Текст книги "Морская битва двух империй. Нельсон против Бонапарта"

Автор книги: Андрей Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Дезэ повел своих воинов и получил смертельное ранение – трагедия произошла в самом начале боя. Осталось тайной, была ли это австрийская или шальная французская пуля.

Австрийцы смешались, а затем побежали. «Судьба битвы зависит от единственного момента», – заметил Наполеон. Он снова стал победителем, но одновременно был убит горем – погиб его друг, блестящий, непобедимый генерал. Бонапарт говорил о своей глубокой боли, вызванной смертью человека, которого он любил и уважал более чем кого-либо еще.

 – Если бы я мог сейчас обнять Дезэ! – воскликнул первый консул.

Австрийцы потеряли 6000 солдат убитыми, 8000 пленными и 40 пушек. Потери французов составили около 6000 человек.

Хотя раны, нанесенные австрийской армии, не были смертельными, Мелас запросил перемирия. Согласно условиям конвенции, подписанной в Алессандрии, австрийцы вывели войска за реку Тичино, сдали крепости в Пьемонте, Ломбардии и Миланскую цитадель. Франция восстанавливала контроль над Северной Италией.

Бонапарт направил Мюрата в папские государства и послал небольшую армию для захвата Тосканы. Он был вне Парижа в течение двух месяцев, и в это время военный министр Карно, якобинец Бернадот и герой революции Лафайет плели политические заговоры.

Однако новости о победе при Маренго положили конец всем разговорам о «правительстве без Бонапарта» и интригам недоброжелателей. Парижане ликовали по случаю победы и верили в то, что Наполеон вновь принесет Франции мир.

К концу года Моро победил при Гогеплиндене и открыл дорогу на Вену. Начались мирные переговоры между Французской республикой и Австрией, выступавшей от своего имени и от имени Священной Римской империи германской нации. Они должны были вестись в Люневиле.

Империя снова договаривалась с республикой, а Англия теряла важнейшего союзника в лице Австрии, оставаясь наедине с Францией. Главные актеры на европейской политической сцене должны были пересмотреть свои роли и перераспределить сферы влияния.

Австрийский император Франц назначил своим представителем графа Кобенцля и уполномочил его отправиться в Париж до начала мирных переговоров. Выбор был понятен – переговоры, которыми завершилась Первая Итальянская кампания, вел именно он.

Граф Кобенцль надеялся легко восстановить прежние отношения с Бонапартом, но первый консул повел себя так, что Кобенцлю пришлось забыть о том, что он ранее был «накоротке» с генералом.

 «Бонапарт, – писал Талейран, – дал ему первую аудиенцию в девять часов вечера в Тюильри. Он сам выбрал комнату для его приема; это была гостиная перед кабинетом короля. В углу он велел поставить маленький столик, за который сел сам; все кресла были вынесены, и оставались одни только кушетки, находившиеся далеко от Бонапарта. На столе лежали бумаги и стояла чернильница; горела лишь одна лампа; люстра не была зажжена. Кобенцль вошел; я сопровождал его. Мрак в комнате, расстояние, которое нужно было пройти, чтобы приблизиться к столу Бонапарта, которого он с трудом мог разглядеть, некоторое замешательство, возникшее вследствие этого, движение Бонапарта, который встал и снова сел, невозможность для графа Кобенцля сесть немедленно поставили каждого на свое место или, но крайней мере, на место, предназначенное каждому первым консулом».

Такой встречей австрийского дипломата Бонапарт задал свой стиль общения с государственными деятелями и главами государств европейских стран, стиль презрительный и высокомерный. Он считал, что обладает исключительным правом вести себя подобным образом. Наполеон выше всех королей, императоров и министров» поскольку они все похожи друг на друга, а его власть – новая, и человек он уникальный. И удивляться надо не тому, что он так думал, а тому, что ему действительно удалось внушить это и современникам, и потомкам.

ПЛОХИЕ ВРЕМЕНА

Нельсон надолго задержался в Неаполе.

Британский посол убедил его в том, что дальнейшая миссия адмирала заключается в вытеснении французов из Италии. Они якобы угрожают Неаполю. Первыми, кто так думал, были король и королева, и Нельсон согласился с доводами посла и монаршей четы.

Английский адмирал высоко оценил армию Неаполя. «Насколько я разбираюсь в этих вопросах, я согласен, что лучшей армии нельзя себе представить», – доложил он Адмиралтейству.

Считая, что французов надо опередить, неаполитанцы выступили в поход. В ноябре 1798 года их армия под командованием австрийского фельдмаршала Мака двинулась в северном направлении, в то время как Томас Троубридж был послан Нельсоном для помощи герцогу Тосканы в Легхорне.

Неделей позже король Фердинанд вошел в Рим и занял дворец Фарнезс. Но он недолго наслаждался успехом: французы перешли в контрнаступление, нанесли королевским войскам жестокое поражение и взяли в плен десять тысяч солдат. Остальные бежали, бросив багаж.

Разбитый король вернулся домой, а Мария-Каролина смертельно боялась возможного якобинского бунта – она помнила о судьбе своей сестры Марии-Антуанетты. Французы наступали, и нужно было немедленно бежать.

Нельсон вынужден был отозвать корабли Троубриджа из Легхорна и согласился перевезти королевскую семью и весь двор в Палермо, на остров Сицилия. Это вызвало крайнее недовольство графа Франческо Караччиоло, командующего военно-морскими силами Неаполя.

Эмма Хэмилтон провела королевскую семью и слуг но секретному проходу из дворца в бухту. Флагманский корабль адмирала Нельсона был нагружен ценностями на сумму 2,5 миллиона фунтов стерлингов.

Ненастная погода целый день удерживала корабль в бухте. Беглецы очень боялись быть обнаруженными.

Шторм не утихал, и Нельсон решил отчаливать. Позднее он вспоминал, что никогда не сталкивался с подобной стихией. Король и королева были в угнетенном состоянии, а их младший сын, шестилетний принц Альберт, умер от истощения во время плавания на руках Эммы Хэмилтон. Сэр Уильям сидел в каюте, держа заряженные пистолеты. Он объяснил жене, что не хотел бы захлебнуться соленой водой.

Несмотря на все несчастья, королевская семья была с восторгом встречена в Палермо. Король на некоторое время отошел от политики и занялся своим любимым делом – охотой. Этот человек любил хвастаться тем, что никогда не читал книг. Королева родила ему восемнадцать детей.

Между тем в Англии и Британском адмиралтействе все настойчивее задавали очевидный вопрос: что делает прославленный Нельсон в Неаполе? Разве он не должен продолжать преследовать французов? Почему он занят делами прогнившей, коррумпированной монархии?

Французы вошли в Неаполь, Нельсон при этом отступил. Могла ли Франция считать это реваншем за Абукир?

Бонапарт узнал о захвате французами Неаполя, находясь под стенами Сен-Жан-д'Акра. Он сразу понял, что «этот поход в Нижнюю Италию будет иметь гибельные последствия, и что 30 или 40 тысяч французов, находящихся у Везувия, будет недоставать на Адидже».

После бегства неаполитанского двора в городе вспыхнул бунт. Его участники освобождали узников тюрем, врывались в замки и убивали тех, кого считали врагами.

Французы, которыми командовал генерал Жан-Этъенн Шампионне, решили взять ситуацию под контроль и учредить республику. Она должна была опираться на средние классы общества.

Столкновение войск с восставшими привело к многочисленным жертвам: были убиты около тысячи французов и четыре тысячи бунтовщиков. Итальянцы сражались за каждый дом, взяли штурмом и разрушили королевский дворец. Когда они наконец сдались, один французский офицер заметил, что если бы здесь был Бонапарт, то он камня на камне не оставил бы от города. И местным жителям очень повезло, что генерал Шампионне такой умеренный и гуманный человек.

23 января 1799 года оккупанты официально провозгласили Партенопейскую [8]8
  Партенопея (Парфенопея) – древнегреческое название Неаполя.и


[Закрыть]республику, которую Нельсон окрестил «Везувианской республикой». Он направил Троубриджа для блокады города и захвата трех близлежащих островов.

Выполняя приказы Нельсона, Томас Троубридж проявил свою обычную силу и жестокость. Он высмеял мягкость судьи к своим жертвам:

«Он говорит, что нужен епископ, чтобы лишить священников сана перед тем, как их казнить. Я сказал ему, что вначале их нужно повесить, и если он думает, что повешения недостаточно для лишения сана, то я бы помочился на их чертовы якобинские шкуры. Я рекомендовал ему казнить главных предателей, и после вынесения приговора никакой мессы, никакой исповеди – немедленная смерть, ад был бы правильным местом для них».

Троубридж извинился перед Нельсоном за то, что не смог послать ему голову лидера республиканского мятежа, поскольку погода была слишком жаркой. Нельсон был доволен принятыми мерами. Он написал одному из капитанов:

«Новости о повешении тринадцати якобинцев (на острове Ирочида) доставили нам великое удовольствие; а три священника (посланных в Палермо), я думаю, лучше вернуть в Аврору, чтобы повесить на дереве...»

Между тем король и королева очень страдали на Сицилии. В доме, который считался их дворцом, не было ни каминов, ни ковров. Зима выдалась очень холодной, выпал снег – очень редкое явление в Палермо. Мария-Каролина говорила, что такая жизнь «хуже, чем смерть».

Король и королева испытали большие душевные муки, когда узнали об участи своего дворца в Неаполе. Монарх обвинял супругу в том, что она втянула его в военную авантюру и надоумила связаться с бездарным генералом Маком. Мария-Каролина сохраняла полное самообладание и убеждала мужа в том, что грядет возмездие.

И тогда король Фердинанд поддержал усилия кардинала Фабрицио Руффо. 54-летний кардинал раньше служил казначеем римского папы Пия VI. Он предложил понтифику провести реформы, которые были отвергнуты как излишне радикальные. Руффо оставил свой пост и отправился в Неаполь, а затем и в Палермо вместе с королевской четой. Он предложил высадку в своей родной Калабрии, чтобы защитить се от французов и итальянских республиканцев, а затем освободить Неаполь и восстановить короля на его престоле.

Высадившись на полуострове 7 февраля вместе с восемью товарищами, Руффо к концу месяца привлек под свои знамена 17 000 человек. Это импровизированное войско, названное Христианской армией Святой Веры, двинулось на Неаполь.

Кардинал был истинным вождем и быстро завоевывал любовь и доверие людей. В 1799 году, как писал его секретарь-биограф Сачинелли, «не было ни одного бедного крестьянина во всей Калабрии, который не держал бы по одну сторону кровати распятия, а по другую – ружья». Его «крестоносцы» творили бесчинства и разграбили город Котроне. Кардинал не остановил своих «воинов».

Наступление кардинала вызвало движение но всей Южной Италии. Добившись успехов в Калабрии и Апулии, он подошел к воротам Неаполя. Его армия соединилась с русским десантом – моряками адмирала Ушакова. Томас Троубридж блокировал порт, и жители города были на грани голода. Узнав о приближении армии кардинала Руффо, они 11 июня подняли восстание.

Французы оставили в городе лить 500 солдат в форте Святого Эльмо, а профранцузские республиканцы занимали замки Нуово и Уово, что позволяло контролировать порт.

Нельсон решил, что настало время для контрудара, и взял курс на Неаполь вместе с посольской четой. Прибыв в порт, он узнал, что Руффо согласился на перемирие с французами и их союзниками. Нельсон расценил этот шаг как равносильный капитуляции и вызвал кардинала на борт своего флагманского корабля. Его эскадра теперь состояла из девяти боевых судов, производивших устрашающее впечатление на противников.

Протестант Нельсон не доверял католическому кардиналу. Он предложил Руффо разорвать соглашение, но кардинал отказался это сделать. Другой союзник Великобритании в Неаполе, Ахмет, который действовал от имени Турции и России, поддержал позицию Руффо. Он призвал Нельсона уважать подписанный договор, поскольку он «полезный, необходимый и честный... ввиду того, что смертоубийственная гражданская и национальная война была окончена вместе с этим договором без дальнейшего кровопролития, и он способствовал вытеснению вражеской армии из королевства». Договор формально введен в действие, и «честь общества будет ужасным образом поругана, если он будет нарушен».

Только после этого адмирал уступил и нашел другой объект внимания: граф Караччиоло, переметнувшийся к французам и после поражения республиканцев скрывавшийся от роялистского террора. Его выдали и арестовали. Нельсон приказал отдать графа под суд, составленный из неаполитанских офицеров.

Суд, состоявшийся утром 30 июня, быстро приговорил Караччиоло к смертной казни через повешение большинством голосов. Нельсон немедленно привел приговор в исполнение. Он отверг все апелляции и просьбу графа заменить повешение расстрелом. Караччиоло не имел защитника во время суда, и к нему не приходил священник для последней исповеди.

Сэр Уильям Хэмилтон написал:

«Караччиоло и двенадцать наиболее мерзких бунтовщиков должны были в этот день предстать перед лордом Нельсоном... Что за зрелище мы увидели в это утро! Караччиоло, с длинной бородой, бледный, полумертвый и никогда не поднимающий глаз, был притащен на борт судна, где он теперь находился вместе... с другими подлыми предателями... Лорд Нельсон приказал казнить его в пять часов пополудни, повесив на фок-мачте... "Минервы" [неаполитанского фрегата]».

Тело повешенного Караччиоло было выброшено в море, и это шокировало многих жителей Неаполя. Караччиоло был другом и коллегой Нельсона. Он совершенно справедливо обвинял короля Фердинанда в позорном бегстве и ограблении Неаполя, а английского адмирала – в бессмысленном сожжении недостроенных неаполитанских судов, которые можно было взять на буксир.

Нельсон защищал политических банкротов. Он открыто вмешивался в дела другого государства и вершил суд, не будучи судьей. Адмирал, не являясь политиком и не зная иностранных языков, получал сведения о ситуации в Италии большей частью со слов Хэмилтонов.

Теперь Нельсон решил покончить с последним оплотом французов в Неаполе – фортом, в котором засели республиканцы. При этом он попустительствовал разгулу террора против якобинцев, многие из которых подверглись различным видам казней. На улицах города совершались зверства – тела убитых толпой людей сжигались, и убийцы вкушали человеческую плоть. Женщин, обвиненных в симпатиях к якобинцам, подвергали жутким, отвратительным унижениям.

Король и королева жаждали реванша. Руффо и его друзья хорошо понимали, какие опасности таит в себе возвращение монаршей четы в Неаполь. Фердинанд, Мария-Каролина и Хэмилтоны считали, что якобинцы должны быть беспощадно истреблены.

25 июня королева писала Эмме Хэмилтон о том, что она даст адмиралу самые широкие полномочия в борьбе против «каналий-мятежников». Она настойчиво рекомендовала милорду Нельсону относиться к Неаполю как к взбунтовавшемуся ирландскому городу: «Не нужно заботиться о количестве (наказанных), уменьшение числа злодеев (в Неаполе) на несколько тысяч сделает Францию более слабой, а мы почувствуем себя лучше».

Республиканцев заверили в том, что им сохранят жизнь и доставят в Тулон. Защитники форта поверили обещанию, но жестоко за это поплатились. Девяносто девять человек были казнены, причем некоторые четвертованы и сожжены. Нельсон мог предотвратить трагедию, но не стал вмешиваться.

«На улицах вновь установился порядок: лаццарони [чернь] больше не жонглировали головами жертв, казненных для потехи адмирала Нельсона и леди Хэмилтон», – написал Шатобриан.

В Неаполь прибыл король Фердинанд. Однако ему было тяжело свыкнуться с мыслью, что у него есть враги в городе, и он вскоре вернулся на Сицилию, где мог и дальше тешить себя иллюзией собственной популярности.

Первая годовщина победы в Нильской баталии была отмечена со всей возможной пышностью, о чем Нельсон написал Фанни:

«Большое судно было оборудовано, как римская галера. К веслам были прикреплены лампы, в центре воздвигнута ростральная колонна с моим именем, а на корме помещены ангелы, поддерживающие картину с моим изображением. Более двух тысяч разноцветных светильников были закреплены вокруг судна, нарядный оркестр состоял из лучших музыкантов и певцов. Музыкальное произведение большей частью восхваляло меня, описывая их бедствия, но приходит Нельсон, непобедимый Нельсон, и мы снова в безопасности, мы снова счастливы».

Нельсон принял титул герцога Бронте от короля Фердинанда и получил имение на вулканических склонах горы Этна.

Ост-Индская компания подарила ему 10 000 фунтов стерлингов в знак признания его заслуг «на Ниле». Эту сумму он разделил с отцом, братьями и сестрами.

После победы при Абукире он стал проявлять высокомерие к коллегам и даже выказывать непослушание. Он трижды игнорировал прямые приказы нового главнокомандующего Средиземноморским флагом Великобритании лорда Кейта, адмирала Эльфинстоуна, направить корабли для защиты Менорки. В итоге он выслал четыре недостаточно вооруженных судна.

В письме Спенсеру, первому лорду Адмиралтейства, он саркастически намекал на неудачу лорда Кейта, который не смог помешать уходу объединенного франко-испанского флота из Гибралтарского пролива в Кадис.

В ответном письме Адмиралтейство поздравило его с успехом – спасением Неаполя, но укоряло за непослушание лорду Кейту. Нельсон реагировал в той же надменной манере:

«Хотел бы я оказаться в ситуации лорда Кейта... Я бы разбил все приказы как кусок стекла: в том случае весь французский флот мог быть уничтожен... Хотя я с сожалением говорю это, но я не верю, что какой-либо морской офицер знает дела Средиземноморья, в том числе сухопутные, лучше меня».

Это самовыдвижение имело достаточно предсказуемый успех: в отсутствие лорда Кейта, покинувшего Средиземное море, адмирал Нельсон был назначен на его место.

В то же время он был обвинен в ряде злоупотреблений. Во-первых, в том, что наживался на закупках вина и нива для своего флота. «Я отвергаю любые инсинуации против меня и моей чести, – ответил флотоводец. – Нельсон настолько выше скандальных или низких поступков, насколько небеса выше земли».

Однако критики поднимали голову. Нельсона обвинили в том, что тысячи арестованных в Неаполе повстанцев содержатся в ужасных условиях.

В сентябре адмирал направил Томаса Троубриджа в порт Чивита-Веккия, расположенный вблизи Рима, и вскоре французы, захватившие «Вечный город», капитулировали. Однажды Нельсон заявил, что способен взять Рим силами флота, и Троубридж доказал это на деле. Адмирал действовал решительно и опередил русских, совершенно не учитывая при этом интересы партнеров по коалиции.

Действия Нельсона в Италии не вдохновляли здравомыслящих людей в Англии. Лидер либералов Чарльз Джеймс Фокс произнес в парламенте речь, нанося сильные удары по репутации Нельсона, хотя и не называя его по имени.

Фокс говорил об отвратительных и беспрецедентных зверствах и выразил опасения, что не одни французы их совершали:

«Например, Неаполь был, что называется, "освобожден", однако, если я правильно информирован, это действие было омрачено позором убийств столь диких и зверствами столь отвратительными, что при упоминании о них дрожит сердце. Говорится не только о том, что несчастные жертвы гнева и жестокости фанатиков были варварски убиты, но и о том, что во многих случаях их плоть ели и проглатывали каннибалы, являющиеся защитниками и инструментами социального порядка. Нет, Англия не свободна от укоров, если циркулирующие слухи верны.

Я упомяну факт, чтобы дать министрам возможность, если он окажется ложным, смыть позор, ибо в ином случае этот позор покроет имя Британии. Говорится о том, что группа неаполитанских республиканцев нашла убежище в замке Нуово. Их осаждал отряд королевской армии, которому они отказались сдаться, но заявили, что если вперед будет направлен британский офицер, то они сдадутся ему. Они согласовали с ним условия капитуляции, и он действовал от имени Британии: их жизни и их собственность должны быть в безопасности, и они должны быть доставлены в Тулон. В соответствии с этим их поместили на борт судна, но еще до того, как они отплыли, их собственность была конфисковала, многие из них были схвачены, брошены в темницы, и некоторые из них, насколько я понимаю, вопреки британской гарантии, были казнены».

Между тем связь Нельсона с Эммой Хэмилтон стала достоянием гласности. Англичане были возмущены, а сэр Уильям, кажется, смирился со своим положением обманутого мужа. Каждую ночь, которую адмирал и жена посла проводили вместе, она к тому же проигрывала в азартные игры огромные денежные суммы, взятые у Нельсона.

Газета «Таймс» написала:

«Герои и завоеватели покоряются в свою очередь. Марк Антоний последовал за Клеопатрой на Нил, когда он должен был сражаться с Октавианом! И сложил свои лавры и власть...»

Фанни не видела мужа уже два года и писала ему, что желает встречи. Нельсон отвечал, что не сможет гарантировать се безопасность.

В то же время, покинув Эмму на короткое время для встречи с лордом Кейтом в Легхорне, он написал своей возлюбленной:

«Разлученный со всем, что есть дорогого в этом мире, я говорю: что толку жить, если это существование может быть названо жизнью?.. Ни разлука, ни время, моя единственная возлюбленная Эмма, не могут изменить моей любви и привязанности к тебе, и это основано на самых искренних принципах чести; нам остается только сожалеть, что я делаю с самой горькой болью, о препятствиях, лежащих на пути нашего объединения. Мы связаны узами настоящей любви, но нам мешают жесткие правила этого мира. Только продолжай любить своего верного Нельсона, как он любит свою Эмму, ты мой гид, которому я подчиняюсь... Моя единственная надежда состоит в том, чтобы неизменно убеждаться: ты также выполняешь обещания, данные мне; я же всегда давал тебе обещания настолько строгие, как будто бы это было слово, данное небесам; я совершенно уверен в реальности твоей любви и в том, что ты скорее умрешь, чем будешь хоть в чем-то неискренней перед твоим верным Нельсоном, который живет только для своей Эммы».

Нельсон пренебрегал своими должностными обязанностями, сваливая всю работу на подчиненных, и отправился в пятинедельный круиз вместе с Хэмилтонами. Его флагманский корабль бросил якорь в Сиракузах, где путешественники осмотрели римские развалины, а затем на Мальте, где французы выдерживали длительную блокаду. Эмма забеременела от Нельсона, но сэр Уильям по-прежнему был слеп.

Коллеги Нельсона не могли не заметить перемены в его отношении к делу. Они возмущались его поведением, и в Адмиралтейство были направлены соответствующие рапорты.

А Нельсон доставил королеву и ее дочерей в Легхорн, где отказался присоединиться к Кейту, который с января 1800 года вновь стал главнокомандующим Средиземноморским флотом. Вместо этого он направился в Вену вместе с Хэмилтонами. Они проехали до Триеста в четырех экипажах, имея к тому же три повозки с багажом, и вскоре достигли Вены.

Императрицей Священной Римской империи германской нации была дочь королевы Неаполя, и путешественникам был оказан истинно королевский прием. Нельсон, худой и преждевременно состарившийся, и располневшая Эмма Хэмилтон вызвали огромный интерес у публики.

Они проехали но Европе и спустились но реке Эльбе, чтобы затем взойти на борт судна, направлявшегося в Ярмут. Нельсон потратил на поездку три с половиной тысячи фунтов стерлингов.

Наконец, он вернулся на родину. В Ярмуте его встречала огромная толпа. Восторженные соотечественники окружили экипаж, распрягли лошадей и сами потащили карсту.

Он приехал домой вместе с Хэмилтонами, и Фанни должна была развлекать всех троих за обедом – тяжелейшее испытание для женщины, пережившей долгую разлуку с мужем.

На Страндс, одной из главных улиц в центральной части британской столицы, Нельсона окружили горожане. Ему вручили церемониальную шпагу от благодарного Лондона.

Газеты непристойно шутили. Одна из них изобразила трех персонажей, курящих трубки. Карикатурная леди Хэмилтон говорила Нельсону: «Трубка старика все время тухнет, но твоя горит в полную силу». Тот отвечал: «Да, я дам тебе прикурить, я запущу в тебя целый бортовой залп».

Несчастная Фанни изображала дружбу с Эммой Хэмилтон, но ее выдержки хватило ненадолго. В театре на Друри Лейн она испустила крик и упала в обморок.

Эгоизм Нельсона проявлялся по-разному: он заставлял страдать свою супругу и испортил отношения с Сент-Винсентом. Предметом их спора стал барыш, или так называемые призовые деньги. Британцы захватили несколько судов, и Нельсон претендовал на одну восьмую часть.

Обычно он был достаточно щедрым, но жизнь заставляла его стать прижимистым. Нельсон потратил много денег, обслуживая Хэмилтонов, и жил на широкую ногу в доме на Пикадилли. Поиздержавшись, он настаивал на получении своей доли дохода от продажи имущества захваченных кораблей.

Сент-Винсент имел свою точку зрения на этот предмет. Два адмирала выяснили отношения при встрече, и напряженность постепенно спала. Они вспоминали славные дни, и старый моряк смягчился. Он пожалел Нельсона:

«Нельсон был подавлен... Это выглядело так, будто он обидел меня и теперь испытывает тревогу из-за того, что я знаю о деле. Бедняга, его мучат суета, слабость и прихоти; он увешан лентами и медалями, но будто бы пытается избежать почета и церемоний, которые всюду встречают его... Однако он теряет старых друзей, и поскольку он обязан всей славой, титулами, знаками отличия, которые носит, моему патронажу и протекции и я продолжаю по-доброму относиться к нему в трудную минуту, то я не думаю, что он может порвать со мной».

Нельсон засиделся без дела и чувствовал приближение новых событий своей карьеры. Фаталист и мистик, он боялся утратить личное счастье, которое имел, и будто пытался насладиться им впрок. Он направлял Эмме по три письма в день, в то время как та ослепляла Лондон своей пышной красотой.

При этом она подло жалила свою соперницу Фанни. Эмма писала:

«Креолка с черным сердцем и демоническим лицом никогда не была предназначена для Нельсона, существа с благородным разумом. Она никогда не любила его ради него самого. Она любила свои несчастные грязные эскалопы [Aesculapius, первый муж Фанни, доктор Нисбет], если действительно любила, и два грязных негатива произвели на свет грязный позитив, который является позором рода человеческого [Джошиа, сын Фанни]».

По мнению Эммы, Фанни сделала Нельсона несчастным и оторвала его от семьи:

«Когда он вернулся домой покрытым славой, но изувеченным, она осмеяла его благородные раны. Она подняла шум из-за того, что он встретил более привлекательную и более добродетельную женщину, которая служила вместе с ним в другой стране и чье сердце и чувства открыты его славе, величию и достоинствам».

Многие в семье Нельсона, за исключением его отца, поддерживали Эмму в ее соперничестве против Фанни. Супругу Нельсона не любили за холодность и чопорность. Крайне униженная, она все же пыталась восстановить семью. Что же касается сэра Уильяма, то он не имел к Нельсону никаких претензий и продолжал считать его своим другом.

Нельсон соблюдал внешние приличия, отдавал Фанни половину своих доходов и способствовал карьере Джошиа. С рождением дочери Горации его страсть к Эмме воспылала с новой силой, но он понимал скоротечность этого состояния. В нем жило глубинное чувство близкой смерти, и он рвался в бой. Нельсон должен был восстановить свою репутацию, подорванную бесславными делами в Неаполе и связью с замужней женщиной.

Вскоре он получил отличный шанс напомнить о себе.

Великобритания оказалась перед лицом новой угрозы – союза нескольких государств, направленного против ее владычества на морях. Русский царь Павел I был взбешен захватом Англией милой его сердцу Мальты. «Она (Мальта), – говорил Нельсон, – даст нам большое влияние на Левант и на всю южную часть Италии. Из этих соображений я надеюсь, что мы никогда ее не отдадим». Французский гарнизон Мальты капитулировал в начале сентября 1800 года. Над крепостью был поднят один флаг – британский, хотя все успехи в той войне достигались совместными усилиями союзников.

Первый консул Бонапарт, мастерски играя на струнах рыцарского честолюбия Павла, предложил ему остров Мальту. Царь был доволен широкими жестами нового правителя Франции и вновь менял приоритеты внешней политики. Англия, помимо всего прочего, сильно раздражала его своей системой таможенных досмотров судов, направленной против торговли с Францией. Эту систему англичане применяли в отношении русских судов и судов других стран.

В декабре 1800 года царь нанес Англии ответный удар, захватив все британские суда, зашедшие в российские порты, и арестовав команды этих судов. Он склонил Швецию к подписанию договора о вооруженном нейтралитете, и к этой системе вскоре присоединились Дания и Пруссия.

Идея договора о вооруженном нейтралитете была не новой. Ее с успехом претворяла в жизнь Екатерина II, мать Павла I. Россия убедила другие страны придерживаться новых принципов морского нрава. Они были изложены в декларации, разосланной Екатериной II правительствам разных государств в 1780 году.

Эти принципы таковы: 1) свобода торговли нейтральных держав с портами враждующих государств и нейтральной каботажной [9]9
  Каботаж – прибрежное плавание между портами одного государства без захода в иностранные порты.


[Закрыть]торговли; 2) свободный провоз на нейтральных судах любых грузов за исключением военной контрабанды, то есть оружия и снаряжения; 3) объявление блокады недействительной там, где она существует только на бумаге и не обеспечена наличными военно-морскими силами; 4) нейтральные суда не должны подвергаться задержанию на море и обыску со стороны британского флота без достаточных оснований, а в случаях несправедливых захватов владельцам кораблей и грузов должна выплачиваться премия.

Российская императрица предложила нейтральным державам защищать эти принципы на деле, то есть силами своего военно-морского флота, и провозгласила создание Лиги вооруженного нейтралитета, К этой организации присоединились Швеция, Дания, Голландия и другие державы.

Прошло два десятилетия, и Павел I вновь применил этот опыт. Лига вооруженного нейтралитета была восстановлена для охраны нейтральной торговли от английского флота. Россия, Дания и Швеция вместе имели сорок боевых кораблей и могли удвоить это количество. Правительство Великобритании не стало дожидаться объявления войны со стороны государств лиги и ответило со свойственной ему быстротой.

Как только позволили погодные условия, к берегам Дании была направлена мощная эскадра, состоявшая из восемнадцати линейных кораблей, а также других судов. Главнокомандующий флотом сэр Хайд Паркер и лорд Горацио Нельсон, произведенный в вице-адмиралы, должны были добиться от Дании согласия на выход из лиги.