Текст книги "Пожиратель (СИ)"

Автор книги: Анджей Ваевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава седьмая

Теплое весеннее солнце припекало почти по-летнему, заставляя забыть, какое время года за окном. Сочно-зеленая свежая листва взблескивала каплями первой грозы, предрекая урожайное лето. И каникулы. Наверное, это единственное, о чем могли думать курсисты Заримакской академии, глядя на буйство изумрудной зелени и вспоминая недавние раскаты грома и ленты молний. Рыжеволосая смуглянка сверкнула синими глазами поверх очков и вперила вопросительный взгляд в преподавателя.

– Майстэр Гринован, вам не видать моей дипломной работы, если я не получу пропуск в нижние этажи библиотеки, – обманчиво-ласково проговорила курсистка, чем вызвала смешки и едкие шепотки за спиной. Явившись в середине курса по переводу из Брагсбурской академии, девушка не боялась строгих преподавателей и постоянно чего-то от них требовала. За что и заслужила репутацию заучки и… революционерки. Зажатые тисками дисциплины, учащиеся не могли себе позволить такого поведения, но невольно брали пример с Дженны, за что не раз удостаивались суровых взглядов и взысканий со стороны профессорского коллектива.

– Дженна Танович… – преподаватель выдержал паузу, нагнетая обстановку, – похоже, в Брагсбурге не учат этикету и вежливому обращению. Завтра получите. И еще, где ваша компаньонка, Сирина, кажется?

– Сирина прихворала. Врач говорит, что завтра будет в норме, – ответила Дженна и почему-то сникла. Весь боевой дух как ветром сдуло.

– И что она так за нее переживает? Ведь ничего серьезного, – донесся шепот сзади.

Комната женского общежития выходила окнами на западную сторону, и солнце, перевалив за полдень, приветливо заглядывало в окно, окрашивая в теплые тона светлые стены и занавеси. Дженна вошла в дверь и как была в форменном платье, так и рухнула на постель.

– Как ты? – поинтересовалась она у подруги, повернувшись к ней лицом.

– Да ничего, жить буду. Только слабость небольшая еще, – виновато ответила бледная девушка с другой кровати.

– Сирина, ты, это, если нужно чего…

– Все нормально, не переживай так.

"Как же, не переживай. Сама ведь устроила ей это недомогание… и не спасает то, что выхода у меня нет. Хоть убивать не приходится", – смуглянка устало закрыла глаза.

Подземные этажи университетской библиотеки скрывали на своих полках настоящее богатство. Многие курсисты мечтали заглянуть сюда в поисках того или иного фолианта, вот только получить пропуск в эту сокровищницу могли лишь избранные выпускники, готовящиеся к дипломной защите. Отбор был слишком жестким, курсисту было необходимо предоставить неоспоримые доказательства причастности той книги, что находится в хранилище, к теме исследования. Работа Дженны заставила скептично вздернуть бровь не одного преподавателя, но ректор получил письменную просьбу от коллеги из Брагсбурга, поэтому, когда настойчивая девушка замучила всех требованием пропуска, и оно достигло ушей ректора, то вожделенная гербовая бумажка перекочевала в ловкие руки упорной южанки. К тому же, Дженна показала весьма незаурядные способности, и одиозная работа вызывала больше интереса, нежели скепсиса.

– Проклятье! И здесь ничего нет, сплошной бесполезный хлам, – сидящая на верхней планке стремянки девушка выругалась и устало потерла виски. Она просматривала уже седьмой десятиуровневый стеллаж и все еще не нашла даже намека на то, что ей нужно.

– Я могу чем-то помочь, сударыня? – послышался снизу робкий мальчишеский голос. Дженна опустила взгляд. У стремянки стоял парнишка. То ли слишком юный, то ли такой щуплый и низкорослый, что выглядел совсем подростком. Взъерошенный неровный чуб и большие очки в роговой оправе не добавляли юноше солидности, лишь делали его еще смешней и несуразней.

– Ага, можешь. Принеси пару лепешек с сыром и чай. Устала, как собака, – девушка потянулась, подняв руки вверх и разминая спину. Радуясь, что хоть здесь не надо строить из себя благовоспитанную девицу. Да и кого смущаться, этого сморчка малолетнего?

"Стоп. Малолетнего? Сюда что, пускают детей сотрудников?" – запоздалая мысль не была озвучена, поскольку парнишка растворился между стеллажами.

– Лепешек нет и сыра тоже… и чай, того, закончился, – виновато пожал плечами парнишка по возвращении, старательно выкладывая какую-то снедь перед курсисткой, – вот есть пирожки и плюшки, мне мама всегда много дает, остаются… и есть… вино, – почти заикаясь, оправдывался он. – Но вам ведь нельзя вино, курсистам?

– Если никому не скажешь, то можно, – заговорщически улыбнулась Дженна, облизываясь на домашние вкусняшки. Еда в университете оставляла желать лучшего, а посылок с провиантом не предвиделось ближайшую вечность. – Кстати, тебя как зовут? Я Дженна. И… ты кто? – с места в карьер устремилась девушка.

– Эм, я… архивариус. Обычно я совсем внизу, с курсистами не встречаюсь, – юноша неловко поправил съезжающие на нос очки.

– Архивариус… ну надо же, а я-то уж решила, что ты ребенок, – рассмеялась девушка. – А зовут-то как?

– Мама зовет Мажек, – в этот момент Дженне показалось, что юноша покраснел, – а вообще, Мажеслав.

Вино развязывает язык, а сытый желудок располагает к благости. Дженна давно перестала подавлять в себе желание подшучивать над архивариусом, заставляя того краснеть. Нет, она сама не заметила, как это ушло, оставив живой интерес к беседе с Мажеславом. Хмель повлиял на разговорчивость не только курсистки. Юноша перестал смущаться уже после неловких первых фраз о том, что по окончании университета не нашел ничего лучше, чем остаться работать в библиотеке. Зажатый, скромный, он не умел общаться с людьми, да и не особо стремился к этому, не испытывая потребности находиться в постоянном контакте с окружающими.

– А чего со мной заговорил? – добродушно рассмеялась Дженна.

– Ты не такая, как все. Понимаешь, обычно курсисты приходят потому, что надо. И это "надо" из-под палки. А ты… как бы тебе сказать… ты настолько азартно что-то ищешь. Это не похоже на то, будто тебя вынудил диплом.

– А ты наблюдательный. Если честно, то я диплом пишу для того, чтобы больше узнать о той теме, которую взяла.

– И что за тема? Может, помогу тебе с поиском книги? Нет-нет, я понимаю, что ты и сама справишься, с таким-то упорством, но, может, сэкономленное время лучше использовать на изучение предмета, раз он тебе так важен, а не на поиск книги, – затараторил Мажек.

– Картисен, – тихо проронила Дженна, внезапно посерьезнев. Даже глаза потемнели.

– Что-о-о? – изумленно протянул архивариус.

– То, – отрезала девушка.

– Нет-нет, все нормально, просто… так неожиданно. И эту тему пропустили? – Мажек попытался сгладить ситуацию, но его заметно потряхивало.

– А ее должны были зарубить? Почему?

– Просто… это же миф! – еще больше изумился архивариус, словно сказанное им было настолько очевидно, что не нуждалось в озвучивании.

– Считай, я специализируюсь по мифам.

– Не иначе, как ректор сошел с ума, – внезапно рассеялся Мажек. Напряжение спало, и он, наполнив кружки, протянул одну девушке.

– Его… вежливо попросили сойти с ума, – ответно улыбнулась Дженна, с благодарностью принимая вино. Этот юноша ей нравился. Единственный, кто не посмотрел на нее, как на безумную, решив, что изучать мифы – это нормально. А вот допускать мифические темы в дипломных работах… бедный ректор.

«В тридцатых годах девятого века народные массы были взволнованы величайшей мистификацией. Набирающий силу орден Великого Огня во всеуслышание объявил о своем существовании, открыто выступив против церкви. Костры аутодафе пылали по всем города и весям, но „опаленных“ это не останавливало. Они продолжали обвинять церковь в ереси и богоотступничестве, в алчности и попрании постулатов веры. Основой для подобного движения выступило якобы явление орденцам некоего мессии, обладавшего нечеловеческой силой и творившего чудеса во славу Господню. Священная церковь ответила жесткими мерами на обвинения, уничтожая всякого, кто оказался заподозрен в связях с орденом. Способности „мессии“ служители церкви объясняли ничем иным, как обладание оным Картисеном, дающим своему владетелю невиданную мощь и возможность творить чудеса. Чудеса же эти были объявлены нечистой магией, поскольку вышеупомянутый Картисен был проклят, неся в мир человеческий лишь смерти и несчастья, из которых и черпал силу для своего владельца…»

– Какая чушь! – воскликнула Дженна, захлопывая очередную книгу, выбранную из стопки, принесенной Мажеком.

– Во всех книгах одно и то же. Только в разных вариациях, – виновато улыбнулся архивариус.

– Но это же чушь! Чушь! И еще раз, чушь! – девушка была в отчаянии.

– Почему ты считаешь, что все это неправда? Церковникам нужна была причина, вот они и придумали Картисен.

– Потому что знаю, он существует. Хотела бы не знать, но знаю, – курсистка закрыла ладонями лицо, легонько массируя уставшие глаза.

– Ты хочешь сказать… – он не успел договорить.

– Да! Черт побери, еще раз, да! Он существует. И я хочу знать, что он такое на самом деле, и как его обезвредить! – плечи Дженны задрожали то ли от ярости, то ли от сдерживаемых слез.

– Пиши диплом по тому, что есть, – после минутного молчания внезапно произнес Мажеслав.

– Что? – девушка посмотрела на него, недоумевая.

– То, что слышала. Пиши, закончишь университет и… тебе надо в Зильденбаден. Но сначала диплом.

– В Зильденбаден? Ты… ты с ума сошел? – Дженна едва не подпрыгнула.

– Не более чем девушка, которая считает, что Картисен существует, – посерьезнев, ответил архивариус.

– Подловил, – устало улыбнулась курсистка. Она изрядно вымоталась за все эти дни в библиотеке. – Но это же Зильденбаден…

– Ничего, там тоже люди… есть. Я напишу тебе рекомендацию. Будешь числиться моей практиканткой. Это поможет, – он снял очки, принявшись протирать их носовым платком. И только сейчас курсистка обратила внимание на его глаза. Несмотря на весь остальной несуразно-детский внешний вид, глаза Мажеслава были… как у умудренного многолетним опытом взрослого мужчины.

– Маже… слав, я сделаю, как ты велишь, но ответь мне на один вопрос: сколько ты здесь работаешь? – девушка изумленно разглядывала совершенно незнакомое лицо человека, с которым успела сблизиться и даже подружиться за последнюю неделю.

– Воздух здесь хороший, стены правильные. Чтобы книги не портились, кожаные переплеты нужно хранить в особых условиях, – улыбнулся архивариус вместо ответа. Он надел очки, вновь превращаясь в зажатого тихого подростка.

Она села в дилижанс у монастыря «Покоренных». Юркая рыжеволосая девчонка с невероятно синими глазами. Выпускница сиротского приюта направлялась в Брагсбург, в университет. Разговорчивая и жизнерадостная, она за пару дней пути успела подружиться со всеми пассажирами. Смуглокожая уроженка юга обладала таким же теплым и приветливым характером, как и тот край, в котором она родилась. Щедрые нивы окраин Симгольской империи давали два урожая в год, из-за чего местные жители лучились радостью и гостеприимством. Дженна впитала в себя солнце юга и, даже будучи сиротой, умудрялась улыбаться так жизнерадостно и открыто, что рядом с ней становилось уютно, словно у бога за пазухой. Даже той нелюдимой женщине, прятавшей лицо под капюшоном. И все же эта отшельница тоже не устояла перед природным очарованием смуглянки.

Дженна умерла. Три года назад. На дороге в Брагсбург. Внезапно выскочивший на дорогу сайгак перепугал лошадей, и они понесли по горному серпантину, забыв о вознице, изо всех сил натягивающем поводья. Дилижанс сорвался в пропасть. Израненные пассажиры оказались разбросаны по всему дну ущелья.

– Дженна, очнись! Дженна! – вся в ссадинах и ушибах, со сломанной рукой, женщина пыталась вынуть девочку из-под перевернувшегося дилижанса.

– Больно… добей… – послышался хриплый шепот, – я… не хочу так… лучше умереть…

Нечеловеческими усилиями, превозмогая боль, женщина все же вытащила девочку из-под обломков. И закрыла ладонью рот в беззвучном крике: тело Дженны выглядело сплошным кровавым месивом, если и выживет, то останется без рук и ног.

– Прими… как подарок, – едва слышно прошептала женщина, дрожащей рукой направляя ладонь девочки себе за пазуху.

– Приму… спасибо…

Дженна была вторая. И последняя.

– Я больше не позволю тебе убивать.

"И что ты сделаешь?"

– Оставлю подыхать с голоду.

"Я убью тебя".

– Угу, убьешь. Вот только дальше что? Кого потом убьешь?

"Я не думал об этом, хм… а кого?"

– А никого. Уйду в леса и там подохну. И никто тебя не найдет и не накормит.

"Постой. Чего ты хочешь?"

– Половину. Ты будешь брать только половину. И не убивать.

"У меня есть выбор?"

– Нет.

Курсистка Дженна прибыла в Брагсбургскую академию с опозданием. Левая рука все еще покоилась в повязке, перелом не торопился заживать.

– Господи, я скоро забуду, как я выгляжу, – Мирка стояла перед зеркалом и тщательно подкрашивала хной корни волос. Настойка чистотела темнила кожу, словно опаляла солнцем. Даже водой не смоешь этот цвет, разве что со временем сходит, надо подновлять. Последний штрих: капля сока саморника в глаза. И теперь они синие. Одной процедуры хватает на три дня. Казаться моложе, чем есть на самом деле – это и вовсе пустяк для мошенницы, привыкшей менять возраст в зависимости от ситуации. Пришлось даже немного вникнуть в изучаемые предметы. Мирка и не подозревала, что ее ремесло может помочь в университете. За три года никто даже не заподозрил, что она вовсе не та девочка-курсистка, за которую выдает себя.

Постоянно находясь среди девушек, Мирка не испытывала особых затруднений с поиском "еды" для Пожирателя. Зато, потянув за ниточку, узнала, что зовется этот камень – Картисен. Университетская жизнь открывала перспективы узнать побольше о смертоносном булыжнике. К тому же, маскировка позволяла не опасаться преследования. Раз уж гильдия ее предала, то следовало порвать все связи с тем миром, в котором жила раньше. Кто же будет искать мошенницу среди приверженцев науки?

Узнав, что материалы по Картисену находятся в библиотеке Заримакской академии, Мирка всеми правдами и неправдами добилась перевода и "покровительственного письма" от ректора Брагсбургской академии.

– Знаешь, а ты мошенник, – по окончанию учебы Мирка заскочила к Мажеславу за рекомендацией. Заодно и по кружечке вина опрокинуть перед дальней дорогой.

– Ты тоже, – улыбнулся архивариус. Очки лежали на столе.

– Возможно, – вернула улыбку бывшая курсистка.

– Тебе так необходимо его уничтожить?

– Не знаю. Я хочу, чтобы он перестал делать то, что делает.

– А что он делает?

– Убивает.

Глава восьмая

Во время всеобщей истерии, будь то ожидание астроида или момент его падения, когда мир вывернуло наизнанку, испанка оставалась спокойной, уравновешенной, словно происходящее не касалось ее. Она твердо и уверенно делала работу, которую сама себе обозначила. Экспрессивность и излишний темперамент Мирэлле распространялись лишь на то, чтобы приструнить паникующих. Ольге казалось, что эта девушка вообще не знает, что такое паника. И когда жителей бункера трясло от происходящего, от страха, когда вспоминались забытые дома мелочи или люди, которых хотелось бы спасти, чернявая бестия разминала пальцы и бесконечно барабанила ими по клавиатуре своего лэптопа.

– Ты так спокойна, – Ольга присела на край стола, заглядывая в работу подруги.

– Я сделала все, что от меня требовалось, так чего нервы жечь? – Мирэлле сосредоточенно вглядывалась в текст.

– Что опять задумала? – не отставала россиянка. Она была не очень общительной, вернее, сторонилась людей, но с подругой привыкла к открытости и иногда превращалась в обычную любопытную болтушку.

– Учебники перевожу на эсперанто, – испанка потянулась, распрямляя затекшую спину.

– Не поняла, вот правда, не поняла. Из всех твоих затей эта кажется наиболее бессмысленной.

– Ага, мы все не видим смысла в грядущих поколениях, вот только интересно, выжившие собираются писать для своих детей новые учебники? И на каком языке теперь будут обучаться?

– Дальновидна, как всегда, да? Держу пари, ты умудрилась притащить в ноутбуке всю образовательную школьную программу.

– Ошибаешься, я потянула до университетского уровня по всем общеобразовательным предметам, особое ударение на точные и естественные науки.

– Меня всегда поражало то, что ты не осознаешь собственной гениальности.

– А ты свою осознаешь?

– Кстати, а почему эсперанто? Его пока что мало кто знает, – ушла от ответа Ольга.

– Потому что он компромиссный, никто не станет возмущаться предпочтением в выборе. Тебе ведь самой надоело слушать ломанный английский, а со многими и на нем не удается объясниться. Не все же знают пять основных европейских языков, как мы с тобой.

– Новому поколению – новый язык?

– Что-то вроде того. Эх, принеси чаю, если не лениво.

Находясь на корабле, Мирэлле обнаружила, что по ее меркам остается много свободного времени. И каждый свободный час испанка проводила в конструкторском бюро, переругиваясь с Саймоном насчет целесообразности новых изобретений. Он настаивал на улучшении гидропонных ферм, она же склонялась к важности разработки нового типа челноков, поскольку те, что построены на Земле, под земные условия и адаптированы.

– Мирэлле, но мы ведь и будем искать планету, похожую на нашу, иначе в этом нет смысла. Сконцентрируйся на модернизации гидропоники, мы с нее кормимся.

– Ник, оно ведь ясно, что ищем мы мир, похожий на наш, иначе не выжить, но наши ресурсы не бесконечны, и кто сказал, что не придется пополнять их за счет ископаемых с планет, которые разительно отличаются от нашей? Нам нужны более надежные челноки.

– А если меньше спорить, то потратите меньше времени на разработку и того, и другого, – примирительно вклинилась Ольга, заглянув в КБ.

– Оль, построение подобных агрегатов в условиях корабля – нонсенс. У нас нет таких площадей, чтобы развернуть машиностроение, мы можем только улучшать то, что уже есть, и всего лишь программно. Ну, разве еще мелкие детали нам по силам.

– Мир, а Коля прав. Похоже, ты в кои веки просчиталась со своими планами.

– Чушь, я никогда не ошибаюсь! – испанка приняла обиженную позу. – Новые челноки возможно минимизировать, рассчитав машину на одного пилота. Также кабину можно преобразовать под временную крио-камеру на случай длительного пребывания в полете.

– Оль, ты говорила, у меня безумные идеи?

– Хих, идеи у нее, а вот тебе придется это воплощать. Она ведь не изобретатель у нас, она – идеолог.

– Лааадно, почти уговорили. Допустим, сделать малый прочный корпус я смогу, с генератором тоже нет проблем, но… как вы себе представляете устройство двигателя такого аппарата и систему управления? – Николас самодовольно улыбался, загнав обеих девушек в тупик.

– Замкни цепи на накопитель, вот и получишь минимальный максимум, – злорадно ухмыльнулась Мирэлле. Она давно вынашивала эту идею, вот только разговор ни разу не заходил настолько далеко, чтобы она могла озвучить свои предположения относительно устройства новых челноков.

– Но у нас нет лишних накопителей, их невозможно произвести в условиях корабля! – Ольга и Николас почти хором выпалили одно и то же.

– Но есть ведь персональные. Я не говорю – подвергать экипаж опасности, но… я могу рискнуть стать пилотом.

Спор разбился о железную волю Мирэлле. Николас сдался и вскоре приступил к расчетам новых челноков.

Испытания систем «Зверь» и «Птица» показали, что идея Мирэлле имеет право на жизнь, и конструкторы во главе с Саймоном не зря бились над разработкой восемь лет. Новые челноки превосходили старые по всем показателям, уступая лишь в размере, а соответственно, в возможности перемещения оборудования. Однако испанка не унывала на этот счет, сказав, что опытные образцы вполне сойдут для разведки, а вот над масштабностью можно и нужно поработать.

– Как ты себе это представляешь, неунывающая наша? Где брать материал?

– Разведчики на то и даны, чтобы прокладывать курс для грузовых челноков. Пока пойдем таким путем, а далее на грузовые прототипы систем замахнемся.

– Тебе явно не хватало долгожительства, которое обеспечивает накопитель. Боюсь предположить, какие идеи тебе придут лет через двести.

– Иногда мне кажется, что людей испортила именно короткая жизнь, они не успевают понять, чего хотят от этой самой жизни.

– А чего хочешь ты?

– Утопию.

– Боюсь, что именно тебе и удастся построить таковую.

– Дело за малым, найти подходящую планету, – лучезарно улыбнулась Мирэлле, примериваясь к креслу пилота системы "Птица".

– Ты все-таки решила исследовать этот астероид? – поинтересовался Ник, собираясь надеть гермошлем до того, как отправиться к своему челноку.

– Да, пришли данные от Ольги, что там есть руда.

– В шахтеры решила записаться?

– Всего лишь присмотреть за разработкой шахты. Все же на безатмосферные тела остальные челноки садятся без проблем.

– А без тебя не справятся?

– Уж кто бы говорил. Сам-то куда собрался?

Вместо ответа Саймон виновато улыбнулся. За время испытаний он успел проникнуться новым аппаратом и, как ребенок, – хотел летать.

– Оленька, ты прям прописалась в рубке. Что за надобность? – испанка с любопытством поглядывала, как подруга в очередной раз выпроваживает первого пилота из его кресла и сосредоточенно вглядывается в дисплей иллюминатора.

– Мне нравится смотреть на эту планету, ностальгирую. А выводить изображение себе на монитор не хочу, не тот эффект.

Экипаж давно посмеивался, считая их путешествие бесконечным и утопичным. «Космическая одиссея с замороженным кладбищем на борту» – так окрестили это предприятие бодрствующие. Время от времени некоторые уставали и сами просились в заморозку на пару десятков лет, а то и до прибытия на «конечную станцию». Складывалось впечатление, что именно в крио-камерах жизнь бьет ключом, поскольку пробуждающиеся на время «не стерильные» вносили свежую струю в жизнь экипажа, еще из полусна начиная заваливать вопросами, найден ли новый дом, что произошло за время тех десятков лет, что они спали, и все так ли энергична старпом. В последнем быстро убеждались, поскольку Мирэлле всегда присутствовала при очередной расконсервации желающих, заранее оставивших заявки, когда их пробудить. Правда, такие проводили в бодрствующем состоянии не более года и снова уходили в крио-камеры.

О том, сколько станция находится в полете, предпочитали не говорить. То ли экипаж подобрался такой, то ли накопитель благотворно действовал и на нервные клетки, но случаев сумасшествия за три сотни лет было всего два, да и те не по причине длительности пребывания в космосе, если верить психиатру. За монотонной работой в гидропонных фермах и исследовательском центре проходило основное время экипажа. Конструкторское бюро иногда радовало новой разработкой, облегчавшей труд астронавтов. Высадка на любое космическое тело, будь то пустынная планета, спутник или астероид, всегда воспринималась как праздник. Особенно, если все же планета. Все еще теплилась надежда, что новый дом удастся обрести и не стать вечными скитальцами среди звезд. И теперь эта надежда голубела за иллюминатором, вызывая ностальгию у всех, кто хоть краем глаза успел взглянуть на новую планету.

– Нет, меня положительно умиляют показатели зондов. Жаль, что только зонды и могут туда попасть, а так плацдарм был бы великолепным, – Ольга бессильно сжимала кулаки. – Близок локоть, да не укусишь. Вот же ж черт!

– Все настолько плохо? – поинтересовалась Мирэлле, когда ей окончательно надоело трое суток наблюдать за вперившейся взглядом в иллюминатор подругой. Испанке казалось, что ГИЦ пожирает глазами эту планету и не может насытиться.

– Наоборот, все слишком хорошо. Даже состав атмосферы… черт, если бы на нашей старушке-Земле не было производства, то там был бы такой же чистый воздух. А пробы почвы? Это же песня, а не планета, мир до пришествия людей! Нет, ну ты только посмотри, какая она красивая, и могла бы стать нашим домом.

– Что тебя смущает?

– А ты не видишь? Она же вертится, как пропеллер. Временные циклы значительно отличаются от привычных нам. Зонды проходят, они маленькие и прочные, но даже их хватает на одноразовое использование. Оттуда возвращается утиль, словно они там пробыли десятки лет, хорошо хоть память не стирается.

– Феномен временной петли?

– Именно он.

– Знаешь, ты отдохни, а потом на свежую голову проверишь данные.

– Эх, как скажешь.

– И все же она слишком похожа на наш дом, – тихо произнесла Мирэлле, когда Ольга покинула рубку.