Текст книги "Завидная биография"

Автор книги: Андрей Некрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

ДОВЕРИЕ

Кончились каникулы, и морозы немножко убавились. В первый день занятий девочки собрались в школу пораньше и, пока раздевались, пока раскутывались и стаскивали ботики, перебивая друг друга, щебетали о новостях. А новостей у каждой в запасе был целый ворох: та в театре побывала, та на трех елках, та в колхоз ездила, к бабушке… Хватило бы разговоров на целый день, но тут зазвонил звонок, и третий «Б» дружной стайкой влетел в класс.

Валя села на свое место и тут только хватилась: нет Тони Ковровой, соседки.

Тоня еще перед Новым годом уехала с родителями на три года на Дальний Восток, и, когда заходила прощаться, Валя даже поплакала, так жалко было расставаться с подругой.

А теперь опять хоть плачь: во-первых, одной сидеть непривычно и неуютно, а во-вторых, Тоня была старостой в их классе, а теперь кто же будет?

И девочки тоже заволновались, заспорили, зашумели, потому что без старосты какой же класс?

Но тут открылась дверь, все сразу замолчали и встали. Ольга Петровна, румяная с мороза, прошла к доске, поздоровалась, улыбнулась. А когда все сели и стало совсем тихо, посмотрела на Валину парту, на то место, где Тоня сидела, и сказала:

– Придется вам, девочки, снова выбирать старосту. Предлагайте кандидатов, только хорошенько подумайте, прежде чем предлагать. Дело это серьезное…

Валя обернулась, пробежала глазами по лицам подружек и стала думать: кого бы предложить? Но со всех сторон уже поднялись руки, и девочки, точно сговорились, стали наперебой предлагать:

– Валю! Кленову! Валю! Валю старостой!

Валя покраснела и опустила глаза. Ей и приятно было и как-то неловко: со всех сторон на нее смотрели подруги. Ольга Петровна тоже посмотрела прямо на нее, улыбнулась, помолчала немного, подождала и спросила:

– Других кандидатов нет? Тогда проголосуем, девочки: кто за Валю – поднимите руки.

Сразу точно молодой лесок вырос над партами – все подняли руки. Одна Валя не подняла и покраснела еще больше.

– Единогласно, – сказала Ольга Петровна, – значит, решено. Поздравляю тебя, Валя. Постарайся оправдать доверие товарищей, будь примером в учебе и в поведении. А вы, девочки, уважайте Валю, помогайте ей. А теперь начнем урок: в последний раз мы с вами…

Ольга Петровна рассказывала, спрашивала, вызывала девочек к доске. Валя сидела, слушала, а сама все не могла успокоиться. Раньше она была просто ученица, а теперь – староста целого класса. Легко сказать!

С этого дня началась у Вали совсем новая, особенная жизнь. Училась она и раньше неплохо. А теперь понимала, что все девочки на нее смотрят, все по ней ровняются, – значит, не то что троек, а четверок и то нельзя получать. И в мятом воротничке тоже нельзя приходить, и в рваных варежках. Раньше Валя нет-нет, да и «выручит» кого-нибудь из подружек – даст списать урок. А теперь и думать об этом нечего. Да и девочки сами понимают: дружба дружбой, а списывать, да еще у старосты, никак не годится. Валя и раньше никогда не опаздывала в класс, а теперь стала приходить раньше всех. Придет, проверит, есть ли мел на доске, тут ли тряпка, у всех ли чисто в партах…

И подруги теперь совсем по-другому стали относиться к Вале. Что бы ни случилось – первым делом к ней. И если радость какая, еще издали кричат:

– Валя, а у меня папа вчера из Сибири приехал, кедровых шишек привез. Вот такие… И с орехами…

А уж если горе, выберут минутку и где-нибудь в сторонке признаются шопотом:

– Валя, а я кляксу в табеле посадила. Я не нарочно, вот честное пионерское. Ну, что мне теперь делать?

И приходится Вале итти говорить с Ольгой Петровной, улаживать все дела… А за день-то сколько таких дел наберется! В классе сорок человек, а она одна за всех – староста. И чем больше привыкала Валя к тому, что она староста, тем больше прибывало у нее забот.

Вот хотя бы с цветами что получилось.

У Вали был дома кактус. Она сама его отсадила у соседки, у тети Жени, сама вырастила, и он стоял у нее на окне такой смешной, колючий, как ежик. Валя очень гордилась и очень дорожила своим кактусом. Почти все Валины подружки тоже разводили дома цветы. Зайдешь к другой – у нее целый ботанический сад на окне. А в классе подоконники были скучные, пустые.

Валя подумала, посоветовалась с Ольгой Петровной, а на перемене предложила:

– Давайте, девочки, все принесем по цветку. Пусть наш класс будет самый красивый.

И на другой день в колпаках из газеты, укутанные платками и теплыми шалями, появились в классе цветы. Столько принесли, что на подоконнике едва места хватило. И герань, и аспарагус, и пальмочку А Зара Эльдарова принесла лимонное деревце, а на нем два лимончика. Один совсем еще маленький, а другой порядочный, с грецкий орех, даже чуть побольше…

Вот с этим лимончиком и вышла целая история.

Девочки расставили цветы, а горшки решили оклеить цветной бумагой. После уроков Валя сбегала к нянечке, попросила плитку, разогрела клей. А потом кто-то капнул нечаянно на плитку клеем, клей затрещал, загорелся, и такой нехороший запах пошел по классу, что все девочки расчихались.

Потом все разошлись, а Валя прибралась в классе, вспрыгнула на подоконник, открыла форточку и пошла отдавать плитку. Отдала, пошла одеваться, а тут встретила Ольгу Петровну и, конечно, заговорилась с ней. У них с Ольгой Петровной теперь всегда было о чем поговорить. Поговорили, попрощались. Валя оделась и пошла домой.

А дома Валю встретила мама. Она в тот день пришла пораньше с завода, и Валя очень обрадовалась. И мама тоже очень обрадовалась.

– Набегалась, стрекоза, – сказала мама, – иди, мой руки и садись обедать.

Они вместе с мамой пообедали, а потом сели учить уроки. Валя свои, а мама свои. Только Вале на этот раз совсем немного задали, а маме очень много. Валя уже сделала все, а мама долго еще сидела над книгой, что-то записывала в тетрадку. А потом они с мамой сели пить чай и разговорились.

– Мамочка, ты ведь давно уже большая, – сказала Валя, – а почему ты все учишься?

– А как же, Валя, иначе? У нас все учатся. Учусь, чтобы лучше работать.

– А ты и так хорошо работаешь. Я же знаю, я про тебя все в газете прочитала, когда тебе орден дали.

– Потому и работаю хорошо, что учусь, – сказала мама, – затем и учусь, чтобы хорошо работать.

Валя налила себе еще чаю, положила сахару и маме хотела налить.

– Спасибо, дочка, не хочется больше, – сказала мама и о чем-то задумалась. И Валя тоже задумалась, вспомнила класс…

– Ой! – вдруг крикнула она, побледнела и вскочила из-за стола. – Ой, мамочка, что же я наделала!

– Что такое, что случилось? – испугалась мама.

– Лимон, мамочка, понимаешь, лимон!

– Ничего не понимаю, какой лимон? Расскажи толком…

– Потом, мамочка, потом расскажу! – крикнула Валя и бросилась в переднюю одеваться.

– Никуда ты не пойдешь, – сказала мама строго. – Что это за прогулки на ночь глядя?

– Ну как же, мамочка, мне весь класс доверяет, и Ольга Петровна доверяет… Все доверяют, а я забыла…

И Валя рассказала маме, как это все получилось, и про лимон, и про форточку…

– Да, это дело серьезное, – сказала мама. – Ну вот что. Пойди постучи к тете Жене, объясни ей все толком и попроси разрешения позвонить по телефону. Номер ты знаешь?

– Номер в табеле есть, – сказала Валя, – только я боюсь по телефону. А вдруг завуч подойдет?

– Ну и что же, что завуч? А ты объясни, кто звонит и зачем. Только спокойно, не торопись, не волнуйся…

– Ой, нет, все-таки страшно…

– Не знаю, Валя, если бы я была старостой, я бы не побоялась, – сказала мама. – Как можно бояться? Тебе весь класс доверяет, а ты боишься. Когда выбирали, не боялась, а теперь страшно. Стыдись…

Валя вспомнила, как дружно поднялись за нее руки, и хоть страх не прошел, она пошла все-таки к тете Жене, объяснила ей все и набрала номер.

Она боялась, что завуч подойдет, а подошел сам директор. Валя сразу узнала его по голосу. У нее совсем упало сердце от страха, но она вздохнула поглубже и, стараясь не сбиться и не спешить, сказала:

– Здравствуйте, Сергей Петрович. Это говорит Валя Кленова, староста третьего класса «Б». Я забыла закрыть форточку у нас в классе, а там на окне живой лимон, и я боюсь, как бы он не замерз… Я хотела сама прийти, а мама меня не пускает.

– Вот оно что, – сказал директор. – Какого класса?

– Третьего «Б», – повторила Валя.

– Ну, очень хорошо, – сказал директор. – Я сейчас попрошу, чтобы закрыли. Спокойной ночи, староста!

Валя поблагодарила тетю Женю и пошла домой. И ей вдруг стало хорошо, так хорошо, как никогда еще не бывало. Она с налету распахнула дверь и замерла: мама стояла взволнованная, чуть покрасневшая, опустив глаза, и слушала радио.

Валя тоже прислушалась. Диктор назвал мамин завод, а потом торжественным голосом сообщил, что маму выдвигают кандидатом в депутаты Верховного Совета…

И хотя каждое слово отчетливо прозвучало у Вали в ушах, она не сразу поняла то, что услышала. А когда поняла, кинулась к маме на шею и крепко-крепко прижалась к ней.

А вечером, лежа в кровати, Валя укрылась с головой и начала дремать. Ей представилось, как мама сидит в Верховном Совете, в Кремле, и сколько новых дел и новых забот будет теперь у мамы.

Валя приоткрыла одеяло, прислушалась…

– Мамочка, – шопотом спросила она, – ты не спишь, мамочка?

– Не сплю, детка, не могу заснуть!!!

– Мамочка, а это трудно быть депутатом?

– Трудно, дочка.

– А ты справишься, мамочка?

– Постараюсь, дочка, должна справиться. Справлюсь. Старостой тоже трудно, а ведь ты справляешься.

ВЕРНОЕ РЕШЕНИЕ

В воскресенье приехала тетя Вера и привезла ореховый торт в высокой коробке. Можно было дождаться, пока сядут пить чай, но Димка, проглотив слюну, решительно перекинул через плечо ремешок полевой сумки, постоял, подумал о чем-то и направился в сад, где сидели взрослые.

– Я пошел, мама, – сказал он таким голосом, будто ему совсем и не хотелось уезжать с дачи, – наверное, пора.

– Пора, – согласилась мама, взглянув на часики, – ты ничего не забыл, Димка: ключ, деньги, билет, чистый платок? – И, поправив воротничок на Димкиной ковбойке, она с ног до головы оглядела сына. – А может, останешься все-таки? День-то, смотри, какой!

– Ну, что ты, мама, ты же знаешь, – возразил Димка, протягивая руку. – До свиданья, тетя Вера, до свиданья, папа… – Он повернулся налево кругом, по-военному, хлопнул калиткой и быстро зашагал на станцию самой короткой дорогой, прямо через лес.

На душе у Димки было неспокойно. До последней секунды все казалось, что какое-нибудь неожиданное препятствие разрушит его планы. И только когда голубая дача скрылась позади, за деревьями, Димка вздохнул свободно, подобрал корявую палку и пошел не спеша, сбивая на ходу мухоморы и головки поздних цветов. Вдруг на краю тропинки в пожелтевшей примятой траве что-то блеснуло. Димка нагнулся. Оказалось, что это зеркальце, совсем новенькое, круглое, в белой костяной оправе. Димка поднял его, вытер о штаны и оглянулся по сторонам. Кругом никого не было. Димка раскрыл сумку, сунул туда находку, но сейчас же достал снова и поднес к лицу. В зеркальце, как в круглой рамке, он увидел коричневые быстрые глаза, облупившийся от загара нос и два ряда ровных зубов, приоткрытых в улыбке.

– Здрасьте, Дим Димыч, – сказал Димка вслух, скорчил смешную рожицу, расхохотался и тронулся дальше.

«Конечно, – думал он на ходу, – эта штуковина больше для девчонок, но если парень с головой, ему и зеркальце пригодится… Мало ли для чего!..»

А в том, что он человек с головой, Димка не сомневался. Это и мама говорила и папа подтверждал… Папа, правда, добавлял, что у Димки «голова не в ту сторону повернута», что он «совершенно не думает об ученье», но с этим Димка никак не мог согласиться. Голова у него была, как у всех людей, и об ученье он думал достаточно. Вот и сейчас, по дороге на станцию, он только и думал о школе. А подумать и вспомнить было о чем…

В четвертом классе Димка учился так себе, «ни шатко ни валко», как говорила мама. Пятерки не часто появлялись в его табеле, троек хватало, а двоек зато совсем не было, ни одной за весь год. И хоть Людмила Васильевна не раз говорила, что учится он ниже своих способностей, и обещала даже оставить на второй год, Димка все-таки перешел благополучно и в награду за это получил папину фронтовую сумку, побывавшую в боях и в походах.

На войне папа служил в гвардейской части и, вручая Димке сумку, сказал:

– На́ вот, владей и помни: сумка эта гвардейская. Придется, значит, и тебе поднажать, по-гвардейски учиться, на пятерки.

Димка, конечно, обещал «поднажать»: Он даже решил позаниматься летом. Но лето так пролетело, что Димка и оглянуться не успел.

Сначала он жил в лагере. Там не хотелось браться за учебники, тем более, что все лето еще оставалось впереди. Потом он приехал на дачу и вовсе забыл о занятиях. Рядом был аэродром. Димка вместе с другими ребятами каждый день бегал на летное поле. Потом ходил купаться, потом играл в футбол, а к осени сделал ходули и так здорово научился ходить на них, что папа и тот сказал:

– По этой части ты молодец!

За все лето так и не удалось заглянуть ни в тетрадки, ни в учебники, и осенью Димка пришел в пятый класс загоревший, окрепший и позабывший половину того, что знал весной. Пришел, сел за парту и с первых же дней попал в полосу неудач.

Во-первых, он не успевал готовить уроки: у папы и у мамы отпуск начался как раз с первого сентября, и Димке каждый день приходилось ездить в школу и обратно, на дачу. Уроков, правда, задавали немного, а на дорогу туда и обратно Димка тратил всего два часа двадцать минут. Но уж очень трудно было усидеть за столом на даче, когда рядом и речка, и лес, и аэродром, и футбольное поле… Поэтому уроки Димка готовил в поезде, кое-как, и, понятно, частенько попадал впросак.

Во-вторых, – Димка еще в прошлом году это заметил, – у него оказались очень слабые способности по арифметике. Вот Виктор, его сосед по парте, тот каждый раз решает вдвое больше задач, чем задают, и у него все задачи получаются. А Димка иногда бьется-бьется над одной задачкой, а все равно ничего не выходит, и приходится даже списывать перед уроком.

А в-третьих, вместо Людмилы Васильевны у них в пятом классе был теперь новый классный руководитель – Василий Алексеевич. В прошлый четверг он вызвал Димку, Димка кое-как ответил на троечку и решил, что до будущей недели можно об арифметике не беспокоиться. А в пятницу Василий Алексеевич вошел в класс и – точно чувствовал – первым вызвал Димку к доске.

– А ну-ка, – говорит, – вот вы. Ваша, кажется, Карпов фамилия? Вчера вы с грехом пополам отвечали, посмотрим, как у вас сегодня дела. Вот вам задачка. Запишите условие: «Раздали орехи восьми ученикам. Если бы каждый ученик получил на пятнадцать орехов больше, чем ему дали, то все вместе получили бы 840 орехов. Сколько орехов получил каждый?» Не торопитесь, подумайте и решайте.

Димка посмотрел – тут и думать нечего: восемь делить на восемь – один. Сорок делить на восемь – пять… Равняется пятнадцать… Вычесть пятнадцать, равняется ноль…

– Ну, сколько же получилось?

– Ноль, – выпалил Димка, – ни одного ореха…

– Так, – сказал Василий Алексеевич. – Ну, кто поправит Карпова? – А сам взял Димкину тетрадку, полистал: – Так… – повторил он. – Грязно, очень небрежно… Вот поэтому и задачи у вас не получаются…

Когда Димка вернулся на место, в табеле у него красовалась жирная фиолетовая двойка, первая двойка за всю его жизнь.

«И главное, – думал Димка в эту трудную минуту, – если бы за дело, тогда бы не обидно. А то ведь так, зря. Подумаешь, хитрость какая – орехи разделить. Ему-то что, Василию Алексеевичу! Он, небось, и забыл про эту двойку». А Димке в воскресенье на футбол лучше и не проситься. А игра интересная будет: «Динамо» – «Спартак». И билеты достали ребята… и теперь вот из-за двойки не пустят. И думать нечего. Орехи-то он разделил бы, а вот как теперь на футбол попасть – это задача!

Но Димка не любил сдаваться. В любом, самом скверном положении он искал выход. Не сдался он и на этот раз: весь день ломал голову над тем, как бы решить эту трудную задачу, и вечером, когда уже шел со станции, придумал выход, самый простой и, как ему казалось, самый верный.

В воскресенье он решил поехать в Москву и позаниматься как следует. Сначала одному, а потом, вечером, с Виктором. А в середине сделать перерыв: отдохнуть немножко и заодно сходить на футбол. Так и совесть будет спокойна, и футбол можно посмотреть, и двойку исправить… Так Димка и решил. Вернувшись на дачу, еще на пороге он сказал:

– Мамочка, в воскресенье мне нужно в Москву. Ко мне Виктор придет, будем с ним заниматься…

– Ну вот еще, – возразила мама. – Пусть Витя сюда приезжает или, хочешь, я с тобой сама займусь… И потом, что за спешка такая, только что год начался, а тебе уже репетитор понадобился?

– Да, тебе-то хорошо говорить, – с обидой в голосе сказал Димка, – а у меня, ты же знаешь, какие способности по арифметике. И вот теперь двойка в табеле… – Димка надул губы, как маленький, и достал из гвардейской сумки свой опозоренный табель.

– Да, – сказала мама, покачав головой, – плохо дело. А еще летчиком собираешься стать… Ну что ж, поезжай, раз нужно…

Обо всем этом и думал Димка, подходя к станции. А когда поезд выскочил из-за поворота и загудел, подбегая к высокой платформе, Димка бросил палку, взбежал на платформу, дождался, пока поезд замедлил ход, вскочил на подножку, прошел в вагон и уселся у окна.

В вагоне было пусто. В такой солнечный день никто, видимо, не хотел ехать в город, и Димка даже пожалел себя немножко: другие загорают, отдыхают, а он заниматься едет в такую погоду.

Поезд загудел, тронулся, выскочил из тени платформы. Солнце широкими потоками хлынуло в окна, засверкало на нержавеющих ручках, на круглых шляпках винтиков, на стеклах фонарей. Фонарная дверца качнулась, и по всему вагону, из конца в конец, пронесся такой веселый, такой стремительный солнечный зайчик, что даже быстрые Димкины глаза не поспели за ним. Зато быстрая Димкина смекалка без труда разгадала причину этого явления.

Димка вспомнил о своей находке, сунул руку в сумку, и секунду спустя зеркальце в белой оправе начало непривычную службу у своего нового, беспокойного хозяина.

Светлые зайчики, отраженные его круглым стеклышком, понеслись по всему вагону. Они забирались в самые темные уголки, замирали на месте и, выпрыгнув за окно, лихо скакали по столбам, по деревьям и будкам путевых обходчиков. И так легко, так весело скакали зайчики, что Димке и самому захотелось выскочить в окно и нестись вперед, обгоняя поезд. Он высунул в окно руку с зеркальцем и тут неожиданно сделал открытие: весь поезд отражался в зеркальце: и колеса, и подножки, и зеленые двери хвостового вагона, и клубы пыли, вихрем летевшие вдогонку. Димка пересел на другую скамейку – лицом назад – и снова высунул руку. Стало видно все впереди: далеко-далеко, четырьмя прямыми линиями, бежали рельсы. Оттуда, спереди, пыхтя и надрываясь, мчался навстречу высокий паровоз с золотой звездой на котле. Светофор подмигнул зеленым глазом, показалась станция… Поезд заскрежетал тормозами, сбавил ход. Какие-то девушки с цветами сели в первый вагон. Из второго вагона вышла мороженщица. Дежурная в красной фуражке подняла диск, и поезд, вскрикнув коротким гудком, помчался дальше.

С помощью зеркальца, не меняя позы, Димка обследовал свой вагон. Новый пассажир, в черном костюме, с толстым портфелем, стоял в тамбуре. Он помахал кому-то рукой, обернулся, и Димка сразу узнал его: Василий Алексеевич! Этого только нехватало! Уж с кем, с кем, а с ним Димка совсем не хотел встретиться в это воскресенье.

Димка хотел было встать, поздороваться, но раздумал. Еще начнет расспрашивать, придется рассказывать о футболе… И Димка решил так: если заметит, тогда уж ничего не поделаешь, а не заметит – и хорошо.

Василий Алексеевич не заметил Димку. Высокая спинка скамейки так надежно защитила его от глаз учителя, что Димка осмелел, поднял зеркальце над головой и сверху заглянул, что там делает Василий Алексеевич. А тот повесил черную шляпу на вешалку, провел узловатыми длинными пальцами по седым волосам, надел большие очки в роговой оправе, раскрыл на коленях портфель, достал пачку тетрадей и принялся отмечать в них что-то толстым карандашом.

Тут поезд опять затормозил, и в вагон вошел новый пассажир – генерал авиации с коричневым от загара лицом, в полной форме, с золотыми листьями на козырьке, с геройской звездочкой и с орденом Ленина на кителе. Генерал сел у другого окна, раскрыл книжку. Потом из прозрачного портсигара он достал толстую папиросу, закурил и пустил такое тугое, такое круглое колечко дыма, что, не будь тут Василия Алексеевича, Димка непременно вскочил бы и проткнул колечко пальцем. Он бы пересел поближе к генералу, рассмотрел бы все его ордена, узнал бы, какую книжку он читает… А так пришлось тихонько сидеть на месте. Да хорошо еще, что зеркальце было, а то сидел бы и ничего не видел.

А в зеркальце все было видно. Вот вошла проводница в синем берете со звездой, с сигнальными флажками в кожаных чехлах. Взглянула на генерала, перевела взгляд на табличку «Курить воспрещается», потом оглянулась: окна открыты, в вагоне всего два пассажира… ничего не сказала и пошла дальше.

Тут Василий Алексеевич поднял голову, посмотрел на генерала, повел седыми бровями…

Генерал виновато улыбнулся, сверкнув золотыми зубами, швырнул недокуренную папиросу в окно и сказал ласковым баском:

– Простите, пожалуйста, виноват. Задумался…

Вдруг глаза его сузились. Пристально вглядываясь в лицо собеседника, он поднялся в рост, шагнул вперед, поднес руку к козырьку и четко произнес:

– Здравия желаю, Василий Алексеевич!

– А вы, позвольте, кто же будете? – удивился тот.

– Леонид Крюков, ваш ученик. Неужели забыли, Василий Алексеевич? Я-то вас сразу узнал.

– Крюков? Леня! Помню, помню, голубчик, как же. Ну, да где же тебя узнать. Вон ты вырос-то как, плечи-то, как у борца. Ну, садись, садись, рассказывай. Летаешь, значит?

– Летал, Василий Алексеевич. А сейчас вроде вас: учу молодежь, командую школой и вас частенько вспоминаю: летать-то проще было.

– Так-с… Леня Крюков… – сказал Василий Алексеевич, помолчав. – Однажды, помнится, целое лето я тебе испортил – дал переэкзаменовку по алгебре. Небось, ведь тогда недобром меня поминал?

– А то как же, Василий Алексеевич, конечно, обидно было. Другие гуляют, купаются, а ты сиди задачки решай… Зато потом сколько раз я спасибо вам говорил! И в училище, и в академии, и на фронте. Там, на фронте, другой раз такая задача попадется, что не знаешь, как и подступиться. А решать нужно! Тут и вспомнишь, как вы-то учили: «Не торопись, Леня, подумай, разберись в условиях. Если в чем сомневаешься, проверь…» А помните, раз убежали мы как-то с контрольной. Я, конечно, за главного… А наутро вы подвели меня к зеркалу: «Смотри, какой умник стоит: вымахал с дверь, а ума не набрался… Какие уж тут задачи?..» Да что говорить, частенько я вас вспоминаю. Спасибо, Василий Алексеевич…

Тут за окном так загромыхал встречный состав, что Димка дальше ничего не расслышал. Потом поезд влетел в тоннель, и опять ничего невозможно было разобрать, а потом замелькали дома, трамваи, автобусы…

– Ну вот и приехали, – сказал Василий Алексеевич, – Москва.

Димка нарочно задержался в вагоне и пошел следом за генералом и за учителем. Генерала встретил майор с машиной. Они все трое уселись и укатили. А Димка постоял еще, спустился в метро и поехал домой. Он твердо решил не ходить сегодня на футбол. Заниматься – так уж заниматься!..

Но дома в ящике «Для писем и газет» оказался билет на «Динамо» – друзья позаботились. Димка прикинул в уме: «Три часа не расчет. До вечера еще далеко, можно и на футбол успеть и позаниматься. А игра, такая, как нынче, не каждый день бывает…»

Он сел за стол, достал задачник. Но задачи и примеры совсем не лезли в голову. В задачнике было написано 951 : 317. А Димка думал: «Вот это счет! В баскетбол, и то такой не бывает. А интересно, какой сегодня будет счет? Кто кого?»

Димка посмотрел на часы. До игры осталось меньше часа. Какие уж тут задачи… Он обмакнул перо и стал не спеша, аккуратно заливать чернилами все буквы «О» в задачнике. Потом решительно закрыл задачник, сунул билет в карман, хлопнул дверью и, громко стуча каблуками, помчался по лестнице…

У метро в условленном месте ею ждали друзья. Он еще издали увидел их, но по улице плотным потоком двигались машины и пришлось ждать перемены сигнала на светофоре.

Вдруг что-то мелькнуло в высоте: в чистом небе, высоко над домами промчалась пятерка реактивных самолетов… Еще пятерка, еще… Потом словно лавина обрушилась где-то за домами. Грохот прокатился по улице и замер.

Димка обернулся на звук. В простенке между витринами висело большое зеркало. В зеркале Димка увидел свое безбровое лицо, карие глаза, нос, облупившийся от загара… Обыкновенный мальчик… А может, и он когда-нибудь промчится вот так по бескрайному небу?.. Димка быстро перебежал улицу, сунул билет в руки Виктору и, чтобы избавиться от лишних расспросов, сказал:

– Не пойду я, ребята, не пустили меня…

Домой он шел медленно, часто оглядываясь по сторонам, то и дело порываясь вернуться. Вошел в подъезд, поднялся на лифте, отпер дверь своим ключом. Потом сел за стол, раскрыл задачник, развернул тетрадку, обмакнул перо. Рука сама потянулась к незалитой букве «О», но Димка пересилил себя, перевернул четыре странички слева направо и решил самую первую, самую простенькую задачку. Потом решил вторую, потом третью… Сначала задачи были легкие, потом потруднее. Одна попалась совсем каверзная. Димка хотел было пропустить ее, но потом подумал, не торопясь разобрался в условиях – и задача вышла.

Вдруг, откуда-то издалека донеслась знакомая мелодия. Футбольное состязание началось. Димка вскочил, бросился к приемнику, включил накал. Но тут же повернул рукоятку справа налево, зажег настольную лампу и снова принялся за примеры.

Когда он поднялся, на улице уже совсем стемнело. Внизу под окнами шумел вечерний город. В темном небе над новым зданием университета горели красные маячные огоньки. А еще выше крошечным зеленым светлячком полз по небу, цепляясь за звезды, правый бортовой огонь самолета.

Димка стал собирать книжки на завтра. Когда он открыл сумку, оттуда выпало зеркальце. Димка взглянул на свое отражение. Он попробовал представить себя в фуражке с золотыми листьями на козырьке и подумал, что такая фуражка будет ему к лицу.