Текст книги "Наемники фортуны (сборник)"

Автор книги: Андрей Левицкий

Соавторы: Алексей Бобл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Глава 16

Из пролома в крыше взвилась большая черная птица, похожая на ворона, но с чересчур длинным клювом, хрипло каркнула и полетела над улицей.

– Чак, – сказал я, выглядывая из-за покосившейся кирпичной стены, – ты знаешь, что такое амнезия?

Карлик задумался, подняв белесые брови, и покачал головой:

– Не-а, никогда не слыхал такого диковинного словца.

Я пробирался первым, за мной Юна, замыкал Чак. Мы двигались по краю улицы, стараясь не углубляться в развалины, но и не выходить на свободное пространство. Асфальт густо порос кустами, проехавший недавно броневик оставил в них широкую прореху.

– Амнезия – это потеря памяти, – сказал я, провожая взглядом птицу. – Так вот, у меня амнезия.

– Перепил недавно? – с издевательским сочувствием спросил карлик. – Бывает, я тоже как-то…

– Нет, не в том дело. Я не знаю, в чем причина. Не помню ничего о своей прошлой жизни, кто я, откуда – вообще ничего.

– Ты серьезно, человече? – Тон его изменился. – Э, постой, а имя твое?

Я выглянул из-за угла двухэтажного дома – судя по всему, бывшего продуктового магазина. Мы давно пересекли Первомайскую улицу, что стало ясно по надписи на табличке, которую Чак вытащил из-под камней, и приближались к границе Измайловского лесопарка… То есть кратера, окруженного невысокой насыпью и залитого водой. Часть приземистой дамбы вокруг кратера видно было даже отсюда.

– Имя вспомнил, – сказал я. – И еще кое-что. Но чем занимался раньше, кем вообще был – нет.

– А откуда на тебе комбез этот чудной?

Юна прижалась к стене позади меня, за ней стоял карлик. Чтобы двигаться дальше, надо было пересечь пустое пространство, но я не спешил.

– Тоже не помню. Я пришел в себя на холме, прямо посреди пятна некроза. И некроз меня не тронул, я не заразился. Спустился оттуда, наткнулся на Юну… Потом еще были кетчеры, а позже в поселке нефтяников мы встретили тебя.

– Святой мутант! – произнес Чак удивленно. – Так это не шутка, ты и вправду ничего не помнишь? А может, ты из-за некроза память потерял?

Посмотрев на него, девушка спросила:

– Почему ты так сказал?

– Как сказал? – Карлик отвел взгляд.

– Ты произнес это… эти слова. Про святого, сам знаешь, кого. Ты кем был раньше, Чак? Этот глаз у тебя на лбу…

– Я же сказал, сестричка: вором.

– Воры не делают себе такие татуировки.

– Ты много знала воров? Лучше скажи, о чем это бормотал Лука перед смертью? Что там про джагеров и про то, что тебя нашли?

– Я не знаю!

– Да ну?

– У каждого из нас что-то такое было в прошлом. – Я не хотел, чтобы между ними начался спор. – Сейчас не время про это говорить. Пошли, надо быстро пройти перекресток.

Выскочив на свободное пространство, я побежал через кусты, но остановился, услышав возглас Юны:

– Глядите!

На другой стороне улицы была длинная стена – все, что осталось от жилого дома. На ней боком к улице сидел мутант. Одной рукой он уперся в кладку, другую свесил вниз, повернул к нам голову и смотрел не моргая. Не такой, как те, в подземельях, – ниже, более мускулистый, поросший короткой шерстью, с гривой темных волос. Если бы не шерсть, издалека он бы напоминал Тарзана.

Я поднял пистолет. Чак, догнав меня, зашипел:

– Пошли, пошли! Они стаями ходят, если он других позовет… Быстро отсюда!

Мы заспешили дальше, пистолет я не опускал. Существо сидело в той же позе, поворачивая голову вслед за нами, и вдруг я понял, что в опущенной руке оно держит ружье с потускневшим от времени стволом и замотанным тряпками прикладом, едва заметное на фоне стены.

Так мутанты разумны?.. В подземельях мне показалось, что они скорее вроде обезьян – то есть какие-то мозги есть, но это именно звери, – однако если у него ружье… Никакая обезьяна не способна пользоваться огнестрельным оружием. Хотя, может, мутант просто нашел его в развалинах и использует как дубинку? Но тогда он взял бы оружие за ствол, а не держал бы его так, будто в любой момент готов выстрелить.

Мутант привстал, отвернувшись от нас, поднял руку.

– Сейчас своих позовет! – выдохнул Чак. – Бежим!

Но тут существо на стене, повернувшись другим боком к улице, уставилось в сторону невысокой дамбы, окружающей котлован впереди.

С той стороны донеслись приглушенные выстрелы.

– Бежим! – повторил Чак. – Пока он отвлекся!

Мы быстро достигли конца улицы. Если бы дело происходило в знакомой мне Москве, перед нами открылся бы Измайловский лесопарк, но теперь там были широкая земляная дорога – та самая, окружная, которая, как говорил Почтарь, идет по краю всего котлована, – и низкая насыпь, отделяющая ее от склона. Справа шелестели на ветру кроны деревьев, а прямо впереди на дамбе стояла двухэтажная бревенчатая постройка, обложенная мешками, с железной мачтой на крыше и балкончиком.

Под дамбой стоял броневик. Из окошек и с балкона по нему стреляли, а от броневика в две стороны ползли люди. Облачка порохового дыма то и дело взвивались над ними.

* * *

Лежа за поросшим поганками влажным пнем на склоне дамбы со стороны кратера, я сказал:

– Баркас отсюда кажется целым.

Между пнем и кромкой воды было всего несколько метров. Дул ветер, на берег внизу набегали мелкие волны. На другой стороне кратера, напоминавшего здоровенный котлован, маячил едва различимый силуэт колеса обозрения, стоявшего когда-то на краю Измайловского лесопарка.

– Много таких кратеров в Москве?

Лежащий рядом Чак поправил:

– Москвой только центр кличут. А это – Большая Московия. И кратеров здесь три.

– И все на востоке?

– Ага.

Я прикинул: диаметр километра три-четыре. Боеголовки баллистических ракет запрограммированы на взрыв в воздухе, чтобы ударную волну не погасили строения и ландшафт. Но тут ядерный заряд взрывали, кажется, под землей, близко к поверхности. Такие взрывы сопровождаются землетрясением, на дне кратера часто образуется озеро… То есть применены какие-то тактические мины с атомной начинкой. Но для чего? Получается, промзону хотели разрушить и запасной командный пункт с его аэродромом. Возможно, еще ветку правительственного метро. Серьезные дела здесь творились, хотя на Третью мировую не тянет. Интересно, Кремль цел? И если да, то кто там хозяйничает теперь?

И еще интересно – где находится Храм? Судя по всему, это очень важное место, значит, оно где-то в центре должно быть? Или нет?

Юна, стоявшая за деревом неподалеку, выглянула из-за ствола и сказала:

– Нам надо попасть на баркас.

– Как? – откликнулся карлик.

– Доплыть.

Он поморщился. Мы находились недалеко от заставы монахов. От берега под ней отходил настил на торчащих из дна сваях, неподалеку на волнах покачивался баркас, к причалу от него тянулся канат. Необычная посудина: насколько я мог разобрать, ее склепали из десятка легких лодочек, на которые положили палубу с низкой оградой, сзади поставили три навесных мотора, а в передней части сколотили фанерную будку. Над крышей будки торчала железная мачта, такая же, как над заставой. Паруса я не заметил, но на корме стоял еще генератор – наверное, навесные моторы сами по себе не работают и питаются от него.

От тыльной стены дома по склону насыпи к причалу вела рассохшаяся деревянная лестница.

Из окна на втором этаже высунулся бородач с двумя пистолетами в руках. Он успел выстрелить лишь из одного – внизу грохнуло, и монах выпал наружу.

А потом прямо впереди я увидел трех бандитов, пробиравшихся между деревьями в сторону заставы. Они, как и мы, обошли дом, забрались на дамбу далеко в стороне и теперь подкрадывались к заставе, чтобы атаковать с фланга. Чак, тоже заметивший их, прошептал:

– Все, конец монахам.

– Мы можем им помочь? – спросила Юна, ползком подбираясь к нам.

Увидев между деревьями еще двоих, я покачал головой:

– Пять человек, а у нас только один ствол. Даже если как-то с этими разберемся, их вокруг заставы еще целая толпа. Сколько в тот броневик могло поместиться? Много.

– Тогда нам надо на баркас, – решила Юна. – Пока медведковские не ворвались в дом. Баркас же недалеко, доплывем.

– Заметят, – сказал карлик. – Ты сама посмотри, он как на ладони из окон.

– Сейчас в окна с этой стороны никто не смотрит. Надо отплыть на баркасе, другой дороги к Храму отсюда нет.

– Можем обойти кратер, – с сомнением предложил Чак.

– Сколько на это уйдет? День, два? Если до ночи я не встречусь с Владыкой, для Меха-Корпа все кончено!

– Сестричка, да мне наплевать вообще-то на твою Корпорацию, – пожал плечами карлик. – Мне какое до нее дело?

– А на деньги тебе не наплевать? Ты уже получил две монеты – получишь еще три, если поможешь!

– Пять, – заявил он. – Еще пять золотых. Слышал, наемник за семь тебе помогает, так чего со мной мелочишься?

Она презрительно посмотрела на него и перевела взгляд на меня:

– Тоже хочешь увеличить свою плату, Разин?

Я покачал головой, наблюдая за бандитами. Они исчезли среди деревьев, почти вплотную подобравшись к заставе. Из окон с этой стороны не стреляли – монахи пока не заметили их.

Меня интересовали не деньги, мне надо было во что бы то ни стало попасть в Арзамас и узнать все что можно у ее отца.

– Хорошо, Чак, – сказала девушка. – Семь золотых.

– Ага. И еще, человече, а ты не соврал часом про эти солнечные батареи? У тебя ж, сам сказал, эта… анезия. Ну и как ты про них можешь помнить?

– Не знаю, – ответил я. – Что-то осталось в памяти, что-то нет. Про батареи помню.

– Ну от тогда, если мы до баркаса доберемся, ты мне про них все выложишь. Так? Не потом, в Храме, а пока плыть будем. А то вдруг с тобой что случится дальше в дороге?

– Ладно.

– Эх, надо бы, чтоб ты прям сейчас мне все… – начал он, но в этот момент бандиты перешли в наступление и впереди загрохотали выстрелы.

Перескочив через карлика, Юна Гало соскользнула по склону насыпи.

– Ныряйте! – крикнула она. – Хватит болтать!

Я спустился вторым. Зажав пистолет зубами, шагнул в холодную мутно-зеленую воду. Расстегивая ремень, вошел по пояс. Обмотал ремнем голову, прижав патронташ к затылку. Присел, чтобы брызги не попали на оружие, оттолкнулся ногами от дна. Юна плыла впереди, в доме стучали выстрелы. Я оглянулся – карлик с несчастным видом стоял по щиколотку в воде. Вытащив изо рта пистолет, я сказал:

– Ныряй, а то заметят.

– Да не люблю я ее очень! – едва ли не простонал он.

– Ты же говорил Почтарю, что плавать умеешь.

– Ну, умею… плохо совсем. А! – Он вдруг развернулся и стал карабкаться обратно на дамбу.

– Ты куда?! – крикнул я.

Чак не слушал. Опять сунув пистолет в зубы, я поплыл за Юной – она уже подгребала к причалу.

На ведущей от дома лестнице показались два монаха. Один бежал, второй хромал, цепляясь за перила.

С криком из окна заставы спиной вперед выпал бандит и скатился на мелководье. Вокруг него расплылось темное пятно. Я поплыл быстрее. Юна, добравшись до баркаса, полезла на палубу.

Из распахнутой двери, выходящей на лестницу, выстрелили, и ковыляющий монах упал на ступени. Второй побежал по настилу, когда из дома вывалились бандиты. Свистнули несколько пуль, две или три попали монаху в спину, он упал на доски, раскинув руки. Юна, забравшись на баркас, побежала на корму, от которой к причалу тянулся канат. В руках девушки блеснул кинжал.

Я поплыл вдоль причала, оставив бандитов за спиной. Сквозь выстрелы, все еще звучащие в доме, оттуда донеслось:

– Кто это? Плывет, гляньте!

В воду рядом ударила пуля, я нырнул – и вынырнул уже под настилом, между сваями. Ремень с патронташем почти сразу съехал с головы, хотя пистолет из зубов я не выпустил.

Причал закончился, впереди была обитая досками широкая корма баркаса. Качаясь на волнах, он медленно отплывал.

Доски настила ходили ходуном – медведковские бежали сюда. Я опять нырнул и увидел гибкое тело, метнувшееся в зеленой мути перед глазами… Что за твари тут обитают?! Испуг придал прыти – я вылетел из воды, вовсю работая ногами, выбросил над головой руки и едва не врезался лбом в ограждение. Схватился за доски, слыша рокот мотора рядом, перевалился и рухнул на палубу. Выпустив из зубов пистолет, вскочил.

На корме стояли генератор с баком, закрытые листами железа. От генератора связки проводов шли к трем навесным моторам, средний работал, баркас медленно плыл прочь от настила.

Трое бандитов выстрелили, как только я выпрямился. Юна метнулась за будку в носовой части, а я упал, накрыв голову руками.

И увидел Чака, подплывающего к баркасу. Он колотил ножками по воде, вцепившись в корягу, которую нашел в роще.

– Я! – забулькал карлик, выкатив на меня глаза. – Тут! Помоги!

Медведковские добежали до края настила, ругаясь и выкрикивая угрозы. Один, не удержавшись, упал в воду, вынырнул, оглянулся и поплыл за баркасом. Лежа под ограждением, я свесил руку, скользнув пальцами по бритой голове Чака, подгребшего вплотную к борту, схватил его за воротник и потащил. Карлик придушенно захрипел, вцепился в мою кисть, скользя подошвами по борту.

Раздался выстрел, второй. Пуля расщепила ограду возле моей головы. Я вытащил карлика на палубу, швырнул к будке и сам побежал следом.

За будкой, пригнувшись, стояла Юна. Фанерная хибара была ненадежным укрытием – нормальное ружье навылет пробьет обе стены, особенно если расстояние небольшое, но теперь бандиты хотя бы не могли вести по нам прицельный огонь.

Кинжал девушка вонзила в доски, я выдернул его и осторожно выглянул из-за угла. Если упавший в воду бандит догонит баркас и попробует залезть на корму, надо будет как-то разбираться с ним под огнем остальных.

Нет, он уже плыл назад. И медведковские почему-то больше не стреляли. Они расступились, когда на краю причала появились двое: высокий широкоплечий парень в шароварах и с голым торсом, перетянутым патронными лентами, и узкоглазый человек в наглухо застегнутом темно-синем френче со стоячим воротником, в штанах с золотыми лампасами и черных сапогах. Сложив руки на груди, он бесстрастно посмотрел нам вслед и что-то сказал здоровяку. Тот поднял руку – трое бандитов, целившиеся в будку, опустили оружие. Здоровяк повернулся к узкоглазому и заговорил, лицо его было недовольным. Тип во френче молча слушал.

– Святой мутант! – прошептал Чак у меня над ухом. – Это же сам Хэнк Губа.

– Кто? – не понял я.

– Вон тот, здоровый… Хэнк Губа, главарь медведковских. Он, выходит, лично в нападении на заставу участвовал. Но почему?

– Раньше бандиты эту заставу грабили? – спросил я, отползая обратно за будку.

Последовав за мной, Чак покачал головой:

– Чё-то сомневаюсь я. Хэнк, говорят, умом не блещет, но не совсем же он дурной, чтобы Орден против себя настраивать. Никогда раньше этих монахов никто не трогал, уверен! Что это в Большой Московии происходит, а?

– А кто второй? – спросил я. – Узкоглазый в синем?

– Вот этого не знаю, человече. Впервые вижу его.

– Я знаю, – сказала Юна, и мы повернулись к ней.

– Ну, сестричка, давай, огорчи нас, – проворчал Чак.

– Его зовут Сельга. Сельга Инес, один из старшин Южного братства.

* * *

Гудел дизель, тарахтел подвесной мотор на корме. Как я понял, баркас можно поворачивать, включая один из двух боковых моторов. А если врубить все три, скорость прилично увеличится, но тогда бак быстро опустеет – топлива в нем и так было на самом дне. Это я определил, свинтив крышку с горлышка и сунув внутрь длинную щепу.

В углу будки стоял большой передатчик, перед ним табурет. Усевшись на него, Юна Гало взяла микрофон на шнуре, подкрутила ручку настройки и громко сказала:

– Вы слышите меня? Слышите?

Пока она пыталась наладить связь, мы с Чаком обыскали рубку – наверное, эту будку следовало называть так, – но не нашли никакого оружия, кроме ржавого клинка без рукояти. Зато в тумбе обнаружились скрученный трубочкой лист зернистой желтоватой бумаги и обломок угольного карандаша, и карлик заставил меня выложить все, что я знаю про устройство солнечных батарей. Я рассказал ему то немногое, что помнил про фотоэлектрические преобразователи, про фокусирующие линзы и прочее.

– Ну и где мне взять эти, как их, пластины из кристаллического кремния? – спросил Чак недовольно.

– Твои проблемы, – ответил я. – Хотя наверняка где-то их можно откопать. Неужели в развалинах вы никогда не находили целые солнечные батареи?

– Может, и находили, да кто знал, что оно такое и для чего нужно? А если и знал… либо не работали они, либо топливные кланы старались побыстрее выкупить их у старьевщиков. Топливным все это дело с новыми источниками энергии ни к чему.

Из передатчика сыпанули искры, и шелест помех в динамиках смолк.

– Кто-нибудь знает, как починить это? – спросила Юна, поднимаясь с табурета.

– Эх, сестричка… – Чак, оставив на тумбе лист бумаги с моими неумелыми рисунками, посеменил к ней. – Что ты мучаешься?

Она вздернула подбородок:

– Я хочу связаться с Храмом. Неужели не ясно?

– И для этого шастаешь по всем частотам? Если это передатчик монахов, так они только с Храмом и болтали. Значит, должна быть кнопка вызова на определенной частоте.

– Ну и где она? И потом, сейчас он вообще сломался. Почини, если умеешь.

Чак, качая головой, походил перед радиостанцией, потрогал рукоятки настройки и сказал мне:

– Так, человече, а ну отодвинь его от стены.

Когда я сделал это, он снял решетчатую панель со станции, проверил аккумулятор, лизнул клеммы и усмехнулся:

– Ну вот, ток есть.

Навесив обратно решетку, карлик отвинтил боковую панель, поковырял внутри – и шипение из динамика полилось опять. Тогда Чак показал Юне на большую черную кнопку, которая висела на скрученных проводах, торчавших из передней панели.

– Это что такое?

– Не знаю, – сухо сказала девушка.

– Ты ж из Меха-Корпа, вы там все умные, в механике разбираетесь с электроникой. Это та самая кнопка и есть! Видишь, машинка старая, еще до Погибели сделанная, а кнопку эту монахи сами привесили. – Карлик осторожно взял ее, прижав основанием к панели, вдавил пальцем черный кругляш.

Шипение усилилось, в корпусе что-то щелкнуло, затрещало, будто сработало лепестковое реле, и в рубке зазвучал голос:

– …На связи. Юрай? Почему внеплановый вызов? Прием!

– Это не Юрай! – Девушка схватила микрофон на проводе, вдавила тангенту. – Монахи убиты! Застава Ордена уничтожена бандитами Хэнка Губы! Вы слышите? Мы плывем на вашем баркасе через кратер. Прием!

– Сначала надо представляться, – проворчал Чак, выходя из будки.

– Кто говорит? – донеслось из динамика.

Я представил себе бородатого монаха в наушниках, сидящего посреди кельи перед похожей радиостанцией, сменщик его спит на лавочке у стены, на шатком столике перед радистом тетрадка, в руках угольный карандаш, он быстро чиркает им по странице, ведя стенограмму радиопереговоров…

Картинка нарисовалась отчетливо, но почти сразу ее сменила другая: блиндаж, с низкого бревенчатого потолка сыплется пыль от близких разрывов, и Костя Верхов по кличке Вершок, склонившись над передатчиком, бормочет в микрофон; на столике перед ним лежит тетрадка в клеенчатой обложке, в руках шариковая ручка, а над блиндажом рокочут вертушки Первой вертолетной дивизии Республики Казахстан… Мой «L-39» догорает за барханами на юге, а сам я, катапультировавшись, еле добрел сюда, раненный в ногу и плечо, и лежу теперь у стены блиндажа, накрывшись плащ-палаткой, дожидаюсь эвакуации…

Я моргнул, и картина исчезла.

– …Мы должны встретиться с Владыкой Гестом! – громко говорила Юна Гало в микрофон. – Сообщите ему немедленно! Вмешательство Южного братства задержало нас. Лука Стидич убит. Я уполномочена…

Мне вдруг захотелось спать – будто пыльным мешком ударили по голове, загудело в ушах, ноги сделались ватными. Широко зевнув, я вышел из рубки.

Чак сидел у ограждения, глядя на далекий берег кратера. Грязная зеленая вода плескалась за бортом, было пасмурно и прохладно, над палубой свистел ветер. Запахнув куртку, я подошел к карлику.

– Вещает открытым текстом? – спросил он, и я кивнул. – Ну, ясно. Теперь все в округе, у кого есть приемники, будут знать, кто, для чего и в каком направлении пересекает кратер.

– Хочешь сказать, в поселке рыбаков нас будут ждать?

– А чего бы и нет, наемник?

Глаза слипались, соображал я с трудом. Пройдя на носовую часть, встал спиной к будке и оперся на ограждение. Сзади рокотал мотор, свежий ветер дул в лицо. Баркас неторопливо плыл по мелким волнам, на которых дробились отражения облаков в высоком холодном небе. Мы пересекли треть воронки, колесо обозрения приблизилось. Очертания его казались необычными. Дело было не только в том, что оно покосилось и в стороны от него расходились нити канатов, – большой металлический круг усеивали какие-то округлые наросты, будто клубки омелы, растения-паразита, часто висящие в кронах деревьев. Вокруг основания колеса над водой виднелись приземистые постройки, с двух сторон за ними – полоска берега, а прямо за колесом просвет. Ну да, там же устье этой речки, Соколиной. Или нет? Устье – это место, где река впадает куда-то, но Соколиная появляется только после того, как вода разливается по кратеру в сезон дождей и начинает вытекать наружу там, где от воронки через бывшую Соколиную гору идет трещина. Значит, течение в другую сторону, и тогда впереди исток реки, а не ее устье.

Вернувшись на корму, я спросил:

– Где заканчивается Соколиная река?

Чак успел лечь на спину, подложив руки под голову, задрал ноги на ограждение и закрыл глаза.

– Посреди Москвы, – сказал он. – Между домами прямо. Вода расходится по подвалам, стекает в канализацию… Там среди домов вроде озерца такого, куда река впадает.

– Но бо́льшую часть времени воды в кратере мало?

Он махнул рукой в сторону центра воронки:

– На самом дне только. Такая лужа круглая, три сотни шагов в обхвате.

– В сезон дождей она разливается на всю воронку, то есть на весь кратер, вытекает наружу через трещину – и тогда получается река?

– Точно.

– Выходит, когда воды мало, место, где стоит колесо, сухое?

– Какой ты смекалистый – страх.

– Но тогда что делают там рыбари?

Чак сел, скинув ноги с ограждения. Из рубки доносился голос Юны, прерываемый помехами и неразборчивым бормотанием в динамике.

– Ну что ты пристал, человече? Рыбари… Надо ж их как-то называть. А так это обычные людишки. В том месте всегда ветруган сильный, у них ветряки, энергию добывают. Пара мастерских там, чинят аккумуляторы, продают. Еще скважина глубокая, вода есть. Живут себе в домиках таких на сваях, между домиками переходы вроде мостков висячих, к ним снизу полые бочки прицеплены, законопаченные. Как в сезон дождей вода подымется – мостки на поверхности плавают, а как уйдет – они провисают между домами. Там, на краю кратера, не сильно глубоко, это дальше уже река глубже становится. И в том месте вьюны плывут косяками…

– Вьюны? – перебил я, вспомнив гибкое тело в воде, которое увидел, когда нырнул к баркасу.

– Рыба такая, мутафаг то бишь. Хищный. Когда воды мало, вьюны там, на дне кратера, в ил зарываются и помирают в нем. Но перед тем икру мечут. Молодые вьюны прям в иле вылупляются и первое время что-то в нем жрут – может, трупы всякие, которые в него опускаются… Трупов-то, понимаешь, много завсегда, этим добром мы их обеспечиваем. Ну вот, а в сезон дождей вьюны всплывают и прут зачем-то всем скопом по реке аж до самого озера. Хотя не все, вроде самцы только, а самки в кратере остаются. Потом те самцы, что выживут, самые сильные и ловкие, значит, возвращаются к самкам, и все дружно обратно в ил закапываются, чтоб сдохнуть там. А рыбари их каждый сезон ловят сетями. Мясо у вьюнов зеленое такое, вкусное… Ну, и зачем оно тебе все надо, наемник?

Я не ответил – из рубки вышла Юна Гало.

– Они высылают нам навстречу катер, – сказала она.

– Это хорошо, – кивнул карлик. – А где встреча?

– В поселке рыбарей.

– Ага. А вот не полагаешь ли ты, сестричка, что там нас и настигнет Хэнк Губа?

– Я думала про это, но что делать? Был способ связаться с Храмом так, чтобы никто больше не услышал?

Чак покачал головой:

– В том-то и дело, что не было. Потому я тебя и не стал останавливать… Ладно, будем надеяться, что у Хэнка в броневике нет передатчика. И что никто другой…

– Не надейся, – отрезала Юна. – Про нас уже знают все. Идемте.

Мы вошли в рубку вслед за ней. Девушка подкрутила ручку настройки, увеличила громкость, и стал слышен грубый монотонный голос, который вещал про трех людей: «крепкого наемника с юга», «девку с темными волосами» и «мелкого человека с наколкой на лбу».

– «Мелкий человек»! – возмутился Чак. – Они, мутанты необразованные, не знают благородного слова «лилипут»? Ну хотя бы «карлик»?

Голос продолжал:

– Южное братство заплатит золотом всякому, кто укажет, где они прячутся. Два золотых – тому, кто доставит нам наемника и девицу живыми. Повторяю: эти двое нужны живыми.

– А я, значит, нет! – фыркнул Чак и ударил кулаком по ручке настройки. Голос смолк, карлик развернулся к нам, уперев руки в бока: – Вы двое понимаете, что это значит?

– Примерно понимаю, – сказал я, – но ты можешь объяснить.

– Могу! Да уж, могу! Вот что это значит! Первое: пока мы там крутились, в туннелях, с тем психом-монахом, из Цитадели сюда прибыл один из старшин Южного братства, этот Сельга Инес. Он вышел на Хэнка Губу и нанял его ловить вас. Вот почему медведковские отважились напасть на заставу – топливные пообещали, что как-то отмажут их. Защитят от мести Ордена. Второе: им теперь нужна не только ты, сестрица, им теперь нужен наемник! Почему? Да потому что они поняли, какая он ценность! Человек, который по некрозу может шастать туда-сюда! Не ведаю, прознали об этом другие или пока только братство в курсе… Но если слухи дальше пошли – так за тобой, человече, теперь вся Москва охотиться будет! Причем вот что еще важно: подружка твоя их и мертвая устраивает. Нет ее – нет переговоров, Меха-Корпу конец, топливным выгода. Но если выживет она… что ж, они не прочь ее у себя оставить – вдруг Тимерлан Гало в живых останется после того, как некроз Арзамас накроет? Семья Гало богатая, даже если Корпорация вся погибнет, будет потом с кого выкуп требовать. Но вот наемник точно живой нужен. Живой и в рабском ошейнике. Третье: у Хэнка Губы, насколько знаю, посудин никаких нету, чтоб по кратеру плавать, потому что раньше медведковским оно не надо было. Но раскатать по бревнышкам ту заставу да смастерить плот – дело нехитрое. Весла еще нужны… хотя у монахов там где-нибудь в подвале они наверняка валяются. Короче, уже сейчас плот с хэнковской братвой за нами, может, плывет, надо выйти глянуть. И наконец, четвертое, самое важное! К рыбарям нам теперь нельзя. Потому что у рыбарей хоть один передатчик на весь поселок да имеется и они вот эту объяву Южного братства могут…

Юна шагнула к радиостанции, но Чак схватил ее за руку, протянутую к ручке настройки.

– Сестрица! – фальцетом вскрикнул он. – Какая ж ты все-таки ду… неопытная еще! С монахами собралась толковать опять?

– Ну да, – кивнула она. – Чтобы сказать, что мы высадимся немного в стороне, обойдем поселок и будем ждать баркас дальше на берегу реки.

– Точно, молодец, соображаешь! – притворно восхитился карлик и отпустил ее руку. – Давай, выходи на связь…

Юна растерянно посмотрела на меня.

– …со всей Москвой, – заключил он.

– Тебя услышат и медведковские, если в броневике все же есть рация, и рыбари, – пояснил я.

Закусив губу, она отвернулась. Смилостивившийся Чак сказал:

– Хотя сама мысль правильная, сестричка. Так и сделаем – просто никому о том докладывать по радио не будем.

– Но мы доберемся до берега реки уже поздно вечером, – возразила она. – Как в темноте увидеть катер монахов? Она широкая…

– Не очень-то и широкая, – возразил он. – Да и огни монахи наверняка включат, чтоб не врезаться куда по ночному времени. Окликнем их как-нибудь с берега.

– Если у них будет работать мотор, не услышат, – возразил я. – А он будет работать, они ж против течения сюда пойдут.

– Значит, смастерим плот какой из веток, – отмахнулся карлик. – Это нас потом волновать будет, а сейчас надо поворачивать, потому что течение прямиком к реке, то есть к рыбарям нас несет, плюс мотор туда же…

Он замолчал. Мы все замолчали. Наступила тишина.

И в тишине этой стало ясно, что мотор баркаса тоже молчит.

Причем я даже не заметил, когда он отключился.