которой я так бежала и которую так яростно желала подарить мне хищница.
«Кошка» медленно, не торопясь, словно желая почувствовать мой страх перед ней, обошла меня, вернувшись на то же место, откуда минуту назад кинулась в бой.
Мы смотрели друг другу в глаза. В моих отражались сосредоточенность и затаённый страх. В её светилась лишь ненависть, вбитая в ее механическую голову вместе с инстинктами, и непреклонное желание меня убить.
Я понимала: шаги, удары, несколько лет упорно отрабатываемые на тренировках – придут. В нужный момент я смогу их применить, без промедлений и не задумываясь. Но меня все равно пугала неизвестность. Наверное, так чувствует себя птенец, впервые выпрыгивая из гнезда в надежде встать на крыло. Тот же шаг в неизвестность. Или это очередная моя иллюзия?
Шумно вздохнув, чтобы хищница слышала и понимала, что её не боятся (хотя сама отчетливо осознавала, что это не так), я поудобнее перехватила пистолет.
Движение, как и ожидалось, оказалось резким. Именно таким, каким его и не думала увидеть «кошка». Похоже, что она не привыкла к тому, что жертва старается выжить.
Тварь насторожилась, злобно сверля меня яркими уголками глаз. Мгновение. Ещё одно. И она понеслась. Выстрел прозвучал в тот же миг. Пуля угодила в переднюю лапу, отчего хищница на секунду сбилась с темпа, но потом, вновь набрав скорость, оказалась позади меня.
Резко обернувшись, я, почти наугад, выпустила пулю. И на этот раз удача улыбнулась мне попавшей в цель пулей, которая угодила в голову хищнице. Зверь замер, а через секунду завалился на пол, не имея ни малейшей возможности двигаться.
Глаза механической кошки всё так же полыхали яростной ненавистью.
Быстрым росчерком ножа, припрятанного в правом сапоге, я разорвала плотную, но весьма потрепанную, кожу на спине хищницы и ловким движением ладони извлекла из поверженной твари системный блок.
Глаза зверя в одночасье потухли.
Резко выдохнув, я отправилась назад. Ждать было нечего. Без системного блока хищница – просто гора железа.
Развилка. Очередной выбранный наугад путь. На этот раз мне повезло больше, и коридор всё же вывел меня ко второй «кошке». Огромная тварь (чуть больше предыдущей) жадно вгрызалась в провода, переливающиеся зеленовато-желтым цветом, и, как казалось, совсем меня не замечала. Но не судите о книге по обложке ибо… Ох черт, зацепила!
Механическая тварь пронеслась мимо меня. Движение хищницы было настолько быстрым, что увернуться от атаки полностью я не успела. Когти охотницы зацепили бедро левой ноги. Плотная ткань штанов лишь относительно защитила кожу. Царапины получились глубокими (всё же коготки у киски не маленькие), но совершенно не опасными, даже сухожилия, должно быть, несильно пострадали. Из порезов медленно-вязким потоком хлынула тёплая алая жидкость. Надо поскорее с этим заканчивать, иначе ничем хорошим для меня это не закончится…
Додумать я не успела. Хищница вновь бросилась в мою сторону, отчего мне пришлось резко менять свое положение. «Кошка», не нашедшая когтями свою цель, вцепилась в стену. Впрочем, чтобы выбраться из цепких объятий метала ей потребовалось не больше нескольких секунд.
От резкого импульсивного передвижения я оказалась прижатой к стене. Не очень приятное положение.
Хищница была умна, заложенная в нее программа более чем соответствовала уровню. Вот только охотничьи инстинкты взяли верх над механическим сознанием. Похоже, что наши технари перестарались с животной частью «кошки».
Увернувшись от ее когтей, я упала на пол. Пистолет в самый неподходящий момент выпал из руки, откатившись метра на два от меня. Этим безропотно воспользовалась «кошка», уловившая, что прыткая до этого жертва никуда уже не убежит.
Массивная лапа ударила по ребрам, отбросив меня на несколько метров. Спиной я ударилась о какую-то железяку. От многочисленных переломов меня спасла броня, вшитая в мою куртку. Рукой я нащупала железку под спиной, понимая, что это единственный шанс отбиться от хищницы. Пальцы коснулись гладкой поверхности ствола потерянного пистолета и я поняла, что не все еще потерянно.
Между тем механическая тварь и не думала останавливаться в своем грешном желании меня прикончить. В одно мгновение она преодолела расстояние, разделявшее нас, и, нависнув надо мной, оскалилась, яростно зарычав.
Раздался выстрел. Пуля быстро просвистела в воздухе. Хищница замерла. Глаза-угольки пылали осознанием проигрыша.
Я еле успела выскользнуть из-под «кошки», прежде чем она завалилась на пол.
Быстрое движение ножом, потом рукой, и вот системный блок уже остывает на моей ладони.
Послышался противный скрежет металла. Широкие стены лабиринта медленно опускались, сливаясь с полом, открывая вид на пустынный простор помещения.
В дальней стене открылся широкий проход, сквозь который пробивался яркий белёсый свет. Я, слегка морщась от боли в ноге, двинулась туда. Дверь за моей спиной закрылась всё с тем же скрежетом.
– А я уж было подумал, что ты не вернёшься.
– Скорее надеялся, чем думал. Так ведь, Краух? – я не могла не узнать этот нахально-властный голос.
Позади меня послышался тихий смешок.
– Что есть, то есть, моя милая Мишель. Друзья на то и друзья, чтобы всегда надеяться на худшее, а потом встречать с улыбкой. Но я и не подозревал, что ты оставишь первого робота просто обездвиженным. Это было крайне глупо.
– А кто мне сказал, что пули обездвижат их как минимум на час?! – я резко обернулась, встретившись взглядом с пронзительно-голубыми глазами юноши лет двадцати. Он был красив. И даже слишком. Явный «ариец». Высокий, великолепно сложенный. С белыми, почти снежными волосами и резкими, но необыкновенно притягательными, чертами лица.
– Почему ты соврал?
– Хех, – во взгляде Крауха читалась неприкрытая насмешка. – А ты не понимаешь? Я хотел проверить то, насколько ты заблуждаешься насчёт этих тварей. Теперь ты убедилась, что они даже не животные? Им ничто не помешает убить тебя. Ты же, словно маленький ребенок, надеешься на лучшее. Сколько раз я говорил тебе, что чудес в этом мире не бывает? Так же как и не бывает животных, не желающих разорвать на части всё, что движется!
– Я знаю. Я всё это знаю! Но что, если я не могу отключить чувства?! Что, если я не могу стать такой, как ты? У меня не получается быть… Быть…
До этого я так никогда не злилась. И от этой злости сердце сжималось болью. Стойкое чувство преданности поселилось в груди. Руки незаметно дрожали, а слова никак не хотели слетать с языка.
– Чудовищем? – спокойный ровный взгляд ясно-голубых глаз пугал.
– Краух… Ты сам это сказал.
Я впервые в жизни отвела взгляд и поспешно вышла из комнаты. Глаза непроизвольно наполнялись слезами.
С Краухом я была знакома вот уже десять лет. Он переехал в наш комплекс, когда мне было почти восемь. Крауху было десять. Приехал он один, без семьи и друзей. Причиной его появления в нашем доке было то, что комплекс, в котором он до этого жил был разрушен. Людей расселили по разным уголкам планеты. Его родители не выжили. Впрочем, родителей не было даже и у одной трети детей нашего бункера, включая меня. Дружба, если так можно назвать постоянные подколы, придирки и редкие разговоры по душам, завязалась сразу. Он был не похож на всех остальных. Слишком сильный характер, слишком живой ум. Харизматичный холерик, упертый, решительный. Было странно, что в друзья он выбрал такую, как я. Нескладную мечтательницу, желающую жить на поверхности.
Хлопнула входная дверь. Я пулей ввалилась в свою комнату. Руки дрожали, а из глаз градом лились слёзы. Обижать ЕГО не хотелось. Да и чудовищем, собственно говоря, Крауха я никогда не считала. Он им и не был.
Солёные капли высыхали медленно. Или мне так показалось? Не знаю. Боль в сердце не утихала. Она накатывала волнами, в ответ на услужливо предоставленные сознанием воспоминания о Краухе.
Мои руки, поспешно нашаривали в аптечке бинты и мазь. Не хватало ещё подхватить какую-нибудь заразу.
За все наши десять лет дружбы мы часто ссорились. И столько же раз мирились. Долго тянуть обиду друг на друга не могли ни я, ни он. Ссоры происходили по разным пустякам, которые таковыми и не являлись. Ведь как можно назвать глупостью убеждения и мечты, жизнь и стойкость? Разные взгляды на мир, должно быть, были единственным камнем, о который мы спотыкались раз за разом. Спотыкались, спорили, ругались, но неизменно мирились, соглашаясь с тем, что в какой-то степени правы мы оба.
Ну, а сейчас я имела полное право обижаться. Ведь он знал, не мог не знать, что я проявлю жалость по отношению к той груде железа, что пыталась меня убить.
Глубоко вздохнув, я взяла себя в руки. Обиды? Это ничто по сравнению с той жизнью, что проживаем Мы – люди никогда не видевшие солнца, голубого неба над головой и не чувствующие прелести свободы и ветра в волосах. Нас сковывают стены, нравы, правила, которые совершенно ничего не значат. Нас держат на привязи, как щенков, стараясь не допустить того, чтобы мы жили СВОЕЙ жизнью. Те, кто не стремится к свободе – дураки, которые просто не могут выжить в мире под солнцем.
Слёзы полностью высохли, а на смену им пришла гневная решимость – чувство, правящее этим миром. Частица нашей жизни, которая крутит больше всего судеб на карте дорог.
Пускай Краух сам решает, что ему делать: жить под надзором бункера или же идти вперед! Только меня здесь уже не будет. Право на свободу есть у каждого, но решающий поворот барабана судьбы надо ещё и не упустить. Ведь подобная удача, выпадающая в жизни лишь однажды и способная перевернуть её, редкость в серых объятьях мира.
Глава №2.
Краух Хартманн, ненавидящий порядки.
– Чудовище? – и я вижу, как нервно её ладони сжимаются в кулачки. Она боится этого слова, которое не принадлежит ей; боится, что оно окажется правдивым и отчаянно опровергает это.
– Краух… Ты сам это сказал, – отрывисто произнесла Мишель и вышла из помещения. Кажется, я видел слёзы. Ну да ладно, за своё поведение я всегда успею извиниться.
И все же эта глупая девчонка ведёт себя как ребёнок! Маленький и доверчивый ребёнок. Я ей просто поражаюсь! Иногда у меня возникает чувство, будто я вижу двух совершенно разных людей в одной оболочке. Обе девушки в точности похожи друг на друга внешне, вот только одна – сдержанная, всё продумывающая, а другая – до жути наивная, открытая и по-настоящему честная, будто ребёнок, застрявший в теле взрослого.
Две сущности, совершенно не похожие друг на друга, в слиянии образуют невообразимую смесь, способную заворожить любого, кто находится рядом. Но по раздельности части личности то и дело пытаются взять верх над сознанием Мишель, вбивая в её умненькую головку довольно странные мысли и суждения. В одном из таких противостояний у неё и родилась наивная мысль о том, что роботы, созданные в наших лабораториях, в большей степени живые, чем кажется на первый взгляд. Доказать такой упрямице обратное не удалось ни одному из преподавательского состава нашего корпуса, отдавших большую часть жизни на подготовку кадетов, способных противостоять существам, населяющим подсолнечный мир, ни мне. Она слишком упряма, что, впрочем, в отдельные моменты жизни, её только красит. Не спорю, Мишель блестяще подготовлена к чему-то подобному. Её движения умны и плавны, ни одного лишнего жеста. Вот только тот, кто не готов к смерти и не может в неё поверить, будет постоянно ошибаться, подвергая свою же жизнь опасности. Остается только надеяться на то, что она поняла всю неправильность её суждений относительно тех механических тварей.
На «чудовище» я не обиделся, прекрасно(более чем сама девушка) осознавая жгучую правду, на которую, как водится, не обижаются. К тому же я сам подтолкнул Мишель к этому слову, определяющему, в какой бы то ни было степени, меня. Я и вправду всегда чересчур жесток и расчётлив по сравнению с ней, особенно к людям, которые для меня ничего не значат, а таких, к слову, большинство. Надеюсь, что даже для Мишель я навсегда останусь высокомерно-хищным «арийцем», который терпеть не может нынешнее общество во всех его проявлениях.
Гул голосов отвлёк меня от размышлений, а через мгновение помещение, в котором я находился, начало наполняться людьми. Все кадеты, из тех, кого надо было проверить поодиночке, уже прошли железный лабиринт, и теперь комната управления, полная компьютеров и прочего оборудования, вновь охватывалась шумом работников, отвечающих за работу и сохранность тренировочного корпуса.
Незаметно вздохнув и натянув на лицо маску безразличия, которая с некоторых пор появлялась на нём всё чаще, я вышел из комнаты, свернув в коридор, обратный тому, в котором не так давно скрылась Мишель.
Шаг размеренный. Лицо не выражает эмоций. Да и зачем они нужны, если ни дружбы, ни доверия между жителями корпуса никогда не было и не будет? Мы слишком замкнуты, слишком эгоистичны. Нам тесно средь железных стен, но никто, ни один человек об этом не проболтается, не заговорит. И дело даже не в страхе, а в банальном нежелании делиться мыслями и идти на уступки. Впрочем, ни я, ни Мишель тоже не спешим налаживать отношения с остальными. Все люди в нашем корпусе – серые манекены без лиц и чего-то внутреннего, во всяком случае, для меня. Все. Кроме Мишель.
Быстрым шагом, пересекая петляющий коридор и изредка сухо кивая встречным полузнакомым людям, я добрался до своей комнаты. Средних размеров помещение встретило меня прохладой и приятным сумраком, развеваемым лишь тусклыми светильниками на стенах. Обстановка комнаты была совершенно обыкновенной. Никаких излишеств. Узкая жёсткая кровать в самом углу комнаты, кресло, письменный стол с кучей выдвижных ящичков, стул, встроенный в стену шкаф и несколько книжных полок на стенах.
На этих же книжных полках стояла и единственная рамка с фотографией. На ней были запечатлены мы с Мишель. Фото было сделано два месяца назад, за которые девушка ни капли не изменилась. Хорошо сложенная, среднего роста, с ровным овалом лица, серо-зелеными глазами и копной каштаново-огненных волос, она была красива. Остренький нос, густые ресницы и неподдельно смеющиеся огоньки в глазах. На фотографии она улыбалась, я, впрочем, тоже позволил себе эту маленькую прихоть.
Выдохнув и прикрыв глаза, я устало опустился в кресло, чувствуя в висках неприятное покалывание – свидетельство наступающей головной боли. Пальцы скользнули к вискам, пытаясь успокоить, искоренить в зародыше противное ощущение слабости, причём, не только телесной, но и духовной.
Мы, жители подземелий, бездумно должны подчиняться порядкам, которые вдалбливались в нас буквально с рождения. Есть те, кто слепо следуют им, не видя другой дороги, другие, как мы с Мишель, просто делаем вид покорности.
Система, существующая в нашем бункере, довольно проста: все жители корпуса должны служить для его процветания. По-настоящему взрослых людей здесь почти нет. Большинство даже не доживают до тридцати пяти, умирая либо от тренировок, либо на столах в наших лабораториях, в виде подопытных крыс, либо от жуткого образа жизни. Из-за большой смертности, присущей в основном людям, пересекшим второй-третий десяток лет, в бункере полным полно детей, которых распределяют по другим, более молодым, семьям или же отдают на попечение людей, всё еще помнящих трагедию пятидесятилетней давности.
Когда я попал сюда, меня тут же направили к уже немолодой, но вполне обеспеченной семье. Им было плевать на меня, мне было плевать на них. Ни вранья, ни притворства. Всё честно.
С Мишель я познакомился позже. Маленькая девчонка, болтавшая искреннюю чушь про солнце и мир под ним, вскоре привлекла мое внимание. И она, и я были одиноки. Мишель – потому что говорила то, что другие таили в себе, я – потому что был новичком, да и не хотел заводить знакомств. Мне нравились её слова. Такие честные фразы, такое упорство. Свёл случай: как известно дети жестоки, и эта самая жестокость не обошла и Мишель. Придирки, разговоры за спиной, обзывания, а то и драки. Всё это обрушилось на маленькую девочку вместе с пониманием о том, что никто из взрослых не вступится на её защиту. Выживи, или будешь убит. Загрызен стаей волков в телах детей. Я натолкнулся на неё после очередной драки. Она сидела, зажавшись в углу одного из тупиковых коридоров. Вся покоцанная, исцарапанная, Мишель плакала, сложив голову на коленях. Видимо, роль сыграла чисто человеческая порядочность. Именно поэтому, пройдя мимо в свою комнату, вернулся я уже с бинтами и мазью. Так завязалось наше знакомство, переросшее в дружбу(я упорно вру сам себе и всем остальным, что кроме дружбы здесь ничего более не замешано), которая длится и по сей день.
Резкий звук заставил меня болезненно поморщиться. В ответ на надоедливый стук в дверь и тихо рыкнул: «Войдите».
В отворившуюся дверь скользнула тень, через мгновение превратившаяся в высокую молодую девушку лет двадцати. Короткие чёрные волосы, правильные черты лица, чуть узловатые глаза цвета горчицы. Стройная, грациозная, она была похожа на кошку, ту самую хищницу из наших лабораторий. Вот только если механическую кошку можно просто выключить, то с этой такой трюк не пройдет.
– Чего тебе, Кея? – знаю, не слишком приветливо, но на большее я сегодня не способен. Особенно после того, как она, я уверен в этом, поспособствовала включению резервного питания у одной из тварей на тренировке Мишель.
– Ты так не рад меня видеть? – девушка, словно испытывая мое терпение, обворожительно улыбается, делая вид, что не замечает отсутствие у меня даже какого-либо намека настроения.
– Как видишь.
– Неужели ты обижен на меня за ту маленькую проделку? Или за то, что я на тебя накричала?
– Я не обижен, Кея… – обвёл я девушку чересчур ласковым взглядом – Я зол. Зачем ты это сделала?
– А то ты не знаешь.
Она, в одно мгновение потеряв всё свое обаяние, уселась на стол и, достав кармана куртки сигареты, закурила.
– Знаю, – кивнул я. Конечно же, я знаю. – Но я хочу услышать это от тебя.
– Хочется потешить свое самолюбие, Краух?
– Нет, – я усмехнулся, встав с кресла – Просто мне хочется думать, что причина, по которой я тебя презираю, верна.
– Зачем ты так? Зачем ты так со мной? – в холодном голосе девушке проскользнула обида, – Я ведь люблю тебя!
– Любишь? Да ну? – подойдя вплотную к столу, я встретился с ней взглядом, – Нет, Кея, нет, – моя ладонь мягко скользнула по её щеке, очертив пальцами правильный овал лица – Ты любишь только себя. И ты это прекрасно знаешь.
– Нет! Это не так, – из её глаз посыпались крупные слезы – Я ведь всё делаю для тебя. Всё. Почему ты этого не видишь?!
– Для меня? Как же ты ошибаешься, – мои пальцы сжались на её подбородке – Говори: зачем ты это сделала?
Кея лишь отрицательно помотала головой, из её глаз всё так же лились слезы, которые, впрочем, я не намерен был вытирать.
– Говори!
– Я… Я. Она тебе мешает. Нам мешает, Краух! Ты ведь смотришь только на неё! На эту девчонку, с кучей тараканов в голове! – голос девушки сорвался на истерический крик. – Ты даже сам занимаешься её обучением! Это обидно, Краух… Обидно.
– Ты просто дура, Кея. Ревнуешь, будто ты моя жена, а я ведь даже ничего не обещал. Я не говорил ничего, что могло бы дать тебе повод считать меня кем-то близким себе.
– Но как же… Мы же…
– Мы? – я рассмеялся, отпустив её подбородок и отойдя на несколько шагов – Нет «нас». И никогда не будет, и быть не могло, Кея.
– Но…
– Никаких «но». Ты сама пришла ко мне. Себя и вини. Свою глупость, если быть точнее.
– Ты… Ты… Мразь! Скотина! – сорвавшись со стола девушка бросилась на меня, явно желая выцарапать мне глаза.
– О, дааа… – я легко поймал её за запястья и резким движением прижал к стене, заставив больно удариться головой о каменную кладку, покрытую железом – Как же много времени тебе надо было, чтобы понять это.
– Я ненавижу тебя, – то ли успокоившись, то ли смирившись, зло прошептала она. Глаза цвета горчицы отражали лишь ненависть и обиду. Никакой придуманной любви. Так-то лучше.
– Да, я знаю, – отпустив девушку, я подтолкнул её к выходу – а теперь иди.
Не успела Кея, уже более похожая на побитую собаку, чем на кошку, дойти до двери, как зазвучала сирена. Кто-то попытался покинуть бункер! И, держу пари, я знаю, кто это!
Не думая, я бросился к выходу, оставив растерянную и потерявшую весь свой лоск хищницу стоять на пороге комнаты. Знакомые коридоры, лица кадетов, назначенных для поимки сбежавшего. Через две минуты я уже стоял около двери в комнату Мишель, быстро набирая код доступа для открытия двери. Но я опоздал. Девушки, как и её вещей, карт и рисунков на стенах, уже не было…
Глава №3.
Дио Лантерс, ценящий действительность.
Проснулся я резко. Со мной так бывает часто. И уже даже не неприятно, как раньше. Уже не хочется зарыться в подушку, спрятаться под одеяло от посторонних звуков… Да и какая к черту подушка?! Что лезет в мою голову с утра пораньше?
Шумно вздохнув, я откинул с глаз челку, сел и осмотрелся. Небольшая комната, залитая солнечным светом, проникающим из дыры в углу потолка и проёма окна, из которого давным-давно уже пропали все стекла, оставив после себя бесцветные осколки-лезвия, похожие на зубы хищного животного. Стены помещения, как, впрочем, и потолок с полом, обвиты зеленым плющом с редкими жёлтыми вкраплениями – цветами. Из мебели только куча разломанных деревяшек, бывших когда-то столом. Помнится, вчера мы с Ивкой недолго промучились, ломая эти рассыпающиеся трухлявые деревянные пластины для костра.
