Текст книги "Мы не могли разминуться"
Автор книги: Аньес Мартен-Люган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Аньес Мартен-Люган
Мы не могли разминуться
Гийому, Симону-Адероу и Реми-Тарику – всегда…
В конце концов всегда становишься персонажем собственной истории.
Жак Лакан
Чтобы дышать, его легким, как и его сердцу, был необходим воздух открытого океана.
Бернар Симио, “Эти господа из Сен-Мало”
© Éditions Michel Lafon, 2019
© Н. Добробабенко, перевод на русский язык, 2020
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2020
© ООО “Издательство АСТ”, 2020
Издательство CORPUS ®
Глава первая
Очередное тридцать первое декабря. Знаковая дата, финал года. Сегодня я иду к Полю на шикарный прием. Все будет идеально: хороший вкус, драйв, утонченность. Никаких конфетти и серпантина. И, как обычно, все неожиданно для всех. Если не считать меня, Поль всегда приглашал на новогоднюю вечеринку незнакомых между собой людей, которых он и сам едва знал. Расчет на то, что они проведут вместе один вечер и никогда больше друг друга не увидят.
Он находил свою идею прикольной, пикантной. Это твои подавленные инстинкты бобо[1]1
Бобо (от франц. bobo) – богемные буржуа. Термин образован от слов bourgeois (буржуа) и bohème (богема). (Здесь и далее – прим. перев.)
[Закрыть] дают о себе знать, подкалывала его я. У вечеринки в разношерстной компании имелось явное преимущество – отсутствие напряжения: каждый был там самим собой, делал что хотел, на время избавившись от необходимости играть роль и от давления общественного мнения, присущего провинциальной жизни. Гости знакомились друг с другом без всякой задней мысли, ничего от знакомства не ожидая, поскольку само собой подразумевалось, что они больше никогда не увидятся, разве что случайно столкнутся в супермаркете на субботнем шопинге.
У сегодняшней вечеринки имелся бонус – маленький, но очень радостный для меня. На нее должны были прийти моя старшая сестра Анна и ее муж Людовик. Я представила им Поля вскоре после нашей с ним встречи, и с тех пор все трое отлично ладили. Но это был первый новогодний ужин Анны и Людовика у Поля, потому что обычно они уезжали на каникулы в теплые края, а в этом году изменили своей привычке и планировали почтить нас своим присутствием. Отказ от поездки выбил из колеи мою деятельную сестру, у которой и в повседневной жизни было вдоволь выматывающих забот, так что она постоянно балансировала на грани выгорания. Однако ей этого было мало. Людовик же, со своей стороны, предпочитал активному отдыху отпускное безделье, у него не было ни малейшего желания участвовать во всех мероприятиях клубного отеля, на которые сестра записывала их обоих. И этой осенью он стукнул кулаком по столу – он любил мою сестру, как в первый день их романа, но ее вечная суета не просто утомила, а окончательно допекла его. Они только что отметили пятидесятилетний юбилей Людовика и двадцатипятилетие совместной жизни, и ему захотелось немного покоя. К моему изумлению, сестра смирилась и даже не попыталась торговаться.
Тем не менее Анна не находила себе места, и ей срочно требовалось чем-то себя занять. В результате рождественские праздники в этом году превратились в череду трагикомических ситуаций: сестра посягнула на то, что до сих пор всегда было маминой епархией, а именно на организацию торжественного семейного обеда 25 декабря. Они, естественно, чудовищно поскандалили, я же изо всех сил старалась держаться от них подальше. Кончилось тем, что Анна устроила нам празднество, достойное голливудского рождественского кино. Все беру на себя – таким было кредо моей сестры. Теперь она маялась. Все трое ее взрослых детей, едва попробовав рождественский пирог и открыв подарки, сбежали, чтобы мать не приставала. Меня бы не удивило, оккупируй Анна кухню Поля, чтобы навязать свою помощь. Впрочем, Поль, скорее всего, не возражал бы и с удовольствием обошелся без прислуги, нанимаемой для приготовления праздничного ужина. Поль обожал гостей, но не любил неизбежные при этом хозяйственные хлопоты.
Мне бы радоваться, предвкушая удовольствие, однако все почему-то складывалось как-то не так. Временами мне даже хотелось надеть пижаму, уютно устроиться у себя на диване и затаиться, пока не закончится вечеринка. В последние месяцы я часто, даже излишне часто, задумывалась о времени, утекающем невероятно быстро, о том, что я упустила и что мне, напротив, удалось. Подходил к концу год моего сорокалетия, время подводить итоги первой половины жизни. Возможно, этим все объяснялось… В результате я впервые изменила своим привычкам, выбирая одежду. На прошлых новогодних праздниках я выделялась оригинальностью наряда, яркими платьями в цыганском стиле или в стиле гламурной вамп пятидесятых. Это меня забавляло. А сегодня, когда перед выходом я в последний раз изучила свое отражение в зеркале, на ум пришел эпитет “сумрачная”. С ног до головы в черном, я была эдакой Мортишей Аддамс в брюках и с темно-каштановыми волосами.
Мне удалось найти свободное место возле башни Жанны д'Арк. По крайней мере, не придется топать через весь Руан, чтобы забрать машину. У Поля была заново отремонтированная стопятидесятиметровая квартира на последнем этаже в верхней части улицы Жанны д'Арк. Он так и не решился приобрести дом – считая себя парижанином, предпочитал жить в двух кварталах от вокзала, так ему было спокойнее! Чистейшая причуда, притом довольно смешная, поскольку все, кто его знал, понимали, что он никогда не вернется в Париж насовсем. Его квартира была роскошной, оставаясь при этом предельно строгой. Поль любил красивые вещи, произведения искусства и дизайнерскую мебель, но развитое чувство меры не позволяло ему стать коллекционером или излишне усердствовать. Правда, имелось несколько исключений: женщины, автомобили и уровень вина в бокалах гостей.
Шампанское – как всегда, отменное – лилось рекой, все блюда были утонченными и необыкновенно вкусными. Пассия, выбранная Полем на этот вечер, была очаровательна, хотя слишком много хихикала. Я, однако, находила ей оправдания. К тому же наверняка мы больше никогда ее не увидим. Поль проведет с ней несколько ночей, пригласит несколько раз поужинать в ресторан, и она исчезнет, уступив место другой, сколько-то недель – или максимум месяцев – спустя. Женщины быстро надоедали Полю. Все восемнадцать лет общения с ним я наблюдала, как он неутомимо переходит от одной любовницы к другой. Если учесть его возраст – сейчас ему сорок девять, – ничем хорошим это не кончится. Я часто повторяла, что он рискует превратиться в потрепанного ловеласа, причем в самом скором времени. А он всегда реагировал на мои слова одинаково – разражался громким хохотом.
Единственным, кто омрачал для меня картину, был сосед за столом. Когда его лицо мелькнуло среди двух десятков приглашенных, я тут же испепелила взглядом сестру: это точно ее происки. Аннины притворно невинные глаза подтвердили мою догадку. Я еле сдержалась, чтобы не наброситься на нее. Она не постеснялась задействовать свой козырь – “приближенные” Поля имели право привести нежданного гостя. Между прочим, я такого не делала ни разу. Ну а Анна не отказала себе в удовольствии, причем за моей спиной. Ее печалило, что я не замужем, и она постоянно пыталась свести меня с очередным “кандидатом”, как она их называла. Сегодняшний был коллегой Людовика, и я его очень хорошо знала. Регулярно встречаясь с ним на ужинах у сестры, я всегда находила его симпатичным, не лишенным обаяния. Двумя годами раньше я уступила его ухаживаниям, что принесло мне только разочарование. Он был идеальным другом и заодно, как выяснилось, полной бездарью в роли любовника. В этом смысле он был вне конкуренции, любой потенциальный соперник был бы им в два счета повержен. Анна не поняла, почему я так быстро прервала наши отношения. Вид этого придурка не оставлял сомнений в том, что наплела ему сестрица. Как пить дать убедила, что не все потеряно. Я регулярно ловила настороженный взгляд Поля, который просек, что я расстроена. Мне удалось намекнуть ему, в чем дело, незаметно кивнув в сторону соседа, и Поль едва не подавился морским гребешком, извлеченным из ракушки. Впрочем, он быстро взял себя в руки, оставаясь в роли идеального хозяина. Однако продолжал следить за мной краем глаза.
Как я и предполагала, Анна взяла штурмом кухню Поля. Когда пришло время подавать следующее блюдо, она жестом позвала меня за собой. Я ухватилась за возможность отдохнуть от приставаний кретина соседа, до которого так ничего и не дошло…
– Ну и, Рен… – начала она простодушным сладким голоском.
Ухватив меня за запястье, она выжидающе покачивала головой.
– Что “ну и”? – проворчала я.
Я высвободилась и налила себе красного вина.
Смешивать алкоголь нехорошо, ну да и черт с ним, мне было необходимо взбодриться!
– Как тебе мой маленький сюрприз?
Я скорчила злую гримасу и заслонилась ладонью, как бы защищаясь.
– Довольна собой?
Она захлопала в ладоши, уверенная, что я в восторге от ее интриги.
– У него челюсть отвалилась, когда ты появилась в этом наряде. Твои кожаные брюки и для меня сюрприз… Так красиво! На фоне всего этого черного твои зеленые глаза так и сияют…
Я саркастически поцокала языком.
– Какая же ты все-таки зараза! Даже не мечтай! Закатай губу! Ничего не выйдет!
Ее лицо, до сих пор оживленное, приобрело выражение крайнего изумления.
– Но почему? Ты не рада его видеть?
– А ты как думаешь? Напоминаю, я это уже проходила! Великое тебе спасибо!
Расстроившись, она принялась доставать тарелки, бормоча себе под нос:
– Людовик предупреждал, что ты так отреагируешь!
Я рассмеялась:
– Обожаю своего зятя! Может, сменим тему?
Моя сестра, словно маленькая девочка, недовольная тем, что отказываются выполнить ее каприз, прерывисто вздохнула, подчеркнув свое огорчение пожатием плеч.
– Так что, помочь тебе?
– Нет, – буркнула Анна.
– То есть ты позвала меня на кухню только затем, чтобы выпытать, сработало ли твое сватовство?
Она перестала изображать оскорбленную звезду экрана и одарила задорным подмигиванием, которое вызвало у меня приступ хохота. Анна неподражаема.
– Ты в своем репертуаре!
Я вернулась к столу, тронутая заботливостью сестры, которая стремилась лишь к тому, чтобы все близкие были счастливы. Аннино хорошее настроение было так заразительно, что сосед по столу даже удостоился самой прекрасной улыбки.
23.54. Атмосфера медленно, но верно разогревалась под совокупным воздействием пузырящегося напитка и ни к чему не обязывающей болтовни. Почему непременно нужно хорошо знать друг друга, чтобы с удовольствием встретить вместе Новый год и мило провести время? Полю всегда удаются праздники. В какой-то момент я перестала обращать внимание на неприятное соседство. За столом царило отличное настроение, но я непрерывно проверяла телефон, в глубине души надеясь, что, вопреки нашему уговору, он все же объявится. Со своей стороны, я поклялась сопротивляться желанию написать или позвонить – не хотела дергать его. Когда хлопнула пробка от шампанского, я вздрогнула. Странное дело, я была далека от всеобщей эйфории и наблюдала за гостями, словно зрительница на оживленном пиршестве, улыбающаяся, но бесконечно печальная. На меня это было непохоже.
Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один… Все встали из-за стола. Пары расцеловались. Мой сосед, который и впрямь соображал не быстро, потянулся ко мне. Мне удалось сдержать вздох разочарования, и я лишь досадливо улыбнулась ему.
– С Новым годом, Рен!
Он наклонился ко мне, поцеловал и вознамерился крепко стиснуть мою талию. Тут завибрировал мобильник, и я резко отстранилась.
– Извини, надо ответить.
Сосед не успел рта раскрыть, потому что я быстро отошла с телефоном в сторону. Это был он. Он подумал обо мне, не забыл меня. А мы ведь договорились, что сегодня не будем звонить друг другу. Я не сомневалась, что в новогоднюю ночь у него найдутся другие развлечения помимо звонка мне. Значит, я все еще нужна ему. На сердце потеплело, я обрадовалась.
– С Новым годом, мой родной.
Я не услышала, что он ответил, вокруг все шумели, и на том конце линии тоже раздавались восторженные вопли. Я пренебрегла зимним холодом и вышла на балкон.
– Ты меня слышишь? – спросила я, затыкая одно ухо.
– Мама?
– Да, Ноэ, я здесь.
– С Новым годом, мама.
Я заморгала, чтобы остановить слезы радости.
– Спасибо… Хорошо проводишь время?
– Еще бы! Супер!
Я слышала голоса его друзей, которые пели, что-то выкрикивали и звали его.
– Беги, завтра поболтаем. Береги себя!
– Все будет ок!
Я почти увидела, как он закатывает глаза, показывая, как его заколебала мать, и при этом неотразимо улыбается.
– Целую, мама.
– Я люблю тебя, доро…
Он уже отсоединился. Я вытащила пачку из кармана пиджака. Закурила и не торопилась заканчивать сигарету. Я слышала его голос не дольше пары минут, но этого хватило, чтобы наполнить меня счастьем и позволить насладиться сегодняшней вечеринкой.
– С Новым годом, – шепнул мне на ухо Поль.
Он приобнял меня и легонько поцеловал.
– И тебя, – ответила я.
Несколько минут мы постояли не шевелясь, погрузившись в созерцание города, раскинувшегося у наших ног; мы смотрели на его огни, до нас долетали гудки машин, звуки фейерверков, крики празднующих.
– Ты сегодня не с нами… – констатировал он. – Что тебя гложет?
– Да так, всего понемножку…
Точнее не скажешь. В последние недели некоторые мои решения, а особенно их последствия, будоражили память – опять это проклятое утекающее время! – и грудь у меня сжималась. Иногда мне делалось совсем худо, я почти задыхалась. Поль об этом знал, всякий раз улавливал. Но здесь было не место и в особенности не время для серьезного разговора. К нам присоединилась Анна, они обменялись понимающими взглядами. Она ограничилась поцелуем в щеку в качестве поздравления, я сделала то же самое.
– Дашь одну? – спросила она, слегка толкнув меня локтем.
– Одну-единственную за год? – подколола я.
– Не занудствуй!
Мы засмеялись, и она вытащила из моей пачки сигарету. Наши роли поменялись: будучи подростком, я таскала сигареты у нее, теперь она брала их у своей младшей сестры. В отличие от меня, она с возрастом прислушалась к отцу, который уговаривал нас бросить курить. Я устояла, единственная из всей семьи, вопреки всем его “подумай о сыне, дочка”.
– Поговорила с Ноэ? – спросил Поль.
Ответом послужила моя широкая улыбка.
– У него все в порядке? – заволновалась Анна, как и положено бдительной тетушке-защитнице.
Мы оба, Поль и я, подавили ироничный смешок.
– Ноэ семнадцать лет, и он празднует с приятелями. Как ты думаешь, у него все в порядке?
– Хватит насмехаться надо мной, у меня всегда душа не на месте, когда они уходят из дома, вот я и дергаюсь.
А мне, по-твоему, наплевать?
– Именно такой мы тебя и любим! – успокоила я ее.
– Эй вы, вам еще не надоело уединение? – вмешался Людовик, присоединяясь к нам на балконе.
Я высвободилась из объятия Поля, отодвинулась от сестры, подбежала к зятю, и мы расцеловались, поздравляя друг друга с Новым годом.
– Окей, Рен, тебе известно, что единственное новогоднее желание твоей сестры – найти тебе пару?
Она прыснула за моей спиной, Поль последовал ее примеру.
– Пока облом! Не очень-то из нее умелая сваха!
– Я предупреждал, но ты же ее знаешь: если ей что-то втемяшится, спорить бесполезно!
Тут и я захохотала:
– Она уже заставила меня заняться спортом, можешь себе представить?!
– О да, это подвиг, – включился Поль.
– А ты когда перестанешь устраивать свои дурацкие сборища? – поддела я.
Перекидываясь шутками, мы пошли к гостям. Праздник продолжался.
Ближе к трем утра я вернулась в наш маленький кирпичный дом на одном из холмов Руана. Когда Ноэ пошел в коллеж, я сообразила, что мне тоже пора повзрослеть, и затеяла великую авантюру с покупкой недвижимости. Я влюбилась в эти стены, которые мы с Ноэ превратили в свое гнездо. Оно походило на нас: не очень большое, немного беспорядка, интерьер не совсем такой, как у всех. Нам там было хорошо, это был наш дом.
Я выбилась из сил, ноги ныли, начиналась головная боль, с которой способен справиться только сон. И все же, перед тем как рухнуть на кровать, я не удержалась и заглянула в ужасающий хаос комнаты Ноэ. Несколько часов назад я изображала перед сестрой спокойную и разумную мать, но, если честно, я мало чем от нее отличалась. Мне не нравилось, когда он ночевал не дома, не нравилось, когда он был где-то далеко, не рядом, пусть ему семнадцать лет и он почти на две головы выше меня. Я ненавидела опустевший дом, когда там нет сына, не хлопает дверь его комнаты, не звучит гитара. Тем не менее это случалось чаще и чаще. Все нормально. Логично. Ноэ растет, через несколько месяцев он будет сдавать экзамены на бакалавра[2]2
Экзамены на степень бакалавра – выпускные экзамены во французских лицеях, аналог российского ЕГЭ.
[Закрыть] и на водительские права. Я помнила себя в его возрасте, мне тогда хотелось только одного: стать самостоятельной, избавиться от опеки родителей – которых обожала, – проводить время с друзьями, чувствовать себя свободной. Ноэ сейчас как раз на этом жизненном этапе, и я изо всех сил старалась отпустить его, не давить. В этом заключалась моя роль, хотя, если я хорошо играла ее, в сердце возникала пустота. Вот это и значит быть матерью… Не скажу, что я гиперопекающая мамаша-наседка, но я растила сына одна, и само по себе это могло бы послужить мне оправданием. Однако я опасалась, как бы Ноэ не задохнулся от моей непрестанной заботы, и потому предоставляла ему максимум свободы, доверяла ему. Но главное, я считала, что мне с ним повезло. Наше взаимопонимание помогало нам оставаться близкими, невзирая на беспощадно убегающее время.
Назавтра я проснулась слишком рано. Я уже привыкла к тому, что, если его нет дома, я все время начеку и мне не удается поспать подольше. Немного поиронизировав над собой, я приняла долипран и сварила кофе. Проглотив некое подобие завтрака, я потянулась за телефоном и позвонила родителям с традиционным новогодним поздравлением. Я рассказывала им о вчерашней вечеринке, когда пришло сообщение от Ноэ с просьбой заехать за ним.
Едва я припарковалась возле дома, где он встречал Новый год, на пороге появилась четверка слегка потрепанных подростков. Судя по их виду, они практически не спали, от них сильно разило пивным перегаром и потом, а также ароматами разных смесей, состав которых я предпочитала не знать. Я удостоилась произнесенного хором “С Новым годом!” и пахучих поцелуев приятелей Ноэ. Я у них пользовалась некоторым авторитетом, и мое присутствие ребят не напрягало, поскольку они считали меня более крутой, чем их собственные матери, на том основании, что я была лет на десять моложе.
– Мам, тебе не трудно отвезти…
– Легко, только сначала скажите, вы уверены, что все прибрали у Бастьена?
Я опасалась даже представить себе размеры бедствия. Я бы ни за что в жизни не пустила их в свой дом. Они победно переглянулись – это означало, что они сделали все необходимое, с их точки зрения, для уничтожения следов разгрома и, главное, просить их еще о чем-то бесполезно. Милые мальчики! Я закатила глаза, но их реакция меня позабавила.
Мне пришлось целый час работать водителем, развозя детишек в разные концы города, и только после этого мы вернулись домой.
– Хочешь есть? – спросила я слегка зеленоватого Ноэ.
– Не очень.
Мне было смешно, но я решила, что пора положить конец его мучениям.
– Пойди быстренько прими душ, почисти зубы и ложись поспи. Думаю, это лучшее, на что ты сейчас способен.
Он даже не пытался спорить.
– Извини.
Я взъерошила его слипшиеся волосы.
– Оставляю тебя в покое, но хотелось бы, чтобы ты был в форме, когда выйдешь из своей комнаты.
Он благодарно поцеловал меня и направился к лестнице.
– Мама? Мы сегодня вечером театром займемся?
Моей улыбки ему хватило. Я слышала, что перед тем, как провалиться в сон, он звонил бабушке с дедушкой и Полю, разговор с которым, по обыкновению, затянулся.
Ближе к вечеру он выполз из своей берлоги и присоединился ко мне на диване, где все уже было готово для нашего ритуала. Когда он был маленьким, я изготовила большую доску, которую мы назвали “Театр Ноэ и мамы”. Она менялась вместе с моим сыном и возвышалась на каминной полке. Каждый год тридцать первого декабря – или первого января, с тех пор как он стал проводить новогоднюю ночь с друзьями, – мы с ним ели блины и выбирали фотографии, сувениры, например, билеты на концерт, на поезд или самолет, положительный отзыв учителя – в общем, все те мелочи и не мелочи, из которых и состояли двенадцать последних месяцев. Все это я объединяла в коллаж. В этот раз выбрали билет на парижский концерт Fauve, куда я свозила Ноэ с четырьмя его друзьями. Это было не так уж легко, но я получила большое удовольствие. Я со стороны наблюдала их восторг, и это было классно. Затем мы взяли фотографии последних летних каникул на Крите: одна из них была с нашей недельной поездки вдвоем на автомобиле, а вторая из летнего клуба, где Ноэ учился виндсерфингу и завел дружбу с новыми приятелями… В ту неделю мы с ним едва виделись. Еще мы вырезали рецензию на его первое сочинение по философии, великолепный текст обо всем и ни о чем, за который он заработал четыре балла из двадцати, мощную головомойку от меня, а также похвалу от своего преподавателя за оригинальность и перспективность подхода.
С каждым годом я все лучше и лучше, если такое возможно, понимала: неслыханная удача, что в моей жизни есть сын. Моменты, которые мы проживали вдвоем, были драгоценными, они позволяли отвлечься от каждодневных забот, забыть о своих ошибках, а заодно и о теневых сторонах моего существования.
Мы все выбрали, наклеили, и преисполненный гордости Ноэ пошел устанавливать доску. Как только он стал достаточно сильным, чтобы поднимать ее самостоятельно, без моей помощи, это стало его обязанностью, которую он очень любил.
– Посмотришь, что получилось, мам?
– Сейчас иду.
Мы, конечно, имели право гордиться своей работой, и меня особенно трогало, что Ноэ не отрывает глаз от доски. Однако на этот раз сердце у меня сжалось сильнее обычного. Меня словно отбросило в прошлое. Чем старше становился сын, чем заметнее превращался в мужчину, тем более очевидным было его сходство с отцом. Он отреагировал на мое волнение.
– Какая-то проблема, мама?
Мы никогда не говорили о нем. В последние два года Ноэ отказывался затрагивать эту тему, без объяснения причин, просто сочтя ее закрытой. Я приняла его отказ, не желая растравлять рану.
– У тебя какой-то странный вид, – не отставал он.
– В отличие от тебя, я днем не спала!
Он ехидно хмыкнул:
– Возраст не позволяет гулять всю ночь?
– Прояви минимум уважения! – фыркнула я. – Пойду спать.
– А я включу телевизор.
Я подошла к нему, обняла, прижала к груди. Он не противился, и я не преминула немного затянуть объятие.
– Я люблю тебя, Ноэ, милый, и всегда буду любить, не забывай об этом.
– Я тоже люблю тебя, мам.
– Спокойной ночи.
Я отпустила его, широко ему улыбнулась и направилась в спальню, не удержавшись от последнего взгляда на сына, который уже лежал на диване с пультом в руках. Вид Ноэ в привычной обстановке немного приободрил меня.
