Текст книги "По зову рода (СИ)"

Автор книги: Андрей Журкович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Вот и сейчас подле одного стола на лавке сидели три мужичка. Одеты они были богато, даже привыкший к новым вещам, которыми ещё не устал гордиться Казимир, на их фоне выглядел ряженным скоморохом. Одному было лет под пятьдесят, двое других в половину младше и судя по лицам его сыновья. Старший не поднимая головы, склонился над разворотом бересты, медленно и любовно делая какие-то пометки короткой заточенной палочкой. Казимир никогда такого не видел, от чего, вытянув шею, уставился на получающееся изображение. Похоже мужик не просто рисовал, а помечал какие-то сведения, но большего ведун разгадать не успел. Один из скучавших рядом с отцом сыновей глянул на ведуна так, что Казимиру пришлось тотчас отвернуться.

– Ты, вестимо, тот самый Казимир, – окликнули его в спину.

Ведун обернулся и встретился глазами с ещё одним посетителем, которого не заметил с первого взгляда. На него смотрел старец, голова которого была укрыта капюшоном однотонной робы чёрного цвета. Он был немолод, но судя по громадным кулакам и запястьям, толщиной с бедро Казимира, ещё пребывал в богатырском здравии. Мужчина сидел на лавке, прислонившись к стене, а на его коленях покоился тяжёлый дорожный посох, справленный из ствола дерева с корневищем. Изогнутые корни сплетались в немыслимый для живого растения клубок, образующий подобие булавы.

«Таким посохом и голову можно проломить, – отметил про себя Казимир, глядя как недружелюбно его рассматривает старец. – А ты, похоже, и есть местный ведун, у которого я увёл работу».

– Подойди, – повелительно обронил мужчина, неотрывно глядя Казимиру в глаза.

Ведун повиновался, стараясь вести себя так, словно нисколько не удивлён и не боится.

– Кто учил? – старец говорил так, словно выплёвывал слова.

– Огнедар… – промямлил Казимир, сомневаясь, стоит ли говорить настоящее имя наставника, а затем гордо добавил для острастки. – Громобой.

Стальной взгляд вдруг немного смягчился, сменившись шутливым изумлением.

– Огнедар? Он жив ещё?

– Живее всех живых, – гордо ответил Казимир.

– Хм… помню его… да, было дело, – старец усмехнулся в бороду, его глаза на миг подёрнулись пеленой, словно он вспоминал события давно минувших дней.

Казимир же тотчас подумал, что с его бывшим наставником этот дед не посмел бы разговаривать в таком тоне. Старец хотел сказать что-то ещё, но их прервал гомон множества голосов, приближавшихся из недр кнесовских палат. Двери распахнулись и начали выходить люди двое, трое, пятеро, десяток! Ведун зачарованно глядел на идущих мимо воинов и купцов. Все одеты богато, с изысками, каких он сам не видывал в жизни. Красные рубахи, столь яркие, что рябило в глазах. Пояса украшены самоцветами, на руках многих металлические браслеты, сияющие серебром и даже золотом! Позади всех брели два мужика, сосредоточенно что-то обсуждавших.

– В общем, не подведи меня, Ратибор, – говорил тот, что помоложе. – Как хочешь действуй, но чтоб из-под земли мне их достал! Взялись давать клятву, пускай двадцать… нет лучше пятьдесят всадников от них прибыло.

– Будет сделано, кнес, – кивал второй мужчина, в котором Казимир признал воеводу.

Нынче тот выглядел не так, как запомнился ведуну. Борода заплетена в две тугие косы лежащие на груди, а сама голова гладко выбрита. Теперь на коже виднелись до этого скрытые символы. Кажется, это были варяжские руны! Глянув на ведуна, Ратибор коротко ему кивнул, а затем обратился к кнесу:

– А вот и наш бродяга с туманного острова, – последние слова он произнёс с весёлостью в голосе.

Казимир низко поклонился, вглядываясь в лицо кнеса Велерада. Тот был сравнительно молод, лет тридцать не больше. Лицо красивое, благородное и мужественное. Низкий лоб, прямой и острый словно клинок нос, квадратный подбородок венчающий тяжёлую челюсть, но главное глаза. Цвета небесной лазури светлые холодные проницательные. При виде ведуна в них проснулся живой интерес. Хлопнув воеводу по плечу, мол, ступай, кнес поманил Казимира за собой, бросив на ходу:

– Ну, здравствуй, ведун Казимир. Ступай за мной, побеседуем.

Они вошли в новую палату. Длинные столы в ней стояли в центре помещения. Самый высокий из всех, стоявший по центру просторного зала, венчался громадным тяжёлым стулом с резными подлокотниками, единственным отдельным сидением. Однако Велерад занял не его, а уселся на одну из лавок, жестом указав Казимиру место напротив себя. Ведун благодарно кивнул, усаживаясь. Хотел было что-то сказать в знак благодарности за предложение присесть, но кнес его опередил.

– Не буду ходить вокруг да около, времени очень мало, – быстро сказал Велерад. – Тебя хорошо отрекомендовал Ратибор. Говорит проблему решил без шума и пыли, так ещё и с наградой не пожадничал. Я таких людей люблю… – добавил он, стуча пальцами по столу. – И к себе приближаю. За то на тебя, кстати, мой городской ведун зуб имеет. Вы уж познакомились, я видел.

– Да, кнес, – сдержанно ответил Казимир.

– Ой, да не робей ты так, – скривившись продолжил Велерад. – Впрочем, чего от тебя ждать… Ты же у нас лесной самородок… Ну да ничего, привыкнешь. Так… что я хотел тебе сказать… Ах, да! Я иду в поход на восток, стягиваю силы… Мне нужны воины, обслуга обоза, знахари… ведун тоже нужен. Пойдёшь со мной.

Он не предлагал, не спрашивал, а утверждал. Казимиру было жутко не ловко, ведун никак не мог взять в толк, как бы уклониться от этого предложения, которое предложением не было. Кнес явно хорошо знавал людей. Заметив на лице Казимира промелькнувшую тень сомнения, он истолковал её по-своему.

– Боишься? В первый раз все боятся, не бери в голову. Я не на убой вас поведу… мы им такого шороху дадим! – он сжал кулак, показав ведуну.

– Кнес, дозволь сказать… – запинаясь начал ведун. – Я же отшельник… никогда в военном деле не участвовал… да и не хотел… Я людям помогаю… Лечу…

– Так тем и займёшься, – ничуть не изменившись в лице, заметил Велерад. – Лечить будешь столько, что надоесть успеет, это я тебе обещаю. А вот эти твои хочу, не хочу, ты давай-ка брось! – продолжил кнес, уже резче, в его голосе зазвенел металл. – Ты живёшь на моей земле ведун Казимир. На моей земле, под моей защитой, в моей власти. Когда ты выполнил работу для Ратибора, я тобой заинтересовался. Мне есть кого поспрашивать, чтоб не слухи досужие, а как есть правду вызнать, – он помолчал, изучая реакцию ведуна. – Интересные про тебя вещи рассказывают! Ты знаешь, что за тобой уже и прозвище имеется?

Казимир изумлённо покачал головой, не в силах сказать ничего.

– Вороном кличут. Беду, говорят, навлекаешь.

У ведуна встал ком в горле, а нога затряслась.

– У меня тоже есть прозвище, – продолжил кнес, сверля ведуна лишённым эмоций взглядом. – Краснорукий. Не народом моим данное, врагами. Догадываешься почему?

Казимир кивнул.

– Я так считаю, коль человеку прозвище за спиной приклеивают, да ещё такое, что сами боятся, он чего-то в этой жизни стоит. И ты, Казимир, прямое тому подтверждение. Пойдёшь со мной?

– Пойду, – ответил ведун.

Глава 15. Призывающий бурю

Сборы в поход начались задолго до того, как Казимира доставили в Белозерск. Привычно заполненные горожанами улицы теперь опустели. По приказу Велерада запрещено было загромождать проезды телегами, торговыми лотками или проводить лошадей незадействованных в предстоящей кампании. Каждый день прибывали новые воины, получившие весточку от кнеса. Иногда это были небольшие группы по десять-пятнадцать всадников, но чаще приезжали по двое, трое, четверо. Конечно же, это были семьи, – отцы с сыновьями, братья, свояки. Собраны все были тоже по-разному.

Каждый всадник имел боевого коня, те, что побогаче двоих, кроме того от двух до трех заводных лошадей приводили для самого перехода и перемещения обоза с провизией и обслугой. Одеты воины тоже были разномастно. Вычурные открытые шлемы со стрелкой, защищавшей переносицу у одних, маски полушлемы у других. Кто-то мог похвастаться кольчугой, иные кольчужной бронёй двойного плетения, а кто-то довольствовался кожаными куртками с пришитыми поверх металлическими бляшками. Каждый всадник вооружался длинным копьём и мечом. У иных к седлу дополнительно крепились топоры или булавы, луки и даже метательные дротики. Едиными в этом пёстром воинстве были только щиты – ромбовидные деревянные с изображением могучего дерева, раскинувшегося над озером.

Обслугу обоза составляли крестьяне, которых, конечно же, никто не собирался вооружать. Казимира это поначалу расстроило. А ну как нападут и на нас? Что тогда делать? Он обратился с подобным вопросом к воеводе, на что Ратибор лишь рассмеялся.

– Никто вас не тронет, – тот лишь отмахивался. – Дались вы кому-то! Скажешь тоже. Резать крестьян… Что за вздор? А пахать-то, кто будет? Кто провизию для войска, да кнеса соберёт? Заруби себе на носу, мудрый ты наш ведун, селянин – это и есть самое ценное сокровище любого кнеса, потому, как стоит он дороже и злата, и пушнины. Без крестьянина ничего делаться не будет! Урожай без него не народится, а опосля не соберётся, руда не добудется, а опосля не переплавится. Поэтому вас вооружать никто не станет – толку от толпы с вилами и топорами никакого, драться вас не обучали, а пораниться коли в пекло полезете уж это вы завсегда.

– А ежели нас неприятель захватит? – не унимался ведун.

– Значит у тебя будет новый кнес, – и глазом не моргнув, заявил Ратибор.

За городскими стенами творилось такое, что Казимир и представить себе не мог. Если раньше он считал огромной толпой обычную деревенскую ярмарку, то какого же было его удивление, когда он увидал десятки повозок с овсом, сотни костров, горящих между палатками и шатрами, снующих повсюду людей, катящих, несущих и волокущих многочисленные припасы и снедь. Одни разгружали привезённое, другие напротив загружали, третьи крепили к телегам разобранные камнемётные пращи, вертлюги от осадных самострелов, укладывали длиннющие лестницы, а также окованные сталью брёвна таранов.

Всего под своей рукой кнес Велерад собрал четыре сотни всадников собственной дружины, ещё двести человек степной конницы привёл с собой печенежский друг кнеса – могучий Карама́. Казимир раньше никогда не видел печенегов, только слышал о них, и рассказы те никогда не бывали добрыми. В его представлении они слыли кровожадными воинами с востока, увешанные черепами убитых врагов – дикие, злые и беспощадные. Какого же было его удивление, когда ведун увидел… простых людей, таких же как он сам.

Их открытые шлемы венчали шишаки с конскими хвостами, вооружались печенеги длинными копьями и прямыми мечами, круглые обтянутые кожей щиты с изображением трех перекрещенных стрел висели на крупах коней, короткие луки в седельных сумках, стёганные кожаные курки на теле, но главное лица… Они вовсе не походили на половцев или хазар. Ведун мог бы поклясться, что, если бы ему не сказали, он ни в жисть не догадался, кто перед ним.

– Здорово, озеричи, – весело крикнул богатырь с серыми глазами.

Его обветренные щёки и лоб имели медный загар, над верхней губой росли реденькие усы, а через правую бровь пролегал застарелый шрам.

– Привет и тебе, Карама! – зычно отвечал кнес, оборачиваясь.

Велерад целыми днями занимался смотром и муштрой своего воинства, в числе прочего пресекая попытки бойцов подгулять и добыть медовухи, а потому тотчас появился в рядах ратников, едва прошла молва о том, что прибыли печенеги. Богатырь спешился, и они обнялись как братья, хлопая друг друга по спинам.

– Ну ты и раздобрел, – весело заметил Велерад. – Конь-то ещё держит?

– У меня много коней, – в тон ему ответствовал Карама. – Если один упадёт, не беда! – И они оба расхохотались.

– А где же Талмат? – спросил кнес, глянув за спину Карама. – Как всегда отстал из-за того, что не мог решить, какую девку сегодня осчастливить?

Лицо могучего воителя помрачнело, словно его по щеке ударили, губы поджались.

– Убили Талмата, – коротко бросил он. – Изу-бей зарезал.

Велерад осёкся, улыбка тотчас сошла с его светлого лица.

– Моё сердце скорбит с твоим, – тихо проговорил кнес. – А я ведь ему уже и невесту присмотрел подстать…

– Наглую и норовистую? – невесело улыбнувшись спросил Карама.

– Почти… – кивнул кнес. – Отдохни с дороги, – сказал он, опустив другу руку на плечо. – Останься сегодня в моём доме. Там и поговорим, – добавил Велерад.

– А кем был этот Талмат? – спросил Казимир у хлопочущего подле него старика, местного ведуна по имени Белун.

Тот скривился, он явно не хотел отвечать. Ещё с их первой встречи старый ведун невзлюбил молодого конкурента. И хоть Казимир ни коем образом не старался залезать в чужую вотчину, в поход кнес определил именно его. Белуна от этого известия, чуть удар не хватил. Невзирая на предстоящие трудности пути, он страсть, как хотел пойти с войском.

– Добычу он любит, – украдкой пояснил ведуну один из дворовых мальчишек, что были в услужении при палатах кнеса. – Говорят, дважды ходил к «Горам» ещё при батьке нашего Велерада, каждый раз возвращался весь в мехах, да злате.

– Так зачем же ему опять идти, ежели уже всё есть? – опешил простосердечный Казимир.

Мальчишка покосился на него, глядя, как на дурачка, и не нашёлся, что ответить, наверное, подумав, что тот шутит.

Ещё Казимир слыхал, что склочный старик пытался отговорить кнеса брать молодого «криволапого лопуха» вместо себя, но тот даже обсуждать это не стал, оставив Белуна при городе. Когда дело дошло до подготовки и сборов, Казимир, пускай и нехотя, но вынуждено пришел к старому ведуну за помощью. Целебные травы, коренья, припарки, грибы – для огромного войска нужна была целая прорва запасов, кои заготавливали городские собиратели. Всё это добро хранилось в амбаре Белуна. Когда явился «презренный шлында», старик бы рад послать его куда подальше, но опытный Ратибор заранее предупредил Казимира, как правильно вести разговор.

– Скажешь ему, что сам погрузишь всё необходимое в телегу, а забирать явятся мои ребятки Мечислав с Юрасом, – хохотнув, посулил воевода. – Он тебе не то, что амбар откроет, ещё таскать поможет, лишь бы мои орлы сами ничего не трогали!

Так Белун и оказался у Казимира во временном услужении, хоть и до последнего не хотел того признавать, при любом удобном случае демонстрируя своё превосходство.

– А кем был этот Талмат? – снова спросил Казимир, поняв, что Белун упорно делал вид, будто не слышал вопроса.

– Старший брат Карама… нашему кнесу, стал быть, названный брат.

– Названный? – удивился Казимир. – Это как?

– Давно это было… лет двадцать пять уж прошло… прежний кнес Белозерска Велизар, отец Велерада, разбил на поле сечи Метигая отца Карамы и Талмата.

– Они враждовали?

– Ну, конечно, враждовали, – раздражённо глянув на Казимира, ответил Белун. – Печенежская дружба, она как щит. Ежели рука с нужной стороны, то держит крепко, а ежели не с той, то и шипом может в рожу ткнуть. Когда Велизар побил Метигая, то поступил благородно… и мудро. Кнес не стал разорять и обижать людей поверженного врага. Он взял с того слово, что отныне биться они станут лишь плечом к плечу, а не друг с другом. А чтобы Метигай не забыл, взятой с него клятвы, Велизар забрал на воспитание его старшего сына – Талмата.

– Вот оно как… – протянул Казимир.

– Да, Талмат рос и обучался воинскому искусству с названным братом Велерадом у нас Белозерске. Они жили вместе и, говорят, стали друг дружке почти родня. Кнес и хотел, чтобы они стали роднёй…

– Кнес сказал, что присмотрел для него невесту, – припомнив недавний разговор, подсказал Казимир.

– Изначально речь шла вовсе не об этой пыне! – хмуро буркнул Белун. – Кнес собирался… А чего я вообще тебе это рассказываю? – вдруг осёкся старый ведун, глядя на молодого. – У тебя дел других нет, как со мной лясы точить? А ну, пшёл, прочь! Что с меня спросили, я всё вам дал.

Казимир только плечами пожал, набиваться в дружбу старому брюзге он не собирался. Ближе к вечеру в лагере под стенами вновь началась какая-то суматоха. В свете факелов мелькали серые тени, разбрасывая металлические отблески. Слышалась ругань, смех и непонятные ведуну слова на чуждом гортанном наречии. Виляя между многочисленными кострами и палатками, Казимир вышел к тому месту, откуда доносились крики. Его глазам предстали новоприбывшие воины. Молодцы были как на подбор светловолосые и ясноглазые, хотя ведун заметил и парочку рыжих, да пяток чернявых. Красные и голубые рубахи, кожаные штаны, у всех на плечах волчьи меха, хоть и лето на дворе, за спинами повязаны объёмистые позвякивающие мешки (с воинским снаряжением, вестимо) и круглые шиты с белыми и красными полосами. Некоторые воители посинили себе усы, а иные так разукрасили лица, что у Казимира не осталось сомнений в их принадлежности.

– Нурманы, – выдохнул он.

Варяжских наёмников прибыло сто двадцать человек. Они хотели было пройти в город, но их не пустили. Казимир прибыл как раз, когда затевалась ссора. Командовавший отрядом могучий и грозный варяг, опиравшийся на рукоять огромного двуручного топора, гневно рокотал, то и дело указывая на ворота. Застывший перед ним воин, казался крохотным и щуплым, хотя Казимир и знал, что так витязь выглядит лишь в сравнении с северным гигантом. Гордо сложив руки на груди, он качал головой, отвечая нурману тихо и с достоинством. Прислушавшись, Казимир понял, что понимает их, потому что они то и дело переходили с одного наречия на другое.

– Мы пришли защищай твой дом! – рычал викинг, разбрызгивая слюни. – А ты оставляй нас как собака под забор?

– Проход в Белозерск с оружием запрещён для любого иноземца, – и глазом не моргнув, отвечал ему молодой ратник. – Всё воинство отдыхает под стенами и печенеги, и русы, и варяги. Скажи, где вы будете, и я распоряжусь, чтобы вам доставили еду.

– Мы будем там! – громогласно ревел викинг, тыкая пальцем за спину витязя, указывая на ворота в город. – Дай, дорогу, ты, или пожалеешь!

Угроза не выглядела настоящей, однако привела всех окружающих в состояние внезапного напряжения. От костров то тут, то там вставали чьи-то тени и тянулись на ругань. Подле молодого витязя, словно из-под земли выросло ещё двое, став так плотно плечом к плечу, будто они сами были частоколом дубовых брёвен. Вглядевшись в их лица, Казимир ахнул, они были похожи друг на друга, как листья с одного деревца: серые глаза, курносые носы, полные губы, одинаковые ямочки в уголках рта и светло-русые волосы. Варяг тоже воззрился на них с изумлением, переводя взгляд с одного на другого. Надо сказать, в действиях тройки витязей не было и капли агрессии, но лишь твёрдая решимость и уверенность в собственной правоте. Чего-то поворчав для порядка, дабы не потерять лицо, нурман вынужденно уступил. Его хрипловатый и грубый голос ещё долго звучал, удаляясь. Кажется, все выдохнули. Кровопролитье откладывалось.

– А чего они так рвались в город? – спросил Казимир стоящего рядом мужика, который тоже собирался уходить назад к своему костру, решив, что всё веселье закончилось. – Это ж нурманы, они привычны в своих драккарах по волнам трястись…

– Чего-чего… – хохотнув, ответил воин. – Ты с дальнего похода чего больше всего хочешь?

– Поесть, – равнодушно пожал плечами ведун.

– Понятно, – ещё больше развеселившись буркнул мужик, покровительственно поглядывая на ведуна. – А нурманы, видишь ли, большие неженки… им не пожрать, а тепла хочется… и желательно женского, вот тут! – смеющийся воин указал себе под ременную бляху.

Казимир покраснел, не найдясь, что ответить. Заметив, что вокруг уже посмеиваются другие витязи, он хотел было уйти прочь, но не смог совладать с любопытством снова спросил.

– А кто эти трое? Ну, наши, которые его не пускали.

– Боровички мы их зовём, – добродушно пояснил мужик. – Троица как на подбор, братья родные, друг на друга похожи, иной раз и не отличишь. Все трое статные, крепкие, приземистые, ну чистые боровики!

– Понятно, – кивнул ведун, улыбнувшись. – Доброе прозвище, мне нравится.

– Да ты ж не местный, – догадался мужик. – У нас их, поди, каждый малец знает. Тот, что первым стоял на пути нурмана, это Владимир или Воля, как его называют братья, он самый младший из тройки и самый спокойный, рассудительный и головастый. Радомир или Ра – старший, лихой, будьте здрасте, но добрый и отзывчивый парень, последнюю краюшку хлеба отдаст, ему хоть бы хны. Средний у них Яромир или просто Яр, тихий с виду, смешливый, но рука тяжелая, моё почтение, ежели в морду даст, дня три моргать не сможешь.

– Я недавно в городе, ещё не встречались, – улыбнувшись, заметил Казимир. – Хорошие у вас люди живут, – добавил он, и вдруг что-то про себя осознав, тотчас признался. – Я рад, что с вами иду.

Мужик, довольно оскалившись, хлопнул его по плечу.

– Мне ребята сказывали, что за лесом на речке живёт какой-то ворон, – весело сообщил он. – Думали, ты страшный!

Мужики вокруг тотчас загоготали, но в этом смехе не было издёвки. Его весело подначивали, но делали это как-то… по-доброму. Едва Казимиру стоило сесть подле костра, какой-то незнакомый парень впихнул ему в руку ломоть хлеба и миску супа, другой справился, с кем ведун завтра поедет, чтобы подготовить тому место в обозной повозке. Казимир, пожалуй, в первые в жизни чувствовал себя на месте. Заглядывая в искрящиеся в отблесках костра весёлые лица, он видел простых людей, которым выпало суровое испытание, – идти на чужбину с оружием в руках. Он, как возможно и они, не знал зачем и почему это надо делать, ведуна одолевали сомнения и страхи… Но теперь сидя у тёплого и уютного костра, прихлёбывая из деревянной миски наваристый бульон… Казимир, вдруг, понял – он для них нынче свой. Он дома.

Вспомнив об избе, что ждёт его на острове, ведун не нашёлся, как с ней поступить. Стоян не знал про предстоящий военный поход, предупредить бы его, а то неровен час искать попрётся. Но что сказать? Изволь, ещё немного обождать, покуда я смотаюсь на чужбину? Казимиру и без того было стыдно раз за разом признаваться перед избой, да и перед самим собой, что ему неведомо, как снять ворожбу, подчинившую и заклявшую душу чомора в дерево.

– Послать бы весточку, – пробормотал ведун, обдумывая судьбу Стояна.

– Чегой, говоришь? – вопросил сидящий рядом воин.

– Да вот, думаю, как домой сообщить, что ушёл надолго… Я ж не знал, что не скоро вернусь, когда за мной посылали.

– Я могу отправить сынишку, он сбегает, – предложил ратник, отозвавшийся от другого костра. – Завтра же жена отправит. А кому передать-то? У тебя там кто?

Казимир призадумался.

– Домовой в избе живёт, – нехотя признался ведун, решив не вдаваться в подробности того, что там обитает не самая светлая душа – чомор. – А лодка есть?

– У меня нет, у Ваньки имеется, – ответил мужик. – А тебе зачем?

– Это не мне, – рассеянно сказал Казимир, решаясь. – Ванька сможет твоего сына отвезти туда?

– Ну, сможет, – сказал третий мужик, видимо, отец или брат Ваньки.

– Пускай, вдвоём тогда отправляются… дней через десять, не раньше… – медленно протянул ведун, представляя, какой истерикой разразится Стоян, – Из лодки вели им не выходить, лучше прямо с воды и покричать, мол, Казимир вернётся, но не очень скоро, – и заметив подозрительные взгляды, пояснил. – Домовой у меня с придурью.

Ведун допоздна просидел у костра, погружённый в свои мысли, флегматично ворочая поленья костра палкой. Далеко на западе облака и верхушки деревьев окрасились в розовое сияние.

– Будет ветрено, – подметил Казимир, бросив полнящийся благоговения взгляд.

Уже давно пора было почивать, а он глядел в полное звёзд, безмятежное тёмно-синее небо, размышляя о грядущем. Дурман полевых трав, мягко ласкал ноздри, наполняя голову покоем. Казалось, что сейчас самый важный день в году. Важнее не будет даже потом, когда они сразятся с грозным врагом, и, конечно же, победят. Сердце ведуна то и дело замирало от трепета. Набрав полные лёгкие воздуха, от медленно выдохнул, и подняв ладонь вверх, принялся ловить кожей тончайшие потоки ветра. Повинуясь сиюминутному порыву, Казимир встал, и подойдя к телеге со знахарскими припасами, начал наощупь собирать высушенный букет: ромашка, крапива, полевой хвощ, первоцвет, ятрышник, змеиный горец, щавель и сныть. Увязав пучок таким образом, чтобы он стал тугим, ведун подпалил его у костра и принялся обходить палатки и догорающие костры, медленно шепча под нос.

Тёмное небо узрит наши души,

В час, когда властвует жёлтое око.

Дорожная пыль опадает, как пепел,

Путника тень пляшет прочь одиноко.

Полнится грустью ретивое сердце,

Волны угаснут, как в озере камни,

Нечего больше желать в белом свете,

Грянут мерцающих гроз наковальни.

Плачут росою, рассыпав, мерцая,

Камни дождя, что не выпали прежде,

Высохшей ивой, в степи одинокой,

Шепчет без слов, ворожея глухая.

Вспыхнет рассвет, освещая прозревших,

Хладных, как лёд и горячих, как пламя,

Черных, как свет и сухих, словно море,

Твёрдых, как сено и мягких, как сталь.

Размахивая сплетённым из трав веником, Казимир шагал и шагал, не слушая самого себя, не думая ни о чем, и не замечая заинтересованных взглядов, что, то и дело, провожали его спину. Когда дорожки сизого дымка, прочертили несколько десяток линий по тёмному полю, окутывая засыпающее воинство Велерада, ведун остановился, бросив почти истлевший травяной факел к ногам. С десяток раз глубоко вдохнул и выдохнул, так, что слегка закружилась голова, а затем тихонько, но в то же время твёрдо, и будто бы, даже любовно, прошептал закрыв глаза:

– О, Стрибог, повелевающий ветрами! Даруй нашим ногам лёгкость, нашим коням силу, а нашим стрелам прыть! Сегодня я прошу тебя и кланяюсь. Благослови грядущий день, мы выступаем под твоими крыльями!

Ведун низко поклонился и замер. Когда его спина разогнулась, налетел неистовый порыв ветра, завывающего в ушах. Огни костров, что ещё отбрасывали последние языки пламени, взметнулись единым порывом, да так, что на миг стало светло будто днём. Казимир улыбнулся и тихо уснул прямо под открытым небом, на кровати из полевых цветов и трав.