Текст книги "Обманутые сумасшествием (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Фабиан, будь добр, сходи глянь, что там такое… – капитан не приказал, а скорее попросил робота. Почти ласково.

– Слушаюсь, сэр.

Он удалился. Его не было минуту, две, три… Тишина снова отяжелела и стала почти ощутимой.

– Я пойду посмотрю! – Айрант громко отчеканил каждое слово, издевательски поглядывая на серьезные физиономии своих коллег. – Да-а… отважные навигаторы космоса, если мы с этого начинаем…

«…то каково же будет продолжение», – разумно было бы завершить мысль, но бортмех не произнес больше ни слова, так как дверь с легким шумом уплыла в сторону, и появился служебный робот.

– Господа, там никого нет. Все спокойно.

Его механическое «никого нет» просто резало сознание, как будто «кто-то» там мог быть.

– Может, просто треснула обшивка? – предположил Оди.

С этой мыслью вяло, но согласились. Впрочем, всеобщее настроение и тонус разговора перетерпели болезненный излом. Отпало желание шуток и острот, равно как глупых споров с выпячиванием собственного геройства. Линд что-то начал философствовать, но этим еще больше нагнетал меланхолической угрюмости.

– Если мы с самого начала не изгоним из сердца ростки врожденной боязливости, не поборем всякого рода фобии, то последствия могут обернуться настоящей болезнью. Считайте, что я говорю вам это как бортовой врач. Психастения – слышали о такой заразе? Кстати, вы же помните историю о мистере Хэлтоне? Я ее рассказывал?

Молчание. Значит, не рассказывал. Линд, любитель поучительных сентенций, по всякому поводу имел в запасе какую-нибудь историю: не поймешь, то ли он сам их сочиняет, то ли действительно где-то нахватался. Слушали его обычно с интересом, даже с большим интересом, чем похабные анекдоты Айранта.

– А это забавный случай. Могу вас сразу успокоить, он произошел не на Флинтронне, а на Земле, еще точнее – в Англии. Жил-был такой мистер Хэлтон, который постоянно всего боялся. Любой пустяк, какая-нибудь неприятная мелочь, недобрый слух или чей-то угрожающий взгляд – короче, любая причина и любое отсутствие причины отражались в его душе болезненными переживаниями. Как мог, пытался он бороться со своим душевным недугом, но не в состоянии был скрыть от окружающих ни бледность лица, ни предательскую дрожь в голосе. Наступит темнота, послышится резкий внезапный звук, появится на дороге шабутная компания – страх сразу выходил наружу в образе побледневших щек, искореженной мимики лица и пугливого блеска в глазах. Вот такой был человек… У него, впрочем, имелась жена, неплохой дом, деньги – в общем, все как у людей. И вот однажды…

Линд-рассказчик, по своему обыкновению, прерывал историю и выдерживал долгую паузу, чтобы понаблюдать, какое впечатление производят его слова на слушающих. Сейчас он неспеша налил себе сока и принялся его смаковать. Остальные, исключая Фабиана, покорно смотрели ему в глаза. Фабиан всегда и во всем являлся исключением. Впрочем, он тоже слушал – равнодушно, безучастно, осмысливая лишь то, что способен был осмыслить. Айрант нетерпеливо поерзал в кресле:

– Ну! Чего там «однажды»?.. Колись, раз уж начал.

– Однажды какой-то идиот звонит ему и шутки ради грубым хриплым голосом сообщает: «Мистер Хэлтон, сегодня ровно в двенадцать часов ночи вы умрете…». И все. Конец связи… Тот в панике стал перебирать всех своих знакомых, коллег по работе, родственников, даже случайных встречных, не понимая – кому он мог встать поперек дороги. Весь день он был не в состоянии что-либо делать, все валилось из рук. Позвонил своему другу в полицию, но тот, как назло, уехал на уик энд. Жена в это время лежала в больнице. И так прошел вечер… Было уже одиннадцать, на улице темнело, а беднягу стало трясти от панического страха. Он позакрывал на ключ все двери, заперся у себя в кабинете, взял пистолет и стал прислушиваться к каждому звуку. А звуков было достаточно, чтобы фантазия рисовала из них кошмарные домыслы действительности. Вдобавок ко всему на улице еще завыл ветер. То ему казалось, что скрипнула калитка, то якобы чьи-то шаги за окном, то голоса. Потом он вдруг подумал, что в кабинет может целиться снайпер, и забился в самый угол. Несчастный был до такой степени поражен собственным безумием, что в каждом шорохе ему грезились происки киллеров. А время… Время неуклонно приближалось к двенадцати. Дальше случилось вот что: его любимый кот Мартин стал снаружи царапать дверь его кабинета: таким способом коты просто точат когти. А ему показалось, что это убийца копошится в дверном замке. Не выдержав внутреннего перенапряжения, Хэлтон подумал: «Нет, лучше сам… лучше я сам…». И с этой мыслью навел дрожащей рукой дуло пистолета себе в висок. Раздался выстрел…

Среди слушающих пребывала полнейшая тишина, как будто на самом деле только что раздался выстрел.

– И это все? – спросил Оди.

– Нет, не все. Как раз в тот момент часы пробили двенадцать.

С полминуты, не больше, память мистера Хэлтона почтили молчанием, затем стали расходиться по своим каютам. Айрант пожелал всем кошмарных сновидений. На том и закончили. Один только Фабиан, отключив питание, остался на месте, превратившись в собственный неподвижный макет, и взором потухших фотоэлементов уставился в стену напротив. Робот перешел в так называемый «спящий режим», когда работало только аварийное питание, готовое в любой момент пробудить весь механизм в случае внешнего раздражения. Снов Фабиан не видел, его электронная душа тонула в полной темноте. А таверна опустела, ее тоже окутали черные паутины мрака…

* * *

Примерно в той же обстановке и с той же незамысловатой болтовней между сменами прошли первые несколько суток пребывания на Флинтронне. Ощущения не баловали своим многообразием, и окружающий антураж явно не пестрил красотами: беспроглядная масса тьмы, рев планетоходов и всюду могилы, могилы, могилы… Словно в мире уже не осталось ничего реального, кроме этих проклятых могил. Единственной сомнительной отрадой было наблюдать, как медленно, но все же уменьшается количество трупов в грузовом отсеке. Работа двигалась и до ее завершения оставались ни дни, ни недели, ни даже месяцы, а определенное количество умерших душ. Особая единица измерения времени, присущая только Флинтронне. Впрочем, неожиданности тоже случались. Самые неожиданные неожиданности из всех неожиданностей, которые не ожидаешь, но они неожиданно грядут… Во как завернуто!

Однажды во время работы Кьюнг остался на некоторое время в одиночестве, Оди необходимо было отлучиться в звездолет. Он просто стоял и мертво глядел в пустоту, разминая мышцы ноющего тела. Вдруг он почувствовал, как чья-то рука схватила его сзади за плечо. Слово, вырвавшееся из его уст, было простым рефлексом:

– Оди, ты?

Радиосвязь молчала. Да и не мог Оди так скоро вернуться. Кьюнг чувствовал, что неведомая рука продолжает сжимать плечо.

– Кто?!

Опять молчание. И в этот момент почудилось, что звезды перестали мерцать, точно заледенев от некого вселенского колдовства. Космос замер в предвестии чего-то страшного. Он стал еще чернее, чем обычно. Мысль о Галлюциях даже не рассматривалась, так быстро они не возникают. И вот тогда-то пришел этот зловещий шепот, мерзкий скрипучий голос – как напильник по сознанию:

– Я-я… мумия-я… из могилы воссташ-ша… живых-х людей поедохом… позавтракахом и поужинахом… все косточки обглодахом…

Кьюнг поглядел на свое плечо, но вместо костлявой руки с истлевшей плотью увидел там вздутую перчатку скафандра, да и в замогильном шептании «мумии» прослушивался тембр голоса Айранта. Капитан покрепче сжал лопату, приподнял ее и, не оборачиваясь, громко произнес:

– А если вот этой самой лопатой по гнилому темечку ка-ак бабахом!! Аппетит сразу пропадет или еще осиновый кол в глотку надо?

Айрант громко расхохотался.

– Скажи честно, ведь ты испугался!

– Шел бы ты на хрен, идиот! Вот у Оди, например, от таких шуточек мог вообще быть сердечный приступ. Ты на самом деле придурок?

– Испугался! Испугался! – бортмех даже запрыгал от собственного торжества. – Кому рассказать, не поверят: великий навигатор космоса Кьюнг Нилтон испугался какой-то вшивой мумии, поднявшейся из могилы!.. Да я ее уже давно назад закопал, не переживай…

Лишь много-много времени спустя капитан нехотя признался себе, что (черт бы все побрал!) ведь на самом деле в тот момент слегка труханул. Шутки шутками, но в эти первые, относительно спокойные и ламинарно текущие дни никто и не думал, даже в качестве предположения, какой сумбур событий вскоре начнет развиваться на фоне этой жуткой спрессованной темноты, какие странные, не объяснимые ни умом, ни интуицией, вещи будут твориться вокруг. Ни в одной из прежних похоронных компаний, ни в одном из отчетов не упоминалось еще ничего подобного. Проклятие, тяготеющее над планетой, станет медленно сводить всех с ума. В то время станет уж явно не до розыгрышей. И тем более, никто не мог знать, каким непредсказуемым, полным страстей и ярости, будет выглядеть финал всех этих злоключений. Если столь туманная формулировка, опережающая события, сойдет за пророчество, то пусть так оно и будет. Грядущее нетерпеливо ожидало своего исполнения. Настоящее беспечно дремало в зыбком сне полусуществования, лениво, как четки, перебирая вереницу дней – черных как галактическая тьма.

Началось все, пожалуй, с невинного и незначительного происшествия, случившегося суток десять после посадки.

Линд и Фастер уже перестали вести счет захороненным телам, найдя это занятие столь же бессмысленным, как, например, считать звезды на умершем небосклоне Флинтронны. Ряды свежих могил росли и росли, заполняя собой все большую территорию песчаной поверхности: прямые, стройные, чем-то похожие на ряды огромнейшей армии, что своей многочисленностью простиралась до горизонтов. Армия, как и подобает, медленно наступала. Пустеющее пространство песков, с чем шла война, так же медленно отползало назад.

– Мне эти застывшие физиономии будут сниться до конца жизни, – ворчал Линд, уже в сотый, если не в тысячный раз подходя к контейнеру с трупами. – Эй, Фастер, чего ты там застрял?

Из динамиков связи сначала выползло какое-то шипение, затем невнятное бормотание и только потом отчетливые слова:

– Вот еще напасть… что за ерунда?

– Тебя долго ждать?

– Да я не могу… иди помоги!

Линд настороженно вгляделся во тьму и увидел вдали копошащуюся фигуру в скафандре. Подойдя ближе, он стал свидетелем совсем уж нелепой картины. Фастер одной ногой провалился по колено в песках и тщетно пытался освободиться из плена, оставшейся свободной ногой толкая вниз всю планету.

– Ну ты молодец! Куда это тебя угораздило?

– Откуда я знаю?

– А чего вообще сюда приперся? Мы же работаем в другой стороне.

– Просто хотел посмотреть…

– Ну и как, посмотрел? – Врач, чуя, что ничего серьезного не произошло, решил немного повременить и позабавить себя зрелищем. – Говорю, чего посмотрел-то?

Фастер извивался, то сжимаясь в комок, то растягиваясь, как это делает червяк, если ему наступить на один из концов. Бесполезно. Нога словно увязла в болоте.

– Вытащи меня отсюда! Чего стоишь? – из-под обзорного стекла скафандра в сторону врача сверкнул негодующий взгляд. – Весело, да?

Линд обхватил своего напарника и что есть силы рванул на себя. Небо и земля на какие-то мгновенья пошатнулись, и оба шлепнулись на пески. Едва почувствовав свободу, Фастер не стал обременять свой язык словами благодарности, а сразу посветил назад. Дыра зияла чернеющим пятном, уходя вглубь и привораживая к себе пару недоумевающих взоров. Небольшая в диаметре, но достаточная, чтобы стать ловушкой для неуклюжих ног. Он засунул туда руку, но пальцы так и не встретили препятствие. Кажется… да нет, не кажется, а точно: она уходила под ближайшую могилу. Аномальное образование пока не вызывало серьезного опасения, но настойчиво требовало какого-нибудь объяснения.

– Романтика… – Линд опять вставил это нелепое слово, скорее всего от неспособности произнести что-то более осмысленное, но тут же высказал предположение: – Может, она образовалась от падения метеорита?

Бритая голова Фастера как-то неуклюже блуждала в запотевшем шлеме скафандра, его взор был рассеян. Он зачем-то посмотрел на небо, откуда действительно иногда ниспадали всякого рода причуды богов, и произнес:

– Другой версии и не придумаешь… Хотя для падения метеорита слишком неестественный угол, да и не мог он пройти так глубоко, если…

– Если что? Или если кто? Или если чего?

– Если только кто-нибудь из прежних похоронных компаний шутки ради не пробурил здесь отверстие.

Линд нажал одну кнопку на своем комбинезоне и включился внутренний кондиционер. Запотевшее стекло скафандра, сквозь которое и без того нереальный мир превратился уже в матовую пелену, начало проясняться. Все вещи и зримые образы вновь стали отчетливыми.

– Головы бы поотрывать за такие шутки… Да нет, я так не думаю.

Гипотезы гипотезами, а факт оставался фактом: черная, назойливая для глаз дыра, ныряя в пески, находилась прямо перед ними. До нее можно было дотронуться, пощупать руками – словом, лишний разубедиться в факте ее существования.

– Да и черт с ним! – махнул рукой Линд. – Пойдем работать. До конца смены уже осталось немного.

Планетоход, на совесть разрыв очередную яму, тихо гудел, ожидая дальнейших распоряжений. Тишина вселенской ночи пыталась глушить этот звук, а ее холод, недоступный для тела, все же сумел проникнуть в душу: там поселилась какая-то неясная, неразборчивая, но ощутимая тревога.

Этим вечером, когда внутрибортовые огни звездолета уже имитировали поздние цвета заката, вся компания по обычаю начала собираться в своем «ресторане на экзотичном побережье». Появление Айранта было самым шумным и ничем не уступало явлению некого блуждающего смерча. Бортмех забежал в таверну весь вспотевший и громко взмолился:

– Пить! Пить! И еще раз пить! Просто сдыхаю от жажды! О небо! Пролей нам дождя! – он простер обе руки к мозаичному потолку и сумрачно добавил: – М-да… от местного неба дождя хренушки когда дождешься! Ну дайте хотя бы сока глотнуть.

Бортмех суматошными движениями налил себе целый стакан и, расплескивая вовсе стороны манящую ароматом жидкость, припал к нему пересохшими губами. Честное слово, даже к женщинам он редко когда с такой вот страстью припадал своими губами. Потом добавил:

– Когда мучит жажда, от фруктового сока у меня просто сносит крышу! Специально долго не пью, мучаю себя воздержанием, чтобы потом испытать это неземное блаженство! – после этих слов он плюхнулся в кресло и размяк.

Приступая к очередному ужину, компания, наверное уже в стотысячный раз слушала шумы виртуального моря да перешептывания фантомных посетителей таверны. Целое море без капли влаги и масса людей без искорки каких-либо чувств. Некоторым это начинало поднадоедать. И Фастер выдвинул идею сменить программу иллюзиона:

– Если хотите, перезагрузить наше зазеркалье недолго. Можно изобразить что-нибудь другое, столь же красивое и впечатляющее. Ну, например, небоскребы мегаполиса, движение машин… или наоборот, окунуться в сельскую идиллию: запрограммировать цветущее поле, рядом деревню и бегающих молодых девиц.

– …желательно обнаженных! – Айрант просто не мог, чтобы во всякое происходящее явление не вставить свою реплику. Он отправил себе в рот приличную порцию салата и, дережируя в воздухе вилкой, воодушевленно продолжал: – Кстати, у меня тоже по этому поводу неплохие мысли. Ты ведь, Фастер, помимо монашеских подвигов, числишься у нас как знаменитый программист и электронщик. И наверняка сможешь заложить в компьютер панораму планеты Флинтронна. Представьте только, какая экзотика: мы сидим здесь, пьем суанский чай, а вокруг загадочная темнота и одни могилы, могилы, могилы… Чем не зрелище, а?

Бортмех громко расхохотался над собственной глупостью, но этот смех никто больше не поддержал.

– Мы их можем нарисовать на стенах твоей каюты, причем, без компьютера, а простым фломастером. Наслаждайся сколько влезет! – равнодушно сказал Кьюнг. – А мне лично больше нравится шум прибрежных волн. Успокаивает нервы.

История о том, как Фастер провалился в песках, мало кого заинтересовала всерьез. Всякие дыры и трещины на поверхности вряд ли тянули на сенсацию. Это действительно мог быть упавший метеорит. Можно, конечно, раскопать то место и поглядеть, да лень тратить время. Измотанные и откровенно-уставшие после каждой смены они едва находили в себе силы, чтобы шевелить мозгами да поворачивать в разные стороны языком, а заняться еще какими-то любительскими раскопками… Короче, решили вычеркнуть эту проблему из списка проблем вообще.

– Кстати, у нас имеется один эксклюзивный заказ, – сообщил Кьюнг. – И думаю, лучше не откладывать его на неопределенное будущее. Будущее здесь слишком зыбко, как, впрочем, и настоящее. Словом, быстрее сделаем – быстрей скинем с плеч лишнее бремя.

– Чего там еще?

– Эксгумация трупа.

– Ого! Это уже интересней! – Линд оживился, даже заулыбался, словно речь шла о приятной новости для него лично. – А в честь какого события?

Капитан посмотрел на него, как обычно смотрят на пустое место и, даже не отвечая на вопрос, а как бы продолжая собственную мысль, добавил:

– В Англии… если вы еще не забыли, на Земле есть такая страна… Так вот, там живет одна чудаковатая семья, помешанная на всяких реликвиях, геральдике и тому подобном. Лет десять назад на Флинтронне похоронили их богатого родственника. Уточняю: очень богатого, потомка древних графов, в детали я не вдавался… В общем, на палец покойному по ошибке вместо обыкновенного перстня надели какой-то древнейший экземпляр из семейного музея, сотворенный еще в период Перечеркнутых веков. Говорят, что этот чудо-перстень носил сам король Эдуант. Наша задача проста: откопать труп, взять перстень и произвести повторное захоронение. Вот и все. Этим займемся мы с Оди, причем, завтра.

– Далеко? – спросил Оди.

– Мили две придется идти пешком… Пойдем с песнями, ты не беспокойся. Дело в том, что могилы расположены так близко друг к другу, что планетоход между ними не пройдет. Откапывать, разумеется, будем вручную.

Вот тут, кажется, и начиналась настоящая романтика. Совершить победоносное шествие в самую сердцевину кладбища, да еще «с песнями», под надежной защитой непроницаемого мрака – мечта… Честное слово, мечта всех любителей острых ощущений. Оди неопределенным взором стал блуждать по расписанному мозаикой потолку и надолго выключился из беседы…

* * *

Утро на «Гермесе» подкрадывалось также тихо и незаметно, как в обыденном мире привычных вещей и событий. Сонливые, задремавшие закоулки звездолета: каюты, множество отсеков, переходные салоны, насквозь пропитанные мраком, под действием медленного прилива искусственных лучей постепенно обретали форму и цвет, как бы рождаясь заново. Свет оживлял полновластную хранительницу ночи Тишину, и она начинала дышать звуками ранней зари.

Лишь когда из кают начинали доноситься мелодичные трели будильников, первые возгласы, первые матершинные слова, то можно было смело утверждать – утро уже наступило. Впрочем, в один миг оно становилось мрачнее ночи, как только экипаж покидал свое привычное обиталище. Там, на планете, времена суток, времена года, времена радостей и печалей всегда были окрашены монотонным и монолитным цветом унылой черноты.

Кьюнг и Оди, вооруженные лопатами и фонарями, пробирались сквозь ряды нескончаемых памятников, как в неком лабиринте смертей, замурованные в темноту и погруженные в необъяснимое молчание. Блуждающий, что-то выискивающий фонарь Оди никак не мог успокоиться в его руке и постоянно вращался, светя по сторонам. Тот часто спотыкался, извергая неясные звуки, так что капитану приходилось несколько раз оборачиваться и задавать один и тот же вопрос:

– Ты чего?

Выслушивая одинаковый ответ:

– Да нет, ничего. Идем дальше.

Фонари, освещая памятники, бросали от них на пески зловещие тени, которые постоянно перемещались, рисуя на поверхности самые уродливые фигуры сказочных монстров. Собственное движение создавало иллюзию движения постороннего. Оди чувствовал, что сильно потеет, даже постоянно включенный кондиционер не помогал. Воспоминания далекого детства вдруг ожили, вылезли из головы и навязчиво принялись крутиться перед взором. Там, в глубине Прошлого, свора детворы забавы ради ходила по вечерам на кладбище, подбадривая друг друга байками о привидениях, популярными в этом возрасте «страшными историями», искусственно накаляя чувства и получая от этих прогулок непередаваемое ощущение остроты жизни. Оди, насколько себя помнил мальчишкой, не упускал ни единого случая вписаться в подобного рода компанию. Во время таких паломничеств было просто святым делом хотя бы в мечтах побывать на Флинтронне.

Да. Здесь все выглядело в десятки раз более угнетающе. Мысль о том, что повсюду: сверху, снизу, с разных сторон света простираются сотни парсеков безлюдной пустоты, вызывала порой в его душе паническую беспомощность. Здесь некуда бежать, некого позвать на помощь, если вдруг что-то там… Нет возможности даже надеяться на наступление настоящего утра, в коем воинственные солнечные лучи разгонят всякие глупые страхи.

Оди мотнул головой. От кого бежать?.. Зачем звать на помощь?.. К чему дожидаться утра?.. Что за мысли-придурки лезут ему в сознание? Надо успокоиться. Просто успокоиться и делать свою работу, у которой имеется неплохой денежный эквивалент.

– Все, стоп! – голос Кьюнга прервал мучительное и долгое молчание. Он посветил сначала на свою карту, затем на одну из могил и добавил: – Это здесь… Мэди Мэблин Йоркский. Все сходится: дата рождения и дата смерти… Давай для начала, в качестве прелюдии оттащим в сторону памятник. Когда начнем копать, первые полтора фута глубины можно рыть смело, потом осторожней, а как дойдем до полиэритана, придется разгребать руками, чтобы не повредить труп.

Оди кивнул неповоротливым шлемом скафандра и принялся за работу.

Да-а… ковырять вручную затверделый грунт было занятием как минимум нескучным. Свет от фонаря Кьюнга бил ему прямо в лицо, и от этого движущаяся фигура капитана походила на бессодержательный призрак. Иллюзии как-то сами собой стали перерождаться в нелепые предположения. На фоне всерастворяющей тьмы был заметен только его комбинезон. А под стеклом скафандра… кажется, ничего не было! Такая же тьма!

Оди оставил лопату и наспех стал шарить по песку, ища свой фонарь. Наконец, нащупав его, посветил вперед. Кьюнг выругался:

– А ну, убери свет! Чего слепишь глаза?!

Его напарник перевел дух и продолжал рытье. «Глупо, глупо… Как все глупо!», – стучало у него в голове. Песчано-глинистый грунт вырывался из ямы черным фейерверком, искрился в воздухе и вновь исчезал во мраке. Точно салютовал бесконечной черноте космоса. Чем глубже опускались их ноги, тем менее реальным казался мир вокруг. Почти в прямом смысле они погружались в трясину загробного бытия.

– Все! Лопаты в стороны!

Далее они принялись руками выгребать комки рыхлой глины, уже нащупывая в некоторых местах контуры тела. Оди почти ничего не видел сквозь запотевшее стекло и работал чисто машинально. Он себя просто ненавидел за эту инфантильную боязливость, которую всем видом старался скрывать, но окружающие оказывались догадливее, чем этого хотелось бы. Злился на свой страх, но изгнать его из сердца был не в состоянии. Еще перед самым полетом его воля долго колебалась между природной трусливостью и хорошим заработком, пообещанным Похоронной компанией Стробстона. Между разжиженной решимостью и «черной» мечтой своего детства. Деньги, разумеется, перетянули. Алчность рано или поздно всегда берет верх как в приключенческих романах, так и в реальной жизни.

Кьюнг вдруг резко поднялся и вылез из ямы.

– Я скоро вернусь.

– Ты куда? – голос Оди почти дрожал.

– Ну по нужде!.. По нужде сходить надо! Ка-а-ка-а… пись-пись… – Кьюнг заматерился от злости и скрылся во мраке.

Этот сардонический юмор поверг Оди в еще большую подавленность. Над его нелепыми страхами все здесь иронизировали, как бы безобидно, и в то же время весело унижая его человеческое достоинство. Он тоже от души выругался. Тут между делом можно заметить, что «хождение по нужде» в условиях смертоносной атмосферы являлось целой процедурой, мучительной и нелепой, которую нет смысла описывать хотя бы из соображений морали. Но если бы посмотреть на это со стороны… целая трагикомедия, честное слово.

Итак, Оди остался один. С тишиной, могилами и полумертвым светом фонаря. Он чувствовал, как дрожит его тело и ненавидел себя еще больше. Пытался вспомнить самые радужные моменты своей жизни, чтобы отогнать прочь болезненную идиосинкразию, терзающую все его существо – мозг, кости, плоть. По нервам от головы до ног как будто пропустили токи высокого напряжения. Перед глазами издевательски плясали какие-то неясные образы, воспоминания не действовали. Все было мертво, кроме бушующего в омутах души страха. Страх Оди иногда представлял себе в виде черного мохнатого существа, которое сидит в грудной клетке и смачно поедает внутренности, громко чавкая при этом. Его пытаешься отогнать, а оно, падла, еще огрызается. Дальнейшее произошло как-то само по себе. Оди бессознательно направил взор вглубь могилы, в которой…

…в ту же секунду из динамиков Кьюнга, словно взрыв, раздался пронзительный крик, переходящий в хрипоту. Такие вопли редко услышишь даже на скотобойне. Еще и неожиданность произошедшего… Короче, даже волевой капитан вздрогнул. Так и не опорожнившись, он с руганью бросился назад. Оди сидел на песках, не производя никаких движений. Его искореженная ужасом физиономия отчетливо проглядывалась сквозь прозрачное забрало скафандра.

– Ну, что опять?! – Кьюнг пережил сильное искушение надавать ему подзатыльников. – Какого черта орешь?! Когда до тебя наконец дойдет, что мы в реальном мире, понимаешь?!

– Там…

Капитан посветил в яму. Поначалу ничего невозможно было разобрать – лишь матовая краснота грунта. Потом показалось или почудилось… или померещилось некое движение. Даже нет… Вернее, словно кто-то копошился в глине. Если Кьюнг в этот момент и испытывал какой-то страх, то решительно на него плюнул. Он просто нагнулся и стал рассматривать аномальное явление. У Флинтронны были свои причуды: об этом знали и раньше. Можно было сразу успокоиться в одном: мертвый не поднялся со своего места и не начал скрежетать прогнившими зубами, жаждая человеческих жертв, как нередко случается в мистических сериалах.

Слава всем богам, они действительно находились в реальном мире, и все оказалось намного проще.

Могильные черви…

Казалось бы, обыденное явление на кладбищах: чего тут орать и чему удивляться? Маленькие белые твари, не обращая внимание на вторжение в их личную жизнь, продолжали свою работу, извиваясь в разные стороны – зрелище действительно довольно жутковатое. Кьюнг долго молчал, прежде чем подал первую реплику:

– Чертова планета! Откуда они здесь?

Оди к тому времени пришел в себя и внушительно произнес:

– Капитан! Разве ты не понимаешь, что этого не может быть! Потому что не может быть в принципе! До начала похоронных компаний планета была абсолютно безжизненной! Ни единой бактерии!

– Да заткнись ты… Мы ведь занесли на нее жизнь.

– Мы занесли смерть!

Ну прямо как два философа, спорящие о жизни и смерти – извечных постулатах бытия. Кьюнг не знал что ответить. Он находился в явном замешательстве и долго всматривался в эти омерзительные создания. Одно несомненно: они были реальны. Затем он взял лопату, осторожно копнул около той области, где должна находиться голова покойника, и медленно нажал на черенок. Из-под глиняного покрова выглянуло полуизъеденное лицо, слипшиеся волосы, ряды черных зубов. От полиэританового пакета почти ничего не осталось. Полиэритан, оказывается, являлся изысканным лакомством для этих паразитов. Вторжение в загробный мир происходило здесь крайне редко, и лицезреть его искореженных обитателей с постчеловеческой внешностью удавалось также нечасто. Оди не проявил больше ни малейшего желания понаблюдать за этим уникальным зрелищем, он уже стыдился своего крика, с горечью предвкушая издевательские насмешки со стороны Айранта, как только весть о случившемся достигнет его ушей. В такие вот драматические минуты ненависть к самому себе достигала апогея.

– Спокойно, приятель, объяснение этому поищем потом. А сейчас нам надо делать свое дело.

Тем же способом капитан отыскал кисти рук, обтянутые черной кожей как перчатками, этот злополучный перстень, вежливо снял его, чтобы отдать английскому королю, если случайно его встретит. Потом произошло нечто странное. Он поднял пару червей и сунул их в карман скафандра. Кажется, те уже были мертвы. В глубине могилы тем временем произошли изменения: там исчезли признаки всякого движения. Представление закончилось. Актеры замерли в самых изощренных позах.

– Похоже, их убила метановая атмосфера… Зарываем назад и сматываемся отсюда.

Оди, пошатываясь, поднялся на собственные задние конечности. Кладбище отсюда казалось просто безграничным. В какую бы сторону он не направил пугливый луч слабого фонаря: спереди, сзади, справа и слева – одни скорбные памятники, где-то вдали сливающиеся с чернотой полного небытия. Он уже боялся поднять голову вверх, даже созвездия стали ему казаться символами смерти: они походили то на кресты, то на многоугольные гробы. А млечный путь (на Земле бы до этого никто не догадался!) вообще похоронная траурная лента, уныло извивающаяся от ветров космоса.

– Капитан! Ваш приказ зарывать яму назад и как можно скорее сматываться отсюда я выполняю с особым усердием! Прошу это отметить в моем личном деле. – И он резко воткнул лопату в рыхлый грунт.

* * *

Весь вечер Линд копошился с анализами, исследуя этих паразитов до клеточного уровня. Каждый наспех что-то соображал, ибо случившееся требовало незамедлительных объяснений во избежание дальнейшего конфуза всей компании. Оди направился в таверну приготовить что-нибудь на ужин, остальные находились в лаборатории. Кьюнг нервозно барабанил пальцами по столу, сочетая это занятие с напряженной мысленной деятельностью. Айрант закрыл один глаз, а другим пристально следил, как врач склоняется над коллекцией своих микроскопов и что-то там бормочет. Фастер на все случаи жизни был и оставался Фастером: перебирал четками, смотря в пустоту. Наконец Линд выпрямился и помассажировал себе шею.

– Ничего в них особенного нет – черви как черви. Под песками они вырабатывают кислород из селитры – вот, пожалуй, единственная отличительная черта. А при соприкосновении с местной ядовитой атмосферой быстро погибают.

– Ты главное скажи: с чего бы они здесь взялись?