Текст книги "100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?"

Автор книги: Андрей Васильченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Труп немецкого солдата, лежавший у подножия горы Лaто, говорил о наличии в этом районе советских снайперов. Немца убили выстрелом в голову. Большинство из советских стрелков располагалось на вершинах, которые соседствовали с горой Хармашхатар.

«Наши снайперы, снабженные специальными подзорными трубами, приготовились временно занять позиции. Один из них расположился в амбаре, другие на расстоянии 150–200 метров от него. Но вскоре на левый фланг обрушился огонь из минометов, а на наши позиции устремилась пара дюжин русских солдат. Но они не смогли прорваться сквозь наши пулеметные точки. Лишь некоторым из них удалось скрыться от пулеметного огня и отступить назад. Они попытались обстрелять наши пулеметные гнезда, но к этому моменту пулеметные расчеты уже сменили свое местоположение. Бой на время утих, русские отступили, раздавались лишь одиночные выстрелы».

А несколько минут спустя Элишер был ранен. В дом, где он находился, попал снаряд, осколок попал ему в плечо и спину. После госпитализации Элишера командование университетским штурмовым батальоном перешло к капитану Лайошу Шипеки Балашу.

Многие из будапештских студентов тогда еще не понимали, в какой серьезный переплет они попали. Но некоторые из них начали понимать весь ужас сложившейся ситуации. Лейтенант авиации, резервист Олаф Самоди, учившийся на машиностроительном факультете, на свой страх и риск сформировал две группы студентов, которые намеревались скрыться. Попытка к бегству была предпринята 28 декабря 1944 года. Под покровом ночи они отступили к улице Семлёхедь, намереваясь пройти дальше к ресторану «Эрдай Лак», а затем закрепиться в кварталах на горах Хармашхатар и Кеске. На тот момент гребни будапештских возвышенностей уже были заняты советской артиллерией. Она открыла огонь по неосторожно марширующим студентам. В итоге ресторана «Эрдай Лак» смогли достичь лишь немногие из скрывшихся. При этом сам Самоди и восемь студентов были ранены.

Эсэсовские радисты пытаются связаться с осажденным Будапештом

Застрявшие в здании ресторана студенты и несколько немецких солдат в начале января 1945 года были окружены советскими войсками. В итоге им пришлось принимать бой. У защитников здания «Эрдай Лак» была радиостанция, по которой они смогли связаться с приближающейся со стороны Пилишских гор танковой дивизией СС «Викинг». Но к моменту боев в этом квартале (6–8 января 1945 года) эсэсовские танкисты находились на удалении 40 километров. В итоге на позициях у ресторана появился сам командир 8-й кавалерийской дивизии СС Иоахим Румор, который заявил студентам, что они любой ценой должны были удержать это здание. Оно имело важное стратегическое значение, так как являлось самым северным зданием на будайской стороне, которое удерживалось немецко-венгерской группировкой. Отсюда можно было начать операцию по внутреннему деблокированию Будапешта. Здесь же можно было поддерживать связь с немецкими войсками, которые пытались деблокировать венгерскую столицу снаружи. В итоге в здании ресторана «Эрдай Лак» кроме студентов оказалось еще немецкое подразделение, состоявшее из 50 человек. Также им были даны бронетранспортер и зенитное орудие, которое должно было помочь отражать танковые атаки. На этом направлении советские войска долгое время не предпринимали никаких действий, так как полагали, что им противостояли более значительные силы.

О том, как дела обстояли в советских частях, можно было узнать из мемуаров: «Накануне нового, 1945 года дунайских разведчиков перевели в Будафок – южный пригород Будапешта. Хотя наше наступление развивалось успешно, фашисты нередко наносили контрудары. Вдобавок штормовые ветры снесли наведенную нашими саперами переправу через Дунай, и наши части на правом берегу Дуная оказались отрезанными от левого берега. Вся надежда оставалась только на корабли флотилии. Они успешно перебрасывали елевого берега на правый все необходимое: танки, пушки, Пехоту.

В это время нас посетил новый командующий Краснознаменной Дунайской флотилией, сменивший контр-адмирала С.Г. Горшкова, контр-адмирал Г. Н. Холостяков. Он приехал вместе с начальником штаба флотилии капитаном 1-го ранга А.В. Свердловым, чтобы на месте ознакомиться с боевой обстановкой. Начальник штаба не упускал возможности при случае заглянуть к разведчикам. Здесь мы впервые увидели нового командующего флотилией.

В нашей землянке стояла небольшая елочка. Игрушек на ней почти не было. И все равно настоящая елка напоминала о мирной жизни. И все мы верили, что победа скоро придет, она не за горами.

Утром меня вызвал старший лейтенант Калганов и приказал произвести разведку правого берега Дуная. Шел снег. Передовая была рядом. Я прошел через позиции, которые занимали наши морские пехотинцы. Моя задача заключалась в наблюдении за противником с нашей передовой. Враг находился неподалеку. Видимо, опасаясь наших активных действий, фашисты тщательно наблюдали за нашей передовой. И как я ни старался хорошо маскироваться, они все-таки заметили меня и открыли стрельбу.

Близ передовой на нашей стороне находилось немало венгерских солдат. Накануне ночью целая рота со своими офицерами, с оружием перешла на сторону Советской Армии. Они горели желанием сразиться с фашистами, причинившими столько зла их родной Венгрии. Вскоре на различных участках фронта на нашу сторону перешли еще некоторые венгерские части. Из них был создан Будайский добровольческий полк, насчитывавший более двух тысяч человек, командиром которого назначили боевого офицера, ненавидевшего фашизм, подполковника Оскара Варихази. В полку были люди различных возрастов и профессий. Ряды полка пополнили не только военнослужащие. Здесь были молодые рабочие, студенты, учителя, инженеры. Советское командование отнеслось с доверием к новому формированию. И в первом же бою Будайский полк подтвердил, что достоин этого доверия и способен решать нелегкие боевые задачи. Размещались бойцы близ наших дунайцев, и скоро между моряками и венгерскими добровольцами установились теплые, братские отношения».

Карта боев в Буде. 28 декабря 1944 года – 11 января 1945 года

31 декабря части Красной Армии смогли штурмом взять железнодорожную насыпь в Ладьмани. Но к вечеру того же дня солдаты вахтенного батальона «Будапешт» смогли отвоевать насыпь на всей ее протяженности. Но при этом сам батальон понес огромные потери. В итоге его пришлось снять с передовой. Оборона дамбы в Дальмани была поручена боевой группе майора Вахароша, состоявшей из двух рот венгерских солдат, боевой группе салашистов под командованием доктора Бела Колларитша и отряду истребителей танков «Дери». Позже на этот участок фронта были переброшены солдаты из моторизованной дивизии «Фельдхеррнхалле». К западу от них располагались немецкие части, которые удерживали улицу Миклоша Хорти. Вдоль проволочных заграждений, которые были срочно установлены по всей длине железнодорожной насыпи, были созданы восемь пулеметных гнезд. В низинах, которые тянулись на 50, а иногда на 200 метров, советские штурмовые группы еще могли иметь шанс на успех. Но танки не могли проехать через них к дамбе. В итоге линия боев на этом участке будайского плацдарма не менялась вплоть до 10 января 1945 года. И это несмотря на то, что составленный из советских спортсменов штурмовой батальон 83-й бригады морской пехоты неоднократно пытался взять эту дамбу.

«Бои в этой части города тянулись слишком долго. Мы не могли продвинуться вперед ни на шаг, и выражение «дамба» с каждым днем стало приобретать для нас все более зловещий характер. По серому от пороха и гари снега мы тащили наши раненых товарищей назад по исковерканным улицам. На вопрос: «Откуда?» почти каждый раз раздавалось: «От дамбы…» Тогда это слово было символом мрака и смерти… На передовой давно уже оказались радисты, кучера, санитары и даже повара, служившие в нашей бригаде».

Из всех защитников дамбы в живых осталось только 7 человек. После очередной атаки 11 января майор Вахарош принял решение поднять над этим зловещим для советских солдат объектом белый флаг.

Но главные бои шли на Орлиной горе и Розовом холме. Только 3 января самый северный объект в Буде, гора Матьяш, семь раз переходила из рук в руки. Завладеть этой горой, которая резко вздымалась с южного направления, было важной стратегической задачей для советского командования. Поэтому атаки следовали одна за другой. Но все они, предпринятые с 3 по 7 января, были безуспешными. Утром 3 января Толбухин был вынужден послать 2-й армейский механизированный корпус и 86-ю стрелковую гвардейскую дивизию на отражение атаки немецких войск, которые снаружи пытались деблокировать Будапешт. Позже к ним присоединилась 49-я гвардейская стрелковая дивизия. Прорыв кольца окружения означал бы изменение всего стратегического замысла. Но при этом бои в Буде не прекращались ни на минуту.

Советские солдаты ведут сдавшихся в плен венгерских полицейских и жандармов

В случае, если бы немецко-венгерская группировка потеряла контроль над Орлиной горой, то положение защитников Будапешта стало бы и вовсе незавидным. В этом случае советская артиллерия смогла бы свободно обстреливать не только аэродром в Вермозо (Кровавом лугу), но и Будайский замок. С этой возвышенности наблюдатели также могли координировать огонь, так как с нее вся западная часть венгерской столицы лежала как на ладони. Немецкое командование с самого начала понимало, что оборона горы не могла быть глубоко эшелонированной. Около 500 венгерских солдат из состава боевой группы «Беренд» занимали позиции в непосредственной близости от места ведения боев, то есть самой Орлиной горы. Их комендатура располагалась в здании монастыря Нотр-Дам де Сион, там, где когда-то располагался штаб армейского корпуса. Для устойчивости здание монастыря было специально укреплено специалистами Венгерского сейсмологического института. Боевую группу «Беренд» дополняли отряды венгерской жандармерии. Они же поддерживали постоянную радиосвязь как с командованием осажденного «гарнизона», так и с армиями, которые пытались деблокировать Будапешт снаружи. К югу и к западу от горы располагались казармы им. Кароя-Кирая и Фаркашретерское кладбище. Они удерживались силами 8-й кавалерийской дивизии СС. Непосредственно за эсэсовцами располагалась батарея немецкой зенитной авиации. Рядом же с кладбищем вели бои еще и венгерские зенитчики. Кроме этого, оборона данного участка была поручена нескольким венгерским штурмовым орудиям и так называемым истребителям танков – приземистым, малоподвижным, но хорошо вооруженным бронированным машинам.

12 декабря советский батальон все-таки смог прорвать с юго-запада оборону и занять вершину Орлиной горы, но на следующий день он был выбит с нее. Однако к 15 января советские части отбросили защитников далеко от Орлиной горы.

В венгерских донесениях значилось: «Накануне враг атаковал Орлиную гору, сжимая кольцо окружения, нанося одновременно удары по всем южным мостам западного плацдарма. По нашим позициям ведется ураганный огонь из орудий всех калибров. После того как отбили высоты в первой половине дня, враг предпринял рискованную контратаку и вновь занял гору, водрузив на ней красное знамя полка».

Венгры могли продолжать некоторое сопротивление в кварталах городской застройки, которые располагались к юго-востоку и к юго-западу от Орлиной горы. А тем временем Красная Армия усилила наступление на отрезке фронта между Орлиной горой и железнодорожной насыпью в Ладьмани. Удар приходился в направлении улиц Дароси и Бочкай. Это было наиболее подходящее место для наступления, так как фланги были хорошо укрепленными. 13 января советские войска смогли продвинуться между могильных камней на 200 метров вперед по Фаркашретерскому кладбищу. Здесь они натолкнулись на третий рубеж венгерской обороны, который удерживали венгерские полицейские и боевые группы нилашистов. Но постепенно их оборона стала ослабевать. В итоге, опасаясь прорыва, 20 января сюда были перекинуты эсэсовцы. 25 января в ходе кровопролитной контратаки им удалось отбить кладбище у красноармейцев. Данный участок казался советским солдатам неприступным бастионом. Солдаты СС не довольствовались могильными плитами в качестве защиты, они начали возводить между ними баррикады. Всего же участок фронта на кладбище шириной 1 километр удерживало 80 человек. Вообще, если говорить о том, почему советским дивизиям не удавалось продвинуться вперед на участке шириной 2–3 километра, то стоит сказать, что у защитников здесь было огромное количество тяжелых вооружений. В основном тут были сосредоточены скорострельные МГ-42, из которых один человек мог успешно противостоять 5 и даже 7 противникам.

В силу того, что линия боев была очень запутанной в этих местах, советская артиллерия не могла сконцентрировать огонь на широких участках. В итоге весь январь советские войска продвигались вперед приблизительно по 100 метров вдень. Продвижение вперед по улицам Бюрёк и Мартнохедь было и того скромнее. У защитников не было достаточного количества пехоты, узкие улочки Буды не позволяли создать сплошную линию обороны. С другой стороны, те же самые улочки фактически не позволяли советской стороне пускать в дело танки. Эта тактика защиты называлась «шахматная доска», так как оборона строилась не на сплошной линии, а на некоторых отдельных хорошо укрепленных домах, которые уходили далеко вглубь (как шахматные клетки). Между этими отдельными точками обороны («клетками») не было других рубежей. Но за ними находились хорошо вооруженные войска, которые в любой момент могли пресечь атаку противника. Это было очень удобно для проведения контратак. Почти каждую ночь части Красной Армии подвергались внезапным нападениям. В итоге советские части были предельно осторожны – в любой момент они могли оказаться между двух огней. Вдобавок к этому надо учесть, что горные склоны Буды были покрыты загородными домами с садовыми участками, расстояние между которыми иногда составляло 50 метров. В случае мощной советской атаки красноармейцы могли достигнуть глубокого проникновения на позиции противника на очень узком участке. В традиционном военном искусстве подобный способ ведения боевых действий рассматривался как некая «ересь». Но в условиях боев в Будапеште, точнее в Буде, он себя полностью оправдал. Этому способствовал не только рельеф и особенности застройки местности, но и то обстоятельство, что оборону здесь держали плохо подготовленные и недостаточно вооруженные солдаты, единственным преимуществом которых было прекрасное знание данной территории. Прорвавшие оборону части Красной Армии неожиданно обстреливались появлявшимися неизвестно откуда венгерскими солдатами. Главным условием для успешности подобной тактики была самостоятельность, почти автономность боевых единиц защитников города. Их командиры сами принимали решения, не координируя их со штабами и вышестоящими офицерами. Изобретательность должна была дополняться энтузиазмом. Таковой как раз наблюдался у студентов из штурмовых батальонов, служащих батальона «Ваннай», артиллеристов самоходок и некоторых немецких военнослужащих.

Описание одного из таких боев удалось найти в советских мемуарах: «На левом фланге нашего батальона стрелки залегли. Немецкий пулеметчик, выбрав удобную позицию, не давал им поднять головы. Командир роты попросил помощи у артиллеристов и минометчиков. Но виноградник скрывал от них пулемет. Тогда я вызвался скорректировать огонь и пошел в минроту.

Двигаться виноградником было неудобно, и я вышел на дорогу. Но она, оказывается, простреливалась немцами. Тут же заухали рядом мины, били по дороге и из пулеметов. Я точно засек откуда, и потому, как только нашел лейтенанта Черненко, минометчики открыли огонь. Выпустили с десяток мин – и навсегда замолк пулемет, который чуть не уложил меня на дороге. У меня обошлось все благополучно. А вот Макару Шматову не повезло. Черненко приказал взводу сменить огневую позицию и выдвинуться поближе к стрелковым ротам. Первым ушел расчет Верника, за ним расчет Шматова. Хотя я предупредил их, что по дороге идти нельзя, лучше двигаться виноградниками, Макар не послушался и тут же попал под мины. Он упал на моих глазах. Подбежал к Шматову – жив! Ранение не тяжелое, но без госпиталя не обойтись. Бойцы оттащили его в безопасное место, перевязали. Обнялись мы с Макаром Павловичем на прощание, расцеловались. Я снял с руки свои часы и положил ему в карман:

– Носи на здоровье, Макарушка. Добрый тебе путь. Выздоравливай быстрее…

– Не пришлось нам дойти с тобой, Антон, до Вены, увидеть оперный театр, – отвечал мне друг. – Будешь там, обязательно погляди, что это за красота такая…»

Если говорить о снабжении боеприпасами, то хуже всего дела обстояли у штурмового университетского батальона. Также обстояло дело и со стрелковым оружием. Отдельным ротам университетского батальона приходилось удерживать участки фронта шириной от 200 до 300 метров. Так, например, у одной из рот при этом на вооружении числилось всего лишь 8 пистолетов-пулеметов (автоматы Бергмана), 50 винтовок «Маузер», 5 легких пулеметов, 2 пистолета и один 55-миллиметровый миномет. Приблизительно на 10 дней боев имелись следующие запасы: 20 автоматных магазинов, 100 патронов из расчета на одну винтовку, 10 магазинов для легких пулеметов, 10 мин и 775 ручных гранат. При интенсивности боев, которые шли в Буде, этих запасов должно было хватить на один, от силы – два дня. Более того, роты университетского штурмового батальона не располагали никаким тяжелым стрелковым оружием. В подобных условиях студенты были почти сразу же обречены, так как почти каждый из красноармейцев был вооружен автоматом и массированным огнем его поддерживала не только артиллерия, но прочие тяжелые виды оружия. О том, что у Красной Армии на этот момент не было проблем с боеприпасами, говорит хотя бы тот факт, что на деревянных ящиках с патронами к 1945 году стали появляться надписи краской «Не экономить!». Вооружение и снабжение немецких частей было существенно лучше. Это относилось как к началу осады Будапешта, так и к более поздним периодам битвы. В силу того, что немцы несли огромные потери, проблем с оружием у них не возникало. В любой момент его можно было подобрать у убитого. Кроме этого, причины медленного продвижения вперед советских частей заключались не только в усиленном сопротивлении немцев и венгров, но также в том, что части Красной Армии столкнулись с непривычными для них условиями ведения войны. В итоге советские войска несли непривычно (для данного этапа войны) большие потери. К середине января 1945 года советские стрелковые дивизии были почти обескровлены.

Если говорить о тактике «шахматной доски», то неделей позже, когда линия боев уже проходила по улице Алькота, отдельные группы дерзких венгерских солдат продолжали совершать вылазки на улице Рат Дьердя и в зданиях на западных окраинах Варошмайора. Это становилось возможным еще и потому, что советские войска занимали кварталы без какого-либо принципа, не образуя никакой связанной линии. В эти дни значительно сократилась боевая сила не только немецко-венгерских, но и советских частей. Защитники Буды использовали любую возможность, чтобы нанести Красной Армии максимально возможный урон. Так, например, диверсанты из состава батальона «Ваннай» взорвали советский склад боеприпасов. Запутанная территория, бои, идущие среди мирного населения, всячески способствовали применению партизанской тактики. В итоге обе сражающиеся стороны засылали друг другу в тыл диверсионные группы, одетые в гражданскую одежду.

Вследствие попытки немецких частей прорвать блокаду Будапешта снаружи и перегруппировки советских войск, активность советских атак значительно упала. Начиная с 3 января, почти на протяжении двух недель в Буде царило относительное затишье, по крайней мере между боями случались многочасовые перерывы. В результате защитники Будапешта уже 10 января начали готовиться к прорыву кольца и выходу из окружения. По замыслу они должны были нанести мощный удар по советским позициям в районе пересечения улиц Беси и Кишцелли, прорвать линию обороны, выйти из окружения и направиться к Сентендре (Святому Андрею). Однако данный план должен был осуществиться лишь тогда, когда 4-й танковый корпус обергруппенфюрера СС Гилле взял бы Паумаш, то есть начался бы активный прорыв кольца снаружи.

Но 16 января советские войска прорвали линию немецко-венгерской обороны у подножия Орлиной горы и к югу от горы Орбан. Защитники в тот же день пытались провести контратаку, но она была подавлена мощным артиллерийским огнем советских орудий. В венгерских донесениях говорилось: «В течение всего дня была сильная бомбежка и артиллерийский обстрел линии фронта и также территории города, главным образом территорий замка. Все комплексы зданий, все общественные строения в огне. По городу невозможно проехать».

Между 17 и 19 января 1945 года советский батальон предпринял несколько атак, центр тяжести которых приходился на территории, лежащие к западу от Орлиной горы и от Фаркашретерского кладбища. Но все атаки были отбиты. Чуть выше, у конечной станции зубчатой железной дороги советская пехота при поддержке пяти Т-34 после долгой артиллерийской подготовки смогла прорвать один из рубежей обороны. Рота батальона «Ваннай» была вынуждена отступить к западным границам Варошмайора. Во время этого боя было подбито три советских танка. Тем временем боевая группа генерал-майора Билльницера предприняла безуспешную попытку отбить у советских пехотинцев жандармские казармы по улице Бёсёрменьи.

16–18 января эвакуированные из Пешта немецкие части на время смогли стабилизировать линию боев в Буде. В те же самые дни в 9-й горнострелковый корпус СС пришло сообщение о том, что немецкие дивизии начинают снаружи операцию по деблокированию венгерской столицы. Согласно имевшимся планам при этом венгерские самоходные орудия под командованием Шандора Ханака и бронетанковые части майора (начиная с 21 января 1945 года – полковника) Шёнинга должны были проложить путь к аэродрому в Будаёрше. Так как советские войска могли перейти в атаку по замерзшему Дунаю, то части 1-й танковой дивизии должны были создать специальный Дунайский оборонительный рубеж. В итоге танки были спрятаны на будайском берегу. Их замаскировали циновками и связками камыша. В некоторых местах их увели в переулки.

Советские участники тех событий вспоминали: «Морозы становились все сильней, и к середине января Дунай замерз. Сверху он покрылся толстым слоем снега. По льду можно было ходить. Это помогало нам перебираться через линию фронта. Каждую ночь кто-нибудь отправлялся на правый берег, чтобы уточнить расположение вражеских огневых точек или оборонительных сооружений на набережной Буды. Часто с нами в разведку ходил Калганов. Раненая рука у него еще не зажила, но наш командир знал, что командованию нужны все новые и новые разведывательные данные, и сам увлекал нас своим примером. Ему было тяжело ползать по снегу, но он терпеливо переносил боль».