Текст книги "Один в поле"

Автор книги: Андрей Ерпылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Помощь пришла оттуда, откуда он ее никак не ожидал.

С невыносимой болью помог справиться, как ни странно, презираемый им Фэт Булут, оставшийся не у дел, – как он сам утверждал, временно. Бывший оператор подпольного излучателя наткнулся на балансирующего между миром грез и явью одноклассника в своем подъезде, куда тот забрел совершенно случайно. Не в силах терпеть боль, Рой выменял за автомат – последнюю оставшуюся у него ценность – несколько доз наркотика и шприц у уличного барыги. Все равно оружие ему, однорукому, было ни к чему теперь. Но сделать себе укол самостоятельно он толком не смог, да и с «дурью» его, как выяснилось, бессовестно надули…

Фэту удалось вытащить Роя буквально с того света. Толстячок хлопотал вокруг приятеля несколько суток, как наседка вокруг цыпленка. Вымывал с помощью капельницы остатки отравы из крови, вскрывал и чистил нарыв, образовавшийся после неправильно сделанного укола, помогал разрабатывать никак не желающую восстанавливаться руку… Как выяснилось, при Отцах его выгнали за «баловство с сильнодействующими средствами» с медицинского факультета, и в лекарствах и процедурах он толк знал.

Рой отлеживался в его холостяцкой квартирке – тот, как и в школе, панически боялся особ прекрасного пола, – разминал постепенно обретающую утраченные функции конечность и все мучился раскаянием: подумать только – все эти годы, и в школе, и после, он презирал и поплевывал свысока на этого несуразного человечка, отплатившего ему за это добром.

Фэт рассказал нежданному своему гостю о случившемся за время счастливого его «отшельничества» в горах Зартака: о многолюдных демонстрациях лишившихся работы – предприятия закрывались по всей стране, выплескивая на улицы все новые и новые орды безработных, о переменах в руководстве Республики и ее нынешней политике, о переполохе, вызванном егерским мятежом… Узнал от него Рой и о «просветленных» – новой Боевой Гвардии Республики, сменившей старую, окончательно изжившую себя. Сплошь состоящая из молодых людей, преданных до фанатизма своим кумирам, заседавшим ныне в бывшем дворце Неизвестных Отцов, она даже форму сменила на ярко-белую, радикально отличающуюся от черных комбинезонов предшественников.

– Так и говорят, – доверительно шептал на ухо «пациенту» толстяк Булут, – мол, палачи Боевой Гвардии надевали черное, чтобы не была заметна кровь, которую они проливали. А они, Слуги Света, «СС» сокращенно, крови принципиально не проливают, поэтому маскировка им не нужна. Они-де лекари больного общества, врачи, а белоснежные их одежды – своего рода больничные халаты.

– Ну да, врачи, – криво усмехался Рой, перед которым вставала картина: стерва в белом, расстреливающая парализующими капсулами беспомощного солдата. – Крови они не льют…

Фэт только поддакивал: «эсэсовцы» лишили его работы, разгромив тот самый притон, в котором Гаал тогда искал пропавшую Дону. Булут едва не угодил за решетку, его спасло только вмешательство отца – известного врача, занимающего какой-то высокий пост в здравоохранении Республики. Видимо, и «просветленные», из которых сейчас на две трети состояло правительство, не были чужды мздоимству.

– А почему Слуги Света? – спросил своего «няньку» Рой.

– О-о! Знаешь, чем они «просветлены»? Мировым Светом! Дескать, было им откровение свыше, которое очистило их и открыло сердца Мировому Свету, а потому несут они его сияние до сих пор непросветленным, открывают глаза незрячим…

Рой не успел поведать другу об истинном просветлении, снизошедшем на него на горе Андак-Огу, о том, что такое на самом деле Мировой Свет, – его прервали на полуслове затянутые в белое Слуги Света, ворвавшиеся в квартирку Булута разом через выбитую дверь и оба окна. Не позволили святотатцу осквернить свой фетиш нечистыми устами…

Глава 8

Клещу с Кривым так и не удалось «разобраться» с Роем.

Лагерь оказался большим прямоугольником вытоптанной земли, со всех четырех сторон окруженным джунглями. Между двойным рядом колючей проволоки и крайними деревьями оставалась узкая полоса, усеянная пнями. Приземистые бараки, вышки с маячащими на них часовыми – все, как и должно быть в подобного рода «учреждениях». Немного озадачивало то, что лагерь был разделен на две части – большую и меньшую, отделенные такой же, как и по периметру, оградой.

Вновь прибывших выстроили под дышащим жаром равнодушным небом на окруженном бараками плацу. Их оказалось неожиданно немного – всего несколько сотен человек, собранных в две нестройные шеренги. Часть осужденных, наверное, отправили в другой лагерь – по слухам, их тут, вдоль Голубой Змеи, за годы справедливого правления Неизвестных Отцов расплодилось огромное множество. Большинство, по тем же слухам, пустовало, но этот на безлюдье явно не жаловался.

– Добро пожаловать в ад! – сиплым басом приветствовал новичков дородный офицер, щеголявший в серой форме с белой полосой на груди и спине.

Обмундирование Вспомогательного Корпуса было хорошо знакомо Рою по войне с Хонти. Штрафников, набранных из воспитуемых и прочего сброда, бросали на самые опасные направления. Говорят, что печально знаменитая битва на Стальном плацдарме началась именно с атаки штрафников, посаженных в старые, списанные танки времен Империи и посланных на минные поля, чтобы за ними прошли новейшие «Драконы». Со своей задачей тогда смертники справились на «отлично» – за ними шли передвижные излучатели, поднимавшие боевой дух, – однако мудрое командование не учло, что опасаться следует не только противотанковых мин, но и ядерных фугасов. И Стальной плацдарм стал могилой не только штрафных рот, но и всего цвета и гордости вооруженных сил Метрополии…

– Солдаты! – заорал толстяк, отпихнув протянутый ему высоким стройным офицером мегафон. – Да, я не ошибся, я обращаюсь к вам, как к солдатам, хотя все мы – и я в том числе – пока еще дерьмо, отбросы общества… Мерзавцы и сволочи! Я ношу этот мундир штрафника, – он дернул себя за рукав так, что едва не свалился с невысокой трибуны, и Рой вдруг понял, что «оратор» в стельку пьян, – потому, что его надели на меня проклятые Неизвестные Отцы! Надели безвинно! И я такой же, как вы! Разве что вы, стадо, – там, а я – здесь!

Он стукнул по перилам, огораживающим трибуну кулаком, промахнулся и снова едва не упал, вовремя пойманный помощником за талию. Видимо, перила были поставлены именно во избежание инцидентов.

– Будьте благодарны, что вам разрешают нынче выступить в бой. Да-да, в бой! Потому что там, – офицер указал на виднеющийся из-за «колючки» лес, – враг. Неживой. Но от того не менее опасный и коварный. Через несколько дней, недель или месяцев – как кому повезет – почти все вы сдохнете, и это будет хорошо. Но те из вас, подонки, кто уцелеет, смоют свой позор и смогут когда-нибудь вернуться домой. Если кто-нибудь дома обрадуется таким подонкам, как вы, негодяи!

Человек в сером мундире вдруг принялся рыться под полами кителя, будто собрался тут же, прилюдно, оправиться. Судя по смешкам в строю, так показалось не только Рою. Но офицер ограничился лишь тем, что вытащил откуда-то из потайного кармана плоскую фляжку и сделал несколько глотков. Гаал видел, с каким вожделением смотрели на это его соседи, как дергались в такт глоткам их поросшие щетиной кадыки…

– Молчать! – оборвал смешки в строю заметно взбодрившийся начальник. – Вы думаете, что приехали на курорт? Никакого курорта! Это я вам говорю, ваш боевой товарищ Анипсу. Вы будете здесь жрать ровно столько, насколько наработаете. Сколько наработаете – столько и сожрете. Выполните норму – ляжете спать сытыми. Перевыполните – получите премию! – офицер красноречиво щелкнул себя по горлу. – Только не надейтесь, что это будет просто! Нет нормы – спать не жрамши. Дороги назад нет, зато есть дорога вперед. Кто попятится – сожгу на месте…

Видимо, на жаре его окончательно развезло: он уже нес откровенный бред.

– Это особенно касается водителей… Вопросы есть? Вопросов нет. Бр-р-ригада! Напра-во! Вперед… сомкнись! Дубье, сороконожки! Сомкнуться приказано! Капралы, массаракш! Куда смотрите?… Стадо! Разобраться по четыре… Капралы, разберите этих свиней по четыре! Массаракш…

Помощник кивнул двум охранникам, и те под белы ручки, осторожно, свели начальство с возвышения. Оставшись один, худощавый офицер поднес ко рту мегафон.

– Вы все поняли, – громыхнул над плацем жестяной бас. – Дополнять полковника Анипсу я не стану. Сейчас старшие троек, которым требуется пополнение, выберут из вас тех, кто им приглянется. Из остальных будут частью сформированы свежие тройки, частью – строительные отряды.

– А что строить будем, господин начальник? – выкрикнул рябой крепыш с наполовину отсутствующим ухом, стоящий через два человека от Роя.

– Вы строитель? – поинтересовался бас.

– Не-е, у меня квалификация не та! – под хохот товарищей развел руками корноухий. – Медвежатник я. Вот «медведя» я бы подломил.

– Не волнуйтесь, для всех работа найдется. В том числе и для вас. Желаю остаться в живых.

Высказав такое сомнительное, скажем, пожелание, офицер махнул рукой толпящейся возле трибуны группке заключенных в таких же, как у Роя, красных балахонах, разве что не новых, и пошел прочь.

«Аборигены» устремились к строю, без всяких церемоний выхватывая то одного, то другого новичка. Кто-то пытался отказываться: все уже знали, что «красные» работают по расчистке джунглей, напичканных всякого рода оружием, минами, самодвижущимися боевыми машинами. С одной стороны – почти вольные люди: в джунглях их не охраняли, и паек пожирнее, и все такое. Только разлететься кровавыми ошметками, напоровшись на мину-ловушку, не до конца еще сгнившую за четверть века, или сгореть в струе пламени, выпущенной автоматическим огнеметом, не улыбалось никому. Но «отказника» без церемоний награждали хлесткой затрещиной или тычком в зубы и под хохот вооруженных охранников, следующих за «покупателями» по пятам, вытаскивали из строя. Церемониться здесь, похоже, не привыкли. Так что, когда неприятный сутулый тип ткнул костлявой кистью-лопатой в сторону Роя, он без слов отстранил стоящего перед ним уголовника и шагнул вперед.

– Повезло тебе, – прошипел вслед ему Клещ. – Но еще не вечер – повстречаемся, вражина. Спи с открытыми глазами…

* * *

– Спать будешь здесь, – буркнул старший, указывая на нижнюю полку трехъярусных нар. – Сейчас топай к каптеру, получи все, что причитается. Скажи, Горбатый прислал.

Он брезгливо оглядел Роя с ног до головы и добавил:

– И клифт свой поменяй – в глазах от тебя рябит. Скажи каптеру, чтобы стираный дал. Нечего особенно выделяться.

С этими словами он повернулся и вышел.

В бараке было пусто, только в дальнем углу скреб грубые доски пола тряпкой какой-то человечек – от горшка два вершка, кожа да кости. Как только Горбатый исчез, коротышка живо вскочил с колен и подбежал к Рою.

– Слышь, новенький! – подмигнул он. – Чего тебе каптеру клифт сдавать? Давай сейчас махнем!

– На что? – доходяга не вызывал у молодого человека никаких симпатий.

– Найдем на что!

Семеня кривыми ножками, коротышка убежал куда-то в глубь барака и через минуту возвратился, держа в руках кипу бледно-розовых тряпок.

– Во! Не хуже твоего! – развернул он перед Гаалом когда-то красный, но теперь вылинявший донельзя комбинезон.

– Чего же мне менять новье на старье? – Рой разглядел аккуратно заштопанные дырки на груди и боку комбинезона: ткань вокруг них была темнее и другого оттенка. – Он же с убитого снят!

– А я не за так, – оскалил желтые и редкие, через один, зубы карлик. – Пятерку в придачу. Ты не думай – деньжата тебе ой как пригодятся. Тут не на воле – задарма прыщ не вскочит.

– Да и на воле не вскочит…

Сторговались на десятке с мелочью.

– Куда новый-то комбез девал? – буркнул угрюмый мужик, за спиной которого виднелись полки, уставленные жестяными мисками, мятыми котелками, кипами грубых одеял и прочим барахлом.

– Да поменял там, – неопределенно махнул рукой Рой – каптер не располагал к откровенности. – С доплатой.

– Ну и дурак. – Угрюмый выложил на стойку одеяло, тощую как блин подушку, миску и прочее, что должно было пригодиться новому заключенному. – Эта роба с мертвеца снята. Она вообще ни на что не годна – только на тряпку. Ни один идиот, кроме такого зеленого, как ты, ее не наденет. Поверье такое есть – одёжа с покойника несчастье притягивает. Надул тебя Шнырь. Много доплатил-то?

– Десятку…

– Дважды дурень, значит. Я бы две дал, да сигарет еще… Он же, пролаза, ее ко мне и притащит, значит, десятку как минимум заработал. Пойми, парень, ты тут не в санатории – ухо держи востро, а то враз оттяпают. Кстати, деньги при себе держать собираешься? Зря. Лучше мне отдай. Под расписку. У меня как в государственном банке.

– Спасибо… – растерянно пробормотал Рой. – Я уж лучше при себе.

– Ну, как знаешь. Я предложил – ты отказался. Было бы сохраннее.

– Верю…

– Трижды дурак! – в сердцах хлопнул ладонью по стойке каптер. – Не верь, не бойся, не проси! Запомни эти правила и тверди про себя как молитву. Иначе месяца тут не протянешь.

Барак постепенно заполнялся возвращавшимися с работ заключенными. Кто-то орал на застрявшего в душе, кто-то грызся с соседом из-за куска мыла, кто-то уже бренчал ложкой по миске, наворачивая выданную на ужин размазню, на нарах напротив увлеченно резались в самодельные карты, кто-то, не видимый за нарами, орал дурниной…

После отбоя Рой долго ворочался, не в силах уснуть, – по сравнению со здешней «кроватью» полка в вагоне-тюрьме казалась королевским ложем. Да и сопящее, храпящее, бормочущее и кричащее во сне соседство, вонь нестираной одежды, пота и человеческих испражнений, не говоря уже о таких радостях, как укусы насекомых, сну никак не способствовали. Забыться тяжелой, полной кошмаров одурью удалось лишь далеко за полночь.

И, разумеется, он не почувствовал, когда некая бесплотная тень бесшумно, почти не касаясь одежды, извлекла из кармана, казалось, надежно припрятанные деньги.

Жизнь в лагере начиналась…

* * *

На расчистку джунглей выступили затемно. Заспанные охранники долго возились, отодвигая секцию ограды, а потом, когда импровизированные ворота миновала последняя тройка, вернули на место.

– Зачем такие предосторожности? – спросил Рой.

– Много будешь знать – скоро состаришься, – буркнул Горбатый.

– Так ведь, если не будет знать – рискует вообще не состариться, – резонно заметил третий – невысокий шебутной мужичонка со странным прозвищем Ботало.

Он шел впереди, таща на плече трубу ракетомета и обернутый проводом миноискатель. Вообще нагружены были все в тройке: Рой нес два ракетомета и ранец со снарядами, Горбатый – огромный рюкзак и допотопную винтовку.

– Не только мы ходим в джунгли, – нехотя и не совсем понятно ответил старший группы. – Джунгли тоже хотят к нам зайти…

Довольно стройный вначале отряд – больше полутора сотен заключенных – вскоре смешал ряды. Надзирателей с ними не было, поэтому все шли, как хотели. Кто-то курил, кто-то спорил с кем-то, сразу пятеро ржали, наверное, над рассказанным шестым анекдотом… Постепенно светало, ночной туман редел, и сквозь молочную дымку проступали силуэты деревьев по краям просеки – уродливые, похожие на черных великанов, жадно тянущих руки к людям. Пару раз по дороге попались сгоревшие гусеничные машины – уж на что Рой разбирался в танках, а такие еще не встречал: мощные шасси с установленными на них решетчатыми фермами. Проходя мимо, весь растянувшийся на добрую сотню метров отряд, будто по команде, ускорял шаг, стараясь миновать закопченную раскоряку с распущенными в траве гусеницами, уже увитую жадным вьюном.

– Что это они? – перебил Гаал Ботало, живописующего в красках, с какими женщинами ему доводилось общаться на воле.

– Фонят, – лаконично ответил Горбатый за спутника, даже не подумавшего прервать свой монолог об очередной монументальной, судя по его жестам, и сказочно любвеобильной подруге.

– Что? – не понял, Рой.

– Что, что! – Ботало прервал себя на полуслове. – Слышал, о чем я рассказывал?

– Ну…

– Ну, ну! Загну! Вот задержишься около этой дуры на полчасика – тебя такие рассказы интересовать больше не будут. Никогда. У нее вместо горючки – атомный котел. Вечная машина. По джунглям такие до сих пор ползают. А на них – ракеты. Тоже не с гороховой кашей. Понял теперь?

Рой понял. Еще маленьким, от отца, он слышал про последнее слово тогдашней боевой техники – самоходные ракетные установки, действующие в автоматическом режиме. Вычислить, где такая находится в данный момент времени, не мог ни один враг, и человек, причастный к созданию этих машин, мог гордиться по праву. Конечно, подробностей мальчишка тогда не узнал: слово «секретность» было вторым именем их славного завода. Зато теперь он видел это техническое чудо воочию…

Шли долго. Уже окончательно рассвело, когда первые две тройки заспорили, кому первому сворачивать у вешки с косо написанным мелом номером. Судя по всему, этот маршрут не пользовался большим успехом, и дело дошло до кулаков.

– Почему они спорят?

– А ты бы не спорил? – фыркнул Ботало. – Там минное поле сплошное. Над этим квадратом уже два месяца бьются, а толку – чуть. Народу там полегло – ужас. Кстати, твой вечерний костюмчик отсюда родом.

– Не мели ерунды, – одернул болтуна Горбатый.

– Как это ерунда! Никакой ерунды! Чавкин это клифт, а его тут на позапрошлой неделе прыгающей миной пристукнуло. Вместе с Хорьком и Ласковым. Одной миной – троих. Представляешь?

– Да не Чавкин. Шнырю его дней пять назад продали, не больше. – Генералов это комбинезон!

Напарники ожесточенно заспорили, как будто то, одежда которого покойника досталось по наследству новичку, имело особенное значение для обоих. А Рой поежился: он и не представлял себе, какие опасности таит каторга. Похоже, что подниматься в атаку на пулеметы – и то более здоровое занятие.

Саперы – а они все шестеро были с миноискателями – наконец решили, кому идти на опасный участок, и одна из троек осторожно ступила на неверную почву, шаря перед собой своими палками, словно слепые, ищущие дорогу. Рой со спутниками не успели отойти от этого места и на сто метров, как позади глухо ухнуло и вздыбился гриб зеленоватого дыма.

– Амба, – подытожил Ботало. – Пятерку ставлю, что Шнырю сегодня новый комбез достанется. Мало поношенный, но дырявый.

– По рукам, – согласился Горбатый. – Считай, что моя пятерка. У Хонтийца на мины нюх. Это пустышка.

– Какая пустышка? – напустился на товарища сапер. – Противотанковая бабахнула – по звуку слышно. Намотало кишки твоего Хонтийца на деревья. Я бы десятку поставил, да у тебя, как всегда, в кармане дырка, Горбатый!

– А давай переспорим на десятку!..

«Им что – заняться больше нечем, – тоскливо думал Рой. – Неужели и я таким через месяц стану? Если доживу…»

Он непроизвольно тронул на груди заштопанную дырку, проделанную осколком, который так недавно оборвал жизнь безымянного сапера.

Все больше и больше троек сходило на свои маршруты. На просеке оставалось человек тридцать, когда Горбатый остановился и вытащил из кармана изгвазданный лист бумаги, сложенный в несколько раз.

– Кажись, наш квадрат, а, Ботало?

– Ты старшой, тебе и карты в руки, – заржал сапер. – Наш, наш! Глаза разуй, Горбач, – вон дерево сломанное, и хрень эта под ней, которую мы на прошлой неделе уконтрапупили.

Действительно, более точное название для груды перекрученного металла, из которого под разными углами торчали погнутые стволы четырех крупнокалиберных пулеметов, подобрать вряд ли удалось бы.

Ботало подошел к останкам какого-то боевого механизма и похлопал по одному из стволов, покрытому толстой коростой ржавчины:

– Выскочила эта дура из-под земли и давай все вокруг свинцом шпиговать. Нашего третьего номера – как, бишь, его звали, а, Горбатый? – первой же пулей… Ракет пять в нее всадили, пока издохла! Живучая – страсть.

– Горазд ты заливать, Ботало! Две ракеты – тютя в тютю. Третью ты с перепугу в белый свет отправил.

Странное дело: чем ближе было опасное дело, тем разговорчивее становился нелюдимый поначалу мужик. И Рой его отлично понимал…

– Ну что, смертнички, перекурим это дело и потопаем. Как оно?

– А-а, один хрен, – махнул рукой сапер. – Все равно когда-то помирать, все к одному. Дай папироску, Горбач!

– Свои иметь надо, – протянул товарищу смятую пачку старшой.

– Благодарствуем…

– На! – рука с пачкой протянулась к Рою. – И ты, новичок, курни напоследок, что ли!

Где-то далеко глухо бухнул еще один взрыв. Каторжники занимались своей рутинной работой…