Текст книги "Угол атаки"

Автор книги: Андрей Таманцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Голубков сел, но докладывать не спешил.

– Дело с грифом "совершенно секретно", – сухо напомнил он.

– Наш гость имеет допуск к гостайнам, – ответил Нифонтов. – Так что можете говорить. Под мою ответственность.

Полковник помедлил, словно раздумывая, должен он воспринять слова начальника управления как приказ или следует отказаться принимать участие в этой светской беседе.

– Мы слушаем, – поторопил Нифонтов. – Предысторию опустите. Давайте сразу выводы. Если они есть.

– Да, есть, – так же сухо подтвердил полковник. – Мы пришли к определенным выводам. Их три. С момента своего создания в январе девяносто седьмого года фирма "Феникс" занимается регулярной поставкой российских истребителей военным формированиям движения Талибан. "Госвооружение" является государственной компанией и не могло напрямую продавать самолеты талибам, так как это запрещено международными соглашениями. Поэтому и была создана эта фирма. Оплачивает самолеты бен Ладен через своего эмиссара аль-Джаббара. Вывод первый: эта деятельность "Госвооружения" противозаконна.

– Дальше, – кивнул Нифонтов.

– В настоящее время реализуется контракт на общую сумму девятьсот шестьдесят миллионов долларов, – продолжал полковник, глядя перед собой, на свои сцепленные на столе руки. – Из них двести миллионов уже перечислены. Авария "Руслана" в Иркутске сорвала график поставок, пришлось идти на сверхресурсную загрузку машин. Вывод второй:

"Госвооружение" несет ответственность за гибель самолета "Антей", а возможно – и самолета "Руслан" в Иркутске.

– Бардак, везде бардак! – пробормотал Экс. – И конца-края ему не видно. Какой же третий вывод?

– При средней стоимости истребителя тридцать миллионов долларов контракт подразумевал поставку талибам тридцати двух машин. Такого количества новых изделий нет ни в резерве "Госвооружения", ни на авиазаводах. Это заставило нас предположить, что под видом торговли новыми истребителями осуществляется какая-то иная программа. Мы предприняли ряд оперативно-розыскных мероприятий и выяснили, в чем заключается эта программа.

Экс прервал полковника:

– Что за мероприятия?

– Прошу извинить. Я не могу ответить на ваш вопрос. Была задействована наша агентура. Раскрыть ее я не имею права. И приказать это сделать мне не может никто. Даже президент.

– И даже я, – кивнул Нифонтов, жестом показав гостю, что он бессилен ему помочь. – Продолжайте, Константин Дмитриевич. Что это за программа?

– Полтора года назад нынешний генеральный директор компании "Феникс" генерал-лейтенант Ермаков встретился в Нью-Йорке с профессором Ефимовым, известным специалистом по радиолокации. Он предложил ему вернуться в Россию и заняться созданием антирадарной защиты для обычных серийных машин. Ефимов отказался, но дал понять, что в России остались его ученики. Ермаков нашел одного из них. Николай Фалин из НПО имени Жуковского. Отдел конструктора Крылова занимался этой тематикой и имел определенные успехи. Год назад финансирование было закрыто, оборудование с полигона под Воронежем закуплено фирмой "Феникс", а сам Фалин уволился и исчез. Мы установили, что он был завербован человеком Ермакова и увезен на базовый аэродром "Феникса" в Потапово. Перед тем как уволиться, Фалин запустил в компьютеры отдела вирус и уничтожил всю базу данных по этой тематике. Не сомневаюсь, что он это подтвердит, если нам удастся его допросить. В последнем уверенности нет. Он написал матери, что вернется недели через три. Не думаю, что он вернется. Его уберут.

– Минутку, полковник, – вмешался гость. – Что за страсти вы нам рассказываете? Кому и зачем нужно убирать этого Фалина?

– Это не страсти. Это версия, основанная на фактах. Судя по всему, Фалин закончил разработку методики. И стал не нужен. А знает слишком много. У таких сюжетов всегда только один конец.

– Выходит, Ермаков не просто переманивает кадры, но и целенаправленно занимается вредительством? Так, по-вашему?

– Здесь замешан не только Ермаков. Прекращение финансирования этой темы в НПО имени Жуковского не могло быть случайностью. Да, я считаю, что это целенаправленная работа. Ее координировал кто-то повыше Ермакова. Намного выше.

– Цель?

– Монополизировать превращение старых серийных машин в невидимки. И продавать их по цене новых. Сейчас на аэродроме Потапово находятся пятнадцать МиГ-23, МиГ-25 и Су-25. На них уже нанесено антирадарное покрытие. В ближайшее время они будут переданы талибам. После этого в Потапове будет налажен конвейер. У нас тысячи старых машин. Они пойдут во все горячие точки мира. А таких точек более чем достаточно.

Экс почувствовал, как крахмальный воротник рубашки вжимается в шею. Да что же это делается? Целый отдел из самых опытных гэрэушников был создан для прикрытия программы "Феникс". Мощное спецподразделение с информационным центром, аналитиками, оперативниками и агентурой. А теперь этот бухгалтер-замухрыга, хмурый, как с перепоя, обыденно излагает самую суть этой сверхсекретной программы, о деталях которой не знали даже. высшие руководители государства.

Экс повернулся к начальнику управления:

– Сколько времени вы занимаетесь этим делом?

– Вплотную – три недели.

– Я слышал, что у вас работают профессионалы. Но не подозревал, что такие. Всего три недели. Поздравляю, генерал. Как вам удалось раскопать все так быстро?

– Помог случай. Командир экипажа погибшего "Антея" оказался другом детства полковника Голубкова.

– Бог ты мой! – изумился Экс. – Вот уж повезло так повезло! Да, против такого везения не попрешь.

– Я не склонен считать это простым везением, – заметил Нифонтов. Не было бы этого случая, был бы другой. Всякая криминальная система неустойчива по своей природе. Как только она оказалась в поле зрения, конец ее предрешен.

– Почему вы назвали ее криминальной? Это всего лишь коммерция. Крупномасштабная – да. Не вполне безупречная с точки зрения закона возможно. Но в наше время любая коммерция сомнительна. Торговля оружием не исключение. А когда речь идет о миллиардах долларов, которые мы можем получить...

– Это не коммерция, – перебил гостя полковник Голубков. – Это заговор. Экс нахмурился:

– Вот как? Заговор? Против кого?

– Торговлю истребителями в таких масштабах скрыть невозможно. Ее и не будут скрывать. Это заговор против России. Демократическая Россия перестанет существовать. Это и есть третий вывод.

– Эк куда вы хватили! – хохотнул гость. – Заговор! Кто же организовал этот заговор?

– Разрешите мне не отвечать на этот вопрос. У меня есть уверенность, но доказательств нет.

– Отчего же? – запротестовал Экс. – Разговор у нас неофициальный. Да и я лицо неофициальное. Сделайте милость, полковник, поделитесь своими соображениями. Кто же, по-вашему, стоит во главе заговора? Генерал-лейтенант Ермаков?

– Нет.

– Генерал армии Г.?

– Нет.

– Кто?

– Вы.

Экс растерянно оглянулся на Нифонтова. Тот свободно сидел в кресле, нога на ногу, сцепив на колене руки, только что пальцами не крутил. На лице – вежливый интерес к происходящему. И никакого желания вмешаться, поставить на место своего зарвавшегося подчиненного. Гость перевел тяжелый взгляд на полковника.

– Вы не хотите взять свои слова назад?

– Нет.

И вновь начальник управления никак не прореагировал.

Гость поднялся из кресла и подошел к письменному столу.

Из десятка телефонных аппаратов наметанным взглядом отыскал "вертушку". Взял трубку. Но, помедлив, положил ее на рычаг.

– А теперь послушайте меня, господа. То, что я тут услышал, – это сказки Шахерезады. У вас нет доказательств и никогда не будет. А то, что скажу я, это не сказки Шахерезады. У меня были подозрения, что все, что произошло в Потапове, организовали вы. Сейчас я в этом уверен. Что же произошло? Если оставить в стороне вашу фантастику про заговоры, произошло следующее. Вы не просто превысили полномочия. Диверсии на железнодорожной ветке, взрыв ЛЭП и взрыв "Мрии" – преступления. Только так это будет расценено президентом. Остается получить доказательства, что эти террористические акты были совершены по вашему приказу. И они будут получены. Пять диверсантов захвачены службой безопасности. Это для вас новость, не так ли? Сейчас они дают показания. Пока неохотно, но существует много способов развязывать языки. И вы, профессионалы, все эти способы знаете лучше меня.

Он оглядел хмурые лица контрразведчиков и заключил:

– Я даю вам последний шанс. Мы еще можем договориться. Скажу откровенно, я хотел бы видеть вас союзниками. Другого выхода для вас нет. Итак, генерал?

Нифонтов с сомнением покачал головой:

– Экипаж "Руслана". Экипаж "Антея". Офицеры сопровождения. Семьдесят погибших в Иркутске. Не говоря об афганцах, которые уже крошат друг друга с помощью российских штурмовиков. А в перспективе? Тысячи трупов? Десятки и сотни тысяч? Во всех горячих точках мира. А их, как справедливо заметил мой коллега и друг полковник Голубков, хватает. И с нашей помощью будет становиться все больше. Вам не кажется, что это слишком дорогая плата за повышение благосостояния россиян? Даже если эти миллиарды долларов дойдут до них, в чем у меня есть очень большие сомнения.

– Кончайте демагогию! – прикрикнул Экс. – Я задал конкретный вопрос. И жду конкретный ответ.

– Это и есть ответ. Я не хочу попасть в ад за чужие грехи. У меня и своих хватает. – Нифонтов обернулся к полковнику Голубкову. – У тебя есть что сказать, Константин Дмитриевич?

– Есть. Но я воздержусь.

– Говорите, полковник, не стесняйтесь, – подбодрил Экс. – А то будете потом жалеть, что не сказали.

– Да? Тогда скажу, – кивнул Голубков. Впервые за весь разговор он посмотрел в лицо гостю. В его взгляде была глубокая усталость и холодное безразличие. Так в 96-м смотрели на Экса солдаты и офицеры поредевших полков, выведенных из Чечни.

Полковник помолчал и негромко произнес:

– Пошел на...!

Экс взял трубку "вертушки" и набрал номер.

– Мы были правы, это они, – сказал он, услышав голос Г. – Свяжись с Потаповом. Ты знаешь, что приказать.

Он положил трубку и направился к выходу.

Нифонтов вызвал помощника:

– Проводите нашего гостя.

Тот предупредительно открыл дверь:

– Прошу вас.

Экс выплыл из кабинета, не оглянувшись на контрразведчиков. Они для него не существовали. Они сами решили свою судьбу.

В холле, надевая плащ, поданный порученцем, он увидел в зеркале свое тяжелое холеное лицо.

Лицо бывшего.

Генерал-лейтенант Нифонтов постоял к окна, глядя, как из ворот управления выезжает черный лимузин гостя, и повернулся к полковнику:

– Что с тобой, Константин Дмитриевич? Голубков не ответил.

Нифонтов прянее из комнаты отдыха чистый фужер, привычно разверстал коньяк, кивнул:

– Давай-ка по соточке. Как говорят американцы: "Help yourself". Помоги себе сам. Выпил, прислушался к себе.

– С чего он взял, что коньяк говенный? Коньяк как коньяк. – Поставил фужер на стол, внимательно посмотрел на сумрачное лицо Голубкова. – Знаешь, Константин Дмитриевич, о чем я подумал? Если тебе доведется писать мемуары, в них будет сильная глава. Она будет называться: "Как я послал на... Президента России".

– Он не будет президентом, – буркнул Голубков.

– Вот как? Почему?

– Я буду голосовать против.

– Ребят действительно взяли?

– Боюсь, что да. Сейчас проверим. Пошли.

Они спустились в информационный центр.

Голубков приказал оператору:

– Передавай: "Центр – Пастухову. За успешное выполнение задания представлены к очередным воинским званиям: Пастухов – майор, Перегудов майор, Злотников и Хохлов – капитан, Мухин – старший лейтенант".

Сигнал ушел на спутник. Оттуда, отразившись от серебряной паутинки антенны, плывущей в космической бездне, в божьих имениях, вернулся на землю, в дикую забайкальскую степь, пробившись сквозь эфир, забитый многоголосьем жизни.

"Крошка моя, я по тебе скучаю..."

Через двадцать минут поступил ответ:

"Пастухов – Центру. Служим России".

Генерал-лейтенант Нифонтов и полковник Голубков переглянулись.

Сомнений не оставалось.

Это означало: "Работаю под контролем".

Или другое: ответил не Пастухов.

Глава XI

Подполковник Тимашук готовился к допросу захваченных диверсантов, когда подала сигнал вызова радиостанция "Селена-5". Он взглянул на дисплей шифровального прибора "Азимут", готовый увидеть ставший привычным текст: "Центр – Пастухову. Доложите обстановку". Сначала он поступал каждый час, потом каждые полчаса. Но вместо этого вдруг появилось:

"Центр – Пастухову. За успешное выполнение задания представлены к очередным воинским званиям: Пастухов – майор, Перегудов – майор, Злотников и Хохлов – капитан, Мухин – старший лейтенант".

Тимашук замер. Это была удача. Просвет в полосе черной невезухи, которая преследовала его с первых часов появления в Потапове.

Нужно было ответить. Как можно быстрей.

Что?

Целую вечность – восемнадцать минут – просидел подполковник Тимашук, напряженно всматриваясь в дисплей.

Рация стояла на слесарном верстаке в подземном ремонтном боксе, из которого по приказу Тимашука было убрано все лишнее. Гудели, гасли и вновь зажигались лампы дневного света. Напряжения не хватало, хотя резервная электростанция работала на полную мощность.

"Селена-5". Современная модификация станции космической связи "Барьер". Полтора десятка лет назад, когда курсант Академии ГРУ Тимашук начинал постигать стратегию и тактику тайных войн, переносной "Барьер", способный через спутники-ретрансляторы посылать сигнал за три тысячи километров, казался фантастикой. Связь, это вечное проклятье и ахиллесова пята всех разведок мира, стала почти такой же простой, как звонок по междугородному телефону. Сложности, конечно, остались, но они были уже другого порядка. Отшелушилась профессия радиста, выбивающего на ключе трели морзянки, сгорели в спецпечах шифровальные блокноты, в музеях спецслужб осели "энигмы" и громоздкие шпионские рации.

С тех пор "Барьер" похудел на пять килограммов, оброс новыми функциями, безгранично расширил радиус действия, но принцип действия остался прежним. Импульсная подача сигнала, автоматическая кодировка, прыгающая частота передачи. Самоликвидатор, приводимый в действие по радиосигналу или с места, кнопкой на пульте.

Преобразился и шифровальный прибор "Азимут", стал похож на большой пейджер. Принятые и отправленные шифротелеграммы автоматически стирались при отключении питания или клавишей "Del".

Сейчас оперативная память "Азимута" была заполнена бесконечными: "Центр – Пастухову. Доложите обстановку", "Центр – Пастухову. Доложите обстановку".

Отвечать на это было нельзя, вероятность расшифроваться составляла все сто процентов. Одно неточное слово, и в этом долбаном Центре поймут: рация захвачена. Сработает самоликвидатор, "Селена-5" превратится в ящик мусора. Но в этом случае безответность была оправданной: не до того, не до докладов об обстановке.

Последняя же шифрограмма требовала ответа. Требовала, черт бы ее побрал. И ответа быстрого.

Можно было, конечно, и на это. сообщение не отвечать. Но это было очень слабым решением. Ничтожным. За такие решения из "консерватории", как называли Академию ГРУ, отчисляли безжалостно. И правильно делали. В военной разведке перестраховщики не нужны. Такое решение было безопасным для самого Тимашука, но бесполезным, а значит – вредным, для дела. Центр мог заключить, что связь утрачена, и прекратить вызовы. Тем самым перечеркивалась возможность радиоигры – функельшпиля.

Во время войны функельшпиль широко использовали и Смерш и немцы: через захваченных радистов запускали противнику дезу. Для Тимашука важно было не дезу впарить, ему позарез нужно было другое: выяснить, что это за Центр. О нем ничего не сказали захваченные диверсанты – ни на месте при потрошении по-горячему, ни на других допросах.

Правда, первые два допроса Тимашук провел не лучшим образом. Он отдавал себе в этом отчет. Далеко не лучшим. Просто бездарно. Особенно самый первый, на горе, в грохоте вертолетных двигателей, когда бойцы из команды Сивопляса скрутили диверсантов. В запале штурма, не вполне осознавая, что произошло, почему он еще жив и почему "калаш" снова в. его руках, он яростно тыкал автоматным стволом в изукрашенные маскировочным гримом лица, орал: "Где остальные? Где остальные, говори, мразь, пристрелю!" Стрелял короткими очередями над ухом, вновь рвал горячим дулом щеки и рты. Видел, что они не понимают вопроса, еще больше ярился и действительно пристрелил бы кого-нибудь, если бы его не оттащил Сивопляс.

Второй допрос, в дежурке полковой гауптвахты, на пол которой свалили связанных по рукам и ногам диверсантов, Тимашук провел лучше. Но все равно плохо. Он был к нему не готов. Пустые руки – этого мало для качественного допроса. Без готовности, но и без запирательств, они назвали себя, признали, что диверсии на железной дороге, на резервной электростанции и взрывы ЛЭП их рук дело. Выполняли приказ Центра: любыми средствами предотвратить вылет "Мрии". Назвали пароль, открывающий доступ к работе с клавиатурой "Азимута". Пароль оказался правильным. Но про Центр не сказали ни слова. Не знали. Совсем ничего. Даже простенькой легенды не выложили.

Не знали. Чушь собачья. Как они могли не знать? Могли знать не все. Это да. Но чтобы не знали совсем ничего?

В дежурку заглядывали встревоженные офицеры, мешали. Мешал и грим на лицах диверсантов, делал их одинаковыми, скрывал, как маской. Психологической защитой для них и преградой для Тимашука был и добротный, хорошо подогнанный камуфляж. Тимашук прекратил допрос. Приказал смыть грим, переодеть в солдатские робы и рассадить в отдельные камеры. Одного из них, самого маленького, начало рвать. Тимашук распорядился отправить его в санчасть и держать под постоянным присмотром.

На местной губе четырех камер не было, было только две, и в одной сидели два солдата-первогодка и прапорщик, которые не смогли объяснить ротному, почему от них несет перегаром. Сивопляс предложил использовать ремонтные боксы. Тимашук одобрил. Боксы охранялись "черными". Это было удачно. Тимашуку очень не нравился всеобщий интерес солдат и офицеров гарнизона к задержанным. Нездоровый интерес. Впрочем, а с чего ему быть здоровым?

"Центр – Пастухову. За успешное выполнение задания..."

Со слова "Центр" подполковник Тимашук заставил себя переключить внимание на слово "задание".

"Задание". Какое задание? Они успешно выполнили только одно задание: взорвали "Мрию". "Мрию"! Засадили ракету в самолет стоимостью пятьдесят миллионов долларов и объявили: "Мы сдаемся". Тимашук был ошеломлен. На секунды утратил всякую способность соображать. Все происходило как в тяжелом сне, когда силишься нажать на спусковой крючок автомата, но вместо очереди пули начинают выкатываться из ствола и повисать в воздухе. В полном ступоре, окаменевший и онемевший, он смотрел, как ракета выписывает дымную медленную дугу, как вспухает от взрыва фюзеляж "Мрии", как проседает и рушится на бетон то, что еще мгновение назад было самым большим самолетом в мире.

Онемел и генерал армии Г. Выслушав доклад Тимашука, он молчал не меньше минуты. Потом начал выспрашивать о подробностях, записал фамилии захваченных, серийные номера оружия, обещал заняться, но все это так, будто не понимал, что произошло, не врубился. А когда наконец въехал, разразился очередью крупнокалиберного мата и приказал:

– Вытряси из них все. Понял? Все!

– Как быть с отправкой? – спросил Тимашук. – "Мрии" нет.

– Срать на "Мрию"! Сейчас нужно понять, что происходит. Выверни их наизнанку. Мы должны знать все. Что они успели узнать. Что успели передать. Кому. Сразу доложи. И не разводи там. Понял? Не разводи!

Тимашук понял.

– Что с ними делать? – спросил он. И уточнил: – Потом.

– Не задавай мудацких вопросов! – прикрикнул Г.

И это Тимашук тоже понял. Третий допрос он провел нормально. С каждым отдельно. Но это был, строго говоря, не допрос. Опрос. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, семейное положение, место жительства семьи, воинское звание, место службы. Какое получили задание, когда, от кого, при каких обстоятельствах. Как добирались в район операции, на чем, сколько времени.

Допрос шел под магнитофонную запись. Но подполковнику Тимашуку не пришлось делать расшифровку и сравнивать показания, вылавливая нестыковки. Не было нестыковок. Это было видно навскидку. Показания совпадали до мельчайших деталей. Только в одном они гнали откровенную липу. Но гнали так слаженно и так равнодушно, что при других обстоятельствах Тимашук, возможно, и поверил бы.

Воинское звание: рядовой запаса. Да, служили. Да, были офицерами, вместе воевали в Чечне. В 96-м разжалованы и уволены из армии. С тех пор на гражданке. Пастухов – владелец индивидуального частного предприятия по изготовлению столярки. Перегудов работает в реабилитационном центре для бывших "афганцев" и участников чеченской войны. Мухин и Хохлов совладельцы детективно-охранного агентства. Злотников – безработный актер. За что разжалованы? За невыполнение боевого приказа. Какого приказа? Долгая история, подполковник. Долгая и темная. Запросите кадры Минобороны, они лучше знают.

У подполковника Тимашука не было времени на запросы. И необходимости тратить на это время он не видел. Легенда была нелепая, но сшита крепко.

Да, в их показаниях не было мелких нестыковок. Была одна – большая. Легенда о том, что они – рядовые запаса, вызванные на переподготовку, не сочеталась с изъятым у них новейшим вооружением, которого с лихвой хватило бы не на одну, а на две таких группы. Гранатометы РГ-6. "Иглы". А "каштаны"? Их даже в серию еще не запустили, делают малыми партиями по заказам спецслужб.

Шифрограмма из таинственного Центра снимала все вопросы. Это был сильный козырь. Туз козырный.

"За успешное выполнение задания..."

В этом тексте был и другой смысл. Откуда в Центре узнали, что они выполнили задание? Сами доложить не могли. Его разговор с Г. перехватить не могли – канал связи был защищен ФАПСИ. Спутники. Да, только с них могли зафиксировать взрыв "Мрии".

Да с чем же мы имеем дело?! Что за сила вдруг обнаружила себя?

"Центр – Пастухову. За успешное выполнение задания представлены к очередным воинским званиям..."

Еще минута-другая – и текст исчезнет. Навсегда. Оборвется выход на этот проклятый Центр.

"Думай! – приказывал себе Тимашук. – Думай, думай!"

Что может ответить на такую шифровку военный человек? Только одно. Но больно уж очевидно. Слишком просто. А если нет? Если нормально? Они же не журналюги, чтобы играть словами. И не умники с "западного" и "восточного" факультетов "консерватории", смотревшие сверху вниз на курсантов третьего факультета, которым, в их числе и Тимашуку, предстояло не кайфовать в Лондонах и Кайрах под дипломатическим прикрытием, а пахать, как Карлы, в разведуправлениях военных округов и флотов.

Десантники. Рабочая сила. Офицеры-десантники. Были, как следовало из шифрограммы: капитан, старший лейтенант, лейтенант. Стали: майор, капитан, старлей. Для старшего, Перегудова, майор – нормально. Для остальных много. Особенно для Пастухова. Майор в двадцать восемь лет – очень неслабо. Сам Тимашук стал майором только в тридцать два года. И помнил, какой сатанинской гордостью обожгло душу.

Должны ответить. Не могут не ответить.

И Тимашук решился. Быстро набрал:

"Пастухов – Центру. Служим России".

Нажал кнопку шифратора и отошел от рации в дальний угол бокса, за станину сверлильного станка. На случай, если сработает самоликвидатор. Черт его знает, сколько там взрывчатки. Может, пшикнет. А может и рвануть.

Минута.

Две.

Четыре.

Секундная стрелка двигалась по дымчатому циферблату сверхточных швейцарских часов "Радо", скрытому за сапфировым стеклом.

Упругими толчками.

Как кровь в виске.

Как бы преодолевая сопротивление времени.

Шесть.

Обманчивый круговорот жизни. Время идет по кругу. А жизнь идет по прямой.

Семь.

От старта к финишу. Но выигрывает не тот, кто достигает финиша раньше.

Восемь.

А тот, кто позже.

"Селена" пискнула. На дисплее появилось:

"Центр – Пастухову. Выходить на связь только в крайнем случае. Могут запеленговать. Ждите дальнейших распоряжений".

Подполковник Тимашук перевел дух. Получилось. Сумел не спугнуть удачу. Сумел!

Этот раунд он выиграл. Теперь Центр подвязан. Открыта возможность для функельшпиля. И он сыграет с ними в эту старую игру. Как только получит информацию, необходимую для результативного функельшпиля. А он ее получит.

Заглянул Сивопляс, доложил:

– Полковник Тулин. К вам. Пустить или одно из двух?

Тимашук кивнул:

– Пусть войдет.

Вид у полковника Тулина был пришибленный. От шквала событий, обрушившихся на вверенный ему объект, он как втянул голову в плечи, да так и остался. И еще больше стал похож на перестоявший гриб-боровик. Перед встречей с Тимашуком он накручивал себя, накачивался решимостью и теперь выпалил заранее приготовленные фразы, будто боялся, что решимость исчезнет:

– Олег Николаевич, все. Больше тянуть не могу. Ни минуты. Обязан доложить в округ. Иду и докладываю. Не обессудьте.

– Вы доложите тогда, когда я вам об этом скажу, – сухо ответил Тимашук.

– Я понимаю. Все понимаю. У вас свои проблемы. Понимаю. Но вы и меня поймите. Такое ЧП! Командующий шкуру с меня спустит! Я обязан был доложить еще... – Он посмотрел на часы и ужаснулся: – Еще восемь часов назад!

– Успокойтесь, полковник. Всю ответственность я беру на себя.

– Вы не знаете командующего! У него всегда на первом месте: "Почему не доложили немедленно?" Все, Олег Николаевич. Иду и докладываю. И будь что будет.

Тимашук нахмурился. Это был очень опасный момент. Прилетят люди из контрразведки округа и заберут арестованных. Их тут же переправят в Москву, закрутится машина следствия. Или не закрутится, если успеет вмешаться их Центр. Судьба диверсантов не волновала Тимашука. Волновало другое: он останется ни с чем. С взорванной "Мрией". С невыполненным приказом. Ни с чем. И главное:

только он будет виноват в том, что произойдет утечка информации. Этого ему не простят. И тут пахнет не понижением в должности. Тут пахнет случайным дорожно-транспортным происшествием со смертельным исходом или внезапным инфарктом.

– Сказать вам, что будет? – спросил Тимашук. Полковник обреченно махнул рукой.

– Сам знаю. Кончилась моя служба. Пойду на пенсию. Что делать. Рано или поздно это должно было случиться. И так полтора года переслужил.

– Вы не на пенсию пойдете, – возразил Тимашук. – Вас вышибут из армии без всякой пенсии. И это в лучшем случае. А скорей всего – пойдете под трибунал. А как вы хотели? Чем должна заниматься ваша часть? Охранять объект. Так вы его охраняете? Пять сопляков парализуют огромный аэродром. Пять! А у вас целый полк!

– Они не сопляки, – хмуро сказал полковник. – Они диверсанты. И не просто диверсанты. И еще не известно, пять их или не пять.

– Это вы расскажете трибуналу. И добавите, что взяли их мои люди, а не ваши. Потому что ваших мудаков они перебили бы и ушли. Все, полковник. У меня нет времени вас уговаривать. Идите и докладывайте. Запретить не могу.

Полковник снял форменную фуражку и большим клетчатым платком вытер лоб.

– Что же делать, Олег Николаевич? – растерянно спросил он. – Никогда в такую передрягу не попадал. Много чего повидал, но чтобы такое. Даже сейчас не могу прийти в себя.

– Скажите спасибо, что обошлось без трупов. Тут бы вам точно не избежать трибунала. Ничего не делать. Сошлетесь на меня. Я запретил докладывать. Речь идет о сохранении гостайны. Эта обязанность возложена на меня. Закончен разговор. Свободны, полковник.

Тулин потоптался, нахлобучил фуражку и вышел.

Гриб червивый. Как он до полковника дослужился? В молодости, видно, рвал удила. И вот, пожалуйста. Итог жизни. Боже сохрани от такой судьбы.

Тимашук вызвал охранника и приказал принести из красного уголка или из телевизорной кресло. Любое. Лишь бы с подлокотниками и с высокой спинкой. И крепкое. Охранник кинулся выполнять приказ. Бегом. В команде Сивопляса все приказы выполнялись бегом. Как и положено в армии. Здесь вразвалочку не ходили. Если бы такой порядок был во всей армии, это была бы другая армия. И другая страна.

Тимашук сел на верстак и закурил. Обычно он старался курить не больше пяти-шести сигарет в лень. Эта была уже десятая. Или двадцатая. Да, последняя в пачке. Черт. Сейчас бы вернуться в гостиницу, сбросить пропотевший камуфляж, принять на грудь полноценные сто пятьдесят и завалиться спать. Часов на двенадцать. Добрать за недосып двух минувших сумасшедших суток. Но некогда было спать. Нужно было выжимать из удачи все до последней капли.

В кейсе, который он принес с собой из гостиницы, была видеокамера, диктофон и недопитая бутылка "Блэк лэйбла". Но пить было нельзя. Предстояла очень непростая работа. Допросить пять человек. На это может уйти вся ночь. Не просто допросить. Вынуть из них все, что они знают. Для этого нужна ясная голова.

Тимашук умел делать эту работу. Не сказать, что любил, нечего там было любить, но уважал в себе умение профессионала. Он не раз делал ее в Берлине. Накануне вывода из ГДР Западной группы войск Берлин был затянут густым туманом предательства. Рушилось незыблемое, от хваленой дисциплины не осталось и следа. Солдаты продавали и пропивали домкраты и запчасти к грузовикам, офицеры – сами грузовики, а генералы – автоколонны. Для западных разведок открылся Клондайк. Особисты работали как грузчики. Какие там агентурные разработки и тонкие оперативные комбинации. Нужен был результат. Сегодня, сейчас. Подозрение приравнивалось к обвинению. Под подозрением были все. А сам Тимашук? Не затронула его душу всеобщая гниль, не обжигал искус? Еще как обжигал. И ему было с чем уйти на Запад. Он даже знал как. Сами собой, бесконтрольно складывались в сознании профессионально просчитанные схемы. Химеры бессонницы. Ночная игра ума. И кто знает, какой малости не хватило, чтобы воспринять эту игру как практическую задачу.

В душевном смятении покидали советские офицеры со своими притихшими семьями обжитые военные городки уплывающей в историческое небытие Германской Демократической Республики. После благополучной жизни в ГДР их ждала незнакомая, страшная, разрушенная Россия. Подполковник Тимашук улетал с облегчением. Он выстоял. Он остался верным присяге. Вот только того, чему он присягал, больше не существовало. На этом месте в душе была пустота. Прошло время, прежде чем она заполнилась новым смыслом.

Ладно. Все это лирика. Нужно работать.

Принесли кресло. Тимашук осмотрел, покачал. Годится. Поставил в глубине бокса, спинкой к глухой стене. Установил в углу, на инструментальном стеллаже, видеокамеру, объективом на кресло. Потом проверил пистолет, вернул его в кобуру и вызвал Сивопляса: