Текст книги "Сказ Про Иванушку-Дурачка. Закомуринка двадцать девятая (СИ)"
Автор книги: Андрей Русавин
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
– Фиг-то там! – истошно заорало внезапно появившееся в воздухе привидение евродвери.
– Нет! Вот он, в виде собственного монумента, сиречь болвана: ручишки к нам простирает, гадкий мальчишка, – целехонек, тильки весь, понимаешь, горе́лью* перемаран, дурачек!
– Ну ни фига-а-ам! – потрясенно просипели сапоги и привидение.
– Слава богу! – осклабился дед. – Но какой болван: не может не перемараться!
– Фиг-то там! – прохрипели привидение и сапоги.
– А пламёпотушитель где? – взволнованно спросил старикан. – Тожде приказал долго жить вместе с избой, али ока... каменел вместе с Иваном?
– Нет, пламёпотушитель пал смертью храбрых в хоромах царя Гороха! И спас нас от думных боляр!
– Ну ни фига-а-ам! – потрясенно подумали сапоги и проорало привидение.
– Вот именно, ну ни фига-а-ам! – возопиял старикан и с хрустом выпрямился. – Царствие ему небесное! – и щелкнул пальчарами.
И в тот же миг огнетушманчик, по-прежнему продолжая по инерции вращаться, стремительно вознесся с земли, из стольного урочища злосчастного Гороха – Гороховища, с попелища царских хором, в небеса.
– Ну-с, шо будем деять, дедушка, на попелище-то? Плотников приглашать? Хоромину заново отстраивать? Али нанимать каменотесов, ати* вытесали новый, несгораемый вигвамчик из гранита? А расходов-то, расходов! Ну ни фига-а-ам!
– Фиг! Фиг! Фиг-то там!
– Вот именно, фиг-то там! Во всём энтом нужды нет ни фигам! До эвтого казусика я уже тринадесять разиков сгорал, тоись до фигам, и знаю, штё тепе́ренько нужно робить, девонька! Ах, хочу, еже* всё было в хоромушке моей как прежде, так-перетак!
– Ну ни фига-а-ам! Фиг-то та-а-ам!
Тутытька дедичка щелкнул пальчарами, и в то же мгновенье ужасное попелище исчезло, а на его месте возникла хорома со всем своим содержимым, включая огнетушитель, вынужденный срочно воротиться с небес на землю. Словом, хорома была целёхонькая и невредимохонькая, словно и не сгорала, а ока... каменелый Иван превратился в живого и невредимого, токмо осоловевшего и перемаранного горелью. Трие – дедушка, Иванушка и Екатеринушка – ерзали на табуретах вокруг стола, застеленного тихо, но внятно бранящейся скатертью-самобранкой, страшно скучали и вдыхали вонялую изгарь, коей было всё засра... засорено кругом. Из-под стола раздавались громкие звуки: бац, бац! Отдельно, не за столом, а в красном углу избы, не на табурете, а на полевом раскладном троне, сидел Горох, батюшка-царь – теперетька в изгнании, и негромко напевал любимую балладу, аккомпанируя себе на баяне. Только слова в той балладе звучали новые, ультрасовременные и прогрессивные: «Молодым у нас – доска почета, молодым всегда – достойный путь!»
Дедичка в жутком нервозе ужасно ерзал на занозе, как жук на навозе, и спрашивал:
– Ну-с, Катенька, що же с тобой приключилось в сем мире, пока мы с Ивашкой были в миришке ином?
– Ах, дедушка! Я совершила мужественный поступок!
– Какой?
– Самый мужественный в своей жизни!
– Ну ни фига-а-ам! – потрясенно проскрипела возрожденная евродверьцухт.
– То ись?
– Я вышла замуж! Можешь ты что-нибудь торжественное сказать о моем замужестве?
– Могу и скажу: мужественное замужество!
– Спасибо, дедушка!
– Пожалуйста! Надеюсь, ты не забыла сказать при венчании, что ты моя любимая...
– Не забыла, дедушка!
– И что же ты сказала? Что ты моя любимая...
– Дочка? – радостно выпалил Иван.
– Фиг вам! – омерзительно проскрипела евродверзель.
– Нет! – с возмущением отрезала любимая.
Дедочка счастливо засмеялся и засим спросил:
– А что же ты сказала? Что ты моя любимая...
– Внучка? – радостно выпалил Иван.
– Фиг-то там! – мерзко проскрипела евродверзель.
– Нет! – с возмущением отрезала любимая.
– А кто? – радостно вскрикнули дедушка и Иванушка.
– Пра... пра... пра... пра...
– Ш-ш-шо?
– Пра... пра... пра... пра...
– Ш-ш-шо? Ш-ш-шо?
– Пра... пра... про то ты сам знаешь, дедунюшка!
– Фиг-то там! – мерзопакостно проскрипела евродверзель.
Дедунюшка испытал бла... бла... блаженство и пра... пра... проникновенно пра... пра... произнес:
– Спасибо тебе, Катенька! Спасибо! Ах ты моя любимая русская костка!
– Пожалуйста, дединька!
Засим дединька в мерзком склерозе жутко заерзал на занудной занозе, как жук на навозе, и возговорил, указуя на индивидуума в сомбреро:
– А эвто що за хлопец в рваных гороховых джинсах и такой же расцветки тапочках? Он так аппетитно пахнет свежим зеленым горошком! Где-то я уже видел энтого индиивидума, вот токмо где?
Огняночка с горячеватостью отвечала:
– Где, где! В хурде-мурде! Эвто, дедусенька, мой муж, сиречь законный супруг! Он – легитимный монарх, сиречь батюшка-царь, а я – легитимная монархиня, сиречь царица-матушка! Нас попытались свергнуть такие-сякие скверноподданные, понимаешь, боляре, сиречь взбунтовщики, и таперича мы – в решительных бегах!
– И шо же вы собираетесь теперичка робить?
– Таперча мы собираемся жить в моей родной деревне – в качестве га... га... гасиендадос!
– Га-га?
– Так точно, га-га! Га... га... га... га...
– Го-го! Ах, як это замечательно! А як зовут энтого га... га... гасиендадо?
– Як, як! Так-сяк!
– Ну а всё-таки, як?
– Як, як! Ни так, ни сяк!
– Вах, як именно? Як же его имя?
– Як, як! А имя ему – Горох!
– Горох?
– Вот именно!
– Хо-хо, Горох, ёшкин кот! А по батюшке?
– Горох!
– Хо-хо! А по матушке?
– Горох!
– Хо-хо! А как его рекло?
– Горох!
– Хо-хо! А как его фамилия?
– Горох!
– Хм-хм, ёшкин кот! Стало быть, ты топерь зовешься Огнянова-Горохова?
– Да!
– Да?
– Нет!
– Нет, ёшкин кот? Так, стало быть, ты топерь зовешься Горохова-Огнянова?
– Да!
– Да?
– Нет!
– Нет? А как?
– Сама пока ощо не знаю! Но авось узнаю! Деда, а деда!
– Шо?
– Ты обещал сделать меня счастливой!
– Я обещал?
– Да!
– Когда?
– Давеча!
– Ну, раз обещал, сделаю!
– Когда?
– А когда тебе нужно?
– Прямо чичас!
– А чё для энтого нужно?
– Отправь меня вместе с законным супругом и его любезным баяном в мою родную деревню!
– Именно в деревню? И талды ты будешь счастлива?
– Да, именно! Ведь я принесу в родную деревню газеты со свежими новостями!
– Счастливая деревня! А разве газеты не сгорели совместно с хоромами?
– Сгорели! Но потом возродились – совместно с хоромами!
– Врешь! – вскочил дедушка с табурета, как конь с паркета.
– Фиг-то там, ёшкинам кошт!
– А вот и не вру! – Катя достала из декольте одну часть сгоревших, но возрожденных газет, подняла вторую часть с пола и объединила всё в общую пачку, тепло, понимаешь, шепча: – Газеточки вы мои чудненькие!
– И ты унесешь эвти твои чудненькие газеточки из моей хоромины навселды-навселды? – прохрипел дедушка и нащупал величайшую своей жизни угрозу – торчащую из штанов здоровеннейшую занозу.
– Фиг вам!
– Навселды-навселды!
– Фиг-то там!
– Ах! – дедок встал в патетическую позу, выдернул из своих пепек грозную занозу и вскрикнул в итоге в неимоверном восторге: – Ах, ёшкин кот, как хорошо! Эй, сапоги!
– Шо? Що? Чё? Бац! Бац! Бац!
– Вы где?
– Мы тут, под столом! Бац! Бац! Бац!
– Шо, що, чё вы там робите?
– Тараканов давим! Не слышишь, что ли? Бац! Бац! Бац!
– Таперь, наконец, слышу! – и дед бац на табурет, как конь на паркет.
– Бац, бац, бац!
– Сапоги!
– Шо? Що? Чё?
– Вылазьте из под стола!
– На шиша?
– Отнесите госпожу Екатерину Огнянскую-Гороховскую вместе с чудненькими ея газеточками, понимаешь, а также с законным супругом и его любезным баяном в родную ея деревню!
– Так тощно! Так тошно! Так точно!
– И сразу же возвращайтесь!
– Так тошно, так тощно, так точно, вашсясь!
– Да смотрите, одни, без наипрекраснейшей русской костки, не возвращайтесь! – строго-настрого прикрикнул на сапоги дедушка и трожды щелкнул перстищами.
– Так тощно! Так точно! Так тошно!
– Ну, будь счастлива, Катя! – сказал старичина в тяжкой кручине и всхлипнул.
– Хорошо! Авось буду! – бодро ответила Огняночка и опустила газеточки в декольте, обулась в сапоги, а на шею взгромоздила муженька с баяном да котомкой.
– Будь счастлива, Катя! – сказал Иванушка и всхлипнул. – Однозначно!
– Хорошо! Авось однозначно буду!
– Будь счастлива, Катя! – сказала скатерть-самобранка, всхлипнув.
– Будь счастлива, Катя! – сказали оба́два блюдца, всхлипывая.
– Будь счастлива, Катя! – сказала, всхлипнув, бомба.
– Будь счастлива, Катя! – всхлипнув, сказала евродверь и добавила: – И запомни: я открываюсь на волшебное слово «сезам»!
– Зам... зам... зам... зам... – повторило эхо, а засим... сим... сим... сим повторило и само себя... бя... бя... бя: – Мза... мза... мза... мза...
И так они все долго еще всхлипывали и повторяли это «Будь счастлива, Катя! Будь счастлива, Катя! Будь...», а Катя была уже далеко! И только эхо за ними всхлипывало, повторяя:
– Тяп! Тяп! Тяп! Тяп! Тяп! Тяп! – и засим повторяло, всхлипывая, само себя: – Птя! Птя! Птя! Птя! Птя! Птя!
Остались дедулечка и Иванечка без женского тепла. Вот сидят они за столом кротко-кротко и вздыхают, как круглые сиротки.
– Ах, грустно, Иванечка! Всё пропало!
– Ух, грустно, дедулечка! Да, всё пропало!
– Скучно, Иванечка! Всё-всё пропало! Выкушай яблочко!
– Фиг вам!
– Скучно, дедулечка! Всё-всё, понимаешь, пропало! Хрум-хрум! И ты выкушай яблочко!
– Фиг-то там!
– Расскажи хоть сказочку, Иоанн! Хрум-хрум!
– Я тебе, разлюбезный дедульче, сказал бы еще сказку, да дома забыл! Хрум-хрум!
– Так, так! Вести энти правдивы да истинны, Иванушка! А ты всё же поднатужься да вспомни, болезный мой! Что-нибудь такое же интересное, как твой последний рассказик про ружьеце! Энто ружьеце, понимаешь, просто чудо! Экая диковинка, однозначно! Хрум-хрум!
Пригорюнился тут Иванушка-дурачек, призадумался, да и дедушка тожде. Схрумкали они яблочки, а Иванечка-то и молвит, наконец, нечто зело тщательно обдуманное:
– Ах, ружье – то, дедочка, не чудо, не диковинка, я видал чудеса чуднее того! Я видал: среди моря овин горит, по чисту полю корабль бежит! Так ли, дедунечка?
– Так-то оно так, да вот думаешь-то так, а выйдет вот так, ёшкин кот! – задумчиво изрек дед и, хорошенько подумав, с тревогой добавил: – Непрочная хоромина овин. Да не забыл ли при энтом хозяин покормить молотильщиков, Иванушка?
– Не забыл, покормил, разлюбезный дедунечка!
– Вот эвто верно, Иванушка! Хоть овин гори, а молотильщиков корми! Стало быть, эвто большой хозяин!
– Истинно так, дедунечка! И в Польше нет хозяина больше.
– Истинно так, Иванушка! Бо сказано: всяк петух на своем попелище хозяин. Ну, а корабль-то в поле был один?
– Один-одинешенек, дедунечка!
– Фиг-то там!
– Что так? Куды ж остальные-то корабли́шки-то делись-то? Одному и топиться скучно!
– Да ни фигам!
– Ах, всё пропало: бурей все кораблишки раскидало, дедулечка! Корабли лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, да не вылавировали*. Много корабля погибло, один сей только и остался!
– Вот ёшкин кот! Да велик ли корабль-то?
– Ох, велик, дедулечка! Трехъярусный корабли́ща! Палуб три, мачт три, пушек сто тридцать.
– А-а-а, ну, значит, эвто не корвет, не фрегат, а линейный корабль! Ну что ж, большому кораблю – большое плавание! Так, так! Вести энти правдивы да истинны, Иоанн!
– Ну, то-то же, ёшкина кошка! Я, разлюбезный дедулечка, на правду горазд – завсегда прав-правешенек!
– Ах, Иванушка! За правого Бог и добрые люди!
– Ну, тогда я скажу тебе правду, дедушка!
– Какую правду: Сидорову или Ярославлеву?
– Правду-матку!
– Ах, скажи скорей!
– Ах, дедулечка, погляди-ка вокруг!
– Ну поглядел.
– И шо видишь? Шиш?
– Шиш-то там, ёшкинам кошт!
– Не! Ни шиша, понимаешь, не вижу: глазки, вишь, у меня подслепые! А ты, шо ты видишь, Иванушка? Шиш?
– Да ни шишам, ёшкинам кошт!
– Не! И я ни шиша не вижу, дедушка!
– А ты почему ни шиша не видишь, Иванушка? Ты ж молодой, глазки у тебя вострые-превострые: должен видеть шиш!
– Ничего подобного! Не вижу ни шиша!
– Но почему?
– Потому что в хатке всё пропало!
– Почему же в хатке всё пропало, Иван?
– Не знаю, дединька!
– Ну хоть версии какие-нибудь есть?
– Есть!
– Говори!
– А ты не обидишься?
– Нет!
– Помню, дедулечка, как в доме моих батюшки с матушкой однажды произошло вот чьто...
– Чьто, чьто, Иванечка?
– Ах, дедулечка! Горели дрова жарко, свет был в избе яркий; дров не стало, и всё пропало!
– Ах, вот оно чьто! Мда-а-а, Иван, у нас, оказывается, проблема. Серьезная проблема! А-а-а, придумал, придумал! Хошь рубль в подарок? – и дедушка сунул ручищу за пазуху.
– Шиш-то там, ёшкинам кошт!
– Хочу!
– А возьми-ка ты вот, Иванечка, свечечку, да и пусть она горит! Свеча горит – что рублем дарит!
– Ну ни фигам!
– Хорочё! – взял Иванечка-дурачечек ту свечечку в ручечку. – Дай же ты мне, дедичка, огниво вдобавок, щобы свечечку зажечь!
– Не дам! – сердито заявил старый, понимаешь, заматерелый скаред. – Я лучше персточками щелкну! Свечечка, зажгись!
Щелкнул дедочек персточками, свечечка и зажглась. Вкусно запахло пчелиным воском. Иванечка-дурачечек капнул горячим воском на блюдце серебряное, лежащее на столе, да и прикрепил свечечку к блюдечку. Стало светло-светло и так славно на душе, словно рублем одарили: серебряным, 1924 года (нынешняя цена – тыщи).
Зело возрадовался сему Иванечка да и залез на печурку, на девятую кирпичурку. И оттудова, с печечки, с девятого, понимаешь, кирпичичка, умиротворенно изговорил:
– Раз так, разлюбезный дедулечка, я тебе ощо одну сказочку расскажу – тильки сейчас её вспомнил: небылица в лицах, найдена в старых светлицах, оберчена в черных тряпицах! Вот тебе сказка, а мне бубликов вязка. Чур, не дослушав сказки, не кидать указки! Ну, слушай дальше, дедка! Ну, сказывать дальше, счастливец?
– Не-е-е, ни фигам!
– Ин слушаю дальше, детка! Ин сказывай дальше, правдивец!
– Итак, приступаю, дедулечка! С чего бы вот тильки начать?
– Начинай с начала, где голова торчала, Иванечка, не ошибешься!
– Хорошо, дедушка! Итак, начинаю, дедулечка! Что, начинать?
– Начинай, начинай, ёшкин кот! Ходяй непорочен и делаяй правду, Иванушка!
– А естли у меня не получится, ёшкина кошка?
– А ежели не получится, буде сделаешь ложь и я скажу: «Ложь!», то получишь от меня огниво!
– Фиг-то там!
– Правда, дедушка?
– Правда!
– Побожись!
– Эвто как?
– Скажи: «Вот те крест!»
– Вот те щелк! – сказал дедушка и щелкнул перстами.
– Мнэ-э-э... Мнэ-э-э... – изговорил Иванушка.
– Да, кстати, Иванечка!
– Чё?
– Чистоговорка твоя – неправильная!
– Вот этам дам!
– А какая правильная?
– А вот какая: корабли лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, да и вылавировали!
– А-а-а! Почему же моя неправильная, а твоя – правильная?
– Потому что моя – оптимистическая, а твоя – нет!
– А-а-а!
– Бэ-э-э!
– Мнэ-э-э... Мнэ-э-э...
– Ну давай, начинай скорей свою правдивую сказочку!
– Мнэ-э-э... Мнэ-э-э...
– Не-е-е, ни фигам, ёшкинам кошт!
Высокоумные примечания
* Орешки козьи – козий помет.
* Талды́ – тогда.
* Стужа в доме – когда человеку зябко, а именно: меньше 12 градусов тепла по Реомюру.
* Четы́рки – четыре конечности, четвереньки.
* Четы́рни – четыре конечности, четвереньки.
* Четвери́нки – четыре конечности, четвереньки.
* Четве́рни – четыре конечности, четвереньки.
* Схиза́ть – сказать.
* Тенчас – сейчас.
* Ще́пти – персты.
* Зевло́ – рот.
* Харло́ – рот.
* Поты́лица – затылок.
* Надра́ги – штаны.
* По́хруст – скелет.
* Хруст – похруст.
* Воскуя́ркнуть – воскликнуть.
* То́ежь – тоже.
* То́еже – тоже.
* Пола́ – половина.
* Поло́ва – половина.
* Ра́мо (мн. ч. рамена́) – плечо, пле́ко.
* Пле́ко – часть руки от плеча до локтя.
* Еще́жды – еще раз.
* Нетерпя́чка – нетерпенье.
* Зе́хать – зырить.
* Стень – стена.
* Объяри́нный – шелковый.
* Па́лес – большой палец.
* Е́жда – ежели.
* Ре́кло – прозвище.
* Толды́ – тогда.
* Га́чи – штаны.
* Путь – должность с жалованьем.
* Ешто́ – еще.
* Осте́гны – штаны.
* Ерзыха́ть – ерзать.
* Ощо́ – еще.
* Вселды́ – всегда.
* Калды́ – когда.
* Пе́пеки – задница.
* О́бжи́г – ожог.
* Обже́говина – ожог.
* Обжо́глое – обожженное.
* Трёхма – троекратно.
* Гундя́вить – гундосить.
* Шарабара́шара – от слова шара́бара (всякая всячина).
* Бегчи́ – бежать.
* Бечи́ – бежать.
* Гле́ский – скользкий.
* Глескота́ – скользкость.
* Глева́стый – скользкий.
* Глевата́ – скользкость.
* Егда́ – когда.
* По́ломя – полымя.
* По́пел – пепел.
* Горе́ль – гарь.
* Ати – дабы.
* Еже – дабы.
* Корабли лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, лавировали, да не вылавировали – чистоговорка.
Продолжение следует.
