Текст книги "Цена счастья"

Автор книги: Анджела Шайвли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

19

Я в ужасе смотрела на полубезумную красавицу, стоявшую передо мной. До сих пор не понимаю, как у меня хватило мужества для продолжения разговора.

– Скорее всего, вам не приходит на ум, что есть и другое объяснение смерти мадам Дениз, – тихо сказала я, пристально глядя ей в глаза. Всем известно, насколько сильно вы ненавидите меня. Во всяком случае – достаточно сильно, чтобы убить.

Судя по ее заполыхавшим злобным огнем глазам, я на сей раз попала в точку. Обнадеженная этим, я продолжила:

– Вас не было тогда с нами на лыжной прогулке. А потому вы не знали, что меня неожиданно затребовали в замок. Давайте предположим, что это вы убили Дениз, перепутав нас. Ведь наши лыжные костюмы были очень похожи. Хотя вполне возможно, вы даже и не знали, какого цвета костюм Дениз.

Постепенно лицо Мари-Лизет приобрело какой-то зеленоватый оттенок.

– Но это же нелепо, – запинаясь, сказала она. – Я не могла знать, что Брайан отдал вам этот костюм.

Помолчав секунду, она спросила:

– А какого цвета был костюм мадам Дениз?

– Темно-красный, – ответила я, удивляясь тому, что эта незначительная деталь привлекла ее внимание. И тут мне пришла на память женщина, которая манила меня за собою несколько дней тому назад. Что, если то была не Дениз, а Мари-Лизет? Но в таком случае она должна была бы знать, что у Дениз был темно-красный лыжный костюм. А вдруг она сейчас настолько напугана, что ее можно взять «на пушку» и заставить проговориться?

– А какого цвета ваш лыжный костюм? – спросила я.

Внезапно она побледнела как мел.

– Лыжный костюм! – повторила она с некоторым подобием сарказма в голосе. – У нас тут нет лыжных костюмов. Мы надеваем все, что имеется в нашем распоряжении. Так же, как вы тогда, в последний раз...

Тут она поняла, что сказала слишком много, но было поздно.

– О-о! Так вам известно, что на мне было надето? Значит, вы следили за нами?

– А это в конце концов никому не запрещается. Да, я хотела понаблюдать за вами. Может быть, потому что немного завидовала, а может, и еще почему-нибудь... Сама не знаю.

Я промолчала. Даже если это она была той женщиной, которая заманила меня в чащобу, она никогда не признается в этом.

Мари-Лизет вымученно улыбнулась.

– Ваши подозрения смехотворны. Какие у меня могут быть причины, чтобы убивать вас?

– Вам, мне кажется, для этого не нужно иметь каких-либо логических причин.

Ее лицо исказилось ненавистью.

– Зато у вас этих причин более чем достаточно. Если вам не удалось сохранить одного из братьев, почему бы не заполучить другого? Не говоря уже о том, что вам предпочтительнее иметь их обоих, судя по вашему поведению.

Она сжала кулаки, как бы пытаясь овладеть собою:

– Почему я была такой идиоткой, что не смогла сразу разглядеть вашу сущность?

– Как прикажете понимать это?

Но вместо того, чтобы как-то объяснить свою мысль, она со свойственной ей страстностью продолжила:

– Стоило вам только появиться тут, как оба – Фарамон и Брайан, а, может быть, и Поль вместе с ними как будто бы полностью потеряли разум. Ах, если бы только вы никогда не приезжали сюда! И прежде бывало не всегда хорошо. Но это по крайней мере оставляло надежды... А теперь вы все испортили... Если только... – она сжала губы и погрузилась в глубокие раздумья.

– Вы и представить себе не можете, насколько приятнее мне было бы уехать отсюда! – призналась я. – Я собиралась уехать уже в первый день по прибытии. Но мне запретил и думать об этом ваш друг Поль.

– Я знаю. Он говорил мне об этом. Но он полный идиот!

Когда она снова посмотрела на меня, я заметила в ее глазах знакомый уже лихорадочный блеск.

– А почему вы называете его моим другом? – внезапно спросила Мари-Лизет.

– У меня сложилось впечатление, что вы отлично понимаете друг друга, – уклончиво ответила я. – И не враг же он вам?

– Неужели необходимо, чтобы кто-то был тебе другом или врагом? Разве не существует чего-то промежуточного, например, равнодушия? Но тут вы правы. Поль мой друг. Более того, друг верный. Кроме того, он не относится к тем людям, которые создают для окружающих проблемы.

На это нечего было возразить. Да и говорить было более не о чем. А потому я решила возвращаться. Я больше не могла продолжать беседу с человеком, у которого, что называется, не все дома.

Когда я собиралась повернуться, она схватила меня за руку.

– Э, нет, подождите. Я хочу рассказать вам кое-что еще. Нечто очень важное для вас и очень радостное.

Я решила, что она просто хочет меня задержать. Но все-таки любопытство удерживало меня. Ах, если бы только я послушалась своего внутреннего голоса! Но вместо этого я осталась, ожидая неизвестно чего.

– Вы полагаете, что я вам враг, – сказала она и понизила голос, как если бы боялась, что ее услышат в замке. – Но это не так.

Заметив скептическое выражение моего лица, она продолжила:

– Нет, я не буду убеждать вас, что испытываю к вам дружеское расположение! Мы слишком отличаемся одна от другой. Но у меня нет к вам ненависти – мне неприятно только ваше присутствие тут. И ничего мне так не хотелось бы, как вашего отъезда.

– Если вам нечего больше сказать мне... – перебила я ее несколько нетерпеливо.

– Нет. Подождите же! Есть еще один путь из этой долины. Только вы не должны показывать его более никому, если решите оставаться тут. Но чтобы доказать вам, что я говорю это абсолютно серьезно, я готова подсказать его вам.

20

Она говорила на удивление убедительно. Я была уверена, что речь идет о какой-нибудь темной и связанной с драматическими событиями тропе, ведущей в страну, из которой уже нет возврата. Однако она имела в виду более прозаические вещи. Среди прочего транспорта в замке было что-то вроде снегохода – трактора с широкими гусеницами, на котором можно было преодолевать большие расстояния.

– На нем вы доберетесь по крайней мере до Ривьер дю Луп. Ну а оттуда вы наверняка сможете уехать поездом. В случае, если и там почему-либо не ходят поезда, то вы сможете добраться до Монреаля на любом другом транспорте. Важно лишь, чтобы за вами не могли последовать люди из Сан-Дегарра.

– А если все-таки кто-нибудь попытается преследовать меня на другом снегоходе?

Мари-Лизет улыбнулась.

– Тогда этому человеку придется потратить не менее суток на поиски снегохода. А может быть, и несколько дней.

И все-таки она не убедила меня в своих добрых намерениях.

– Вы хотите уверить меня, что д'Эшогеты позволят мне воспользоваться их снегоходом? – спросила я.

– Естественно, не позволят, – огорченно подтвердила она. – А потому нам придется проделать все совместными усилиями. Я покажу вам этот трактор. Хотя бы сегодня ночью, когда никто не сможет увидеть нас. Научу как им пользоваться. Управлять им не сложнее, чем обычным автомобилем. А потом вы можете подготовить Мишеля и уехать с ним однажды ночью. Вас не хватятся наверняка до следующего утра. А вы к тому времени будете далеко, и им уже не удастся настичь вас.

– Но это же воровство! – пробормотала я.

– Воровство! Разве же можно расценивать преступлением ваш побег от людей, которые держат вас тут в заточении? А кроме того, тут все принадлежит вашему сыну, а Мишель едва ли откажет вам в своем согласии.

– Да, – растерянно пробормотала я, стараясь не обращать внимания на насмешку в ее голосе, – но я не особенно дружна с техникой.

Мари-Лизет снова изобразила улыбку.

– Давайте говорить откровенно, – сказала она. – У вас нет каких-то сомнений морального плана. Вы просто не доверяете мне. Верно? Вы боитесь, что через некоторое время после отъезда что-нибудь случится с этой штуковиной и т-р-р! – вы оказываетесь среди снежной пустыни на сломанном снегоходе, или произойдет еще что-нибудь, что трудно предвидеть.

Я покраснела до корней волос. Именно об этом я и думала. Я только не знала, откажет ли у снегохода двигатель или я попаду в какую-нибудь засаду. В любом случае мне трудно было представить Мари-Лизет в виде этакого ангела-хранителя. Все это очень было похоже на пустую болтовню. Даже ее мотивы. Но, с другой стороны, она ведь не утверждала, что помогает нам исключительно из человеколюбия. Вот только – почему для нее было так важно, чтобы мы уехали? Не могло ли это означать, что она и Брайан?.. Нет, это исключено.

– По крайней мере поглядите на этот трактор, мадам Леонора. Тогда вы поймете, насколько он прост в управлении. Если вы его увидите, вы сможете оценить, стоит ли вообще думать о побеге.

Мое внутреннее сопротивление постепенно испарялось. Она заметила это.

– Пойдемте, – сказала она. – Мне не придется далеко вести вас. Трактор стоит в большом сарае за последним амбаром. Вы знаете это строение.

Да, верно. Я видела его. Именно там я встретила в последний раз Мари-Лизет. Не встречается ли она там с кем-нибудь? Но – с кем? Единственный мужчина, которого я встречала вблизи сарая, был ее брат. Но, может быть, там пребывал и еще кто-нибудь, кого я не могла видеть? И снова я подумала о Брайане...

– А почему мы не можем отправиться туда немедленно? – спросила я.

При этом мне подумалось, что днем мне едва ли будет угрожать там какая-нибудь опасность.

Мари-Лизет решительно отвергла мое предложение:

– Нет. Это невозможно. Поблизости наверняка будут какие-нибудь работники. А если они заметят, что вы интересуетесь трактором, то все пойдет насмарку. Об этом услышит тот, кому это не следует знать, и двери сарая запрут.

Я согласилась с ее предложением встретиться у сарая вечером после ужина. Заодно мне пришлось пообещать, что я никому не расскажу об этом разговоре, включая и моего сына.

– Дети не в состоянии хранить тайну, – пояснила свою просьбу Мари-Лизет. – А если кто-нибудь узнает об этих планах, то не только ваше намерение бежать отсюда станет невозможным, но и у меня будут крупные неприятности. Да и у Жиля тоже... Поскольку я прихожу сюда так часто в основном из-за него.

Итак, я должна была на всякий случай быть очень осмотрительной и осторожной.

Естественно, у меня были большие сомнения в целесообразности нашей встречи. Но уж слишком сильно было желание выбраться из замка. А это была единственная возможность для побега. По крайней мере до наступления весны. Мне уже было невмоготу ждать еще месяцы. Да и вообще, остаться бы в живых до того времени!

Я была так возбуждена, что мне стоило немалых трудов нормально вести себя во время ужина. Сославшись на головную боль, я извинилась и поспешила к себе в комнату, где быстренько переоделась, абсолютно упустив из виду свое обещание зайти после ужина к Майклу и помочь ему сочинить письмо к дедушке.

Я как раз доставала из шкафа свое пальто, когда увидела в зеркале надутую физиономию сына. Он был уже в пижаме и стоял у двери, которая вела в соединявшую наши комнаты ванную.

– Да-а, ты уходишь, – с упреком сказал он. – А ведь ты мне обещала...

– О Майкл, мне очень жаль, – сказала я и обняла его. Но он попытался вырваться.

– Видишь ли, за то время, что мы не виделись, произошло нечто очень важное. Мне нужно обязательно встретиться с одним человеком, – тут мой взгляд упал на его босые ноги. – А тебе нельзя бегать тут в таком виде. Ты можешь простудиться. Быстренько назад и надень тапочки.

Удаляясь, он хмуро бросил:

– А раньше ты говорила, что дедушка беспокоится о нас, так как он давно не получал никаких известий отсюда. А сама теперь...

– Но ведь почта так или иначе уйдет отсюда лишь через несколько дней, так что можно обойтись без спешки.

Тут мне пришло на ум, что за все то время, что мы провели тут, я не получила еще ни одного письма. Собственно, я и не ожидала почты, но это обстоятельство только усугубляло ощущение полной изолированности от окружающего мира.

– У меня есть фантастическая идея, – сказала я. – Мы позвоним завтра дедушке в Ванкувер.

Странно, что эта мысль не пришла мне в голову раньше. В конце концов мы же не были здесь гостями.

Мое предложение не вызвало у Майкла особого восторга.

– А почему ты уходишь? – хотел он узнать. – Почему он – или они, не знаю – не могут прийти к тебе в замок?

Если бы мне знать, что ответить ему! Ну что он мог теперь подумать обо мне!?? После нашего приезда сюда мне несколько раз удавалось выходить из положения различными отговорками и даже удачной ложью. А теперь я даже не могла себе представить, каким образом объяснить ему предстоящий ночной отъезд. Он был тут счастлив и наверняка не заметил ничего угрожающего вокруг. Да и как Майкл мог что-нибудь заметить? Он был только маленьким мальчиком. И ему трудно будет понять, почему нам нужно вот так вот внезапно уезжать.

Ну, когда мы будем далеко отсюда, я все улажу. Теперь же мне не оставалось ничего другого, как успокоить его очередной ложью.

– Ты не понимаешь, люди из деревни стесняются появляться у нас в замке. Но я не намерена уходить далеко. Просто я должна быстренько повидаться с одной дамой, – я специально подчеркнула это, чтобы он не подумал, будто у меня назначено тайное рандеву с его будущим отчимом.

– С Мари-Лизет?

Теперь пришла моя очередь удивиться.

– Почему ты так решил? Я имею в виду – откуда тебе это известно?

Теперь он выглядел несколько виноватым.

– Она давно шныряет вокруг. А кроме того, я видел вас сегодня утром. Точнее – слышал, как вы разговаривали. Вы стояли как раз под окнами библиотеки.

Мне стало дурно. Мои пальцы как шурупы впились в плечи Майкла.

– И Поль тоже слышал наш разговор?

Майкл отрицательно покачал головой.

– Его не было рядом. Он как раз пошел за книгой.

Я с облегчением вздохнула. Сын же испытующе смотрел на меня.

– Мама, ты не иди на встречу. Я слышал однажды, что о ней говорят слуги. Они считают ее сумасшедшей. Мадам Маршан полагает, что ее нужно изолировать и держать в специальном заведении.

– Тебе не следует слушать эту чепуху, – упрекнула я его.

– Но мама! Это говорит даже Жиль. А он ее брат.

– Хватит. Иди в постель, – сказала я голосом, не терпящим возражений. – А я обещаю вернуться назад не позднее чем через полчаса. Потом мы сможем еще немного поговорить с тобой.

– Хорошо, мама, – послушно сказал Майкл и отправился в свою комнату.

«Ну что у меня за послушный ребенок! – подумала я, преисполненная благодарности. – И как он разумен. Я действительно могу гордиться им».

На улице – хоть глаз выколи. На небе нельзя было заметить ни луны, ни звезд. Слабый свет карманного фонарика, который я предусмотрительно захватила с собой, выхватывал из тьмы лишь маленький кусочек дороги. Ночной морозец проникал через тонкое платье и пронизывал меня до костей.

Чем дальше я шла по скользкой поверхности, тем меньше у меня оставалось первоначальной смелости. Что из того, что сарай находился в окрестностях замка? Для меня он был на конце света.

Я остановилась и попыталась еще подумать о Мари-Лизет. Не было ли с моей стороны безрассудством согласиться на встречу с ней в такой час и в таком месте? Внезапно во мне вновь возобладало разумное начало. Я уже собиралась повернуть назад когда из темноты появилась рука и схватила меня за плечо.

– Я уже боялась, что вы тут заблудитесь, – услыхала я голос Мари-Лизет, – а потому решила пойти вам навстречу. Выключите свой фонарик. Он нам не потребуется.

По всей видимости, она видела в темноте как кошка.

Мне не оставалось ничего иного, как позволить ей руководить мной. Вскоре перед нами должен был появиться амбар. Несмотря на мои ожидания, мы не вошли в него, а прошли в следующий. Она подтолкнула меня к маленькой двери, которая бесшумно открылась. По всей видимости, кто-то постарался ее хорошенько смазать.

– Осторожно, – предупредила Мари-Лизет. – Сейчас будет высокая ступенька.

Несмотря на предупреждение, я все-таки споткнулась. Пока я пыталась сохранить равновесие, мне показалось, что за моей спиной в замке повернулся ключ.

– Мари-Лизет! – в страхе позвала я, подозревая, что меня заперли тут в темноте одну.

И тут до меня донесся тихий смех.

– Не бойтесь, я здесь, – и затем, когда я наткнулась на что-то вроде косяка, она почему-то сказала шепотом: – Секундочку, я сейчас зажгу свет.

Я ожидала увидеть пламя спички или свет неяркой керосиновой лампы. Но вместо этого раздался щелчок выключателя. Помещение осветилось кучей слабых лампочек.

Но прежде чем я успела удивиться тому, что в этой дыре оказался электрический свет, мне бросился в глаза направленный на меня револьвер, который Мари-Лизет держала в руках.

– Ну-с, мадам Леонора! – сказала она.

В ее голосе звучало неприкрытое ликование.

На сей раз я попала в ее ловушку.

21

Мне кажется, излишне говорить о том, что в этом огромном заброшенном сарае не было никаких транспортных средств. Он был абсолютно пуст, насколько я могла разглядеть в слабом свете электрических ламп. Но несмотря на эту пустоту, полы в нем были тщательно подметены, как если бы им регулярно пользовались.

Но почему? Животных сюда не заводили наверное уже не один десяток лет. Не хранили тут и сельскохозяйственный инвентарь. Тут пахло мускусом и гнилью. Это был запах, который, как мне казалось, был присущ всей этой местности.

– Поднимите руки и встаньте спиной к стене, – тоном приказа распорядилась Мари-Лизет.

Я не сдвинулась с места. Но это было не упрямство, а скорее следствие того, что мои ноги вдруг стали ватными.

– Что вы собираетесь сделать со мною? – поинтересовалась я.

– Я могу сказать вам вполне определенно – если вы сейчас же не повернетесь, я просто пристрелю вас.

«Этого не может быть», – подсказывал мне разум. Не может быть, чтобы она на самом деле намеревалась сделать это. И все-таки внутренний голос подсказывал мне, что не стоит быть очень строптивой. От такой девицы, как Мари-Лизет, можно было ожидать чего угодно. Ее нельзя было мерить мерками обычных людей.

Итак, мне ничего не оставалось, как послушно повернуться. Она связала мне руки за спиной куском веревки и подтолкнула меня к бывшим стойлам, затем приказала опуститься на кипу подушек, валявшихся там. Когда я выполнила и это ее указание, она опустилась на корточки и связала мне также и ноги.

– Вот так, – констатировала она и потирала удовлетворенно руки. – И чтобы никаких выкрутасов! Вы можете, впрочем, кричать так громко, как вам того хочется – все равно никто не услышит. В любом случае вам не перекричать завывания ветра.

Я молчала, глядя на окна. Мари-Лизет тоже посмотрела в том направлении, перехватив мой взгляд, и усмехнулась.

– А-а, понятно. Да вы не возлагайте на это особых надежд. Свет никто не увидит – окна занавешены. Мы встречаемся тут в течение многих лет, и никто до сих пор и не подозревал об этом.

Они встречаются тут? Неужели под этими «мы» она подразумевает радикалов из всей округи, которые в этом сарае проводят свои политические сборища. Неплохо придумано – устраивать встречи на территории, принадлежащей одной из самых консервативных семей провинции. В иной ситуации это обстоятельство меня, наверное, позабавило бы, поскольку придумать такое мог только человек с юмором.

Но как этим людям удалось получить доступ к огромному сараю? Кто помог им в этом? Жиль? Это казалось невозможным. Даже если он был замешан в это, едва ли бы он решился на подобный риск. Наверно, это был кто-нибудь из погибших братьев. Но чем больше я раздумывала над этим, тем невероятнее мне казалось мое предположение.

Между тем Мари-Лизет склонилась за сохранившейся с давних времен кормушкой и вытащила откуда-то шезлонг.

– Уж ежели мне придется ждать, то я могу себе позволить по крайней мере некоторые удобства, – заявила она, располагаясь рядом со мною. – Нам потребуется еще несколько часов для реализации нашего плана.

– В любом случае тут не очень уютно, – сказала я. – И чего, собственно, вы ожидаете?

– Того момента, когда я буду уверена, что все уже отправились спать. После этого я препровожу вас в снег. Причем мы отправимся подальше отсюда, чтобы не возникало сомнений в том, что вы заблудились, отправившись погулять немного по окрестностям. Так вот, там-то вам и предстоит замерзнуть. На следующее утро мы срежем веревки с ваших рук и ног, чтобы все выглядело как настоящий несчастный случай. Один среди многих других.

Тут она разразилась смехом.

– Еще один несчастный случай! Как будто бы тут был хотя бы один! Промахи, может быть, и бывали, но вот несчастные случаи – никогда.

На сей раз я не испытала ни малейшего удивления.

– Вы хотите сказать, Дениз умерла из-за чьей-то оплошности? Не так ли? Поскольку наши лыжные костюмы были почти одного цвета?

Она помедлила, прежде чем ответить.

– Да, ей пришлось умереть, поскольку вас перепутали, так что именно вы виновны в ее смерти. Пусть и не напрямую. Но это лишь пошло на пользу нашим интересам, поскольку люди полагают, что это вы убили ее.

Но кто были эти «мы» и кого она имела в виду, говоря о «наших интересах»? Не принадлежала ли она к сепаратистам? Не скрывались ли за всем этим политические интересы? Я уже ничего не понимала. Но следующие произнесенные ею слова уже нельзя было интерпретировать двояко:

– Дениз умерла из-за досадной ошибки, но в плане достижения главной цели едва ли это имеет значение, – повторила Мари-Лизет. – Ее смерть лишь поможет нам устранить с пути остальные препятствия. Сожалею, но тут ничего уже не поделаешь.

Трудно было представить, что под «главной целью» подразумевалась моя скромная персона. Ну а то, что моя смерть не вызывала у нее никаких отрицательных эмоций, было так же ясно, как и завершение службы в церкви обязательным «аминь!». Но о чем она, собственно, говорила? Оставалось еще очень много неясного. Так как теперь я абсолютно беспомощной лежала у ее ног, понимая, что меня так или иначе убьют, можно было надеяться, что она по крайней мере ответит на некоторые вопросы.

– Почему для вас так много означает моя смерть? – спросила я. – Это как-то связано с Брайаном?

Ну вот он и прозвучал, этот столь важный для меня вопрос. Если Брайан был ее союзником, то он убил Дениз из-за Мари-Лизет, а не ради меня. Но разве она не сказала, что смерть Дениз была ошибкой? Разве мог Брайан перепутать меня со своей женой? Тем более, что ему было известно, что я давно уже должна была бы находиться в замке.

– Брайан? – саркастически повторила она. – Да, он действительно очарователен. Я обожаю его. Но он же не человек, он – рыба! Нет, речь идет о Фарамоне. Я люблю его, а он любит меня. Хотя на людях нам приходится притворяться, чтобы не возникли никакие подозрения.

Фарамон! Но это же было почти так же невероятно! Значит, это он принимал участие во всех грязных делишках Мари-Лизет? Да и были ли то действительно ее делишки? Но нет, он никак не мог спутать меня с Дениз. Ему было известно, что я вернулась назад с Жилем. Вся эта история становилась все более и более непостижимой!

– Мы скоро поженимся с Фарамоном, – продолжала между тем Мари-Лизет без внутренней, как показалось мне, убежденности. – Вы ведь и не подозревали об этом, не правда ли? Вы, вероятно, думали, что он влюблен в вас?

– Вот уж во что я никогда не верила... – тихо сказала я.

Мои запястья и щиколотки постепенно начинали болеть. Она достаточно крепко завязала свои веревки.

– Несколько человек знали о наших отношениях, – уже более уверенно продолжала Мари-Лизет. – Но они полагают, что все теперь в прошлом. Я также всегда нравилась Полю. Но вот он почему-то всегда относился ко мне слишком серьезно и явно намеревался изменить меня... Фарамон не такой. Он любит меня так же сильно, как и я его. Мы уже давно с ним тайно обручены.

– Но он никогда не говорил об этом своему отцу, – я сознательно хотела доставить ей боль. – Может быть, он просто стыдился вас?

Она, разозлившись, откинула голову назад.

– Э нет, ошибаетесь. Он говорил ему. Это было довольно давно. Старик чуть не набросился на меня, а Фарамона собрался даже лишить наследства.

– Неужели это было так ужасно для вас, если вы действительно любили друг друга?

Судя по всему, я задела болевую точку, поскольку у меня создалось впечатление, что Мари-Лизет не только разозлилась, но и несколько растерялась.

– Ну, тогда мы были еще очень молоды. Я бы сказала – слишком молоды для того, чтобы жить самостоятельно. Фарамон объяснил мне все очень популярно. Он сказал тогда, что знает, каким образом можно вновь завоевать расположение отца. Когда Жан-Пьер поехал навещать вас в Ванкувере, Фарамон последовал за ним. И когда Жан-Пьеру не удалось убедить вас отказаться от Майкла, Фарамон решил сам позаботиться обо всем...

– Следовательно, его отец не имел к случившемуся никакого отношения?

– Конечно же, нет, – с огорчением подтвердила она. – Не думаете ли вы, что д'Эшогеты в состоянии запачкать себя кровью?

Итак, в течение нескольких лет я несправедливо обвиняла своего свекра в случившемся. Что ж, он уже мертв, а мне предстоит умереть через несколько часов. Так что теперь это уже не имело никакого значения.

– Старик тогда страшно обозлился. Он намеревался даже выгнать Фарамона, но мадам была решительно против этого. Сложившаяся ситуация ей тоже не доставляла удовольствия, но несмотря на это она начала рыдать и в конце концов убедила своего супруга предоставить Фарамону еще один шанс. Поэтому они добились для меня стипендии и отправили меня на учебу. Наверное, они полагали, что я не разберусь в их планах. Нам помог патер Давье. Он часто бывал тут и вел длительные беседы с Фарамоном. Это продолжалось до тех пор, пока Фарамон не заявил, что раскаивается в содеянном. Тогда отец простил его. Но лично я полагаю, что отец и сын лишь внешне примирились друг с другом. Во всяком случае, старый мсье д'Эшогет никогда больше не доверял Фарамону.

– Наверное, у него были для этого все основания. А у меня к вам просьба – не могли бы вы, учитывая, что нам предстоит провести тут еще несколько часов, немного ослабить петли, Мари-Лизет?

Она отрицательно тряхнула своими черными волосами.

– Не пытайтесь надуть меня. Вы просто рассчитываете, что таким образом сможете увеличить свои шансы на побег. А кроме того, скажите на милость, почему бы мне не заставить вас немного помучиться после всего? А? Ведь вы доставили мне немало неприятностей.

Мари-Лизет продолжала говорить. Чувствовалось, что у нее была потребность выговориться. Слова, которые так долго сдерживались в ее груди, теперь требовали выхода.

– Вам было известно, что Фарамон не имеет права свободно распоряжаться своей частью наследства? Брайан является не только опекуном Майкла, но и Фарамона также. Майкл вступит во владение наследством по достижении двадцати одного года, а Фарамону предстоит довольствоваться ролью опекаемого до конца своей жизни. Он, как маленький ребенок, должен отчитываться за каждую монетку. И так до тех пор, пока жив Брайан. Ну что, вы не знали этого? Верно?

– Нет, никто не говорил мне об этом, – в ужасе сказала я.

Из услышанного мною следовало, что после моей смерти наступит очередь Брайана. А потом – Майкла.

Майкл! Я попыталась порвать веревки. Но чем сильнее я напрягала руки и ноги, тем глубже веревки впивались в мою кожу.

Заметив мои попытки, она только садистски рассмеялась:

– Чем меньше вы будете брыкаться, тем быстрее все ваши конечности потеряют чувствительность. Так что потом вы ничего не будете чувствовать.

– Весьма признательна за добрый совет.

Запрокинув голову назад, она звонко рассмеялась.

– Мы с Фарамоном встречались тайно многие годы. Когда я закончила обучение, я попыталась убедить его жениться на мне, оставив свою семью, свои деньги и все прочее. Но он отказался.

– Да, у него очень стойкий характер, – с издевкой заметила я.

– Вы что, полагаете, будто я не знаю, насколько он слабовольный? – с легкостью возразила она. – Если любишь мужчину, то это не означает, что остаешься слепой к его недостаткам. И несмотря ни на что, все-таки продолжаешь любить его. Но вы-то, холодная как лед не можете себе и представить, что это такое – настоящая любовь. Да вам и не узнать этого более.

Ее слова причиняли мне большую боль, чем веревки. Она была права. Любовь к Алану была любовью молоденькой девушки. Теперь, по прошествии стольких лет, я превратилась в зрелую женщину, но у меня действительно не оставалось никакой надежды узнать, что означает настоящая любовь.

– Будь у Фарамона более сильный характер, вас бы похоронили несколько недель тому назад, – как нечто само собой разумеющееся сообщила она мне. – Небольшой толчок – и вы лежали бы, разбившись о скалы. И никто бы не заподозрил, что это не было несчастным случаем. Всем известно, насколько опасно пребывание на башенной площадке. Но нет, он не мог взять это на себя. Он оставил вас там наверху на несколько часов, надеясь, что у вас закружится голова и вы сами свалитесь вниз. И когда потом он вновь поднялся на башню и застал вас там... Короче, он и сам признался, что он недостаточно сильный человек. К счастью, у меня мужества и воли хватает на двоих.

Если она говорила правду, то он солгал ей. Он оставался внизу всего пару минут и за это время успел очевидно решить все по-другому и бросился спасать меня.

И все-таки еще очень многое оставалось мне неясным.

– И несмотря ни на что вы полагаете, что на сей раз у него хватит мужества убить меня?

– У него просто не останется выбора. Вам слишком многое известно теперь. Он просто не может себе позволить оставить вас в живых. Ну а через некоторое время нам придется побеспокоиться и о Брайане, а потом уж о Майкле.

Я снова напряглась в своих путах, пытаясь порвать их. Бесполезно.

– И все это только ради денег? – негодующе спросила я.

– Деньги! – со злостью бросила она. – Если бы меня интересовали деньги! Они абсолютно не нужны мне лично. Но ведь с богатством и властью д'Эшогетов перед нами будут открыты все пути! Мы сможем освободить тогда Квебек от тирании англичан!

– Так Фарамон д'Эшогет также является сепаратистом?

– Естественно, он – один из наших руководителей.

И когда я с сомнением посмотрела на нее, она заметила с каким-то странным выражением лица:

– Это он бросил бомбу на вокзале. Как вы считаете, мог бы он пойти на такой шаг, если бы не был убежден в правоте того дела, которому служит?

Теперь я действительно потеряла дар речи.

– Но... я почему-то... Я думала, что это был Поль.

– Поль! – вскричала она и вдруг истерически рассмеялась. – Да ваш Поль – пацифист! – Она подчеркнула своими интонациями, что считает пацифистов неполноценными людьми. – Это надо же, он отправился за Фарамоном в Монреаль, когда узнал от Жиля о его намерениях. А Жиль – просто болван! Вначале он был с нами. А потом, как и Поль, отошел от движения и начал плести против нас интриги. Поль собирался отговорить Фарамона от мысли бросать бомбу. Но, к сожалению, приехал на вокзал на пару минут позже, чем следовало.

Так вот, оказывается, где была зарыта собака. Тем человеком, кого пыталась всеми силами защитить вся семья, была Фарамон.