Текст книги "Школьное богословие"

Автор книги: Андрей Кураев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

ТВОРЕНИЕ МИРА

Перед нами текст, который кажется слишком знакомым и простым, он кажется слишком похожим на мифы. Человеку неверующему он кажется слишком примитивным, человеку церковному – слишком понятным.

Но должен сказать, что, первое, чему учат в семинарии – это уважению к книге. Тебя учат достойным образом относиться к Книге, которая заведомо умнее тебя и которая заслуживает того, чтобы ее изучали, а не просто пробежали глазами, как вчерашнюю газету. Это – слово Божие, и в случае непонимания, лучше попробовать подрасти, а не браться за ножницы.

C другой стороны, это слово обращено к человеку и ждет от него определенного усилия. Библия – путь, и не-идущему непонятна. Конечно, прежде всего, это должно быть усилие духовной жизни, усилие подвига.

Но кроме того, нужно еще и усилие мысли. По слову Владимира Лосского, русского богослова ХХ века: "если современный человек желает истолковать Библию, он должен иметь мужество мыслить, ибо нельзя же безнаказанно играть в младенца; отказываясь абстрагировать глубину, мы, уже в силу самого языка, которым пользуемся, тем не менее абстрагируем – но уже только поверхность, что приводит нас не к детски восхищенному изумлению древнего автора, а к инфантильности". Или, по четкой формулировке философа Льва Карсавина – "наивные представления о Боге в содержание веры не входят".

Естественно, что понимание человеком одного и того же древнего текста меняется. Значит, при рассмотрении повествования Моисея нам желательно выяснить: во-первых, какие смыслы его речи были наиболее ясны и важны для него самого и тех людей, к которым непосредственно он обращал впервые свою проповедь. Во-вторых , как этот текст жил в мире христианского прочтения.

Таким образом, в библейских текстах надо различать смысловую полноту Откровения и историю восприятия Церковью этого изначального и полного Слова.

Разбирая вопрос о том, что понимал Моисей под "началом", в котором был сотворен мир, блаженный Августин говорит: "Все смыслы имел в виду Моисей, которому Бог дал составить книги так, чтобы множество людей увидело в них истину в разном облике. Что касается меня, то я смело провозглашаю из глубины сердца: если бы я писал книгу высшей непреложности, я предпочел бы написать ее так, чтобы каждый нашел в моих словах отзвук той истины, которая ему доступна: я не вложил бы в них единой отчетливой мысли, исключающей все другие, ошибочность которых не могла бы меня смутить".

Одно было открыто людям Ветхого Завета – некая иная мозаика смыслов открылась в этих же книгах людям, смотрящим на них уже с берега Нового Завета.

В христианском представлении, Библия целостна. Это не сборник книг, а единая книга, объединенная единым "персонажем" – Христом. Ветхий Завет говорит об ожидании Искупителя. Евангелие – о Его жизни. Корпус апостольских текстов, включая Апокалипсис, – о новых судьбах Его народа, Его Церкви. Сама Библия есть путеводитель, "педагог ко Христу". Она ведет к Богу, к Омеге – и смысл путеводителя определяется именно смыслом последней точки, целью.

Все показано так, чтобы пробудить жажду искупления в человеке: притом не своими силами, а Божиими. Если мы внутренне не переработаем книгу Бытия – мы не будем иметь нужного фона для чтения Евангелия. Сам смысл пришествия Христова будет не ясен, если мы не переживем тайну творения.

И, напротив, смысл первых рассказов Библии будет темен, если не видеть в нем приуготовление к Евангелию. Тем более этот смысл будет искажен, если видеть в Библии лишь "еврейский фольклор". По слову английского поэта Т. С. Элиота, тот, кто называет Библию памятником культуры, считает ее памятником на могиле христианства.

На деле это – пророческая книга. Моисея, автора книги Бытия, называют пророком. Однако в его книгах больше истории, чем предсказаний; в них больше рассказывается о прошлом, нежели о будущем. Почему же он "пророк"?

Библейский пророк – это не футуролог. Он созерцает не будущее, но волю Бога. Об обычном предсказании люди думают, что грядущие события являются причиной высказывания прорицателя, они отражаются в его сознании и порождают, как свое следствие, его таинственные слова. В Библии, однако, наоборот: здесь предсказание является причиной будущих событий. Так предсказано – и потому так будет. Почему? Да потому, что Бог – верен. Так Он Сам говорит о Себе (Втор. 7,9). И если Он своей любовью создал людей из небытия – то Его верность и впредь не отступит от них. "И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас" (Ис. 46.4). Сказанное и открытое Богом не может не исполниться – потому что это воля Неизменного Творца.

Пророк – тот, кто познает и открывает волю Божию, то есть тот, кто видит смысл событий. И в этом смысле, пророчествовать можно не только о прошлом, но и о настоящем. Моисей – пророчествует о прошлом. Моисей ищет волю Божию в прошлом, описывает творение с точки зрения его связи с Богом, а не естественную историю. Предмет его повести – тайна происхождения космоса и место человека в нем.

Вот что увидел в прошлом мира Моисей:

1.1 В начале[181] сотворил[182] Бог[183] небо и землю[184].

1.2 Земля[185] же была безвидна и пуста[186], и тьма над бездною; и Дух Божий[187] носился[188] над водою[189].

1.3 И сказал[190] Бог: да будет[191] свет. И стал свет[192].

1.4 И увидел[193] Бог свет, что он хорош[194]; и отделил[195] Бог свет от тьмы.

1.5 И назвал[196] Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро[197]: день[198] один[199].

1.6 И сказал Бог: да будет твердь[200] посреди воды, и да отделяет она воду от воды. (И стало так).

1.7 И создал Бог твердь и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так.

1.8 И назвал Бог твердь небом. (И увидел Бог, что это хорошо.) И был вечер, и было утро: день второй.

1.9 И сказал Бог: да соберется[201] вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. (И собралась вода под небом в свои места, и явилась суша.)

1.10 И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо.

1.11 И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя (по роду и по подобию ее, и) дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле. И стало так.

1.12 И произвела земля[202] зелень, траву, сеющую семя по роду (и по подобию) ее, и дерево (плодовитое), приносящее плод, в котором семя его по роду его (на земле). И увидел Бог, что это хорошо.

1.13 И был вечер, и было утро: день третий.

1.14 И сказал Бог: да будут светила[203] на тверди небесной (для освещения земли и) для отделения дня от ночи, и для знамений[204], и времен, и дней, и годов;

1.15 и да будут они светильниками на тверди небесной, чтобы светить на землю. И стало так.

1.16 И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью[205], и звезды;

1.17 и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю[206],

1.18 и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо.

1.19 И был вечер, и был утро: день четвертый.

1.20 И сказал Бог: да произведет вода пресмыкающихся, душу живую; и птицы да полетят над землею, по тверди небесной. (И стало так.)

1.21 И сотворил Бог рыб больших[207] и всякую душу животных пресмыкающихся[208], которых произвела вода, по роду их, и всякую птицу пернатую по роду ее. И увидел Бог, что это хорошо.

1.22 И благословил их Бог, говоря: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте воды в морях, и птицы да размножаются на земле.

1.23 И был вечер, и было утро: день пятый.

1.24 И сказал Бог: да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их. И стало так.

1.25 И создал Бог зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их. И увидел Бог, что это хорошо.

1.26 И сказал Бог: сотворим человека...

...

1.31 И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.

2.1 Так совершены небо и земля и все воинство[209] их.

2.2 И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал[210].

2.3 И благословил Бог седьмой день, и освятил его[211], ибо в оный почил от всех дел Своих[212], которые Бог творил и созидал[213].

Одна из самых важных в этом повествовании подробностей: "И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма" (Быт.1,31). Дело в том, что без этого свидетельства Шестоднева невозможно понимание самой сути Евангелия: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного" (Ин. 3,16)... Значит, мир настолько действителен, значит, человек настолько ценен, что заслуживает Божьей любви и заботы. И если цена, уплачиваемая за сохранение мира и человека в бытии, столь высока – Распятие Сына Божьего – то каково же было происхождение мироздания и почему столь драгоценно оно в глазах Абсолюта?

Чтобы спасение мира Богом было понятным – нужно было помнить, что мир – не чужой Богу. Шестоднев дает оправдание космоса (космодицею): быть другим, чем Бог – это не грех. Быть материальным – это не грех и не порок. Для очень многих философских и религиозных систем возникновение материального мира, мира многообразного и внутренне расчлененного – это следствие чьего-то падения. Для Библии это, напротив, свободный дар Творца. И потому пришедший Спаситель сможет сказать, что Он пришел не вырвать души из плена незнания и прельщенности материальным миром, но "Я всего человека исцелил" (Ин. 7.23).

Не материя – источник зла и смерти в мире. "Не из праха выходит горе и не из земли вырастает беда" (Иов. 5,6). Это для Платона тело – "темница души", а для ап. Павла, верного традиции Моисея, тело – это храм духа (1 Кор. 6,9). И вот, оказывается, что само тело человека – слеплено руками Творца (Быт. 2,7). Так Шестоднев Моисея дает фон, необходимый для понимания Евангелия.

СОЗДАНИЕ ЧЕЛОВЕКА

Человек создается в конце «шестого дня» – в его предрассветные часы. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они... над всею землею. И сотворил Бог человека по образу Своему.., мужчину и женщину сотворил их. И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею» (Быт. 1,26-28).

В предыдущие дни творения образ действий Творца проще: "И сказал Бог... И стало так... И был вечер, и было утро, день...". Но настает очередь человека – и мы не встречаем Божьего повеления: "да будет человек!". Перед тем, как сказать о творении человека, появляется неожиданный стих, говорящий о том, что думает Бог о человеке. Как будто какое-то внутреннее действие происходит в Самом Боге, какой-то внутренний совет, который разрешается итогом: "Сотворим". Библейское повествование как бы сбивается с ритма и замирает. Об этом эпизоде библейского рассказа говорят как о "творческой паузе".

Мир, каким он был до появления человека, был монологичен, в нем не было ничего, что не зависело бы от воли Творца. Но тот образ, который Творец хочет от Себя дать человеку, включает в себя свободу. Это означает, что в мире появляется бытие, не зависящее от Бога. Бог ограничивает свое всемогущество, создавая в бытии такую сферу, куда Он сам не может войти без стука ("Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною." – Откр. 3,20). Теперь в мир входит вся непредсказуемость личностного и любящего диалога.

Своей рукой Бог создал в мире островок, в котором он отказывается править непосредственно, у дверей которого Его воля замирает в ожидании, когда ее туда допустит человек.

Еще греческие софисты любили оттачивать логику своих учеников на загадке всемогущества Божия. "Если Бог всемогущ, – спрашивали они, – то может ли Он сотворить такой камень, который Он был бы не в силах поднять?" Вопрошаемый, понятно, становился в тупик: если всемогущ – то может сотворить, а, следовательно, этот камень он не сможет поднять: если же по всемогуществу своему Бог может поднять все – то он опять же не сможет сотворить камень с требуемыми свойствами.

Христианское богословие, вспомнив об этой загадке, ответило на нее однозначно: да, Бог может сотворить такое бытие, и Он его уже сотворил. Это – человек. Все может Бог, кроме одного: спасти человека, который сам того не желает. "Бог становится бессильным перед человеческой свободой" (Владимир Лосский).

Поскольку Бог смотрит в круг времени из круга Вечности – Он видит, как человек поступит со своей богообразной свободой. И потому решение о создании Адама – это еще и принятие решения о смерти самого Бога. Так, принимая решение о создании человека – "создадим человека" – Бог принимает решение и о Своем Кресте. Это прозрачно и трагично просто. Бог есть любовь, а любовь раскрывает себя перед любимым, жертвует собой, в ней всегда есть крестный оттенок.

Поэтому-то и предшествует сотворению человека некоторая "творческая пауза". "Создадим человека..." – но "да владычествуют они". "Создадим человека" – и отныне Божественная воля всегда будет учитывать блуждания, уклонения, даже бунты воли человеческой, чтобы привести ее к свободному соединению... По слову Владимира Лосского, надо почувствовать "в Боге просящего подаяния любви нищего, ждущего у дверей души и никогда не дерзающего их взломать".

Здесь начало самоумаления Бога, его "истощания", "кеносиса". Греческим словом "кеносис" в христианском богословии выражаются смирение Бога перед тварью, служение Творца творению, полнотой которого станет Голгофа. Как педагог смиряет себя перед маленьким ребенком, старается говорит на его языке, так и Бог на человеческом языке говорит к людям и даже более того – сам становится человеком ради спасения людей.

В этом же библейском стихе встречается та же грамматическая несогласованность, что и в самом первом стихе Библии: "Сказал Бог: сотворим...". Здесь уже сказуемое стоит в единственном числе, а подлежащее – во множественном. Христианское толкование видит в этом откровение о Троице. Именно в Троице, между лицами Троицы происходил этот совет о создании человека, который разрешился благословением: "сотворим".

Именно этот момент и будет изображать "Троица" преп. Андрея Рублева.

Рублев пишет моленную икону – но при этом нарушает неписаный принцип иконографии: он не поворачивает икону лицом к молящемуся. Обычно на моленной иконе один из персонажей смотрит на человека. Например, если младенец смотрит на Марию, то сама Богоматерь смотрит не на своего сына, а на нас. Если Мария смотрит на младенца, то Иисус смотрит на нас, но почти нет древних икон, где и Мать и Сын смотрели бы друг на друга. Пространство иконного сюжета построено так, чтобы включить молящегося в себя.

Но у преп. Андрея все ангелы обращены друг ко другу. Взаимные склонения, взгляды, замкнутый круг общения... Это станет понятно, если вспомним, что в древней Церкви собственно богословием называлось учение о Боге Самом по Себе, о внутритроичных отношениях безотносительно к миру. И вот в этом смысле, икона преп. Андрея – собственно богословская. Чтобы сделать ее такой, Рублев очистил пространство иконы от сюжетных подробностей (убрав с иконы Авраама, Сарру, слуг, расчистив стол для единственной чаши)...

Этот образ являет некое действо, совершающееся в самой Троице. Во всей Библии не так уж много мест, в которых мы можем узнать Тройческий Совет: при изгнании из рая (Быт. 3,22); при смешении языков (Быт. 11,7); при избрании пророка о падении народа избранного и о Мессии (Ис. 6,8), но прежде всего – уже знакомый стих из первой главы книги Бытия.

Отсюда понятна символика чаши в рублевской иконе. Ангелы несомненно сидят вокруг литургического престола (в нем видна даже выемка, использовавшаяся в старогреческих алтарях для помещения внутрь престола частицы мощей). В чаше, что стоит на престоле, видна голова тельца. Телец – символ жертвы (не случайно символом Евангелия от Луки, где более всего подчеркивается жертвенность служения Христа, станет телец). Средний Ангел разрывает круг совета, Его рука вырывается из него и благословляет Чашу. Этот Ангел облачен в сине-красные одежды, в иконографии традиционно усвояемые Христу. "Кого Мне послать? и кто пойдет для Нас?” (Ис.6,8).

Решение принято. Сын Божий Сам пойдет к людям, убивающим Его пророков. Чаша страдания и жертвы благословляется сейчас, перед созданием человека. И Новый Адам будет молиться об этой чаше в Гефсиманском саду. И примет ее – потому что принял ее Он уже в Вечности, на изначальном Тройческом Совете.

Но если внимательно вглядеться в рублевскую икону, то на ней можно заметить и еще одну Чашу. Ее образуют силуэты двух крайних Ангелов. В эту чашу помещен средний Ангел. Ему не просто предстоит принести жертву. Ему не просто предстоит благословить жертву и благословить жертвенную чашу. Ему Самому предстоит принести Себя в эту жертву...

Такова цена решения: "Сотворим по образу...".

Характерно, что замысел Бога о человеке – "по образу Нашему и по подобию Нашему". Но создан человек только "по образу". "Образ" и "подобие" – это разные категории христианской мысли.

Образ Бога в человеке – это не то, что у человека две ноги или два уха. Божий образ в человеке – это те духовные качества его бытия, которые делают его "похожим" на Бога; то, что отличает человека от всего остального мира. К этим характеристикам относятся разум, любовь, речь ("словесность"), способности к бессмертию, творчеству, власти, и прежде всего – личность. Человек есть образ личного Бога в безличном мире.

Богообразна и человеческая свобода. "Как Бог свободен, так свободен и ты, и если захочет человек, делается сыном Божиим или сыном погибели", – говорит, например, преп. Макарий Великий. "Если захочет"... Эта "нерешительность" может привести к тому, что человек свою богообразность сможет использовать самоубийственным (и, как покажет дальнейший ход событий – даже богоубийственным образом). Ведь даже любовь может быть извращена. Изначально возможен выбор: либо любить себя больше, чем Бога, либо любить Бога больше, чем себя. Из нашей повседневной жизни мы знаем, что любовь матери к своему ребенку может сделать ее несправедливой к другому, любовь к своей стране или классу заслонить общечеловеческие нормы и требования. Наконец, любить можно даже грех и зло (достаточно вспомнить карамазовское "сладострастие"). Разум может быть успешно применен для обдумывания преступления и для борьбы с добром. Свобода же склонна ставить бесконечные эксперименты на тему "все позволено".

Но если человек избирает путь только праведного использования своего "имения", когда он, подобно Богу, противостоит греху и возращает добро , тогда человек становится подобием Божием, "преподобным". Человек воспринимается православием как икона, в силу ряда обстоятельств потускневшая и закопченная, но при реставрации почти режущая глаз своей гениальностью. "Сотри случайные черты" – и ты увидишь в человеке икону. Это удается тем людям, которых Церковь назвала "преподобными". И стяжаемое ими в личном подвиге подобие с очевидностью показывает, что каждый человек в своей последней глубине есть образ Божий.

Образ – это возможность уподобления Богу. Это не уже наличное причастие к Божественной жизни, а лишь стремление к Нему. Христианство исходит из фиксации пропасти между человеком и Богом. Человек не есть Бог, не есть Абсолют, в человеке нет "искорки Божества" или "частицы Божества". Но в человеке есть стремление к Богу. И образ – это и есть само стремление стать подобием Бога. Св. Василий Великий однажды сказал, что человек – это животное, получившее повеление стать богом. Потому подобие Бога в человеке – это насколько виден Бог в человеке. То, что являет образ. Итак, человеческая жизнь – возрастание из образа в подобие. "Я сотворил, говорит Господь, прекрасное тело; даю тебе власть сделать нечто лучшее: создай прекрасную душу" – так это выражает св. Иоанн Златоуст.

Как же Бог творит человеческое тело? "И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою" (Быт. 2,7).

У Библии есть свой язык, чтобы кратко передать то, для пересказа чего нам требуются страницы. "Мир сотворен словом Творца", – говорит Писание. Но о человеке добавляет: он сотворен руками Творца: "руки Твои сотворили меня и устроили меня" (Пс. 118,73). Какие "руки" у Небесного Отца? – Логос (Слово) и Дух: "Ты не один сотворил меня, сотворила меня не одна только рука Твоя, которою является Единородный Сын Твой. Руки Твои сотворили меня, то есть Слово и Дух. Премудрость Слова создала меня, разум Духа сотворил меня" (св. Иоанн Златоуст).

Творение человека происходит как бы в два этапа: сначала создается из "земли" тело, а затем в него вдыхается дух.

Что здесь имеется в виду под "землей" – открыто для разных пониманий. Здесь важно поставить вопрос: а какова была степень собственной организации, структурированности этой "земли". Ведь "землей" называет Писание и весьма не примитивное тело человека. Поэтому вполне дозволительно понимать, что сначала была взята некая "телесность" как исходный материал, затем первым антропосозидающим действием она была приведена в "человекообразное состояние", а лишь потом ей дана была Жизнь, собственно человеческая.

Святитель Феофан Затворник, поясняя этот библейский текст, задается вопросом: а что из себя представляла та "земля": "Это тело что было? Глиняная тетерька или живое тело? – Оно было живое тело – было животное в образе человека с душою животною. Потом Бог вдунул в него Дух Свой"[214]. Это предположение св. Феофана получает дополнительную весомость, если вспомнить, что "земля", из которой создан Адам, достаточно специфична. Еврейский текст говорит не о дикой степной земле, стихийно приносящей плод (sadeh) и не просто о всей земной поверхности (eres), но об adamah – обработанной земле. Значит, Творец создает человека из прежде уже преобразованного, возделанного Им материала.

Это утверждение родства человека с миром животной жизни не только не противоречит Библии, не только позволяет снять ненужные конфронтации богословия с наукой, но и помогает поставить на место претензии "научного редукционизма". Да, человек родствен животным. Но это – не весь человек. И уж совсем это не может быть аргументом в пользу автоматически случайного развития. В.Н. Ильин вполне резонно отметил, что "вызвал бы всеобщий смех тот исследователь искусства, который, сравнивая, например, Рафаэля и Леонардо да Винчи, обратил бы внимание на то, что и у того, и у другого на картинах имеются красный, голубой и зеленый цвета или что человеческие фигуры у обоих имеются глаза, носы, волосы и т.п. и на этом основании стал бы утверждать, что между обоими художниками существенного различия не имеется".

Не менее неуклюже выглядит сравнительная анатомия, пытающаяся выдать себя за философскую антропологию.

Итак, мы видели, что Бог, "из сотворенного уже вещества взял тело, а от Себя вложил жизнь" (св. Григорий Богослов).

Значит, есть в человеке несколько пластов жизни: и физическая жизнь, и животная, и психическая, и культурная, но есть и человеческая и – выше-человеческая.

О вещая душа моя,

О сердце, полное тревоги,

О как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия.

(Тютчев).

Поэтому стоит обратить внимание на то, что в еврейском тексте книги Бытия говорится, что при творении человека Бог "вдохнул в человека дыхание жизней" (в русском тексте в единственном числе – "жизни"). У человека несколько жизней не в смысле переселения, а есть несколько пластов жизни. Святитель Феофан Затворник в человеке их усматривает пять: жизнь телесная, душевно-телесная, душевная, духовно-душевная и духовная. Основное в этом феномене "многоярусности" человека то, что христианин может вместить в себя и тварную и нетварную жизнь. "Христиане живут сугубою жизнью", – писал св. Григорий Богослов.

Но раз так многомерен и многосложен человек, значит он должен учиться координировать все проявления всех своих жизней, значит надлежит человеку учиться собирать себя воедино. Человек в себе носит соборное начало. В себе, в своей душе он должен преодолевать "тиранию раздробленности".

Человек всю жизнь свою должен устроить симфонически. В симфонии у каждого инструмента есть своя партия, но они должны слышать все время друг друга и уступать друг другу, чтобы родилась единая гармония. И значит, там, где произойдет разделение людей, их раскол между собой или между разными слоями их "жизней" – там будет искажен Божий замысел и там, в этой трещинке, заведется, говоря словами Вл. Набокова, "непоправимая гниль"...

Уже наличную сложность и разнообразность мира человек должен привести в новую симфонию, собрав себя (как сложное порождение сложного мира) и через себя весь мир воедино.

Соборность и Церковь здесь проступают как предназначение человека.

Человек в его отдельности еще не есть венец Божественного творчества. В Библии изначала мы видим, что о человеке сказано : "мужчину и женщину сотворил их" (Быт. 1,27). Вторая глава и здесь дополняет первую. В ней содержится знаменитый рассказ о сотворении Евы из ребра Адама.

В древних языках, в частности, в шумерском, одно и то же слово (Til) употребляется для обозначения "жизни" и "ребра". В русском же языке, мы помним, два смысла "живота". А жизнь ведь можно связывать не только с чревом, но и с сердцем, что находится в подреберьи. И, конечно же, надо помнить, что в еврейском языке слово "цела" означает не только ребро, но и "грань", "сторона". Женщина – грань человеческого бытия, и во многих толкованиях на книгу Бытия предполагается, что та "Ева", что ввела "Адама" во искушение, есть эмоционально-чувственная сторона человеческой души, увлекшая за собою разум и волю (традиционно символизируемые мужским началом).

Наконец, совершенно по-особому звучит рассказ Моисея, если соотнести Адама и Христа. Жена Адама – Ева. Невеста Христа – Церковь (Откр. 22,17). Церковь создана Христом через Его Кровь. Как жена Адама, так и Невеста Агнца получили свое бытие из ребра. Сон Адама (в Септуагинте – extasis) оказывается прообразом смертного сна Иисуса...

Как бы то ни было, полнота человечества – в единстве мужчины и женщины. Они предстают в Бытии поистине единосущными (мужчина по-еврейски – "иш", женщина – "иша"). Их единство благословляется, и задолго до грехопадения они получают заповедь деторождения.