Текст книги "Наемники фортуны (сборник)"

Автор книги: Андрей Левицкий

Соавторы: Алексей Бобл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Да кто они такие, Миля? – спросил высокий рыбарь, щелкая большим пальцем по лезвию тесака. – Объяснить можешь толком?

– Не знаю! – огрызнулся тощий. – На монашьем баркасе приплыли. Я сразу-то не понял. Девка с ними была, на нее пялился.

– Да вон же катер ихний…

– Тупой! То катер из Храма, а они на баркасе были, который с другой стороны, от заставы ходит. – Он потрогал шишку на голове.

– А чего мы здесь тогда стоим? – сиплым голосом спросил третий рыбарь и закашлялся. – Болен я, а ты меня вытащил. Пошли на берег их искать.

– Не, – возразил Миля. – Фреда, пока белье стирала, слышала, что они про лавку толковали, когда мимо прошли. Кто это палил там щас наверху?

– Да это старый Сот перепился опять, наверное.

Из лавки вышли Чак с Юной. Не выпуская рыбарей из вида, я жестом показал спутникам, чтобы молчали, и попятился к решетке.

Между расходящимися от центра толстыми «спицами» колеса было видно, что катер медленно дрейфует к колесу, покачиваясь на волнах. Скорее всего, капитан не включал моторы, опасаясь намотать на винты сети.

Вдруг снова зажглись оба прожектора на носу, лучи скользнули по поселку. Голоса рыбарей доносились со всех сторон, трещали доски под ногами.

Тощий с двумя дружками шли прочь от колеса. Сзади заскрипело, я развернулся, вскинув руку, показывая, что надо молчать, но было поздно. Оказывается, Юна за это время успела забраться на крышу лавки. Размахивая руками, она закричала:

– Монахи! Это Юна Гало! Мы здесь!

Рыбари обернулись на голос, и когда лучи прожекторов скрестились на колесе, бросились обратно.

На корме монахи стали тыкать длинными шестами в дно, подталкивая катер ближе к нам. Вышедший из надстройки человек в коротком плаще крикнул:

– Юна? Говорит Дюк Абен!

– Чё смотрите?! – завопил снизу Миля. – Наверх! Подмогу зовите!

Рыбарь с сиплым голосом пронзительно свистнул, а высокий, сунув тесак в зубы, прыгнул к лестнице.

Я поднял обрез, клацнув затвором, дослал патрон в ствол и крикнул:

– Назад, а то пулю поймаешь!

Сиплый опять свистнул. С мостков доносились голоса, хлопали двери, кто-то спрашивал, что происходит. В нашу сторону побежали несколько человек. Отступив к лавке, я поставил ногу на нижнюю часть оконной рамы. Снизу донесся плеск, и когда я влез на крышу лавки, Чака с Юной там уже не было. Встав на краю, я выстрелил в поднимающегося по лестнице рыбаря, но не попал. Он выскочил на мосток, а я сунул обрез за пояс, в два прыжка пересек крышу и оттолкнулся от края. Прижав руки к бокам и вытянув ноги, «солдатиком» ушел в темную холодную воду. Вынырнул и поплыл.

Позади раздался выстрел, и тогда на катере заработал пулемет.

Рука ткнулась в шершавый борт. Монахи дали три длинные очереди – и поселок будто вымер. Разом погасли все огни. Рыбари попрятались по хибарам; если бы не рокот набиравшего обороты мотора, воцарилась бы полная тишина.

Что-то скользнуло по ноге, я дернулся, вспомнив про вьюнов, но тут в плечо ткнулся шест, а над бортом вверху показались головы.

Когда я ухватился за шест, меня двумя сильными рывками вытащили на палубу. Перевалившись через борт, я искоса оглядел стоящих надо мной вооруженных монахов, снял куртку и стал выжимать. Раздались шаги, между ногами монахов ко мне пробрался Чак и с ходу закричал:

– А, тоже прыгнул, человече! Я едва не утоп, веришь, девка меня до катера дотащила.

Монахи расступились, пропуская невысокого плотного бородача в коротком плаще. Рядом, оставляя на палубе мокрые следы и кутаясь в плед, шла Юна.

– Дюк, эти люди помогли мне добраться сюда, – произнесла она, стуча зубами.

Мотор заработал на высоких оборотах, катер, развернувшийся кормой к колесу, стал набирать ход.

Монах неприветливо разглядывал меня с Чаком.

– Юна Гало, от имени Владыки московского Храма я гарантирую тебе покровительство и безопасность, – ровным голосом произнес он.

– Мне и моим спутникам? – уточнила она.

Дюк Абен, не спуская пристального взгляда с Чака, промолчал.

Глава 18

Я потянулся так, что хрустнули кости, и сел на узкой койке, едва не стукнувшись головой о вторую, прикрепленную к стене выше. С нее свешивалась рука Чака.

Два иллюминатора были закрыты железными крышками на винтах, свет падал в каюту сквозь выпуклую решетку-колпак. Там виднелось хмурое небо. У стены на расстеленной тряпке стояли кувшин и миска с остатками того, что мы съели ночью, перед тем как завалиться спать. Зевнув, я натянул пластиковые мокасины – они сильно поистрепались за это время, один порвался у носка, подошва другого треснула, – накинул куртку и взял кувшин. Сделав несколько глотков крепкого кислого пива, сжевал кусок хлеба из миски и встал.

Чак дрых на боку, посапывая, подложив под щеку кулачок. За переборками тарахтел дизель. Я встал на край нижней койки; упершись ладонями в решетку, попытался приподнять ее, но она не шелохнулась. Попробовал сдвинуть в одну сторону, в другую… Да что ж такое? Пришлось залезть на койку Чака и, прижавшись к решетке теменем, осмотреть ее края, плотно прилегающие к палубе.

Там были петли – то есть она откидывалась вбок, как крышка, – и большой навесной замок.

Запертый.

Чертыхнувшись, я сел на краю койки. И вспомнил, что вчера, укладываясь, положил обрез из лавки кормильцев рядом с собой.

Хлопнув карлика по плечу, я спрыгнул на пол. Обреза на моей койке не было, как и пистолета Луки Стидича на койке Чака.

Он сел, потер кулачками глаза, пропищал:

– Какого ползуна будить меня?..

– Мы в плену, – перебил я.

Чак замолчал, приоткрыв рот. Дернул серьгу в ухе и сказал:

– А ну дай мне тот кувшин, человече!

Я так и сделал. Карлик хлебнул пива, потом плеснул из кувшина на морщинистую ладошку и потер лицо. Пиво потекло по щекам, Чак утерся рукавом, отдал мне кувшин, вскочил на койке и, подпрыгнув, вцепился в прутья. Закачался на них, будто обезьяна на ветке, подтянулся. Некоторое время он разглядывал замок, потом заверещал так пронзительно, что я поморщился:

– Эй, вы! Эй! Монахи, некроз вам в печень! Эгегей!!!

Сквозь тарахтение дизеля донеслись шаги, и карлик спрыгнул на койку. Подошедший к решетке чернобородый монах нагнулся, заглядывая в каюту.

– Эй, ты… – развязно начал Чак. – Нас тут заперли по случайности, так ты давай, отомкни-ка замок.

Монах огладил бороду и сказал басом:

– Не бывать сему.

– То есть нас специально заперли? – уточнил я.

Он важно кивнул:

– Верно мыслишь, наемник.

– Ага, а почему? – спросил карлик.

Пожав плечами, чернобородый выпрямился.

– На то воля преподобного Дюка.

– Эй, стой! – крикнул Чак. – Погоди! А если мне помочиться надо?..

Опять нагнувшись над решеткой, монах ткнул пальцем в угол каюты.

– Там сток. А станете орать, обольем водой из реки. Она холодная, вонючая, сами себе потом милы не будете.

Он снова выпрямился, и я спросил:

– Переговорщица Меха-Корпа тоже заперта?

Ничего не ответив, чернобородый ушел. Чак, спрыгнув с койки, сунулся в угол, я шагнул за ним. Там был слив – то есть наклонная труба, утопленная в железный пол и накрытая крышкой. Сквозь трубу виднелась мутно-зеленая вода, бурлящая под бортом катера.

Переглянувшись, мы подступили к иллюминатору. Довольно много времени ушло на то, чтобы разобраться с гайками, но в конце концов крышка была снята. Выяснилось, что через иллюминатор не пролезть – снаружи такой же выпуклый решетчатый колпак, как и вверху, но без петель и замка, приваренный к борту.

Мы сняли крышку с другого иллюминатора. Круглые отверстия находились высоко над ватерлинией, видно было хорошо.

Справа открылся берег – пласты вздыбившегося асфальта и покосившиеся дома. Между ними росли деревья и кусты. Из воды торчал чудом уцелевший фонарный столб, и вдруг я понял, что на нем неподвижно сидит тощий длинноволосый человек в коротких штанах, с голым торсом. Обхватив столб худыми волосатыми ногами, он разглядывал катер в бинокль. На поясе его висела кобура.

– Это кто такой? – удивился я.

– А? Где? – Чак, отпихнув меня, выглянул в иллюминатор. – А-а… ну, мало ли бродяг по Москве шатается.

– Откуда у обычного бродяги бинокль?

Вверху стукнула дверь, раздался возмущенный голос Юны, и тут же голова человека на столбе дернулась, а бинокль поднялся немного выше.

Несколько секунд он наблюдал за происходящим на палубе, потом сунул бинокль в чехол на ремне, развернулся и сиганул в крону дерева, растущего возле груды асфальтовых обломков. Оно закачалось, полетели листья, человек соскользнул между ветками и побежал прочь от берега. Катер уже почти миновал это место, и мы с Чаком прижались лбами к решетке.

Послышалось приглушенное стрекотание, из-за груды вылетел мотоцикл. Человек пригнулся к рулевой вилке, длинные волосы его развевались.

На палубе защелкали выстрелы. Стреляли именно в мотоциклиста – из кирпичной стены, вдоль которой он мчался, полетели облачка пыли. Никто не попал, и человек скрылся из виду, свернув на улицу, ведущую прочь от реки.

Некоторое время мы молчали, потом Чак сказал:

– Кто-то наблюдал за катером, и монахам это не понравилось. – Он сел под стеной, вытянув ноги, и хлебнул из кувшина. – Так, человече, надо разобраться. Значит, подружка твоя ехала в московский Храм на переговоры, чтобы Орден помог совладать с некрозом?

– Во всяком случае, так она мне говорила, – откликнулся я.

– Ну, не думаю, что врала. Зачем? Но всем известно, что Орден с Меха-Корпом на ножах. Как и топливные кланы. Значит, Корпорация пообещала в обмен помочь Ордену перебить мутантов, которых все больше на севере Пустоши и которые подбираются к границам Московии.

– Вроде правильно, – согласился я.

– Однако же топливные кланы хотят, чтобы некроз накрыл Арзамас, где засел Меха-Корп, и таким способом избавиться от него. Чтобы ненароком не появились у нас какие-нибудь штуки вроде этих твоих солнечных батарей… Так? Топливные с Корпорацией всегда не любили друг друга сильно, у них и войны случались, но Орден против Меха-Корпа открыто не выступал… И что теперь получается?

– А теперь монахи почему-то заперли нас. Да и Юна, судя по голосу, тоже не в восторге от происходящего.

– Девица постоянно от чего-нибудь не в восторге, такой уж нрав. Ладно, допускаю, что и она под арестом. Дальше что? Дальше вопрос: почему монахи так с нами поступили?

– Тут две причины могут быть, – сказал я, переходя к другому иллюминатору. – Либо этот Владыка Гест передумал заключать договор и решил взять Юну в заложницы – Корпорация исчезнет вместе с Арзамасом, но иметь в заложницах дочь Тимерлана Гало все равно выгодно…

– Либо, – подхватил Чак, – Владыка с самого начала никакого договора заключать не желал. И это все просто ловушка, потому что Орден не может некроз остановить. Я, человече, склоняюсь скорее к такой мысли.

– Почему? – спросил я.

– Да потому что мы об чем толкуем вообще? Об некрозе, его тебе в печень! С ним никто никогда совладать не мог. Он на Пустошь уже сколько сезонов ползет, сколько циклов… Теперь вот просто быстрее стал двигаться, да пятна эти стали чаще появляться. И что это вдруг за чудодейственное средство, которое невесть откуда у Ордена появилось? Брехня!

– Чего ж в Меха-Корпе на брехню повелись?

– Да потому что Корпорации ничего не оставалось, как за соломинку ухватиться.

Я молчал. Если он прав, если нас собираются оставить в Храме… Хотя почему нас? Оставят Юну, а меня и Чака пристрелят либо повесят на перекрещенных балках, как тех мутантов у ворот Балашихи. И Тимерлан Гало, единственный, кто может рассказать мне про татуировку на шее Юны, умрет в Арзамасе вместе с остальными. Хотя для меня это будет уже не важно…

Нет, стоп.

Я посмотрел на Чака:

– А людей, которые могут ходить по некрозу не заражаясь, ты раньше знал?

Он покачал головой:

– Ты первый, южанин.

– Значит, и какой-то способ остановить некроз, способ, про который никто не слыхал, мог недавно появиться в распоряжении Ордена. Почему бы и нет? Но дело даже в другом…

– Дело в другом, – согласился карлик. – Да, забыл я: еще ж ты у нас есть, весь из себя загадочный. Ты тоже стал важной персоной, потому что можешь шастать по некрозу, и если про это знают кланы, так могли узнать и монахи.

– Хорошо, они узнали, и что из этого следует?

– Да то, что они будут держать тебя у себя. А вот мне – крышка.

– Я скажу, что буду помогать им, только если тебя не тронут.

– Да кто тебя спрашивать будет? – Чак полез на верхнюю койку. Повторив недавний маневр, он повис на решетке и стал внимательно осматривать ее.

Я отвернулся к иллюминатору. Даже если этот Гест решит оставить меня в живых, что толку? Юна говорила, некроз окружил Арзамас – завтра или послезавтра он сомкнется над городом, как болотная ряска над участком чистой воды, затянет его пластом влажной плесени. Тимерлан Гало погибнет вместе со всеми, и я ничего не узнаю.

– Здесь есть самолеты? – спросил я.

– Чего? – Чак спрыгнул на верхнюю койку и сел там, поджав ноги. – Никак эту решетку не вскрыть, я даже до замка дотянуться не могу… Чего ты спросил? Само… что?

– Машины для полетов. Юна говорила про небоходов…

Чак махнул рукой:

– Да они на западе далеко живут. Гильдия их в такие дела не вмешивается, летуны всегда сами по себе были.

– Юна говорила, Корпорация пытается столковаться с небоходами, чтобы те прислали дирижабли и спасли хоть кого-то в Арзамасе.

– Ну и многих они на тех дирижаблях вывезут? Сотню большаков?

– Так у них только эти машины?

– Еще авиетки – такие… с крыльями. Летают быстрее, но в них больше трех-четырех человек не влезет.

Значит, Тимерлан Гало, как и вся верхушка Меха-Корпа, может спастись. Хотя Юна тогда упоминала небоходов как-то неуверенно, будто не очень надеялась на то, что они пошлют в Арзамас свои машины. Я задал еще один вопрос:

– Чак, как давно была Погибель?

Он изумленно покрутил головой:

– Ну ты даешь, человече! А ты вообще еще помнишь, что вверху, вот то, серое, видишь, оно небом называется, а вот это, по чему мы плывем, это вообще-то вода… Помнишь?

Я молчал, и карлик продолжил:

– Да она… один мутант знает, как давно она была! Очень давно, много сезонов… нет, каких там сезонов – много циклов назад.

– Остался кто-то, кто видел ее? Помнит времена до Погибели?

– Не, южанин, ты определенно не в себе. Да как кто-то остаться мог? Уже и дети тех, кто ее застал, поумирали.

Я снова отвернулся к иллюминатору. С этой стороны на берегу не было холмов из развороченного асфальта, и между развалин образовалось множество мелких озер. По небу ползли тяжелые облака, было влажно и зябко. Большая часть развалин казалась необитаемой, хотя над некоторыми домами поднимались столбы дыма, как от костров, а в одном месте, судя по запаху паленой резины, горели покрышки. Катер проплыл мимо большого хозяйственного магазина с обвалившейся боковиной и засыпанной землей крышей. Там росли деревья, между ними горел костер, вокруг сидели люди в лохмотьях. Все они повернулись в нашу сторону, кто-то выпрямился, приложив ладонь ко лбу. На этот раз монахи стрелять не стали.

Дальше у глухой стены многоэтажки росла роща незнакомых мне деревьев с круглыми бледно-зелеными кронами, от которых к покрытой плющом стене тянулись мохнатые нити лиан. По одной карабкалась гибкая фигура, но отсюда я не мог понять, кто это, мутант или человек.

– Ползуна вам всем в зад! – высказался Чак, слезая с койки. – Ни разу не попадал в такое положение… Я взаперти, и ни одного замка́ вокруг, чтобы дотянуться и вскрыть его! И деньги эти сволочи бородатые у меня забрали! И ножи сперли.

Только теперь я вспомнил про монеты, полученные от Юны. Проверил карманы – они исчезли вместе с ножом. Сначала меня обчистили кетчеры, теперь монахи…

– А это еще что? – спросил карлик.

С другого берега донеслись выстрелы, и я перешел к иллюминатору, под которым стоял Чак.

Катер плыл мимо широкого проспекта, под прямым углом отходящего от реки. Ближе к ней земля просела, образовав полукруглый залив, а дальше шло асфальтовое полотно, на таком расстоянии казавшееся почти целым, разделенное полосатым забором. Вдоль забора бежали люди, позади ехал мотоцикл, который мы видели недавно, за ним грязно-желтая малолитражка со срезанной крышей, вся облепленная людьми – их там сидело с десяток, не меньше.

От берега залива отчаливали две лодки и длинная плоскодонка с подвесным мотором. Когда он заработал, плоскодонка рванулась вперед, задрав нос. Сидящие в лодках люди взмахнули веслами.

Выстрелы над головой зазвучали чаще. Мотоцикл остановился, развернувшись боком к реке, сидящий на нем длинноволосый парень достал пистолет из кобуры. Я не расслышал выстрела, но над головой вскрикнули, и мимо иллюминатора пролетел монах. Катер плыл дальше. Плоскодонка далеко опередила лодки, с нее вовсю стреляли – пули барабанили по борту катера, свистели над палубой.

– Кто это? – спросил я.

– Похожи на людей Ферзя, – сказал Чак. – Он заправляет в нищих кварталах. Только что ему надо от монахов? И с Меха-Корпом Ферзю делить нечего… Эй, человече! А он не тебя ли хочет заполучить? Если сведения о тебе дальше разошлись…

Наверху загрохотал пулемет. Пули разнесли нос плоскодонки, люди попрыгали за борт, а посудина начала тонуть.

Когда брызги рассеялись, в волнах замелькали головы, и монахи открыли огонь по ним. Лодки плыли дальше. Малолитражка, встав у кромки воды, окуталась пороховым дымом, в котором сверкали вспышки.

С двух сторон часто стучали выстрелы, на палубе снова заработал пулемет, длинная очередь прошлась по лодкам. В воду посыпались люди, а потом залив на краю проспекта остался позади – монахи не прекращали огонь, но из иллюминатора мы больше не видели, куда они стреляют.

– По-моему, мы к озеру подплываем, – объявил карлик. – Конец пути.

* * *

Насколько я понял, озеро образовалось в том месте, где Соколиная впадала в Яузу. Когда катер пересекал его, начался дождь, и все вокруг затянула светло-серая пелена. В иллюминаторы задувал холодный ветер, и в конце концов мы повесили на место одну крышку. Капли дождя падали сквозь отверстие в потолке, по полу стала расползаться лужа.

– Не люблю этот сезон, – проворчал Чак. – Вечно с неба льет.

Я спросил:

– Какие еще есть сезоны?

– Да неужто ты и этого не помнишь? Ты прямо как с небесной платформы свалился! Сезоны солнца, ветра и дождя. Последний самый короткий и холодный. А в середине сезона солнца, который самый длинный, на Пустоши от жары помереть можно запросто, из-за этого…

– А что такое эти платформы, ты знаешь? – перебил я. – Хоть кто-нибудь знает?

Он помотал головой:

– Откуда, если они в небе, а мы здесь?

– А небоходы?

– Летуны не умеют так высоко подниматься. А даже если они и знают что-то, так никому не говорят. Тебе-то что до платформ?

– Просто это странно. В небе летают такие удивительные устройства, а вам всем будто и дела нет. Живет там кто-то? Или это просто механизмы? Они опускаются хоть когда-нибудь? Или…

– Почему дела нет? Про платформы много гадали, да только какой смысл башку ломать? Говорю тебе: они там, мы здесь, и способа туда попасть у нас нет… Ну, пока что, во всяком случае. И что делать? Тем паче, они редко появляются. Ну, пролетела такая вот громадина за облаками… дальше что? Да ничего. Люди и привыкли, ко всему привыкаешь со временем… Эй, а это что такое? Вроде не гром, а?

В небе уже дважды полыхали молнии, и над озером прокатывался гром, но сейчас звук был немного другим.

– Там стреляют, – определил карлик. – Причем много так стреляют. Это со стороны Храма и Цитадели. Да что же это происходит, а? Неужто топливные отважились…

– Не понимаю, – сказал я. – Если Владыка решил не помогать Меха-Корпу, то почему он не пошлет к топливным кланам гонца? Или по радио не свяжется? Он же может сказать им, что не собирается заключать договор с Корпорацией, а присланного оттуда переговорщика просто взял в плен.

– Ишь ты, смекалистый какой, – хмыкнул Чак. – Я уже, между прочим, думал про это. Нет, теперь дело не в переговорщице нашей, теперь другое что-то… Неужто из-за тебя каша заварилась? Не спорю, парня, который по некрозу может шастать, все захотят себе заполучить, но слишком они там круто за дело взялись. Слышишь, как палят?

– А ты уверен, что это со стороны Храма?

– Мутантом клянусь! Топливные короли насели на монахов… Цитадель-то совсем близко к Храму. Вот ведь какое небывалое дело. Нет, явно что-то там произошло снаружи, пока мы тут сидим. Что-то важное, о чем мы не знаем.

Стало темнее, и мы подняли головы. Трое монахов склонились над решеткой. Чернобородый, которого мы видели раньше, отпирал замок, зажав под мышкой наган. У других были карабины с короткими стволами. Откинув решетку, монах спустил в каморку легкую лесенку и направил пистолет на нас.

– Вылезайте, хлопцы, – пробасил он. – Недомерок, ты первый. Наемник, стой. К стене отойди.

Когда Чак оказался наверху, чернобородый приказал:

– Руки за спину. Любомир, давай-ка кандалы… Вот так, вот так… Теперь ты, южанин. Как на палубу ступишь, руки тоже сразу за спину, понял? Не то пулю тебе в брюхо – и за борт.

Я сомневался, что они будут стрелять в меня, но стукнуть прикладом по голове вполне могли – и потому, выбравшись наверх, сделал, как было приказано. На запястьях сомкнулся холодный металл. Чак стоял спиной ко мне, на руках его болталась цепь, прикованная к паре железных колец с петлями и замками.

Подталкивая стволами в спину, нас провели через палубу. Шел мелкий дождь, струйки воды стекали по затылку на шею и дальше, между лопаток. Берега исчезли из виду, катер плыл в светло-серой водяной взвеси. Впереди из нее медленно проступали две громадины, похожие на высокие узкие скалы.

На носу стояли Юна Гало в целлофановом плаще с капюшоном, два монаха и преподобный Дюк. Когда мы остановились рядом, девушка посмотрела на нас и сказала ему:

– Зачем вы связали их? Они не имеют никакого отношения к Меха-Корпу. Я их просто наняла… Они не важны, отпустите этих двоих.

– Наемник с юга тоже не важен? – спросил Дюк. Посмотрев на меня, он добавил: – Ведь ты с юга?

Я не ответил. Катер плыл в тишине, приближаясь к двум небоскребам на краю озера. Один покосился, как Пизанская башня, смотреть на него было тревожно, все время казалось, что сейчас он завалится на соседа и оба рухнут в воду. Метрах в тридцати за небоскребами начинался пустырь с грудами мусора, похожими на курганы, а дальше все скрывала пелена дождя.

Стоящий на носу монах перегнулся через ограждение, швырнув вниз железный брус на веревке, стравил немного, выпрямился и, не оборачиваясь, поднял правую руку.

Кто-то сзади отдал приказ. Катер качнулся, поворачивая вправо. Я стоял ближе к левому борту – шагнул к нему и посмотрел вниз. В воде что-то темнело, сначала я подумал, что это большой бетонный блок, но затем понял, что там стоит многотоннажная фура. От крыши до поверхности воды было недалеко, катер не смог бы проплыть над ней.

– Назад. – Чернобородый постучали стволом по моему плечу. – Отойди, хлопец.

Монах на носу еще несколько раз промерял глубину, указывал направление, и катер менял курс. Мы плыли над кладбищем машин, в воде угадывались очертания легковушек, микроавтобусов и грузовиков – некоторые стояли на колесах, некоторые лежали на боку; над одной машиной катер свободно проплывал, другую приходилось огибать. Небоскребы приближались. Катер миновал холм из сваленных в кучу автомобилей, увенчанный джипом без колес. С другой стороны на волнах покачивалась пришвартованная лодка с легким навесом, накрывающим палубу. Из джипа высунулись двое бородачей с карабинами, один кивнул, приветствуя своих, и Дюк в ответ махнул рукой.

Холм остался позади, и катер, будто в ущелье, вплыл в просвет между небоскребами. Ввысь уходили две стены, одна была накренена, они почти смыкались над головой, оставалась лишь узкая серая полоса, сквозь которую в ущелье проникала морось. Далеко вверху между небоскребами протянулся узкий мостик.

Юна все это время стояла с надменным видом, сложив руки на груди, но тут вдруг быстро шагнула ко мне и прошептала:

– Беги, как только сможешь.

– Назад! – пробасил чернобородый, схватил ее за плечо и оттолкнул.

Скинув толстую руку с плеча, девчонка залепила ему пощечину. Монах крякнул, лицо покраснело, он рванулся было к Юне, и я уже собрался врезать ему ногой под колено, когда Дюк окликнул:

– Хватит! Манихей, назад!

Ворча, монах отошел и снова встал позади меня.

– Гляди, человече. – Чак, искоса наблюдавший за этой сценой, указал подбородком влево.

Катер поворачивал к пролому в стене покосившегося небоскреба, похожему на зев большой пещеры. Справа и слева от пролома тянулись ряды окон, в помещениях за ними плескалась вода. На балконе стоял, опершись на ружье, бородач в брезентовой плащ-накидке. Выше из окна торчал длинный ствол пулемета, стрелок поправлял ленту, напарник его смотрел на катер, облокотившись на подоконник.

Монахи зажгли прожектор, и катер вплыл в пролом, едва не зацепив бортом крошащийся бетон.

– Дюк Абен, почему нас не везут в Храм? – спросила Юна. – Что это за место? Или вы собираетесь убить нас здесь? Тихо, чтоб никто не знал, и…

– Пока что никто не собирается убивать вас, – возразил монах. – Ни вас, ни этих двоих.

– Пока что?

– На все воля Владыки, Юна Гало.

Дюк велел выключить мотор. Перекрытия и стены нескольких квартир нижних этажей были сломаны, луч прожектора осветил обширный бетонный грот, полный гулкого плеска воды. В боковой стене за дверным проемом горел электрический свет. Может, где-то выше стоят ветряки? Похоже, монахи превратили небоскребы в этакую водную крепость.

– Я хочу говорить с Гестом, – заявила Юна решительно. – Я понимаю, что все это происходит с его ведома, а вернее, по его прямому приказу. Но я хочу говорить с ним!

– Владыка примет вас, – подтвердил Дюк Абен.

– Тогда я повторяю свой вопрос: почему вы не везете нас в Храм?

Показавшиеся в дверном проеме монахи выставили трап, конец его лег на ограждение палубы.

Преподобный Дюк забрался на трап и подал Юне руку.

– Ты не ответил, – сказала она, оставаясь на месте.

Монах покачал головой:

– Юна Гало, не заставляй меня делать то, чего мне делать не хочется. Тебя могут сковать так же, как этих двоих, и просто отнести туда, куда нам надо. Я не хочу этого – потому что знаю твоего отца и уважаю его. Поэтому просто следуй за мной.

– Так это уважение мешает тебе ответить мне?

– Вас везут в Храм, – терпеливо сказал Дюк, не опуская руку. – Но, по некоторым причинам, я не могу доставить вас туда обычным путем. Ты слышала выстрелы, когда мы подплывали сюда? Уверен, что слышала и, наверное, догадалась, что происходит. Поэтому вы попадете в Храм другой дорогой. Уже почти попали – мы буквально за воротами Храма. За его подземными воротами. Идем.