Текст книги "Шпага Софийского дома "

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Молчи про боярина, молчи! – замахал руками Тимоха, проливая уху на мелкий речной песок. – Давай, скликай всех, поплывем уж.

– Боярин Ставр, – провожая взглядом отплывающую лодью, тихо прошептал Гришаня. – Ах вот оно что. Ну, Олег Иваныч, боюсь, втравил я тебя...

– Не переживай, Гриша, – усмехнулся Олег. – Не из таких передряг выпрыгивали!

– Нет, ты не понимаешь, боярин, – упрямо покачал головой отрок. Смерть грозит нам лютая, неминучая. Даже ежели доберемся до Новгорода, Господина Великого, и то с опасением жить придется. А до Новгорода ой как далече.

– Ладно, хватит тебе причитать! Где там, говоришь, деревня-то? Вниз по реке?

– Пахиткин погост, – кивнул Гриша. – Верст с десяток. Кабы эти шпыни ране не добрались, хоть его и не видно с реки, погост-то. Доберутся спалят. Ну, пошли, что ли? Ой...

Схватившись за грудь, Гришаня глухо застонал и привалился к попавшейся на пути березе. Вчерашние пытки не прошли даром – кожа на груди парня покраснела, а кое-где пошла волдырями.

– Вот только сейчас и почуял, – слабо улыбнулся Гриша. – Ты не думай, я враз оклемаюсь. А на погосте – медвежьим жиром...

– В медпункт бы тебя! – хмыкнул Олег Иваныч. – "Медвежьим жиром"...

Пахиткин погост действительно был не так уж и виден с реки. Только если хорошо присмотреться, виднелась меж сосновыми кронами крыша из серебристой дранки. К небольшим мосткам на левом берегу реки вела чуть заметная тропка. У мостков покачивалась лодка-долбленка, а чуть позади, в заводи, виднелись поплавки сетей. Судя по всему – бандиты Тимохи Рыси явно проплыли мимо.

Олег Иваныч с Гришаней поднялись вверх по тропинке и, выйдя на залитую солнцем опушку, оказались прямо перед оградой из толстых бревен. Раскачивающиеся на ветру ворота были призывно распахнуты. Две избы, соединенные сенями, все под одной крышей, перпендикулярно к сеням пристроены хозяйственные постройки: хлев, овин, рига. В хлеву мычали коровы.

Олег Иваныч открыл дверь и оказался в темных сенях, настолько темных, что еле смог найти ручку другой двери, ведущей в жилую избу.

Лавки, длинный стол вдоль стены, высокая печь с небольшой печуркой. В печурку вмазан котел. В котле – еще теплое варево. Закопченные стены и потолок – печь явно топилась по-черному. Прялка в углу, тканые половики, деревянная посуда. Такое впечатление, что хозяева только что куда-то ушли, отлучились на минуту.

– Ну вот, – осмотревшись, громко сказал Гришаня, – здесь мы и отдохнем, подождем хозяев... А не поспать ли пока?

Гришаня улегся на лавку и потянул за собой Олега.

– Кажется, мы попались, – тихо прошептал он. – На нас нападут прямо сейчас, может, только чуть-чуть позже. – Отрок снова повысил голос: – Ах, как славно выспаться!

– Да, пожалуй, – так же громко согласился Олег Иваныч и тихо поинтересовался, с чего это Гришаня решил, что здесь их ожидает засада.

– Да со всего, кормилец! – возбужденно зашептал отрок. – Собак не слыхать, скотина с утра не кормлена – вон, как мычит, – а варево до сих пор в печке... А тишина? Ты слышишь? Такой тиши тут и быть не может. Хозяева, скорее всего, убиты. Жаль, один нож у нас... Эх, боярин, что ж ты без оружья-то?

– Сам не знаю, – усмехнулся Олег Иваныч. – Обычно без базуки из дому не вылажу, а тут вот, бес попутал. Может, выйдем наружу?

– Уже не выйдем! Слышишь?

Олег Иваныч явственно услышал чьи-то крадущиеся шаги снаружи, у двери, и пожалел, что не подсчитал точное количество бандитов – было б ясно, на что рассчитывать. А не подсчитал, потому как и предположить не мог, что еще раз с ними встретится, тем более при таких условиях. Как назло, и телефона-то в доме нет...

– Ровно полтора десятка, считая самого Тимоху, – отозвался Гриша. Однако надо выбираться, кормилец.

Надо выбираться... Окна? Что за черт! Олег только сейчас обратил внимание на то, что окон, нормальных, с рамами и стеклами, окон, в доме не было. Были маленькие закопченные дыры, закрывающиеся узкими досками. Олег Иваныч на цыпочках подошел к дальнему окну, осторожно отодвинул доску. Н-да... Только кошка и пролезет. Ну, может, еще и собака, если хорошо постарается.

Черт! Гришаня!

Гришаня уже сбросил рубаху и выглянул наружу. Да, хорошо ему вчера досталось... Окно выходило на задний двор и, судя по довольной роже оглянувшегося Гришки, на заднем дворе никого не было.

– Не думай, Олег Иваныч, я тя не брошу, – успокоил Гришаня, поцеловал висевший на груди серебристый крестик, размашисто перекрестился и с помощью Олега с трудом протиснулся наружу...

– Держи-ко, боярин! – заглянув в избу, он протянул Олегу нож. – Я уж тут чем-нибудь разживусь...

Входная дверь распахнулась от резкого удара ноги. На пороге возникли ушкуйники во главе с козлобородым Митрей. Их было трое, включая самого Митрю, все в кольчугах и с мечами. Увидев Олега, Митря опасливо попятился.

– Вяжи яво, робяты!

"Робяты", усмехнувшись, вложили мечи в ножны и молча, с этакой наигранной ленцой, направились к Олегу Иванычу. Усмехались они зря.

Схватив ухват, Олег с ходу вырубил одного. Остальные выхватили мечи. Поздновато спохватились, парни! Ухват хоть и не шпага, но и вы фехтовальщики никакие! Ан гард? Эт ву прэ? Готовы к бою?

Видно – не очень.

Оставшиеся на ногах бандиты несколько обескураженно ретировалась в сени и принялась совещаться...

Получив передышку, Олег Иваныч усмехнулся и быстренько связал валявшегося под столом ушкуйника его же разноцветным поясом. Однако эти психи весьма буйны. Что ж, придется поучить их уму-разуму, раз поблизости нет санитаров!

Два меча и нож! Неплохо, хотя лучше б один ПМ.

– Слышь, шпынь, а где дружок-то твой? – тряся козлиной бородкой, заглянул в горницу бомж Митря.

Ничего не говоря, Олег Иваныч схватил с полки глиняную крынку со сметаной и запустил ее в ненавистную рожу. Жаль, не попал! Однако Митря в испуге убрался. Правда, вскоре заглянул снова.

– Не серчай, батюшка, – льстиво проговорил он, – ты ведь-то нам и не нужон! Иди себе куда шел, а?

Олег Иваныч схватил с полки другую крынку. Не очень-то он доверял всем этим сумасшедшим. Хотя, наверное, на переговоры пойти стоило. Потянуть время.

– Эй, крэйзи пипл! Подь сюда!

В приоткрывшейся двери вновь возникла физиономия Митри.

– Ты не меня ль зовешь, батюшка?

– Тебя, тебя! Значит, так: сейчас все отходите к воротам, к тем, что мне вон в то оконце видно. Я спокойно выхожу и иду "куда шел". Вам ведь это нужно, убогие?

– Угу, угу, – фальшиво улыбаясь, закивал Митря. – Счас уходим, батюшка!

– Тамбовский волк тебе батюшка, – пробормотал вдогонку Олег Иваныч.

Однако надо было что-то решать. Было бы крайне неосторожно выходить на открытое пространство, подставляясь под возможные стрелы. Но другого способа покинуть не слишком гостеприимную избу Олег не видел. Что ж, остается ограда. Не такая уж она и высокая.

Выскочив из избы, Олег Иваныч резко свернул в сторону и одним махом перевалил через двухметровые колья ограды, краем глаза увидев изумленные лица маячивших у ворот "шильников".

Он приземлился не очень удачно, чуть было не подвернул ногу сказывалась кабинетная жизнь и отсутствие ежедневных тренировок. Присев, он осторожно ощупал голень. Болит, но особых проблем нет. Значит, так...

– Сиди где сидишь! – раздался чуть в стороне грубый насмешливый голос, и в поваленный ствол дерева напротив Олега впилась стрела.

Они оказались умнее, чем он думал, эти бомжы-психи. Выставили окружение по всему периметру усадьбы. Но как же прошел Гришаня? Повезло? А может, и не прошел, может, лежит, связанный, на днище большой лодки, куда сейчас вели Олега.

Сидевший у костра Тимоха Рысь ощерил зубы – увидел пойманного, погладил сломанную руку и сделал повелительный жест ушкуйникам. Без лишних слов те подтащили пленника ближе к лодке и вопросительно уставились на своего предводителя.

– Вяжи к дереву, – махнул рукой тот. – Опосля поговорим. Пока пообедаем.

Высокая корявая береза с толстым стволом и кривыми, почерневшими от времени ветками росла у самой тропки. Сноровисто привязав Олега, ушкуйники отошли к костру, оставив сторожа – молодого парня с круглым, словно бы вечно удивленным лицом и рачьими, навыкат, глазами.

– У, вражина! – сторож беззлобно пнул пленника ногой в живот и, найдя место посуше, уселся на траву.

Олег Иваныч попытался пошевелить руками – куда там, вязали на совесть! Интересно, что им от него надо, если, конечно, отмести мотивы личной мести. Впрочем, и этого вполне хватало, чтобы отправиться на тот свет, и, вполне возможно, по частям. Подобная перспектива его устраивала не очень. Радовало лишь то, что Гришани нигде видно не было. Хотя с ним могли разделаться и раньше, да и что сможет сделать один подросток против полутора десятков вооруженных до зубов головорезов? Олег Иваныч вдруг поймал себя на мысли, что перестал рассматривать злодеев, как и Гришку, в качестве пациентов палаты номер шесть. Привык, что ли? Да и, если отбросить весь этот псевдосредневековый антураж, эти ребята не очень-то походили на сумасшедших, даже и на бомжей уже как-то не тянули. А вот на каких-нибудь братков на отдыхе – вполне. Вот только баб почему-то с ними не было. А может, и в самом деле есть клад? Не зря ведь Гришаня ему голову морочил всякими ключниками. Как там его? Онисифор, кажется... инок...

В голове быстро созрел план, и когда, сытно отрыгивая после еды, к нему подошел Тимоха Рысь в сопровождении козлобородого Митри, Олег Иваныч уже был полностью готов к беседе.

– Што, шпынь ненадобный, погутарим? – Тимоха вытащил из-за пояса нож. Сперва я тебе гляделки выколю, а уж опосля...

Он придвинулся ближе, нагнулся, с ненавистью вглядываясь Олегу в лицо. Пленник ощутил смрадный запах, шедший изо рта бандита. Тимоха поднял нож, и торжествующая ухмылка исказила его лицо, ухмылка садиста и психопата!

– А ты об иноке Онисифоре ничего не хочешь услышать, Тимоша? – как ни в чем не бывало поинтересовался коварный Олег Иваныч.

Разбойник вздрогнул, подозрительно уставился на жертву, но нож не опустил, так и держал у лица пленника.

– Так вот, о злате, – нарочито громко продолжал Олег, и Тимоха тут же зажал ему рот своей огромной ручищей.

– Молчи, молчи, черт, – злобно прошептал он и обернулся к ушкуйникам, с любопытством обступившим березу с пленником.

– Что столпилися, ангелы мои? – ласково произнес Тимоха и так зыркнул на своих людей, что те попятились. – А ну быстро готовить лодью, упыри чертовы! – выругался он. – Ишь, стоят тут, уши развесили... Пшли!

Ушкуйники разбежались, остался лишь один Митря Козлиная Борода.

– У меня от него секретов нетути, – кивнул Тимоха. – Ну, реки про Онисифора-то!

– В общем, так, атаман, дело это серьезное и не всякому по силам, Олег Иваныч мысленно поаплодировал себе и чуть было не расхохотался, увидев до крайности заинтересованные рожи ушкуйников. – Короче, Онисифор не так просто искал, – еще тише зашептал он. – Был у него план, карта...

– Я ж те грил, Тимоха, грил! – всплеснул руками Митря. – Карта! Чертеж Обонежский...

– Берег он ее пуще зеницы ока, Онисифор-то, даже мне отксерить не дал, не говоря уж о Гришке-отроке, а как почуял нехорошее...

– Спрятал!!! – эхом продолжили разбойники.

– Молодцы, верно мыслите! – одобрительно кивнул Олег Иваныч. – Схоронил в тайном месте. Только без меня вам ее не найти, карту-то, уж больно место то дикое.

– Покажешь – умрешь легко, не сумлевайся, – поощрительно улыбнулся Тимоха. – Ножичком по горлу и... – ушкуйник засмеялся.

– Вы меня убивать-то не торопитесь, – поостерег разбойников Олег Иваныч. – Всегда успеете, ежели что. А я еще много всяких разных тайн знаю. Вот бы к вам в банду?

– В какую еще банду? В ватагу, что ль? Ин ладно, – отряхивая с колен землю, решил Тимоха. – Покажешь, там видно будет. Может, и возьмем в ватагу-то. Дерешься-то ты хоть куды! – Он повернулся к копошащимся у лодьи ушкуйникам: – Эй, отвяжите его. Только покамест руки не ослобоняйте. Пока так походишь, милок, а дале... дале поглядим.

"Ну вот, уже лучше", – подумал Олег Иваныч, шагая под пристальными взглядами конвоиров. Позади шли Тимоха и Митря.

– Не верю я ему, ой не верю, – тихо шептал Митря. – Убить его надоть, как чертеж найдем, убить!

– И я такожде мыслю, – согласно кивнул Тимоха и нехорошо усмехнулся.

Ночью Олег Иваныч спал на лодье, под присмотром того самого круглолицего парня. Страж клевал носом и, просыпаясь, то и дело бормотал молитву. Светлое небо затянули низкие тяжелые тучи, запахло надвигающимся дождем. Где-то в лесу злобно выли волки. Потом вдруг стихло все, даже ветер, слышно стало, как рядом, в омуте, плеснула рыба. Олегу не спалось, во-первых, было жестко, а во-вторых, мысли его были озабочены предстоящим днем. Как долго удастся водить бандитов за нос пресловутым кладом? День, от силы три. А дальше его басням не поверят даже самые беспросветно тупые ублюдки, типа нынешнего караульного. И где, черт побери, Рощин? Раз мотоцикла нет, значит, скорее всего, он жив. Тогда – где его черти носят, когда на обслуживаемом участке такое творится?

За бортом снова плеснула рыба. Ночной страж никак не реагировал, кемарил, привалившись к борту и смешно раскрыв рот. Рыбина плеснулась уже у самого борта. Видимо, большая, сом или лосось... Олег не успел дальше подумать, увидев, как после очередного всплеска за борта лодьи уцепились чьи-то руки, а затем показалась мокрая голова и плечи. Гришаня!

Подмигнув Олегу, подросток скрылся за бортом. "Тут он!" – прошептал кому-то во тьму.

И началось!

Неведомо откуда полезли в разбойничью лодью бородатые вооруженные люди! Целый отряд, человек двадцать. Кто с топором, кто с ножом, кто с дрекольем. На одном блеснули серебром пластинчатые латы...

Все кончилось почти сразу. Некому было сопротивляться. Кое-кто из ушкуйников был убит сразу, не успев ничего понять, кто-то пытался бежать в лес – и напарывался на сидящих в засаде. Спаслись лишь двое, Тимоха и Митря, они не ночевали в лодье, а спали вдали, на кострище. Как только засверкали ножи, неслышными тенями бросились они в омут и, вынырнув на другом берегу, исчезли, растворились в пелене начавшегося дождя... Ну, да пес с ними...

Напавшие были людьми своеземца Мефодия, родного Гришаниного дядьки. Выпрыгнув в окно, Гришка поначалу кошкой ходил вдоль ограды, чуть было не столкнулся с ушкуйниками Рыси, затем, поняв, что ничего ему тут не светит, обежал остальные дома погоста – там никого не было, кроме еще не остывших трупов. Там-то и повстречался Гришаня с охотничьей ватагой Мефодия. Чего и следовало ожидать, ведь места вокруг были заселенные. Не одна ватага, так другая б встретилась, желающие, чай, нашлись бы помочь софейскому служке. Ну, дядька так дядька. Еще и лучше.

Усадьба Мефодия располагалась в центре Спасского погоста, на Шугозерье, рядом с деревянной одноглавой церквушкой. Принадлежащий Мефодию шестистенный сруб из трех клетей – "теплая изба" с печкой, "светлая изба" без печки и просторные сени с крытым крыльцом, на взгляд Олега, стоили немалых денег. А во дворе были еще хозпостройки и баня, такая замечательная, в какой Олег в жизни никогда не парился, а теперь вот довелось...

После баньки – вот где попарился-то наконец! – разомлев и переодевшись в чистую подаренную хозяином рубаху, Олег Иваныч с удовольствием растянулся на широкой, крытой звериными шкурами лавке в ожидании ужина. Сновали туда-сюда домочадцы хозяина, бросали украдкой любопытные взгляды. А среди местных девок попадались очень даже ничего, чернобровые дивчины... Пол в "светлой" горнице был устлан домоткаными циновками-половиками, как сказал Мефодий, по обычаю местной веси, лавки, скамейки, сундуки – все в типичном древнерусском стиле и тоже наверняка не дешевое. В красном углу – иконы старинного письма, выглядели они, впрочем, довольно ново. Олегу, правда, казалось, что не хватает в избе какой-то привычной детали... только вот какой... А вот какой – телевизора! И телефона не видно, и гаража во дворе почему-то нет, а ведь хозяин явно не нищий бюджетник, при таких-то хоромах не грех иметь и тачку, не обязательно новую, но вместительную, какой-нибудь "фольксваген-пассат".

Олег Иваныч вышел на крыльцо, присел на высоких ступеньках. Погост располагался на вершине холма, и с усадьбы открывался замечательный вид на округу. Слева – Большое Шугозерское озеро, прямо – озеро поменьше, Среднее, загаженное местными очистными, чуть дальше еще одно, Маленькое, с чистейшей прозрачной водой...

А где же школа?

Черт побери!

Где автостанция, кирпичные пятиэтажки, желтое здание местной администрации? Где, наконец, шоссе?

Может, это и не Шугозеро вовсе?

Олег Иваныч покачал головой. Да нет, Шугозеро. Местность уж слишком узнаваема, частенько бывал здесь. Но где же все? Олег похолодел, и тоска навалилась вдруг на его сердце. Стрелы, мечи, ушкуйники, старинные, словно только что напечатанные деньги... Олег Иваныч уже знал причину, но не хотел верить...

На крыльцо вышел Гришаня с плетенным из березовой коры туесом, присел рядом.

– Кваску, Олег Иваныч?

Олег не отказался, хлебнул – чудесный квас, даже хмельной – поставил туес на ступеньку. Спросил, холодея:

– Какой сейчас год, Гришаня?

Гришаня аж квасом поперхнулся:

– Да что ты, кормилец?

– Ну, а все-таки?

– Лето шесть тысяч девятьсот семьдесят восьмое кончается!

– Какое, какое?!

– От сотворения мира.

Олег Иваныч охватил голову руками:

– А... А – не от сотворения мира?

– От рождества Христова – одна тысяча четыреста семидесятое.

– Тысяча четыреста семидесятое... – машинально повторил Олег. – Боже! Пятнадцатый век!

Глава 3

Тихвинский (Пречистенский) погост. Июнь 1470г.

...я видел деву – милее нет: сияньем дланей она озаряла...

"Старшая Элла"

Горячий воск стекал по тонкой свече, горячими каплями застывая на руке Олега. Рядом, в полумраке церковного благолепия, горячо молился Гришаня, по щекам его текли слезы.

– Пресвятая Богородица Тихвинская... – шептали губы подростка, глаза его благоговейно взирали на икону Божьей матери – Одигитрию Тихвинскую. Олег Иваныч тоже испытывал волнение, хоть никогда не считал себя слишком религиозным. Тем не менее... То, что он до сих пор жив, в значительной степени можно было объяснить только чудом...

В Пречистенский Тихвинский погост Олег и Гришаня прибыли вместе с людьми своеземца Мефодия, тем нужно было на местный рынок. Мефодий крепко обнял обоих на прощанье и даже прослезился. Подарил Олегу новую пестротканую рубаху и ярко-голубой зипун немецкого сукна с медными пуговицами. Затем посмотрел на развалившиеся кроссовки бывшего майора и, подумав, вытащил из сундука пару коротких сапог лошадиной кожи с тисненым узором. Сапоги оказались впору – нигде не жали, не промокали и, несмотря на отсутствие каблуков, были вполне удобны.

Почему Олег Иваныч решил последовать с Гришами, а не остался у Мефодия, он и сам толком ответить не мог. Ну, сидел бы у Мефодия, охотился бы. Может, набрел бы случайно на то самое место, где... где открывалась дыра во времени, что ли, если так можно выразиться. Но, вообще, не факт, что набрел бы. Он уж и забыл, где это. Только приблизительно помнил, и то не был уверен... А вдруг дыра эта уже больше и не открывается? А если и открывается, то, может, раз в сто лет? Значит, не стоит сидеть сиднем у черта на куличках, а попытаться добраться до того же Новгорода, а там... Что "там", Олег Иваныч пока представлял себе крайне приблизительно, вернее, почти вообще никак. Правда, еще со школы помнил о том, что средневековый Новгород был красивым и богатым городом, которому постоянно приходилось отражать нападения крестоносцев да разных прочих шведов. Вот, пожалуй, и все.

Олег Иваныч отпустил небольшую бородку, перевязал отросшие волосы узким кожаным ремешком и, в дареном зипуне, сапогах и пестрой рубахе, ничем не отличался от местных жителей, правда, кроме джинсов, кои он, по здравому размышлению, оставил – уж больно прочными и удобными они были, к тому ж почти не отличались от местных портов, ежели не очень присматриваться...

Он перекрестился на Тихвинскую Одигитрию – может, поможет?

Народу здесь, в церкви Успения Богородицы, толпилось много и всякого. Начиная от зажиточных своеземцев и купцов и заканчивая откровенными оборванцами крайне подозрительно вида, встречаться с которыми в темных безлюдных местах даже Олегу, несмотря на все фехтовальные приемы да самбо, не хотелось бы. Хряпнут кистенем по башке – никакое самбо не поможет! Вообще, времечко вокруг стояло лихое – без оружия народ на улицу выходить не рисковал, нож или узкий кинжал завсегда к поясам пристегивал, а больше всего – кистень. Вот и Олег Иваныч с подачи Гришани обзавелся таковым сразу же по приезде – таскал повсюду при себе в калите, на поясе, рядом с двумя серебряными новгородскими деньгами и горстью медной мелочи. Монеты представляли собой трофеи, добытые от ушкуйников Тимохи Рыси и честно поделенные между всеми сражавшимися, включая Олега Иваныча с Гришаней.

Сняв шапки, люди истово молились, Олег Иваныч, на всякий случай придерживая на поясе кошель-калиту, украдкой рассматривал молящихся, не очень-то желая увидеть среди них угрюмую рожу Тимохи или козлиную бородку Митри. Нет, покуда таковых видно не было.

Внимание его привлекла молодая женщина, поставившая аж две свечки на помин души. В длинном черном покрывале, в черных же, ниспадающих до самой земли одеждах, с бледным красивым лицом и большими золотисто-карими глазами, она казалась словно сошедшей с иконы. Он смотрел на нее не отрываясь, уже не украдкой, и женщина вдруг что-то почувствовала, обернулась, встретившись взглядом с Олегом. Тот вздрогнул – в красивых золотистых глазах ее стояло целое море печали и застывшей неизбывной боли...

Он молчал всю дорогу до двора отца Филофея – настоятеля Успенской церкви, где они с Гришаней остановились, потом уже, вечером, когда сели ужинать, спросил, словно бы невзначай, кто такая.

– Нет, не знаю, – покачал головой Гришаня. – Но, кажется, видал в Новгороде. Давай у отца Филофея спросим.

– Новгородская боярыня Софья, – тихо ответил отец Филофей, – вдова боярина Григория Заволоцкого. Несчастная женщина – мужа московиты в стычке убили да двоих деток лихоманка спалила. Вот ведь судьба... Каждый год сюда приезжает помолиться Тихвинской. Щедро на приход жертвует. Однако пора и почивать, – батюшка широко зевнул, перекрестил рот и поинтересовался, каким путем "братие" собирается ехать в Новгород – на лодье али по суху.

– Да нам, в принципе, все едино, – встретившись взглядом с Гришаней, махнул рукой Олег Иваныч. – Лишь бы побыстрее.

– Побыстрее, говорите... – отец Филофей помолчал, раздумывая, а после посоветовал завтра пошариться по торговым рядам, зайти в корчму, в общем, поспрошать, кто из купцов когда в Новгород едет. Многолюдный Тихвинский погост стоял на пересечении целых пяти торговых дорог – Московской, Новгородской, Ладожской, Устюжской и Зарубежской, – так что найти подходящий купеческий караван особых проблем не составляло. А по суху он отправляется иль по воде – дело десятое. Олег Иваныч даже поначалу предлагал одним добираться, отец Филофей с Гришаней аж сбитнем захлебнулись, услыхав такое. Да он и сам понял, что сморозил явную глупость. На дорогах "шалили", так что ехать вдвоем-втроем – верная смерть. Ограбят и живота лишат – к бабке не ходи! Путешественники, купцы да богомольцы сбивались в ватаги. Так и безопасней, и веселее.

На следующий день Олег Иваныч с Гришаней разделились. Гришаня работал в первую половину дня – шатался по торговым рядам да по богомольям, а вечером настала очередь Олега. Сменив щегольской голубой зипун на затрапезный кафтанишко, старший дознаватель Н-ского РУВД, майор милиции Олег Иванович Завойский, сунув за пазуху кистень, отправился в корчму Кривого Спиридона самое известное злачное место погоста.

Вызвездило, и серебристый месяц повис в бледно-синем небе, зацепившись рогами за набежавшее облако. Грязные улицы погоста лежали под ногами Олега Иваныча, и тот удивлялся: куда-то подевались нарядные торговцы, исчезли степенные богомольцы и женщины. Впрочем, нет... Относительно последних...

Две отделившиеся от ветхого забора фигуры внезапно заступили ему путь. Олег Иваныч вытащил кистень...

– Не торопись, князь! – насмешливо протянул хриплый женский голос. Две женщины неопределенного возраста, одетые в отрепья, стояли перед майором. Возьми меня, князь, не пожалеешь! – вцепилась одна в его руку, тряся давно не мытыми волосами и обдавая стойким запахом перегара. Олег брезгливо отпрянул. Вторая, такая же пьяная, усмехнувшись, распахнула одежды, обнажив бледное немощное тело. Потасканные груди ее висели, чуть покачивались, словно две перезрелые груши...

"Гулящие жёнки", – Олег Иваныч вспомнил, как называл подобных женщин Гришаня, предупреждая, чтоб берег кошель. Вздрогнув, он резко хлопнул себя по поясу, ощутив неожиданно звонкий шлепок. Одна из "гетер", ойкнув, отдернула руку. Посыпалась мелочь. Слава богу, серебро Олег Иваныч предусмотрительно оставил у Гришани.

Сразу потеряв весь любвеобильный пыл, потаскушки бросились на траву, схватили друг дружку за волосы и, рыча, принялись делить медяки.

Олег в сердцах плюнул. Узнать, как добраться до корчмы Кривого Спиридона, у данных личностей не представлялось возможным... Выскочивший было из закоулка низкорослый мужичонка в заячьем армяке, устрашась, тут же ретировался.

– Эдак можно всех людишек распугать, – справедливо рассудил Олег Иваныч и решил в дальнейшем проявлять большую толерантность. Одинокая девичья фигура, попавшаяся ему навстречу, способствовала его намерениям как нельзя лучше. Просвещенный ушлым Гришаней, Олег Иваныч точно знал, что ни одна приличная женщина в ночное время на улицу посада не выйдет. Значит, и эта была тоже из падших.

– Эй, гражданочка, не подскажете, как пройти в библиотеку? – пошутил он. "Гражданочка" с готовностью обернулась... Она оказалась не такая потасканная, как прежние, довольно молода, на вид лет пятнадцати, и недурна собою.

– Спрашивал чего, боярин? – сверкнули серые глазищи из-под светлой челки.

– Спрашивал... До Спиридоновой корчмы далеко ль будет?

– А рядом, – девчонка махнула рукой. – Хошь, провожу?

– Ну, проводи, коль охота, – согласно кивнул майор, и девчонка тут же подхватил его под руку. Они не успели пройти и пяти шагов, как Олег Иваныч почувствовал, что кто-то осторожно потрепал его за локоть. Он напряженно обернулся. Снова тот же небольшой мужичок в заячьем армяке.

– Хозяин, за девчонку заплатить бы надо, – просительно сказал мужичок. – Три пула.

Ясно – сутенер. Но три пула – это он загнул.

– Хватит и одного медяка, друг любезный, – вспомнив указания Гришани, быстро сторговался Олег. Мужичок кивнул, получил плату, обернулся и громко свистнул. Маячившие шагах в двадцати сзади трое амбалов с внушительного вида дубинами свернули в узкий переулок меж двумя заборами. Где-то истошно залаяли собаки.

Повеселевшая девчонка настойчиво потащила майора вперед.

Корчма Кривого Спиридона располагалась на самой окраине погоста, на берегу речки Тихвинки, рядом с грузовой пристанью. Напротив корчмы была устроена коновязь, огороженная покосившимся частоколом, за частоколом скособочилось наспех сбитое из неструганых досок строение, по виду кузница – обычный дом-шестистенок, как и у Мефодия, только малость пошире да поприземистее, сруб словно врос в землю, а на крытой дерном крыше росли небольшие березки. В корчме гуляли: сквозь открытые волоковые оконца разносились похабная ругань и несвязные обрывки песен...

Взойдя на крыльцо, Олег Иваныч едва успел отпрянуть: из распахнувшейся от хорошего удара двери вылетело расхристанное тело и, приземлившись у коновязи, заливисто захрапело. М-да, однако, нравы...

– Ну, чего встал, боярин? – подмигнула девица. – Идем, что ли?

Внутри оказалось неожиданно просторно, но дымно. Оставшийся от топки печи дым еще не успел выветриться и ел глаза, стелясь под потолком сизым туманом. Почти всю середину помещения занимал грубо сколоченный стол, а вдоль стен тянулись длинные широкие лавки, ничем не покрытые, но отполированные почти до зеркального блеска задницами гостей. Судя по количеству сидевшего за столом народа, заведение, несомненно, пользовалось популярностью, что, в общем-то, было понятно. Погост-то располагался на перекрестке пяти дорог, и это еще не считая речных путей. Хозяин, высоченный мужик, одноглазый, с кривовато подстриженной бородой, был одет в просторную рубаху яркого василькового цвета и вообще выглядел довольно преуспевающе, чего никак нельзя было сказать о его неказистых служках-приказчиках, сновавших туда-сюда с большими глиняными кувшинами в руках. Олег Иваныч и юная жрица любви уселись в угол и сделали заказ. Вернее, заказывала Олегова спутница, сам-то он пока не очень хорошо разбирался в местных напитках. Служка быстро принес жбан твореного вина и деревянное блюдо с солеными огурцами, с поклоном поставил на край стола. Огурцы Олегу Иванычу понравились, а вот вино не очень. По вкусу это пойло напоминало плохую паленую водку, чем, в сущности, и являлось. Майор с неудовольствием отставил в сторону деревянную стопку и настоятельно рекомендовал своей даме заказать что-нибудь другое. Служка принес туес пьяной березовицы – забродившего березового сока – тоже не бог весь что, но на безрыбье и хлорка – творог. Олег Иваныч сильно сомневался, чтоб в этом вертепе имелось приличное вино...

Неспешно прихлебывая березовицу, Олег сумел свети знакомство с сидевшим рядом торговым человеком Иваном Костромичом. Уже изрядно навеселе, Иван угостил нового знакомца "вареной" медовухой и поведал, то гулеванит здесь последнюю ночь, потому как вскорости отправляется в Новгород на двух стругах с воском. Воск Костромич надеялся выгодно продать.

– Ни черта у тебя не выйдет с воском, ганзейцы давно уж с Новгородом не торгуют, – усмехнулся Олег Иваныч, показывая хорошее знакомство с предметом разговора, почерпнутое в беседах с Гришаней.

Иван оторвался от жбана и уважительно посмотрел на собутыльника.

– Ты, я вижу, в торговле толк знаешь, – он с размаху хлопнул майора по плечу. – Только я не переживаю насчет воску, не купят ганзейцы, купит Орден али свей. Так что проживем. Лишь бы по пути людишки лихие не напали, тати!

– Да, кстати, о татях, – оживился слегка захмелевший дознаватель. – Я тоже в Новгород добираюсь, вместе с приятелем. Нельзя ль с вами?

В ответ Костромич радостно засмеялся и заверил, что таким хорошим людям, как его новый знакомец Олег, завсегда готов услужить и даже тому чрезвычайно рад будет...

– Много за провоз не возьму, деньгу московскую кинете – и все дела! обняв Олега за шею, пьяно кричал Иван. – Поутру приходи на пристань, сговоримся.