Текст книги "Иллюзионист"

Автор книги: Анита Мейсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Филипп называл это новой жизнью. Симон был доволен доктриной новой жизни: она удовлетворяла его с интеллектуальной точки зрения. Иешуа умер и восстал из мертвых. Его последователи, исполняя ритуал крещения его именем, приобщались одновременно к его смерти и к его воскрешению.

Сперва они «умирали», в том смысле что оставляли позади свою прошлую жизнь, а с ней и грехи. Симон не придавал этому слишком большого значения, поскольку грех для него никогда не был проблемой. Тем не менее было приятно ощущать, что риск ответственности теперь устранен.

Что более важно, те, кто верил в восстание Иешуа из могилы, должны были пережить смерть в прямом смысле слова. При наступлении Царствия живые должны были попасть на Небеса прямиком, минуя смерть, а мертвые – восстать из могилы и отправиться вместе с живыми в вечное, блаженное существование. Первым восстать из мертвых предстояло учителю – как первая сольная нота в этой великой симфонии всеобщего воскрешения.

Симон заметил, что нота и в самом деле была сольной, остальную музыку придется ждать долго. Филипп строго сказал, что музыка Бога не подчиняется человеческому понятию времени. Симон засмеялся и оставил эту тему.

Теперь, когда отпала необходимость оспаривать все, что говорил Филипп, Симон получал большее удовольствие от их бесед. Он отметил это как еще один аспект своей свободы. Фактически он был свободен делать почти все, что ему хочется: сопровождать Филиппа, когда тот занимается целительством, и размышлять над тем, как он это делает; он мог проводить или не проводить свое время с верующими, и единственное, что от него требовалось в их компании, – это улыбаться. Удивительно, но то, чего он больше всего опасался, а именно соблюдение строгих моральных норм, давалось ему легко (поскольку этическое учение секты сводилось к принципу «Относись к другим так, как ты хотел бы, чтобы относились к тебе», знакомому всем добропорядочным самаритянам с детства), особенно потому, что почти все время он проводил сидя в тени фигового дерева и слушая Филиппа. Однажды, когда он будет готов, Филипп раскроет ему тайну Царствия.

Хорошо еще, что ему нравилось разговаривать с Филиппом, так как, по сути, больше разговаривать было не с кем.

– Расслабься, в чем дело? – сказал Симон.

Задний проход Деметрия, обычно с легкостью принимавший его, сжимался, как тиски.

– Мы не должны этого делать, – прошептал Деметрий.

– Чепуха. Я не делаю тебе ничего такого, чего бы не позволил тебе сделать мне.

– Мне не хочется, – сказал Деметрий.

– Ну решай.

Симон кончил, немного быстрее, чем намеревался, и погрузился в приятную дремоту.

Деметрий сел, пригладил кудри пальцами и сказал:

– Когда вы собираетесь отдать свои деньги?

Симон продал большую часть своих ценностей. Вырученные деньги лежали в маленьком кожаном мешочке в спальне уже три недели.

– Когда ты собираешься сделать обрезание? – спросил Симон.

– Ну… – сказал Деметрий и заерзал. – Это больно? – спросил он после паузы.

– Ужасно, – сказал Симон.

Наступила долгая пауза.

– Они ведь не делают ошибок, правда?

– Ну, я слышал об ужасном случае, который произошел однажды… но люди поднимают столько шума из-за чепухи, – сказал Симон.

– Я вам вот что скажу, – предложил Деметрий, – я совершу обрезание, когда вы отдадите свои деньги.

– Ты наглый мальчишка, – сказал Симон. – Мы завтра сделаем оба дела.

Но, когда наступило завтра, случилось нечто столь важное, что они оба забыли свое обещание.

– Кефа приезжает, – сообщил в волнении Филипп. – Он приезжает, чтобы встретиться со всеми вами и окрестить вас Святым Духом.

– Правда? – обрадовался Симон. – Когда он приезжает?

– Через несколько дней.

– Прекрасно! – воскликнул Симон.

Сам Кефа, руководитель. Кефа, который был с Иешуа, когда тот произносил свои загадочные фразы и принял странную смерть. Кефа, который знал многое, чего не знает Филипп.

Симон понял, что в последнее время ему стало скучно.

Темные, глубокие глаза. Полные губы, наполовину спрятанные в неопрятной бороде. Крупный нос, похожий на румпель. Кожа, морщинистая и обветренная, как камень. Казалось, это лицо не способно улыбаться, но, когда на нем вдруг появлялась улыбка, оно светлело, как у ребенка. Симон внимательно вглядывался в это лицо, ему казалось, что он его когда-то видел.

– Итак, это и есть великий маг, – сказал Кефа. Его глаза пристально изучали глаза Симона, потом он дружески улыбнулся: – Мы рады видеть тебя среди нас.

– Я тоже рад, – волнуясь, сказал Симон.

Они сели есть. У Кефы был отменный аппетит. Говорил он в паузах между поглощением пищи, вытирая рот тыльной стороной ладони. Филиппу он рассказывал о событиях в Иерусалиме и о человеке по имени Савл. С братом Иосифом он разговаривал о выращивании винограда, почве и ценах на овец и хвалил сестру Ребекку за вкусную еду. Он пил вино с нескрываемым удовольствием, рыгал и гладил по голове детишек, когда они пробегали мимо.

– Мы слышали о тебе в Иудее, – сказал он Симону. – Человек, который может летать, и вскрывать пещеры на склонах гор, и все прочее. Полагаю, у тебя масса поклонников.

– Да, – сказал Симон.

– Иллюзии, конечно, – сказал Кефа.

– Да, я показываю представления, – осторожно сказал Симон, – используя иллюзии.

– Ничего, – сказал Кефа, – все мы грешники.

Симон смотрел на еду в своей тарелке; есть ему расхотелось.

– Не все, что я делал, было иллюзией, – сказал он.

– А когда ты летал? – строго посмотрел на него Кефа.

– Я действительно летал. – Он сделал паузу. – Я могу летать.

– Демоны, – сказал Кефа. – Их работа.

– Вы так полагаете?

– А как иначе?

Кефа взял еще хлеба и подобрал им с тарелки все остатки. Он съел хлеб и вытер губы тыльной стороной ладони.

Помолчав, Симон сказал:

– Вы можете ходить по воде?

– Однажды я попробовал, – сказал Кефа, – но пошел ко дну, как камень. Так я получил свое имя.

– Почему вы не можете этого? – спросил Симон.

– Не достает веры. Если веришь, можешь все, что угодно.

– Я верю, что могу летать.

– Демоны, – сказал Кефа. – Они поддерживали тебя в воздухе. Это было до твоего крещения.

Его лицо осветила мальчишеская улыбка.

– Бьюсь об заклад, теперь ты не можешь летать, – сказал он.

Кефа проповедовал.

– У мира, – кричал он, – остались считанные дни. Нам были знаки и предзнаменования, но кто их видел? Люди составляют планы на завтра, на следующий год, делают сбережения для внуков. Их внукам нечего будет наследовать в этом мире. Времени не осталось. Есть только сегодня.

Он смотрел поверх затихших людей.

– Бог послал нам пророка, человека, отмеченного Его особой благосклонностью, более важного, чем пророки прошлого, человека, о котором эти пророки говорили. Бог дал много знаков в виде чудес, исцелений и изгнания демонов, что этот человек был специально избран Им. Тысячи людей были накормлены корзиной хлеба; нечистые очистились, хромые затанцевали, слепые прозрели, буря была успокоена, а мертвые – пробуждены от сна и благодарили Господа. И люди возрадовались. Но книжники, и фарисеи, и люди, полагающие, будто они все знают, мотали головой и говорили: «Кто этот человек?» А он ничего им не отвечал. Вместо этого он указывал на совершенное им. А они говорили: «По какому праву ты совершаешь все это? Почему ты не испросил нашего на то разрешения?» А он не отвечал. И они разозлились, потому что он не отвечал им и потому что он называл их лицемерами. И они испугались, потому что люди любили его. И они обратились к своим господам и учителям и сказали: «Помогите нам избавиться от этого человека». И они организовали против него заговор. И они убили его. Его, который никому никогда не причинил вреда; его, который отдал все, что у него было: они распяли его, как вора, и оставили умирать на солнцепеке.

Кефа сделал паузу.

– Он был моим другом, – сказал он.

Его голос дрогнул. Он опустил голову. Когда он снова ее поднял, его глаза сияли. Симон не мог понять, то ли от радости, то ли от слез.

– Слава Господу! – выкрикнул Кефа. – Потому что затем случилась самая прекрасная вещь со времени сотворения мира. Сам Господь воскресил этого человека из мертвых. Он вернул его к нам из могилы. Этот человек жив, он среди нас, он ходит и говорит. Мы видели его.

По площади пробежал вздох, подобный дуновению осеннего ветра.

– Вы понимаете, что это значит? – грозно вопрошал Кефа, и его взгляд прожигал толпу. Потом он улыбнулся. – Нет, – тихо сказал он, – кто из нас может это понять? Я только знаю, что это значит для меня. Это значит, что мой учитель и друг, человек, которого я знал и с которым делил хлеб, жив и находится на Небесах, в облике сияющем, как у ангела, в облике, в котором мне посчастливилось его видеть во время его земной жизни, и в этом облике, который дал ему Господь, он получил власть над всеми вещами, и их неминуемым концом, и власть вершить суд над душами людей.

Его голос снова зазвенел торжествующе.

– И у него есть право судить, потому что только он один был оценен достойно. И у него есть право судить, потому что он первым пришел спасать. Вот, друзья мои, мой Спаситель. Я призываю его в ваши сердца, я прошу от вашего имени.

Он сошел со ступеней и начал двигаться сквозь толпу, кладя руки на голову каждого, кто вставал перед ним на колени. Он прошел сквозь толпу, улыбаясь, благословляя, прикасаясь к людям. За его спиной царила тишина, сравнимая только с тишиной в момент Сотворения мира: такая насыщенная, что может вот-вот взорваться.

И взорвалась.

Люди кричали, рыдали, выли. Они рвали на себе волосы и содрогались, осыпали сами себя побоями. Они стонали, смеялись, обнимали друг друга и выкрикивали что-то непонятное. Площадь заполнилась хаосом голосов, кричащих в возбуждении непонятные слова. Симон озирался в изумлении и шоке. Они были не в себе.

Он едва сообразил пригнуть колени, когда Кефа подошел к нему. Тот долго не отпускал рук с его головы. Казалось, их тяжесть была тенью тяжести такой громадной, что выдержать ее невозможно. Руки задержались на его голове, потом двинулись дальше.

Он погрузился в прохладу покоя. Но не успел он вкусить его, как стал подниматься вверх к хаосу голосов, который возносил его все выше на волнах звука, пока ему не показалось, что он летит. На миг его пронзило чувство паники, а затем он рассмеялся, потому что вряд ли Бог упустил бы такой шанс сыграть с ним шутку. Он смеялся и смеялся, по его щекам катились слезы, смеялся от радости ощущения удивительной свободы и своей полной беспомощности, шут Бога, Божья игрушка, Его собственность.

– Как вы это делаете? – спросил Симон.

– Что делаю? – сказал Кефа. – Возьми оливу, они очень хороши.

– Вселяете дух в сотни людей, – сказал Симон. – Я ничего подобного раньше не видел.

– Да, вряд ли, – сказал Кефа, жуя.

Потом он сказал:

– Ты никогда не обретешь его.

– Не обрету чего? – удивленно сказал Симон.

– Покоя. Ты испробуешь его, и он снова уйдет, потому что ты отгоняешь его от себя. Слишком много вопросов. Филипп рассказал мне. Ты перестал их задавать на какое-то время, а теперь принялся снова. Как я вселяю Дух? Я не знаю, как я это делаю. Мне было обещано, что я смогу это делать, и я могу. Я призываю его, и он нисходит. Вот и все.

Он добавил еще одну косточку от оливы к небольшой кучке, образовавшейся перед ним, и улыбнулся. Где-то вдалеке играли дети.

– Вы можете передать этот свой дар вселять дух другим? – спросил Симон.

– Могу, – сказал Кефа.

– Вы передадите его мне?

В первый раз он услышал, как этот человек смеется. Это был громкий раскатистый смех. Он распугал ласточек, и дети перестали играть. Кефа долго смеялся.

– Нет, – наконец сказал он, утирая глаза. Симон покраснел.

– Не надо мне было смеяться над тобой, – сказал Кефа. – Но ты и вправду ничего не понимаешь. Ты по-прежнему думаешь как маг. Видишь ли, то, что ты видел вчера, не было фокусом мага.

– Вызывание духа никогда не было фокусом, – холодно сказал Симон.

– Прошу прощения, но я плохо разбираюсь в магии.

– Но ваш учитель был магом, – возразил Симон.

– Конечно нет.

– Разве превращение воды в вино не было магией? Да это первый же фокус в любом учебнике!

– Это было чудом, – сказал Кефа.

– А в чем разница?

– Чудеса творятся волей Бога. Магия исполняется с помощью демонов.

– Одно и то же может быть исполнено волей Бога или волей демона?

– Конечно. Демоны очень ловкие обманщики.

– Хорошо, когда вы видите такое, откуда вы знаете, что это – чудо или магия?

– Очень просто, – сказал Кефа. – Если исполнитель один из нас, он взывает к духу Бога, и это – чудо. Если он не один из нас, ему помогают демоны, и это – магия.

– Вы это серьезно? – сказал Симон.

– Совершенно серьезно, – сказал Кефа. – Это серьезная вещь. Демоны обожают обманывать. Многие верят в так называемые чудеса, которые не что иное, как просто магия и оскорбление Бога.

– Понятно, – сказал Симон.

Какое-то время они сидели в тишине. Казалось, все было сказано.

В конце концов Симон рискнул:

– Я полагаю, никакого тайного учения нет?

– Нет-нет, – сказал Кефа. – Конечно нет. Ничего такого.

– Понятно, – сказал Симон.

Они посидели еще немного. Наконец Симон сказал:

– Хорошо. Благодарю вас.

Он встал. Уже уходя, он вспомнил, что так и не спросил у Кефы, о чем собирался спросить. В сложившихся обстоятельствах он сомневался, что ответ удовлетворит его, но не спросить было бы обидно.

– Можно задать вам еще один вопрос?

– Конечно, – кивнул Кефа.

– Когда Иешуа узнал о своей будущей смерти, что он сказал?

– Он сказал, что должен принять смерть, – ответил Кефа, и лицо его опечалилось от воспоминаний.

– Откуда он знал? Что побудило его сказать это?

У Кефы вырвался смешок:

– Обычно ему не надо было ждать подсказки. Однако я думаю…

Он уставился в пространство. Перед его внутренним взором явно вставала какая-то картина.

– Ну? – сказал Симон.

– Я думаю, это было нужно, чтобы исправить неправильные представления, которое могли у нас быть. Видишь ли, мы тогда только начали понимать, кем он был. Мы впервые заговорили об этом.

Симон насторожился.

– Кто это сказал? – прошептал он.

– Это был я, – скромно ответил Кефа.

Симон размышлял. Культ, к которому он присоединился, не был похож ни на какие другие. Культ давал грандиозные обещания и привлекал сторонников из низших слоев населения, при этом поощряя в них скромность. Главный миф культа основывался на пророчествах, которые ему противоречили. Культ присваивал себе исключительное право заниматься магией, отрицая, что это магия, объясняя ее действенность силой веры, и считал магию чем-то неважным. Культ почитал своего основателя, чье учение даже не пытались понять и чья смерть, возможно, была самим культом и вызвана. Культ проповедовал любовь и говорил, что все, кто к нему не присоединится, сгорят заживо в огне.

Но были две вещи, которые могли сделать его интересным для думающего человека. Прежде всего, это изречения и притчи, оставленные Иешуа. Богатые и обманчиво простые, они дразнили разум. В них содержалось зерно философии, которую предстояло из них извлечь.

Во-вторых, руководители, как бы они это ни отрицали, были магами высшего уровня. Оставался вопрос, как они получили свой дар. Ни Филипп, ни Кефа не учились этому искусству. Возможно, Кефа даже не умел читать. Секрет силы Иешуа был так же таинственен, как и все остальное в нем. Но одно было очевидно: Иешуа передал тайну Кефе и опосредованно – Филиппу.

Симон возвращался к этому снова и снова. Должна быть какая-то тайна. Все это отрицали, но все указывало на это. Ничто другое не могло объяснить все загадки. Кефа знал что-то, о чем не хотел говорить, и не признавался в этом.

Но верующие знали. Они знали, что Кефа обладает чем-то поистине драгоценным, и объясняли это по-своему. Они говорили, что это ключ, который он носит под туникой. Когда придет Царствие, Кефа откроет врата этим ключом. Они шепотом говорили, что ключ тяжел, как камень из фундамента Храма, и что когда Кефа уставал, ангелы помогали ему его носить. Когда Филипп слышал эти разговоры, он сердился.

Простые люди. Так как культ вербовал приверженцев среди простых людей и удерживал их, говоря, что Царствие предназначено для простых людей, вероятно, нельзя было сказать простым людям, что они недостойны Тайны.

Симон сидел и думал. Как преодолеть барьер молчания, окружающего эту тему? Он присоединился к культу; он исповедовал веру, он принял крещение и был посещен Духом. Что еще он должен сделать, чтобы они были с ним откровенны?

Разумеется. Все было так просто, что он рассмеялся. Он взял мешочек с деньгами и отправился к Кефе.

– Мне следовало это сделать раньше, – сказал Симон. – Я не думал, что это так важно. Поразительно, насколько туп может быть человек. Тем не менее вот они.

Он положил мешочек с деньгами на стол.

– О чем ты? – спросил Кефа.

– Назовем это моей платой, – сказал Симон. – Это все деньги, которые у меня есть. Это доказательство моей веры. Я надеюсь, вы не подумали, что я говорил серьезно. Меня можно понять. Теперь, я надеюсь, вы меня примете. И теперь, может быть, мы можем поговорить.

– Поговорить о чем?

Симон вздохнул.

– Послушайте, я понимаю, что вы в затруднительном положении, – сказал он. – Все эти люди верят, что, кроме того, что вы им говорите, больше ничего нет. Но я знаю. Вы не можете и дальше скрывать правду даже от людей, которые должны ее услышать. Я хочу быть одним из вас. Я чувствую, что готов быть одним из вас. Если я ошибаюсь, если я должен сделать что-то еще, пожалуйста, скажите мне, и я постараюсь это сделать. Пока что я сделал только то, что мог. – Он указал на мешок с монетами.

– Боюсь, – сказал Кефа, – я ни слова не понял из того, что ты тут наболтал. Ты говоришь, что правду скрывают. Денно и нощно я только и делаю, что говорю правду. Ты говоришь, что хочешь быть одним из нас. Ты и есть один из нас, но, похоже, это тебя скорее смущает, чем радует. Ты говоришь, что имеешь право. Какое еще право? Бог никому ничего не обязан. И как это, – он ткнул пальцем в мешок с деньгами, – связано с каким-то там правом?

– Простите, я не так выразился. – Симон кусал губы. Разговор принял неожиданный оборот. – Когда я сказал, что хочу быть одним из вас, я имел в виду, что хочу быть членом внутреннего круга. Понимаете, что я имею в виду?

– Ты хочешь быть апостолом? Хочешь проповедовать, и в любую погоду пускаться в путь, и быть высеченным, брошенным в тюрьму, и всю жизнь скрываться?

– Не может быть! С вами это случалось? Мне пришлось однажды долго скрываться, и это было очень неудобно. Нет, я имел в виду, что хотел бы обладать вашим знанием. Вашей силой, если хотите.

Кефа сидел неподвижно.

– Знание, – сказал он, – сила.

– Конечно, у меня есть собственные таланты, но они не могут сравниться с вашими. – Лесть здесь была неуместна, но слова уже вырвались. – Боюсь, вы опять обвините меня в том, что думаю как маг, но я не могу сразу отбросить то, чему учился всю жизнь. В конце концов, это технический вопрос, не так ли? Мы оба это знаем. У нас с вами много общего.

Щека Кефы подергивалась.

– Мне кажется, я могу быть для вас ценным, – продолжал Симон, хотя это было нелегко перед лицом ледяной холодности, – если вы дадите мне шанс. Но вы должны мне его дать. Иначе как я могу научиться, если вы меня не научите?

– Научить тебя чему? – сказал Кефа. Он выплевывал слова, словно камни.

– Тому, что вы знаете, – в отчаянии сказал Симон. – Например, как вызывать дух.

– Дар Святого Духа, – сказал Кефа. Его голос слегка дрожал. Он указал на мешок с монетами. – И это?..

– Деньги, – сказал Симон. – Как я объяснил, это все, что у меня есть…

Кефа встал. Его глаза сверкали. Его голос грохотал.

– Деньги? Деньги ? Ты думаешь, дар Божий можно купить ! С чего ты взял, наглое отродье сатаны, что можешь быть одним из нас?! Да ты недостоин чистить наши уборные. Вон отсюда, Симон из Гитты. Держись подальше от моих людей. Питайся собственным ядом и порочностью, но не хлебом детей. Забери свои деньги. Возьми с собой на муки.

Когда Симон был на пороге, мешок с деньгами рассек воздух и упал у его ног. Он поднял его и пошел прочь.

– Иди на рыночную площадь, – сказал Симон, – и скажи всем, кого встретишь, чтобы собрались на площади завтра в полдень. Скажи им, что они увидят величайшую и невиданную доселе демонстрацию магии. После этого иди к храму, потом – в общественные бани. Скажи всем.

– Но… – сказал Деметрий.

– Иди! – пророкотал Симон.

Деметрий ушел.

Мальчик хорошо выполнил задание, или, возможно, жители Себасты хотели снова увидеть своего мага после долгого отсутствия. На следующий день к полудню площадь была запружена народом, люди усыпали также балконы и крыши домов.

Симон поднял руки, требуя тишины.

– Друзья! – прокричал он. – Вы давно не видели меня. Обо мне ходило много всяких слухов. Не верьте им. Я прошу вас не верить им. Я был болен – мистической болезнью, которой хотели воспользоваться некоторые люди, желающие мне зла. Им это не удалось. Я стою перед вами, выздоровевший и готовый продемонстрировать чудеса, которых вы никогда не видели. – Он выдержал паузу. – Я покажу вам на этой площади дворец царя Ирода.

Взмахом руки он сосредоточил их внимание на большом огороженном веревками пространстве. Сосредоточившись, он стал создавать дворец: колоннаду, внутренний двор, фонтаны, огромное белое здание на ними. Он усилил концентрацию воли, и воздух затрепетал и стал распадаться на блоки света. Пока блоки приобретали форму, он заполнил дворик деревьями, а фонтаны – водой, украсил капителями колонны, выросшие перед…

Но оно исчезло. Никакого здания не было. Оно испарилось в воздухе. Он всеми силами пытался его вернуть и почувствовал, как все творение уплывает от него, деталь за деталью, зелень деревьев меркнет, колонны оседают и крошатся, плитка дворика скрывается под пылью площади. Он сделал невероятное усилие, и на мгновение в воздухе яркой вспышкой возникло потрескавшееся видение, потом оно потускнело и исчезло в жаре обыденного полдня.

В толпе послышался шумок:

– Я ничего не видел, а ты?

– Это вообще не Симон.

– Где же дворец?

– Надувательство!

Недовольство росло.

– Покажи нам дворец! Покажи нам дворец!

Симон затравленно огляделся и поспешил сойти с постамента. Его пытались схватить, но он высвободился и скрылся в узкую улочку. Вдогонку неслись насмешки и издевательства.

Он шел быстро по направлению к дому, ощущая в голове странную легкость. Деметрий нашел его в кабинете, с пустыми глазами, скорчившегося, дрожащего.

Он лишился своей силы.