Текст книги "Личный фотограф смерти (СИ)"

Автор книги: Aniri Yamada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Annotation

Он фотограф. То что он снимает некоторым людям и в кошмарах не может присниться. Он видит смерть каждый день и уже привык к своей странной жизни. Но появляется человек, который толкает его на путь размышлений и пересмотра своих ценностей.Что в итоге победит – прижившаяся за годы привычка видеть смерть или желание что-то изменить в своей жизни?

Утро началось для Луиса не лучшим образом, радовало, если можно так сказать, то, что это было не в первый раз, и он уже привык к такому способу пробуждения.

Проснулся словно от толчка, как будто испуг из сна перешёл в реальность, тело резко вздрогнуло, а мозг мгновенно стёр воспоминания о приснившемся. Луис недовольно перевернулся и порадовался тому, что хотя бы не прикусил язык как в прошлый раз. Первой в мозг скользнула привычная после такого пробуждения мысль: «Как же все надоело! Зачем я живу?»

Второй: «Надо это исправить! Порадовать всех этих падальщиков».

Луис со стоном сел и схватился за голову:

– Опять! Ну, сколько можно?! – «они, наверное, ждут, не дождутся, когда я сдохну».

Бреясь перед зеркалом в ванной, он рассматривал своё хмурое лицо и красные глаза. Задумчиво посмотрел на безопасную бритву в своей руке, увидел на ней кровь. На скуле обнаружился крошечный разрез, видимо, возомнивший себя смертельной раной, и с отчаянием исторгающий из себя микроскопические капельки крови.

– Прелестно… – процедил Луис, со злостью плеская в лицо воду и вспоминая, есть ли в аптечке пластырь. «Они наверняка мечтают увидеть мою кровь!». Он вздрогнул.

На кухне он включил кофеварку и сел за стол, снова обхватив голову руками. Чувство тоски и безысходности накатывало волнами, не давая окончательно захлебнуться в бездне отчаяния. Давненько на него так не накатывало. Хотелось грызть стол и одновременно биться об него головой. Или просто распахнуть окно, и сделать шаг наружу. К счастью, третий этаж, на котором он жил, не слишком располагал к подобным поступкам. Поэтому Луис просто открыл окно и высунулся, осматриваясь. День был солнечный, ночью шел дождь, и многочисленные лужи сверкали в лучах светила. Туда-сюда сновали по тротуарам люди, все с задумчиво-недовольными лицами, не обращая внимания на окружающих. Споткнись и упади сейчас кто-нибудь и люди всё с тем же выражением, невозмутимо начнут обходить неудачника.

На дороге протянулась длинная пробка из машин. Злые, но покорные водители сидели в своих комфортных средствах передвижения, с завистью глядя на пешеходов, кто-то курил, кто-то, развалившись на сидении и высунув руку в окно, слушал радио. Женщины-водители болтали по телефону или красились. Некоторые делали и то и другое сразу. Пробка продвигалась медленно.

Луис захлопнул окно и занялся своим кофе, достал из раковины самую чистую чашку, плеснул в неё чёрную и очень крепкую жидкость. Есть он не собирался, из-за неприятного состояния его слегка тошнило, да и не было у него ничего съедобного, насколько он помнил. Давно пора было сходить в магазин и затариться продуктами, но в последнее время ему было всё сложнее заставить себя выйти на улицу не по работе. Голову сжал очередной спазм. Луис выругался.

Ситуацию спас кофе, горький совсем несладкий, он ненадолго отвлек его, а уж когда во рту оказалась спасительная сигарета, Луис почти ожил. Точнее он так подумал. «Нет! Хватит с меня! Я больше не могу это терпеть».

– Проклятье! – от его выкрика сигарета выпала изо рта и свалилась на стол. Быстрая реакция стол не спасла, на нём осталось чёрное горелое пятнышко, не первое, впрочем.

Луис принялся собираться, оделся, придирчиво понюхал подмышки, душ он не принимал уже пять дней, и, решив, что и так сойдет, вышел из дома.

«Вы этого добивались? Ну что ж, посмотрим, как вам это понравится».

Луис пересёк улицу и через переулок выбрался на соседнюю, поймал такси, назвал адрес и, откинувшись на сиденье, закрыл глаза.

«А ведь я никому не мешал. Я просто хотел жить. Жить не лучше, но и не хуже других. Разве это преступление? Почему же мне так не везёт? Что я сделал? Кому помешал? За что они так со мной?»

– Эй, мистер! Приехали, – таксист обернулся и окликнул Луиса, когда тот не отреагировал на торможение.

Выбравшись из машины, Луис огляделся и решительно направился через дорогу к большому рекламному щиту. Реклама на нём призывала, по иронии судьбы, к покупке тех бритвенных станков, которыми пользовался Луис, и которые совсем не создавали рекламируемую безопасность во время бритья.

Остановившись в его тени, Луис пристально всмотрелся в высотное здание, расположенное в паре десятков метров от него. Сплошь стеклянное и зеркальное, оно было практически памятником современной архитектуре. Жильё в нем стоило столько, сколько среднестатистический человек, и вообразить бы не смог. Этаже на пятнадцатом, в люльке болтался мойщик окон, работал он или нет, видно не было. «Жизнь меня пережевала и выплюнула. А другие вон живут, в хоромах. Сволочи-и-и…»

Луис достал из рюкзака футляр с фотоаппаратом, расчехлил его, настроил. Навел на мойщика и сделал пару снимков его и самого здания. «А я… Я никто. Я выцарапывал себе путь, но ничего не смог. Я ничтожество… Я не должен жить, я больше не могу жить! С меня хватит!»

Задрав голову, Луис увидел, как из люльки мойщика вылетела щётка и начала своё падение. Луис не обманулся и не перевел взгляд вслед за ней, продолжая смотреть на люльку. Мгновение спустя через её край перевесился человек и, видимо, оттолкнувшись ногами и перевалившись наружу, полетел вниз.

Голову Луиса на секунду затопила дикая паника вперемешку с безмерным облегчением. Он безмолвно наблюдал за летящим к земле человеком. Тот, расставив в стороны руки и то и дело переворачиваясь в воздухе, стремительно приближался к своей смерти. Сбоку от Луиса кто-то закричал, заставив его поморщиться, видимо тоже увидел самоубийцу. К крику тут же присоединилось ещё несколько прохожих.

Вот тело делает последний переворот и пластом, с отвратительным чвяком, приземляется на асфальт. Прямо возле припаркованной машины.

Сдавливающий голову обруч, сжался, вызывая дикую боль, но тут же испарился без следа.

«Бедный придурок». В голову Луиса наконец-то вернулись собственные мысли. Он быстро направился к месту трагедии.

В радиусе нескольких метров к трупу невозможно было подступить, все было забрызгано кровью и мозгами. От головы мойщика почти ничего не осталось, с ней случилось то, что могло бы произойти с переспелым помидором, упавшим со стола. Стоящая рядом машина тоже отхватила своё. Та её сторона, которая была обращена к трупу, оказалась запачкана содержимым головы мойщика до самых окон. Приятный сюрприз ожидал её владельца.

Луис поднял фотоаппарат и принялся снимать тело, постепенно обходя его по кругу. Сбоку кого-то тошнило, и Луис не приминул заснять слабожелудочного и не менее слабонервного свидетеля. Заодно поднял камеру и сделал пару кадров остальных столпившихся вокруг людей.

Одежда самоубийцы начала пропитываться кровью, Луис представил сломанные кости прорвавшие кожу, и с трудом согнал с себя мурашки.

Заслышав полицейскую сирену, он сделал последний кадр и быстро запаковал камеру в футляр. Уже через пару минут он быстро шёл прочь, беззаботно насвистывая себе под нос. В голове поселились собственные мысли, а не бред решившегося на отчаянный шаг самоубийцы. Отчаяние и депрессия сгинули без остатка, было приятно просто оглядываться по сторонам, подмечать какие-то интересные детали, наблюдать за прохожими. Да ещё собственными глазами, а не через призму чужого замутненного безысходностью сознания.

Вернувшись домой, Луис первым делом подключил фотоаппарат к компьютеру и просмотрел снимки.

– Превосходно, – он с довольной улыбкой откинулся на спинку стула, закурил и принялся перебирать в голове имена редакторов. Потерпев поражение в этом мыслительном процессе, Луис достал толстую записную книжку, размером чуть уступающую тетради, и начал ее листать.

– Так-так, кому я отдавал последнего самоубийцу? Саймон Грин, «Вечерний вестник». А до этого? Так, Ллойд Шимлер из «Молнии». Ага, значит, сегодня повезло тебе, Колин!

У Луиса на примете было около двадцати газет и журналов, с которыми он работал. И которые были готовы купить его фотографии, и не просто купить, а передраться за них. А всё потому, что его фотографии были всегда первые, снятые до приезда полиции и спасателей, сделанные без всяких полицейских заграждений и прочих преград, закрывающих всё самое интересное.

Луис набрал номер и, закинув ноги на стол, начал снова пересматривать снимки, лениво щёлкая при этом мышкой.

– Да, Колин Сайкс.

– Привет, Колин! Это Луис Ман. У меня есть интересные снимки, специально для тебя приберёг.

– Не сомневаюсь в их ценности, Лу! Рад, что ты не забываешь обо мне. Что у тебя? – голос редактора из строго-железного превратился в слащаво-любезный, вызвав у фотографа ухмылку.

– Вот чем вы, редакторы, мне нравитесь, так это своим подходом к делу. Никаких лишних разговоров, сразу к делу! – восхитился Луис.

– Ну, так работа у нас такая, некогда любезности разводить, номер скоро сдавать, а я буду в это время расшаркиваться? Ну, нет! – добродушно рассмеялся Колин. – Итак?

– Не знаю в курсе ли вы, но на Дейзи-стрит сегодня случился самоубийца. Пятнадцатый этаж… Приземление на асфальт…

– Шестнадцатый вообще-то, – машинально поправил Колин, тем самым давая понять, что в курсе дела. – Постой-ка… У тебя эти фотки?

– Именно.

– Не может быть! Кори ездил туда, там копы понаехали, тело закрыто, все оцеплено. Без вариантов, как он сказал!

– Так он приехал туда после, а я был там до и во время, – протянул Луис, донельзя довольный эффектом. – Он, можно сказать, передо мной упал.

– Знаешь, Луис, тебе чертовски везёт. Ты всегда оказываешься там, где что-то происходит. Словно знаешь, куда надо отправиться!

– Ты прав, наверное, мне и вправду везёт. Ну, так что?

– Если тело без покрывала и тучи копов, я их беру! – решительно заявил Колин.

– Даже больше, у меня есть снимки мойщика до самоубийства, когда он ещё в своей люльке болтался… – протянул Луис. – Я вообще-то здание снимал перед этим.

Маленькая ложь влилась в океан вранья, и как всегда оказалась встречена с распростёртыми объятьями.

– Вот это я понимаю! Везение что надо! – одобрил редактор. – Значит так, Лу, я беру их и плачу столько же, сколько последний раз дал тебе за аварию. Идёт?

– Идёт, если добавишь ещё половину от суммы.

– Они настолько хороши? – недоверчиво спросил Колин. – Те, с аварии, были супер, неужели эти лучше?

– Они великолепны. Я работаю с тобой уже почти два года, Колин, можешь мне поверить – они этого стоят.

– Договорились, присылай, я их посмотрю и отпишусь тебе, – довольный Колин бросил трубку и, скорее всего, накинулся на репортёра, пишущего статью о мойщике окон, поторапливая его с работой.

– Отлично! – не менее радостный Луис, потёр руки и принялся отправлять снимки на почту Колина.

Минут через десять он получил сообщение от редактора. Тот был в восторге и предлагал завтра зайти за деньгами.

Очередная хорошо оплаченная работа.

* * *

То, что произошло с Луисом пять лет назад, он сам поначалу считал самым счастливым случаем в жизни. В то время как другие посчитали бы это проклятием.

Ему едва исполнилось двадцать лет, Луис закончил обучение и стал профессиональным фотографом. Он устроился в не слишком известный журнал, а заодно решил заняться увеличением своего профессионального портфолио.

А через несколько месяцев он узнал, что у него нет таланта.

Именно так сказал ему главный редактор, сразу после того, как сообщил, что у них теперь новый фотограф, а Луиса они отпускают. Как объяснил редактор, в его фотографиях нет жизни, они пустые и плоские. Читатели журнала не испытывают к ним интереса, пролистывают статьи с его снимками не читая. Поначалу редактор еще надеялся, что Луис набьёт руку, и отточит чутьё, но его надежды не оправдались.

– Тебе бы, Луис, заняться оперативной фотографией, снимать не подготовленные сцены и декорации, а реально происходящее. Иди в какую-нибудь газетку, будешь там штатным фотографом, выездным.

Так Луис оказался без работы и без мечты. Что-то такое ему говорил преподаватель в колледже, но Луис считал, что просто не нравится ему и он его валит, ставя низкие баллы за работу. А оказывается, то, чем он всегда мечтал заниматься, не для него. Ему же остаётся только бегать, снимать разные аварии, демонстрации и прочий бред.

В прострации он вышел из редакции и, закурив, предался отчаянию.

– Что могло произойти с таким симпатичным молодым человеком, раз у него в голове бродят столь черные мысли? – раздался голос откуда-то сбоку. Луис повернулся и увидел женщину. Она была высокая, одного роста с Луисом, с пышной копной смоляных волос, и с не менее пышной фигурой. На ее лице пестрел такой обильный макияж, что, наверное, без него узнать ее было бы совершенно невозможно. Необычной была и ее одежда. Длинная и широкая чёрная юбка, и ярко-красная шёлковая туника со шнурованным воротом. Когда она чуть повернула голову, Луис увидел у нее в ушах скрытые под волосами, крупные серьги в виде арбузных долек.

– Что? – непонимающе переспросил он, поражённый её колоритностью. На вид ей было около сорока, хотя если смыть косметику, могло оказаться и плюс минус-десять лет.

– Я вижу, в вашей жизни что-то произошло и это вас не радует, – это был не вопрос, хриплый голос женщины был полон уверенности.

– А… Что вам нужно? – в замешательстве уставился на неё Луис.

– Мне – ничего, а вот вы, похоже, нуждаетесь в помощи, – проворковала женщина, внимательно вглядываясь в глаза.

– В помощи? Вашей? – горестно усмехнулся Луис. – И чем же вы можете мне помочь?

– Слишком много отчаяния в голосе. Поверьте, я могу сделать так, что вы будете счастливы и забудете о своей беде.

– Неужели? И что, талант мне дадите? – Луис понимал, как бредово звучит их разговор, но он хотя бы чуть-чуть отвлекал его от мысли, что скоро он придёт домой, в ту пустоту, в которую его загнал сегодняшний день, и останется с ней наедине.

– Нет, талант от Бога, – серьезно покачала головой женщина. – Но и я не подкачаю, если захочу.

– О, я, кажется, понял! Позолоти ручку и всё такое! Ясно-ясно, – Луис с облегчением вздохнул и собрался уйти.

– Подожди, – голос женщины не стал громче ни на тон, но что-то в нём заставило Луиса остановиться и вновь обернуться к ней. – Я не хочу, чтобы ты ушел, так и не поверив.

– Во что? – фотограф даже не удивился тому, что они перешли на более формальное общение. В их встрече, а точнее в самой женщине, было очень много странного. Она, то излучала доброту и радушие, так и притягивая к себе, то словно тучка набегала, и при взгляде на неё становилось не по себе.

– В то, что всё может быть иначе. В то, что где как нам кажется конец, на самом деле начало.

– Ага, начало конца… – как же ему хотелось уйти в этот момент, и как же он был потом рад, что остался.

– Совсем нет. Кто та девушка? – женщина указала рукой за спину Луиса. Он обернулся и увидел Дженни Колфилд, секретаршу главреда. – Ты её знаешь?

– Да это…

– Подожди, имя мне не нужно, – женщина внимательно вгляделась в Дженни. Та разговаривала по телефону и не обращала внимания на уставившихся на нее Луиса и странную женщину. – Она довольно умна и считает, что место секретаря, которое она занимает, будет её недолго. Она метит выше и знает, что надо для этого сделать, хотя и боится, что жена начальника узнает. Боится скандала.

– Откуда вы… – о связи босса с Дженни поговаривала вся редакция. – Вы что с ней знакомы?

– Нет, впервые вижу. У неё есть ребёнок, о котором почти никто не знает. Но ты знаешь, да? – женщина испытующе посмотрела на Луиса.

– Я? Да, я… – Луис смешался, вспомнив, как узнал о ребёнке Дженни. Они вместе ехали в лифте, а когда девушка вышла, держа плащ перекинутым через руку, Луис увидел на полу её бумажник, по-видимому, выпавший из плаща. Луис поднял потерю и вновь нажал на кнопку этажа, на котором вышла Дженни. Он не удержался и, зная, что многие хранят в кошельках фото дорогих людей, открыл его и заглянул внутрь. Там и обнаружилась фотография самой Дженни, в обнимку с маленькой девочкой лет шести, поразительно похожей на свою мать.

Двери лифта открылись и Луис, разглядывающий фото, предстал перед его хозяйкой. Мучительно покраснев, он захлопнул бумажник и протянул его девушке.

– Ты потеряла…

– Спасибо, – процедила она, выхватив потерю и, развернувшись на высоченных каблуках, ушла.

Через пару часов она, правда, снова подошла к Луису и попросила не распространяться о том, что у неё есть ребенок. Для карьеры наличие ребенка могло стать непреодолимым препятствием. В их редакции все прекрасно знали о пунктике шефа. Женщинам, у которых есть дети, повышений, было не видать. Босс терпеть не мог, когда начинались постоянные отпрашивания на детские праздники или школьные собрания, болезни опять же, требующие ухода и больничного. А Дженни твердо вознамерилась взобраться на самую вершину карьерной лестницы, потому то и скрывала дочь ото всех, отправив её жить к бабушке в пригород.

– Я-то знаю, а вы откуда узнали? – у Луиса появилось ощущение, что все это хорошо продуманный розыгрыш.

– Я многое могу узнать, глядя на человека. Если ты мне не веришь, покажи на любого, и я расскажу тебе о нём.

– Ну что ж, ладно, – Луиса охватил азарт, хотелось вывести аферистку на чистую воду. Он огляделся, выискивая жертву. О незнакомце спрашивать было бы глупо, не имея возможности проверить полученную информацию. На глаза попался знакомый журналист Марк Сингер. На их журнал он не работал, по крайней мере постоянно, изредка заносил статьи, будучи свободным автором. И если женщина сейчас разводила Луиса, то подготовиться до такой степени, чтобы знать всех его знакомых, она не могла. Марк разговаривал с правщиком текстов, имя которого Луис не знал, оба курили, и уходить в скором времени явно не собирались.

– Вон, в синей рубашке. Как насчёт него?

– Хорошо, – женщина пару минут разглядывала Марка, взгляд у неё был сосредоточен, словно она читала книгу. – У него недавно погибла любимая девушка. Его сердце с тех пор кровоточит, и он, чтобы отвлечься припадает к бутылке. В прошлом месяце ему сломали руку, и он сказал, что не знал напавших. Но он соврал, это из-за его работы, он что-то сделал, сказал или написал о том, кому это не понравилось. Он несколько раз звонил тебе, приглашал в бар, хотел, чтобы ты помог ему отвлечься от навалившихся бед. Тебе наскучило составлять ему компанию и ты стал отговариваться работой. А ещё он говорил тебе то, что не говорил больше никому. О том, что знает, кто повинен в смерти его девушки, и о том, что собирается вывести их на чистую воду, но не может подкопаться. И попросил твоей помощи в качестве фотографа. А ты отказал.

По мере того как женщина говорила, Луис бледнел, когда же она замолчала, он, наоборот, покраснел. Всё что она сказала было правдой, той самой, которая глаза колет, и о которой не знал никто кроме самих Марка и Луиса.

– От...откуда…

– Я же сказала, что вижу людей насквозь. О любом могу рассказать. Вот у него – геморрой, у неё – сосед любовник, а эта приворовывает в магазинах, – женщина поочередно указывала на людей, курящих или болтающих по телефону возле редакции. Всех, на кого она показала, Луис знал, но вот кроме геморроя остальное он подтвердить не мог.

Не мог, но безоговорочно поверил.

– Кто вы? – охрипшим голосом вопросил он.

– Я та, кто хочет и может помочь тебе, – женщина рассмеялась, глядя на вытянувшееся лицо Луиса.

– Как?

– Я подарю тебе умение, чутьё, точнее. Ты всегда будешь успевать первым. Твои снимки будут самыми лучшими. У тебя не будет конкурентов.

– А….а вам что за интерес?

– Моего интереса тут нет. Почти. Просто знай, что то, что мне нужно я получу, не думай об этом, тебя это не коснётся. Если будешь выполнять правила.

– Правила? – каждый раз вспоминая потом этот разговор, Луис думал, что находился под гипнозом. Не мог он, обычно дотошный и острый на язык, вести себя словно кроткая и послушная овечка.

– Их всего три. Первое – никогда не пытайся узнать кто я, второе – никогда не пытайся найти меня. Третье я озвучу чуть позже. Если мы договоримся.

– То есть, вы хотите сказать, что я каким-то образом буду оказываться вовремя в местах происшествий, чтобы сделать снимки? Раньше других журналистов и фотографов, и даже полиции и спасателей? – попытался собрать мозги в кучку Луис.

– Именно так, – подтвердила женщина.

– Но как? Как я буду узнавать об этом? – воскликнул Луис.

– Ты все узнаешь, как только согласишься.

– Вот так просто? Я соглашусь и получу бесценный дар? И всё?

Женщина снова кивнула и продолжила молча разглядывать фотографа своими глубокими черными глазами.

– И…и как всё это будет происходить? – Луис почувствовал запах чуда и, несмотря на примесь запаха беды, он не был готов развернуться и уйти. И хотя вера в слова женщины была неполной, ему хотелось попробовать. К тому же, кому не понравится возможность получить что-то бесплатно, не отдавая ничего взамен? – Мне нужно что-то подписать или сделать? Ритуал провести или волшебный танец сплясать, например?

На губах женщины появилась лёгкая улыбка, словно у доброй тётушки, вручающей подарок племяннику.

– Нет, ты всего лишь должен согласиться принять мой дар и дать мне свою руку.

– А вы мне её вернёте? – попытался сострить Луис. К нему постепенно стало возвращаться самообладание.

– Да, – снова улыбка. – Мне рассказывать дальше или ты все-таки хочешь уйти?

– Нет. В смысле, я остаюсь. Я согласен. Давайте, делайте, что нужно.

– Хорошо. Протяни мне свою левую руку, – Луис выполнил указание. Женщина повернула её ладонью вверх и накрыла своей рукой. Со стороны выглядело, словно она ему гадает. – Теперь мысленно произнеси: « Я принимаю этот дар, и согласен со всеми правилами».

Луис хотел сказать, что о третьем правиле ему так и не поведали, но внезапно почувствовал тепло. Словно к ладони поднесли недавно выключенную и остывающую лампочку. В голове тут же сами собой проскакали надиктованные слова. Тепло мгновенно сменилось огнём, теперь больше, похоже, было на пламя зажигалки, лижущее руку. Луис не успел ни испугаться, ни отдернуть конечность, как женщина посмотрела на него и боль пропала.

– Вот и все, – она опустила руку, а Луис уставился на свою. Посередине ладони у него словно клеймо, оказался выжжен маленький круг с каким-то символом. Не успел он, как следует разглядеть его, как круг начал исчезать прямо на глазах, словно втягиваться в кожу. Стоило Луису только моргнуть, как он пропал. « Что же я наделал? Это ведь по-настоящему!»

– Кто же вы? – промямлил он.

– Вспомни первое правило, мальчик. Тебе не надо знать моё имя, и тем более кем я являюсь, – голос у женщины стал ещё мягче и добрее. Теперь она говорила и смотрела так, словно, Луис вошёл в какой-то клуб избранных, членом которого является и она.

– А как насчет третьего правила? Я ведь принял этот ваш дар ничего о нём, не зная, – вспомнил фотограф.

– Если я в тебе не ошиблась, то третье правило исполнять для тебя труда не составит. Гласит же оно, что ты, заранее появляясь в местах, где должна произойти трагедия, и, зная о ней, не должен предупреждать людей или пытаться изменить предначертанное. Ты должен просто делать свою работу – фотографировать, – спокойно произнесла женщина.

– А если я нарушу правило? – тут же возник вопрос у Луиса.

– Последствия могут быть разные, но положительных среди них нет. Я советую тебе не нарушать правила. Это действительно серьезно, Луис, это не игра.

По коже пробежал холодок, встретившийся в пятках с душой. То, как она это произнесла, и вправду впечатлило: без лишних улыбочек, ласковых взглядов. Серьезно, даже холодно, ощущение было, словно большой и голодный зверь на мгновение приоткрыл глаза, но увидев, что маленькая мышка, Луис, недостойна его внимания, вновь уснул.

Но вот на её лицо опять вернулась улыбка, и душа кое-как выбралась из пяток.

– И что? Как я буду узнавать куда ехать? Мне что письма будут приходить? Или факс?

Женщина рассмеялась и, подняв руку, поправила свои роскошные отливающие синевой локоны. На её ладони Луис заметил тот самый круг, отпечатавшийся на его руке.

– Нет, конечно! Ты будешь просто знать, когда и куда тебе ехать. Иногда, в случае с самоубийцами, до тебя будут долетать отголоски их мыслей. Не заморачивайся и просто слушай своё подсознание.

– Это как-то странно, я не совсем понимаю…

– Не важно, как только подвернётся случай, ты всё поймешь, главное не пугайся, когда почувствуешь, что тебя куда-то тянет, – терпеливо объясняла женщина.

– Я что буду заранее знать обо всём, что должно будет произойти в городе? – Луис представил себе, сколько аварий и прочих несчастных случаев происходит каждый день в его многомиллионнике, и ему резко поплохело.

– На этот счёт не волнуйся, твой дар охватывает лишь небольшой процент происшествий, – успокоила его женщина.

– А если я не смогу приехать туда? Опоздаю там, или еще что (не захочу, например)? – продолжал допытываться фотограф.

– Ничего страшного не случится, можешь игнорировать «вызовы». В конце концов, ты же будешь продавать снимки, и в первую очередь это выгодно тебе, – женщина оглянулась, потерла висок и Луис понял, что она собирается уходить и заторопился.

– Послушайте, а я больше вас не увижу? Вдруг у меня возникнут вопросы…

– Всё что ты должен знать я тебе рассказала, Луис. Это твой дар и со временем ты разберешься. Ах да, чуть не забыла, если ты вдруг решишь отказаться от него, то тебе надо будет год игнорировать «вызовы» и не делать фотографий. И дар пропадёт. И ещё, практически самое главное, ты меня своими вопросами совсем отвлёк. Каждый месяц, тринадцатого числа, ты должен будешь собирать по одной фотографии от каждого «вызова» и сжигать. Можешь считать это четвёртым правилом и выполнять его надо обязательно. Если по какой-то причине пропустишь число, то в следующем месяце сожжёшь новые снимки вместе с теми, о которых забыл. Старайся не забывать, иначе мигрень тебе обеспечена.

– Зачем это?

– Называй это отчетами, если хочешь.

– И тут бюрократия. И кому же будут отправляться эти отчеты? – озадачился Луис.

– Ты правда хочешь знать? – зверь снова глянул на него через глаза женщины. Луис онемел и она, не дожидаясь его ответа, продолжила. – Думаю, нет. Мне пора уходить, Луис. Прощай.

Женщина повернулась спиной к фотографу и направилась к метро. Луису хотелось побежать за ней, вопросов было ещё море, но ноги словно приросли к земле. В недоумении он опустил взгляд вниз, а когда ничего там не обнаружив, вновь поднял голову, она пропала. До метро было далеко, припаркованных на обочине машин не было, но среди мчащихся по своим делам людей, Луис её так и не нашёл, хотя высматривал до боли в глазах.

С тех пор прошло пять лет, и Луис действительно научился жить со своим Даром.

И если разговор с женщиной, которую он прозвал потом Ведьмой, Луис вспоминал частенько, то, как он учился пользоваться её подарком, старался не вспоминать.

Ему не хотелось помнить свои первые вызовы, свои впечатления. Своего первого самоубийцу, мысли которого вторглись в его голову и не покидали до самого вечера, ровно до тех пор, пока он не бросился под грузовик, а Луис не сделал снимки.

Постепенно Луис привык к ежемесячным «отчётам», когда он собирал накопившиеся за месяц фотографии с вызовов, и сжигал на сковороде возле окна. Не стоит и говорить, что на ней он больше не готовил.

Первое время он забывал об «отчётах», но дикие головные боли, хаотично нападающие на него в течение следующего месяца, вплоть до тринадцатого числа, быстро приучили его к пунктуальности.

Потом к Луису пришли кошмары. Просыпаться от собственного крика стало для него обычным делом. Необходимым атрибутом для сна стало снотворное, помогающее быстро заснуть и хотя бы большую часть ночи проспать спокойно.

Но и к этому он быстро привык. Гораздо труднее было совладать с совестью. Которая, правда, после первых полученных гонораров, немного отступила. Оказалось, что газеты и журналы готовы платить хорошие деньги за эксклюзивные снимки. За такие, которых не у кого больше нет, без врачей и полицейских, без заградительных лент и тряпок, прячущих тела от объектива. Это называется чистая работа, и Луис стал в ней признанным профессионалом. Редакторы готовы были ему ноги целовать, едва заслышав его голос по телефону.

Через три года он полностью привык к дару, ему стало почти всё равно, что он снимает. Самому Луису казалось, что он не изменился, он не замечал, что перестал выходить из дома просто так, а не в случае крайней необходимости, что почти не общается с людьми, постоянно курит, пьёт виски и питается полуфабрикатами. То, что он редко моется, бреется и стрижётся Луис и вовсе не замечал.

На данный момент он и сам не знал зачем всё это делает, деньги, получаемые за работу, скопились на банковском счёте в довольно приличную сумму, которой он почти не касался. Но он с упорством маньяка срывался в путь, чуть почувствовав отголоски будущего происшествия. Делал фотографии, продавал их и снова принимался за ожидание.

Иногда он вспоминал слова Ведьмы о том, как отказаться от дара, и на его лице появлялась горькая улыбка. Продержаться целый год, изо дня в день, чувствуя, как дар тянет куда-то, где скоро прольются слёзы, завоют полицейские сирены, и где будут перемигиваться сигнальные маячки, было бы выше его сил.

Ведьма знала что говорила, отказаться от дара было практически нереально. Да Луис и не собирался, он уже сроднился со своим образом жизни, вот только получать от него удовольствие так и не научился.

Луис ещё раз просмотрел сделанные сегодня снимки самоубийцы и, выбрав один, отправил его в папку к остальным уже хранящимся там. Эта папка носила название «Отчёт» и снимки эти предназначались для ежемесячного сожжения. Первое время Луис сам проявлял фотографии. А потом, подумав, что Ведьма не уточнила, в каком качестве они должны быть, распечатал их через принтер на простой бумаге. Мигрень после их сожжения не налетела, а значит, отчёт был принят. С тех пор Луис не заморачивался, печатая их на принтере, и не задыхался, сжигая пропитанные реактивом глянцевые фотки. Сейчас в папке было уже двенадцать снимков, а до «отчётного» дня оставалось целых десять дней. Этот месяц был для него довольно плодотворным. Три дня назад ему пришлось ездить на вызовы целых два раза за сутки. Такого давненько не было, тут Ведьма не соврала, процент перепадающих на Луиса происшествий в городе за день и правда был невелик. Иногда по несколько дней было полное затишье, заставляющее Луиса нервничать и метаться по квартире. В такие моменты он сразу начинал думать, что каким-то образом потерял дар. Такие выходные он терпеть не мог.