Текст книги "Не завтра жизнь кончается"

Автор книги: Ангелина Маркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– А что же ты не пошла вместе с ними? Поссорились?

– Ну, зачем нам ссориться? Нет, конечно. Мне что-то нездоровится, давление, наверное.

– Ты бы приняла какое-нибудь лекарство.

– Да я приняла и уже, кажется, легче. Кушать будешь?

– Нет, я подожду их. Или лучше пойду их встречу.

– Ну, где ты будешь их искать? Они скоро сами придут.

Илья снова встал, нетерпеливо прошёлся по комнате и сказал:

– Я всё-таки пойду попробую их найти.

Валентина Адамовна сдержанно попросила:

– Посиди и подожди. И пока они придут, давай поговорим с тобой.

Илья снова сел и согласился.

– Давай поговорим. О чём?

Зная, что у неё может быть мало времени, Валентина Адамовна сразу и прямо заявила:

– О твоём отношении к жене.

– Разве я плохо к ней отношусь? – удивлённо спросил он, глядя на мать мягко и ласково.

– Как раз наоборот. Слишком хорошо. Ты её очень балуешь, а так нельзя. Баловство никогда и ни к чему хорошему не приводило.

– Что ты говоришь? Она же не ребёнок. Как можно баловать взрослого человека?

– Можно, поверь мне. Ты выполняешь любое её желание, ни в чём ей не отказываешь и готов со всем согласиться и всё простить. Это не доведёт до добра.

– Ну что ты говоришь? Мне нечего прощать ей.

– Тебе так кажется. Ты ей слишком доверяешь, а она не умеет беречь деньги. Ты ей во всём потакаешь, покупаешь дорогие подарки и всякие безделушки. Смотри, сколько тут всяких статуэток, дорогих духов и всякой ерунды. Ты просто не замечаешь её недостатков, так нельзя.

Илья улыбнулся и сказал:

– Мама, у неё просто нет никаких серьёзных недостатков.

– Вот видишь? Ты не способен смотреть на неё реально. Ты влюблён в неё как мальчишка, на пятом году жизни так же, как в медовый месяц.

– Но разве это плохо?

– Нет, это, конечно, неплохо, но так нельзя. Я понимаю, что она симпатичная и неглупая. Но она не очень хорошая хозяйка. С тех пор, как я живу у вас, я не вижу, чтобы она очень стремилась заниматься кухней, стиркой и вообще домашней работой.

– Мама, две хозяйки на кухне – это бедлам. Разве ты этого не понимаешь?

– Согласна. Но иногда и мне нужен выходной, как ты думаешь?

– Конечно, я не против, скажи ей об этом. Или я сам ей скажу. Разве она плохо к тебе относится?

– Хорошо относится, я согласна. Но мне хотелось бы, чтобы она лучше относилась к тебе, – Валентина Адамовна замолчала, но потом продолжила: – Иногда мне кажется, что она тебя не любит.

Илья засмеялся и встал. Потом несколько раз прошёлся по комнате и сдержанно спросил:

– С чего ты взяла? Ерунда какая-то.

– Нет, это совсем не ерунда. Разве ты сам не знаешь, как видно, что жена любит мужа? Это видно во всём. А она только принимает и терпит твою любовь, но не отвечает тебе тем же.

Илья выпятил губы и сосредоточенно пожевал ими:

– Что ты говоришь, мама? Откуда ты это взяла? – нетерпеливо спросил он.

– Илья, ты это просто не замечаешь, потому что любишь её. А со стороны это заметнее. Разве она хоть раз первой приласкала или обняла тебя? Разве хоть раз бросилась к тебе на шею в порыве любви и повисла, как это делает любая жена, когда муж возвращается с работы или приезжает после разлуки?

Илья примирительно улыбнулся и ответил:

– Мамочка, я не люблю, чтобы мне вешались на шею, и вообще не люблю никаких внешних и показных проявлений чувств. Это неискренне и это не выставляют напоказ. Лиза этого тоже не любит. А вообще, мне нравится всё, как и что она делает, понятно?

Понизив голос почти до шёпота, Валентина Адамовна спросила:

– И то, что она неделями не хочет спать с тобой, тебе тоже нравится?

Илья почти с испугом посмотрел на мать и ничего не ответил, приучив себя отбрасывать неприятные мысли на потом.

– Что же ты молчишь? – спросила Валентина Адамовна. – Нечего ответить?

– Почему нечего? – Илья попытался выиграть время. – Просто она ещё не проснулась как женщина. Я ведь первый мужчина в её жизни и она до сих пор иногда совсем как девчонка… Мама, о чём ты вынуждаешь меня говорить? – словно спохватившись, поморщился он, отошёл к окну, и, отвернувшись от неё, стал смотреть на улицу.

– Это не я вынуждаю говорить тебя об этом, сынок, а твоя жизнь и моя боль за тебя, Я хочу, чтобы ты был счастлив. За ту жизнь, которую ты обеспечиваешь своей жене, она могла бы лучше к тебе относиться.

– Ты ещё скажи: за те деньги, что я приношу.

– Да, и за те деньги. Это очень важно в жизни. Тысячи женщин даже не мечтают о таких деньгах, к тому же честно заработанных.

– Всё, мамочка, мы договорились до ручки, – решительно заявил Илья, отходя от окна и снова прохаживаясь по комнате.

Валентина Адамовна смотрела на красивую фигуру сына, на густые и чуть вьющиеся волосы, аккуратно уложенные на висках и затылке, и не знала, как доказать ему, что она права.

– Ты не знаешь её, как я, – сказал Илья. – Она не идеальная хозяйка и кухарка, но мне нужна жена, а не кухарка. Как бы там ни было, но до твоего приезда, где бы мы ни жили, у нас всегда была вкусная еда, чистота и порядок в доме. И все восхищались, как у нас уютно. Ты не знаешь, как наш сосед привёз себе жену, красавицу из Киева, которая ничего не умела и не хотела варить. Они почти каждый день обедали у нас, а готовила всё Лиза.

Он прошёлся по комнате и сказал:

– Мамочка, ты не знаешь, что творят некоторые жёны в военгородке да вот с этим самым Серёжкой, который к нам приходит.

– Почему не знаю? Очень хорошо знаю. Я столько лет проработала бухгалтером в воинской части и насмотрелась всего.

– Вот видишь. А Лиза… Мне просто повезло, что у меня такая жена. Я в ней уверен больше, чем в самом себе.

– И напрасно ты так уверен, – резко сказала Валентина Адамовна. Илья остановился и посмотрел на неё.

– Что ты хочешь сказать? Говори.

– И скажу. Ты так уверен в ней, а она почти каждый вечер приходит на час, а то и на два часа позже обычного. Не мешало бы тебе узнать у неё, где и с кем она проводит это время.

Илья улыбнулся и уверенно ответил:

– Я и так знаю, с кем она его проводит: с Ариной.

Валентина Адамовна укоризненно покачала головой:

– Нет, сыночек. Ты очень ошибаешься. Несколько раз я видела в окно, как её провожал какой-то молодой человек, а потом они ещё стояли и болтали здесь, возле самого дома.

Илья снова улыбнулся и обнял мать.

– Ах, ты, мой шпион. Это её ученик. Ну, неужели ты думаешь, что если бы она завела роман с кем-нибудь, то они ходили бы открыто вечерами и стояли здесь под окнами, чтобы ты могла их видеть? Подумай сама.

Валентина Адамовна пожала плечами:

– Не знаю. Но это не к лицу замужней женщине.

– Мама, перестань. Ты же у меня умная, современная и справедливая. Не выдумывай ерунды.

Недовольная результатом разговора с сыном и не скрывая этого, Валентина Адамовна, подумав, добавила:

– Что ж, делай, как знаешь, Но постарайся понять, что она не идеал.

– Может быть, – согласился Илья. – А кто идеал? Ты их встречала в своей жизни? И разве я сам идеальный?

Он сел рядом с ней и примирительным тоном спросил:

– Ну почему свекрови всегда не любят невесток и настраивают сыновей против их жён? Я думал, что ты у меня исключение и никогда не будешь этого делать.

– Я и не собираюсь этого делать, сыночек. И я хорошо отношусь к ней. Но вот они уже идут. – сказала она, услышав шаги по лестнице наверх и голоса. – И ты сейчас сам увидишь, как она тебя встретит.

Лиза открыла дверь, увидела Илью и сказала Алёшеньке:

– О, смотри, папка приехал.

Алёшенька подбежал к отцу и повис на его руках, а Илья радостно проговорил:

– Да ты вырос за это время, молодец.

Потом обнял Лизу, но она сдержанно прижалась к нему и, глянув через его плечо на свекровь, мягко отстранилась.

Когда они остались вдвоём в спальне, он спросил:

– Ты не соскучилась за мной?

– Конечно, соскучилась, – ответила она. – Но там же стояла мама и смотрела. Мне жаль её, что она одна, без мужа. Да и вообще, ты же знаешь, я не люблю никаких сюсюканий, а тем более при ком-то, пусть даже близком. Она же так внимательно смотрела, что мне стало жаль её.

Он молча обнял её и прошептал:

– Странный ты мой рыжик, только я тебя понимаю. И я за тобой ужасно соскучился.

Она прижалась к нему и прошептала:

– Я за тобой тоже. Хорошо, что ты наконец приехал.

– Но снова не надолго. Это только перерыв, чтобы вы не отвыкли от мужей. А потом снова на два месяца. Так что спеши любить…

То время, что Илья был в командировке, и те две недели, что он пробыл дома перед следующим отъездом, казалось, подстегнули его чувства. Он каждый вечер приходил встречать её. Возвращаясь вместе, они иногда провожали на автобусную остановку Арину, а потом медленно шли домой, разговаривали, молчали, слушали тишину и отдыхали.

Как-то Илья сказал:

– У Олега скоро день рождения. Надо бы купить что-нибудь интересное.

– Значит, надо ехать в Вильнюс, – решила Лиза. – И вообще, нам надо кое-что купить в дом. Давай в субботу поедем?

– Поедем, рыжик, поедем, – согласился он. – У нас теперь куча денег.

День рождения Олега отмечали в кафе и, уводя Лизу на танец, Сергей сказал Илье:

– Ты с ней дома наговоришься, а я ведь тоже соскучился.

Они вышли танцевать и он сразу же ласково заворковал:

– Лизочка, лапушка, ты становишься просто неприлично очаровательной.

– А ты ничуть не меняешься, и такой же неисправимый ловелас. Но всё равно, я за тобой даже соскучилась.

– Неужели правда?

– Абсолютная. Ты же мне уже как брат.

– Ну что за слова? Не надо как брат. Ну, хоть капельку не как брат, хорошо?

– Неужели там, в вашей командировке, было мало юбок?

– Юбок было полно, но таких, как ты не было.

– Серёжка, тебе не надоело? Ты на мне испытываешь то, что потом говоришь твоим девкам?

– Лизочка, милая, девкам ничего говорить не надо, поверь мне. Там слова вообще не нужны. И они это отлично знают.

– Я тоже знаю цену твоим словам. И хватит болтать.

– Но ты меня вдохновляешь. Я просто летаю после встречи с тобой.

– А я была уверена, что ты летаешь от реактивных моторов.

– Двигателей, – весело поправил он. – Эти ревущие изобретения человеческого гения называются двигателями. Но оставь самолёты и скажи хотя бы сейчас, что я тебе хоть немножко нравлюсь.

– Конечно, нравишься. Ты же наш, мы одной крови, как говорил Маугли в джунглях, помнишь? Мы из одной стаи.

– Вот умница, правильно, мы из одной стаи. Ты же наша, офицерская жена, родной человек. Можно поцеловать в щёчку?

– Можно, – улыбнулась она, подставляя ему щеку. Он легонько коснулся губами её щеки и прошептал:

– У тебя атласная кожа. А Илья убьёт меня. Уже грозит кулаком.

Чуть отстранив её, он сказал:

– Нет, что-то с тобой всё-таки происходит. Ты зачем так расцвела? Что случилось, признавайся?

– Влюбилась, – лукаво улыбаясь, ответила она.

– Точно! – догадался он. – Но в кого тут можно влюбиться, если лучшие мужчины были в командировке?

– А я в артиста кино, как когда-то в школе, – отшутилась она, но он покачал головой и проговорил:

– Что-то здесь всё-таки подозрительно и нечисто. В каждой шутке есть доля правды, я знаю. Смотри, не влюбись на самом деле. Я тогда точно убью этого соперника, и по твоей вине совершится преступление.

– По моей вине никогда не совершится никакого преступления, запомни.

Когда они вернулись к столику, Сергей провозгласил:

– Братцы, я предлагаю необычный тост. Послушайте. Вот пройдут годы, мы выйдем на пенсию. И давайте поселимся в одном городе, на одной улице и даже в одном доме.

Все засмеялись, а Олег решительно возразил:

– Не согласен. Чтобы ты до старости волочился за нашими жёнами? Нет уж, не получится, даже не мечтай.

– Да ты не торопись, – возразил Сергей. – К тому времени я ведь тоже уже обзаведусь женой и вы будете бегать за моей, лучшей из женщин.

– Ты опоздал, – почти хором заявили Олег с Ильёй: – Лучшие женщины уже у нас. Вот они сидят, видишь?

Арина пожала плечами и насмешливо спросила:

– Признавайтесь, что такое вы там творили в этой командировке, что теперь так безобразно льстите?

– Девочка моя, ты же знаешь, что все офицеры в командировке всегда холостяки, – ласково объяснил Олег. – И не надо это уточнять.

– Правильно, – добавил захмелевший Илья. – А хотите знать, как надо относиться к мужу, чтобы хорошо с ним жить?

– Как же? – спросила Арина.

– Как к собаке, – ответил Илья и кивнул хмельной головой. – К мужу надо относиться точно так, как к собаке. Не поняли? Объясняю: его нужно хорошо кормить, не дразнить и иногда отпускать погулять.

Все засмеялись, Лиза недовольно поморщилась. Она чувствовала себя униженной, когда Илья пьянел.

– Фу, как не смешно, – недовольно проговорила она. – И где ты подцепил эту пошлость?

– Ну, подцепить он там мог что-то совсем другое, более опасное и мерзкое, – многозначительно вставил Сергей. – Но будем надеяться, что этого не случилось.

– Кончай травить, что зря болтаешь? – одёрнул его Олег.

Но слово уже было сказано и его разрушительное действие, растянувшись на непредвиденное время, повлекло за собой непредсказуемое.

Ещё цвели садами и маслиновыми рощами древние города Помпея и Геркуланум, раскинувшиеся у подножия Везувия, беззаботно наслаждаясь благополучием. Ещё зеленели их виноградные лозы и веселились жители, ещё вздымалась в небо величественная гора и, как много веков до этого, служила им надёжной защитой от бед и украшением пейзажа. Но в одно мгновение прогремел неожиданный гром с угрожающе задымившей вершины горы и она стала злейшим и безжалостным врагом, уничтожившим их жизни.

Ещё все они продолжали сидеть за столиком кафе, шутить и улыбаться, но настроение почти у всех заметно испортилось. Они кое-как досидели вечер и, когда уже шли домой, оставшись только вдвоём, Лиза спросила Илью:

– И о чём это проговорился Сергей?

Она знала, что спрашивать его сейчас о чём-то важном и серьёзном было бесполезно. И всё же с намеренным упорством пыталась добиться от него ответа, рискуя причинить себе боль, способную разрушить всё, что ей удавалось до сих пор сохранять.

– Рыжик, ну разве ты не знаешь этого болтуна? Что ты обращаешь на него внимание? – блаженно и глупо улыбаясь, ответил Илья, удивлённо поднимая брови.

– Значит, ты тоже бегал там с ним по этим… мусорникам, как холостой…

Она запнулась, словно задохнувшись от этой мысли.

– Что ты выдумываешь? Когда бы я мог там бегать? – повторил он ещё одно нелепое оправдание.

Он уставился на неё круглыми и пустыми глазами, уверенный в том, что нашёл самый умный и убедительный довод.

– Значит, там, в Арцызе, пока мы с Алёшенькой лежали целый месяц в областной больнице, ты действительно устраивал в нашей квартире… Значит, соседи были правы, когда рассказали, что там творилось… А я поверила тебе… А ты… Господи, как всё мерзко у нас с тобой…

– Почему? – с пьяным добродушием возразил он. – У нас всё хорошо.

Утром он ушёл, а она устало и грустно сидела за столом, не в силах собрать воедино ни мысли, ни переживания.

– Ну, ты чего раскисла? – сочувственно спросила Валентина Адамовна.

От её доброго материнского сочувствия у Лизы набежали слёзы. Она расплакалась, облегчая душу слезами, но облегчения не приходило.

– Может, мне лучше уехать? – спросила свекровь и Лиза в отчаянии ответила:

– Если вы уедете, я не буду с ним жить. Я писала вам об этом.

Валентина Адамовна молча встала и начала убирать со стола, а Лиза налила воду в миску и стала мыть посуду.

– Что это ты говоришь, почему не будешь с ним жить? – спросила Валентина Адамовна почти ласково, неспешно протирая тарелки и ставя их на подставку.

– А что же делать? – растерянно спросила Лиза. – Вы же знаете всё о нашей жизни, я вам писала. И не думайте, что я глупая жалобщица.

– Я так никогда не думала, – заверила Валентина Адамовна.

– Мне всегда хотелось, чтобы у меня было всё хорошо в семье. Я старалась, чтобы никто не знал, что у нас бывает из-за этих пьянок. Вы не представляете, сколько я с ним говорила об этом. Он прекрасный человек, когда трезвый. Но когда выпьет, я не могу на него смотреть, не могу с ним разговаривать, не могу потом забыть, каким он бывает, когда пьян.

Она вытерла руки и, глядя на свекровь, сказала:

– Потом он раскаивается, просит прощения, клянётся, что больше этого не будет, унижается и заискивает так, что противно смотреть. Но этого хватает только на несколько дней. Потом начинается всё, как раньше: у кого-то родился ребёнок, кому-то присвоили очередное звание и надо обмывать звёздочку, кто-то уезжает в командировку, словом, причина находится. И тогда у меня снова нет мужа. Вы не представляете, что мне пришлось пережить, когда они месяц «сидели на точке», то есть была готовность номер один. Их привозили домой только на выходной, а рано утром по тревоге они бегом бежали снова к своим автобусам. Он тогда набрался так, что уснул прямо сидя за столом, а утром я не могла его разбудить. Ни вода, ни пощёчины, ничего не помогало. Я думала, что это конец и его будет судить военный трибунал. К счастью за ним пришли друзья и почти втащили его в автобус…

Валентина Адамовна подошла к ней, обняла за плечи, тихо проговорила:

– Ну, ладно, ладно. Не надо так расстраиваться. Всё уладится.

– Я не знаю, как жить с таким человеком. После вашего приезда он очень изменился, но сейчас начинается всё прежнее. Виновата эта командировка. Серёжка проговорился, что они там не только пили, но и бегали, как холостяки…

– Меньше верь этому болтуну. Ты же умная женщина. Семью надо уметь защитить, если хочешь её сберечь.

– Как защитить того, кто не даёт это делать? – грустно проговорила Лиза и, помолчав, добавила: – Можно простить всё, кроме предательства.

Они перешли в комнату и Валентина Адамовна предложила:

– Пойдём погуляем по городу.

Они молча и неспешно собрались и вышли. Ничего не понимающий и всем довольный Алёшенька беззаботно шагал между ними.

На улице было тепло и солнечно, как весной. Ослепительно ярко сияло солнце, пахло свежей весенней сыростью, пронзительно и чисто плыли по небу мягкие и редкие облака. От нагретых крыш шёл белый пар, смешиваясь с дымом из труб. Деревья в садах потемнели и набухли от влаги, пахло липкими почками, сырой корой, подсыхающими досками заборов, наличников, ставен и скамеек. Но на улицах всё ещё лежал снег, рыхлый и намокший, напитываясь талой водой из грязных луж, в которых плавал мелкий дорожный мусор, прошлогодние листья, солома и размокшие окурки.

– Почему именно в моей семье такое происходит? Что я упустила? Что делаю не так, как надо?

Валентина Адамовна не спешила отвечать, медленно и с достоинством шла рядом, обходя лужи и помогая Алёшеньке.

– Наша жизнь не всегда зависит от нас, – наконец сказала она.

– Но почему? Нас учили, что человек сам кузнец своего счастья, что всё зависит от нашего поведения, старания, умения всё наладить. Я была уверена, что смогу устроить очень хорошую и разумную семью. Никогда не буду ссориться с мужем, мы всё будем решать вместе, обдуманно, спокойно, всегда и во всём поддерживать и понимать друг друга, не считаясь ни с какой работой. И у нас будет трое или даже четверо детей. Чем больше, тем лучше. Настоящая, большая семья, как было у людей раньше.

Она посмотрела на Валентину Адамовну и спросила:

– А что получилось? Разве я могу родить ещё одного ребёнка? Ведь у меня уже сейчас их двое. И старший из них просто выбивает у меня опору из-под ног. Разве на него можно положиться как на мужа?

– Не знаю, не знаю, – покачала головой Валентина Адамовна. – Я специально отдала его в военное училище. Там дисциплина, устав, а получается…

Они замолчали. Потом Валентина Адамовна уже другим тоном сказала:

– В жизни не всё получается так, как мы мечтали. И надо мириться с тем, что есть. Надо принимать то, что происходит в этой жизни разумно и сдержанно. Есть много такого, что мы не можем исправить, но должны пережить, стараясь тратить на это меньше сил и здоровья. В этом вся мудрость и умение женщины. Ведь семья, как и дом, держится на четырёх столбах. И три из них держит именно женщина.

– А где сейчас ваш первый муж, отец Ильи? – вдруг спросила Лиза и Валентина Адамовна ответила:

– Его давно нет. Он рано умер, уже после того, как мы разошлись.

На Гарбарке прокручивали музыку и её отдалённое звучание было грустным до слёз, словно о чём-то напоминая и за чем-то жалея.

– Вы с ним разошлись потому, что он пил? – осторожно спросила Лиза, не надеясь, что свекровь ответит на этот вопрос.

Но та откровенно и честно призналась:

– Да…

В субботу они всё-таки все вместе пошли на танцы. Илья всё время виновато и унизительно заискивал и угождал Лизе, а её это все больше раздражало.

– Прекрати лебезить, противно, – не выдержала она во время танца.

Он посмотрел на неё с мучительным и виноватым выражением в глазах и ничего не ответил. Ей стало жаль его и она, как тогда в вагоне, почувствовала раскаяние и стыд за свои слова. Чтобы как-то смягчить напряжение, проговорила:

– Мне кажется, ты очень изменился.

– Глупости, – сразу же мягко возразил он. – Как я могу измениться, с чего ты взяла?

Недовольная собой и всем, что происходило, она замолчала.

Они закончили танец и так же молча остановились рядом с Ариной и Олегом. Серёжка сбежал приглашать какую-то «Луизу», как он их в шутку называл, Олег куда-то вышел, и, когда снова зазвучала музыка, они продолжали стоять. Илья не приглашал ни одну из них, чтобы не оставлять другую одну. Кто-то чуть тронул Лизу за локоть и по выражению лица Ильи, по его сдержанному кивку и чуть заметной иронии в его глазах она поняла, кто это. Повернувшись, даже не попыталась скрыть недовольства.

Всем своим видом Антон Копешко выражал сдержанность и подобающее уважение, но её раздражало всё потому, что он не смел вторгаться в их круг как равный, не смел приглашать её, когда она была с мужем, и это был не школьный бал, а танцы в доме офицеров.

Она положила руку на его плечо, он осторожно взял её за талию и они медленно, не глядя друг на друга, пошли в танце. Ни музыка, ни вся обстановка не отодвигали её неприятностей и ей не хотелось кружиться с ним в вальсе. Почувствовав её настроение, он легко и ловко увёл её в другой конец зала, и вдруг с отчаянной смелостью проговорил:

– Господи, как ты пахнешь…

У неё перехватило дыхание от возмущения. Не глядя на него, она медленно проговорила:

– Если вы ещё раз позволите себе такую глупость, я оставлю вас посреди зала.

Ласковое недоумение в его глазах ещё больше возмутило её и она твёрдо добавила:

– И больше никогда не смейте говорить мне «ты».

Он кивнул, не решаясь ничего возражать, только чуть крепче взял её за талию и покорно проговорил:

– Больше не буду, обещаю.

Она снова услышала тёплый и чистый запах его рубашки, совсем близко были его красивые губы, словно припухшие от нерастраченных ласк, и чуть прикрытые ресницами загадочные глаза. В их расширенных зрачках был глубокий омут нежного восхищения, губительного поклонения, неотвратимой мужской силы и власти…

Она чуть отстранилась, почувствовав, что совершила что-то недозволенное и плохое, от чего ей стало так неприятно и стыдно, словно кто-то чужой внезапно и нечаянно подсмотрел её неодетую, в одном нижнем белье. И это ещё больше раздражало.

Танец закончился и он спокойно и вежливо отвёл её к мужу.

– Пойдём посидим в буфете, – предложил Олег, а Илья сразу же поддержал его:

– Конечно, пошли лучше посидим, там отличное пивко.

– К чёрту буфет и ваше пивко, – не сдерживая раздражения, проговорила Лиза.

– Нет, я тоже не хочу там торчать, – запротестовала Арина, но остановить мужчин было уже невозможно.

– Девочки, мы только на минутку, – виновато проговорил Илья и они с Олегом вышли из зала.

Приглушенный гул голосов, обычный для перерыва между танцами, не мешал им разговаривать и Лиза грустно сказала:

– Как скучно и однообразно мы живём.

– А кто живёт интереснее? Кинозвёзды? Тебе хотелось бы жить так, как они? Или как знаменитые певцы?

Лиза отрицательно покачала головой:

– Нет. По-моему, их жизнь – вообще полное убожество. Когда я слушаю их выступления по радио или телевидению, их пустые и глупые интервью, то мне становится жаль и даже стыдно за них. Надо быть очень недалёкими и примитивными людьми, чтобы не стыдиться так откровенно и публично обнажаться, выставлять эту глупость напоказ, да ещё и стараться преподнести её как своеобразную оригинальность творческих личностей и каких-то поисков, невероятной и пошлой ерунды.

– Вот именно. Это такое несоответствие с их ролями в кино, что просто поражаешься. Эти жалкие и глупые разглагольствования о каких-то нелепых, если не сумасшедших поисках самих себя. Вот он мучился-мучился, метался и бился лбом об стенку какой-то убогой каморки – и всё корчился от творческих страданий в поисках самого себя. Каким же ограниченным и ничтожным должно быть это жизненное, духовное и творческое пространство, если в нём никак не удаётся найти самого себя? Ты понимаешь? Не поиск новых идей, новых веяний или проблем общества, решения больших и важных для всех или хотя бы для искусства задач, а именно поиск самого себя. Словно он внезапно убежал из сумасшедшего дома, где осталась или, может быть, как-то потерялась по дороге какая-то одна или несколько частей его, которые он никак не может найти и собрать вместе, в кучу, как говорится.

– А слова? Ты заметила их лексику, эти сверхэффектные словечки, за которыми прячется убожество мысли и узость ума? Эти постоянно муссируемые «совершенно изумительный человек, невероятно талантливый, чрезвычайно» и тому подобные завышенные эпитеты вызывают тошноту.

Арина помолчала, посмотрела на Лизу и вдруг тихонько, стараясь сдержать себя, засмеялась:

– Что это мы ополчились на этих сердобольных и несчастных лицедеев? Рассердились на мужей, а зло сгоняем на бедных артистах. Пойдём, лучше посмотрим, что они там делают.

– Не пойду. Пусть хоть утонет в этом пиве. Надоело, – проговорила Лиза.

В другом конце зала Серёжка разговаривал с Антоном как с давним знакомым, и, глядя на них, Арина спросила:

– Интересно, на каких общих интересах эти двое познакомились, что так мило и дружески беседуют? Я даже не предполагала, что они знают друг друга. Очень странно, правда?

Лиза раздражённо пожала плечами и обернулась. Сергей с Антоном тоже посмотрели на них. Зазвучала музыка и зал задвигался, оживляясь и готовясь танцевать, но никто не решался выйти первым. Сергей ободряюще кивнул Антону и тот, заговорщицки улыбнувшись, решительно пошёл через зал. Лиза была уверена, что не одна пара ревнивых девичьих глаз следила за тем, кого, словно напоказ всем, шёл приглашать он на самый первый круг в ещё почти пустой середине зала и её просто бросило в жар, когда она поняла, что он идёт к ней. Ей вдруг стало ясно, о чём они говорили с Сергеем и почему тот ободряюще кивнул ему. А теперь он смело шёл к ней, уверенный в себе и в том, что выведет её в центр почти пустого зала, чтобы похвастать, что имеет право танцевать с ней, когда захочет.

– Кажется, он идёт приглашать тебя, – прошептала Арина, а Лиза с раздражением ответила:

– Чёрт бы его побрал…

Он подошёл, глядя на неё с восторгом и поклонением, чуть наклонил голову, протянул руку:

– Можно вас пригласить? – с мягкой улыбкой спросил он.

Её раздражало и возмущало всё: оставивший её и сидевший в буфете безвольный и уже, наверное, пьяный Илья, этот уверенный в себе, независимый и смелый зазнайка, посмевший приглашать её, чтобы вывести в танце в середину ещё почти пустого зала и показать всем уже какие-то права на неё, словно она была свободная девчонка, а не замужняя женщина и его учительница. Спокойно и невозмутимо глядя на него, она чуть качнула головой и решительно ответила:

– Нет.

Он знал, что все смотрят на них, не ожидал и не мог поверить, что она может отказать ему.

– Нет? – повторил он удивлённо.

– Нет, – так же спокойно и уверенно повторила она.

– Почему? – спросил он, бледнея.

Как смел задавать ей такие вопросы, как равной, этот зазнавшийся наглец? Что ж, пусть поостережётся впредь даже надеяться на какие-то поблажки с её стороны и пожалеет, что посмел хотя бы в мыслях допустить что-то другое.

– Потому, что вы… что вам непонятно? Нет, и всё, – раздражённо ответила она.

Ей показалось, что зал замер. Он чуть заметно кивнул, покоряясь её решению, повернулся, под взглядами всех решительно и быстро прошёл через весь зал к двери и быстро вышел. Следом за ним вышел Сергей.

Несколько минут Лиза продолжала спокойно стоять, и так же невозмутимо стояла рядом с ней Арина, всем своим видом показывая, что ничего особенного не произошло и что ей, как и до этого, даже немножко скучно на этих танцах.

– Пойдём всё-таки посмотрим, что делают наши благоверные, – предложила она, и они медленно пошли из зала.

– Зачем ты так унизила его? – спросила Арина.

– А кто он такой? Как он вообще посмел приглашать меня так демонстративно, словно я одна из его одноклассниц? Самоуверенный зазнайка, возомнил о себе невесть что. Пусть немного поубавит свой пыл.

Олег с Ильёй сидели за столиком в обществе других офицеров. Перед ними стояли бутылки с водкой и пивом, и по их глазам было видно, что им очень хорошо сейчас и что они вполне довольны происходящим.

– О, девочки, вы пришли? – обрадовано спросил Илья и предложил: – Садитесь с нами.

Наклонившись к его уху, Лиза тихо сказала:

– Я ухожу домой. Ты остаёшься?

– Ну что ты, рыжик, сейчас пойдём вместе, подожди. Мы сейчас допьём и пойдём все вместе, – ответил Илья, но она повторила:

– Я ухожу домой.

Арина взяла её под руку и предложила:

– Пойдём заберём пальто из гардероба.

Они отошли от столиков, и Арина спросила:

– Какая тебя муха укусила? Ты чего завелась?

– Я завелась? – удивилась Лиза. – Но они же сейчас напьются как суслики.

– Ну и что? Ты начиталась об идеальных мужьях-декабристах? А у нас обычные люди, а не князья или графы.

– Но ведь они же офицеры.

– Ну и что? Конечно, офицеры. И они иногда выпивают.

– Но ведь не все же.

– Конечно, не все. А что, собственно, произошло? Они приехали из командировки, сегодня и завтра выходные, почему им нельзя расслабиться? Что ты взвинчиваешься?

– Я взвинчиваюсь?

– Конечно. А если не можешь это терпеть, то не надо было выходить замуж за офицера.

Лиза кивнула и согласилась:

– Ты права. Наверное, не надо было.

Илья, конечно, перебрал и на другой день был совершенно болен и разбит. Лиза не могла смотреть, как он, виновато унижаясь и заискивая, пытался загладить свою вину. Их отношения окончательно испортились.

Вечером он всё же встретил её возле школы, и они молча пошли домой. Тягостное молчание угнетало обоих, но ни один не начинал разговора, ожидая, что это сделает другой. Наконец Лиза сказала:

– Тебе нравится так жить?

– Как? – спросил он, чтобы выиграть время.

– Ты надеешься спрятаться за этими дурацкими вопросами?

– Нет, – снова односложно ответил он, чувствуя свою вину и не зная, что говорить.