Текст книги "Один в поле"

Автор книги: Андрей Ерпылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9

Разумеется, ни о каком настоящем снятии мин, как это представлял себе Рой, прослушавший двухчасовой курс саперного дела в учебном полку, не шло и речи. Ботало, бредя впереди товарищей, держащихся от него на разумной дистанции, помечал скопление металла, скрытого под землей, вешкой и шел дальше, водя над травой рамкой своего прибора, а Горбатый устанавливал на предполагаемую мину маленькую, не больше спичечного коробка, шашку взрывчатки. Поджигался коротенький запальный шнур, все трое вжимались в землю и… Пока что ничего не происходило – шашка сгорала с коротким хлопком, и все. Каторжники поднимались, матерясь и отряхивая робы, и все повторялось сначала. То ли мины на этом участке все до одной «протухли», что совсем не удивляло, если учесть просто сочащуюся влагой землю, то ли это были вовсе не мины, а осколки взорвавшейся когда-то давно бомбы…

Упав в двадцать какой-то раз носом в грязь, Рой уже хотел было спросить, какова именно его роль в тройке, когда всем телом почувствовал странный рокот, передающийся от земли.

– Вот она, родимая! – переглянулись спутники.

По всему, они предвкушали предстоящее дело, как охотники, заслышавшие приближение крупной дичи. Их возбуждение волей-неволей передалось и новичку.

– Слышь, ты, Капрал, – Роя уже успели окрестить на свой лад, – поперед батьки не суйся. Сначала подберемся поближе, посмотрим, что это за хреновина, а потом решим, что с ней делать. К ним, вишь, индивидуальный подход нужен.

Хитрое слово прозвучало в устах Горбатого так непривычно, что Рой переспросил:

– Какой подход?

– Индивидуальный, – сдвинул брови каторжник. – Понимаете ли, юноша: перемещающиеся по джунглям самодвижущиеся боевые механизмы предназначены каждый для своей узкоспециализированной задачи. Как-то: поражение низколетящих воздушных целей противника, прикрытие узлов обороны от наземных сил, удары по удаленным целям баллистическими снарядами и ряда других. Следовательно, в зависимости от выполняемой задачи, автоматы имеют различную конструкцию ходовой части, защиты и вооружения. Я понятно излагаю?.. Закрой хайло, Капрал, – ворона залетит.

Ботало, глядя на остолбеневшего Роя, согнулся пополам от хохота, уронив в траву свой инструмент.

– Горбатый у нас бывший инженер, – едва смог выговорить он, отдышавшись. – Особо секретный притом. Да ты не удивляйся, малец. У нас тут таких чудес – на каждом шагу. И профессора есть, и генералы… Ты, например, клифт настоящего генерала носишь, хоть и без эполет.

– А вы? Тоже кто-нибудь такой… – молодой человек покрутил в воздухе ладонью.

– Нет, я самый обычный, Капрал, – ухмыльнулся сапер. – Простой, неинтересный… Вор я. Самый обычный вор.

– Ну, закончили расшаркиваться? – Горбатый настороженно поглядывал в сторону приближающегося гула и лязга – Пошли делом заниматься, а то вечером жрать не получим…

– Ну, что скажешь? – Ботало с надеждой смотрел на сутулого каторжника, внимательно рассматривающего из-за толстого древесного ствола грохочущую махину, движущуюся мимо затаившихся «охотников»: так смотрит больной на озабоченного врача – мол, скажи, что у меня ничего серьезного, а недомогание это лечится порошками и пилюлями.

Вердикт «врача» оказался неутешителен.

– Хитрая штука. Видимо, это одна из последних моделей, сошедшая с конвейера перед самой войной. Сама-то она ничего особенного не представляет: обычная самоходная баллиста на две ракеты. Скорее всего, с ядерными боеголовками. Одной на стапеле нет – была выпущена по цели, после чего баллиста ушла на запасную позицию, чтобы не попасть под ответный удар. Но команды на пуск второго снаряда так и не получила. Ракета, скорее всего, дышит на ладан – два десятка лет вибрации плюс влажный климат… Но справиться с ней будет трудно.

– Почему?

– У нее силовая установка не в корме, как обычно, а по центру корпуса. Перед самой войной решили уйти от классической танковой компоновки и дублирования управления вручную, с места механика-водителя. Разумно, ничего не скажешь. Котел в центре корпуса, два двигателя – в передней части и в корме. Собственно говоря, эти два конца корпуса совершенно одинаковы, и машина может двигаться вперед и назад, не разворачиваясь при этом. Уязвимость снижена в несколько раз, а маневренность повышена.

– Ну и что? Из ракетомета по гусеницам – лишаем подвижности, а потом – добиваем с удобной нам точки.

– Сам посмотри, – Горбатый подвинулся, уступая место напарнику. – Ничего не видишь занятного?

– Твою мать… Фальшборта!

– Вот именно.

Рой, наоборот, не видел в том, что траки машины прикрыты навесными плитами брони, ничего занятного. Обычная защита от противотанковых ракет. Такое он на своем заводе уже видел, да и на фронте. И поделился своим знанием с товарищами.

– Смотри-ка, – переглянулись каторжники, – понимает. А это ты видел?

Инженер указал на четыре башенки с пулеметами, окружающие две толстенные трубы с открытыми крышками – пусковые лотки, в одном из которых, полузасыпанная всяким мусором, виднелась хищная мордочка ракеты.

– Там датчики движения. Высунешься – изрешетит на раз. Думаешь, эти самоходки валить так просто? Было бы просто – давно бы повыбили все. Да и далековато – засадишь случайно ракетой в лоток, и мы втроем – покойники. Если еще боеголовка не сдетонирует – тогда этот участок укрепрайона больше расчищать не придется. Да и некому будет… Э! Парень! Ты куда?

Но Рой далее не обернулся на крики: вжимаясь в хлюпающую под ним землю, он полз, волоча за собой два рюкзака – с зарядами к ракетомету и шашками взрывчатки, – наперерез грохочущей смерти..

– Самоубийца! – взвыл за спиной Горбатый.

Ответом ему были две очереди: от ствола, за которым прятались каторжники, полетели щепки – похоже, датчики реагировали не только на движение, но и на звук.

«Сейчас бы наших „ювелиров“ сюда, – думал парень. – Да откуда им взяться… И не дай Мировой Свет, мина попадется на пути…»

До разбитой вдребезги за десятки лет «бетонки», по которой двигалась баллиста, оставалось не более пяти метров, когда он, рассчитав, что находится в мертвом пространстве для ее пулеметов, вскочил и в несколько прыжков оказался на броне. Безопасные для него теперь башенки со скрипом поворачивались в метре от его ног, и было видно, что одна, обращенная в противоположную сторону от спрятавшихся саперов, заклинена навеки – только пулеметный ствол двигался вверх-вниз, выискивая недосягаемую цель. Пусковая установка содрогалась и раскачивалась – подъемный механизм и крепления были изношены донельзя.

«Это к лучшему, – Рой осмотрел крепления и забил в два из них шашки. – Держится все на соплях, а мы еще и поможем…»

Шнура он оставил ровно столько, чтобы успеть добежать до мертвой башенки и скрыться за ней, уцепившись за дергающийся пулемет.

«Только бы ракета не рванула..»

Раздался двойной хлопок – шашки сработали не синхронно – и длинный скрип сминающегося ржавого металла… Рой зажмурился, ожидая грома и полета в вечную тьму.

«Мировой Свет! – взмолился он. – Я же видел тебя воочию, помоги мне…»

Ничего не происходило, и он, осмелев, выглянул из-за импровизированного бруствера. Пусковая установка, свесившись с корпуса, дребезжала по броне, с которой ее больше ничто не связывало, кроме кабелей. Рой уперся в нее обеими ногами и, поднатужившись, спихнул вниз. Сдвоенная труба с гулким лязгом грохнулась на искрошенный бетон, дернулась за машиной, обрывая провода, и окончательно замерла.

«Все-таки я избранный. Мировой Свет со мной…»

Вывести из строя пулеметы было несложно: на корпусе самоходки, как и на любой гусеничной боевой машине, был закреплен ящик с инструментом и запчастями, а в нем – ржавая кувалда с черенком из металлической трубы…

– Эй, Горбатый! – сложив руки рупором, прокричал Рой в сторону искрошенного пулями дерева, оставшегося позади, – за то время, что он возился с обезвреживанием баллисты, она на месте не стояла. – Эту дребезжалку можно как-нибудь остановить?..

* * *

– Ну ты дал, парень! – Ботало не мог успокоиться уже битых два часа и все крутил головой. – Героический ты братан, Капрал! Вот что значит армеец! Недаром тебе погоняло такое дали! Слушай, Горбач, давай пацана в Генерала переименуем? Генералу-то все равно уже!

– Заткнись, ты, трепло, – ворчал тот, помешивая ложкой в котелке медленно закипающее варево: торопиться было некуда – дневная норма выполнена и даже перевыполнена. – Не смущай мальчишку.

Но Рою было не до смущения – его запоздало начало потрясывать при мысли о только что миновавшей опасности. Кто мог знать, что могло бы случиться, сдвинься от взрывов мини-шашек или удара о бетон какая-нибудь хитрая деталька в полусгнившем детонаторе ракетной боеголовки. Ведь как ни крути, а в этой небольшой коробочке были заключены десятки тысяч демонов, готовых вырваться в любой момент, сметая все на километры вокруг… Он был очень мал тогда, но отлично помнил, как содрогались, осыпаясь бетонной крошкой от ударов исполинского молота стены бомбоубежища, где Гаалы прятались вместе с семьями доброй четверти Заводчан. Помнил, как слышались отовсюду непонятные слова «десять килотонн», «пятьдесят килотонн», «мегатонна». Помнил выжженные дотла покрытые стеклянистой коркой руины, обнесенные колючей проволокой, – к ним запрещено было даже приближаться, потому что неказистые приборчики, которые имели при себе все горожане, – это было регламентировано законом, – сходили с ума и захлебывались треском даже в сотне метров от ограды. Помнил, как их с одноклассниками водили смотреть на стену дома, на которой навеки отпечатались тени людей, испепеленных в атомном пламени. Помнил санитарный поезд и обожженных солдат, эвакуированных со Стального плацдарма, корчащихся в невыносимых муках, орущих, будто их заживо варили в кипятке, и умирающих один за другим. До госпиталя не добрался ни один из попавших под облучение….

Похлебку умяли в гробовом молчании, но потом, когда все трое лежали вокруг затухающего костерка и блаженно покуривали, Ботало снова прорвало. Он уселся на своего любимого конька и добрых полчаса травил байки про сисястых и задастых бабенок самого что ни на есть легкого поведения, которых он где только не валял, включая обеденный стол и чердак. Историй подобных у него было неимоверное количество, и он, наверное, заливался бы соловьем до самого вечера, если бы Горбатый не велел ему заткнуться. Но хватило болтуна всего на несколько минут.

– Чё, так и будем молчать? Не хотите про баб – сами стравите чего-нибудь. Горбач, ты же умный человек, кучу книжек прочел, наверное, расскажи что-нибудь интересное.

– Я рассказывать не умею, – буркнул бывший инженер, выгребая веточкой из костра головешку на раскурку.

Он явно досадовал, что новичок оказался расторопнее и изобретательнее его – опытного и знающего. А главное – смелее. Той безрассудной смелостью, которая бывает лишь в молодости, когда кажется, что ты бессмертен, когда впереди – никем не отмеренные еще десятилетия, когда ничего еще не болит и жизнь прекрасна даже на каторге…

– Секретность блюдешь? Кому она, твоя секретность, нужна? Особенно тут.

– Пусть парнишка расскажет, – отвернулся Горбатый. – Он и на войне побывал, и в горах повоевал Только не про баб – умоляю!

– Давай, Капрал, трави! – улегся поудобнее Ботало.

Рой смешался. Что интересного он мог рассказать двум каторжанам, двум взрослым, разменявшим пятый десяток лет мужикам, прошедшим огонь, воду и разные там трубы – если не медные, то канализационные? Он перебрал все случаи из жизни, могущие показаться товарищам занимательными или смешными, и не нашел ничего, чем мог бы их заинтересовать. Все, казавшееся когда-то захватывающим и интересным, теперь выглядело жалким, плоским и глупым. Не прочитанные же когда-то книги пересказывать им, в конце концов?

– Вы были когда-нибудь в горах? – начал он неожиданно для себя самого.

– Я бывал, – как прилежный школьник на уроке поднял руку Ботало. – До той войны еще, сопливым парнишкой. Ну, примерно, как ты сейчас. Был такой курорт на юге – море, горы спускались к самой воде… Далуку назывался. Народ туда съезжался богатый, беспечный, работать с таким было одно удовольствие. В море плещутся, рыбок цветных разглядывают, на песочке нежатся, думают, что все заботы в столицах оставили. А ты – в гостиницу и тихонечко по номерочкам… Портье с коридорными по паре «красненьких» сунешь, чтобы не вякали, и знай шустришь себе… Представляете: бабы ихние золотишко свое прямо так бросали, без присмотра, – на зеркале там, в сумочке… И скажу я вам, старики, бабы эти были – закачаешься! Мужики-то у них сплошь скучные, деловые, а им, сами понимаете, хочется! Я как-то закадрил одну столичную кралю…

– Заткнись! – Горбатый метнул в болтуна головню и, разумеется, не попал. – Ох, Ботало, доведешь ты меня до греха!

– Все, молчу, молчу! Что ты там о горах, Капрал?

Но Рою уже не хотелось рассказывать таким приземленным людям о возвышенных чувствах, пережитых им на вершине Андак-Огу. Но он вспомнил еще кое-что занятное…

* * *

– Назовите себя, свидетель.

– Нэш Огуну, сотрудник Департамента научных исследований, – представился широкоплечий здоровяк, поднимаясь со своего места. – Я был прикомандирован к комиссии Департамента обороны, направленной в горно-егерский корпус с инспекцией. Были получены данные, что там используется неучтенный передвижной излучатель, и я должен был провести техническую экспертизу.

– При каких обстоятельствах вы познакомились с обвиняемым Роем Гаалом? – задал вопрос судья.

Рой, чуть ли не дремавший на своем месте в клетке – утомительный процесс с его многочасовыми заседаниями, длился уже второй месяц и смертельно надоел всем без исключения, – встрепенулся при звуках собственного имени и внимательно присмотрелся к высоченному детине, отвечавшему на вопросы судьи. Сомнения быть не могло: именно этого горца собственноручно расстрелял в заброшенной каменоломне капитан Фогуту.

«Быть такого не может! – заметались мысли. – Капитан тогда влепил в него шесть пуль! Из „герцога“! Я же своими глазами это видел!»

Молодого человека даже замутило от воспоминаний: крупнокалиберные пули со смачным мясным хрустом входят в грудь и живот горца, из черных дырок фонтаном выплескивается темная на коричневой коже кровь… Две или три пули даже прошли навылет, оставив на спине широкие рваные отверстия. После таких ран не выживают!

Весь армейский опыт Роя протестовал против этого. Он оглянулся на капитана и увидел, что тот с редким в последнее время интересом смотрит на воскресшего горца. В мутных от обезболивающего глазах Фогуту читались те же вопросы, что мучили капрала.

– Я был схвачен военными, принявшими меня за горца… – пожал широченными плечами свидетель. – Это простительно – среди моих предков были горцы…

– Говорите по существу дела, свидетель! – раздраженно пристукнул молоточком по столу судья. – У обвиняемых есть адвокаты, и ваши услуги защитника им не требуются.

«Ох уж мне эти адвокаты… – с горечью подумал Рой. – Они скорее помогут петлю на шею накинуть, чем защитят…»

Да, защитники имелись у всех обвиняемых. Их, в соответствии с новыми законами, назначил суд. Но участие адвокатов в процессе было чисто формальным, ведь исход его был предрешен заранее. Обвиняемые не питали на этот счет никаких иллюзий.

– Говорю по существу: военные посчитали меня горским шпионом и… расстреляли.

Зал зашумел, и судья вынужден был призвать зрителей к порядку.

– Вы хотите сказать, что вас хотели расстрелять?

– Нет, меня именно расстреляли.

Шум на этот раз был дольше и громче: судья устал стучать своим молоточком и пригрозил очистить зал от посторонних.

– Все материалы по этому вопросу приобщены к делу, – вмешался защитник.

– Суд внимательно изучит их, – заверил судья. – Подтверждаете ли вы, свидетель, что в вашем… расстреле участвовали находящиеся здесь, – он прочитал по листку: – Капитан Дуд Фогуту, фельдфебель Коде Набигобу и капрал Рой Гаал?

– Нет, ваша честь. Стрелял в меня только упомянутый капитан Фогуту. Фельдфебель отсутствовал на месте расстрела, остался у машины, на которой меня привезли. А капрал Гаал, – горец обернулся к Рою (тот впился в него взглядом: сомнений не было – это был тот самый расстрелянный человек), – получив приказ капитана, отказался стрелять в меня и даже бросил оружие на землю. Прошу занести это обстоятельство в протокол, ваша честь.

– Вот и новый адвокат у тебя появился, капрал, – процедил сквозь зубы Фогуту, отворачиваясь. – Ненавижу…

А Рой все никак не мог оторвать взгляд от человека, которому по всем правилам полагалось сейчас быть мертвецом и гнить в земле. Или как там положено у горцев. Но он, вопреки всему, был жив и, кажется, даже абсолютно здоров…

Не верилось ему и тогда, когда он читал протокол осмотра «бессмертного» горца, любезно предоставленный ему «адвокатом»:

«На теле имеются шесть хорошо заживших шрамов от входных пулевых отверстий, а также два выходных. Входные: правое подреберье (печень), левая сторона грудины (сердце)…

Судя по расположению шрамов, четыре из шести ранений на 99 % могли привести к смертельному исходу, чего не наблюдается…

Рентгеноскопическое исследование не выявило в теле вышеуказанного Нэша Огуну патологии, связанной с огнестрельными ранениями, равно как и самих пуль. Пули удалены неизвестным науке способом без хирургического вмешательства, что позволяет предположить использование нетрадиционных методов, в частности…»

Кто же ты такой – Нэш Огуну?..

Глава 10

Переполненный барак храпел десятками луженых глоток, бредил и кричал во сне. Тусклый свет подслеповатого фонаря озарял от входа темные ущелья нар со свешивающимися то тут, то там руками спящих каторжников. Вымотанные долгим днем, спали почти все. Только в одном углу полумрак чуть-чуть рассеивался огоньком свечки. Обычно у таких ночь напролет резались в карты, проигрывая все, что имели, себя самого, а то и кого-нибудь, совершенно к игре непричастного. Участь этого «проигранного» чаще всего была незавидной…

Но сейчас, хотя перед сидящими кружком темными фигурами и лежали самодельные карты, а в «банке» имелось несколько купюр, никто не играл.

– Интересную ты историю рассказал, – послышался из темноты резкий неприятный голос, словно скрежет тупого ножа по металлической сковороде. – Одно меня смущает: я ее уже слышал, и давненько. Слово в слово. Может, и ты ее слышал раньше?

– Клянусь, Копченый, парнишка зеленый рассказал!

– Зеленый, говоришь? Кто таков?

– Из служивых. Говорят, бучу они там какую-то подняли в горах. На столицу собирались идти, выродков выковыривать. Но повязали сразу. Мозгожарками шуранули и приняли тепленькими.

– Слышал я эту мульку… Что скажешь, Ворчун?

– Что скажу? Известное дело: не дураки выродки, чтобы башни просто так сохранять да новые ставить. Все у них при деле.

– Хочешь сказать, что солдатик может быть нам полезен?

– Не знаю… Проверить бы его на вшивость.

– Это можно. Позови-ка…

* * *

– Сегодня у нас другое оружие будет, – покачал головой Горбатый, когда Рой и Ботало, зевая так, что трещало за ушами, притащились в оружейку за опостылевшими ракетометами. – На стройку нас направляют.

– Чего так? – Ботало равнодушно подошел к окошечку в бронированной двери, принял из рук надзирателя старый карабин и расписался за него в толстенной конторской книге.

– Чего-чего, у айкров какой-то праздник сегодня. И завтра тоже. Религиозный, что ли. Работать наотрез отказываются. Вот и будем за них землю ковырять.

– Один хрен…

Отряд сегодня был заметно больше обычного и шагал бойче. Видимо, возможность провести два дня, не подвергая жизни опасности, воспринималась заключенными тоже почти как праздник.

Рой уже знал, что в нескольких километрах от старого лагеря, на расчищенной от мин и боевой техники территории, отвоеванной у джунглей, возводится новый лагерь. Точно так же, как год назад был возведен тот, в котором они сейчас обитали. Оттого и на маршрут приходится идти так далеко. За прошедшие полторы недели он практически не узнал ничего нового – такой удачи, как в первый день, больше не подворачивалось, дни проходили в утомительной и далеко не безопасной «ловле блох». Напарники были злы и общались между собой и с Роем больше матом.

– А кто такие айкры? – спросил он Горбатого, шагавшего рядом и, похоже, умудрявшегося дремать на ходу.

– А?.. Это ты… Айкры – островитяне. Про Большой Разгром знаешь?

Конечно же Рой помнил про массированную атаку Белых Субмарин, отраженную год назад, про массу пленных, по слухам взятых тогда… Так вот где они, оказывается.

– Айкрами они себя сами называют. Все или одно племя какое-то – попробуй разбери. Пробовали их на расчистку джунглей направить, да где там, – продолжал бывший инженер. – Не приспособлены они к такому. Что с них возьмешь – пираты. Да и презирают они опасность. Не боятся – просто презирают. Вот ты что сделаешь, если по тебе внезапно пулемет ударит?

Молодой человек вспомнил, как пять дней назад они неожиданно – место вроде бы было проверено-перепроверено – наткнулись на автоматическую огневую точку и едва не полегли под свинцовым шквалом. Крупнокалиберная пуля вспорола ему кожу на плече, и ранка теперь постоянно зудела, мокла и никак не желала заживать. Лагерный врач – вечно пьяный фельдшер, не то заключенный, не то вольнонаемный, намазал ее какой-то вонючей мазью, посетовал на отсутствие в лагерной пище витаминов и посоветовал чаще менять повязку.

– Болит? – спросил Горбатый, видя, что сосед, морщась, ощупывает плечо. – Эх, живой корень тебе надо. Где ж его найти только…

Живой корень был одной из лагерных легенд. Мол, в результате мутаций одно из местных лекарственных растений – так себе лекарство, если честно, не то от простуды, не то от кишечных паразитов – приобрело поистине фантастические свойства. Оно превратилось в средство от всех на свете хворей – легендарную панацею. Не было на свете такой болезни – от насморка до рака, – которую чудо-корень не излечивал бы в два счета. Но, разумеется, как и все чудеса, встречался он неимоверно редко и только в таких местах, куда люди почти не забредали. Находили его всего несколько раз за последние десять лет, а рассказы о счастливчиках передавались из уст в уста как волшебные сказки, обрастая при этом подробностями и домыслами. Перлом местного фольклора была байка о безногом заключенном, у которого после того, как он месяц жевал чудодейственный корень, отросли новые ноги – лучше прежних. Непонятно, конечно, что безногий инвалид делал в джунглях, где и здоровые-то люди выживают с трудом, и как он мог месяц грызть корешок, по рассказам бывший не длиннее указательного пальца, но таковы уж законы жанра..

– Так вот, – возвратился рассказчик к теме. – Ты что сделаешь, если по тебе внезапно пулемет ударит? Заляжешь, в землю втиснешься да будешь думать, что сделать, чтобы заразу эту безопасно для себя искоренить… Не, баллиста эта не в счет – ты там все правильно делал, это мы с Боталом сплоховали. А вот айкры, островитяне эти, носом грязь рыть не будут – они скопом на пулемет навалятся и задавят его. Да еще соревноваться будут, кто первый грудь под пули подставит, опередит товарищей, так сказать. У них на этой лихости все построено: смог ты погибнуть в бою с максимальной славой – честь тебе и хвала. Умереть в постели – худшее зло, которое они могут себе представить. Они и в плен почти не сдавались раньше. Кинжал у каждого был такой особый: как поймет головорез, что ему ничего не светит, – клинком себе по горлу, и все.

– А как же их столько захватили тогда?

– Тут хитро было задумано, – покачал головой Горбатый. – Понимаешь, они рассчитывали на то, что победившие выродки первым делом снесут башни ПБЗ. Они ведь, островитяне, такие же люди, как мы, – точно так же на все виды излучения реагируют… А тут их встретили ударом депрессионки, как и вас, мятежников, под Пабуду. Они и раскисли. Те, кто покрепче, офицеры в основном, глотки себе перехватили, не без этого. А остальные вот растерялись… Они ведь словно пчелы или муравьи – сильны в стае, в рое, а как останутся без матки – люди как люди… Да ты сам скоро их увидишь.

Стук топоров и визг пил Рой услышал издали. Стройка нового лагеря напоминала огромный муравейник – внутри территории, охваченной двойным кольцом колючей проволоки, вовсю кипела работа: возводились угловые вышки, бараки, корчевались пни, разравнивалась площадка под плац. Но больше, всего бывшего солдата заинтересовало строительство, ведущееся на отдельной огороженной территории внутри лагеря: целая орава людей, кажущаяся издали муравьями, облепила огромную решетчатую конструкцию, показавшуюся до боли знакомой.

Башня ПБЗ! Не ПБЗ, конечно: теперь-то Рой, да и вся бывшая Страна Отцов знали об истинном назначении сети ретрансляторов. Значит, не врут слухи: выродки, захватившие власть, не только не уничтожают то, что еще так недавно ненавидели и боялись, – сеть расширяется и, надо думать, совершенствуется.

– За лесом наша бывшая держава, – будто услышал его мысли Горбатый. – Пусть и мутанты ее населяют, да тоже люди. Излучение на них действует, как и на нас. Глядишь, и до старой столицы доберутся. Наследнички Отцов…

– Здорово, Капрал! – послышалось из-за плеча. – Видишь, довелось снова встретиться! Рад, небось!

Рой обернулся и увидел Клеща в таком же, как и у него, линялом красном балахоне.

– Чего мне радоваться? – Уголовник показался еще более мерзким, чем раньше: отощал, глаза лихорадочно блестят. – Кто ты такой, чтобы тебе радоваться?

– Не рад, значит. Ну-ну…

* * *

Спать пришлось в одном из недостроенных бараков – раз подменять айкров нужно было всего два-три дня, начальство решило не гонять каторжников туда-сюда. Тем более, что части сегодняшних строителей завтра все равно пришлось бы расчищать новые участки джунглей, куда нога человека не ступала два десятка лет.

Вымотанный непривычной работой (ворочать бревна – это не по джунглям бродить день-деньской, да и кормили строителей похуже), Рой всю вторую половину дня мечтал только об одном: добраться до нар, пусть даже ничем не застеленных, и провалиться в сон без сновидений.

Но ему не суждено было выспаться: только он начал засыпать, как рядом началась какая-то возня.

– Слышь, Капрал, – его бесцеремонно трясли за плечо, – вставай. Гость к тебе.

Кто-то затеплил свечку, и в трепещущем неверном свете Рой увидел, что Горбатый с Ботало держат кого-то третьего, отчаянно вырывающегося у них из рук.

– Ба, да это твой приятель! – изумился бывший инженер, не собираясь между тем выпускать из рук извивающегося уголовника. – Прямо дня без тебя не может!

– И ночи тоже, – добавил Ботало. – Вы, случаем, не того? А, Капрал? Не сладкая парочка? И с подарком притопал!

На доски нар со стуком упал нож.

– Вот ведь как тебя любит…

– Ты лучше скажи, что дальше будет? – раздался голос: каторжники, охочие до бесплатных развлечений, послезали с нар и толпились вокруг. – За такое дело отвечать принято.

– Пусть идет к чертям, – буркнул Рой.

– Не получится, – с сожалением произнес тот же голос. – Тебе вызов бросили, а ты в кусты. Это не по понятиям. Значит, прав он, а ты – дерьмо.

– Точно, Капрал, – подтвердил Горбатый. – Если не хочешь на самое дно опуститься, придется драться. Иначе спать тебе отныне под нарами и шустрить перед всеми.

– А то и вместо бабы! – хохотнул Ботало. – Сам понимаешь, дело такое…

– У меня даже ножа нет.

– Ну, это не проблема, – в руку Рою легла наборная рукоять. – Это тебе завсегда одолжат…

Клеща и Гаала окружила плотная толпа предвкушающих зрелище людей. По этому случаю из тайников были вытащены все свечки, которые были, и освещение получилось не хуже дневного. Между зрителями шныряли букмекеры, собирающие ставки «за» и «против». Не часто каторжникам выпадало такое развлечение, как драка насмерть, и все были возбуждены до предела.

Обнаженные до пояса бойцы – все должно было быть по-честному – стояли друг против друга в центре «ринга», а избранный арбитром Червонец (так звали поборника воровской чести) объяснял им правила поединка. Собственно говоря, правил никаких и не было – дозволялись какие угодно приемы, а завершалась драка только смертью одного из участников.

– Я тебя на ремни порежу! – шипел Клещ, ловко перебрасывая нож из руки в руку. – Медленно у меня сдохнешь, сапог!

– Не дрейфь, – послышалось из толпы. – Запугать он тебя хочет!

– Да что этот вояка против вора! – отвечали другие.

– Начали! – махнул рукой рефери, благоразумно отступая в сторону.

Роя в свое время учили владеть ножом, но все его умение бледнело против виртуозного мастерства противника. Клинок Клеща выписывал сложные фигуры, рисуя в воздухе сверкающие кривые, и казалось, что он вовсе не один, да и рук у вора больше, чем две. Схватка только началась, а руки и плечи бывшего солдата уже украсились несколькими порезами. Не серьезными, но опасно кровоточащими.

«Если так дальше пойдет, – подумал он как-то отстраненно, будто не о себе, а о чужом человеке, – я просто кровью истеку, ослабну, и этот хлыщ прирежет меня, будто животное на бойне. Надо собраться…»

«Вы избранные! – зазвучал у него в ушах голос капитана Фогуту. – Вы видели то, чего никогда не увидят миллионы людишек там, внизу. Вы – лучшие на свете! Вы…»

– …горные егеря! – прохрипел Рой и устремился в атаку…

Клещ, уже считавший себя победителем, – делов-то, умеючи подрезать сопляка, понятия не имеющего о блатных приемчиках и тюремном «кодексе чести», – вынужден был перейти к обороне.

Да, ножом он владел виртуозно, но и у его противника был в рукаве свой козырь. Всю сознательную жизнь проведший в тюрьмах и на воровских «малинах» уголовник мало что знал о приемах армейской рукопашной борьбы – «имперского стиля», который так здорово преподавал бойцам фельдфебель Набигобу. Охраняемый в свое время контрразведкой Империи, а потом – режима Неизвестных Отцов едва ли не строже ядерных технологий комплекс приемов, основанный на древних единоборствах, только сейчас начал просачиваться в массы в виде тонких брошюрок с неумелыми рисунками борющихся и классов «мастеров имперского боя». Последние, кстати, о нем сами знали мало, поскольку каждый посвященный в тайны этого боевого искусства давал клятву свято хранить его секреты. За «импбой» выдавались и цугэту – боевое искусство островитян, прилично изученное еще в прошлом веке, и «те-катеноджорак-хотогаро» – горская борьба, и многое другое. И они были отчасти правы – создатель борьбы «пустая ладонь», впоследствии усовершенствовавшейся до «имперского стиля», полковник Императорской Гвардии Кугу взял многое от этих стилей, но на их основе синтезировал нечто свое. «Импбоем» нельзя было овладеть, вызубрив два десятка приемов, – он сам по себе представлял философию, являлся искусством избранных. Таких, как горные егеря, одним из которых, до службы при Дворе, был Map Кугу… Этой борьбе можно было учиться всю жизнь, и Рой, конечно, не был знатоком – так, познавшим азы. Но для банальной драки его познаний хватало с лихвой…