Текст книги "Называйте меня пророком"

Автор книги: Андрей Воронцов

– Вы шутите? – вскричал возмущенный клиент. – Все крали! Все обманывали! А расплачиваться должен я?!

– Делайте, как хотите, – отвернулся Енисеев.

Лицо Бориса Михайловича снова побагровело, в углах рта появилась пена.

– Мне душно. Хочу на воздух, – распуская узел галстука, прохрипел он и побрел к двери.

Но начальник охраны преградил ему путь.

– Нельзя, шеф. Вторая машина еще не подъехала. На улице могут быть снайпера.

Охранники окружили хозяина и снова оттеснили его в угол. Борис Михайлович с тоской озирался вокруг себя.

– Тогда откройте окна!

– Нельзя, – снова покачал головой старшой. – Могут кинуть гранату.

Клиент обмяк на руках у охранников, стал валиться набок.

– Сейчас, сейчас! Кондиционер! – Ступар, наконец, вышел из ступора, схватил со стола пульт и нацелился в панель кондиционера.

Охранники оттащили Бориса Михайловича к дивану и уложили.

– Сердце!.. – пожаловался он. – Нитроглицерину! Помогите! Отдаю деньги бедным!

– Он что – сердечник? – похолодев, спросил Енисеев у охранников.

Один из них кивнул.

– Где у него нитроглицерин?

– Обычно – в нагрудном кармане.

– Так дайте же ему!

Однако, как назло, достать нитроглицерин из кармашка пиджака не позволял бронежилет. Толкая друг друга, охранники стали расстегивать его. Но Борис Михайлович вдруг изогнулся дугой и забился в судорогах. Изо рта его хлопьями полетела пена.

Ступар дрожащими руками схватил телефонную трубку.

– «Скорая», «скорая»!..

Но «скорая» не понадобилась. Судороги прекратились так же внезапно, как начались. Борис Михайлович обмяк, запрокинул голову, из груди его вырвалось что-то похожее на «ххаа!». Это «ххаа!» было его жизнью. Или, может быть, душой. Борис Михайлович затих, удивленно открыв свой сдавленный с боков, как у карася, рот. Остекленевшие глаза его были неподвижны. Он так и не успел отдать деньги бедным.

Часть вторая

1

Суд приговорил Енисеева к двум годам тюрьмы условно. Он мог бы оказаться и в тюрьме, если бы Ступар и охрана не подтвердили, что опасения умереть от рук наемных убийц у Бориса Михайловича действительно были. Но суд не нашел, да и не мог найти никаких доказательств того, что клиенту грозила смерть от рук киллеров именно в этот день. И, напротив, посчитал, что «так называемое предсказание» Енисеева могло спровоцировать ее. Подавленный случившимся Енисеев, кстати, с этим и не спорил. В сущности, обвинение было право: Борис Михайлович умер напророченной им смертью. А может, и в результате этого пророчества. Енисеев стал орудием судьбы и орудием отнюдь не пассивным: ведь он счел привлекательным для себя сотрудничество со Ступаром. У Енисеева было одно оправдание: он не лгал Борису Михайловичу, говорил то, что думал.

Само собой, в провидческие способности Енисеева судья не поверил, а прокурор даже хотел обвинить его в том, что он напророчил смерть клиенту небескорыстно, с целью получить с него побольше денег. Енисеева спас договор с АВПП, в который по его настоянию был внесен пункт об отказе от гонорара, если прогноз сулит угрозу жизни и здоровью клиенту. Но сам договор свидетельствовал, скорее, против Енисеева. В нем не было слов «пророчество», «предсказание»: осторожный Ступар избегал их, предпочитая «прогноз», «консультацию». Суд посчитал, что Енисеев вышел за рамки договора об оказании услуг аналитического характера, предлагая клиенту принять на веру возможность близкой смерти. По мнению обвинителя, Енисеев вообще не имел права заниматься прорицаниями, поскольку не получал лицензии на подобного рода деятельность.

Рассказ Ступара о том, как Енисеев предсказал гибель самолета Леха Качиньского и поражение на президентских выборах его брата, не вызвал доверия суда ввиду отсутствия свидетелей с польской стороны. Ксения Аркадьевна на просьбу Льва Даниловича выступить свидетелем защиты ответила категорическим отказом и запретила вообще упоминать о своих визитах в агентство: она простила гаишника и не собиралась делать свою личную жизнь достоянием общественности. Правда, в суд хотела пойти Надя с рассказом о предсказании Енисеева в самолете Москва – Иркутск, но он ей не разрешил. Кто поверит показаниям жены обвиняемого? Суд, однако, принял как доказательства представленные Ступаром статьи Енисеева «Пришел, увидел, победил» и «ВОНА начинает, но не выигрывает», – но как доказательства его аналитических способностей, а не оракульских.

Этот суд, наверное, был вторым после процесса Грабового, обещавшего воскрешать покойников за тысячу долларов, в котором на скамье подсудимых оказался человек, прибегавший в своей деятельности к сверхъестественным силам, или, как еще говорили, применявший «ненаучные практики». Поэтому маленький зальчик судебных заседаний был переполнен журналистами, в том числе с телевидения. Пребывавший дотоле безвестным Енисеев быстро стал известен. Но он дорого бы дал, чтобы избежать этой известности. Журналисты ждали от процесса по делу о смерти Бориса Михайловича либо сенсационных подтверждений способностей Енисеева, либо разоблачения его как шарлатана и самозванца. Поскольку сенсационных подтверждений на суде не прозвучало, пишущая и снимающая братия выбрала разоблачение. Как говорится, – бизнес, ничего личного. Енисеев увидел себя на экране телевизора в программах новостей, на страницах газет в сопровождении самых ехидных комментариев. Например, одна из заметок о Енисееве называлась «Консультант без копыта». А поскольку внешность у него была запоминающаяся, «гофманская», его узнавали на улицах. Вот тогда Енисеев, у которого трехдневное пребывание в СИЗО после смерти Бориса Михайловича оставило самые неприятные впечатления, даже пожалел, что его не засадили на всё время следствия и суда. Между тем журналисты, когда он буквально убегал от них после судебных заседаний, искренне удивлялись: они считали, что делают Енисееву хорошую рекламу независимо от того, что пишут о нем. Характерно, что так примерно считал и Ступар, надеявшийся вернуть Енисеева к работе в агентстве, когда «всё уляжется». Он даже поздравил его с «удачным приговором», в котором сам был заинтересован, ибо трагедия произошла в стенах его заведения.

Сам же Енисеев чувствовал себя примерно так же, как Макбет, узнавший, что Бирнамский лес пошел на Дунсинан. Ему был преподан урок, показавший его истинную роль в многоходовой игре, называемой судьбой. Ступар ли, или вдруг проснувшаяся в нем самонадеянность убедили его в том, что он игрок, а он на самом деле был лишь фигурой на теряющейся в бесконечности доске судьбы. Может быть, не простой фигурой, – скажем, не пешкой, а слоном. Но не ферзем. Скорее так: он был проходной пешкой, метившей в ферзи. И вот лишь один ход, одна клеточка отделяли его от того, чтобы стать ферзем. Будь он игроком, а не фигурой, то заметил бы, что клеточка эта находится под ударом затаившегося по диагонали вражеского слона, но он, игралище чужой воли, не видел поля битвы вокруг заветной клеточки, как не видел дальше пяти метров в тумане на аэродроме «Северный». Все шли куда-то, и он шел. Точнее, он думал, что идет, а на самом деле кто-то невидимый двигал его в ферзи, а другой кто-то, тоже невидимый, готовил ему ловушку. Он был ферзем всего секунду, до ответного хода противника, убравшего его с доски. Два удара по шахматным часам судьбы – и его нет. Кто из противников по разные стороны этой доски размером со звездное небо был Богом, а кто дьяволом, он не знал. Может, и вообще не было противников. Может, это дьявол играл в человеческие шахматы сам с собой. Бог не устраивает ловушек. Он Вседержитель, а не игрок.

Не об этой ли дьявольской игре говорил Банко в «Макбете»: «Но духи лжи, готовя нашу гибель, Сперва подобьем правды манят нас, Чтоб уничтожить тяжестью последствий»? Дьявол посмеялся над Енисеевым. Борису Михайловичу суждено было умереть в конторе Ступара после предсказания Енисеева о его смерти. Он был одновременно и ее провозвестником, и причиной. Он-то метил лишь в провозвестники, а дьявол определил его в палачи. Правда состояла в том, что Борису Михайловичу был страшен вовсе не наемный убийца, а Енисеев с его предсказанием. Енисеев же знал о своей роли только подобье правды, но не знал ее последствий. И не просто последствий, как, не затрудняясь, перевел слова Банко Пастернак, а – «ужасающих последствий». Пытаясь спасти Бориса Михайловича, Енисеев лишь приблизил его кончину. Не было ли это запоздалым указанием на то, что все его пророческие потуги, с самого их первого появления, являлись искушением на погибель другим людям? И ему самому?

Как он теперь напоминал себе безумца из тютчевского стихотворения, который

 
То вспрянет вдруг и, чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом
С довольством тайным на челе.
 
 
И мнит, что слышит струй кипенье,
Что слышит ток подземных вод,
И колыбельное их пенье,
И шумный из земли исход!
 

После суда вокруг Енисеева образовалась пустота. У него и раньше-то не было друзей – лишь несколько приятелей в журналистской среде, а теперь и они его избегали. Репортажи с процесса породили мнение, что он в целях наживы в агентстве Ступара выдавал свои журналистские навыки, в частности, аналитические, за провидческий дар, нарушив тем самым профессиональную этику. Но бывшие приятели опускали глаза при встрече с Енисеевым даже не по этой причине, поскольку сами всегда были готовы заработка ради нарушить эту самую этику, только помани. Почему-то считалось, что Енисеев использовал для прогнозов в агентстве Ступара услышанную в редакциях конфиденциальную информацию, поэтому главные редакторы строго-настрого запретили своим сотрудникам болтать с ним. Все газеты и журналы, для которых в разное время работал Енисеев, закрыли свои двери для него. Никому не было интересно, что в АВПП Енисеев занимался предсказаниями лишь дважды, при этом деньги получил всего один раз, от Ксении Аркадьевны, да и то вернул их Ступару еще до суда. Завораживала и, наверное, вызывала зависть сама сумма вознаграждения за сеанс – три тысячи долларов. Это же было в три раза больше, чем брал Грабовой за воскрешение мертвых!

Ступар предлагал Енисееву трудиться у него консультантом негласно, за «черный нал», но он отказался. От одного воспоминания о ступарском кабинете с шемякинскими уродцами по стенам, на которых крестился несчастный Борис Михайлович, его мутило.

Ошельмованный, всеми отвергнутый, Енисеев сидел дома, выходил на улицу только ночью, почти не разговаривал с Надей. Он мог с полным основанием сказать о себе словами лермонтовского «Пророка»:

 
Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:
 
 
«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами.
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!
 
 
Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм и худ и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»
 

Хуже всего было то, что Енисеев, в отличие от лермонтовского Пророка, даже и не пытался или почти не пытался провозглашать «любви и правды чистые ученья», а жил по законам мира злобы и порока.

* * *

Енисеев сидел в знакомом ночном кафе. Бармен, как всегда, смотрел футбол по висящему над стойкой телевизору. Он покосился на Енисеева, доставшего из кармана плаща «мерзавчик» виски, и сказал:

– Со своим спиртным запрещается.

– А с чужим? – захохотал Енисеев, опустошивший за день уже не один «мерзавчик». – Кто тебе сказал, что оно мое? Это не выпили «вип-персоны», а я допиваю.

– Вы должны заказывать спиртное здесь.

– На какие шиши? Я покупаю у тебя спиртное, когда просто выпиваю, а когда я пью, то, извини, пью свое. У меня что, думаешь, есть деньги на виски? Вон оно сколько у тебя стоит. А мне еще всю ночь пить. – Он позвенел бутылочками в кармане. – Слышишь? Это моя Надечка приносит. Скоро запасу конец. Хочешь? Небось, не твое, не паленое.

– У нас – не паленое. – Бармен был явно раздражен, что Енисеев не давал ему смотреть футбол. – Получается, что вы приходите сюда, как к себе домой, и распиваете. А какая заведению от этого выгода?

– Здрасьте! Это ты мне, постоянному клиенту, говоришь? Мало я у тебя денег оставил? Ну, возьми меня, выгони, я уйду и больше не приду.

– Толян, не гони, – сказала плоскогрудая проститутка с полными ножками, подразумевая, что бармен говорит чепуху, а не гонит Енисеева в прямом смысле слова. – Какая тебе разница? Пусть сидит. Это же наш Пророк, его даже по телевизору показывали. Не видел, что ли?

– Да видел, – отмахнулся Толян. – Он по три тыщи баксов за сеанс заколачивал, а теперь говорит, что ему полсотки виски заказать не на что. Ты же не сидишь здесь просто так: кофе, колу берешь. Пусть и он себе хоть закусить закажет.

– Решено! – вскричал Енисеев. – Всем по хот-догу! Гулять так гулять! И тебе, Анатолий, хот-дог, чтобы не обидно было! Не хочешь моего виски, ешь свой хот-дог!

– Хот-догов я не ем, – отказался бармен, – а виски можно.

– Вот! А то как-то не по-русски получается: «Со своим нельзя!». А почему? Льзя! Не ищи, Анатолий, во всем выгоды, – назидательно говорил Енисеев, протягивая ему бутылочку, – я вот искал и получил два года условно. А теперь я безработный. Я теперь, как этот… Саркози. Кстати, где он? – спросил Енисеев у проституток. Те переглянулись.

– А угадайте, – предложила проститутка с пирсингом. – Вы же пророк.

– Чего тут угадывать, – горестно сказал Енисеев и отхлебнул из бутылочки. – Что-то мне подсказывает, что Саркози, он же Че Гевара, ушел от нас в мир иной.

– Точно! – изумилась девушка. – Причем умер здесь. Скажите честно, вы знали?

– Знал, не знал, какая разница? – пробормотал он, покосившись на столик, за которым сиживал «Саркози». – «И в том строю есть промежуток малый – Быть может, это место для меня!» Он умер, и теперь место его свободно. Вопрос: для кого? – Енисеев обвел взглядом проституток. Их было трое; третью, чернявую, он видел впервые.

– Всё у вас наладится, – сказала плоскогрудая. – Подумаешь: два года условно.

– А клеймо обманщика и шарлатана? Это – условно? В чем и кого я обманул? Я сказал человеку, что он умрет, – и он умер. И если он даже умер от моего предсказания, разве предсказание не верно?

– Вы только нам ничего такого не предсказывайте, – попросила девушка с пирсингом.

Енисеев махнул рукой, снова взялся за бутылочку. Бармен вышел из-за стойки и поставил перед ним бокал и бумажную тарелочку с хот-догом, прямо из микроволновки.

– О! Спасибо! Весь день ничего не ел!

– А что же: ваша Надечка вас только виски поит? – поинтересовалась плоскогрудая.

– Моя Надечка… – задумчиво сказал Енисеев, откусив хот-дог. – Моя Надечка – далеко…

– Вы, значит, без женской ласки? А хотите, я вас приласкаю? Недорого.

– Нет, девочка, это будет дорого, – покачал головой Енисеев. – Не в смысле денег. Надечка – это единственное, что у меня осталось.

– Значит, вы жене не изменяете?

– Нет, не изменяю. И никогда не изменял.

– А она вам? Жены изменяют пьющим мужьям.

Енисеев тяжело уставился на нее. И эта туда же!

– Разве он пьющий? – усомнилась девушка с пирсингом. – Первый раз его вижу таким. Обычно возьмет сто грамм – и всё.

У кафе, полоснув по окнам светом фар, остановилась черная «субару». Чмокнула дверь, выпустив из салона залп долбящей музыки.

– Ну, всё! – воскликнула плоскогрудая. – Сейчас начнет мозги компостировать!

В кафе вошел Владик – длинный, вертлявый тип с интеллигентской бородкой.

– Опять сидим, дамы? – приветствовал он девушек. – Ждем у моря погоды? А из мужиков здесь один Пророк, которому вы на хер не нужны? А не хотите ли вы, девушки, прогуляться?

– Мы уже днем гуляли, – хмуро ответила плоскогрудая. – А сейчас опасно, «черные» везде шастают.

– Ты это брось! «Черные» что – не клиенты?

– Клиенты, но ты же знаешь – они прибабахнутые или обкуренные, любят на халяву потрахаться. Да еще навалятся на тебя всей компанией, так что потом полдня ходить не можешь, не то что работать. Нам это надо, даже если они заплатят? Контрацептивов не признают. А чуть что не так – бьют или ножик достают.

– Ты это Зульфие Исмаиловне скажи! Она расизма не любит. Нет, дамы, так не пойдет. Работать или не работать! Не нравится – устраивайтесь по вызову, там с вас за эскорт процентики будут драть. На улице больше перепадает, но есть свои риски. Вы это знаете лучше меня. А про тех, кто не платит и ножики достает, вы мне сразу по телефончику сообщайте. Их свои же «авторитеты» как миленьких заставят бабки отдать. У нас уговор.

Всё это Владик говорил, нисколько не стесняясь наголо бритой девушки с небольшой косицей на шее, сидящей в углу за ноутбуком (Енисеев ее пару раз здесь раньше видел). Проститутки поднялись и, вызывающе покачивая бедрами, направились к выходу. Владик проводил их взглядом, потом повернулся к Енисееву.

– Здорово, Пророк! Поздравляю, хорошо отделался! А скажи честно, ты специально того богатея завалил? Ты же не любишь богатеев.

Пьяный Енисеев прищурился.

– А хочешь, я тебя завалю? Одним взглядом? Прожгу твое поганое нутро.

– Нет-нет, – неподдельно испугался Владик, – не надо. Я не богатый. У этой скупердяйки Исмаиловны много не заработаешь. Девки молотят задами, а она всё гребет себе, гребет… Понимаю, тебе не резон признаваться, что ты его завалил. Но всё равно, скажу тебе, – классно! Сначала предсказал, что он коньки отбросит, а потом завалил! Не подкопаешься! Так им и надо, богатеям! И всего два года условно получил. Сидишь тут теперь, вискариком освежаешься, а он – в деревянном макинтоше лежит. Чистая работа!

– Ну, всё, подручный бандерши! Прощайся с жизнью!

– Пророк, ты офигел? Я же за тебя! Всё о-кей! Ухожу, ухожу. – Владик повернулся было к двери, но поймал на себе взгляд смотрящей исподлобья лысой девушки и развинченной походкой кривоногого человека направился к ней.

– Девушка! Я смотрю, вы тут работаете одна по ночам. Не хотите ли познакомиться с интересным мужчиной?

– А кто этот интересный мужчина – вы, что ли? – низким голосом поинтересовалась девушка.

– Ну, я.

– Вы – не интересный.

– Неужели? Тогда могу предложить поинтересней.

– Иди, куда шел, – вмешался Енисеев. – Мало тебе своих шалашовок?

– Слушай, Пророк, я на работе, чего ты цепляешься? Может быть, девушке деньги нужны и она хочет подработать?

Девушка покраснела, как говорят, до корней волос, если бы они у нее были. А так – у нее вслед за лицом покраснели уши и вся обритая голова.

– Дурак, – сказала она и отвернулась.

Владик пожал плечами и вышел, поигрывая ключами от «субару».

Енисеев аккуратно налил себе виски в бокал, выпил, с надеждой посмотрел на бармена Анатолия – не хочет ли он поговорить. Но тот уткнулся в свой телевизор.

– Понравилось виски?

– Хорошее. Спасибо.

– А кто играет?

– «Милан» с «Ювентусом».

– А-а. «Милан» проиграет один – два.

Бармен от досады сплюнул.

– Ну, кто вас просил говорить?

– Эх, – прокряхтел Енисеев. – Никому-то мои предсказания не нужны.

– А чего вы не идете со своими предсказаниями в тотализатор? Денег заработаете. Сами же говорили, что безработный.

– Хорошая мысль! А то я к Ступару, дурак, пошел. Только теперь уже поздно. Упустил я свое счастье! Мою личность показали по телевизору, и теперь двери всех тотализаторов, казино, игровых автоматов передо мной захлопнутся. Финиш!

Тут телекомментатор заорал:

– Мохаммед выходит один на один! Промахивается по мячу! Отдает мяч назад Дель Пьеро! Удар! Го-ол!!! Алессандро Дель Пьеро! Шестьдесят пятая минута! Два – ноль, впереди «Юве»!

Анатолий немного побледнел и опасливо покосился на Енисеева.

– Ну, что я тебе говорил? – осклабился тот. – Правда, «Милан» забьет один, но всё равно проиграет.

– Может быть, вы знаете, и кто забьет у «Милана»?

– Не вопрос. Ибрагимович, – назвал, не задумываясь, Енисеев самого известного ему игрока «Милана». Ему, конечно, было совершенно безразлично, кто на самом деле выиграет этот матч и кто в нем еще забьет, но хотелось подразнить этого надутого Анатолия.

Бармен попался на уловку. Глаза у него забегали. Он подумал, воровато оглянулся на бритоголовую девушку и тихо сказал:

– Пройдет пара месяцев, и все забудут, что там о вас показывали по телевизору. Никто вас уже не узнает. Так что можно будет спокойно играть в тотализаторе. С казино, игровыми автоматами сейчас сложно. А букмекерские конторы спокойно работают. Хотите, войду в долю? Введу в курс дела, объясню, что и как.

– За всё потом придется платить, Анатолий! – сказал Енисеев и выпил. – За каждый выигранный рублик! Поверь, лучше не надо. Ни тебе, ни мне. Особенно – мне.

– Что-то никто из крутых не платит, – усомнился Анатолий. – Воруют и живут себе припеваючи.

– Почти то же самое сказал бизнесмен, которому я напророчил смерть. Через несколько минут он умер.

Бармен уныло повернулся к телевизору. Ему только и осталось, что проверять правильность енисеевского прогноза. Енисеев перевел взгляд на лысую девушку. Она ела заказанный им хот-дог. Девушка была ничего себе – с пухлой нижней губкой, длинным правильным носиком, бровями вразлет. Губкой этой, ну и, конечно, наголо обритой головой она напоминала певицу Шинед О’Коннор.

Девушка поймала его взгляд и отложила недоеденный хот-дог.

– Да вы ешьте, ешьте!

– Не люблю, когда смотрят, как я ем. Кстати, спасибо за хот-дог.

– А глоточек виски?

– Я понимаю, что вам выпить не с кем, но я не пью. Точнее, пью с удовольствием, но у меня и от граммульки спиртного крышу сносит.

– Вот как? И во избежание неприятностей вы постриглись наголо?

– Шутка не очень, – заметила девушка.

– Да, не очень, – согласился Енисеев. – Я и сам не очень. Мне для выпивки компания не нужна. Особенно дамская. Мне поговорить не с кем, это точно. А вы чего здесь торчите с ноутбуком по ночам? Это не самое веселое место. Вам работать негде?

– Негде. У нас в общежитии еще днем можно работать, а ночью – пьянки, мужики. А здесь тихо, народу мало.

– Над чем же вы работаете?

– Я писатель.

– О! – Енисеев взял бутылочку и пересел к ней. – Вы позволите? Можно прочитать кусочек?

– Нет, – девушка покраснела и отодвинула от него ноутбук.

– Стесняетесь?

– Нет, мои тексты есть в интернете в свободном доступе. Но читать кусочек прозы – это всё равно, что смотреть кусочек картины.

– Читать уже необязательно, – заявил Енисеев. – Вашего удачного сравнения достаточно. Похоже, вы и впрямь писатель. Не знаю, хороший или плохой, но – писатель.

Девушка опустила глаза. Видно, комплимент ей был приятен.

Монотонное бормотание футбольного комментатора снова сменилось воплем.

– Антониони навешивает в штрафную! Ибрагимович бьет головой! Го-ол!!! «Милан» сокращает разрыв в счете! Восемьдесят первая минута! Златан Ибрагимович!

– Ну вот, – повернулся Енисеев к впавшему в оторопь бармену, – сбывается очередное дурацкое предсказание Пророка.

– Может, это в записи игру показывают? А вы уже знаете счет? – с кислейшей гримасой на лице предположил Анатолий, которого, видимо, одолевали назойливые мысли о баснословных выигрышах в тотализаторе.

– А что у тебя там в углу экрана написано? Не «прямой эфир»?

– Да, «прямой»… Но мало ли… Написали: «прямой», а сами запись показывают.

– Ты тут сидишь вечера и ночи напролет, смотришь специальный футбольный канал и не знаешь, когда начинаются матчи в итальянской лиге?

– Ну, в двадцать два сорок пять по Москве.

– А сейчас сколько?

– Двадцать одна минута первого, – пробормотал бармен и пододвинул к себе калькулятор. – Два тайма по сорок пять плюс перерыв пятнадцать минут… час сорок пять… прибавляем к двадцати двум сорока пяти… отнимаем девять минут… Точно, двадцать четыре двадцать одна!

– Теперь еще кто-нибудь сказал бы мне, зачем я продолжаю играть в эти игры, – с тоской сказал лысой девушке Енисеев. – Что это – мелкое тщеславие? Мало меня высекли? Зачем-то издеваюсь над Анатолием, соблазнил его мечтой о выигрышах в тотализаторе… Посмотрите на него! А ведь я знать не знал и ведать не ведал, кто там у них выиграет, «Ювентус» или «Милан». И не знаю, кстати, потому что они еще играют.

– Вы предсказываете результаты футбольных матчей, и поэтому вас называют Пророком? – спросила девушка.

– Ну, нет, футбольный результат я предсказал второй раз в жизни. Первый раз – в детстве, в «Спортпрогнозе».

– Что же вы предсказываете?

– Да, в сущности, что попало. А вы телевизор не смотрите? На всех программах в новостях показывали, как меня судили.

– У меня нет телевизора. За что же вас судили?

– Мне тяжело рассказывать о том, как я стал читать в очах людей страницы злобы и порока. А тем более о том, как решил брать за это деньги. Если вам интересно, выйдите в интернет, наберите в поисковике «Илья Енисеев». Там обо мне много гадостей написано. «Консультант без копыта»! А я пока выпью. – Он достал новую бутылочку.

– Илья Енисеев, говорите? – Девушка склонилась к ноутбуку.

– Звучит финальный свисток судьи! – объявил по телевизору футбольный комментатор. – «Милан» проиграл у себя дома на «Сан-Сиро» «Ювентусу» один – два!

– Всё точно, поздравляю, – выдавил из себя бармен, на лбу которого выступили капли пота. – Значит, вы сказали девушке неправду. Вы всё-таки знали, как закончится матч. И Ибрагимович забил.

– Да, да… – пробормотал Енисеев. – «Но духи лжи, готовя нашу гибель, Сперва подобьем правды манят нас, Чтоб уничтожить тяжестью последствий»…

Но Анатолий, похоже, не понял этой фразы. Он вышел из-за стойки, подошел к Енисееву и сказал ему на ухо с каким-то мрачным огнем в глазах:

– Вы всё-таки подумайте насчет тотализатора. Дело выгодное.

– А как же! Всю ночь теперь буду думать. Анатолий, когда нас разоблачат за предсказания на тотализаторе, то дадут гораздо больше, чем дали мне, и не условно. Уж букмекеры об этом позаботятся. Не парься, выпей лучше.

– Теперь я угощаю. – Бармен взял с полки бутылку «Чивас Ригл» и наполнил бокалы.

– О! Это от души! Выпьем и твоего.

– Хотелось бы с вами поговорить на трезвую голову и наедине. Не дадите телефончик?

– Не дам. Не думай о глупостях, Анатолий. Стриги денежки со своего кафе и наслаждайся жизнью.

– Какие деньги? С кого? – он обвел рукой помещение. – Едва хватает аренду платить. Пока не грянули холода, все сидят с бутылками на скамейках. Кризис! За ночь придет пара пидоров, да, может быть, девчонки клиентов на консумацию расколют. Разве это жизнь? Вы всё же зайдите, скажем, завтра, если не хотите дать телефон.

Енисеев сделал неопределенный жест рукой.

– А куда мне еще ходить? Забудь только о тотализаторе.

Бармен отошел, криво улыбаясь.

– Так, ясно… – сказала девушка, подняв голову от ноутбука. – Точнее, ничего не ясно. Так вы предвидели смерть этого человека или, действительно, хотели создать у него психологическую зависимость от ваших предсказаний?

– Да на кой ляд мне эта зависимость? Я почувствовал, что он труп, понимаете? И всё!

– А как вы думаете: он умер бы, если бы вы ему это не предсказали?

– Он умер, потому что в этот день должен был умереть. А мне, к сожалению, выпала малоприятная роль сказать ему об этом. Может быть, и приблизить смерть. Какая разница?

– Ну, если вы пьете бутылочку за бутылочкой, значит, есть разница. А то, что умер этот, как его… Саркози? Как вы узнали?

Енисеев оглянулся на столик, за которым сиживал «Саркози».

– Из этого угла холодом тянет. Когда вы думаете о живых, то ощущаете некое тепло. Но когда дело касается мертвых, то чувствуете пустоту и холод. Попробуйте.

– А вы можете сказать, когда я умру?

– Могу. Но вы имейте в виду, что меня редко посещают озарения в виде пророчеств, чаще всего я просто говорю первое, что в голову придет. И оно, представьте, нередко сбывается. Так было с результатом матча, который смотрел Анатолий. Но ваша жизнь – не футбольный матч. Я думаю, лучше не пробовать. Предсказание пьяного пророка – это рулетка.

– Если кому-то нужно в метро, то оно скоро закрывается, – объявил бармен. Он знал, что Енисеев живет где-то рядом, и хотел, видимо, выпроводить девушку, чтобы без помех склонить Енисеева к игре на тотализаторе.

– Мне не нужно, я на Добролюбова живу, здесь не очень далеко, но всё равно пойду, потому что уже поздно, – сказала она.

– Я вас провожу, – вызвался Енисеев к досаде Анатолия.

– Как хотите, – улыбнулась девушка. – Но только прошу вас… без приставаний.

– Какие приставания? Я женат.

Девушка закрыла ноутбук. Енисеев допил «Чивас Ригл» от бармена, встал, его качнуло.

– Боюсь, это мне вас придется провожать, – оценивающе глядя на него, предположила девушка.

– Не волнуйтесь, это всего лишь сила земного тяготения. Она на пьяных действует несколько иначе, чем на обычных людей. Знаете, как на корабле во время качки? Матроса бросает во все стороны, но он идет. Техника пешего хода не пропивается. Нужно только умело сохранять баланс. Прошу.

Звякнув колокольчиком, они вышли на улицу. Девушка была небольшого роста, миниатюрной и стройной, чего не могла скрыть даже ее мешковидная джинсовая куртка до колен. Накрапывал мелкий дождик. Ночь, постылый мир Енисеева. Пустота. Фонари. Вымершая платформа «Тимирязевская». Над ней, в аспидной черноте ночи, висел колыхающийся пузырь желтого электрического света. Желтые снопы фар с шипением проносились по антрацитовому Дмитровскому шоссе. От черных луж поднимался желтый пар. В лужах съежились мокрые желтые листья и желтые банановые корки. Черное и желтое – цвета московской ночи.

Енисеев и девушка уходили из желтого в черное вдоль пустых торговых рядов на пристанционной площади. Эхо разносило звуки их шагов. Влажный воздух приятно холодил разгоряченные спиртным щеки Енисеева. Выпитое виски ровно гудело в крови. Будущее отступило. Прошлого не существовало. Похмелье будет завтра.

Девушка вынула из кармана шерстяную шапочку и надела на голову.

– А зачем вы голову обрили? – спросил Енисеев. – Эта мода вроде бы у девушек прошла.

– В знак протеста.

– Против чего?

– Против парикмахерских. Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько времени женщина тратит на прически?

– Я перестал задумываться. У меня нет будущего.

– А вот у Глобы есть. У него, в отличие от вас, сейчас самая горячая пора. На сайте Глобы написано, что двадцать первого декабря две тысячи двенадцатого года погибнет две трети человечества. Поэтому он рекомендует всем немедленно запастись его гороскопами, чтобы знать, кто попадет в ту треть, которая не погибнет.

– Это понятно. И каждый, получивший его гороскоп, узнает, что попал в заветную треть. Это как-то успокаивает насчет последствий катастрофы «двенадцать-двенадцать».

Они вышли на улицу Яблочкова и двинулись в сторону улицы Гончарова. Девушка вдруг остановилась и взяла Енисеева за рукав.

– Всё, что я сегодня прочитала и услышала о вас, было очень интересно. Я даже подумала, что было бы неплохо написать про пьющего пророка, получившего условный срок. Как вы к этому относитесь?