Текст книги "Бесценные алмазы"
Автор книги: Ангел Каралийчев
Соавторы: Орлин Васильев,Стоян Дринов,Веса Паспалеева,Ран Босилек,Калина Малина,Асен Расцветников,Елин Пелин,Цанко Церковский,Светослав Минков,Георгий Караславов
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
других! – ответила Пчёлка и полетела на пасеку.
Асен Расцветников
Прожорливая Лиса
Г де-то за горами, за рекой Марицей, некогда
бродила рыжая Лисица. И была плутовка,
скажем откровенно, сметливой и умной
необыкновенно. Уважали звери кумушку за это,
ни за что не брались без её совета.
Но, сказать по правде, кто без недостатка,
была и у Лиски скверная повадка: в еде она меры
никакой не знала, сколько бы ни съела, всё
ей было мало...
Вот она однажды утром, как обычно, лес
густой покинув, вышла за добычей. Тихо она
кралась, близ села кружила, пять курочек жирных
там она схватила.
Мигом их обжора съела без остатка, после
огляделась, потянулась сладко. Видит, к ней"
шагают гуси целым стадом. Засмеялась Лиска:
– Вас-то мне и надо!
На гусей злодейка мигом налетела и без
промедленья всех их быстро съела. Села зубки
чистить, хвост свернув колечком. Смотрит, стая
уток ковыляет к речке. Рыжая Лисица их считать
не стала и, зубами щёлкнув, тихо прошептала:
– Очень я вам рада, пожалуйте, утки, есть
для вас местечко у меня в желудке.
Только пух и перья в воздух полетели,
будто снег, взметённый яростной метелью.
И теперь, наевшись прямо до отвала, рыжая
обжора к лесу зашагала.
Вдруг остановилась Лиска на пригорке, стала
воздух нюхать, огляделась зорко.
– Чую я, что пахнет виноградом спелым,
а ведь я давненько сладкого не ела!
Смотрит – сад обширный зеленеет близко,
и к нему с пригорка устремилась Лиска. Прибежала
к саду – экая досада: окружён он крепкой
каменной оградой. Прыгала Лисица с места
и с разбега, рвалась вверх, взбиралась, но всё
без успеха. И когда так прыгать сил уже не
стало, вдруг она в заборе дырку увидала.
Только в сад проникнуть не пришлось злодейке,
узкой оказалась для неё лазейка.
– Ну раз так, – Лисица молвила угрюмо,
– нужно мне скорее что-нибудь придумать!
Стала она думать, глазки закатила и, умом
раскинув, похудеть решила. Отошла в сторонку
и в траве засела, три дня и три ночи ничего
не ела. И за это время умная Лисичка стала
очень тонкой, тоненькой, как спичка. Удалось
теперь уж без помех обжоре в сад большой проник-
нуть сквозь дыру в заборе. Тут она от радости
вся затрепетала и весёлым голосом так себе
сказала:
– Ешь теперь, Лисичка, наедайся вволю,
раз такое счастье выпало на долю!
Много Лиска съела винограда спелого,
винограда красного, а ещё и белого. Наконец,
наелась прямо до отвала, и к дыре в ограде
побрела устало.
Но наружу выйти не пришлось злодейке,
оказалась узкой для неё лазейка. Испугалась
Лиска и себе сказала:
– Я сама, невольно, в западню попала!
Снова стала думать, глазки закатила и, умом
раскинув, похудеть решила. Отошла в сторонку
и в кустах засела, три дня и три ночи ничего
не ела. И за это время умная Лисичка снова
стала тонкой, тоненькой, как спичка. Удалось
теперь уж без помех обжоре выбраться наружу
сквозь дыру в заборе.
Прочь она помчалась, на пригорке села и на
виноградник сверху поглядела, а потом сказала,
улыбаясь кисло:
– Я голодной в сад вошла и голодной вышла!
Един Пелин
Глупый волк
Однажды голодный волк увидел на лугу коня.
– Ага, – сказал волк, – ты-то мне и нужен.
Подошёл к коню и говорит:
– Доброе утро, Гнедко!
– С добрым утром, Серый!
– Где твой хозяин?
– Его нет дома.
– Значит, мне готов обед!
– Ах, серячок, ах, дурачок, да какой
же из меня обед: сам видишь, с меня и шкура
не содрана, – сказал конь.
– А как её содрать?
– Подойди ко мне сзади, ухватись за хвост
и дёрни. Шкура сама слезет...
Волк послушался, подошёл к коню сзади,
только было хотел дёрнуть за хвост, а конь
как лягнёт его, так у волка искры из глаз
посыпались.
Опомнился волк и поплёлся дальше.
Видит, на опушке леса баран пасётся.
– Здравствуй, Рогач!
– Здравствуй, Серый!
– Ты чей?
– Попа Федота.
– Ну, так я проглочу тебя в два счёта.
– Ах, серячок, ах, дурачок, как же ты
меня проглотишь, когда я такой толстый
– только себя и меня измучаешь!
– Что же нам делать?
– А вот что: ты останься здесь, разинь
пасть пошире и жди. А я отойду подальше,
разбегусь с горки и прямо в брюхе твоём
окажусь.
Волк согласился, упёрся лапами в землю,
разинул пасть и стал ждать.
Отошёл баран подальше, примерился, разбе-
жался, как саданёт волка рогами в зубы
– и давай бог ноги.
Три раза перекувырнулся наш волк, три
раза от боли взвыл, три раза брюхо себе
ощупал, три раза себя спросил: „Проглотил
я барана или нет?" И три раза сам себе
ответил: „Должно быть, проглотил, вот и
подняться не могу, до того тяжело!"
Кое-как поднялся наш волк и такой голод
почувствовал, что в глазах у него помутилось.
Хочет зубами щёлкнуть, а в пасти ни одного
зуба не осталось.
„Ещё бы, – подумал Серый, – разве одним
бараном наешься? Дай-ка ещё чего-нибудь
поищу!"
Поджал хвост и побрёл дальше, а в брюхе
от голода урчит.
Подходит к селу, глядь – навстречу ему
свиньи.
– Добрый день, хрюшки!
– Добрый день, волчий сын, чего тебе надо?
– Чьи вы?
– Здешних попов...
– А-а, стало быть, обед мне готов!
– Готов, Серый, готов, – говорят свиньи,
– но прежде, чем съесть нас, ухвати вот этого
поросёнка за ухо, он тебе на волынке сыграет.
Такой уж у нас обычай – едоков перед обедом
веселить.
Волк послушался – хвать поросёнка за ухо,
а тот как завизжит, как заверещит – всё село
переполошил. Видит волк – народ бежит с вилами,
с дубьём. Догадался, что дело нечисто, бросил
поросёнка и пустился прочь во всю прыть.
Вернулся волк в лес, пристыженныйи голодный.
Видит – навстречу идёт по тропинке
деревенский портной с аршином в руке.
Помахивает аршином, посвистывает и время
от времени табак нюхает.
– Здравствуй, мужик! – говорит волк.
– Здравствуй, лесовик! – отвечает портной.
– А я тебя съем!
– Будь по-твоему, – говорит портной,
– только я боюсь, что в брюхе у тебя не умещусь.
Дай-ка обмерю!
– Мерь, коли охота, – согласился волк,
– только живее, уж больно я голоден.
Портной схватил Серого за хвост – и ну
аршином орудовать. Бьёт и приговаривает:
„Аршин в длину, аршин в ширину! Аршин
в ширину, аршин в длину!".
Портной лупит, а волк вырывается, портной
лупит, а волк вырывается, пока хвост себе не
оторвал и в чащу не убежал.
В лесной чащобе собрал Серый товарищей
и стал жаловаться на портного. Волки судили
да рядили и под конец решили: портного поймать
и в клочья разорвать. Побежали за ним
вдогонку.
Портной услышал, что волки за ним гонятся,
взобрался на высокое дерево и притаился.
А волки учуяли его и остановились под
деревом. Стоят и думают, как до портного
добраться. Думали-думали и надумали: глупый
волк под самый низ ляжет, а остальные друг
на друга взберутся и портного достанут.
Задумано – сделано. Принялись они друг
на друга взбираться – вот-вот портного схватят.
– Эх, от смерти, видно, не уйти, так дай
же напоследок хоть табачку понюхаю, – сказал
портной, открыл табакерку, достал большущую
щепоть табака, в обе ноздри заложил да как
чихнёт: „Апчхи!.. Ну и ну!.."
Глупому волку, что под самым низом лежал,
послышалось, будто портной кричит: „Аршин
в ширину, аршин в длину!" Он перепугался,
вскочил и прочь побежал, а остальные посыпа-
лись на землю, словно арбузы с воза. Рассер-
дились они на глупого волка, помчались
за ним, догнали – и тут пришлось ему худо.
Ангел Каралийчев
История одного яблока
Эта история случилась в те мрачные годы,
когда румяные яблоки украшали столы
богачей, а дети бедняков почти не видели их.
Маленькое яблоко родилось в погожее
весеннее утро.
Рои пчёл звенели над полями, солнце лило
свет прямо на почку, красовавшуюся
на верхней ветке дерева. Почка согрелась
и распустилась.
– Как хорошо! – прошептал розовый цветок,
окидывая жадным взором зелёные поля, межи,
поросшие кашкой, спокойную небесную синь.
Повеял лёгкий ветерок, качнул ветку.
Цветок наклонил головку. Пчела, жужжавшая
над межой, увидела его и полетела к нему.
Она села на него, уткнулась мохнатой головкой
в розовые лепестки и стала собирать цветочную
пыльцу. Цветок яблони замер от страха.
Пчела стряхнула золотую пыльцу себе на спинку,
зажужжала и улетела.
– Мамочка, что делало это крылатое существо?
– спросил цветок.
– Не бойся, детка, – сказала старая яблоня.
– Это пчела, она заготовляет мёд для людей.
– Для каких людей?
– Для тех, которые живут в долине, в
старом городе.
Прошла неделя. Розовые лепестки осыпались,
оголив крохотное зелёное зёрнышко. Зёрнышко
стало расти. Оно пило прохладную росу,
питалось живительным соком, который старая
яблоня поглощала из земных глубин. А когда
нивы пожелтели и золотые колосья склонили
отяжелевшие головки к земле, яблочко зарумя-
нилось. Оно купалось в знойных лучах солнца,
слушало песню жаворонка. Тёплый летний ветерок
днём дремал в овражке, а ночью раскачивал
ветки, шумел в листве.
– Кто это ходит по полям? – спросило как-
то ночью яблоко.
– Я, – ответил невидимый голос.
– А кто ты такой?
– Ветер.
– Ах, значит, это ты. Остановись, передохни
под ветвями моей матушки и расскажи о том
далёком городе, где по вечерам мерцают
тысячи светлячков.
– Это не светлячки, а электрические лампочки.
– Ах, – прошептало яблоко, – смогу ли
я когда-нибудь увидеть этот город?
– А что там смотреть. Город этот старый.
Стены домов облупились, от них веет нищетой
и печалью. Улицы кривые, грязные. И вода в реке,
что протекает через город, мутная, грязная.
Нынче вечером я заглянул в окошко одного
ветхого домишки и увидел там больную девочку.
У неё страшный жар. Она лежит на постели,
а у изголовья, за столом, сидит женщина
с седыми волосами и бледным измученным лицом.
Это мать девочки. Она сидит и при свете свечи
вяжет носок. Вдруг девочка жалобно простонала:
– Мамочка, милая, мне очень жарко! Я вся
горю, в горле пересохло. Дай мне поесть.
– Погоди, деточка, – сказала мать, подняв
глаза от вязанья. – Вот свяжу пару носков,
завтра утром продам их на рынке и куплю тебе
яблок. Ранние яблоки такие вкусные, такие
сладкие!
Мне стало жаль девочку, я взмахнул крылом,
чтобы охладить её лоб. Пламя свечи заколебалось
и погасло. В комнате стало темно. Девочка сказала:
– Мамочка, зажги свечу. Мне страшно!
– У нас кончились спички, детка.
– У меня сжалось сердце, – продолжал ветер.
– Я выбрался наружу, поднял огромное облако
пыли и улетел из ужасного города, где так
много горя и страданий.
Ветер умолк. Яблоко задумалось, склонив
головку. На рассвете оно задремало и проснулось
всё мокрое от росы.
– Покачай меня, – попросило оно ветра.
– Подуй, чтоб высохла моя алая рубашечка!
Ветер подул.
– Сильнее! – попросило яблоко.
Ветер налетел, качнул ветку посильнее,
и яблоко сорвалось с дерева. Оно упало прямо
на проезжую дорогу и покатилось под гору.
– Прощай, матушка! Прощай золотая нива!
– крикнуло яблоко. – Я больше вас не увижу.
– В добрый час, дочка! – промолвила
старая яблоня, а колоски закивали головами.
– Кати меня, ветер!
– Куда?
– Вниз! В город!
Ветер резво покатил румяное яблоко под
гору. Вскоре оно очутилось в городе. Разогнав-
шись, подкатилось под ворота и очутилось во
дворе, где пасся десяток свиней. Увидев
яблоко, свиньи захрюкали и бросились к нему.
Они сбились в кучу, подталкивали яблоко
пятачками. Оно с трудом выбралось за ворота
и покатилось дальше. Ветер погнал его к берегу
реки. Яблоко упало в воду и закричало:
– Ой-ой, спасите! Тону!
Но яблоко не утонуло. Оно поплыло вниз
по течению мимо стаек серых уток, которые
смешно ныряли, подняв кверху лапки, словно
лопатки. Рыбак, сидевший на берегу, закинул сеть
и вытащил из воды яблоко вместе с десятком
рыбок. Он сложил рыбу в ведро, бросил яблоко
на песок и пошёл своей дорогой. Яблоко
на солнышке высохло, засверкало румянцем.
После обеда на берег пришла полоскать бельё
худощавая женщина в чёрном платочке. Она
увидела яблоко, и глаза её засветились радостью.
– Ах, какая удача! – воскликнула она
и положила яблоко в карман передника. Это
была мать больной девочки. Вернувшись домой,
она радостно крикнула своей больной дочурке:
– Угадай, что я тебе принесла!
– Ракушку, мамочка!
– Нет, не ракушку, а красное яблоко!
Девочка взяла яблоко бледной ручкой,
поднесла к пылающим губам и поцеловала.
Яблоко увидело стол у изголовья, свечу, пустой
коробок из-под спичек и догадалось, что попало
в дом, о котором ночью рассказывал ветер.
Оно посмотрело на потрескавшиеся губы девочки,
и ему захотелось освежить их своим соком.
Девочка не могла нарадоваться яблоку и только
к вечеру, когда со двора потянуло зноем,
вонзила зубки в сочный плод. Ротик девочки
наполнился сладким соком. Яблоко показалось
ей вкусным-превкусным.
На ладони у девочки осталось четыре
коричневых семечка. Она протянула ручку
и выбросила семечки за окно в палисадник.
Когда пришла весна, под окном бедного
домика выросла крохотная яблонька. Она росла
не по дням, а по часам, потому что заботливые
руки каждый вечер поливали её свежей водой
из глиняного кувшина.
Веса Паспалеева
Сказка о светлячке
Дед Милко разостлал на берегу мокрый
невод и присел отдохнуть. Над морем
опускался тёплый летний вечер. Внук деда
Милко, Радулчо, уселся рядом с дедом на траве,
у костра, и, протягивая деду зажатую в
кулак ручонку, спросил:
– Дедушка, узнай, что у меня в руке!
– Наверно, нашёл в траве перламутровую
улитку, – сказал дед.
– Светлячка поймал, дедушка!
– Ну-ка покажи, горит ли его золотой
фонарик, – сказал старик и со смехом разжал
детский кулачок. – Вот погляди. Видишь,
как светится его фонарик. Светлячок носится
над лужайкой, ищет воровку-ласку, что украла
у него коралловое ожерелье.
– А ты откуда знаешь, дедушка?
– Знаю. Эту сказку мне рассказывал мой дед.
– Дедушка, а ты не шутишь? Так вот зачем
светлячку понадобился фонарик!
– Да, детка. Вот послушай. Жила-была
девочка-сиротка. Служила она у чужих людей.
Раз хозяева послали её в поле отнести
жнецам обед. Девочка шла, рвала цветы
и напевала весёлую песенку. Вдруг из лож-
бинки выскочил белый зайчик и взмолился:
– Девочка, ты не дашь мне поесть? Может,
угостишь свежей лепёшкой?
Девочка дала зайчику похлёбки, отломила
кусок лепёшки. Он поблагодарил и побежал
своей дорогой.
Не успела девочка сделать несколько шагов,
видит: навстречу катится колючий ёж.
– Девочка, дай немного поесть.
– Принеси мисочку, я угощу тебя вкусной
похлёбкой!
Колючий ёжик в знак благодарности сплясал
хоро. Поев вкусной лепёшки, присел у
источника отдохнуть.
Девочка перешла через овражек и стала
подниматься на вершину озарённого солнцем
холма, вдруг откуда ни возьмись бежит ласка.
Она потянула девочку за полу пестротканого
сукмана.
– Куда ты так спешишь, девочка?
– Несу обед жнецам.
– Налей немного похлёбки в мою мисочку!
Девочка отлила ей немного похлёбки и
пошла дальше.
– А разве ты не хочешь отведать свежей
лепёшки?
Девочка наклонилась, чтобы достать лепёшку,
а хитрая ласка подскочила к ней, схватила
коралловое ожерелье и была такова.
Бедняжка заплакала и кинулась догонять
ласку. А та – юрк в нору и затаилась.
Девочка горько заплакала и рассказала
о своей пропаже весёлому кузнечику. Пошли
они вдвоём искать воровку. Целый день бродили
по полю, а ласки и след простыл. Стемнело,
кузнечик уселся на цветок и заснул. А де-
вочка продолжала лить слёзы. Выбившись
из сил, она села на пенёк.
– Эх, была бы я светлячком, я бы со своим
золотым фонариком обошла всё поле и лес,
нашла бы своё ожерелье. Кто мне, горемычной,
поможет? – причитала девочка, вытирая
кулачком слёзы.
Шёл через лес дед Грибок. Был он волшебник.
Погладил он девочку по головке своей мягкой
ладонью, и она превратилась в светлячка.
Светлячок тот и поныне ищет своё ожерелье.
Остановит весёлых жнецов, спрячется в траву
и спрашивает, не видел ли кто ласки.
– Дедушка, а вот ещё один! – закричал
Радулчо и, сняв шапку погнался за светлячком.
Дед Милко встал. Надвигалась гроза. Он
унёс в шалаш горшок с ухой и позвал внука.
Константин Константинов
Старый аист
Давно кончилась молотьба. Поля лежали
голые, пустые. Ночью пошёл дождь —
тихий, ровный. К утру небо прояснилось, с
долин потянуло холодом. На ветках засереб-
рились нити паутины. Настала осень.
Старый аист захлопал крыльями, посмотрел
на небо и сказал:
– Пора!
Он позвал молодых аистов и наказал им
оповестить всех об отлёте.
Однажды утром чабан глянул вниз с вершины
холма и застыл от изумления: всё поле до
самого села было белым-бело. Туда слетелись
сотни аистов со всей округи. Чабан спрятал
в торбу рожок и стал прислушиваться. Старый
аист держал речь.
– Дети, – говорил он, – пришла пора лететь
в тёплые края. Дни стали короткие, ночи холодные,
того и гляди начнутся заморозки. Сегодня
же тронетесь в путь. Я созвал вас, чтобы вы
избрали себе вожака, а потом попрощаемся.
Аисты зашумели. Послышались удивлённые
возгласы:
– Какого ещё вожака? У нас ведь есть.
Ты нас водил всегда, поведёшь и теперь.
Другой вожак нам не нужен!..
Старый аист покачал головой и спокойно
сказал:
– Нет, я больше вас не буду водить. Я не
полечу с вами, останусь здесь.
– Как так? Почему? – закричали аисты.
– Я уже стар, никуда не гожусь. Не могу
я лететь с вами, дети мои.
– Мы тебя понесём! – кричали молодые.
– Ни за что не оставим тебя одного. Ты столько
лет водил нас, мы тебя понесём на своих крыльях...
– Нет, мои хорошие, – сказал аист с
кроткой улыбкой. – Вам предстоит трудный
путь через моря и горы, я не хочу быть
в тягость. Да и не хочется мне помирать на
чужбине. Решено – я остаюсь здесь.
Опечалились молодые аисты. Стало им жаль
старика. Худо ему будет одному в дождь и холод.
– Не печальтесь обо мне, – сказал старый
аист. – Так будет лучше. Ведь найти смерть
в чужом дальнем краю или в холодных морских
волнах гораздо страшнее. Нет, я хочу умереть
здесь, на земле, где я впервые увидел восход
солнца. Нет ничего прекраснее родных краёв,
родного гнезда, где я появился на свет
и где растил своих малых детей. Тут мне
знаком каждый овраг, каждое озерко, каждая
хижина. Мне понятен язык людей, что здесь
живут, я люблю их, и они меня любят, как
родного. Не хочу я никуда лететь. Зачем?..
Почему я возвращался сюда каждую весну?..
Почему и вы будете возвращаться в эти края,
как только подуют тёплые ветры и зазеленеют
росистые луга?.. Вы увидите много стран,
много рек, полей, гор и убедитесь,
что нигде нет таких красивых радуг, как
у нас; что нигде так весело не звенят
кузнечики по вечерам, когда поля одеваются
синевой; что нет дыма теплее, чем тот, что
вьётся над гнездом, где ты оберегал крыльями
малых своих птенцов.
А теперь – пора! Летите на юг, в тёплые
края. Счастливого вам пути!
Птицы склонили головы и молча простились
со старым вожаком. Потом раздался плеск
сотен крыльев. Стая поднялась в воздух.
Помаячила в синем небе, выстроилась большим
клином и вскоре скрылась за горизонтом.
На поблёкшем поле белел силуэт старого
аиста. Он взмахнул крыльями и полетел
на крышу бедного деревенского домика. Старый
аист возвращался в родное гнездо, чтобы
провести там последние дни.
Цанко Церковский
Мудрая птичка
Один человек поймал птичку и хотел
её зажарить и съесть. Птичка взмолилась:
– Не ешь меня, добрый человек. Я ведь такая
крохотная, на один зуб. Разве ты наешься?
– Да, ты права, – сказал человек. – Но
как же тебя не съесть, если ты попалась
мне в руки?
– Не ешь меня, – сказала птичка, – я тебе
дам три мудрых совета, которые тебе не худо
запомнить на всю жизнь.
– Раз так, скажи мне, какие это советы,
и я отпущу тебя на волю.
Птичка и говорит:
– Не жалей о том, что прошло; не бейся
над тем, чего не в силах сделать; не верь тому,
в чём не уверен сам.
Человек выпустил птичку. Она вспорхнула,
уселась на вершине тополя и стала радостно
щебетать и взмахивать крылышками. Потом
обратилась к человеку и сказала:
– Эх, безумец, зачем ты отпустил меня?..
Если бы ты знал, что у меня в желудке лежит
драгоценный камень, за который можно купить
целое царство, ты бы не выпустил меня из рук.
Человек тут пожалел, что дал птичке волю.
Он от досады не находил себе места. Оглядевшись
по сторонам, схватил камень и швырнул им в
птичку, но не попал.
– Что теперь делать? – сокрушался он.
Птичка засмеялась и прощебетала:
– Послушай ты, глупец! Кому я сказала,
что нужно мои советы помнить всю жизнь?
А ты забыл их через минуту и остался в дураках...
Я сказала: не жалей о том, что прошло.
Ты выпустил меня из рук, зачем же жалеть
об этом? Не бейся над тем, чего не в силах
сделать. Ты видишь, что я сижу высоко
и тебе меня не достать, зачем же швыряешь
камни? И ещё я дала тебе совет: не верь тому,
в чём не уверен сам. Как ты мог поверить
тому, что у меня в желудке лежит драгоценный
камень, за который можно купить целое царство?
Только безумец мог принять мои слова за чистую
монету!
Сказав это, птичка взмахнула крылышками
и улетела – только её и видели. А озадачен-
ный человек стоял под деревом и провожал
её взглядом.
Николай Райнов
Соловей
На дереве сидел соловей и пел. Он облетел
весь мир и много знал.
А под деревом лежал ёж. Он был сыт, и песнь
соловья ему нравилась: она навевала на него сон.
Соловей пел о солнце, о высоком небе
с серебристыми облаками, он воспевал необъят-
ный океан, прозрачные ручьи и спокойные
задумчивые озёра. Он славил (на то он и
соловей!) благоуханные лилии, розы, гвоздики,
васильки... Пел о могучих кедрах, соснах и дубах,
о райских птицах, яркокрылых попугаях и фазанах.
Зашло солнце.
Смерклось.
Ёж давно заснул, а крохотная пташка на
дереве всё пела.
Соловей прославлял звёзды, на которых
щебечут другие соловьи. Маленький земной
соловей говорил, что звёздные соловьи запели
бы ещё лучше, если бы он смог долететь
до них и их поучить.
Ёж проснулся, сбегал к речке, напился воды
и вернулся обратно.
Соловей всё ещё пел.
Ёж отправился на поиски пищи. Наевшись,
он вернулся в своё логово.
Наступил рассвет.
Соловей всё пел.
Он славил солнце, и песня его была лучше
вчерашней.
Ежу надоело слушать соловьиное пенье.
Он закричал сердито:
– Замолчи, серая птица! Сколько можно
распевать про солнце, звёзды и звёздных соловьев?
Погляди на себя! Ты меньше моего рыльца!
Тоже мне, распелась! Если общипать все твои
перья, то из них не выйдет перины для одной
моей лапки!
Соловей оборвал пенье и сказал:
– Послушай, надменный ёж. Ты хвалишься
своим богатством, говоришь, что носишь на спине
тысячу иголок. Но хоть у тебя и тысяча иголок,
ты не можешь сравниться с бедным портным, что
одной-единственнойиглой кормит себя и семью.
Асен Расцветников
Комары -скоро ходы
Жили-были на болоте сто комаров, сто
проворных молодцов. Надумали раз они
в город сходить и там на базаре иголок купить,
чтобы их к своим хоботкам прикрепить.
Стали комарики в путь собираться, стали все
наряжаться: белые брючки они натянули,
красные сапожки обули, надели рубахи,
безрукавки, плащи и папахи. Вышли в путь
нарядные, статные и ладные. Гурьбой по дороге
идут и звонкие песни поют.
Шли комарики, шли и до дерева дошли.
И надумали они отдохнуть в густой тени.
Скинули папахи, безрукавки и рубахи, кушаки
развязали, сапожки и брюки сняли, потом улеглись,
постелив на травке плащи и безрукавки.
Лежали, лежали, отдохнули и встали. Начали
снова в путь собираться, начали снова они
одеваться. Белые брючки комары натянули,
красные сапожки обули, надели рубахи, без-
рукавки, плащи и папахи. Вышли в путь они
нарядные, статные и ладные. Гурьбой по дороге
идут и звонкие песни поют.
Шли комарики, шли, до второго дерева дошли,
и снова решили они отдохнуть в густой тени.
Скинули папахи, плащи, безрукавки, рубахи,
кушаки развязали, сапожки и брюки сняли. Потом
разлеглись, постелив на травке плащи и безрукавки.
Лежали, лежали, отдохнули и встали. Начали
снова в путь собираться, начали снова они
наряжаться. Белые брючки комары натянули,
красные сапожки обули, надели рубахи, без-
рукавки, плащи и папахи. Вышли в путь они
нарядные, статные и ладные. Гурьбой по дороге
идут и звонкие песни поют.
Шли комарики, шли, до третьего дерева дошли,
и снова решили они отдохнуть в густой тени...
А поскольку очень длинна та дорога и деревьев
у обочин растёт очень много. То, быть может,
до сей поры в город на рынок идут комары.
Георгий Караславов
Самовлюблённая сосенка
К огда крохотная сосенка пробилась сквозь
рыхлую землю и впервые увидела ясное небо,
её нежные веточки радостно распрямились.
– Ах! Как здесь прекрасно! – прошептала она.
Но тут же вздрогнула. Поблизости раздался
глухой шум. Сосенка ещё больше растопырила
свои иголочки и широко раскрыла зелёные глазки.
– Ой! Что это? – испуганно спросила она.
– Лес! – ответило высокое стройное дерево.
– А ты кто такой?
– Я – бук. А вокруг шумит столетний буковый
лес. Дальше растут орешник, пихты и такие
как ты сосны.
– Значит, я сосна? – удивлённо спросило
маленькое растение.
– Сосна.
– А почему же я росту не там, где другие
сосны?
– Так уж случилось. Сосны растут выше.
– Сосны – деревья гордые, – вставила
молодая белокорая берёза.
„Значит, и я должна быть гордой",
– сказала про себя сосенка и заважничала.
Потянулись погожие, светлые, беззаботные
дни. Ласково пригревало солнце, и лес
погружался в дрёму, слушая звонкое пенье птиц.
Тут и там по растрескавшимся толстокорым
стволам прыгали дятлы, они постукивали клювами,
словно мастера-столяры. С лёгким шелестом
пролетали кукушки, высматривая чужие гнёзда.
На самых вершинах легко перепрыгивали
с ветки на ветку проворные белки. По траве
ползали муравьи, букашки, гусеницы. А ночью всё
живое пряталось в укромные местечки и
засыпало. Поднимался ветерок, и лес затягивал
свою многоголосую колыбельную песню.
Сосенка росла. Но росла отчуждённо,
не прислушиваясь ни к песням птиц, ни к шуму
столетних деревьев. „Я гордое дерево",
– думала она и презрительно посматривала
по сторонам. Ей было нестерпимо видеть, что
другие деревья такие высокие и перед их
вершинами открываются далекие неведомые
горизонты. И сосенка стала смотреть только вверх,
чтобы вырасти как можно выше.
– Это опасно, малютка! – сказал ей однажды
старый бук.
– Не твоё дело, – раздражённо ответила
сосенка.
– Я уже стар, выслушай меня, – продолжал
бук, не обращая внимания на её тон. – Ты
растёшь в стороне от леса, и, если поднимется
буря, никто из нас не сможет тебе помочь.
– А я и не нуждаюсь в вашей помощи,
– отрезала сосенка и ещё больше стала
тянуться вверх.
Старый бук с сожалением покачал суковатыми
ветвями и сказал:
– Поживём – увидим.
Проходили дни и ночи. Сосенка росла,
тянулась вверх, стараясь обогнать столетние буки,
старые берёзы, ветвистые дубы. „Мы, сосны,
растём выше всех", —повторяла она и торопи-
лась обогнать другие деревья.
– Ох, она такая тоненькая, хрупкая,
не выдержит, – печально качал ветвями старый
бук, не смея ничего сказать – сосенка была
слишком самолюбива.
Иногда, когда небо хмурилось, а в ущельях
ревела буря, сосенка в страхе гнулась,
но буковый лес всё ещё защищал её.
„Погоди, погоди!" – шелестел старый бук.
На третий год сосенка переросла всех,
но ствол её был тонкий и хрупкий. Она знай
оглядывала себя и приговаривала:
– Какая я стройная! Лучше всех!
– Погоди, погоди! – повторял старый бук.
И его предостережения оказались не
напрасными.
Однажды солнце пекло так нестерпимо, что
всё живое в лесу попряталось и замолкло. Листья
свернулись от страшной жары, травы полегли,
будто скошенные. Закат был тёмный, мрачный,
с огненно-кровавыми зарницами. И не успел
ещё опуститься вечер, как глухой гром прокатился
по лесу. Столетние буки, стройные берёзы,
ветвистые дубы испуганно зашептались. Молнии
бороздили небо, словно гигантские огненные
кнуты. Тяжёлые тучи нависли ещё ниже, по листьям
застучали крупные капли, в полях и на дорогах
поднялись столбы пыли. Налетела страшная
буря. Застонали горы и ущелья, старый лес
заскрипел, ветви затрещали под порывами ветра.
Всё вокруг бушевало, гудело и, казалось,
вот-вот сорвётся и полетит в пропасть.
Но так только казалось. Крепки были стволы
деревьев, они тесно прижимались друг к другу,
чтобы выдержать напор бури. И выстояли.
Кое-где отломилась веточка, оторвался лист,
но деревья уцелели и лес остался таким, как был.
Отшумела буря, минула страшная ночь. Взошло
солнце, поздоровалось с умытым росой лесом.
Защебетали ⊆v_失птички. Не выдержала только
одинокая самовлюблённая сосенка. Её тонкий
ствол сломался. Из глубокой раны струились
густые тягучие слёзы. Стройная вершина
с обломанными ветками валялась на мокрой
земле.
Елин Пелин
Про трёх дураков
Жили некогда три дурака. Отправились они
на заработки. Три дня и три ночи шли и на
дороге тыкву нашли. Стоят над нею и диву даются.
– Что бы это могло быть?
– Эту штуку, пожалуй, есть можно!
– Скажешь тоже!.. Для игры это, для катанья,
не видишь, что ли?
– А я знаю! Это страусовое яйцо. Давайте-ка
выведем из него страусёнка.
И стали дураки друг за другом страусёнка
из тыквы выводить.
А тыква лежала на краю крутой горки,
и как уж там получилось, не знаю, только
она возьми да и покатись. Катилась, катилась
да прямо под куст угодила.
Выскочил из-под куста заяц, усами пошевелил,
уши прижал и дал стрекача.
– Страусёнок! – закричали дураки и следом
припустили.
Заяц по полю мчит – и дураки за ним,
заяц в лес – и дураки за ним.
Лес густой – не поймать зайца.
– Вот так штука! Что же нам делать?
– Знаете что? – сказал самый умный
из дураков. – Вернёмся-ка домой, захватим
топоры, придём и вырубим лес. Вот и поймаем
пострелёнка.
Сказано-сделано.
Вернулись дураки домой, взяли топоры,
хорошенько наточили и отправились лес рубить.
– Я так свой топор наточил, что одним махом
сотню деревьев срублю, – похвастался один.
– А я так свой наточил, что стоит мне
замахнуться, и половины деревьев как не бывало!
– сказал другой.
– Эх вы! – усмехнулся третий. – Я свой топор
только подниму, и весь лес тут же повалится.
Стали они спорить, чей топор острее,
и дошло у них дело до ссоры.
Тут навстречу им едет поп на кобыле,
а рядом жеребёнок трусит.
– О чём спорите, молодцы?
– Так и так, – объясняют. – Будь добр,
батюшка, рассуди, чей топор острее.
– Ладно, – согласился поп. – Давайте-ка
положим ваши топоры в перемётные сумы,
а я пущу кобылу вскачь. Какой топор первым
разрежет суму, тот и острее.
Дураки сунули свои топоры попу в перемётные
сумы, хлестнул поп свою кобылу и увёз их.
Тут дураки догадались, что поп одурачил
их, поймали жеребёнка и говорят:
– Давайте, братцы, снимем с себя одежду
и навьючим на жеребёнка. Пусть у него от такой
ноши жилы порвутся.
Разделись дураки, навьючили жеребёнка
своей одеждой и стегнули его прутом. Жеребёнок
задними ногами брык и умчался со всей поклажей.
– Видите, как он задние ноги подкидывает?
Это у него жилы порвались!
Пошли дураки в чём мать родила. Куда
идти, что делать – сами не знают...
Дошли до одной горы. Солнце как раз за ту
гору закатилось и позолотило своими лучами
тучку на её вершине.