Текст книги "Чешуя (СИ)"

Автор книги: Андрей Волковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Оказалось, что Зверев с дядей после пожара переехал в дом напротив школы. И Пашка, и его дядя видели прозрачных котов, летающих по городу рыб, жутковатые тени и всё-всё остальное. Они называли себя и таких как они видящие. Эдик тоже видящий. Не чокнутый, не дурачок, не больной, а видящий.

Дядя Лёня, Леон, начал понемногу учить его: и драться, и отгонять существ странными значками, и отличать опасных существ от неопасных.

В пятом классе Пашка по секрету рассказал приятелю, что Леон – на самом деле ему не дядя. Он сосед, который вытащил из пожара Пашку. И не вытащил его маму и сестрёнку.

– Он мог их спасти. Но не захотел. Испугался в огонь лезть!

Дядя Лёня не был похож на того, кто может чего-то испугаться, но глаза у Пашки были ледяные, страшные – и Эдик не решился спорить.

– Он меня воспитывает. Думает, я ничего не помню. А я всё помню. Всё! – Пашка так стиснул зажатую в пальцах ручку, что та переломилась.

В том же году классная руководительница повела их на спектакль в местный драмтеатр. Показывали «Сказы Бажова». Для многих это был первый поход в театр, и впечатлений было море: Серебряное Копытце и Хозяйка Медной горы, огневушка-поскакушка и юркие ящерки. Но больше всего Эдика и Пашку впечатлил Великий Полоз. Огромная змеиная голова с чудовищными зубами. Жуткие глаза с вертикальными зрачками. Если присмотреться, можно было разглядеть, как в этих глазах отражались крошечные искажённые копии людей в зрительном зале.

Эдик понимал, что это не по-настоящему, но Великий Полоз выглядел ужасно реальным. Реальнее, чем многие из существ, изображения которых они с Пашкой видели в дневниках Леона.

На следующий день Пашка сказал:

– Вот когда буду посвящение проходить, возьму имя Полоз! Ты давай тоже что-нибудь змеиное возьми – будет у нас крутая банда.

– Тогда я буду Удав! – заявил Эдик.

Удава он видел по телевизору: огромная змеища. Крутая!

Пашка внимательно оглядел его и сказал:

– Не, ну какой ты Удав? Пока что так, Ужик!

Обидно, но не поспоришь. Леон говорил, что переживать не стоит: мол, Эдик скоро пойдёт в рост и догонит отца. Но если это и случится, то когда ещё! А пока действительно просто Ужик.

Эдик вздохнул и смирился.

До десятого класса Ужик плохо представлял, что будет делать дальше. Вот закончит он школу – и что? Для университета он не достаточно умный. Для работы видящих – слабоват. К тому же, хоть Леон и учил его понемногу, всё-таки его настоящим учеником был Пашка. Работать пойти? С одной стороны, папаша звал на фабрику: с годами Эдик стал менее рассеянным – научился не отвлекаться на существ вокруг, так что доверить ему инструменты можно. Но если в универ не идти, то придётся в армию. Папаша об армии отзывался положительно, но судя по фоткам, он-то здоровяком был чуть не с первого класса.

А в десятом Эдик и сам вымахал сначала в высоту, а потом и в ширину. И к началу одиннадцатого практически догнал отца.

Кузьмин посматривал на него с опаской. Но Ужик врезал ему только раз: когда увидел, как гоп-стоп компания Кузьмина трясёт деньги с мелкого пацанёнка с портфелем.

Эдик подошёл неслышно, как Леон учил, и от его удара Кузьмин отлетел метра на три.

– Ещё раз увижу такое – убью, – не повышая голоса, пообещал Эдик.

Говорить так, чтобы верили, он учился у Пашки. Тот мог любого убедить, что его надо бояться. Словами. Взглядом. Но уж если решал драться, то дрался насмерть.

Пацанёнок, пискнув «спасибо», убежал.

Эдик посмотрел на съежившегося на земле Кузьмина. На его подпевал, прячущих глаза. И вот они когда-то казались ему страшными⁈ Эдик рассмеялся, махнул рукой и ушёл.

Наконец-то всё стало просто и понятно. Он пойдёт в армию, а отслужив в полицию попробует, а может – в спасатели. Леон говорил, что существует такая особая организация – спецотдел, туда тоже после армии видящих берут.

Слабым быть стыдно, а вот если ты помогаешь слабым, то ты сильный. Вот так.

А через год погиб Леон. Деталей Ужик не знал: вроде бы они с Полозом дрались с речным драконом, тварью агрессивной, но не самой опасной.

Надо было спросить у Пашки. Но тот, осиротев второй раз, целыми днями сидел в пустой квартире учителя и смотрел в никуда. Ужик каждый день заходил к нему после уроков, следил, чтоб друг поел, и совсем-совсем не знал, что делать. Даже у отца спросил, но тот посоветовал ждать: такому горю никак не помочь, тут уж или справится Полоз, или нет.

Ужик ждал.

И через две недели Полоз впервые посмотрел на него и сказал:

– Давай создадим Змей. Свою банду. Будем друг друга защищать.

Ужик кивнул: а что ещё оставалось?

Вместо армии он поступил с Полозом на автомеханика в филиал более-менее приличного вуза.

Полоз решил, что в Змеях будут только видящие, только знакомые, только молодёжь. И тут же предложил взять Дашку – племянницу Леонова хорошего знакомого, Шпиля. К ней в довесок прилагался Антон, вроде как братишка. Пусть так: Полозу виднее.

«Никаких оправданий»

Пашке часто снился пожар. Сначала дым. Потом огонь. Огонь охватывал комнату постепенно, расцвечивая оранжево-жёлтым обои, шкаф, шторы.

Иногда Пашка героически бросался в пламя и вытаскивал кашляющую от дыма мать и испуганную заплаканную сестрёнку.

Но чаще он лежал, скованный неодолимым параличом. Не страхом, нет. Неспособностью двигаться. Беспомощностью.

В реальности в его комнату ввалился сосед, дядя Лёня, вытащил обмякшего мальчишку, вызвал «скорую». Потом все говорили, что Леонид – герой. Выбил дверь, спас мальчика! Жаль, его мама и сестра погибли.

Пашка стискивал зубы до боли. Надо молчать. Пусть думают, что дядя Лёня такой крутой. Только Пашка знает, что Леон струсил сунуться дальше, в глубину квартиры. Туда, где задыхались в дыму мама и мелкая Ритка.

Трус.

Подлец.

Чтобы искупить свою вину, Леон оформил опеку над спасённым мальчишкой. У Пашки была бабушка, но старушка была настолько древней, что ей никто бы не доверил ребёнка. Пашка, конечно, был рад, что его не сдали в приют. Но если Леон рассчитывал, что в благодарность он простит ему маму и Ритку, то он никогда не ошибался сильнее.

Пашка просыпался, судорожно вздрагивая. Потом часами лежал, глядя в темноту. Он отомстит. Обязательно отомстит, и тогда станет легче. Надо только подождать.

Через несколько месяцев они с Леоном переехали на другой конец города. Пашка перевёлся в новую школу. Ничего интересного: такие же малолетние идиоты, как и в прежней. Сразу после пожара он подрался с пацанами во дворе, решившими, что дразнить его сироткой – хорошая идея. Сломанный нос, порванное ухо и разбитая голова убедили их в обратном. Леон пробовал говорить с ним, но Пашка смотрел волком и так молчал, что было понятно: будет драться и дальше. Если надо, то насмерть. И жаловаться ему, дядя Лёне, не будет. Никому не будет.

В новой школе его пробовали задирать из-за фамилии. На главного остроумца Пашка кинулся молча и страшно. Повалил и бил. Куда придётся, но в каждый удар вкладывая всю ярость прошедшего года, за всё: за пожар, за похороны, за лживую жалость Леона. И за то, что он сам ничего не может с этим сделать. Кто-то попытался вмешаться – Пашка вцепился в него и чуть не задушил.

Уже дома понял, что ему больно ходить, а на правом боку здоровенный синяк: видимо, пнули. Плевать. Языкастым пацанам досталось куда больше. Теперь не тронут. Пашка усмехнулся отражению: пусть боятся.

Была с Леона и ещё одна польза: он, как и сам Пашка, был видящим. Ещё в старом доме он начинал понемногу учить юного соседа. А после переезда взялся за обучение всерьёз.

Пашка учился по полной. Всё знать. Всё уметь. Не только знаки. Видящий, с точки зрения Пашки, должен быть сильным и самостоятельным. Ни от кого не зависеть и ничего не бояться. Он одинаково усердно учился и драться, и плавать, и готовить, и варить зелья типа невидимых для людей чернил. А ещё – разбирать схемы в старых дневниках видящих, читать на латыни, на английском и на немецком, составлять сложные знаки и защитные контуры.

…если как следует набегаться и учиться до изнеможения, то, может быть, не увидишь во сне огонь.

В новом классе было трое видящих. Но скрывать это не получалось только у тощего Эдика Петрова. Он то и дело таращился на «рыбок», мушек, котов и тени. Пашка временами украдкой смотрел на Петрова со смесью слабого интереса и снисходительного высокомерия: одноклассник с таким детским восторгом глядел на существ, что казался совсем малышом.

Весной Пашка случайно услышал, как Кузьмин со своей компашкой достают Петрова. Сначала пожал плечами и хотел пойти по своим делам. Но шавки Кузьмина явно задумали что-то нехорошее: в выкриках слышалась злая азартная радость, от которой Пашке захотелось оскалиться.

Забьют несчастного.

Пашка сунул телефон в карман и зашёл за угол, откуда доносился шум.

– Вы чё тут делаете? – негромко, с ленцой в голосе спросил он. – Орёте, как черти, мешаете мне уровень пройти.

Шавки Кузьмина, торопливо подтягивая приспущенные штаны, затявкали:

– Уходи!

– Вали отсюда, Зверь!

– Мы тут педика учим – не твоё дело.

Сейчас Зверев уйдёт – и они сделают, что задумали. Петров, скорчившийся у ног Кузьмина, поднял голову и посмотрел на Пашку глазами раненного щенка.

Пашка секунду вглядывался в лицо одноклассника, «украшенное» синяком, а потом встряхнулся и сказал:

– Отвалите от него, уроды.

Усмехнулся, готовясь броситься на любого, кто подойдёт ближе.

Банда Кузьмина попятилась.

– Сам отвали!

– Эй, ты чё, больной⁈

– Да ну его на хрен!

– Он, может, тоже педик!

Он уронил сумку на землю. В руке остро заточенный карандаш. Прищурился, глядя на Кузьмина: в глаз? В шею?

Оскалился:

– Ну, кто первый⁈

Кузьмин побледнел.

– Ты чё…

– Да он чокнутый…

– Валим! Валим!

Шавок как ветром сдуло.

Пашка смотрел им вслед: жалкие твари. Сплюнул, поднял сумку и похлопал по плечу неподвижного Эдика.

– Идти сможешь?

Петров еле-еле сумел сесть и прошептал:

– Да… наверное…

Поднял голову, посмотрел на Пашку как на героя.

– Ты где живёшь?

– В пятиэтажке, возле остановки…

– Хм, не дойдёшь. Ладно, давай к нам. Если Леон дома, он тебя полечит.

Пашка подставил плечо – и Эдик повис на нём.

Прошептал:

– Спасибо…

Чужая благодарность оказалась неожиданно приятной.

Вечером он долго думал: вот у урода Кузьмина есть банда. Да, они жалкие и трусливые, но они помогают лидеру. Слушаются его. Зависят от него.

Пашка решил: ему нужны свои. Те, кто будет смотреть на него, как Эдик, а не как Леон, жалостливо и лживо. Надо собрать свою банду. Нет, не сейчас, конечно. Возможно, через несколько лет. Пашка умеет ждать.

Свои должны ценить Пашку больше, чем всех остальных. Подумав, он решил, что в свою банду возьмёт видящих, которые ему чем-то обязаны. Или таких, у кого никого нет. Но только способных и готовых становиться сильнее. Зачем ему слабаки?

И Эдика возьмёт: силёнок у него не то чтобы много, но он за Пашку готов на всё. А это дорогого стоит.

Пашка учился у Леона ещё активнее. Если хочешь, чтоб за тобой пошли люди, ты должен быть сильным. Должен быть самостоятельным.

Пашка начал ходить на задания с учителем с десяти лет. Сначала совсем простенькие, но на практике всё иначе, чем в теории, так что Пашка безропотно разгонял мелких тварей и чертил примитивные значки.

В пятом классе он посветил Эдика в свою тайну, рассказал, что Леон ему не дядя. Что Леон – трус. Эдик, кажется, не поверил: конечно, Леон делает вид, что ничего не боится. Пашка и сам не раз задавался вопросом: почему Леон сейчас отважно кидается на любую опасность и не пасует даже перед мощными монстрами, то и дело возвращаясь в крови, со сломанными конечностями или перевязанной головой? Потом Пашка понял: Леон пытается оправдаться в собственных глазах за свою трусость. А может, пытается заслужить Пашкино прощение: мол, смотри, какой я молодец! Но зря. Пашка никогда его не простит. Никогда. Он обязательно отомстит. А потом сможет спать спокойно.

В тот же год Пашка выбрал себе имя для посвящения – Полоз. Он будет Великим Полозом, и в его глазах будет отражаться весь мир.

У Леона банды не было, но был приятель, Шпиль. Тот, насколько понял Пашка, брался за самые сложные и дорогие задания по всему миру, чтобы обеспечить сестру с дочкой и мать. Когда Шпиль приезжал в родной город, они с Леоном обязательно встречались. Шпиль привозил экзотические сувениры, странную еду и записи о монстрах со всего света. Пашка приходил с учителем и слушал, читал, смотрел.

Однажды, придя к Шпилю, Леон и Пашка застали там тощую девчонку с чёрными крашенными волосами и пирсингом в брови.

Девчонка смотрела исподлобья, но не боялась.

– Это моя племянница, Даша, видящая, – сказал Шпиль. – Это мой друг, Леон. И его ученик, Паша.

Девчонка была на год младше, но не казалась малявкой, как тот же Эдик порой.

Пашке она понравилась. Нет, не как девчонка. Как будущий член банды. Настороженная, колючая, резкая. Сильная. И наверняка много знает: Шпиль столько умеет, столько информации привозит из-за границы!

Года через три они с Леоном случайно спасли мальчишку, выловив на старом мосту тёмного двойника. Спасённого Антона пристроили к Шпилю.

К десятому классу он всё решил: они создадут банду под названием Змеи. Будут истреблять монстров, за деньги или из интереса – когда как. Не будут ни от кого зависеть и не будут никому подчиняться. Будут свободными, смелыми и сильными. Будут одной командой.

Леон предлагал Пашке-Полозу пойти в спецотдел, но он только отмахнулся. У него есть план, а всё остальное – к чёрту!

Весной они отправились усмирять речного дракона. Монстр забрался в протоку и уже утянул на дно человека, вздумавшего пройтись по тронувшемуся льду. Полностью растает дракон к концу недели, но за оставшиеся четыре дня может утопить ещё кого-то, потому Леон взялся зачистить речку.

Избавиться от этой твари в общем-то несложно, но нужно быть осторожным. Рассерженный дракон метко швыряется ледяными шипами, похожими на остро заточенные сосульки.

– Прикрой меня, я круг изгнания закончу! – велел Леон.

Полоз кивнул. Выставить защиту для него легче лёгкого. Но заскучать видящие не успели: оказалось, что драконов здесь три!

Дьявол!

Шипы летели, со свистом рассекая воздух. Защита рухнула за три минуты. «Сосулька» пробила куртку Полоза и больно оцарапала руку. Несколько шипов вонзились в землю рядом с ним.

Леон уворачивался от атак драконов и чертыхался: ещё бы – драконы вообще-то крайне редко заплывают в протоки, предпочитая простор реки. А тут целая компания!

Первого дракона уничтожили, запустив в него удвоенным уничтожением. Потом немного побегали по берегу. Второй дракон получил бутылку с «бензинкой» – и за секунду развеялся паром. Третий погонял их по берегу ещё с четверть часа, не давая сосредоточиться, но в итоге тоже схлопотал двойное уничтожение.

Леон неуклюже растянулся на грязной истоптанной земле.

– Эх, ногу подвернул!

Перед Полозом сверкал вонзённый в землю шип. Ещё полминуты – и он растает, как и остальные, оставив немного солоноватой воды.

Полоз выдернул шип. Какой острый.

Подошёл к Леону. Тот зашнуровывал ботинок, сидя на земле.

Это шанс. Такой бывает раз в жизни, и то не у всех.

Полоз коротко замахнулся и всадил шип в шею учителя.

Леон захрипел, давясь кровью. Вскинул руки к торчащему из горла шипу. Упал на землю, глядя на ученика.

Наверное, хотел спросить: за что? А может, всё понял.

Шип истаял. Кровь, удивительно тёмная, совсем не как в кино, залила куртку и свитер Леона. Он уже не трепыхался. Еле заметно шевелились губы: то ли сказать что-то хотел, то ли уже агонизировал.

Полоз стоял над телом учителя и не чувствовал холодного ветра с реки. Не чувствовал, как замерзают руки. Ничего не чувствовал.

Вечность спустя он позвонил в спецотдел и отстранённым, тусклым голосом сообщил, что речной дракон убил Леона.

Потом были допросы и ненужные соболезнования. Кажется, следователь из спецотдела чуял, что в смерти Леона что-то не так, но обвинить его ученика, осиротевшего, как следовало из документов, во второй раз, не решился.

Полозу было всё равно.

Его отпустили домой, в пустую квартиру, которую теперь, наверное, заберут какие-нибудь наследники Леона.

Легче не стало. Он ни на минуту не раскаивался в своём поступке, но легче не стало.

На несколько дней он впал в апатию, как змея, заглотившая слишком большую добычу. Сидел посреди гостиной и пытался понять, как жить дальше. Где-то на краю сознания маячил встревоженный Эдик. Кажется, приносил еду. О чём-то спрашивал.

Полоз пробовал напиться, но после второго стакана водки, найденной в холодильнике, ему привиделись не только монстры, которых тут быть не должно, но и обгоревшее женское тело, стоящее в дверном проёме. И учитель с дырой почему-то не в горле, а в груди, вместо сердца. Бледный и мокрый, он стоял у холодильника и смотрел на бывшего ученика пустыми мёртвыми глазами. Больше Полоз никогда не пил.

Вскоре он понял: надо брать себя в руки. Надо создавать Змей. Тренировать их. И охотиться на монстров. Может быть, тогда станет легче.

Часть 2

«Наше дело»

Антон поначалу побаивался и крепкого седеющего дядьку со странным именем Шпиль, и черноволосую девчонку со злыми глазами и многочисленным пирсингом.

Шпиль старался говорить ласково, но от этого Антону становилось ещё страшнее, и он тихо радовался, когда дядька отвязывался.

Девчонка назвалась Дашей и сразу сказала:

– Я с тобой возиться не буду. Если что надо – спрашивай, подскажу, а сюсюкать с тобой не собираюсь.

Антону выделили комнату, и, дивное дело, ни Шпиль, ни Даша никогда не входили в неё без стука. Может, не такие уж они плохие?

Через неделю зашли Леон и Полоз. Леон закрылся на кухне со Шпилем. Полоз расспросил Антона, как тому здесь живётся, дал номер своего телефона, а потом долго общался с Дашей.

Антон завистливо вздохнул: вот бы и ему стать таким же крутым как Полоз! Он даже рядом со своим учителем выглядит взрослым.

Шпиль постоянно мотался по командировкам. Даша после школы закрывалась в своей комнате и слушала ужасную громкую музыку. Два-три раза за день, правда, выходила, молча готовила на двоих, стучала в комнату Антона и звала пить чай.

Во время четвёртой командировки Шпиля Антон отважился спросить:

– А Шпиль, ну, он твой папа?

– Нет. Дядя. Мамин брат.

– А мама твоя где?

Девчонка пожала плечами:

– Без понятия. Мне неинтересно.

Антон удивился: как это может быть неинтересно, где твоя мама? Видимо, на его лице отразилось удивление, так как Даша поморщилась и сказала:

– Она алкоголичка. Я ей не нужна. Она мне тоже.

Антон смотрел на неё во все глаза, но не спорил: в школе он слышал, что в семьях алкоголиков бывает всякое. Ещё похуже, чем у него.

– А твой дядя, он куда уезжает?

– Работать.

– А кем?

Даша вздохнула, но ругаться не стала. Вместо этого начала рассказывать о работе дяди: оказывается, он ездил по дальним странам по заданию какого-то специального отдела и собирал всякие редкие штуки для нужных другим видящим зелий, порошков и волшебных вещей.

Ого, а этот Шпиль крутой! Он столько всего видел, столько всего знает, ему поручают самые опасные и необычные задания! Антон даже забыл, что надо опасаться всего на свете, и слушал, открыв рот. Ох, сколько созданий существует в мире, сколько всего опасного и интересного! А ещё бывают амулеты, компасы, маски, ритуальные фигурки, защитные обереги – вот бы одним глазком взглянуть…

– Можно мне посмотреть? Пожалуйста… – Антон сам испугался своей дерзости, и последнее слово прошептал, боясь, что девчонка посмеётся над ним или скажет, что это не его собачье дело.

Даша пристально посмотрела на него – Антон невольно съёжился, потом вздохнула и сказала:

– Ладно. Только ничего не трогай.

Она выдвинула ящик с вилками и ложками, запустила руку куда-то в глубину и выудила ключ.

– Пошли.

В комнате Шпиля было как в музее: повсюду полки – одни открытые, другие застеклённые, а на полках чего только нет! Шкатулки, песочные часы, кинжалы и перстни, толстенные книги в потрёпанных обложках и странные рулончики бумаги, исписанные непонятными значками. Жуткие маски, старая растрескавшаяся посуда, кулоны, деревянные и каменные фигурки, чьи-то клыки и куча других штук, которые Антон опознать не смог.

Даша рассказывала про некоторые из них: вот этот клык Шпилю подарил северный шаман за помощь в поимке голодного духа с непроизносимым названием. А вот ту шкатулку хозяева считали проклятой и всучили Шпилю в качестве награды за изгнание паутинниц из подвала. А это – подарок напарника. Вон то – запечатанная злая тварь. Это для защиты дома от пади. А это…

В голове Антона смешались монстры и маски со стен, существа из его кошмаров и жуткие фигурки с очередной полочки.

– Эй, с тебя, кажется, хватит впечатлений. Давай-ка ещё чаю и спать.

Ночью Антону приснилась тень с красными глазами, которая гонялась за ним по каким-то джунглям и дико хохотала. Он проснулся мокрый от ледяного пота, дрожащий, напуганный.

Ему пришла в голосу страшная мысль: а вдруг все они ошиблись, и этот тёмный двойник вовсе не запечатан? Вдруг он где-то неподалёку: говорил же тогда Леон, что тень готовила его, Антона, для себя?

Он не выдержал и расплакался во весь голос, впервые со дня смерти отца, хотя он уже совсем взрослый – почти тринадцать!

В комнату постучали, потом Даша негромко спросила:

– Можно?

Зашла, не дожидаясь ответа. Села рядом на кровать и обняла. Так, как раньше только мама обнимала. Антон зашёлся плачем, прижавшись к чужой тощей девчонке. Она молча гладила его по спине.

А через два дня, на неделю раньше срока, вернулся Шпиль, непривычно мрачный и как будто больной. Сказал, что Леон погиб.

На похороны Антона не взяли. Он сидел в пустой чужой квартире и боялся. Вдруг из-за смерти Леона его печать на том кольце разрушится? И тогда тёмный двойник его найдёт! Точно найдёт! Прицепится к нему или того хуже к Шпилю. Тот изменится, как Антонов отец, и тогда конец и ему, и Даше, и всему вообще.

А вдруг Шпиль и так его выгонит? Он же Антона взял по просьбе друга… А друг умер – зачем ему теперь чужой мальчишка?

Антон изводился и никак не мог решить, что хуже: попасть в детдом или снова оказаться в одной квартире с человеком, одержимым красноглазой тенью?

Шпиль через три дня уехал. Но Антону спокойнее не стало. Он уже убедил себя, что печать разрушилась и тёмный двойник вышел на свободу. Вдруг тень с красными глазами следит за ними и теперь, когда Шпиля нет, точно нападёт⁈

Ночью после отъезда хозяина квартиры Антон вытащил ключ из ящика с вилками и ложками и осторожно открыл комнату с диковинками. Надо просто найти охранный амулет – и всё будет хорошо. Поставить его в спальню, и тогда тёмный двойник, даже если он выбрался из кольца, не найдёт Антона.

В темноте очертания масок и фигурок на стеллажах выглядели зловеще. Антон отчаянно трусил, но не звать же Дашу. Она хоть и старше, но ведь девчонка.

К тому же не надо, чтобы Шпиль об этом узнал. Он тогда точно рассердится и выгонит Антона.

Где-то вот на этой полке, за шкатулкой и песочными часами, должен быть амулет в виде квадрата, изрисованного знаками. Антон потянулся к амулету и задел часы. Они качнулись и рухнули на пол. Стекло разбилось с тонким звяканьем, а светлый, искрящийся песок не рассыпался, а завис в воздухе, свиваясь небольшим смерчем.

Что же это такое?

Антон попятился. Песчаный вихрь принял форму человечка и двинулся к замершему мальчишке.

– Ш-ш-ш… – прошептал человечек. – Ш-ш-ш…

Антон хотел закричать, но песчаный вихрь забился ему в рот и в глаза.

Когда он очнулся, за окном по-прежнему было темно. Уф, хорошо, что Даша ничего не заметила! А то ведь Шпилю расскажет.

Антон с трудом поднялся, размял затёкшие руки и ноги, осторожно собрал осколки. Странно, что песка на полу совсем нет. Он подумал немного и решил, что часы были пустые, а тот вихрь и человечек ему померещились со страху. Осторожно подвинул шкатулку, чтобы пустое место от часов не бросалось в глаза, и тихонько вышел, унося разбитые стёклышки. Завернул их в несколько салфеток и выбросил.

Ночью ему снился песок. Горячий, тяжёлый. Песок забивался под одежду, сыпался в уши, в глаза, в нос и в рот. Антон пытался освободиться, но получалось плохо. Текучий и вязкий песок неотвратимо погребал под собой задыхающегося пленника.

Утром он проснулся измотанным и вялым. Но это, наверное, оттого, что ночью переволновался, когда залез, куда не следует.

В комнату Шпиля он больше не заглядывал, Дашу разговорами не донимал и вообще старался быть тихим и незаметным.

Ночью ему снова снился песок, неотвратимо засыпающий его с ног до головы.

С утра Даша спросила:

– С тобой всё хорошо? Не заболел? Ты странно выглядишь…

Антон заверил её, что с ним всё в порядке. А сам долго разглядывал себя в зеркале в ванной, пытаясь понять, что с ним не так.

Вроде выглядит, как обычно. Бледный только чуток. И уставший, хотя ничего не делал.

На третью ночь он уже не пытался барахтаться в грудах песка. Сил нет. Пусть сыпется.

…кто-то тряс его за плечи и звал по имени. Он еле-еле разлепил глаза, с трудом сосредоточился и разглядел встревоженную Дашу.

– Наконец-то, Антон! Что случилось?

– Ничего…

– Я тебя добудиться не могла целый час. Наверное, ты всё-таки заболел!

– Да, может…

Признаваться в содеянном Антон не хотел ни за что. Если Шпиль его выгонит, он пропадёт! Надо как-то самому разобраться.

Дашка принесла градусник, велела померить температуру и пошла заваривать чай с малиной. Но Антон знал: не поможет.

Промаявшись до вечера, он решился. Позвонил Полозу. Тот уже спас его один раз – может, поможет и теперь?

– Да, кто это?

– Ну, это я… Антон… помнишь меня?

Полоз помолчал пару секунд, потом улыбнулся:

– А, новый воспитанник Шпиля? Помню, конечно. Что стряслось?

– Я… ну, мне нужна помощь…

– В чём дело?

– Я… – губы предательски задрожали, и Антон едва сумел сдержаться. – Ну, разбил часы… в комнате у Шпиля. Туда нельзя, а я полез… теперь болею… ну, и песок снится… я не знаю, что делать.

– Так, не паникуй. Давно болеешь?

– Третий день…

– А Дашка что?

– Ну, она не знает…

– Ладно. Мы с другом сейчас приедем. Жди.

Через полчаса к нему в комнату вошёл Полоз с незнакомым здоровенным мужиком. Антон хотел испугаться, но Полоз сказал:

– Это мой друг и одноклассник, Ужик.

«Какой же это Ужик? Это целый Удавище!» – подумал Антон.

Ужик осторожно пожал ему руку и прогудел:

– Очень приятно.

– Так, теперь иди отвлекать Дашку, а я посмотрю, что тут у нас.

Ужик кивнул и вышел.

Полоз выслушал сбивчивый рассказ Антона о песочных часах и снах, а потом велел ему лечь ровно и не шевелиться. Начертил в воздухе несколько странных знаков: они светились неприятно ярким бело-голубым светом и висели перед Полозом как в кино. Одни гасли тут же, другие сияли, пока Полоз их не развеял.

– Хм, интересно, – протянул он. – Ладно, надо ещё изучить место, где те часы стояли.

– Не говори Даше, – слабо запротестовал Антон. – Она Шпилю расскажет.

– Не расскажет! – усмехнулся Полоз. – Спорим?

И Антон поверил. Поверил, что Полоз точно знает, как лучше.

Полоз высунулся за дверь и позвал Дашу и Ужика.

Когда они подошли, он вышел из комнаты, но дверь закрывать не стал, и Антон всё прекрасно слышал.

– Ты права, Даша, – начал Полоз. – Антон нездоров.

– Что с ним? Надо «скорую» вызывать. Существ я здесь не видела. Да и откуда бы? Он из квартиры не выходит, а тут у нас всё закрыто печатями, знаками и ещё Шпиль знает чем.

– Это да. Так, Даша, дай слово, что то, что я скажу, останется между нами.

– В чём дело? – голос у Даши напряжённый. Натянутый как поводок, с которого рвётся пёс. Антон видел такого однажды: пёс, привязанный к перилам у магазина, увидел кота и прыгнул. Длины поводка не хватило, и он, захлёбываясь лаем, тянулся вслед убежавшему коту, натягивая поводок изо всех сил. Антон тогда подумал: точно лопнет!

– Дашь слово – всё расскажу.

– Хорошо. Никому. Кроме дяди.

– Нет. Никому – это и дяде тоже. Это будет наше дело. Мы и без него разберёмся.

– А если нет?

– А если дядю постоянно дёргать, он обрадуется?

– Нет, конечно, но тут особый случай. Антону же плохо!

– Антон и сам не хочет Шпиля втягивать. К тому же это ты ему племянница. А Антон кто? Никто. Если Шпиль решит, что от мальчишки одни проблемы, может его и в детдом сдать. Ты-то родная кровь.

– Шпиль не такой.

Теперь, судя по голосу, Даша нахмурилась.

– А ты считаешь, это неправильно больше заботиться о своих родных, чем о чужих?

– Правильно. Но…

– Вот и дай слово. Тебе в любом случае ничего не грозит.

– Да что случилось-то⁈ Ладно, обещаю: никому не скажу! Говори!

– Антон разбил песочные часы в комнате Шпиля. Видимо, сломал печать. И выпустил кого-то. Мне кажется, это песочный человечек. Надо посмотреть на то место, где часы разбились.

– Песочный человечек? Он же убьёт Антона!

– Уже третий день убивает. Времени мало, сама понимаешь. Открывай комнату. Я знаю: ты хочешь звонить дяде. Но ты обещала. Да и не успеет дядя помочь. Придётся и самой что-то делать. Я уверен, мы справимся сами. Не можем не справиться!

Даша промолчала. Сходила на кухню за ключом.

В комнату Антона сунулся здоровяк Ужик и сказал:

– Не бойся, пацан! Всё будет хорошо!

Антон кивнул, но бояться не перестал. Разве что самую малость: ведь Полоз сказал, что они справятся сами.

В комнате Шпиля они провели почти полчаса. Антон извёлся и испереживался. Но наконец к нему зашёл Полоз, за ним Даша и Ужик

– Эта тварь, – начал Полоз, – называется песочный человечек. Он крадёт жизнь, пока ты спишь. Заставляет, так сказать, песок твоей жизнь быстрее высыпаться – как-то так в дневнике Шпиля написано. Мы сейчас его изгоним. Ты, главное, не дёргайся. Твоя задача – сидеть спокойно и ничего не бояться. Ты же сможешь?

Антон кивнул. Если Полоз будет рядом, то можно не бояться: он же крутой.

– Отлично. Итак, Ужик рисуй защиту вокруг пацана. Даша, готовься ловить эту тварь. А я займусь изгнанием.

У Ужика, оказывается, кусочек мела в руке. У Полоза – нож. У Даши – большая шкатулка с толстенными стенками.

– Хорошо. Антон, соберись. Возможно, будет больно и точно будет страшно. Но недолго. Ты готов?

Антон постарался не дрожать на виду у всех и кивнул.

– Тогда начинаем!

Полоз поднял нож и начал чертить в воздухе замысловатые знаки. Гораздо сложнее тех, что он чертил, когда заходил сюда в первый раз.

Знаки сияли и искрились, и смотреть на них было больно, будто в глаза попали острые песчинки.

И ещё Антона отвлекал странный звук. Он прислушался. Где-то что-то шуршало.

Ш-ш-ш… ш-ш-ш… ш-ш-ш-ш-ш…

Антон потряс головой. Кажется, что шуршит прямо у него в ушах. Словно песок сыпется.

Ослепительно сияющие знаки вдруг сорвались с места и ринулись к нему. Как фары стремительно приближающихся машин. Или глаза чудовищных зверей, несущихся к добыче.