Текст книги "Охота на последнего дикого мужчину"
Автор книги: Анхела Валвей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 17
Я встаю рано и принимаю теплый душ, мою голову, брею ноги новой бритвой и чищу зубы, а тем временем думаю о том, что, похоже, бабушка начинает терять рассудок. Прошлым вечером, качая Рубена, которому исполнился месяц и который скромно спал в своей колыбели, она мне сказала, что уверена, будто Иисус Христос вернулся на землю. Она утверждает, что видела его по телевизору, и это точно был он, но люди не узнали его, поскольку перепутали с теми, кто показывает такие же фокусы, как и он, но по другим каналам. Она призналась, что именно поэтому не выносит телевидение, ее от него тошнит, и что она в том возрасте, когда уже нора найти ответы на важнейшие вопросы.
Я захожу в кухню, чтобы выпить горячего молока; этой ночью я почти не сомкнула глаз, потому что у Рубена газы, он капризничает и не переставая плачет.
– Какая гадость, представляешь, Кандела? – обращается ко мне Бели. – Здесь, на кухне, был таракан.
– И как он здесь оказался, ведь это первый этаж? – спрашиваю я ее с притворным возмущением.
– Не знаю, как он сюда залез, я не дала ему времени что-то объяснить, а взяла и прихлопнула его журналом. – Бели улыбается мне садистской улыбкой и поворачивается к другому члену семьи: – Бабушка, ты ведь считаешь, что все знаешь.
– Да, почти все, – отвечает бабушка, скромно попивая короткими глотками кофе с молоком.
– Правда? – ласково провоцирует ее Бели, жуя тост. – Посмотрим… Узнаем, все ли ты знаешь. Например, что ты знаешь о… Платоне?
Бабушка ненадолго задумывается, а потом кусает горячий чурро.
– Он уже умер, верно? – отвечает она и продолжает жевать.
– Ха-ха-ха! – Моя маленькая сестра аплодирует и целует бабушку, продолжающую невозмутимо есть.
Я хочу быстро позавтракать, пораньше приехать на работу и попросить моего шефа, чтобы он разрешил мне сбегать в банк. В Сельскохозяйственном кредитном банке Кастилии и Ла-Манчи хранится кое-что, принадлежащее мне, и время от времени мне нравится проверять, на месте ли оно. Месячная аренда ящика-сейфа стоит небольших денег, всего несколько купюр, если говорить конкретнее, но мне можно не быть слишком экономной, особенно учитывая то, чем я владею на сегодняшний день.
Я люблю оставаться одна в изолированном от остальных служб банка помещении со стенами, облицованными миндально-зеленым мрамором и единственной бронированной дверью напротив меня. Там я чувствую себя так, будто я персонаж какого-то кинофильма: я обожаю запираться с моим маленьким черным ящиком и открывать его осторожно и медленно. Он стоит передо мной, и я закрываю глаза и ощущаю, как жар бриллиантов ласкает мне кожу, как будто от них исходит неизвестный науке невидимый огонь. Конечно, это только мое воображение, потому что камни холодны и их температура не выше, чем у рептилий, и все же при одном взгляде на них я вся горю.
Я резко открываю глаза и вижу горку драгоценных кристаллов на бархатном дне ящика; их невероятная красота принадлежит мне, и эта картина предназначается только для меня. Я сомневаюсь, что кто-нибудь еще испытывал подобные чувства или хотя бы приблизился к накалу моих эмоций. Никто не заставит меня поверить в то, что, как уверял Пифагор, все события повторяются и ничто в мире не является абсолютно новым. Еще я знаю, что никто не видел ничего подобного, сравнимого с этими изысканными камнями, чистыми и прозрачными, делающими меня счастливой. Я не смею до них дотрагиваться, боюсь, что они растворятся в моих пальцах, рассеются, как сон, а я не хочу, чтобы мои сны исчезали.
Время от времени в моей голове происходит прояснение, и я говорю себе, что должна относиться к ним как к предметам и не позволять им владеть мною. Но я не могу ничего поделать: я обожаю свои бриллианты, хотя понимаю, что они не более чем камни.
– Кармина, ты слишком серьезна. Почему ты ничего не говоришь? – Бабушка закончила завтрак и уже вытирает рот краешком салфетки.
– У меня нет желания разговаривать. Я поссорилась с одним человеком и теперь не в настроении, – ворчливо отвечает моя старшая сестра.
– А этот человек, – спрашивает бабушка без всякого злого умысла, – мужчина или женщина или… как ты?
Кармина резко встает и опрокидывает стакан с соком. Она выходит из кухни, хлопнув дверью.
– Но что я сказала? – Бабушка удивленно смотрит на нас. Очевидно, что у нее не было намерения обидеть Кармину, как и Бога-отца, когда она сказала, что видела его сына Иисуса Христа по телевидению. – Но что… что я сказала?
Я отправляюсь на поиски Кармины, которая заперлась в ванной, потому что не могла этого сделать в своей комнате, где еще спит Паула.
– Кармина, открой…
– Идите все к черту, – быстро отвечает она. Я прошу ее простить бабушку, потому что та не понимает, что говорит. Я ей объясняю, что, вероятно, у бабули немного съехала крыша, и прибавляю несколько анекдотов, которые приходят мне на ум и наводят на мысли о старческом маразме.
– Я покончу с собой, – просто сообщает мне сестра.
– И это обязательно делать именно сейчас? – спрашиваю я ее недовольным тоном: все женские особи в этом доме, включая собаку, которая начинает лизать мне щиколотку, решили меня достать, чтобы я опоздала на работу. – Обязательно сейчас? Когда все завтракают? Увидишь, что скажет на это мама!
Я слышу за дверью сдавленный смех. У меня появляется желание уйти, но я остаюсь. Я считаю себя доброй, хотя иногда просто нет выбора. Я возмущенно вздыхаю и снова начинаю требовать, чтобы мне открыли дверь. Если не буду завтракать, я еще успею вовремя попасть на работу.
Кармина отодвигает задвижку, и я с большой осторожностью вхожу в ванную. Я специально проснулась пораньше, но все равно опаздываю из-за приступов истерии у членов семьи. Разумнее было бы встать как обычно, убежать из дома и купить что-нибудь на завтрак в булочной на углу.
– Закрой дверь, ладно?
Я подчиняюсь и сажусь на крышку биде. Сестра сидит на краю ванны. Я смотрю на нее с грустью, как будто ванна совсем не ванна, а целый море-океан, который через секунду ее поглотит, положив таким образом конец ее горестям, какими бы они ни были.
– Что с тобой происходит, милая? – спрашиваю я ее, стараясь придать голосу ласковую интонацию.
– Знаешь, Кандела, для меня жизнь не имеет смысла.
– Не говори глупости, как может жизнь не иметь для тебя смысла, если ты хороший человек? Кто разрубает огромные коровьи туши и делает из них филе, чтобы у людей было достаточно протеинов и человеческий род не вымер? – льщу я ей с ласковой улыбкой, но она по-прежнему не поднимает глаз. – О ком я говорю? О тебе, малышка!
Кармина, рост которой сто восемьдесят пять сантиметров, похожа на что угодно, но только не на малышку, но это создание обожает, когда ее называют так. Она скромно улыбается, но потом снова хмурится.
– Мне не нравится работать в мясном отделе.
– А где бы тебе хотелось работать, малышка? – спрашиваю я ее с искренним любопытством, потому что Кармина работает в этом магазине с шестнадцати лет; сейчас ей двадцать семь, и одного месяца не хватает до двадцати восьми. Похоже, немного поздно менять профессию.
– Мне?
– Да, чем бы тебе хотелось заняться, малышка?
– Мне нравится психология.
Я подхожу и нежно ее обнимаю. Так я вела бы себя с сыном семнадцати лет, если бы он мне сообщил, что решил учиться на инженера-астронавта.
– Не волнуйся, малышка. Пойдешь на муниципальные курсы или в академию, а потом посмотришь, что получится. Может, попросишь тетю Мари, чтобы она уступила тебе какое-нибудь помещение, и откроешь кабинет. А потом будешь понемногу выплачивать долг.
– Нет, это не проблема. Вообще-то работа меня вполне устраивает.
– Тогда в чем дело?
– Дело в Хулиане, парне, с которым я встречаюсь. Понимаешь?
Я пытаюсь понять, хотя озабочена тем, что помяла свой костюм; я надеваю его, потому что мне нравится производить впечатление на служащих банка, когда я навещаю свой секретный ящик. Сегодня я уже не успею полюбоваться своим сокровищем.
– А что с ним такое?
– Дело в том, что он бисексуал.
Я снова вздыхаю и вытаскиваю комок туши из глаза, чрезмерно накрашенного, несмотря на раннее утро. Жизнь продолжает преподносить сюрпризы, говорю я себе, непонятно почему чувствуя удовлетворение.
– Ты же знаешь, Кандела, я считала, что любовь в моей жизни будет похожа на цветной плакат с надписью большими буквами «Тот, кто необходим».
– Да. Да… Ты мне об этом уже говорила.
– Я была так довольна, что он у меня был. А он оказался бисексуалом.
– Ничего… – Я ищу слова, чтобы ее утешить, но ничего связного не получается, тем более, что больше всего меня сейчас заботит опоздание на работу. – Это вполне нормально. Об этом давно говорят, даже сам Фрейд. Хотя он и написал кучу глупостей, но есть и что-то дельное. Если хорошенько подумать, быть бисексуалом вполне логично. Ян-инь, самец-самка… Пол – не более чем свойство, а любое свойство редко проявляется в чистом виде, если не брать в качестве примера Виктора и кое-кого еще. Вся вселенная – это смешение; ничто не может быть только ян или только инь. Ничто не совершенно, чисто и аутентично… «Кроме моих бриллиантов», – с воодушевлением думаю я.
– Все дерьмо. Я его застала в магазине, когда он занимался этим с почтальоном, – рыдает она с преувеличенно трагическим видом. – Ян и инь меня не интересуют. Просто он наполовину голубой.
– Только наполовину. Именно об этом я тебе и толкую.
– Меня не привлекают мужчины, склонные к гомосексуализму, – настаивает Кармина. – Но мне нравятся чувственные.
Я убеждаю ее вернуться на кухню и позавтракать и обещаю все обсудить в другой раз. Чурро уже остыли, молоко тоже приходится подогреть. Я ее уверяю, что она очень скоро встретит другого парня и моментально забудет о каком-то Хулиане.
– Это будет не так легко. Я вижу его на работе каждый день.
– Просто не смотри на него, – советую я ей, потом целую и убегаю на работу.
Глава 18
– Моя проблема в том, что кажется, будто я на десять лет моложе и в десять раз глупее, чем на самом деле, – говорит мне Колифлор, пуская в потолок столб дыма и зажмуривая глаза. Она оттопырила наманикюренный палец, как будто пьет чай с королевой, а не курит в забегаловке. Я не думаю, что сказанное действительно ее главная проблема, но зачем мне развеивать ее заблуждения и расстраивать человека? Жизнь и так довольно сурова. – И еще мне лучше много не пить. В любом случае, в меня вмещается только одна пинта, понятно?
Я бросаю взгляд на ее талию, стараясь охватить взглядом, но если говорить начистоту, это оказывается для меня невыполнимой задачей.
– Не знаю, сколько в тебя вмещается. Но это неважно, – сообщаю я с усталым видом.
Я делаю глоток ледяного сока и осматриваю интерьер бара в бразильском стиле. Светильники с абажурами в виде соломенных шляп. Много плетеных вещей. Стены выкрашены в красный цвет. Несколько чернокожих посетителей расположились на стульях, выполненных из пальмовых волокон и кожи, и целуют своих подружек.
Я спрашиваю себя, являются ли мои нынешние ощущения признаком невроза навязчивых состояний. Но я уверена, что здесь больше подозрительных типов, чем в самом злачном месте. Похоже, что хотя мы находимся всего в пятидесяти метрах от казарм национальной гвардии, распространителей наркотиков это ничуть не смущает, и их бизнес процветает.
Я сопровождаю мою толстушку в ее очередной охоте на подходящего парня и просто сгораю от стыда. Ничего не поделаешь, я лучшая, ближайшая подруга.
Здесь удушающе жарко. Я предупреждала, что нам лучше здесь не застревать, но Коли не послушалась. Ей хотелось сюда зайти, так как она слышала хорошие отзывы об этом месте, и потом, здесь работает кондиционер. Я скептически взглянула на нее и заметила, что «кондиционированный воздух», вероятнее всего, означает присутствие негра с опахалом. Теперь я буквально взмокла от пота.
– Я хотела с тобой встретиться еще по одной причине: мне надо рассказать тебе со всеми подробностями о твоем свояке Викторе, – сообщает она мне значительным тоном, затушив сигарету в старой пепельнице, сделанной из пробкового дерева и имеющей форму чаши.
– Что ты хотела мне рассказать? – повышаю я голос, чтобы перекричать музыку, и ловлю ее блестящий взгляд.
– Недавно в больнице я решила навестить одного друга, работающего в родильном отделении…
Я смотрю на нее с интересом, не прерывая ее рассказ, и знаю, что ей не требуется приглашение, чтобы болтать. Вероятно, ее история – не более чем предлог, чтобы задержать меня в этом притоне, где, по ее мнению, проводят время сексуальные и небедные негры, желающие найти пару на одну ночь.
– И знаешь, кого я там встретила? – Она жадно открывает рот, как будто собирается заказать новый напиток у мулата за стойкой бара.
– Моего свояка Виктора.
– Откуда ты узнала? – спрашивает она озадаченно.
– Потому что ты только что сказала, что хотела встретиться, чтобы рассказать о моем свояке.
– В общем, да. Там был твой свояк, – недовольно признает она.
– И ты плюнула ему в лицо от моего имени и от имени моей сестры?
– Я с ним даже не поздоровалась. Когда я приехала, время для визитов уже заканчивалась, и он уходил. Я спряталась, когда Виктор проходил мимо, и он меня не заметил. Но я спросила главную медсестру в родильном отделении, не знает ли она, кто это.
– И?
– Мне сказали, что он отец ребенка, который только что родился.
– Да, но моему племяннику Рубену уже два месяца. – Я отодвигаю свой стакан с экзотическими фруктами. Мне бы хотелось оказаться в настоящей солнечной Бразилии, а не смотреть на нее на плакате при электрическом освещении.
– Ясно. Я тоже это вспомнила. Мне показалось все это подозрительным. Поэтому я спросила, как зовут жену Виктора и в какой она палате. Я пошла ее навестить и познакомилась с некой Хулианой сорока лет, которая только что родила. Она смуглая, увесистая, кривоногая, если тебя это утешит, и с глазами, как ядерный взрыв. Тетка была похожа на сумасшедшую. Так как я медсестра, а она не знала, что я с другого этажа, я схватила ручку и формуляры, которые хранились у меня в папке, и устроила ей допрос с пристрастием. У меня есть ее имя, адрес, телефон, болезни всех ее родственников и все, что только можно вообразить. Не думаю, что какой-нибудь частный детектив смог бы лучше выполнить подобную работу, притом в моем случае это было бесплатно, – она обращается ко мне с улыбкой заговорщика. – Она родила от твоего свояка сына весом два килограмма пятьсот граммов, которого назвали… татам!.. Рубен, и он еще в инкубаторе!
Коли смотрит на меня с восторгом, как будто только что сообщила мне потрясающе радостную новость. Какое-то время я не произношу ни слова. Хотя я не пью и не принимаю наркотики, сейчас у меня полное ощущение, что все вокруг иллюзорно.
– Что скажешь? – спрашивает Коли, облизывая губы в джин-тонике. – По-твоему, это стоящая новость?
– Вот козел, – произношу я кратко. – Какое ничтожество. Но что с ним такое? У него маниакальная тяга к сексу или к отцовству?
– Наверное, он донжуан. – Похоже, несмотря на мое мрачное настроение, Коли получает удовольствие. – Но только у него любовь сосредоточена не в сердце, а в яйцах.
– Ты так считаешь?
– Конечно, подруга. – Она меняет позу на табурете, который немного маловат для ее зада. – Твой свояк имел наглость почти одновременно зачать двух детей, да еще зарегистрировать их под одним именем! Я никогда не слышала, чтобы кто-то называл своих детей одним и тем же именем. В общем… Не знаю, почему в этой стране не легализуют смертную казнь, стоит только рассмотреть дело твоего свояка.
– Я не возражаю, – замечаю я.
– Не знаю, о чем думала эта женщина, мать Рубена Номер Два. – Коли часто моргает, и ее глаза выделывают несколько смертельных сальто. – У нее такая медицинская карта, ты бы видела… Тринадцать абортов. Она родила этого ребенка, потому что врач предупредил, что после следующего аборта она прямиком отправится в другое место выращивать мальвы или еще что-нибудь, но уже как биологическое удобрение. Скажем так: нельзя сказать, что это была желанная беременность.
– Боже мой!
– Она учительница, и мне показалось, что она считает себя очень умной. Она смотрела на меня, как будто я крыса в больничном халате, а она – капризная маркиза. Она недовольна сестрами, потому что те командуют и не хотят отпустить ее домой, объясняя, что при наличии внутренних отклонений у новорожденного мать должна находиться рядом. – Говоря это, Коли покачивается в такт музыки. – Мерзкая ведьма. Когда я вошла в палату, она читала книгу под названием «Черная магия. Пособие для начинающих». Б-р-р-р. Черт, знаешь, мне стало как-то не по себе, Кандела. Где дерево, я хочу постучать.
– Значит, эта тетка еще в больнице? – невинно спрашиваю я.
– Да. Ее отпустят дня через три-четыре. Мой друг, которого я навещала, когда обнаружила Виктора, уверял меня, что все будут рады, когда от нее избавятся.
– Ты проведешь меня к ней, если я приду в больницу к полудню?
– Завтра я не работаю, глупая. Если бы работала, мы бы сюда не зашли, верно? – Она указывает рукой с очередной сигаретой на темную фигуру, которая заслоняет свет справа. – Ты видела, какой зад у того черного? Упругий и игривый. Ням!
– Я хочу ее увидеть, Коли.
– Тогда подожди до послезавтра. Но зачем тебе ее видеть? Это ненормально, красотка. Разве я не сказала, что она ведьма? Она даже штудирует специальные книги! Я это видела собственными глазами. – Коли кладет мне руку на ляжку и похлопывает.
– Но я хочу ее видеть.
– Зачем? Она любовница мужа твоей сестры. Она же не спит с твоим женихом-цыганом.
– Цыган совсем мне не жених.
– Извини, мне очень жаль. Тогда ты не передашь ему мой номер телефона, а? – спрашивает она, глядя на меня. – Нет? Что же, ладно. Я хочу сказать, что история с Хулианой тебя напрямую не касается, тогда зачем проявлять такой интерес?
– Мне хочется выяснить, не наснимали ли они фильмов, которые не рекомендуется смотреть несовершеннолетним.
Колифлор смотрит на меня и качает головой, ничего не понимая, потом поворачивается туда, откуда доносится шум, который все усиливается и перерастает в настоящий скандал.
Охранник-мулат с трудом продирается сквозь толпу и бьет по носу белокожего типа, чье лицо уже и так достаточно попорчено. К тому на помощь спешат два его друга, но охранник оказывается не слабого десятка и легко разбрасывает их. Кто-то останавливает музыку, и раздается зычный голос двухметрового силача.
– Паразиты, сукины дети! – яростно кричит он, сшибая лбами головы троицы и в очередной раз демонстрируя несостоятельность белой расы. – Ах вы твари, дерьмо поганое! Твою мать, чтоб вас перекосило! Я же сказал, что белым парням вход сюда заказан! Ищите себе белых шлюх на улице!
Мы с Коли переглядываемся и, не обменявшись больше ни единым словом, во всю прыть устремляемся к пожарному выходу, надеясь улизнуть, пока шум не поднял на ноги соседнюю казарму.
Глава 19
Амадор рассказал мне отдельные эпизоды своей спортивной карьеры. Он делал это постепенно, в те дни, что мы встречались с ним после смерти его отца. К примеру, он сообщил, что о нем написано в Книге рекордов Гиннесса как о первом в мире спортсмене – представителе цыганского народа. Не знаю, правда ли это, он несколько раз обещал показать мне книгу, но, похоже, ему не хватает времени, чтобы ее найти. Однако я своими глазами видела вырезки из газет: о нем писали, когда он выиграл «золотую четверку», – четыре раза он обогнал целую кучу негров, которых не могли обойти даже самые способные бегуны. Впрочем, никто не считал, что Амадор является самым талантливым, наверное, поэтому он и выиграл четыре раза подряд у элиты мировых атлетов на дистанции сто десять метров с препятствиями и привез домой свои десять килограммов золота. Часть награды он потратил на метательницу копья из Румынии, рядом с которой я его видела на некоторых фотографиях. Она выделялась своим бюстом, достойным всяческих похвал, особенно если учесть, что на ней была надета футболка с надписью «Нет проблем».
В тот день, когда Амадор выиграл золото, он стал расистом, потому что выяснил, что негры превосходят всех остальных, просто тогда ему повезло больше, чем им. Он перестал выступать после перелома щиколотки, из-за которого ему пришлось перенести операцию. Но к тому моменту у него было достаточно денег, чтобы жить в свое удовольствие, хотя ему еще не исполнилось двадцати шести лет.
У Амадора есть акции, домик на пляже и квартира в сто пятьдесят квадратных метров в центре города. И ему очень приятно сознавать, что он отличная партия.
Он открыл в центре, рядом с домом, спортивный магазин и нанял управляющего, в совершенстве владеющего семью языками, и помощницу – какую-то деревенщину, которая красиво двигается, покачивая бедрами, и лично мне абсолютно не нравится, хотя я стараюсь ее не замечать. Купить в его магазине спортивные тапочки – непозволительная для простых смертных роскошь.
Амадор по-прежнему очень тесно связан со своей семьей, включая брата Антонио – того самого, из моих кошмаров, – хотя все они живут в поселке за городом.
Амадор уже не цыган, но все еще принадлежит к их племени. Он считает, что в этом есть свои преимущества: например, если ты зимней ночью сталкиваешься на улице с двадцатью цыганами – лохматыми типами с длинными ножами, – тебе не надо пускаться наутек.
Мне так нравится Амадор, что даже страшно. Я им восхищаюсь, потому что он сумел завоевать свое золото на глазах тысяч зрителей и телерепортеров со всего мира, а я тайком захватила бриллианты и теперь дрожу и обдумываю план побега.
Тем не менее я стараюсь не терзать себя угрызениями совести. Если я слишком много буду думать, то приду к выводу, что самое лучшее – это отправиться в банк, забрать свое сокровище, положить его в полиэтиленовый пакет из супермаркета, отдать Амадору, попросить у него прощения, не поднимая глаз от стыда, и навсегда исчезнуть. Но бриллианты – так же, как и он, – стали частью моей жизни. Отказаться от Амадора и от бриллиантов значило бы отказаться от самой жизни.
До этого времени у меня было только два более или менее серьезных романа, если не считать моих подростковых увлечений, и оба во время учебы в университете. Первый молодой человек был аспирантом и писал диссертацию по болезням мурсийских коз. Я предпочитаю не вспоминать его имя и игнорировать сам факт его существования, потому что он доставил мне немалые неприятности. За шесть месяцев, которые длился роман, у нас было мало секса, причем неумелого и торопливого, а первый раз был моим дебютом в мире интимных отношений. Словом, этот парень наградил меня целой кучей блох, и я не уверена, что они были мурсийскими. До нашего с ним знакомства я даже не видела блох, хотя в нашем доме жили три собаки. Блохи привели меня в бешенство, нервы у меня расшатались, а кожа покрылась следами от укусов. Когда мне надоело чесаться, я предложила ему поменять тему диссертации и заняться изучением дельфинов, которые на вид довольно чистые. Он промолчал, а через несколько дней, когда мы пили кофе в университетском баре, он мне подарил ошейник против блох. В тот же день я его бросила и вспоминала о нем, только пока на мне были живы последние паразиты, которые сосали мою кровь, чтобы продлить свое существование.
Потом я встречалась с ассистентом кафедры органической химии, вызывавшим у меня восхищение. С тех пор как я провела последний день рядом с отцом, я никогда не сталкивалась со столь привлекательным мужчиной, который к тому же был ко мне неравнодушен. Этот парень был воплощением всего, о чем может мечтать женщина, но тот единственный раз, когда мы наслаждались нашей близостью, я услышала о сексе что-то похожее на те слова, которые Белая Королева сказала Алисе: «Мармелад иногда есть, а иногда его нет». – Парень мне заявил, что иногда мы будем заниматься сексом, а иногда нет, хотя я подозреваю, что он имел в виду то же, что и Белая Королева: «Мармелад можно есть вчера и завтра. А сегодня – это не вчера и не завтра». Результат: сегодня никогда не бывает вчера или завтра, поэтому мармелада никогда не было. Совсем никакого мармелада. Никакого секса.
Через три месяца, придя в полное отчаяние, я оставила ассистента-красавчика. Он обладал абсолютной властью надо мной, теперь я это хорошо понимаю. А я всегда считала, что нет ничего опаснее абсолютной власти, может, только абсолютный идиотизм или их сочетание – как было в моем случае. В результате – грандиозная катастрофа. Я хорошо сделала, что оставила его. А мой несостоявшийся бойфренд не слишком преуспел в научной карьере. Он еще долго был ассистентом в университете и время от времени подрабатывал в качестве модели. Как-то я видела его на плакате рекламирующем аспирин.
Сейчас на меня смотрит Амадор и подмигивает мне. Я нервничаю, не знаю, как лучше сесть и стоит ли скрещивать ноги. Я отмечаю пугающее ощущение неуверенности, как будто муравей поднимается от моих ляжек к горлу. Волнистые волосы Амадора собраны в косичку, с которой стекает вода. Он вышел из ванной в своей квартире и, вероятно, сейчас раздет, но я не могу заставить себя отвести взгляд от его лица.
– Что с тобой? – Амадор подходит ко мне почти вплотную. – Неужели хочешь сказать, что ты расистка?
– Да, расистка. Но, конечно, в хорошем смысле.
