Текст книги "Путешественник"

Автор книги: Андрей Земсков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Таким образом, повторить национализацию денежных средств из банкоматов было уже нельзя. Но у нас недалеко был древний русский город Колывань, бывший в это время губернским городом Ревелем. А в 21 веке на его месте находился Таллинн – столица самопровозглашенного государства «Эстония». Там банкирско-роставщическая шушера была еще непуганной и с большим количеством заграничных евриков в банкоматах и банковских хранилищах. Да, крупные евро-банкноты даже имеют чипы для их отслеживания. Но ведь в 21 веке на несколько десятков миллионов унылых европейцев существует аж целый миллиард хитрых китайцев, чьи бизнесмены возьмут евро в любых количествах, не интересуясь их происхождением. А купить за евро в Китае можно все что угодно. В том числе и промышленное оборудование. И даже дешевле, чем в Европе и США. Главной проблемой в этой экспедиции были дороги. Точнее их реальное полное отсутствие зимой. Вместо дорог были санные пути, по которым хроноаборигенам ездить на своих санях было даже лучше, чем летом на каретах и телегах по дорогам. Пришлось включать в состав колонны армейский колесный путепрокладчик ПКТ-2, у которого даже максимальная транспортная скорость всего 45 километров в час, а при расчистке дороги от снега не более десяти. Деньги – груз компактный, потому личного состава взяли меньше и разместили в одном утепленном кузове КАМАЗа, оборудованного спальными местами и печкой. До Ревеля было менее 400 километров, но при скорости в 10 километров в час и движении только в светлое время суток, дорога должна была занять до 5 суток. Сократить время можно было, не расчищая снег на тех участках, где он был хорошо укатан и таким образом увеличивать скорость движения до 40-45 километров в час. Однако, парни смогли опередить график и уже через три дня Рагнар, возглавлявший экспедицию, сообщил, что достиг Ревеля и приступает к работе. Три дня ушло на подготовку и один день на саму работу. В течение дня национализировались деньги из банкоматов, вечером – инкассаторские машины, а ночью были отработаны хранилища в нескольких отделениях банков. Завершив работу, колонна двинулась в обратный путь и в Санкт-Петербург прибыла только вечером 30 декабря.

Затем было празднование нового 1837 года. Я объявил новогодние каникулы работникам с 1 по 5 января включительно. Так называемое «рождество» у нас не праздновалось, и было обычным рабочим днем. А чего действительно его праздновать? Даже если и предположить, что гражданин римской провинции Иудея Назаретский Йшуа Иосифович и имеет какое-то значение для России, то все равно остаются проблемы с самой датой. Во-первых, она неизвестна. Вообще не известна. Не ясен даже точно год. Не принято было у древних евреев запоминать дни рождения, как у римлян. Тем более в бедной, даже нищей древнееврейской семье. Если попытаться установить дату хотя бы приблизительно, пользуясь информацией из первоисточников, то получается, что это было летом либо осенью, но никак не зимой. Потому что, когда родители будущего самозваного «царя иудейского» явились в Вифлием, то они были настолько нищими, что не могли себе позволить ночевать на нормальном постоялом дворе и ночевали толи в хлеву. Хлев пустовал, так как скор был на пастбище. Зима, конечно, в иудее не такая, как в России. Средняя температура января +9 по Цельсию, зимой бывает снег, хотя и немного. То есть зимой там прохладно и дождливо, потому скот, который с весны до осени пасется в полях, загоняют в хлева. Это означает, что в январе в Вифлиеме скот не мог постоянно находиться на пастбище. Дата 25 декабря впервые появилась в 221 году без каких-либо нормальных обоснований. Судя по всему, церковники решили просто сделать своим популярный у почти всех народов праздник зимнего солнцестояния, с которым они до этого безуспешно пытались бороться. Ничего лучше, чем объявить эту дату «рождеством» своего миссии, они не придумали. Хотя, чего еще ждать от средневековых мракобесов. Затем в юлианском календаре накапливалось отставание, но при переходе на более точный григорианский календарь церковники продолжали отмечать свои праздники по старому стилю. Из-за этого так называемое «рождество» стало отмечаться 7 января, то есть вообще перестало быть привязано к какой-либо обоснованной дате.

А после праздников днем в понедельник 9 января мне позвонил Дима:

– Сегодня вечером Пушкин стреляется с Дантесом! – Голос всегда спокойного спецназовского майора был взволнован.

– Как?... – Был единственным словом, которое я смог произнести от неожиданности.

– В той истории дуэль состоялась 8 февраля. Через месяц. А здесь все ускорилось. Возможно из-за нашего влияния на ход истории. Я держал ситуацию с Пушкиным под контролем, но до декабря видимых отклонений от той истории в данном вопросе не было. В декабре я был в Ревеле, а сразу после возвращения мне доложили, что все нормально и после первого вызова Жуковскому удалось примирить стороны и дуэль отменена. Но, однако, явно прослеживается чье-то воздействие, направленное против Пушкина. И в этом варианте истории эти твари действуют активнее. Я специально просмотрел историю Пушкинских дуэлей. Их же уже не менее 28! Большая часть не состоялась из-за примирения или принесения изменений, а те, которые состоялись, проводились на «несмертельных» условиях, то есть стрелялись с большого расстояния и не попадали. Да и еще в условиях этой дуэли оговорено, что если после первых выстрелов не будет результата, то дуэлянты повторно встают к барьеру и стреляются еще...

– То есть это дуэль «до результата»? Хреново... – Сказал я.

А ведь этот конфликт длиться уже давно, и это не первый вызов на дуэль. И расстояние оговорено маленькое. У здешних гладкоствольных пистолетов кучность крайне паршивая, потому на расстоянии более 20 метров попадание в цель вопрос случая, а не меткости стрелка. Обычно стрелялись с расстояния в 15-20 шагов. А Пушкин с Дантесом будут стреляться с расстояния всего в десять шагов. Это шесть-семь метров, почти в упор даже для 19 века. При этом известно, что Пушкин на дуэлях никогда не стрелял первым и не стремился убить противника. А на таком маленьком расстоянии почти гарантировано попадет тот, кто сделает первый выстрел. Вот потому в той истории Дантес стрелял, даже не дойдя до барьера. А на случай, если убить Пушкина с первого раза не получилось бы, то по условиям дуэли был оговорен второй выстрел. То есть, поединок до результата, гарантированное убийство.

Конфликт Пушкина с Дантесом и стоявшим за Дантесом его покровителем бароном де Геккерном, длился уже давно. Их несколько раз мирили, но затем опять появляется повод для конфликта. И поводы создавались такие, что приводили в бешенство экспрессивного поэта, который и так мог вызвать на дуэль из-за обиды на плохой отзыв о своих стихах. А в данном случае некто упорно порочил честь его жены, за которой пытался ухлестывать Дантес. В той истории дуэль в январе была отменена из-за женитьбы Дантеса на сестре жены Пушкина и потому состоялась только в феврале. А здесь они решили стреляться за день до свадьбы, так как после свадьбы будут как бы родственниками. А дуэли между родственниками негласным дуэльным кодексом не приветствуется. Все это было явно не простым стечением обстоятельств.

– Где и когда будет дуэль? – Спросил я.

– На том же месте и примерно в тоже время. Вечером на Черной Речке близь Комендантской дачи.

– Это через весь Питер переть и еще до Питера отсюда ехать...

Я глянул в окно, там падали редкие хлопья снега. Дорога, скорее всего, была занесена снегом и от имения до столицы на Майбахе ехать было весьма проблемно. А в Питере у нас только контора с приказчиками и без машин. Пара простых охранников, дежуривших у входа проблему решить не смогут, даже если успеют приехать на Черную Речку на извозчике. Для дуэлянтов они простые холопы, хоть и с револьверами Кольта. Слушать их никто не будет, а простолюдин дворянину тут приказывать не может. Ну, разве что, если на государевой службе и в пределах своих полномочий.

– Поднимай по тревоге кирасирскую роту, до Питера сейчас только на «мотолыгах» можно быстро доехать. Сами поедем на штабном... – Озвучил я принятое решение.

Сразу после разговора с Рагнаром, вызывал адъютанта и приказал:

– Штабной БТР к выезду. Группе сопровождения экипироваться по-боевому.

Быстро достаю из шкафа зимней камуфляж и надеваю его. На ноги – теплые зимние берцы на меху, разгрузка. Открываю оружейный сейф. Засовываю в кобуру на разгрузке Стечкин, в руки беру автомат «Вал». Экипировавшись, выбегаю во двор. Ворота гаража уже открыты и там рычит двигателем мой личный штабной бронетранспортер. У ворот уже стоят Рейнджер, Рагнар, Сенсей и Леха Карпенко. Рядом с ними – пятеро бойцов моей личной охраны. Все бойцы в теплом зимнем камуфляже, броники, разгрузки, автоматы АК-74. При моем приближении они тут же выстроились в шеренгу. Старший хочет отрапортовать, но я махаю рукой – «Вольно!» Чего тратить время на слова, когда и так все понятно и надо спешить, а то можем и не успеть спасти великого русского поэта.

МТ-ЛБ выкатывается из гаража, обдавая нас теплым и едким солярочным выхлопом еще не прогретого дизеля. На месте мехвода лично сам зампотех Александр Васильевич. Мы открываем кормовые двери и быстро залезаем внутрь. Как только все оказываются на борту машины, Рагнар кричит в проход между кузовом и кабиной «Поехали!». Ревет дизель, и вездеход бодро тронувшись с места, выкатывается из усадьбы через ворота, которые охрана уже заранее открыла. Несемся по заснеженной дороге, поднимая тучи снежной пыли. Дороги в поместье ежедневно чистят, но после утреннего прохода снегоочистителя их уже успело слегка припорошить, хотя снегопад вроде совсем слабый. Ворота нашей военной базы уже открыты и из них начинают выползать МТ-ЛБ кирасирской роты в белой зимней раскраске.

Я даю по радио команду выстраиваться за нами в колонну и на максимальной скорости двигаться к Петербургу. Вскоре достигаем перекрестка с шоссе на столицу. Машины перед поворотом чуть сбрасывают скорость, но выехав на шоссе, тут же разгоняются вновь. Несемся так, как осенью я и на Майбахе здесь по булыжнику не ездил – скорость более шестидесяти.

Вот впереди первая застава – черно-желтая будка и шлагбаум такой же раскраски. Около будки испуганный стражник с ружьем. Он видит несущиеся в клубах снежной пыли гусеничные вездеходы. В тишине зимнего морозного дня рев одиннадцати моторов выглядит достаточно устрашающе. Такого мог бы испугаться и необстрелянный боец 21 века, ведь недаром в армии специально проводят обкатку солдат танками. А тут 19 век и даже обычные втомобили пока большая редкость. Стражник, похоже, впал в ступор от увиденного. Хорошо, что не на дороге у шлагбаума стоит, а с краю у будки. Застава приближается. Зампотех не снижает скорости, явно не намереваясь останавливаться. Из теплой караулки, стоящей рядом с дорогой, выбегают еще пара солдат и офицер. Но бронированный вездеход на полной скорости с треском ломает шлагбаум и его остатки с хрустом перемалывают гусеницы.

Все заставы уже оборудованы телефонной связью. Она не коммутируемая. Один аппарат в будке у шлагбаума, другой в караулке. При простом поднятии трубки – связь между этими аппаратами, а если нажать на аппарате единственную кнопку, то на проводе будет дежурный городской полиции. Следовательно, как только стражники придут в себя, то сразу сообщат о нашем появлении дежурному. Это была Средняя Рогатка, от нее до Ближней Рогатки 5 километров, то есть 5-6 минут хода на такой скорости.

Вот впереди уже видны колонны недостроенных Московских Триумфальных Ворот. За ними по бокам дороги две каменные кордегардии, одна уже построенная, а другая еще строящаяся. И такой же черно-желтый полосатый шлагбаум с будкой. Около шлагбаума двое солдат. Александр Васильевич мигает фарами и давит на сигнал. К грохоту двигателей добавляется звук мощного ревуна. Один солдат застыл в шоке, но другой оказался храбрее и сообразительнее. Понимая, что лучше убраться с дороги этих мчащихся стальных монстров, он хватает за руку своего товарища и оттаскивает его от шлагбаума. Звонкий удар замерзшего дерева о сталь. Громкий треск ломающегося бревна, переходящий в хруст его остатков под стальными траками гусениц.

Еще немного и машины проносятся по чугунному Ново-Московскому мосту через Обводный канал, и теперь мы уже мчимся по городу, распугивая прохожих и повозки. Скорость приходится немного сбавить, что бы они успевали освобождать нам дорогу. На Сенной площади колонна сворачивает на Садовую улицу и движется по ней мимо Государственного Банка, Гостиного Двора, пересекает Невский проспект, минует Инженерный Замок и через Марсово Поле выезжает к Троицкому мосту. Мост еще плашкоутный, деревянный.

Александр Васильевич сбрасывает скорость и по радио дает команду мехводам следующих за нами машин на мосту держать дистанцию и соблюдать крайнюю осторожность. Наш МТ-ЛБ въезжает на настил моста. Под его весом скрипят доски, мост заметно проседает, но выдерживает. Хорошо, что слой плотно утоптанного снега защищает доски настила от прямого контакта с гусеницами и равномернее распределяет нагрузку. Мы медленно движемся по мосту, опасаясь, что какая-нибудь секция может не выдержать. Машина, конечно, плавающая, но только сейчас зима и на Неве кругом лед. На всякий случай проверяем, что все люки задраены. Но мост выдерживает, и мы въезжаем на Петроградскую Сторону. Движемся по Каменноостровскому проспекту, который еще несколько лет назад назывался дорогой на Каменный остров. Вездеход снова разгоняется. Мимо проносятся совершенно деревенские глухие деревянные заборы Петроградской Стороны, за которыми видны избы, окруженные садами. Начинают поступать доклады от мехводов идущих позади машин о благополучном завершении проезда моста. Первая машина, вторая... третья... Только бы все нормально прошли. Совсем не хочется из-за каких-то пидорасов, провоцирующих поэта, известного своей задиристостью, утопить наших парней вместе с машинами.

Мы проезжаем ружейную и монетную слободы, дома заканчиваются, впереди видны огороды и река Карповка. Наконец, поступает доклад, что последняя машина благополучно миновала Троицкий мост. Почти не снижая скорости, мы проносимся по деревянному мосту через Карповку, минуем Аптекарский остров, мост через Малую Невку, Каменный остров. Перед мостом через Большую Невку Александр Васильевич сбрасывает скорость. Мост, хотя и не наплавной, а на деревянных сваях, но настил все равно не рассчитан на тяжелую технику.

И вот вездеход выкатился на правый берег. Зампотех дал полный газ. Машина, ревя дизелем и выбрасывая из-под гусениц фонтаны снега, мчится по Чернореченскому проспекту к Никольскому мосту через Черную Речку. Миновав мост, МТ-ЛБ не снижая скорости понесся напрямик через снежную целину в сторону Коломяжской дороги к виднеющемуся там перелеску и строениям. Эта местность использовалась под огороды, и потому гусеницы с хрустом ломают изгороди и кусты, торчащие из-под снега. Впереди на дороге у небольшой рощи виднелись две стоящие кареты, на козлах которых скучали кучера.

К сожалению, сколько мы до этого ни изучали сведения об этой роковой дуэли, произошедшей в той истории, но точного места ее проведения узнать не удалось. Сами участники, которым грозила уголовная ответственность, сведений о точном месте не оставили. А те сведения, которые мы нашли, были записаны иными лицами либо со слов друга и секунданта Пушкина Данзаса, либо со слов сына хозяина здешних огородов господина Мякишева, которому место показал отец.

– Александр Василич, гоните к роще, они, скорее всего, там!

Вездеход несется через огороды, продолжая безжалостно ломать изгороди и кусты. Остальные машины несколько отстали. Там за рычагами сидели все же неопытные мехводы, которые обучались всего три-четыре месяца, хотя и очень интенсивно. Переехав мост через Черную Речку, остальные бронетранспортеры развернулись цепью и начали охватывать предполагаемое место дуэли. Три машины первого взвода пошли за нами. Второй взвод ушел правее, чтобы охватить рощу с востока. А третий взвод вдоль берега Черной речки начал выдвигаться к строениям Комендантской Дачи, находящимся немного юго-западнее рощи. Кучера, сидевшие на козлах карет, испуганно обернулись в сторону приближающихся вездеходов. Наш бронетранспортер с треском вломился в кустарник между рощей и амбаром, стоящим на раю огородов, и сразу резко встал. Мы сразу поняли, что приехали. Распахнули кормовые люки и выпрыгнули наружу.

Перед нами предстала средних размеров поляна, закрытая от посторонних взоров густым кустарником и амбаром. У двойной березы на противоположном ее краю стояли двое. Один в гражданской одежде, другой в мундире. Это явно секунданты перед березой на снегу утоптан прямоугольник шириной в пару метров и длинной метров сорок. В центре прямоугольника лежат шинели, обозначающие барьеры. Между барьерами метров 6-7. Весьма близко. С такого расстояния даже из здешних дуэльных пистолетов велика вероятность попасть. Пушкин и Дантес уже начинали сходиться, держа в руках пистолеты, но наше появление их остановило.

– Стоять! Оружие на землю! Руки вверх! – Кричит Рагнар, бегущий вместе с Сенсеем к Дантесу.

Я и Олег бежали за ними, лишь немного отставая. Позади я слышал топот сапог бойцы моей личной охраны. До дуэлянтов было всего полсотни метров. В это время, Дантес, опомнившись после первоначального шока, сделал несколько быстрых шагов к барьеру и резко вскинул руку с пистолетом. Вероятно, он понял, что мы не успеваем добежать, а терять ему уже нечего – по петровским законам за участие в дуэли полагалась смертная казнь через повешенье. Правда, еще со времен Екатерины, дуэлянтов казнили далеко не всегда, заменяя смертную казнь значительно более мягкими наказаниями, типа нескольких месяцев тюрьмы или ссылки на пару лет в собственное имение. Но формально закон отменен не был.

Мы действительно не успевали. Я решил просто всадить этому оборзевшему лягушатнику пулю в бошку, благо для «Вала» с оптикой полсотни метров более чем рабочая дистанция. Потом отмажусь, заявив, что он повернул оружие в нашу сторону, и мы защищались. И все мои бойцы это подтвердят. Но Рагнар с Сенсеем меня опередили. Все же бывший лейтенант милиции и офицер запаса войск РХБЗ, это далеко не майор спецназа ФСБ, даже не просто далеко, а очень далеко. Особенно, если этих майоров сразу двое. Сенсей упал на одно колено, вскинув к плечу свой «Винторез», а Рагнар стрелял стоя. Я увидел, как палец Дантеса лег на спусковой крючок дуэльного пистолета, а его глаз прищурился, беря на мушку стоящего в прострации Пушкина. Я хотел стрелять, но не успевал прицелиться! Черт, надо было стрелять от бедра длинной очередью на весь магазин. С такого расстояния точно бы зацепил. Но тут на руке и на ноге Дантеса появились две маленькие красные точки и сразу же практически синхронно раздались два негромких хлопка. Туда, где были красные точки, вошли тяжелые 9-миллимитровые пули с вольфрамовыми сердечниками. Пистолет, выбитый мощным ударом, вылетел из руки Дантеса и улетает куда-то в снег с разбитой рукояткой. Француз вытаращил глаза от удивления и боли, но он не успел даже закричать, так как его правая нога подломилась и он без сознания упал на снег.

Пушкин так и стоял неподвижно, удивленно глядя на нас и держа пистолет стволом вверх. К нему подбежал Леха Карпенко и попытался отнять оружие. Пушкин отдавать пистолет не пожелал, вцепившись в него, хотя особенно не сопротивляется. Грохнул выстрел. Это выстрелил пистолет Пушкина, который вырывал у него из руки Леха. К ствол был направлен вверх и пуля ушла в небо. После этого Пушкин ослабил хватку, и Леха все же отобрал пистолет. Двое подоспевших бойцов схватили поэта, завернув ему руки за спину и опрокинув на колени. Секунданты стояли бледные от испуга, с поднятыми вверх руками, и со страхом смотрели на направленные прямо на них стволы автоматов. Дантес лежит на земле и не шевелиться. Около правого колена и кисти правой руки на снегу были видны свежие ярко-красные пятна крови. Парни сработали мастерски. Я был спокоен за наше будущее МГБ, зная, что создавая будущий щит Империи, товарищи майоры не посрамят памяти Дзержинского и Берии.

Я стоял над лежащим без сознания Дантесом, тяжело дыша после бега. Сердце бешено колотилось от продолжавшего бурлить в крови адреналина. В чувство меня привел послышавшийся рядом голос Рагнара. Майор был как всегда спокоен и хладнокровен.

– Товарищ князь, надо бы власти уведомить о происшествии...

– Да, сейчас звоню Кокошкину! – Ответил я, мгновенно выйдя из ступора, и направился к стоящему неподалеку бронетранспортеру, двигатель которого продолжал урчать на холостых оборотах, а из люка торчал по пояс Александр Васильевич. Радиотелефон я оставил в кабине, так как это не миниатюрный сотовый аппаратик, привычный обитателям 21 века, а здоровенная дальнобойная труба, имеющая приличные размеры и вес под полтора килограмма, но зато работающая на расстоянии почти в сотню километров от базовой станции. Пока я ходил за телефоном, Рагнар с Сенсеем достали из разгрузок индивидуальные медпакеты и начали перевязывать Дантеса, у которого пули пробили кисть руки и коленный сустав. Взяв радиотелефон, я вернулся к месту дуэли, по дороге набирая номер обер-полицмейстера.

– Здравия желаю, ваше сиятельство! Докладывает князь Земцов. Нахожусь в районе Комендантской Дачи на Черной Речке. По поступившей информации здесь должна была состояться дуэль, спровоцированная врагами России с целью убийства великого русского поэта камер-юнкера Пушкина Александра Сергеевича и нанесения, таким образом, тяжелого и непоправимого ущерба русской культуре. Дуэль предотвращена. Дуэлянты задержаны. Агент французской разведки Жорж Шарль Дантес де Геккерн пытался оказать сопротивление и скрыться. Он пытался стрелять в меня и моих сотрудников. Мы вынуждены были открыть ответный огонь. Злодей при задержании был ранен. Ему оказана медицинская помощь и сейчас он дает признательные показания. Его сообщником и соучастником преступления является французский агент Доширак, агентурный псевдоним «Лапша», занимавшийся в России шпионажем. Круг других участников злодеяния устанавливается. Место дуэли оцеплено и находится под контролем бойцов моей личной охраны...

В трубке послышался тяжелый вздох. Я слышал, как несчастный генерал-майор, шепотом охарактеризовал бешенного задиру камер-юнкера Пушкина. Выражения были совершенно непарламентские, так как Россия все же была абсолютной монархией и мнение о парламентаризме здесь весьма популярно высказали еще в 1825 году на Сенатской площади при помощи картечи. Я хорошо понимал господина обер-полицмейстера, ибо то, что камер-юнкер Пушкин состоит на особом полицейском учете, было очевидным. И не как вольнодумец, а как известный дуэлянт и скандалист. Эта категория явно доставляла полиции больше хлопот, чем вольнодумцы, а великий поэт был одним из самых активных задир – 29 дуэлей это все-таки несколько больше, чем просто небольшие шалости.

– Оставайтесь там... Никого не отпускайте... Я сейчас еду... – Хрипло и с какой-то обреченностью в голосе произнес обер-полицмейстер.

Похоже, эта история грозила ему серьезными проблемами. Ну, еще бы! Тут замешаны иностранцы, в том числе иностранные дипломаты – секретарь французского посольства виконт Оливье д'Арширак – «салат с лапшой», как мы стали называть его между собой, и голландский посланник барон Луи де Геккерн. Одновременно, камер-юнкер Пушкин, хотя и был известным дуэлянтом и задирой, но при этом он являлся медийной персоной и лидером общественного мнения, как эту категорию будут называть в 21 веке. А потому как его гибель, так и излишне жесткие репрессии со стороны властей чреваты недовольством в обществе. К тому же талант Пушкина и его творчество ценили и их императорское величество, и шеф жандармов Александр Христофорович Бенкендорф. А посему уважаемый Сергей Александрович рисковал оказаться крайним, как не сумевший вовремя предотвратить столь резонансную дуэль.

Поскольку после звонка обер-полицмейстеру большое начальство уже на всех парах должно было нестись к месту дуэли в сопровождении толпы жандармов и городовых, нам следовало действовать быстро. Убрав телефон в карман разгрузки, я быстрым шагом подошел к Дантесу, с которым возились Рагнар и Сенсей. Французик уже начал приходить в себя. Эк быстро он оклемался... Хотя это не его заслуга, судя по запаху нашатыря из пузырька, который совал ему под нос Сенсей, это заслуга фармакологии будущего.

– Ну что, тварь троцкистская, будешь говорить, кто дал тебе, падла, задание подло убить нашего великого поэта!? На кого ты работаешь, мразь!? – Заорал я на него.

Дантес смотрел на меня каким-то странным взглядом. Похоже, что он тут не привык к такому обращению. Дворянчик, блин... Ну ничего, ты еще не знаешь, что такое советская милиция! Мой дедушка, хотя и двоюродный, служил все же не где-нибудь, а в прославленном сталинском НКВД. Да и мы в Василеостровском РУВД тоже не таким еще языки развязывали. Вон как смотрит нагло! Похоже, что дырки в кисти руки и раздробленного коленного сустава ему мало. Почки, похоже, у него излишне здоровые. Так мы это сейчас поправим... Я ударил французика по пояснице отработанным коротким скользящим ударом почти без замаха. Нормальный человек должен от этого или вскрикнуть, или завыть от боли... Но Дантес лишь испуганно от меня отшатнулся.

У меня не было никакой жалости к этой мрази, так как я успел собрать достаточно информации о нем. В юности Жоржик учился в Сен-Сирской военной школе, откуда вынужден был уйти. Истинные причины были не особо благовидны, потому он предпочитал их скрывать, рассказывая сказку о том, что якобы был исключен за монархические взгляды. После этого юный французик подался на прусскую службу, но там не смог быстро сделать карьеру, что его не устроило, так как просто «тянуть лямку» обычного офицера не желал. Тогда Жорж оставил Пруссию и приехал в Россию. Здесь он придумал о себе легенду, будто бы после свержения Бурбонов в 1830 году, участвовал в 1832 году в вандейском восстании и из-за этого был вынужден уехать из Франции. Выдавая себя за ярого роялиста, он поступил в гвардию после облегчённого офицерского экзамена и в 1834 году был зачислен корнетом в кавалергардский полк. Более того, он еще наврал, что является бедным сиротой и по приказу императрицы, сжалившейся над несчастным симпатичным юношей, ему выплачивалось пособие из казны. Это при том, что его отец был, не только был жив, но и был богатым землевладельцем! В России его официально усыновил голландский посол барон Луи де Геккерн, являвшийся известным гомосексуалистом. Де Геккерн дал ему свою фамилию и баронский титул, а так же вывел в высшее общество Санкт-Петербурга. Это то, что уже можно было официально предъявлять гражданину Дантесу де Геккерну. А кроме этого, я знал, что покинув Россию после убийства Пушкина, Жоржик уехал во Францию, занялся политикой и стал мэром какого-то городка, а потом и сенатором. А самое главное – на старости лет этот лживый подонок в своих воспоминаниях писал, что не понимает, почему эти русские дикари так переживают из-за какого-то Пушкина. Он, видите ли, русский поэт. А ведь на дуэли могли убить и его, Дантеса де Геккерна, и Франция потеряла бы сенатора. А ведь французский сенатор это, якобы, намного более ценная личность, чем поэт у каких-то славянских туземцев. Вот посмел бы он там во Франции вякнуть, что он, как французский политикан, ценнее тамошнего Вольтера? Уверен, что ему такое бы и в голову не пришло. Зная это, я готов был прямо на месте пристрелить эту наглую лживую тварь, которая, чуть было, не лишила Россию великого поэта. Но пуля это не решение. Его должна ждать петля. И не только его, а всю гомосексуальную шушеру, которая все это подстроила. На скамье подсудимых, а затем и на виселице, должны оказаться и дружки Дантеса и Геккерна – гомосексуалисты Гагарин с Долгоруковым. И вся Россия вплоть до последнего крестьянина должна узнать, кто хотел убить великого поэта.

– Не надо его бить, командир... – Спокойным голосом остановил меня Рагнар. – Он сейчас все равно не чувствует боли. Я ему уже вколол препарат...

– Сыворотку правды? – Спросил я.

– Нет, это обычное обезболивающее из индивидуальной аптечки. Целиком шприц-тюбик вогнал. У него же колено раздроблено, он вообще мог загнуться от болевого шока. А препарат в наших аптечках сильный. Сейчас немножко подождем и начнем беседу. При правильной беседе клиент под этим препаратом хорошо «плывет» и без сыворотки правды. – Пояснил майор.

– Хорошо, работайте. – Кивнул я, понимая теперь, почему у Дантеса был такой странный взгляд. – Нам нужны показания, подтверждающие, что дуэль была специально спровоцирована, что Пушкина вынудили бросить вызов... Организаторы – французская и английская разведки... И тайное общество, связанное с заграницей. К этому делу без дураков приложила руку серьезная и влиятельная организация, с которой в любом случае нам придется серьезно схлестнуться в весьма недалеком будущем...

– Лобби гомосеков? – Усмехнулся Рагнар. – Я в курсе. Луи де Геккерн, и дружки Дантеса Гагарин и Долгоруков, причастные к провоцированию Александра Сергеевича, влиятельные людишки в этой организации. А Гагарин еще и иезуит. Нам предстоит серьезное расследование всей этой сети, в которой переплетены местные и иностранные пидорасы с коррупционерами и шпионами.

– Ну раз ты в курсе, значит понимаешь, что мы сейчас от него должны получить... Писать он в таком состоянии явно не сможет... У меня с собой смартфон. На видео снимешь его показания...

– У меня свой есть. – Улыбнулся майор, доставая из внутреннего кармана бушлата смартфон Asus ZenFone Zoom, знаменитый своей великолепной камерой с хорошей оптикой, что редкость для столь компактных аппаратов.

Да, бывший лейтенант милиции это, действительно далеко не тоже самое, что бывший майор элитного подразделения ФСБ. Конечно, и у меня после некоторого массажа поясницы, Жоржик бы признался не только в том, что хотел подло убить Пушкина по заданию «Дезьем Бюро», или как тут сейчас называется у лягушатников разведка, но и лично организовывал восстание декабристов, устраивал наводнения в Петербурге, своими руками нагоняя воду в устье Невы, а так же уже купил в лавке у старого еврея, являющегося на самом деле переодетым турецким резидентом, коробок спичек для поджога Зимнего Дворца. Ну, разумеется, еще бы дал бы показания, что он – масон, сионист, скинхед-неофашист и либеральный оппозиционер в одном флаконе... И работает не только на «Дезьем Бюро», но и на ЦРУ, Моссад и еще десяток разведок...