Текст книги "Перстень Тамерлана"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Выходя из зала, Раничев зачем-то обернулся, остановившись в дверях. От перстня явственно исходило яркое изумрудно-зеленое свечение. Словно бы даже нимб какой-то!

– Солнце. – Зябко передернув плечами, новоиспеченный директор музея Иван Петрович Раничев махнул рукой и затворил двери.

На улице и вправду вовсю сияло солнце, но…

Глава 3
Угрюмов
Человек со шрамом

В крови темнел его оскал,

Усы и выбритые брови…

Сергей Марков

«Слово о Евпатии Коловрате»

…но далеко за горизонтом, на востоке, со стороны казахских степей уже ползли к городу угрюмые темно-зеленые тучи. А пока в голубом майском небе ярко светило солнце. Наступивший вечер был тих и спокоен: неспешно прогуливались под тополями пары, с городского пляжа – хоть вроде бы и холодновато еще – доносились детские крики, сладко пахло яблонями и сиренью.

Выйдя из музея, Раничев направился в парикмахерскую, уселся вальяжно в кресло – «Только не коротко, девушка!» – подстригся, подправил бородку, надушился популярным одеколоном «Последний шик». Расплатившись, незаметно – как ему казалось – оглядел себя в большом зеркале: вполне импозантный молодой мужчина, с чеховской бородкой и перекатывшимися под светлой рубашкой мускулами – Иван Петрович мужиком был не слабым, даже когда-то пробовал заниматься бодибилдингом, правда быстро остыл – лень. Теперь вот, оно конечно, хорошо бы потренироваться – да некогда. Музей, группа, «Явосьма»… Да и вообще труд руководителя утомителен, знаете ли.

Медленно опускавшийся на город вечер был так хорош и приятен, так очарователен и сладостен, что идти домой совсем не хотелось, а хотелось скинуть с себя годков двадцать… нет, двадцать – это уж слишком много, хотя бы пятнадцать-семнадцать, чтоб вот так, как те, проходящие мимо пацаны, обнять девчонку, чувствуя, как прижимается та всем телом, и идти так, обнявшись, через весь город, заглядывая девчонке в глаза и говоря что-то такое, красивое, нежное, вечное, что редко говорят взрослые мужики, а женщинам ведь так хочется…

Вздохнув – грустно, но не очень, так, сладостно-грустно или скорей ностальгически-грустно, – Раничев купил в ларьке бутылочку «Карлсберга» – почему-то не любил банок, не наши они какие-то, не российские, металлические, – откупорил, уселся на лавочку…

Зззз!!!

Зажужжал в кармане рубашки мобильник.

– Да… Черт…

Звонила жена. Вот уж словно чувствовала – надо испортить вечер. Хотя нет. Сказала только, что не приедет до следующих выходных. Ну и чудненько! Иван сделал вид, что вроде обиделся, она же этого хотела – обидеть, вот и пусть порадуется. Едва сбросил звонок, как тут же поступил другой – положительно директор музея пользовался в городке завидной популярностью!

Иван лениво глянул на дисплей – «Влада». Что еще за Влада такая? Ах, Влада…

– Да, зайчик? Ко мне? Конечно, можно! Замечательная идея. Нет, лучше я сам приготовлю. Поете вы действительно здорово, а вот готовить не умеете. Из какого фильма, узнала? Нет?! Ну блин, Новый год никогда не отмечала? При чем тут Новый год? Как тебе сказать… Какая гадость эта ваша заливная рыба. Ах, вот теперь узнала? Ну жду.

Влада…

Иван томно вздохнул, огляделся – интересно, продают ли еще цветы бабушки у вокзала? Или, может, лучше с клумбы сорвать… одуванчиков?

Он явился домой загодя, с цветами – веточками сирени – и мясом, которое тут же принялся готовить: порезал на мелкие куски, поставил вариться, чтоб затем, когда сварится, обжарить на сковородке с томатной пастой и луком, потом бросить все обратно в бульон, добавил крупно нарезанной картошки, специй… Все это под старую песню «Криденс», под что другое никак не получалось требуемое варево – то не соленое, то чересчур уж перченное. Замотался, не услышал и звонка, хорошо мобильник – вот он, рядом…

Побежал открывать…

Влада, не женщина – мечта, персик. Жаль, что замужем… хотя, может, оно и к лучшему?

– Готовишь, Раничев? – Всех своих мужчин – а Иван подозревал, что он у этой красивой женщины не единственный, как, впрочем, и она у него, – Влада называла исключительно по фамилии, видимо, чтобы не перепутать. Как шутил Иван: «Мужа своего она любила и очень боялась, называя по фамилии – товарищ Бендер». Влада подобных шуток не понимала, но и не обижалась – женщиной была неглупой.

– Ну хватит. – Влада подошла к плите – в летнем платье, ослепительно белом, словно только что выпавший снег; ее тонкие смуглые руки – успела уже загореть? нет, конечно же, солярий – обвили шею Ивана, под пение «Криденс» встретились губы… и…

– Run through the jungle!

– Наверное, я тебя люблю, Раничев! – отцепившись от него, утомленно заявила Влада. – Еще – а?

Иван ничего не ответил: повернувшись на бок, он любовался женщиной – стройной, длинноногой, с упругой грудью с большими коричневыми сосками. Возраст свой Влада скрывала, Иван только догадывался, что где-то под тридцать, – но выглядела чудесно: свежо, молодо, потрясающе! Тонкие черты лица, глаза светло-карие, чуть вытянутые, нос не совсем обычный, скорее в нем было что-то восточное, быть может, хищно раздутые ноздри? Или – легкая, едва заметная горбинка?

– Так что, поужинаем? – Поднявшись, Влада нарочно потянулась, выгнулась, словно кошка, тряхнула светлыми волосами. Вообще-то в прошлое свое появление она была брюнеткой, а до этого – вообще рыжей, а до того… Иван набросил на себя простыню, налил гостье водки – та работала врачом и ничего другого не пила, берегла печень и дерьмовое «сладенькое вино» на дух не переносила. Не забыл и себя. Подняли рюмки…

– Ну за наше случайное знакомство! – традиционно произнес Раничев. Влада так же традиционно засмеялась, потянулась за вилкой, попробовать Иваново блюдо. Прожевав, заценила:

– Вкусно. Еще по одной? – Выпив, уселась к Ивану на колени, прижалась щекой: – Роничев, какой ты мускулистый, красивый… У тебя, наверное, много баб?

– Ты – моя единственная и неповторимая.

– У-у-у, врун. – Влада впилась губами в губы Ивана.

За окном вдруг резко заголосила сигнализация. Раничев не обратил внимания – не тот случай, да и своя-то тачка до сих пор в гараже на приколе. А вот Влада вдруг встрепенулась:

– Не моя ли? Раничев, где у тебя халат?

– С перламутровыми пуговицами?

– Да хоть с крыльями! Давай быстрее!

Не дождавшись халата – а пес его знает, куда запропастился? – Влада выскочила на балкон голой. И сразу же заорала во весь голос:

– А ну отойди от машины, урод! Сейчас милицию вызову. Раничев, тащи мобильник…

Ответом ей была тишина. Иван уже успел влезть в спортивный костюм и теперь несся по лестнице вниз, перепрыгивая ступеньки. Четвертый этаж пятиэтажного дома. Без лифта, конечно же. Он спешил, знал – в такой час ори не ори – а вора (а скорее, воров) не испугаешь. Тем более – милицией: пока те приедут – три рака на горе по пять раз свистнут.

Выскочив на улицу, Иван сразу же углядел ухоженный темно-красный «гольф» – автомобиль Влады. Около машины и впрямь крутилась пара подозрительных личностей.

– Ах вы ж, гады! – Иван подобрал с земли палку, краем глаза отметив какое-то движение рядом, словно бы кто-то только что сидел на скамье, а при его появлении резко бросился вправо, к сирени. Впрочем, некогда было разглядывать… Те двое, у машины, с монтировкою и домкратом, не очень-то настроены были ретироваться. Один даже просипел сквозь зубы:

– Шел бы ты, мужик, домой.

– Я те счас пойду, козел! – Раничев ринулся на ворюг, угрожающе размахивая палкой. Мужиком он был сильным, но и эти, похоже, тоже не из слабых, – ну да уж не время было что-то придумывать, не тот случай.

– Помочь, Иван Петрович? – кто-то спросил рядом.

Иван машинально оглянулся – ага, вчерашние пацаны, похоже, они каждый вечер тут собираются, вот только сегодня что-то припозднились… ну да, сегодня ж дискотека в ДК.

– Обойдусь, – сухо бросил незваным помощникам Раничев, повернулся к ворам… Тех уж простыл и след, видно испугались связываться с компанией подростков.

– Ух, гады… – Иван подошел к подросткам. – Закурить дайте.

Уселся рядом, на лавочку. Кто-то – светленький, кудрявый… Лешка? Нет, Ленька. Ленька Тихомиров из «бэ» класса – протянул сигарету. Иван с наслаждением затянулся. Спросив спички – фонарь, как всегда, не горел, – осмотрел «гольф» – вроде ничего подозрительного, обернулся…

– Раничев, ты так и будешь тут сидеть? – На улице показалась Влада, завернутая – боже ж ты мой! – в простыню! Тусующиеся у подъезда подростки выпали в глубокий осадок.

– Вроде все цело, – не обращая на них никакого внимания, задумчиво произнесла Влада. – Не успели, с-суки. Ну что, пойдем?

– Погоди-ка…

Иван снова заметил чью-то тень в кустах сирени. Отправив Владу к себе – о, как смотрели на нее ребята! – сам быстро обежал вокруг дома – осторожно зашел к кустам с другой стороны. Ну так и есть! Спиной к нему стоял высокий сутулый мужик в длинном черном балахоне, ничего больше разобрать было нельзя – единственным источником света было чье-то окно. Мужик под ним и стоял и вроде бы что-то высматривал… да не что-то, а пялился прямо на Иванов балкон! Что ж, мужика понять можно. Все бы пялились, кабы знали, кто такая Влада и в каком виде она там совсем недавно маячила.

Раничев ухмыльнулся, легонько стукнул мужика по плечу:

– Что тут делаем, гражданин?

Мужик резко обернулся – смуглый, морщинистый, мрачный – сверкнул белками глаз и неожиданно бросился бежать. Добежав до угла дома, обернулся – и Иван вздрогнул, разглядев в тусклом свете дальнего фонаря рваный шрам, пересекающий левую щеку незнакомца.

Раничев не стал преследовать его – к чему? Пожав плечами, направился было к подъезду, уже взялся за ручку двери, как…

Сверкая синими мигалками и завывая сиреной, к дому подъехал желтый милицейский уазик.

– Во, явились, не запылились, – прокомментировал кудрявый Ленька Тихомиров, Иван был с ним совершенно согласен.

– Нарушаем? – Выскочивший из машины бравый старшина, лениво поигрывая резиновой палкой, направился прямиком к подросткам.

– Да мы ничего такого, командир.

– И в самом деле, – вступился за ребят Раничев.

– А вы кто такой? – Старшина перевел на него подозрительный взгляд, принюхался: – Та-а-ак, и, похоже, пьяный! Протокольчик составим?

– Да вы для начала ко мне поднимитесь! Это ж мы вас и вызвали.

– Разберемся, гражданин. – Из уазика вылезла подмога в чине старшего лейтенанта. – О, какие люди! Здравия желаю, Иван Петрович. Не помните меня?

Раничев давно перестал этому удивляться. Город маленький – шесть школ всего-навсего, потому на бывших учеников можно было наткнуться где угодно – от прокуратуры до бомжовского подвала. Вот и этот… Рожа знакомая. Наверняка один из первых выпусков.

– Иван Петрович, заявление писать будете?

Иван Петрович махнул рукой. Черт с ним, с заявлением, не украли ведь ничего, да и вообще…

– Чего так поздно-то? – Раничев так и не вспомнил имя этого парня, старшего лейтенанта. Нет, рожа-то знакомая…

– Вы пятые за ночь, – устало признался милиционер. – Пока с одними разберешься, пока с другим – а машина всего одна. Бомжа еще полдня сегодня ловили, на рынке, гад, несколько грабежей совершил – продукты, одежда. Вроде его в вашем районе видели. Длинный такой, сутулый. Особая примета – на левой щеке шрам.

Иван снова вздрогнул, уже который раз за ночь. Этак и скоро и заикой стать можно!

– Видал я вашего бомжа, – тихо поведал он. – Только что. Куда-то туда побежал. – Он мотнул головой в сторону парка.

– Точно его видали? – обрадованно переспросил старший лейтенант. – Со шрамом? В парк побежал, говорите? Ну там мы его быстро возьмем – патрулей созовем на помощь. – Козырнув, он побежал к машине… Запищал зуммер рации:

– «Лемболово», «Лемболово», пятьдесят девятому ответь…

– Может, за ними в парк сбегаем? – предложил кто-то из пацанов.

– Чего там делать-то? – с усмешкой возразил кудрявый Ленька. – Смотреть, как бомжа ловят?

Медленно, в задумчивости, поднимался в свою квартиру Иван Петрович Раничев, и.о. директора краеведческого музея. Как живое, стояло перед ним лицо человека со шрамом. Смуглое, волевое, жестокое… Нет, не очень-то был похож на бомжа этот странный человек со шрамом на левой щеке. Скорее совсем, совсем не похож.

Подложив под щеку подушку, спала на диване Раничева красивая женщина Влада, так и не дождавшаяся появления любимого мужчины. Иван хотел было ее разбудить, да пожалел – уж слишком сладко спала. Ладно, все хорошее – утром. Вышел на балкон, закурил, опершись на перила. Далеко-далеко, за синими холмами и лесом, уже подпаливали небо оранжевые лучики солнца. Май, черт побери, июнь скоро! Лето. Улыбнувшись, Иван тихо подошел к дивану и осторожненько лег рядом с Владой. Уснул почти сразу, чувствуя правым боком тепло прекрасного женского тела, и спал крепко, без сновидений, а когда проснулся…

Глава 4
Угрюмов. Гроза

Потемнели горные вершины,

Ливень грозовой, гремя, идет…

Георгий Кайтуков

«Чудесный дождь»

…над городом вовсю сияло солнце. Заглядывало через балконную дверь в комнату, сверкало маленькой сваркой в хромированных частях усилителя, семицветной радугой преломлялось в плексигласовой крышке проигрывателя. Теплый веселый лучик упал на спящих, пробежал по голой груди Влады, уперся прямо в глаза Раничеву. Тот еще больше зажмурился, заворчал что-то, перевернулся на другой бок и, приоткрыв левый глаз, уставился на цифры электронных часов. Десять ноль пять…

Раничев закрыл глаз… и тут же в ужасе распахнул оба! Десять ноль пять? Проспали!

– Влада, просыпайся!

Соскочив с дивана, Иван метнулся на кухню – включил чайник – затем быстро бриться. Про музыку, уж конечно, не забыл – непростительно то для старого меломана – с винилом возиться не стал, некогда, взял с полки первый попавшийся сидишник – сборник рок-н-роллов – то, что надо!

– Вставай.

– О боже, что ты включил? – Влада потянулась. Случайно глянула на часы – мама родная!

Уложились – как спринтеры – минут в десять. Дожевывая на ходу, прыгнули в «гольф», поехали…

Влада высадила его у музея, чмокнула в щечку, отъезжая, помахала рукой. Раничев тоже махнул на прощание, рванулся в музей, чувствуя, как бешено колотится сердце.

– Егорыч, экскурсанты здесь уже?

Заспанный сторож недоуменно пожал плечами – какие еще, блин, экскурсанты? – потом вспомнил, улыбнулся:

– В одиннадцать будут – звонили.

– Ну, слава богу! Успел. Наши пришли уже?

– Все тут – и Ядвига Петровна, и Галя.

Поднявшись к себе в кабинет, Иван опустился в кресло, расслабленно распустил галстук. Задумался. В принципе, что показать гостям, он решил еще вчера. Уж конечно, не продукцию славного колхоза «Светлый путь». Гордость музея, три средневековых зала – понимающие люди умрут от зависти, если, правда, найдутся там понимающие. Москвичи, блин… Гордятся до умопомрачения своим городком, наивно полагая, что все жители России спят и видят, как бы туда переселиться. Иван так, например, не хотел бы. Ну что такое Москва? В мире есть и гораздо лучшие города, более приятные душе и глазу. Санкт-Петербург, например… Именно в этом городе Иван Петрович Раничев провел славные годы студенчества и даже армейскую службу – на дворцовой площади в Генеральном штабе округа.

Щурясь от всепроникающего солнца, Иван подошел к окну, отдернул штору, открыл окно. Ворвался с улицы ветер, легкий, приятный, пахнущий сиренью и сладкими листьями росших под окном кленов, поиграл тюлью, взъерошил волосы на макушке и.о., перевернул страницы перекидного календарика на столе. Раничев высунулся в окно – рядом, под кленами, играли в пятнашки дети – разноцветные, яркие, в шортиках и коротких смешных платьицах, Иван даже позавидовал им: вот и ему так бы – скинуть пиджак, выкинуть к черту галстук и – как в далеком детстве – взапуски, а ну, догоняй, кто кого? За кленами и детьми начиналась пыльная улица – райкомхозники не полили или уже успела высохнуть? – за ней тянулись двухэтажные «сталинские» дома, словно пряники, покрытые цветной штукатуркой – голубой, светло-зеленой, бежевой. За домами, на холме, шумела березовая роща, а за ней, над не видной отсюда рекою, висело хмурое марево, пока еще небольшое, далекое, так ведь дай время, придет, доберется до города, разразится грозой да дождиком – оно и к лучшему, хоть жара спадет. Эх, тучи, тучки… Или – разнесет вас, к черту, ветер?

Запрыгал на столе мобильник. Иван с сожалением отошел от окна. Звонил Макс из «Явосьмы», напомнил про обед и возможный ужин.

– Скажу, скажу, – пообещал Раничев. – Жду вот, не приехали еще.

Он снова посмотрел в окно – с улицы заворачивал во двор красный туристский автобус.

– А вот, кажется, и они…

Подтянув галстук, Иван мигом спустился вниз, по пути прихватив с собою экскурсоводов: высокую востроносую женщину средних лет с химией на голове и в белой блузке – Ядвигу Петровну и маленькую, похожую на подростка, девушку, темненькую, в круглых очках – Галю. Подмигнул обеим:

– Ну, идемте, други… Верней – подруги.

На крыльцо уже поднималась долговязая Регина из турбюро. Выглядела она какой-то хмурой.

– А вот и директор музея, Иван Петрович Раничев. – Кивнув музейным работникам, она обернулась к выходящим из автобуса туристам, умудрившись за доли секунды приделать на узкое лицо самую радушную улыбку, которую можно было бы назвать белозубой, если б зубы Регины и на самом деле были бы белыми.

Раничев тоже улыбнулся и сделал гостеприимный жест рукой:

– Прошу вас, господа!

– Тихо ты… – Регина, словно бы невзначай, зажала его в коридоре. – Какие, на фиг, господа? Там одни пенсионеры, еще обидятся.

– А товарищи у нас, Регина Анатольевна, уж пятнадцать лет как на фонарях, – не удержался, пошутил Раничев, когда-то учившийся с Региной в параллельных классах. Регина тогда шла по комсомольской линии, вернее не шла, а перла, как немецкие танки летом сорок первого, сначала – комсорг класса, потом – председатель комитета комсомола школы, затем – города, ну а потом р-раз – и своя туристская фирмочка! Карьера, между прочим, типичнейшая для всех «комсомольцев», а уж Регина-то была не хуже других, цепкая, и правильные слова произносила умело, пафосно, с этаким надрывом, Раничев вот так не мог, как ни старался когда-то. Все на шутки тянуло.

– Чего такая хмурая-то? – поднимаясь по лестнице, тихо спросил он. – Ущипнуть, что ли, тебя за бок?

– Ой, опять ты со своими штучками… – Снова нацепив улыбку, Регина обернулась к туристам: – Проходите, пожалуйста, го… уважаемые гости… Новое дело начинаю, – шепнула она. – Вот и волнуюсь. Первый раз с Москвой работаю, пойдет – бабок можно срубить не хило.

– Это на пенсионерах, что ли? – изумился Раничев. – Ну да, как же!

– Да тут не одни пенсионеры, я уж утрирую. Вон те две женщины справа… Не из бедных родственников. Скоро иностранцев буду возить… Можешь, кстати, тогда и цены реальные выставить, и – ежели не совсем глупый – сувенирную лавку при музее откроешь. На паях со мной, конечно. – Регина очаровательно улыбнулась.

– Понял, не дурак. – Раничев приложил руку к сердцу.

– Ну а не дурак, так пошли, поговорим подробней. Хорошо, Ваня, что теперь тут ты директором! Раньше-то с этой грымзой старой… В общем, я тут посчитала кое-что… Экскурсоводы твои справятся без тебя?

– Справятся. Собаку съели.

Не дожидаясь, когда вся группа пройдет в зал, Иван с Региной потихоньку скрылись в кабинете, оставив туристов на полное попечение Ядвиги Петровны и Гали. И конечно же, никто не заметил, как позади всех вошел в музей высокий сутулый человек в темных одеждах со шрамом на левой щеке. Выйдя из-за автобуса, поднялся по лестнице, оглянулся и, быстро пройдя по коридору, смешался с группой туристов.

– А вот здесь, товарищи, полный комплект вооружения русских и татарских воинов четырнадцатого века! – блистала красноречием вооруженная лазерной указкой Ядвига Петровна. – Прошу, прошу, проходите… Об этих интереснейших находках вам расскажет моя коллега Галина Афанасьевна.

– Проходите, пожалуйста! – Галя улыбнулась, поправив сползшие на самый кончик носа очки. Вообще-то она трудилась библиотекарем, а здесь так, на полставки… Тем не менее именно от музея, от этих залов, от экспонатов – кольчуг, сабель, мечей – получала она особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, словно была хранительницей чего-то такого непознанного, тайного, неизвестного обычным людям. Она так и вела экскурсии, даже словно бы становилась выше ростом, преображаясь из обычной девчонки в наделенную особым статусом даму.

– А вот здесь… прошу, товарищи… вот в этой витрине, перед вами находится уникальный перстень с изумрудом, работы самаркандских мастеров второй половины четырнадцатого века. Перстень предание приписывает самому Потрясателю Вселенной – Тимуру. Как известно, именно в это время он сделал Самарканд столицей своей обширной империи, протянувшейся от Сирии и Египта до Индии… Не надо трогать витрину руками… Обратите внимание, как играют солнечные лучи в огранке изумруда – эта техника обработки драгоценных камней была тогда еще малоизвестна в Европе, но, по-видимому, уже находила применение в ювелирных мастерских Самарканда. А теперь – попрошу вас пройти в следующий зал… И вас, гражданин, не задерживайтесь, пожалуйста. – Галя строго посмотрела на странного человека в длинном черном балахоне – монах, что ли? – не отрывавшего взгляда от перстня. Он обернулся к ней, неожиданно резко, так что девушка даже вздрогнула, пробормотал что-то злобное и, сверкнув черными, глубоко сидящими глазами, последовал за остальными… Галина передернула плечами. Неприятный гражданин. Лицо такое… жестокое. И этот страшный шрам на левой щеке… интересно, от чего могут остаться подобные шрамы?

Странный монах ушел вместе со всеми, и Галя вскоре забыла про него, словно и не видела никогда. А вечером…

А вечером была гроза!

Маленькие сизые тучки, ходившие по горизонту весь день, наконец-то собрались вместе, заматерели, разбухли дождем и, полыхнув молнией, ринулись в атаку на город. Налетели внезапно, без предупреждения, как конница врага врывается в мирное беззащитное селение. Только еще в небе светило солнце, и, щурясь от горячих лучей его, не торопясь, лизали мороженое медленно идущие по тротуару девчонки. Хохотали, стреляли глазками на парней, взахлеб обсуждали кого-то – то ли героев сериалов, то ли любовников, да нет, пожалуй, до любовников им еще и рановато было, в общем, шли себе, никого не трогали, как вдруг… Шквалом налетел ветер! Зашумел могучими кронами тополей, пригнул вершины деревьев и, вырвав из рук девчонок мороженое, лихо задрал им юбки… Не одна машина притормозила в этот момент! Девчонки завизжали – тут полыхнула молния, громыхнуло так, что заложило уши, и тяжелой артиллерией хлынул дождь. Прохожие разбежались, бросились кто куда – кто под деревья, кто в магазин, кто в ближайший подъезд.

– Да, видно, надолго зарядил. – Выглянув из дверей «Явосьмы», Раничев озабоченно полез в карман пиджака за телефоном. Надо было срочно что-то решать с комитетскими – те ведь рассчитывали сегодня на дармовое угощение со стороны новоиспеченного директора, и тот, конечно, не собирался обманывать их ожидания – но вот погода…

– А что погода? – удивленно переспросил мобильник голосом председателя городского комитета по культуре. – Погода как погода. Дождик. Хорошо – жара спала. Мы что, Иван Петрович, с тобой на природе отмечать собирались? Нет? Ты где сам-то? В «Явосьме»? Бывал, как же, отличное место. Там отдельный зальчик найдется? Вот и отлично… Там и хотел? Так мы сейчас и подъедем, жди. Женщины? Так не сахарные, не растают. А растают – ха-ха – так нам выпивки больше достанется.

Убрав телефон, Иван полез в другой карман за бумажникам. Пересчитал наличность – хватало вполне. В крайнем случае, можно и в долг погулять, с Максом договориться завсегда можно.

Они просидели в «Явосьме» почти до полуночи. Много чего съели, еще больше выпили, в общем все уходили довольными. Проводив комитетских, Раничев еще немного поболтал с Максом – тот благодарил за туристов, – потом вдруг вспомнил, что и самому пора бы честь знать, не ночевать же в кафе?

– А что? – хохотнул Макс. – Дам тебе надувную подушку, и спи себе на бильярде – красота.

– Ну его, твой бильярд, к ляду, – буркнул Иван. – Шариком еще в лоб попадут. Домой отвезешь?

– Отвезу, – кивнул хозяин кафешки. – Но позже, хорошо?

– Ладно. – Проводив убегающего в зал Макса глазами, Раничев махнул рукой и решил не ждать, а вызвать такси. Ехать не так и далеко, а спать хотелось – спасу нет.

Такси – длинный приземистый «шевроле» образца одна тысяча девятьсот семьдесят какого-то года – подъехало к самому крыльцу, так что и мокнуть под тяжелыми дождевыми каплями особенно не пришлось, да он уже и сходил на нет, дождь-то, лишь молнии по-прежнему сверкали, да где-то ближе к южной окраине тупо гремел гром.

Из машинных динамиков доносилось что-то нехорошее, какой-то очередной попсово-блатной сборник, почему-то называемый «шоферским». Раничев поморщился, подобная музыка действовала для него, словно ноющий зуб, – и хочется спать, да не заснуть почему-то. Был бы хороший блюз – уснул бы давно уже, а так… наоборот, проснулся, и сон ушел куда-то. Недовольно покосившись на водителя – и как не надоест слушать подобную дурь? – Иван глянул в боковое стекло – как раз проезжали мимо музея.

– Эй, шеф, стой! – вдруг встрепенулся он, крикнул шоферу, сам еще не осознавая – почему. Водитель – усатый мужик в кожаной кепке – послушно притормозил, вопросительно глянул на озабоченного пассажира – приехали? Так вроде рано.

– Я сейчас. – Раничев распахнул дверцу, вышел в дождь, впрочем, не такой уж и сильный.

– Только недолго, – вдруг заволновался таксист. – Я это… долго ждать не могу, заказ. Попозже заеду.

– Ладно. – Иван нагнулся в кабину. – Да ты не спеши, если что, звякну. Полтинника хватит?

– Вполне.

Получив деньги, обрадованный водитель газанул и, словно катер, разбрызгивая по пути лужи, скрылся в сгустившейся ночной тьме, едва разгоняемой тусклыми уличными фонарями. Не оглядываясь, Раничев поднялся на крыльцо. Приедет ли таксист, нет ли – волновало его меньше всего, слава богу, не старые времена, таксомоторов в городе хватало, такое впечатление – на ниве частного извоза подвизалась добрая половина жителей. Волновало другое – чего он вообще-то тут вылез? Ведь вроде домой собирался… И что-то заметил, углядел из окна такси. А что? Что-нибудь на крыше иль в окнах? Зайти к Егорычу, что ли? Нет. В таком виде – не стоит, хоть и понимающий мужик сторож, а все ж он, Иван Петрович Раничев, начиная с завтрашнего дня уже не И. О. даже, а самый что ни на есть утвержденный директор.

Спустившись с крыльца, Иван постоял немножко под дождиком, что было вполне приятно после шампанского с водкой и коньяком, подумал и решительно направился на середину дороги. Нет, он вовсе не хотел покончить жизнь самоубийством, бросившись под колеса первой попавшейся автомашины – тем более, что никаких автомашин поблизости вовсе не наблюдалось, – просто захотелось проверить, а что же он такое увидел? Или – померещилось?

Остановившись прямо на прерывистой линии осевой разметки, Раничев пристально воззрился на музей – двухэтажное типовое здание бывшего детского садика. Вроде бы все было в порядке. Крыша – на месте, решетки на окнах – тоже… А это еще что? Иван помотал головой, словно норовистый конь, отказывающийся надеть на шею хомут. В одном из окон второго этажа явственно мигнул свет. Такая еле заметная желтоватая вспышка или, скорее, некое шатающееся мигание, какое бывает, когда несут в руках зажженную свечку. Что за черт? Электричество, что ли, отключили за неуплату? Могли… Нет, но ведь совсем недавно мэрия все ж таки перечислила деньги. Тогда что? Если б авария на подстанции – тогда б и фонари вокруг не горели, и в окрестных домах тоже бы не светилось несколько окон. Пробки? Со щитком что? Надо бы проверить, а если что – так и помочь Егорычу.

Решив наплевав на свой внешний вид, Раничев сошел с дороги и, не замечая попадающиеся на пути лужи, вновь зашагал к крыльцу. Поднялся, позвонил… Ни ответа, ни привета! Егорыч что, спит, гад? Ах да, он же в зале, а там не очень-то и слышно, особенно если занят каким-нибудь делом. Чертыхнувшись, Иван нашарил в карманах ключи, поковырялся в замке – хорошо хоть входная дверь не запиралась на щеколду после памятного случая с одним из пьяных сторожей еще при старом директоре. Открыл… И первое, что почувствовал, – сырость, которой тянуло из полуоткрытой двери комнаты сторожей. Сделав несколько шагов, Раничев заглянул туда… и попятился. Стекло в створке выходившего в кусты сирени окна было разбито – оттуда и дуло – решетка скособочена, от окна к топчану сторожа вели чьи-то мокрые следы, а из-под топчана… Из-под топчана торчали чьи-то ноги, обутые в сине-красные кеды производства ленинградской фабрики «Красный треугольник» – рабочая обувка Егорыча!

Бросившись на пол, Иван вытащил наружу тело сторожа. Неподвижное, но еще не приобретшее противную застывшесть трупа. Да и сердце, похоже, билось. Голова была в чем-то маслянистом – кровь!

Осторожно положив голову сторожа на пол, Иван бросился к телефону вызывать «скорую», почти ничего толком не объясняя – по опыту знал, чем дольше объясняешь, тем медленнее едут, – аппарат не работал. Да и света вообще-то не было – даже аварийки не горели, лишь рядом, на улице, тускло светился фонарь. На улице – светился. Но почему – здесь? Не вдаваясь пока особо в размышления, Раничев достал мобильник – не работал и тот! Но ведь фонари на улице… Похвалив себя за сообразительность, Иван опрометью выскочил на крыльцо… вызвал «скорую» и милицию, после чего осторожно поднялся наверх, в залы…

Он увидел его сразу, перед витриной с перстнем – человека со свечой в руках, в черном балахоне, высокого, сутулого, страшного! Что-то почуяв, тот быстро обернулся – рваный, пересекающий всю левую щеку шрам его словно вспыхнул в дрожащем пламени свечки. Черные глаза незнакомца горели яростью и злобой, Ивану почему-то вдруг стало ясно – такой не остановится ни перед чем. На указательном пальце незнакомца переливался крупный зеленый камень. Изумруд! Перстень! Но, черт побери, как? Ведь должна была сработать сигнализация… Ничего не скажешь, хорошо начинается директорство… Ах ты ж, сволочь! Иван едва успел пригнуться, как прямо над его головой просвистел брошенный незнакомцем кинжал. Раничев не стал дожидаться повторения чего-то подобного, – разогнувшись изо всех сил заехал незваному гостю кулаком в челюсть. Удар вышел не слабым, и тот, вскрикнув, тяжело осел на пол. Выпавшая из руки его свеча, прокатившись, погасла, и теперь лишь синие сполохи молний освещали сумрачное нутро музея. Иван бросил мимолетный взгляд на разбитую витрину, еще раз убеждаясь в верности своей догадки – на пальце неожиданного посетителя был именно тот, их перстень. Незнакомец между тем очнулся и, быстро вскочив на ноги, выхватил из руки манекена широкую саблю и, бешено вращая ею над головой, пошел прямиком на директора.