Текст книги "Ловушка для снов (СИ)"

Автор книги: Анна Коростелева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Клятва Гиппократа

– Вот скука-то, даже подраться не с кем! – пожаловался Рори, проснувшись с утра и потягиваясь. – Полгода всё никак не подвернётся настоящего дела!

При этих словах в щит, стоявший у него в изголовье, со свистом вонзилось несколько стрел.

– Э! – подскочил Рори и огляделся. Он сгоряча принял было это за шутку Нэнквисса, но когда с десяток каких-то одноглазых тварей, с виду пострашнее смерти, вооружённых чем попало, вылетел на него из-за ближайших деревьев, Рори как-то сразу вдруг понял, что Нэнквисс тут ни при чём.

– Это фоморы! – ахнул Файтви.

С этими словами он упал и крепко заснул. Нэнквисс, завидев врага, занялся своей боевой раскраской. Когда фоморы были уже в десятке шагов, Нэнквисс как раз успел развести сок ягод до нужного цвета, а Файтви-ап-Родри спал как убитый, поэтому один только Рори схватился за свой меч и приготовился защищаться.

Следующие четверть часа Рори, обливаясь потом, в одиночку отбивался от фоморов. И нету саги с описанием этой схватки, ибо настолько яростными и блистательными были атаки Рори, и настолько опасным и быстрым – сверкание его меча, что никакой язык и ничьё перо не в состоянии грамотно описать его боевые приёмы, за исключением удара с разворота в три четверти ногой в зубы. В тот день Рори раз и навсегда доказал, что воины Финна Мак Кумалла умеют быстро поворачиваться не только когда ухлёстывают за девушками.

Тем временем Нэнквисс во всём следовал обычаю. Он покрыл своё лицо красной краской и затем провёл поверх неё белые полосы, стоя на одной ноге и обернувшись лицом к востоку. Потом он подумал и добавил чёрные крапинки.

– Ну, скоро ты там? – окликнул его Рори, улучив мгновенье и тяжело переводя дыхание.

– Сейчас, сейчас, – спокойно сказал Нэнквисс, обводя чёрной краской глаза, затем втыкая в волосы орлиное перо и укрепляя его, чтобы получше сидело. После этого он не спеша расправил бахрому по всей одежде, сверху донизу. А потом он взял томагавк и раскидал всех не сходя с места, так что когда Файтви проснулся, кругом было так чисто, словно метлой подмели.

И всё бы ничего, но, на беду, Файтви попался на глаза единственный фомор, который не успел унести ноги и корчился в отдалении на земле с обломком меча Рори в ране.

– А это ещё что такое? – спросил Файтви у своих спутников, с трудом переводивших дух после сражения.

– Сейчас добьём, – пообещал Рори и направился к фомору, поигрывая мечом с обломанным концом клинка и загадочно улыбаясь.

У фоморов, как известно, только один глаз, на лбу, и в этом глазу при виде Рори отразилось сожаление о том, что он, фомор, всё-таки как-нибудь не уполз.

– Отойди, не видишь, – он тебя боится? – раздражённо сказал Файтви, усаживаясь на корточки возле фомора.

– И правильно делает, – сказал Рори, несколько сбитый с толку.

– Фоморы – это же совсем маленький народ. Вымирающий. Может быть, эти даже последние. Ты хоть понимаешь, что обломал свой меч об одного из последних фоморов, а, Рори? – скорбно спросил Файтви.

– Какая мне разница, об кого, если факт, что он теперь обломан? – пожал плечами Рори.

Файтви сплюнул и некоторое время молчал, прощупывая пальцами участок вокруг раны. Фомор жалко моргал своим единственным глазом, уставившись на Файтви, но терпел.

– Пора исчезать отсюда, – торопил Рори. – А то они сейчас вернутся и ещё не так нам насажают. Слышь, Файтви? – он потряс Файтви за плечо. – Хорошенького понемножку. Я тебе потом ещё парочку поймаю.

– Так, – сказал Файтви.

– Вот что, Нэнквисс, ты не смывай свою краску! – заметил Рори, видя, что Нэнквисс собирается уже сполоснуть лицо. – А то, если что, будешь её потом опять три часа размазывать!

Тем временем Файтви уже развязывал свою сумку.

– Как сказал Гиппократ, жизнь коротка, учёба много дольше, случай мимолётен, эксперимент рискован, судить трудно, – сказал Файтви, закатывая рукава.

– Ты что это собираешься делать? – с подозрением спросил Рори.

– Извлекать обломок меча, конечно, – не задумываясь отвечал Файтви, прокаливая на огне свои медицинские инструменты.

– Да ладно, – польщённо сказал Рори. – Оставь. Обойдусь я без этого обломка. Мне любой кузнец и так перекуёт. Э, – тут только до него начал доходить смысл сказанного. – Ты станешь с ним возиться? Да если мы останемся здесь хоть три минуты, мы покойники!

Но Файтви и ухом не вёл.

– Твой Гиппократ, – сказал Рори в приступе отчаяния, – уже давно улепётывал бы отсюда сломя голову. Если бы он хоть раз в жизни издалека увидел фомора, у него бы его клятва поперёк горла застряла!..

– Подай-ка мне вон тот флакон, – сосредоточенно сказал Файтви и принялся за дело, не выказывая ни малейшей спешки.

– Н* тебе твой обломок меча, – сказал он наконец, подавая Рори зажатый в щипцах кусочек металла. – И чтобы в этом фоморе я его больше не видел!

И он начал зашивать разрез, приговаривая что-то утешительное для фомора.

– Ну что? – с гордостью сказал он, кончив накладывать шов. – Как? Это операция очень высокого класса. Узнай кто-нибудь, что я сумел провести её в таких условиях, и у меня от пациентов отбою не будет.

– Он хочет сказать, – пояснил Рори, – что если они сейчас вернутся с подмогой, нам от них будет уже не отбиться. И это верно, как никогда.

– Меня-то беспокоит другое, – сказал Файтви, с сожалением оглядываясь кругом. – Я вот всё думаю: а вдруг вы ещё кому-нибудь из них что-нибудь повредили?..

Рори так и взвыл.

– Ладно, ладно. Вот теперь я готов бежать, – сказал Файтви, вытирая ланцет о штанину.

– Теперь ты полезешь на дерево, быстро-быстро, – сказал Нэнквисс, подавая Файтви его сумку, – потому что бежать уже некуда.

Действительно, едва они все трое успели забраться на ближайший дуб, фоморы в большом количестве заполонили всю поляну, так что теперь в самом деле только и оставалось, что пересидеть на дереве. Тогда они устроились повыше, в развилках ветвей, и повели мирный разговор.

– Как это тебя угораздило вляпаться в это дерьмо? – спросил Рори у Файтви.

– Где? – обеспокоенно спросил Файтви, оглядывая себя.

– Я имею в виду, как это ты заделался врачом? – пояснил Рори, свешиваясь и глядя вниз на фоморов, снующих по поляне и принюхивающихся.

И поскольку любимцы Файтви рыскали по поляне ещё добрых полчаса, то, чтобы как-то скоротать время, валлиец и в самом деле рассказал, как это вышло, раскачиваясь вместе с веткой, на которой сидел.

* * *

Файтви-ап-Родри пришёл поступать в школу в Кармартене, ибо он хотел учиться там, только там и больше нигде. Но прежде чем он протолкался через городской рынок, чтобы позвонить в замысловатый медный колокольчик у дверей школы, которые обычно выходили куда им вздумается и в тот день как раз выходили на рыночную площадь, ему случилось трижды задержаться на этом пути. Первый раз, когда на него налетел горшечник со своей тележкой с криком: «Куда прёшь? Глаза, что ль, дома оставил?», на что Файтви рассеянно отвечал с сильным северным акцентом: «Спасибо, и вам того же, ваша милость». Второй раз он остановился на минутку возле астролога, который за умеренную плату предсказывал какую хочешь судьбу. Бегло оглядев Файтви с ног до головы и подбрасывая на ладони монетку, астролог, особо не чинясь, предсказал, что Файтви суждено стать могущественным друидом. В третий же раз Файтви углядел какие-то ножки в чулочках и повёл за ними глазами, да, на свою беду, ещё и поднял взгляд. После этого не надо было и астролога, чтобы предсказать его судьбу. Файтви ухнул в этот омут немедленно, с головой, и дальше болезнь его протекала в самой острой форме. Пока Гвен, дочь аптекаря, сновала между лотками туда и сюда, Файтви держался в двух шагах и отчаянно размышлял, с чего начать разговор. Он прикинул, что у него есть ровно пять минут на то, чтобы покорить её сердце, всего пять минут и не больше, потому что больше её мамаша никак не проторчит возле вон того лотка с овощами. Файтви успел уже бросить взгляд на эти овощи и убедился, что они все как есть несвежие, и стоит только мамаше протолкаться к лотку сквозь толпу, как она мигом почует тухлятину и повернёт назад.

– У нас в Гвинедде, – начал Файтви ненавязчиво, стряхивая, по совету Овидия, с юбки Гвен невидимую пылинку, – бывает всякое. Но чтобы я даже не знал имени девушки, которую приглашаю в кабачок, такое со мной впервые.

– А наглости тебе не занимать, – восхищённо сказала Гвен.

И оставшиеся четыре минуты Файтви нёс такое, что Овидий просто спрятался бы куда-нибудь от смущения и оттуда подавал бы ему знаки заканчивать.

Следующие три дня Файтви то и дело появлялся в аптеке, жалуясь на разные недомогания: его донимала то головная боль, то зубная, то кашель, то колики. За углом он исправно сливал в водосток все купленные снадобья и, весело насвистывая, разворачивал записочку, которую, под видом правил приёма лекарства, черкнула ему Гвен. На четвёртый день, когда они с Гвен обмывали поступление Файтви в школу Мерлина в кабачке «Красный дракон», Файтви был уже совершенно здоров.

– Всё-таки моё призвание – медицина, – говорил он между третьим и четвёртым танцем, радостно поглядывая на Гвен. – Никакой магии. Сушёные жабы, толчёные гадюки, беганье ночью в раздетом виде по полям – это всё не моё.

– Но друиды знают будущее наперёд! – возражала Гвен. – Говорят такими словами, каких простой человек и нарочно не придумает. Выбирают королей, проклинают кого им вздумается, напускают чёрный туман…

– Да ладно, людей не обморочишь, – сказал Файтви. – Тумана напускать они сколько угодно могут, а вот жениться-то друидам нельзя, и всякий это знает, – усмехнулся он, позванивая кружкой о баклажку и трогая Гвен за коленку.

Так Файтви-ап-Родри отказался от пути друида.

Ловушка для снов

Денёк начинался так славно, что Рори как истинный ирландец сразу же уверенно предсказал, что произойдёт куча неприятностей. Однако даже он не предполагал такого ужасного несчастья, какое случилось.

Пока они безмятежно закусывали чем попало у вчерашнего костерка, всё было хорошо. Пока Файтви и Рори завязывали свои башмаки, а Нэнквисс вытряхивал песок из мокасин перед долгой дорогой, всё было неплохо. Рори, деликатная душа, старался даже не упоминать Фланна Мак Фиаха, чтобы не напомнить Файтви о Гвен. Долго он крепился и наконец брякнул:

– А что, этот Фланн Мак Фиах имел успех у девушек?

Нэнквисс немедля стукнул его между лопаток тупым концом копья совсем несильно, так что если Рори чуть не упал в костёр, это его дело, и оба посмотрели на Файтви. Но оказалось, что Файтви нимало не обиделся и даже вовсе ничего не слышал, потому что в это самое время весело насвистывавший Файтви вдруг совершенно побелел, схватился за ту сторону груди, где сердце, и упал, как подкошенный. Дышать он дышал, но так, что лучше об этом не упоминать. Нэнквисс с Рори подскочили к нему.

– Что это может быть?

– Я вроде знаю, – сказал Нэнквисс, осмотрев Файтви. – Помнишь, он говорил, что его можно убить во сне? Раз можно убить, значит, можно и тяжело ранить. Вот это оно и есть. Здесь-то он по виду совершенно здоров, а там, во сне, у него, надо думать, страшная рана вот здесь, пониже сердца. Лёгкое, кажется, пробито.

– Проклятье, – сказал Рори. – То есть наш Файтви того и гляди помрёт при том, что он здоров?

– Спокойно, Файтви, – сказал Нэнквисс, глянув в открывшиеся глаза Файтви. – Пусть меня зовут помесью гремучей змеи и дикобраза, если я не вылечу тебя.

– Нет смысла лечить меня здесь, – простонал Файтви. – Умираю-то я не здесь, а во сне. Это у меня в мозгу.

– Пусть меня зовут пищей койота, если я не могу сделать ловушку для снов, – сказал Нэнквисс. – Мне нужны перья, немного глины, кожаные ремешки и ивовый прут.

– Если мне там не сделают перевязку, я здесь умру от простой потери крови, хотя бы вы притащили сюда всю королевскую медицинскую школу. А честно говоря, непохоже, чтобы кого-нибудь там заботила моя перевязка.

Тут глаза Файтви закрылись, а пальцы заскребли по земле.

– Посиди-ка с ним, – сказал Нэнквисс Рори. – Я пойду подстрелю какую-нибудь хищную птицу. Нужны перья для ловушки.

Он подхватил с земли свой лук и быстро скрылся за деревьями.

Рори сел рядом с Файтви. Дышал Файтви хуже некуда.

– Знаешь что? Расскажу-ка я тебе пару историй, пока там Нэнквисс обернётся. Нет лучшего обезболивающего, чем хорошо рассказанная история.

– Нет уж, спасибо, – выдавил Файтви.

– Я лучший шаннахи [10]10
  Шаннахи (ирл. seanchaí) – рассказчик


[Закрыть]на всём побережье Коннемары, – сказал Рори.

– Не понимаю, – с огромным трудом начал Файтви, – почему я перед смертью должен слушать про то, как доблестный Финн изрубил в кашу очередное войско, стоя по колено в чьих-то мозгах? Или как ваш излюбленный Кухулин в состоянии своей боевой ярости, которое я не могу назвать иначе как патологическим, крошил всех в куски и выплёвывал кишки врага? Почему я не могу умереть спокойно? Где мой Северный Уэльс с его вересковыми холмами и водопадами? Там я умер бы как человек, и не одинокая банши [11]11
  Банши (ирл. bean sí) – в ирландском фольклоре: дух в женском обличье, издающий своеобразный плач или стон и предвещающий смерть своим появлением.


[Закрыть]выла бы надо мной, а рыдали бы, как и полагается, порядочные люди.

Больше Файтви не мог говорить и полностью перешёл на язык жестов, но и на нём он ещё наговорил Рори немало гадостей.

Тем временем Нэнквисс вернулся и уже ощипывал кого-то в кустах, и никто не поручится, что это не была Священная Птица энков, – та самая, что так громко ухает в лесу по ночам.

– Ну как он? – спросил Нэнквисс, подходя.

– Да бредит, – сказал Рори.

Нэнквисс сел мастерить ловушку. Он связал из ивового прута обруч, натянул на него паутину из кожаных ремешков и закрепил на ней перья с помощью глиняных бусин.

– Надо, чтобы он заснул, – сказал Нэнквисс. – Ловушка сможет поймать его сон, только если он будет спать.

– Поистине трудно это сделать, – сказал Рори. – Там, у себя во сне, он наверняка валяется без сознания, с такой-то раной, поэтому здесь он в сознании.

– Так стукни его хорошенько по башке, – посоветовал Нэнквисс, затягивая последний ремешок. Потом он отряхнул руки и повесил ловушку на дубе над самой головой Файтви.

Чего скрывать, Рори не без удовольствия стукнул Файтви после всего, что тот ему наговорил, и они сели ждать. Прошло добрых полчаса. Вдруг Файтви улыбнулся во сне и удобно подложил под голову правую руку, до этого судорожно прижатую к сердцу.

– Есть, – прошептал Нэнквисс, хлопнув себя по коленям. – Сон в ловушке.

Он осторожно отцепил ловушку от дерева и понёс к костру. Но прежде чем вытряхнуть её над огнём, он раздвинул перья и, прикрывая ладонью глаза, заглянул внутрь. Там он увидел каких-то обросших людей, залитых кровью с ног до головы, которые со свистом метали друг в друга длинные ножи или старались засадить в противника здоровенный топор и страшно при этом сквернословили. Под ногами у них всё шаталось, и, вглядевшись, Нэнквисс понял, что драка идёт в открытом море, на палубе корабля с высоким деревянным носом. Нэнквисс неодобрительно покачал головой и вытряхнул ловушку в костёр.

– Что это за штука? – спросил Файтви, подходя.

– Спрячь поглубже, может пригодиться, – сказал Нэнквисс и наскоро объяснил принцип действия ловушки. – Как голова?

– Как будто поленом огрели, – деловито сказал Файтви, с живым интересом разглядывая незнакомую вещь.

– С тобой такое в первый раз?

– В шестой. В школе Мерлина за этим делом присматривал Фланн Мак Фиах. По ночам вскакивал проверить, не помер ли я ненароком. Случалось, что я уже был на пути в Аннуин. Тогда он шёл, стаскивал с постели Мерлина, тот приходил, чертыхаясь, в туфлях и ночном колпаке, поносил всех крепкими словами, за полминуты возвращал меня в наш несовершенный мир и уходил досыпать.

– Вы с Мескви были друзьями, – сказал удивлённый Нэнквисс.

– О да, – сказал Файтви.

Разрушение сарая О'Флинна

Кузница кузнеца О'Флинна стояла в долине Гленн-на-Бо-Финне, в самой её середине, и приходилась единственной кузницей на четыре деревни. Каждое утро О'Флинн начинал с препирательств из-за того, за чьё дело он возьмётся сперва, и так, ругаясь, он ковал топор, редкостными словами приправлял обычную цепь для котла, а уж какой смачной руганью он сдабривал, бывало, тонкую работу, – любо-дорого послушать. Словом, мастер был что надо и подковать мог кого хочешь, с одним только ничего не мог поделать: с собственной дочерью.

Дочь кузнеца О'Флинна, – не про нас с вами будь сказано – была с большими странностями и больше напоминала чёрт знает что, чем девушку на выданье. Достаточно сказать, что когда трое усталых путников подошли к дому кузнеца, чтобы остановиться там на полдня и отдать меч Рори в перековку, дочь кузнеца О'Флинна взяла да и упала на них с крыши. Нэнквисс-то, правда, сразу смекнул, что что-то летит на него сверху; он поймал её на руки и поставил на землю, и выражение его лица при этом как было, так и осталось совершенно невозмутимым. Пока вёлся разговор с кузнецом о деле, дочь О'Флинна, выбрав самого хитрого и коварного жеребца, попробовала проскакать на нём без седла. Въехав в створку ворот и описав в воздухе дугу, она снова очутилась в объятиях Нэнквисса, который поймал её и поставил на землю с самым что ни на есть каменным видом. Вскоре Нэнквиссу захотелось попить воды, и он направился к колодцу во дворе, откуда вместе с ведром он первым делом вытащил дочь кузнеца О'Флинна, которая весело раскачивалась там на цепи, распевая: «Пошёл я на ярмарку третьего дня». Нэнквисс молча ссадил её с ведра, со второй попытки зачерпнул себе воды и напился, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Однако отделаться от дочери О'Флинна, коли уж ей кто приглянулся, было непросто. А Нэнквисс, как вскоре стало ясно, приглянулся ей необычайно. Проще говоря, она втрескалась в него по самые уши.

– Как у вас принято говорить с девушкой, если не уверен, что вы с ней хотите одного и того же? – тихонько спросил Нэнквисс у Рори.

– Предварительно расцарапав себе лицо, – быстро ответил за Рори валлиец. – Потому что так или иначе, она тебе его всё равно расцарапает.

– Я не хотел бы обижать эту девушку, – сказал Нэнквисс, – и если только можно как-нибудь успокоить её, я сделал бы это, даже если ради этого нужно добыть ожерелье из зубов десяти медведей гризли.

– Эта девушка сама стоит десяти медведей гризли, – насмехался над ним Файтви, – и ожерельем её не задобришь. Ты ничем не сможешь угодить ей, что бы ты ни делал, кроме одного.

Но беда не приходит одна: О'Флинн объявил, что работы у него и без них по горло, так что им придётся обождать и заночевать при кузнице.

– Мы не привыкли ждать! – вскинулся Рори.

– Ничего, подождёте пару дней – привыкнете, – невозмутимо отвечал кузнец. – А то, может, вы тоже предпочитаете без меня всё сделать?

– Нет, что вы, – заверил его Файтви, – мы без вас как без рук.

– Ну то-то же, – буркнул кузнец. – А то был тут один. Выставил меня из моей же кузницы, заперся на засов и целый день тут колдовал: дым стоял столбом. И добро бы ещё выковал что-нибудь путное! А то сделал не пойми что: длинную узкую трубку какую-то, со стекляшками внутри…

– Скажите, – встрепенулся вдруг Файтви, – а когда он сделал эту трубку…

– Ну? – сказал кузнец.

– Я имею в виду, закончил и вставил туда все стекляшки?..

– Ну? – сказал кузнец.

– Он случайно не приложил ли её к глазу и не посмотрел ли в неё?

– Именно это он и сделал, разрази меня на этом месте! – сказал кузнец. – Смотрел он в неё, смотрел, а потом и говорит: «Плохо уложен дёрн на крыше дома Мак Гиллахи». А Мак Гиллахи этот живёт за три долины и три холма к югу отсюда, и к чему он вдруг про него вспомнил, я так и не понял. Ну, я уж вижу, что парень сбрендил, – даже и денег с него ни за что не взял.

– Скажите, – разволновался вдруг Файтви, – а не было ли с ним светленькой такой девушки – самой красивой во всём Уэльсе, Ирландии и Шотландии?

– Да, была какая-то замухрышка, – буркнул кузнец, возвращаясь к работе.

– Ну, пожалуйста, и здесь был Фланн Мак Фиах, – обернулся Файтви к Рори. – И даже умудрился отлить себе тут подзорную трубу, – уж не знаю, каким чудом.

– Чего? – спросил Рори.

– Трубу, в которую видно на расстоянии. Помню, в школе, в библиотеке, – он откопал чертёж этой трубы в «Плаваниях Пифея», – всё мне под нос подсовывал. А я как раз сидел над «Искусством врачевания» Ктесия, две ночи не спал перед экзаменом, весь опух, – я и двинул его в бок третьим томом «Поэтики» Аристотеля, чтобы отвязался от меня со своей ерундой.

Тем временем Нэнквисс сидел в молчаливом раздумье, принарядившись и даже надев на себя ожерелье из раковин макомы, и запрашивал у небес священное видение. Но духи не помогали.

* * *

Их уложили всех троих на полу в сарае, что рядом с домом, и Файтви с Рори обошли с вечера этот сарай, критически оглядывая запоры, балки и стропила.

– По-моему, его ничего не стоит развалить, – невзначай заметил Файтви.

– Да уж, раскатать такой сарайчик по брёвнышку – легче лёгкого, – сплюнул Рори.

Они молча переглянулись и улеглись поближе к двери.

– Что-то мне не спится, – сказал в самом начале ночи Файтви. – Пойду немного пройдусь.

И он поспешно вышел из сарайчика, прихватив с собой свой плед и охапку сена.

– Да, в общем, и я лучше лягу на свежем воздухе, – заторопился Рори и выскочил следом. Нэнквисс ничего не ответил, поскольку спал крепким сном.

Наутро он таинственно улыбался, заново заплёл косы, разрисовал всё лицо красной краской и повесил себе на шею ещё один амулет. Ну, от сарайчика, конечно, остались одни щепки, и оно и понятно: уж больно он хлипкий был, этот сарайчик. Зато меч Рори весь сиял и был как новенький: дочь кузнеца О'Флинна сама, своими руками перековала его, чтобы сделать приятное Нэнквиссу. Но вот что там в ту ночь произошло, никто так никогда и не узнал, потому что ежели кто не знает обычаев Мэшакквата, то ему так всегда и будет невдомёк, что где произошло.