Текст книги "Проделки Джинна"
Автор книги: Андрей Саломатов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)
Хозяйка пещеры ещё что–то возбужденно нашептывала ему, но Зайцев даже не пытался слушать – он думал, как отсюда выбраться. Вариантов кроме как через тоннель не было, поэтому в голову ему лезла всякая чушь: взять в заложники старосту, попробовать пробиться через верх, пристрелить хотя бы одного для острастки. Правда, у него не было ни оружия, ни сил, что бы до него добраться. А пустое фантазирование создавало лишь видимость поиска выхода, и Алексей прекрасно это понимал. Но отказаться от него, означало остаться один на один с тем, что он имел.
– Эй, – Танька толкнула его в бок. – Исть хочешь?
– Нет, – сквозь зубы ответил Зайцев.
– Тогда расскажи, как живут стояки, – попросила она. – Сказывают, они ходют ногами.
– А ты никогда не видела? – раздраженно ответил Алексей.
– Неа. – Хозяйка подползла к нему поближе и осторожно положила голову рядом с плечом Зайцева. – Сказывают, у вас плохо.
– Врут. У нас хорошо. Это вы здесь живете как шампиньоны. – Ему было тошно и от собственных мыслей, и от убогого гостеприимства этой дикарки, и особенно от невозможности оградить себя от её навязчивого желания поладить с инородцем. – По крайней мере, у нас не едят людей, – после паузы сказал он.
– У нас тоже, – почувствовав в голосе пленника–гостя плохо скрытый упрек, ответила Танька.
– У нас есть все, – многозначительно, с истерическим вывихом в голосе произнес Алексей и застыдился самого себя. Он даже не понял, как в его высокообразованных мозгах могла родиться такая глупая, ребяческая похвальба.
– У нас тоже, – приподнявшись на локте, ответила хозяйка норы.
– А у нас.., – начал Зайцев, но запнулся и мысленно продолжил: «в квартире газ…» Ему очень хотелось чем–то поразить и одновременно уколоть её, а может быть, даже унизить. Придумать нечто такое, отчего эта первобытная ползунья сразу запросилась бы с ним наверх. Но после второго «у нас тоже» Алексей сообразил, что это невозможно. У них здесь действительно было то же самое. Сказать, что наверху быт сильно отличается, и в каждом доме есть холодильник с телевизором – она не поймет. Эта невозможная вонь для них норма, жилой дух. Говорить о каких–то абстрактных для неё вещах не имело смысла.
Только сейчас Зайцев обратил внимание на то, что с остервенением чешет голову и тут же с ужасом вскочил, ударился головой о потолок и со стоном схватился за ушибленный затылок.
– Зараза! Бедная моя башка! У вас что, блохи есть? Насекомые. Вши, блошки – в волосах?
– Есть, – спокойно ответила Танька, всем своим видом показывая, что не понимает, почему стояк так переполошился.
– Да, действительно у вас есть все, – валясь на спину, проговорил Алексей. – Час от часу не легче. Вшей я уже подхватил. Осталось подцепить проказу, сифилис и потерять ноги. И можно не возвращаться домой.
– Оставайся, – оживиласьТанька. – Мужиков у нас мало.
– Спасибо, – поблагодарил Зайцев таким тоном, что хозяйка пещеры обиделась.
Из тоннеля послышался легкий шорох. Алексей повернулся к выходу и увидел, как мимо норы проковыляла белая коза с огромным выменем. Вместо передних ног у неё были короткие обрубки разной длины, и это симпатичное домашнее животное передвигалось рывками, высоко задрав задницу вверх.
– О, боже! – воскликнул Зайцев, завороженно глядя на увечную козу. Может, у вас здесь и безногие лошади со слонами есть? Ради бога, покажи выход. Умоляю тебя! Ты же умная, красивая баба. Ну зачем я тебе такой урод: с ногами, с руками…
– А чего тебе ещё надо? – вдруг тихо спросила Танька. – Разве здесь плохо?
– Я не говорю, что плохо, здесь хорошо, – без особого труда соврал Алексей. – Лучшего места под землей и не найдешь. Но я не привык так жить.
– Как? – удивилась Танька. – Все есть, дом – полна чаша.
Эта «полна чаша» настолько поразила Зайцева, что поначалу он изумленно уставился на хозяйку, а затем издевательски расхохотался. Это пещерное зазеркалье потрясало его не столько скудостью жизни, сколько несоответствием вещей и понятий, стоящих за одними и теми же словами. Невольно возникал вопрос: а что есть мерило? И снова в его памяти всплыла кем–то сказанная фраза «мир – есть описание мира».
Алексей даже позабыл о насекомых, болящих локтях и коленях. Он привалился спиной к стене и с искренним любопытством поинтересовался:
– А что, по–твоему, значит «полна чаша»?
– Тепло… свет… еда, – не задумываясь, ответила Танька и, немного помешкав, добавила: – Я.
– Ты?! – демонически рассмеялся Зайцев. – Да ты… – Он хотел было спросить, видела ли она когда–нибудь себя в зеркале, но вовремя остановился. Правда, по интонации Танька прекрасно поняла, что он имел в виду. Она почувствовала в этом оскорбительном восклицании «ты!» не только презрение, но что ещё хуже, не признание в ней тех основных женских достоинств, которые она считала существующими, приобретенными большим трудом, что составляло её гордость. Такое откровенное пренебрежение страшно оскорбило её и, опустив глаза, Танька сквозь выступившие слезы прошептала:
– Иди.
– Куда? – не понял Алексей, хотя настроение хозяйки расшифровал правильно.
– Туда иди, – указала она на выход. – Иди отсюда! Значит правду сказывают, стояки – ироды.
– Да ты хотя бы знаешь, кто такой Ирод?! Ты хоть знаешь, что говоришь?! – сорвался на крик Зайцев. Осколки исторических событий и библейских мифов оказывается жили и здесь, в рукотворной преисподне, но уже в виде атавизмов, совершенно непонимаемые, как отголосок прошлой, неизвестной жизни.
Алексей уже хотел выползти из норы, но боль не позволила ему это сделать. Он лишь перекатился на бок и простонал:
– Не могу. Разваливаюсь на куски.
– Тады лежи и молчи, – тихо проговорила Танька.
Глава 4
Зайцев не имел понятия, сколько пролежал в этой черной дыре – время в пещере никак не ощущалось. Он посчитал, что они дважды засыпали, три раза Танька подливала в плошку масла, четыре раза приносила ему картошку и воду, один раз он ползал в сортир и промучился там минут сорок, пытаясь пристроиться над выгребной ямой в тесной, как собачья будка, норе.
Затем они молча лежали. Танька что–то мурлыкала, прижималась к нему горячим телом, и в какой–момент Алексей даже поймал себя на том, что прикосновения катакомбной дикарки возбуждает его, но потом сам же и возмутился этой нелепой мысли. За время пребывания здесь он научился расчленять царящий здесь смрад на отдельные фрагменты и сейчас отчетливо ощущал запах её немытого тела – так пахнут только норные дикие звери.
«И зачем я приперся в Разгульное? – машинально почесывая то голову, то залезая под мышки, уже не в первый раз пожалел Зайцев. – Пощупать какие–то мифические корни? Посмотреть, в каких условиях начиналась моя экскурсия в этот мир? Посмотрел. Какие там корни! Все давно обрублено, и любой мой московский знакомый мне куда ближе всех сибирских родственников вместе взятых. Есть только одно родство – похожесть существования, общая среда обитания. Какой к черту тюлень родственник медведю? Когда это было? Один живет в океане, другой – в лесу. Зов крови – это глупая, неизвестно кем и когда придуманная, сентиментальная туфта. Отец никогда не стремился назад в Разгульное. Он конечно же знал, почему, но молчал. Говорить о таких вещах просто не принято и опасно. Сам же в работе много раз использовал этот прием, психотерапевт хренов. Говорил клиенту, что сила человека в его корнях и традициях. Чья–то – возможно. Но я! Я–то как попался на эту дурацкую удочку? – Алексей тяжело вздохнул. – Ну, вот и выяснилось, что я «безродный космополит». Стоило ли ехать в такую даль, на историческую родину, чтобы ещё раз убедиться, что дважды два – четыре и только четыре?»
Чтобы лишний раз не рвать душу, Алексей заставил себя думать о возвращении в Москву. Когда же в очередной раз он погрузился в дрему, ему приснился странный лубочный город с большим количеством златоглавых церквей, раздрызганных кабаков и деревянных сортиров. По дощатым тротуарам в обе стороны, непрерывным потоком ползли нормально одетые люди с сумками и дипломатами, авоськами и чемоданами. У одних поклажа была приторочена как у вьючных животных к спинам, другие волокли её за собой. Все они были слепыми, с пустыми глазницами и спекшимися веками. Все напоминали цирковых пресмыкающихся, для смеха разодетых в человеческие одежды. Зрелище было апокалипсическим, и Зайцев даже остановился, чтобы перевести дух. «Постойте, – обратился он к ближайшему «пешеходу». – Пожалуйста, скажите, что это за город?» «Кудияровка», – не сбавляя скорости и не поворачивая головы, бросил слепой.
«Так вот он каков Китеж–град этих несчастных калек», – подумал Алексей и осмотрелся. Совсем страшно ему стало, когда он понял, что ползет вместе со всеми, но понятия не имеет, куда и зачем. Причем, у Зайцева это получалось легко и просто, словно он передвигался таким образом с самого рождения.
Как Алексею представлялось, от кудияровцев он отличался только тем, что был зрячим. Мысль о собственном превосходстве грела душу, но чтобы в этом окончательно удостовериться, он отполз в сторону и прикоснулся пальцами вначале к одному глазу, затем к другому – на месте глаз оказалась гладкая кожа без каких–либо признаков глазных яблок и век. «Что это?! – в ужасе вскрикнул он. – Я же вижу!» Зайцев вцепился в плечо проползавшего мимо кудияровца с рюкзаком на спине и истошно заорал ему прямо в лицо: «Я вижу!» «Это тебе только кажется», – освобождаясь от его хватки, шелестящим голосом старосты проговорил кудияровец.
Алексей вынырнул из кошмарного сна как из ледяного омута, с ощущением, что освободился от смертельной опасности. Но, оглядевшись, сразу вспомнил, куда его занесла нелегкая и застонал от нахлынувшей безысходности. Он чувствовал себя заживо и навечно замурованным в канализационной трубе и никак не мог понять: за что, зачем и есть ли хоть какая–то возможность отсюда выбраться.
Проснувшись, Зайцев случайно разбудил и Таньку, которая тут же приподняла голову и хриплым со сна голосом спросила:
– Чего тебе?
– Ничего, – ответил он и торопливо добавил: – Кто у вас здесь самый старший?
– Знамо кто, староста, – снова укладываясь, разочарованно сказала хозяйка норы.
– Если он прикажет, меня отпустят? – не отставал Алексей.
– Неа, – ответила Танька. – У нас сообча решают.
– Да когда вы успели сообча–то? Позови старосту! Мне надо с ним поговорить.
– Не поползет, – лениво ответила Танька и нарочито громко зевнула. Чего ему зря ползать? Ты же не тот стояк.
– Тогда какого черта вы меня здесь держите?! – снова сорвался на крик Зайцев.
– Не выведешь нас, так гнев Божий отведешь. Нам и Время Великого затишья стояк принес.
– Значит здесь уже бывали стояки? – оживился Алексей.
– Бывали, – ответила хозяйка. Она запустила руку под подстилку, пошарила там и вытащила на свет небольшой блестящий предмет из того, верхнего мира, в который Зайцев так отчаянно желал вернуться. Это оказалась солдатская кокарда.
Алексея даже прошиб пот от чудовищной догадки, и он не сразу решился спросить, где тот, что её носил? Ему вдруг привиделся даже не этот несчастный солдатик, от которого, по–видимому, осталась одна аллюминевая кокарда. Он очень ярко представил следующего бедолагу, которому показывают его – зайцевскую – фляжку, ружье или перочинный ножик.
– Вы что, убили его? – тихо спросил он.
– Господь с тобой, мы богоносцы, – искренне возмутилась Танька и показала глазами на потолок. – Сам ушел. Убег, значит. Поэтому тебя Мишка и не отпущает. Чтобы, как сказано в священной книге: «И придет стояк, и отворотит от нас беду, и умилостивит Бога, и перестанет Бог гневаться.»
– Да, нет в ваших священных книгах этих слов, дурят вашего брата! горячо проговорил Зайцев и с нарастающим возмущением продолжил: – И никакие они не священные. Я обманул старосту, я умею читать. Позови его, я все ему расскажу… хоть весь устав от корки до корки прочитаю. Вы сидите в этой помойной яме, жрете одну картошку, гадите под себя, а там..! – От одной мысли, как хорошо ему было в том мире, откуда он пришел, у Алексея свело челюсти. Он хотел было коротко и красочно описать, какая замечательная жизнь наверху, но Танька огорошила его ответом:
– Да знаю я грамоте, – воспользовавшись заминкой, сказала она. – И староста знал, когда зенки были. Сам нас учил. Только не верит, что там такое написано. А без священных книг все одно нельзя – зачем жить непонятно.
– А как же тогда..? – оторопев, начал было Зайцев, но внезапно замолчал, лег на спину и скрестил руки на груди. Ему вдруг сделалось совершенно неинтересно, что староста собирался вычитать в «Уставе Вооруженных сил СССР» и зачем врал. Затем ему пришла в голову идея, что староста ждал от него какого–то иного толкования «священного» текста, и Алексей вспомнил свою же шутку: «возьмите полстакана муки».
– Мишка–дурачок вам все растолкует, – равнодушно проговорил Зайцев и с сожалением подумал: «Эх, дурак я, дурак! Мне бы вычитать им из Устава, что, мол, тот я стояк, и выведу их в Кудияровку, и дам каждому по мешку картошки и ведру самогона. Кто меня за язык тянул – неграмотнй! А теперь иди, доказывай, что ты и есть тот, которого они всю жизнь ждали – спаситель и благодетель рода кудияровского». – Так я у вас что, вместо талисмана? наконец вяло поинтересовался он. – Ну, амулета.., оберега.
Хозяйка пещеры как–то поджалась, что, очевидно, было равносильно пожиманию плечами и пробормотала:
– Не знаю я никакого амурега и талисмета.
– Ни хрена я от вас не отведу, – вдруг снова сорвался Алексей. – Не дождетесь. Наоборот, руки–ноги заживут, я вам такое устрою…
Зайцев старался не ожесточаться, чтобы окончательно не потерять над собой контроль и не наделать непоправимых ошибок. Ему казалось, что именно на её помощь он может расчитывать, но для этого следует как следует поработать, убедить несчастную кудияровку помочь стояку. И все же злоба душила его, и Алексею стоило огромного труда, чтобы не закатить хозяйке настоящую истерику с мордобоем. Он попытался сбить гнев глубокии вдохами, и эти упражнения развеселили Таньку.
– Чего это ты? – со смехом спросила она.
– А сюда я как попал? – вопросом на вопрос ответил Зайцев. – Кто меня приволок?
– Я, – перестав смеяться, проговорила хозяйка.
– А по башке кто дал?
– Сам ударился, – ответила Танька и повернулась к нему спиной.
Это очевидное вранье заставило Алексея задуматься о том, какую все–таки роль уготовили кудияровцы своему пленнику. Ему не хватало знаний о жизни и традициях этих подземных богоносцев, и разговор с Танькой до сих пор ничего ему не дал. Зайцев не мог даже применить свои профессиональные навыки врачевателя душ. Как оказалось, чтобы расположить к себе человека, а потом попытаться воздействовать на него, требуется как минимум, чтобы тот понимал, о чем говорит психолог, знал, что тот является психологом, и сам мог более–менее свободно изъясняться на современном языке.
– У тебя есть душа, – неожиданно произнес Алексей.
– Есть, – охотно согласилась хозяйка.
– А я специалист… тьфу ты, черт! Знаток. В общем, там наверху я лечу человеческие души. «Зачем я это говорю? – вдруг подумал Зайцев. – Допустим, она поняла, что это изменит? Как раз она–то меньше всего походит на человека, которому требуется психолог.» – Другими словами, я – маг. Ну, волшебник, ведун, – неуклюже пояснил Алексей и снова ужаснулся своим словам: «Что я несу?! Волшебник! А сам лежу в этом говне и не могу себе помочь.»
– Ничего, ничего, – успокаивающе проговорила Танька и пристально посмотрела пленнику в глаза. Она не моргала, и хлипкий язычок пламени масляного светильника словно чертенок отплясывал в её больших черных зрачках какой–то ужасный первобытный танец. Зайцев хотел было отвести взгляд, но почувствовал, что не в состоянии этого сделать. И прежде чем окончательно смежить веки, он увидел, как Танька подняла руку и плавно провела ладонью у него перед лицом. Когда же Алексей очнулся, рядом никого не было. Он не сразу вспомнил, что произошло, и некоторое время лежал без движений на спине и разглядывал близкий потолок. Зайцев не сомневался, что усыпила его Танька, и это открытие немного напугало Алексея. Вышло все чрезвычайно глупо и позорно: он похвалялся своими несуществующими паранормальными способностями, тогда как эта грязная дикарка по–настоящему владела искусством гипноза и без всяких слов блестяще доказала это. «Этим существам не страшны ни термоядерная война, ни космические катастрофы, – с тоской подумал Зайцев. – Они видят в темноте, владеют гипнозом, жрут одну картошку, и вполне могли бы научиться переваривать сине–зеленые водоросли. Они–то и есть люди будущего, тот самый генофонд. Люди, которые переживут любые катаклизмы и дадут жизнь homo futuri. В конце концов, выжили же крокодилы и вараны. Их бог был прав, что до поры до времени спрятал кудияровцев под землю. Здесь они лучше сохранятся. Не удивлюсь, если когда–нибудь выяснится, что где–то в океане обзавелись жабрами и живут на дне такие же вот богоносцы. А что, с его стороны это даже мудро, нельзя же держать все яйца в одной корзине. Но я–то не из этой корзины, чародей засраный, – самоедствовал Алексей. – Интересно, что она ещё может? Вот будет мне подарочек, если она умеет читать мысли… если ОНИ умеют читать мысли. Хотя, какая разница, они и так знают, что я собираюсь бежать.»
Удивительная способность кудияровцев или даже одной Таньки заставила Зайцева позаботиться об осторожности. Он решил сделать вид, что смирился с пленом и на всякий случай думать исключительно словами незнакомыми малограмотным ползунам. Размышляя над этим, Алексей часто ловил себя на мысли, что стыдится своей веры в телепатию кудияровцев. И все же Зайцев поставил себе цель – всерьез разобраться, как же он все–таки думает: образами, понятиями или словами.
Неожидано Алексей услышал громкий свистящий шепот. Кто–то возился у выхода, и Зайцев наконец повернул голову. В полумраке он разглядел те же две физиономии кудияровских то ли девок, то ли баб, которые уже появлялись здесь во время его встречи со старостой. Девки чего–то не поделили, возможно, более удобное для наблюдение место, но едва стояк зашевелился, они угомонились.
– А где Танька? – спросил Алексей и сам удивился безразличию, с которым прозвучали его слова.
– В трактир поползла, – жеманясь, ответила одна. – Исть–то небось хочешь?
– А вы, стало быть, меня охраняете? – усмехнулся Зайцев.
– Неа, – ответила другая и залилась смехом. – Смотрим.
Алексей вышел из состояния прострации так же внезапно, как и погрузился в него. Он резко поднялся, чудом избежал удара о потолок и, срываясь на фальцет, заговорил:
– Девушки, милые, добрые, помогите найти выход! Я вас по–царски отблагодарю! Вернусь, привезу вам все, что душа пожелает: платья, колготки, фу, черт! Бусы… красивые картинки… на стенку повесите. Что у вас здесь считается самым ценным… дорогим? Ну, чего вам хочется?! Все привезу!
– Правду сказывала, – не обращая внимания на посулы стояка, со смехом проговорила первая, и вдруг обе кудияровки мгновенно исчезли из проема.
– Какую правду?! – заорал Зайцев. – Кто сказывал?!
– Танька, – глухо донеслось до него из глубины тоннеля.
– А–а–а! – в отчаянии закричал Алексей и повалился на травяное ложе. Сумасшедший дом! Дикари! Уроды! Дайте только добраться до Разгульного!
Зайцев вцепился в плетеную подстилку, попробовал её разодрать, но она оказалась слишком толстой и крепкой для его пальцев. Впрочем, неудачная попытка сорвать зло на подстилке натолкнула его на мысль, что из этих сушеных стеблей может получиться прочные наколенники и налокотники. Не мешкая, Алексей достал чудом не украденный перочинный нож, раскрыл его и остервенело принялся отрезать полоску шириной в пятнадцать сантиметров. Но едва начав, он сообразил, что прямо под светильником это будет слишком заметно.
Зайцев не успел ничего сделать, как появилась Танька с миской дымящейся картошки и большим кувшином. Она подползла по–змеиному бесшумно, и Алексей едва успел спрятать нож под лежанку. Он сделал вид, что почесал ногу, затем растянулся во весь рост и заложил руки за голову.
– Я вина принесла. Хошь? – спросила Танька и поставила кувшин у стены.
– Нет–нет, – быстро ответил Зайцев. Он уже почувствовал запах кудияровской самогонки, и от воспоминания о ней его едва не стошнило. Убери эту гадость. Вино! – язвительно выдавил он из себя. – Отнеси назад. Вонять здесь ещё будет.
– Как хошь, а я выпью, – нисколько не обидевшись, сказала Танька. – А исть–то будешь?
– Исть буду, – согласился Алексей.
Зайцев уже разработал план побега, и теперь оставалось лишь дождаться следующего исчезновения хозяйки норы. Первоначально он собирался проследовать за Танькой, когда она отправится в трактир, но быстро отказался от этой идеи. Угнаться за кудияровкой с разбитыми локтями и коленями было невозможно. Тем более, что на пути им обязательно повстречались бы её соплеменники. Второй вариант был более простым, но слишком темным. Вернее, Алексей не представлял, насколько он осуществим. Подползая к сортиру, слева от себя он почувствовал слабое движение воздуха и понял, что двигаться надо туда, откуда тянет сквозняком. Далеко ли выход на поверхность или близко, Зайцев не знал. Градостроительские особенности кудияровского поселения не были ему известны. Единственной надеждой Алексея было то, что общественный сортир для лучшей вентиляции могли поместить где–то рядом с лазом.
Демонстрировать свое смирение Зайцев решил добросовестно, иначе фальшь только насторожила бы Таньку. Правда, его смущало одно обстоятельство: хозяйка могла неправильно истолковать его покорность и начать навязывать пленнику те отношения, о которых он не мог думать без ужаса и отвращения.
После скудной трапезы время снова потянулось так медленно, будто у кудияровцев его не существовало вовсе. Здесь день не сменял ночь, а ночь день. Алексей не удивился бы, если как Одиссей узнал бы, что с тех пор, как он покинул Разгульное, прошло не несколько суток, а пять–шесть лет. Минута здесь явно равнялась не шестидесяти секундам, а час – не шестидесяти минутам. Мера времени в подземелье как–будто устанавливалась самостоятельно, произвольно, и угадать, каким по продолжительности будет следующий отрезок, было невозможно. Начало его размывалось безумно тягостным ожиданием конца, конец невозможно было представить из–за бессмысленности настоящего, а настоящее казалось безграничным из–за отсутствия начала и конца. Таким образом, круг замыкался как лента Мебиуса, и единственным спасением от этой метафизической напасти было не дать пропасть ощущению бега времени, запустить внутренние часы и следить, чтобы они не остановились.
Проснувшись в очередной раз, Зайцев почувствовал, что хозяйка гладит его по животу. Он хотел было отбросить её руку, но сдержался и повторил однажды сказанное вранье:
– Там наверху у меня есть жена. Я не могу так… быстро.
– Мишка сказывал, у стояков жен не бывает, – горячо прошептала Танька, но все же руку убрала. – Сказывал, черти вы. Сверху падаете людей смущать.
– Много он знает, – ответил Алексей. – Черти разве сверху падают? Тогда уж ангелы. Бог–то ваш где обретается? Наверху.
– Нет, – неожиданно возразила Танька. – Бог в земле живет, под нами.
«Интересно, – подумал Зайцев. – А если бы судьба загнала их на деревья, где бы жил бог? Неисповедимы пути твои, господи, – внутренне усмехнулся он. – И куда ты только не помещал себя изобретательным человечьим умом.»
– А что же ты меня, черта… – Алексей хотел было сказать «домогаешься», но смягчил вопрос: – Что же ты меня приютила? Грех ведь это.
– Грех не приютить, – назидательно проговорила Танька.
– Так, черта же, – не отставал Зайцев.
– Черта тоже Бог сотворил. Тоже дитя его. Чичас вот черт, а потом, глядишь, человеком сделался.
«Забавная философия, – подумал Алексей и отвернулся к стене. – Очень по–русски. Да, пропади она пропадом эта страна, где ангелы и черти спокойно кочуют с неба не землю и наоборот. Только привыкнешь голову задирать, а там уже Сатана обосновался.»
– А Мишка ваш кто? – поинтересовался он.
– Дурачок, – ответила Танька.
– Это понятно. Почему у него руки и ноги целы?
– Дома сидит, – пояснила хозяйка.
– Может, он тоже стояк? – машинально почесывая голову, просто так спросил Зайцев. Танька промолчала, но, очевидно, почувствовав в этом примере собственную пользу, через некоторое время ответила:
– Был стояк. А вон вышел весь, человеком сделался.
«Вот паразит! – про себя возмутился Алексей. – Небось какой–нибудь сбежавший уголовник или дезертир. Отсиживается. Господи, нашел, где прятаться! А ведь он знает, что такое Устав, и специально кудияровцам головы морочит. Дурачок, а понял, чем их приручить. Все правильно, дикарям нужны такие книги, которые невозможно ни понять, ни прочитать. Неважно, что в ней написано. Тайна и незнание – основа любой религии. Харю бы начистить этому бесноватому философу. Как земляной червь рыхлит мозги кудияровцев и сам же потом сеет черт знает что.»
– А за что же бог гневается на вас, если вы богоносцы? – задал каверзный вопрос Зайцев.
– Предали потому что, – со вздохом ответила Танька. – Сказывают, дерево у нас в Кудияровке стояло. Плоды на нем росли очень вкусные, а исть нельзя было. Бог не велел. Ан нет, нашлись ослушники. Поели, вот и пришли лихие люди…
– Все–все–все, хватит, – раздраженно остановил её Алексей. В устах кудияровки рассказ о Древе Познания выглядел столь нелепо и не ко времени, что Зайцев не выдержал. «Прав был Юнг, – закрыв глаза, с тоской подумал он. – Как люди жили, так и продолжают жить первобытным умом и не собираются меняться. А ницшеанский правильно умозаключающий человек – фантазия несчастного одиночки, придуманная от отчаяния и ненависти к идиотизму.»
Зайцева все более охватывала злость. Разговор с Танькой был ему до отвращения скучен, спать не хотелось, а молча лежать он опасался кудияровка все настойчивее оглаживала его, и все явственнее в её приставаниях ощущалась безапеляционность хозяйки положения. Кроме того, Алексей понял, что боится её, как боятся крупное животное, не зная его повадок. Дожидаться следующей кормежки становилось невмоготу, возвращаться к прерванному разговору или заводить новый было противно, и Зайцев капризно заявил:
– Пожрать бы.
– Так недавно ж.., – удивилась Танька.
– Да здесь разве поймешь, давно или недавно, – раздраженно ответил Алексей. – Хочется и все. Может у вас и хлеб найдется? Хоть маленький кусочек? А то я привык.
– Что это? – спросила хозяйка.
– Не знаешь, – с бессмысленным упреком проговорил Зайцев. – Дожили. В Сибири не знают, что такое хлеб. Блюдо такое из муки. А мука из крупы. А крупа растет…
– Не ростим, – перебила его Танька.
Танька уползла не сразу. Она явно колебалась, то ли заподозрив какую хитрость, то ли следуя неписаному внутреннему распорядку. Но затем она все же сжалилась над прожорливым пленником и отправилась в трактир. Едва она исчезла в тоннеле, Алексей достал нож, но сразу же понял, что не успеет сделать ни налокотники, ни наколенники и только зря потеряет время. «Черт с ними, потерплю», – решился он и осторожно выбрался из пещеры.
Не обнаружив охраны, Зайцев быстро пополз в противоположную сторону, к сортиру. Он хорошо запомнил дорогу, но и без того путь к выгребной яме был столь же легко угадываем, как на открытой местности к ночному костру. Вонь густела с каждым метром, и когда перед самым сортиром Алексей повернул налево, он снова почувствовал сладковатую струю относительно свежего воздуха.
Зайцев пополз быстрее. На ходу он часто поднимал руку и ощупывал потолок, чтобы не пропустить лаз. Иногда до него доносились какие–то звуки, один раз в боковом проходе кто–то шумно выдохнул, и Алексей прибавил скорость.
Лаз в потолке обнаружился очень скоро. Зайцев и сам удивился как ловко он изогнулся и нырнул наверх. Ему начало казаться, что выход на поверхность где–то совсем близко, и он часто принюхивался, вертел головой, стараясь изодранной, вспотевшей щекой поймать прохладный сквознячок.
Настоящее ликование вызвал у него следующий лаз наверх. Это могло означать только одно – он недалеко от цели. И действительно, здесь было немного посвежее, и Алексей из последних сил рванулся вперед. «Скорее! шепотом подгонял он себя. – Скорее!»
Через несколько метров Зайцев почувствовал под руками пустоту, но не успел остановиться. На мгновение он завис над пропастью, попытался ухватиться за стенки и рухнул вниз.
Алексей свалился крайне неудачно. Вертикальная шахта оказалась неглубоким колодцем со студеной ключевой водой, из которой, очевидно, и таскали ему воду. При падении Зайцев машинально выставил руки вперед и воткнулся ими в твердое глинистое дно. Из–за страшной боли он едва не потерял сознание и чуть не захлебнулся, но ледяная ванна быстро привела его в чувство. Кисть правой руки оказалась то ли сломанной, то ли вывихнутой, что в его положении было почти равноценно.
Уже через минуту Алексей так окоченел, что дробный лязг его зубов, наверное, слышен был во всех прилегающих тоннелях, и все же звать на помощь он не решался. Здоровой рукой Зайцев ощупал стенки колодца, затем попробовал выбраться, но допрыгнуть до края прохода так и не сумел. «Это же надо быть таким невезучим, – чуть не плача, подумал он. – Почти ушел. Ушел ведь! Гады, нарыли колодцев!» Правда, Алексей выяснил, что его никто не охранял, и если бы не эта дурацкая оплошность, он бы уже был наверху. Теперь же ему предстояло вернуться в одну из этих смердящих нор, и неизвестно было, куда его определят на этот раз.
Глава 5
Зайцев держал поврежденную опухшую кисть в воде, аккуратно массировал её и соображал, как отсюда выбраться. Вода почти доходила ему до груди, диаметр колодца был не более метра, и Алексей вспомнил, как в детстве не раз взбирался по стенкам узкого коридора, упираясь в них руками и ногами.
Мысль о перочинном ноже пришла к нему не сразу. Зайцев успел так замерзнуть, что уже с трудом соображал и двигался. Он долго и неуклюже вытаскивал левой рукой из правого намокшего кармана нож, не меньше провозился с лезвием, которое не желало открываться. Затем столько же оглаживал скользкие глиняные стены, решая, откуда начать резать ступеньки.
Работать левой рукой коротким лезвием оказалось не таким простым делом, хотя сырая глина поддавалась легко. От холода движения Алексея стали нерасторопными, как и течение мыслей, словно бы они имели ту же материальную основу, что и кровь. Зайцев невольно сравнил себя с холоднокровными земноводными, у которых с падением температуры тела замедляются жизненные процессы. Закончив одну ступеньку, он принялся резать вторую на противоположной стороне. «Если это сон, – думал он, – если я лежу где–нибудь на болотном островке, то это самый длинный и мучительный кошмар в моей жизни. И до чего же неправдоподобно, но складно все это выглядит. Может быть во сне я скатился с горбушки в воду и поранил себе руку? Тогда почему я никак не проснусь от боли? Чушь какая–то. Это не я сплю, это они спят. И скорее всего, никогда уже не проснутся. А я им только снюсь. Я, живое воплощение той самой недостижимой мечты, о которой они грезят всю свою жизнь, бездарный пророк, который должен увести их назад в несуществующую Кудияровку, но никогда не уведет. И разбудить их никак невозможно. Этот «спящий» не проснется никогда. Может в этом и есть их спасение, потому что пробудившись, они увидят только собственное убожество? Увидят и от ужаса тут же всем скопом покончат собой. Интересно, если бы я остался здесь до конца дней, чем бы я занимался? – Алексей даже содрогнулся от этой жуткой мысли. – Валяться днями напролет рядом с уродливой, пьяной кудияровкой и думать, чем заполнить время, когда заполнять его попросту нечем? Или как Мишка–дурачок изобретать свою безумную азбуку? Нет, уж лучше сразу спиться и сдохнуть от белой горячки или цирроза печени. Разум здесь первый враг. В подземелье ему просто нет применения. Это могила, где из чувства самосохранения надо убивать его каждый день, хотя бы самогонкой.»