Текст книги "Не завтра жизнь кончается"

Автор книги: Ангелина Маркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Иногда Илья встречал Лизу вечером после уроков возле школы и они медленно шли домой, неспешно разговаривая и останавливаясь, чтобы рассмотреть интересный домик или резьбу наличников, и так же неторопливо идти дальше, дыша свежим и морозным воздухом. На тёмном небе мерцали и пульсировали далекие звезды, под ногами поскрипывал снег, стволы и ветки деревьев, доски заборов и замерзшие скамейки возле калиток сверкали и переливались в свете фонарей.

Лиза опиралась на локоть Ильи и думала о том, что в их жизни наступил какой-то хороший, зрелый период, когда все идёт спокойно и ровно, определившись и установившись, как бы навсегда. Наверное, этому помог приезд Валентины Адамовны или они с Ильей вступили в такой возраст взаимопонимания и уважения друг к другу, или виной всему был этот чудный городок с такой мягкой и красивой зимой, пушистым снегом и приятными, милыми людьми и друзьями.

Проводив Илью на службу, они с Валентиной Адамовной сидели в гостиной. Готовить обед было ещё рано, Лиза слушала свои записи на магнитофоне и листала журнал рижской моды, Валентина Адамовна вязала носки для Алёшеньки.

– Ну, нашла что-нибудь потрясающее среди модных фасонов? – спросила Валентина Адамовна.

– Я не люблю ничего потрясающего, – ответила Лиза. – Но тут есть несколько интересных платьиц, которые мне нравятся. Красивые и скромные. И мы легко могли бы их пошить. А вышить я могу сама, это просто.

– А где взять материал? Денег у нас осталось только на питание до получки.

– Я видела очень хороший материал в уценённом магазине. Удивляюсь, что они уценили его. Красивый тёмно-синий креп-сатин.

– Ну? – Валентина Адамовна чуть улыбнулась.

– Мамочка, он очень даже приличный и почти бесплатный. Если украсить вышивкой, получится чудный наряд на новогодний вечер.

– Так что делать? – оживилась Валентина Адамовна. – Может, займём у наших хозяев? Скоро моя пенсия…

– Мамочка, вы – чудо. Только пойдём посмотрим вместе, я хочу знать ваше мнение.

После завтрака с Алёшенькой они пошли все вместе в магазин и купили понравившуюся Лизе ткань, взяв даже ещё одну, салатного цвета. Валентина Адамовна одобрила выбранный Лизой фасон и они принялись кроить и шить.

У англичан есть древняя мудрость: в каждой семье есть свой скелет в шкафу, т. е., своя неприятная или даже постыдная тайна. Была такая и в семье Савельевых. И этой тайной было то, что Илья не умел пить.

Из-за этого их жизнь уже не раз доходила до полного разрыва, но всякий раз раскаянием и клятвами Илье удавалось отодвинуть это. После того, как Лиза пригласила свекровь переехать к ним жить и помочь как-то повлиять на него, они стали мирно и хорошо жить именно в этом городке, в Белоруссии. Илья совершенно изменился, приходил домой вовремя и трезвый, и они зажили вполне счастливо.

Но в один из вечеров он снова вернулся домой пьяным. Блаженно и глупо улыбаясь, он смотрел на них бессмысленными стеклянными глазами и без конца виновато и бестолково повторял:

– Рыжик, ну, ты чё? Что с тобой? Чего ты заводишься? В чём дело? Ну, что?

Лиза даже не могла говорить. Да и что можно было ответить на эти тупые, не требующие никакого ответа вопросы? Она молча помогала Валентине Адамовне подавать ужин. Раньше вид пьяного, безвольного и пустого существа, каким становился Илья, выбивали её из колеи. Она возмущалась, даже плакала. Опустошенная и подавленная, со временем она стала понимать, что у неё нет мужа. Это глупое и отвратительное существо не могло быть её мужем. И даже переезд к ним его мамы, оказывается, ничего в нём не изменил.

Валентина Адамовна, тоже расстроенная и подавленная, собрала посуду и понесла мыть на кухню. Лиза молча стояла у окна. Было жаль свекровь, ещё красивую, умную и добрую женщину, у которой не сложилась жизнь. Жаль себя и своих планов, которые всё больше рушились. Она мечтала о надёжном, серьёзном и добром муже, с которым создаст большую семью с тремя или четырьмя детьми. Алёшенька унаследовал от отца такую болезнь, что с мечтой о детях пришлось расстаться. Каждый раз, когда она видела Илью пьяным, она всё больше расставалась и со всеми остальными надеждами. Но теперь она почему-то думала об этом почти спокойно. Словно всё, что происходило с ней в этом городке, так изменило её, наполнив другим интересом и смыслом, что она стала легче и проще мириться с тем, чего ей недоставало. И даже Арине она не могла рассказать о том, что омрачало её жизнь. Спасением от семейной беды была работа в школе.

Новогодний вечер приблизился так, что увлёк всех в круговерть радостных волнений. Зима выдалась снежная, но мягкая и вечер, в который должен был состояться бал-маскарад, сверкал ослепительными блёстками на улице и яркими разноцветными лампочками ёлочных гирлянд в зале. Пахло свежей хвоей, духами, взрывами хлопушек и морозным холодом, впускаемым в двери, когда входили шумные и по-праздничному возбуждённые гости. В фойе женщины снимали шубы и пальто с меховыми воротниками, переобувались в нарядные туфли на высоких каблуках, поправляли перед большим зеркалом причёски, одёргивая банты и оборки нарядных платьев и блузок, смущались и шутили, улыбаясь румяными с мороза щеками. Мужчины поправляли галстуки, чувствуя себя немного скованно и непривычно в праздничных костюмах и отглаженных рубашках, чуть растерянно оглядываясь по сторонам в поисках того, чем можно было бы заняться до начала торжества. В отдельных комнатах уже переодевались в маскарадные костюмы и выходили в зал в масках участники маскарада, неузнаваемо изменившиеся, шли в зал, придерживая шпаги и шляпы с плюмажами, широкие юбки с оборками и кружевами, в открытых декольте, с грациозными шейками и шелковистыми локонами на висках, склоняясь тонкими талиями, переговариваясь и закрывая улыбки веерами как настоящие княжны или графини. Кто-то кого-то искал, спрашивал и звал, находил и задерживал, кто-то поспешно пробегал, взволнованно оглядывая зал, торопясь и боясь опоздать, не то и не так сделать или перепутать. И чем ближе подходило начало концерта, тем больше нарастало волнение и радостное ожидание чего-то необыкновенного. Наконец все расселись по своим местам, продолжая обмениваться шутками и приветствиями, поглядывая на сцену, где шевелился и ходил волнами занавес от перебегавших и суетившихся за ним участников, делавших последние приготовления, повторяя слова и сверяясь с программой. Серёжа тихонько наигрывал мотивы, задавая нужный тон, а исполнители смотрели на него сумасшедшими от волнения глазами, дрожа от напряжения и ничего больше не соображая и не воспринимая.

Наконец концерт начался. Несколько раз сбились ведущие, забыл от волнения свои слова Палевский и сказал что-то невпопад, но ему тут же подсказали из-за кулис и всё прошло почти незаметно. Когда же на сцену вышли стройные и прекрасные Таня Мацкевич и Тоня Чижикова в бальных платьях пушкинских времён и поплыла над залом волшебная и нежная мелодия дуэта Лизы и Полины из «Пиковой дамы» Чайковского, зал замер от восторга:

 
Уж вечер… померкли облаков края
Последний луч зари над башней умирает…
 

Их красивые голоса так сливались и плыли, то взлетая, то глубоко грустя, что зал просто взорвался аплодисментами, когда они допели и раскланялись в милых реверансах.

Все восторженно вздохнули, когда другие девочки запели всеми любимый «Белорусский вальс» на родном языке:

 
…Гэта ты мая, зорка ясная,
Ты любов мая непагасная…
 

И снова все долго и восторженно хлопали. Потом они же спели на польском языке только что появившийся «Валя-твист» и весь зал прихлопывал в такт припеву:

 
Валентина, Валентина,
Юж гвязд краина я добже зна.
Быто квяты для Гагарина,
А Валентина твиста ма…
 

Но настоящей неожиданностью и гвоздем концерта стал Толик Боровик. Ему громче всех аплодировали, его вызывали на «бис» и он смущённо и сдержанно выходил повторять и кланяться. За кулисами его все обнимали и поздравляли, а он, красный от смущения, не знал, куда деваться и был, конечно, очень рад.

Пока после концерта выносили и расставляли вдоль стен стулья, освобождая зал для танцев, зазвучал первый волнующий и праздничный вальс, и первые нетерпеливые пары полетели по кругу, Лиза с Ариной направились к своим мужьям. Их то и дело останавливали то ученики, то учителя и восторженно хвалили за прекрасно удавшийся концерт.

– Это заслуга всех, – отвечали они. – Вы ведь отпускали с уроков, а иначе мы ничего бы не успели.

Ученики то и дело взволнованно спрашивали:

– Ну, как? Нормально получилось?

И Лиза без устали отвечала:

– Замечательно. Вы же слышали, как все аплодировали, наверное, руки поотбивали. Вы просто талантливые артисты, концерт отличный.

Но всем казалось мало похвал и восторгов, и вопросы повторялись, глаза светились от счастья и они снова хвалили всех участников, сами такие же возбуждённые и радостные, как все.

Когда Лиза наконец добралась до Ильи, к ним подошла Роза Марковна и, взяв Лизу за локоть, тихо сказала:

– Вы в этом платьице как десятиклассница, – маленькая, тоненькая, изящная, а платье просто изумительное.

– Правда? Мы сшили его с моей свекровью, а вышила я сама, как было в журнале, – ответила Лиза.

– Всё, всё получилось замечательно. Вы подготовили такой вечер, какого не было в истории нашей вечерней школы, поверьте, – как всегда тихо проговорила Роза Марковна, улыбаясь мудрыми глазами.

– Ну что вы, это не моя заслуга. Все помогали, все очень старались. Даже вы разрешили снимать с уроков. Без этого у нас ничего не получилось бы.

– Нет, нет, я знаю, что говорю. Но где вы взяли такие маскарадные костюмы? Просто невероятно, как всё красиво.

– Мы сами их сшили, правда, мама помогала, моя свекровь. А ребята на работе сделали обручи.

Роза Марковна покачала головой и сказала Илье:

– У вас замечательная жена.

– Спасибо, я это знаю, – улыбнулся Илья, держа Лизу под руку. Роза Марковна обняла их и проговорила:

– Идите, идите танцевать, а то я вас совсем заговорила. Танцуйте и отдыхайте, сегодня так надо.

Вряд ли в её жизни были более радостные и счастливые минуты, чем на этом балу, в этом зале вечерней школы, в этот новогодний вечер, в этом маленьком и необыкновенном городке Белоруссии, этой красивой и мягкой белоснежной зимой.

Они с Ильёй отошли от Розы Марковны и уже в следующую минуту закружились в вальсе, легко и слаженно двигаясь по залу.

Из каких простых, порой незаметных и обычных моментов состоит наше счастье? Из тех обыкновенных дней и простых, добрых забот, среди которых однажды начинается праздник, яркий, как звездопад. Приходит момент необычного везения и успеха, от которого всё преображается и вся жизнь на мгновение меняется, превращаясь в сказку, головокружительную и прекрасную, как сон. И даже потом, когда всё проходит и возвращается на круги своя, воспоминание об этом счастливом времени остаётся на всю жизнь, согревая и освещая её суетные минуты светлым и дивным светом.

Кружась в вальсе и переводя дыхание от танца, она тихо сказала мужу:

– Если ты меня сейчас же не выведешь отсюда, я упаду. У меня расстегнулся ремешок на туфле.

Он вывел её из зала и в вестибюле сказал:

– Давай я сам застегну.

Она прислонилась к прохладной колонне, а он присел рядом, застёгивая пряжку. Вокруг были люди, взволнованно радостные и празднично нарядные, в зале продолжали танцевать и оттуда неслась музыка, но что-то заставило её повернуть голову и посмотреть совсем в другую сторону. И, как иногда на уроке, она встретила взгляд красивых серых глаз, таких откровенных, восхищённо-ласковых и смелых, что, даже встретившись с ней взглядом, он не отвёл глаза, а у неё дрогнуло сердце.

Повернувшись к мужу, она спросила:

– Ну что, не получается?

Илья выпрямился и ответил:

– Почему не получается? Всё в порядке, рыжик, можешь танцевать хоть до утра.

– Тогда танцуем до утра, – улыбнулась она и пошла с ним в зал.

Но следующий танец Лиза и Арина танцевали с Ленским и Онегиным, танец был с хлопками и, уводя Лизу всё дальше по залу, Палевский говорил ей:

– Вы сегодня царица бала, самая красивая и лёгенькая, как фея.

– Ну, конечно, сегодня все раздаривают похвалы как новогодние подарки. И вы не хотите быть исключением.

– Но это правда, честное слово, вы сегодня лучше всех.

– А ведь по немецкому у вас, кажется, пятёрка за полугодие? – спросила она, и он кивнул.

– Тогда зачем же вам подхалимничать?

Он смутился и вдруг проговорил:

– Если хотите знать правду, то я в вас давно влюблён…Честное слово…

Глядя в его небесно-голубые глаза, она ответила:

– А вы знаете, я в вас тоже.

Он ещё больше смутился и его лицо стал заливать румянец.

– Вы шутите, – проговорил он, ещё больше краснея, но тут рядом с ними послышались хлопки, Лиза положила руку на плечо Коли Мацика и, улыбнувшись остававшемуся Палевскому, сказала:

– А вы разве нет?

И уже не слушая и не ожидая ответа, который был не нужен, она закружилась дальше с Колей, и он спросил:

– Как вы считаете, у нас всё нормально получилось с концертом?

И она в который уж раз за этот вечер радостно повторила:

– Конечно. И не просто нормально, а замечательно. Сама Роза Марковна в восторге и всех хвалила. Вы все очень талантливые.

В перерыве между танцами их окружили литературные герои в масках, и Арина спросила девочек:

– Может, вам удобнее было бы переодеться и танцевать в обычной одежде?

– Что вы! Это так интересно, даже чувствуешь себя как-то особенно, – возразили все, а Зося взмолилась:

– Дима, Димочка, ну что же ты не ухаживаешь за мной? Какой же ты Онегин?

Дима стал в позу и прочёл:

 
Когда бы жизнь домашним кругом
Я ограничить захотел,
Когда б мне быть отцом, супругом…
 

Он запнулся, забыв слова, посмотрел умоляющим взглядом на Арину, и та подсказала:

 
Приятный жребий повелел…
 

Дима галантным кивком поблагодарил её и продолжил:

 
Когда б семейственной картиной
Пленился я хоть миг единый, —
То верно б кроме вас одной
Невесты б не искал иной.
 

– Достаточно, – уверенно, как на уроке, прервала Арина и указала на Палевского:

– Теперь вы, Стас.

И тот сразу же продолжил:

 
Но я не создан для блаженства,
Ему чужда душа моя;
Напрасны ваши совершенства:
Их вовсе недостоин я.
 

– Пять с плюсом, – с удовольствием заявила Арина и добавила: – Ах, если бы вы все так отвечали на уроке!

– Ах, если бы на уроке были такие балы и танцы! – в тон ей ответил находчивый Палевский и все весело засмеялись.

Снова зазвучал вальс и Онегин церемонно поклонился Татьяне Лариной:

– Сударыня, позвольте пригласить вас на танец.

Палевский смущённо улыбнулся Лизе, и ей показалось, что он сейчас пригласит её, но кто-то уже дотронулся до её локтя, и, обернувшись, она встретила взволнованные и красивые глаза Копешко.

– Вы же хотели, чтобы я пригласил вас на вальс, – чуть насмешливо проговорил он, заметно волнуясь, а Палевский заметил:

– И где ты взялся? Это был мой вальс.

– Ты прозевал, – отшутился Копешко.

Лиза положила руку на его плечо, а вторую он взял в свои пальцы и она снова услышала чистый и свежий запах его рубашки на тёплой груди. Она замерла от неожиданного желания прижаться щекой к этой груди, закрыть глаза и забыть обо всём. Отстраняясь от него, подумала, что никогда в жизни и ни с кем не чувствовала ничего похожего и никогда не думала, что такой притягательной может быть мужская грудь, как тёплая и надёжная защита. Повернув голову, чтобы не смотреть на него, она ощутила, как ладонь его руки стала влажной, и, чуть охрипнув от волнения, он признался:

– У меня запотели руки…

– Это неважно, – легко ответила она и, чтобы помочь ему успокоиться, добавила: – Не обращайте на это внимания.

– Я очень волнуюсь, – почти шёпотом проговорил он.

Ничего не ответив, она сделала вид, что не расслышала его слов, но он сказал:

– Вот я держу сейчас вашу руку и обнимаю вас за талию, а другая ваша рука у меня на плече…

– И что? – спросила она.

– А если бы я так обнял вас вечером, когда мы вместе идём домой, то, наверное, получил бы оплеуху.

– Можете не сомневаться, – твердо ответила она. – И что это за разговоры? – Чтобы отрезвить его, сразу спросила: – Что же вы не уехали к вашей невесте?

Он удивлённо посмотрел на неё, словно ему было неприятно даже вспоминать об этом, и уже другим тоном сдержанно ответил:

– Изменились обстоятельства.

– А я считала, что вы умеете управлять обстоятельствами, – сказала она.

– Я тоже так считал, – серьёзно согласился он и добавил: – Пока не встретил вас.

– Да что вы? – с нескрываемой иронией спросила она, решив насмешкой пресечь подобные намёки в будущем: – Уж не собираетесь ли вы мне объясняться?

Он посмотрел на неё потемневшими от волнения глазами и смело ответил:

– Собираюсь.

– Ну, тогда начинайте, – с той же лёгкой иронией предложила она, но, уходя от её насмешливого тона, он ласково сказал:

– Вы в этом платье как десятиклассница.

– Ну, это я уже слышала сегодня несколько раз. Так что вы опоздали – это повтор.

– У вас очень волнующие духи, – словно не слыша её насмешливого тона и упорно не поддаваясь ему, продолжил он и она согласилась:

– Да, мне они тоже нравятся.

Но, глядя на него с той же иронией, подчеркнула:

– Это подарок мужа. И это очень дорогие духи.

Это было сказано с умыслом. Почему? Чтобы напомнить ему о нерушимой стене между ними или самой спрятаться за ней от опасности?

Он промолчал, чуть заметно улыбнувшись, и ей показалось, что он видит и понимает всё, что с ней происходит. Никак не отвечая на её слова, он мягко спросил:

– Можно, я скажу вам что-то очень важное?

– Нельзя, – твердо ответила она и, чтобы раз и навсегда исключить даже намёки на такие разговоры и показать, что никогда не станет серьёзно относиться к этому, насмешливо добавила: – Если это объяснение в любви, то с этим вы тоже опоздали. Я уже выслушала его сегодня от вашего одноклассника.

Он кивнул, но, не теряясь, спросил:

– И что же вы ему ответили?

– Разумеется, взаимностью, – глядя в его глаза, сказала она.

Но смотреть в эти глаза было невозможно. Что бы она ни говорила и как бы ни пыталась защититься насмешливым тоном, на неё смотрели знающие глаза мужчины, умного и сильного. Он действительно знал, чего хотел, и знал, как этого добиться. И уступал ей, и покорялся потому, что это была извечная тактика заманивания и обещания невероятного, никогда раньше не испытанного счастья – извечное умение, данное мужчине от рождения. И она впервые почувствовала, как притягательна эта сила.

– И кто же был этот счастливчик? – спросил он, всё так же глядя на неё.

– А вот этого я вам не скажу, – легко ответила она.

Он чуть привлёк её к себе, умело и осторожно. Она снова услышала, как пахнет чистой речной водой и свежим ветром тёплая рубашка на его груди. Не сразу отстранившись, снова захваченная внезапным желанием прикоснуться к этой груди, к этой тёплой и свежей рубашке, спрятать в ней лицо и почувствовать нежность, силу и надёжность, исходившие от него, она оглянулась, ища глазами Илью. Тот танцевал в другом конце зала с одной из её учениц и, улыбаясь, что-то говорил. Это успокоило её, и в следующую минуту она легко закружилась по залу так, что, казалось, они легко полетели.

– Вы необыкновенная женщина, – проговорил он одним дыханием.

Она чуть отстранилась и насмешливо спросила:

– И что я должна ответить?

Не принимая её насмешки и, словно не слыша её слов, он ещё более настойчиво и уверенно повторил:

– Вы необыкновенная. И я никогда не встречал такую, как вы.

– Ну, разумеется, – легко ответила она. – Спишем всё на праздник и на то, что вы в своей жизни встречали ещё очень мало женщин.

– Не скажите, – так же уверенно возразил он. – Я встречал женщин достаточно для того, чтобы даже начать немного презирать их.

– Жаль, что вы встречали только таких. И поэтому нормальная женщина кажется вам необыкновенной.

– Я знаю жизнь и людей, – так же уверенно и твёрдо повторил он и уже мягче добавил: – И вы действительно необыкновенная.

Не желая поддаваться его серьёзному тону или одёргивать его в такой праздничный вечер, она вдруг решила повторить недавнюю шутку с Палевским и проговорила:

– Вы тоже.

Видя как изменилось выражение его лица, она так же легко добавила:

– И мне хочется, чтобы вы встретили девушку, с которой узнаете, что любовь не выдумки поэтов и писателей.

Но он серьёзно ответил:

– Мне этого тоже очень хочется. И, кажется, я её уже встретил.

Он говорил, конечно, о ней, она это знала. И было бы необыкновенно, если бы это было правдой. Но пока она, ничего не ответив, легко и слаженно закружилась с ним в вальсе…

– Ты танцевала с тем учеником, который собирался ехать жениться? – спросил Илья, когда они медленно возвращались домой.

– Да, и с ним тоже.

– Что же он не уехал?

– Говорит, что изменились обстоятельства.

– И объяснялся тебе в любви.

– А что – было заметно?

– Я по глазам его видел.

– Да, пытался. И не только он один. Но мне показалось, что моя ученица, с которой ты танцевал, тоже смотрела на тебя с восторгом обожания.

– Разве? Я не заметил.

– Что ж, сегодня был замечательный бал, – проговорила она. – Все немножко опьянели от праздника и говорили друг другу приятные глупости. Наверное, так и должно быть на новогоднем вечере. Хотя жаль, что праздник пройдёт и со временем всё забудется.

Но забылось не всё. И даже сам новогодний вечер ещё долго не забывался, всколыхнув вечернюю школу, сблизив учеников и учителей и сделав их жизнь более интересной.

Лиза чувствовала тайное облегчение оттого, что Копешко не поехал к своей армейской невесте. Ей казалось, что их беседы как-то изменили это решение и его самого, но вскоре оказалось, что она ошибалась. Он стал часто уходить с уроков и даже пропускать целые дни занятий. На одной из перемен она остановила его в коридоре и сказала:

– Вы стали пропускать много занятий. Это связано с работой?

Он на минуту запнулся, но потом прямо ответил:

– Нет, моя работа не занимает много времени.

Стараясь не замечать ласковой теплоты в его выразительных глазах, она спокойно спросила:

– Тогда что же случилось? Пытаетесь взять от жизни всё, жертвуя намного более важным?

Он улыбнулся и снова мягко и ласково посмотрел на неё:

– Не думайте обо мне плохо, Елизавета Сергеевна. Я тогда болтнул глупость, а вы запомнили. Просто у меня мама разболелась. Она у меня старенькая, я ведь у неё самый младший и меня из-за этого даже в армию взяли позже положенного срока.

Не было никаких оснований не верить ему, но она почему-то не поверила. И всё же спокойно сказала:

– Надеюсь, ей станет лучше, пусть выздоравливает. А вы не забывайте, что впереди серьёзные выпускные экзамены и вы, кажется, собираетесь учиться дальше.

Соглашаясь, он кивнул, и она пошла в учительскую.

В воскресенье они пообещали Алёшеньке сразу после завтрака идти в парк кататься с горки. Туда же должны были прийти Арина с Олегом и привести Павлика. Но утром Илья спустился во двор покурить, Лиза с Валентиной Адамовной собрали завтрак и стали ждать его. Алёшенька нетерпеливо торопил их и Лиза пошла звать Илью, но его нигде не было. Она обошла и осмотрела весь двор и совершенно растерянная вернулась в дом. Ничего не понимая, они подождали ещё какое-то время и Валентина Адамовна пошла искать его сама. Алёшенька расстроился до слёз.

Почти через два часа Илья с трудом поднялся по ступенькам на второй этаж.

Он был совершенно пьян.

– Я там курил… и хозяин меня пригласил…и мы немножко посидели…

В бессмысленных и пустых глазах отражалась вся скудость умственных операций, ограниченных обилием залитого в мозг алкоголя.

– Но ведь мы договорились совсем о другом, – возмущённо напомнила Валентина Адамовна. – Мы же пообещали ребёнку пойти на горку, он ждёт и нервничает, а ты…как же ты мог?

– Мог, – пролепетал Илья, с трудом добираясь до дивана. – Я не мог отказать, меня же пригласили…и я не мог…

– А мы? Мы ждём тебя завтракать, а ты сидишь и пьёшь с хозяином?

– Да…а я… это…

Он повалился на диван и через минуту уже спал мертвецким сном. Говорить было не с кем и не о чем.

– Ну, куда теперь идти? Испортил всё воскресение, – сокрушённо вздохнула Валентина Адамовна.

– Не могу его видеть, – проговорила Лиза. – И лучше уйти, чем сидеть здесь…

В начале января мужья всё-таки уехали в командировку.

И хотя жёнам не привыкать было к подобным отлучкам своих военных мужей, такая долгая разлука на целых два месяца случалась редко.

В первую же субботу Арина с Павликом приехали к Савельевым, чтобы вместе идти в парк кататься на санках. Там было много детворы, визга и смеха, море радости и восторга, когда, падая в снег, они набирали кучу побольше и валились друг на друга уже нарочно. Щёки и лица детворы горели от мороза и возбуждения, они захлебывались от смеха и восторга, а взрослые, стоя в стороне, тоже весело сопереживали, вспоминая свое детство и такое же катание с горок.

– Господи, какая красота, какая чудесная зима, – проговорила Арина и они пошли с Лизой вдоль горки.

– Что-то в этом городке есть необыкновенно милое, – согласилась Лиза.

Арина отрицательно покачала головой:

– Это не городок виноват. Это такой период в жизни, вершина ее. Поэтому все так сходится и удается. Значит, это самое счастливое время и лучше этого уже ничего не будет. Праздник не может длиться всю жизнь. Судьба не любит часто предлагать подарки. Это одно правило. А второе, такое же непреложное, ты отлично знаешь сама: за всё в этой жизни надо платить.

– Ты говоришь, как старый мудрец. – улыбнулась Лиза.

– Нет, я уже знаю это даже по собственному опыту. И где-то читала, что вся Вселенная возникла на жертве и существует на этом законе. И самой первой была жертва совершенного Творца, создавшего всё и отделившего от себя, то есть, пожертвовавшего частью своего сознания и духа для сотворения всего, что есть в мире. И во всём в жизни действует этот закон жертвы.

– В чём именно?

– Во всём. Вспомни историю: даже первобытные охотники знали, что, не пожертвовав, ничего не получишь, и устраивали жертвоприношения перед охотой и всяким важным начинанием. И этот закон действует вечно. Просто мы не хотим его замечать. А люди верующие знают это. И в философии это закон отрицания отрицания, мы же учили в институте.

– Конечно, но при чём здесь этот закон?

– А при том, что всё построено на жертве: чтобы что-то родилось, что-то другое должно умереть. Чтобы выросло растение, должно прорасти, распасться и умереть зёрнышко.

– Да, но это же растительный мир.

– Нет, не только. Чтобы создать семью, надо пожертвовать свободой. Чтобы родить ребёнка, надо принести жертвы токсикозов, а потом мук и крови. Даже чтобы сварить суп, надо пожертвовать временем своей жизни, работой, усилиями. А чтобы жить с мужем, приходится жертвовать всю жизнь. Другое дело, что любовь, уважение, долг, взаимопонимание и многое другое сводят эти жертвы на нет или даже делают их приятными, но от этого их суть не меняется: это жертвы и со стороны мужчины, и со стороны женщины.

– А как же счастье? За него тоже нужно платить?

Арина помахала рукой Павлику, потом ответила:

– А за любовь и счастье иногда приходится платить сторицей. Разве ты не замечала?

Лиза подумала и ответила:

– Нет. Мне всё досталось неожиданно и легко. Хотя…

Арина не дала ей закончить и задумчиво сказала:

– Мне не хочется быть Кассандрой и предсказывать тебе неприятное, но не забывай, что твоя жизнь ещё только начинается. И, по-моему, в жизни не бывает долгого и абсолютного счастья по причине несовершенства этого мира. Почему-то всегда, если двое любят друг друга и счастливы, то непременно что-то должно случиться: либо расстанутся по глупости, либо кто-то из них заболеет, а то и погибнет, не дай Бог, конечно. Если же всё более или менее нормально, то либо всю жизнь им не хватает денег, либо здоровья, либо ещё чего-то очень важного.

Арина повернулась и посмотрела на катившихся на санках с горки Павлика и Алёшеньку.

– Наши маленькие мужички готовы тут примёрзнуть и превратиться в сосульки, если мы их не уведём, – проговорила она и они пошли забирать сыновей.

Возвращаясь из парка, Лиза сказала:

– Ты чувствуешь, как иногда среди зимы до боли в сердце пахнет весной?

Арина поправила выбившиеся из-под шапочки пряди волос, остановилась и мечтательно произнесла:

– И знаешь, чего мне больше всего хочется?

После таких слов надо сделать паузу и Арина дала Лизе время подготовиться к достойному приёму того, в чём она хотела признаться:

– Мне хочется влюбиться.

Она посмотрела на Лизу, ожидая её реакции, но та смущённо молчала, и Арина добавила:

– Нет, нет, не думай, ничего плохого, без всякой грязи и плоти, – объяснила она, догадавшись, о чём подумала подруга. – Никаких измен или другой ерунды, не думай. Даже никаких встреч. Просто увлечься, взлететь, красиво и легко, чтобы весь мир запел и преобразился. Ты понимаешь, о чём я? Это такое сказочное состояние…

Лиза задумчиво согласилась:

– И даже не нужна взаимность. И пусть он об этом даже никогда не узнает, и это ничем не кончится. Ведь важно только это необыкновенное состояние влюблённости.

Арина кивнула и обе замолчали.

– Неужели наша жизнь так и пройдёт ровно и благополучно? – проговорила Лиза. – Неужели не случится ничего необыкновенного и потрясающего?

– Большой любви. – улыбнулась Арина.

– Не знаю. Может быть.

Плывёт по жизни и мается душа человеческая, в поисках чего-то важного и самого главного, понимая, что пришла в этот мир не только для приземленных и обыденных дел, для повседневных трудов, ради дней, похожих друг на друга, а для чего-то намного более важного и высокого. Но в чём оно и где? Чего ищет и к чему стремится человеческий дух, не находя покоя и удовлетворения ни в большой власти и ни в каких других земных благах? Потому что не от мира сего стремления эти и тоска, не от мира сего эти мечты и желания и не в мире сем их цель…

Теперь, более чем через тридцать лет она знала ответ на многие вопросы. Но для этого понадобилась почти вся жизнь. Почти вся жизнь, чтобы узнать, зачем человек приходит в этот мир, и понять, что главная цель его прихода, и задача его жизни – это познание своей связи со Вселенной как частички её. Познание Творца всего и вся – Бога, любовь к Нему, Непостижимому, Извечному, Бесконечному Совершенству. Познание Его великих и вечных на все времена законов, стремление жить в гармонии со всем, в любви и быть сотворцом добра, красоты и любви.

Они пришли домой, где Валентина Адамовна уже ждала их, приготовив обед. Включили магнитофон с любимыми записями песен Ива Монтана и Кароля, Эдиты Пьехи и арий из опер, перемешанных и записанных бессистемно, как они звучали по радио.

– Что это за чудесная мелодия? – спросила Арина, услышав пение скрипок.

– Это «Наварра» Сарасате, – объяснила Лиза.

– А что такое Наварра? – спросила Валентина Адамовна.