Текст книги "Батюшка сыскной воевода. Трилогия."

Автор книги: Андрей Белянин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 41 страниц)

Положим, нам с Митяем это вменялось в службу – мы ко всякому привычны, а вот Гороха я в тот момент круто зауважал. Ни малейшего чванства, никакого высокомерия, даже не подумаешь, что он царь и возить на себе простолюдинок попросту не обязан! Нет, в простом стрелецком платье, не гордясь и не чинясь, Горох упорно тащил на себе Дуню Брусникину до тех пор, пока сам не начал задыхаться и сбавлять ход.

Честно говоря, к этому времени у нас всех язык уже свешивался через плечо. Даже бегущий налегке Василий то и дело вытирал лапкой мордочку и загнанно дышал. Не уставал один клубок и скорость сбавлять тоже не желал, приходилось сдерживать бегуна силой. Благо нитка оказалась крепкой, и несколько раз клубок едва ли не висел в воздухе на натянутом «поводке», рыча, как рвущаяся вперёд служебно-розыскная овчарка!

Погони вроде бы не было. А если и была, так мы могли и не заметить, не до неё, знаете ли… Брели в сумерках, кроны деревьев смыкались над головой, пропуская минимум солнечного света, Предполагать, где мы, куда попали и когда выберемся к людям, не хотелось, чтобы не травмировать свою же психику. Если охранником был настоящий шамахан (а я их насмотрелся в свое время!), то, значит, нам очень далеко до Лукошкина. То есть теоретически можем пилить по лесу дня три, потом выбраться куда-нибудь к самым дальним деревушкам, а оттуда…

Поддавшись-таки пораженческим мыслям, я не сразу осознал, что неугомонный клубок остановился и больше не тянет меня вперёд. Однако… вокруг по-прежнему стоял густой лес. Куда мы пришли, спрашивается? Я едва не наступил на хвост коту, в мою спину врезался носом царь, его, в свою очередь, чуть не сбило Митькино пузо. Зрелище, представшее нашим взорам, выглядело как антикварная фантазия архитектора-психопата.

– Избушка на курьих ножках… Не смешно.

Перед нами действительно стояло кособокое сооружение из грубо обработанных бревен, с горбатой трубой, жёлтыми черепами над входом и настоящими куриными ногами (если бывают куры шести метров росту!) Всё замшелое, грязное, обросшее паутиной и пыльное, как мечта аллерголога. Но самое обидное, что клубок здесь-то и сдох, словно выполнил свою миссию, выведя нас к «дому»…

– Никита Иванович, а вот разуйте глаза сироте, это что ж, бабуля так шутку пошутила или и впрямь… Да не ёрзай ты по хребту, гангрена!… и впрямь клубком ошиблась с бодрого склерозу?

– Не сметь так говорить о своих же заслуженных сотрудниках! – Горох, не удержавшись, пнул Митьку сапогом в зад. Тот сдуру ответил тем же! Девицы на их спинах радостно взвизгнули, всерьёз изготовясь к конному бою.

Я спустил девочку наземь и решительно встал между драчунами:

– А ну, прекратить внутриведомственные разборки! Вижу, что устали, нервы на пределе, душа разрядки требует, но ни рук, ни ног не распускать! Митя, даже не надейся доплюнуть до государя, я всё вижу! А вы тоже хороши, взрослый человек, а ведёте себя, как… Что тебе, девочка? Не видишь, дядя-милиционер занят…

– Кричат! В лесу, слышите… – Малышка упорно теребила меня за рукав, пока я сам неожиданно не осознал, что это значит. Погоня! Шамаханы могут идти по следу, как дикие звери, и если мы куда-нибудь не спрячемся, то крупно влипнем. Решение было только одно!

– Всем в избушку, живо! Женщин, детей и инвалидов – первыми, – командовал я, подсаживая Нюшу наверх, крыльцо находилось примерно на уровне моей груди.

Дуню Брусникину тоже забросили без проблем, а вот с дородной дочерью купцов Обмылкиных пришлось повозиться. Толстая дура орала, визжала, брыкалась и вопила, словно её тут убивают, а мы её всего лишь раскачали и подкинули… Кстати, довольно удачно, если не считать чего-то, громыхнувшего внутри избы. Бабкин кот, несмотря на изрядный вес, полноту и одышку, легко взлетел вверх и шмыгнул за дверь, уверенно задрав хвост. Держу пари, он здесь не в первый раз…

Сначала на крыльцо вскарабкались Митька с царём, потом они за руку втянули меня. Бесполезный клубок оставаться в одиночестве не пожелал и нагло запрыгнул внутрь, стукнув Василия в лоб, кот полез мстить. Охотничий вой преследователей теперь слышался абсолютно отчётливо, по переливчатой разноголосице я бы насчитал до полусотни шамаханов, но легко мог и ошибиться. Прикрыв за собой хлипкую дверь, мы быстро взвесили шансы.

– Оружия нет, обороняться нечем. Надо было б хоть копьё шамаханское подобрать.

– Прав царь-батюшка, тута из всей справы воинской утюг да ухват, заслонка от печи, ну и кочерга ржавая, – пустился загибать пальцы наш младший сотрудник. – Вот разве чугунок большой вам на голову надеть взаместо шлема… А что? Нам ваша светлая головушка всего дороже, не ровён час, огребёте тяжёлым – дык кому нужна стукнутая милиция?!

Я мысленно поставил себе зарубочку в памяти – обязательно разобраться с болтуном по возвращении, но сейчас важнее другое, мозг с лихорадочной скоростью перебирал все возможные варианты, а погоня неумолимо приближалась. Спасённые девушки чинно уселись в рядок на длинной пыльной лавке и, безмятежно позёвывая, ждали, пока их спасут окончательно. Завидное присутствие духа выказал всё тот же Василий, набив морду клубку, он подёргал меня за штанину и начал резво размахивать лапками, активно пытаясь донести нечто из азбуки глухонемых. Я одним жестом заткнул рты соратникам и постарался максимально сосредоточиться:

– Я внимателен и настроен на приём. Так, первое слово… вокруг? Мир? Небо? Всё вокруг… это… дом? изба? Изба! Как это мягче, пушистее, ласковее? … избушка? Есть! Первое слово – избушка, второе? Вокруг, мир, небо… всё… опять избушка, что ли?

– Никита Иванович, вот они, злыдни! Набежали гуртом, на штурм брать будут… Борониться али по-мученически сгинуть?

– Митя, ну нельзя без глупых вопросов?! Борониться, естественно! Возьми утюг и гаси по голове каждого, кто полезет в дверь, царь с ухватом защищает окно, через трубу они не пройдут. И держать оборону, пока я что-нибудь не придумаю! Вася, извини, продолжай…

К чести присутствующих скажу, что все повиновались моему командирскому тону безоговорочно! Я же и близко не представлял, какое количество шамаханов на нас напало, чем они вооружены, сколько времени мы сможем продержаться…

– Избушка, избушка, встань? становись, смирно, нет? Встань?! Ага… так, куда? К окошку? за окошко? к лесу! Чем?! Не понял, Вася, это как-то очень уж… здесь женщины, Вася, ещё раз… пузом? нет… грудью? а, передом! Так бы сразу и сказал! А задом к кому? К этим?! К шамаханам, да? Цитирую дословно: избушка-избушка, стань к лесу передом, к шамаханам задом, так?

– Никита Иванович, не удержу, уж больно много… – в отчаянии простонал мой напарник, без устали опуская тяжеленный ржавый утюг на бритые головы в малахаях.

– Вася, не работает! Может, что-то не так?

Кот выразительно подбоченился и топнул правой лапой. Я постарался так же выпятить грудь и, повторив формулу, топнуть ногой. Изба заскрипела, и пол ушёл влево… Я грохнулся прямо на трёх девиц, сбив по дороге царя с ухватом. Митька едва не вылетел с крыльца, упустив утюг и вопя благим матом. Облепившие дом шамаханы посыпались в разные стороны, как детские кегли.

Кое-как встав на четвереньки, я вновь проорал тот же приказ, только наоборот: «К лесу задом, к шамаханам передом!» Дав обратный ход, изба успешно скинула последних зацепившихся. Кое-как держась за подоконник, я встал на спину Гороху и выглянул наружу – мать честная! Да нас тут атакует целый батальон, не меньше! С саблями, копьями, ножами и зубами, хорошо ещё без луков и стрел с «греческим огнём».

– Василий, а бежать она может?

Кот неопределённо пожал плечами, развёл лапами и кивнул, дескать, кто её знает, пробовать надо…

– Избушка-избушка, а ну к шамаханам задом, к Лукошкину передом – бегом, марш!

Изба на секунду застыла, переваривая непривычное предложение. Потом куриные ноги сделали первый широкий шаг… Шамаханы взвыли, как бешеные, видно, кому-то наступили на мозоль, кому-то отдавили пальцы, но изба шагнула второй раз, поприседала, словно разминаясь, и неожиданно резво бросилась вперёд. По-е-ха-ли-и-и…

Старая добротная избушка неслась вперёд куриными прыжками, неизвестным чутьём выискивая дорогу в чащобе. Сзади вопила разъярённая толпа шамаханов, в нас кидались всем, чем могли (копьями, топорами, ножами), но особого вреда это не приносило. Горох хохотал как сумасшедший, Митя, свесив голову в окошко, стонал, что его укачивает. Три похищенных красы в обнимку забились под печь и сидели там тише мышек. Приличествующее участковому спокойствие сохранял только я. Конечно, шамаханы по-прежнему гнали нас, словно питекантропы бурого мамонта, а с другой стороны, изба медленно, но верно уходила, постепенно оставляя погоню позади.

Морской болезнью я не страдаю, а операция прошла настолько успешно, что хоть празднуй всю неделю. Ну, судите сами. Все три девушки живы-здоровы и в надлежащем состоянии будут возвращены безутешным родителям – это раз! Царь нашёлся в здравом уме и трезвой памяти, спешит домой обнять любимую супругу – это два! И самое приятное, что если все дадут показания, то улик против цирка трезвых скоморохов наберётся более чем достаточно – это три! А-а, прошу прощения, нашей Бабе Яге будет торжественно возвращён домашний любимец, нас с Митькой простят, и наступит всеобщее, я бы даже сказал, вселенское счастье…

Час спустя лес заметно поредел, а шамаханские крики давно затихли вдали. Эйфория бурного успеха прошла, но радость от чувства выполненного долга всё еще грела сердце. Ещё через пару часов мы вырвались на степные просторы. Государь, вынув из окна моего уже зелёного сотрудника, внимательно вгляделся в горизонт и подтвердил:

– В верную сторону бежит. Вона слева колоколенка видна, то деревня наша Подберёзовка, от неё по столбовой дороге с эдакой-то скоростью до заката в отделении будем!

– О, так вам ещё служба милицейская не наскучила?

– Не серди меня, сыскной воевода, уж и забыл, когда весельем таким душу тешил! – Горох шутливо хлопнул меня по плечу и молча протянул ладонь. Мы крепко стиснули руки, и я с тоской подумал о том, что же надо будет такое сообразить, дабы вернуть этого героя на трон. Нет, мне в опергруппе всегда люди нужны, но пусть все-таки каждый занимается своим делом.

Пока добирались, попробовал ещё раз выстроить в голове всю схему преступления и направления наших адекватных действий. Вроде бы получалось гладко, за исключением пары-тройки моментов. Кто всё это придумал? Какова истинная роль господина Труссарди, фокусника и силача-охранника? Знают ли об их деятельности остальные артисты? Связан ли запрет на алкоголь с работой по производству наркотических конфеток? Куда делся раненый акробат? Куда исчезли четверо каратистов, напавших на нас по выходе из Весёлого дома? Ну и ещё кое-чего по мелочи…

На половину вопросов мы получим ответы, когда возьмём директора цирка. Какой-то свет прольют свидетельские показания. И тем не менее всё это не избавит нас от возможного ряда проблем, связанных с антиобщественными выступлениями в защиту «бесплатной» раздачи «безобидных» карамелек. Короче, может быть бунт, и кто-то очень хочет, чтобы его идейным вдохновителем стал настоящий борец за справедливость – дьяк Филимон Груздев! Всё вполне логично, более подходящего идиота на роль козла отпущения у нас в Лукошкине просто не сыскать…

Избушка, несмотря на древний возраст, успешно продолжала свой марафонский бег, хотя до заката мы, конечно, не успевали. Солнце неспешно укатилось за горизонт, на прощание залив оранжевым золотом тонущие в дымке окрестности. В сине-розовом небе уже серебрился месяц, кое-где проклюнулись первые малолетние звездочки, и я на мгновение почувствовал в душе некие волны поэтического вдохновения.

Если бы умел писать стихи, то обязательно сочинил бы нечто соответствующее романтической обстановке. Наступающая ночь, дремлющая природа, величественные небеса, избушка на курьих ножках бодро наворачивает километры, три девицы с короткими стрижками тихо посапывают в такт качающемуся полу, усталый царь борется с зевотой, Митька беззастенчиво спит в обнимку с бабкиным котом, стены родного Лукошкина всё ближе и ближе… Бдительные часовые наверняка нас заметили и сейчас откроют ворота. А далёкая девушка Олёна, появившаяся в моей жизни, словно яростная вспышка кометы, так и не нашла времени, чтобы…

Бу-бух!!! Взрыв грянул прямо по курсу, так что изба едва успела затормозить. От второго разрыва все проснулись окончательно и подняли вой, уже не со сна, а целенаправленно…

– Какого… мать… перемать… сыскной воевода?!

– А я знаю?! Ваши пушки палят!

– Кто посмел?! По государю?!! Всех на кол посажу! – бесновался царь, вперемешку со всеми катаясь по полу, в то время как изба уворачивалась от ядер с грацией перепуганной курицы. Пушкари работали высокопрофессионально, соблюдая очерёдность и не давая нам ни минуты на опомниться, отдышаться, прийти в себя и спросить: а с чего это, собственно?!

Нет, кое-какие мысли у меня были, конечно, но даже если я скажу, что среднерусская изба, перемещающаяся на куриных ногах и в лоб летящая на центральные ворота, может показаться достаточно агрессивной, – царь мне ведь не поверит. Паника усугублялась дурным воем ошалелого Васьки, который надсадно выл на такой пронзительной ноте, что уши резало ультразвуком напрочь! Положение спас отчаянный Митька: стянув рубаху, он выставил её на ухвате в окно, яростно сигналя о мирных намерениях. Пальба прекратилась…

– Свои! Свои мы! Милиция!

На стенах, видимо, посовещались, признали нашего молодца и решили пустить. Уже победа… Пытаясь кое-как вылезти из-под Нюши, Дуняши и Глафиры Поталовны, я мученически улыбнулся государю, а он не придумал ничего умнее, как лишний раз испортить мне настроение:

– Эвон как тебя девки-то облепили, сладко небось? А покраснел-то, покраснел… Не боись, Яге ни слова не скажу! Но тебе жениться бы пора, сыскной воевода.

– Спасибо! Достали полезным советом, и, главное, так вовремя… – сквозь зубы прорычал я. – Нет чтоб помочь!

– Это в каком смысле? – съязвил царь. – Я ить человек женатый, мне нельзя…

– Да просто снимите их всех!

– А ну, девки, слезть разом с участкового!

Девицы дружно захихикали и дали мне свободу. Избушка уверенным шагом направлялась по ночным улицам прямо к отделению милиции. Наверняка чем-то там чуяла, где обретается её прежняя домовладелица. Добрались без приключений, непривычно даже… Обыкновенно за моё самое короткое отсутствие в городе обязательно что-то происходит, а тут вроде нормально всё. Из пушек стреляли, изба на куриных ногах по улицам разгуливает, а народ спит, не чует… Могли бы и выбежать, встретить, поинтересоваться, типа, как здоровьечко?

Ворота открывали наши стрельцы, Еремеев, поочерёдно обнимая всех, ни о чём ужасном не докладывал. Не люблю я, когда всё вот так подозрительно спокойненько… А потом вышла Яга! Угадайте, что она сделала в первую очередь? Кинулась к избушке!!! Обниматься! С ней, в смысле, с избушкой, вроде мы её особенно и не волновали. Ладно, подождём…

Отпричитав, отрыдав и отшептав всякие ласковости, бабка удостоила нас беглым взглядом и начала пересчитывать по головам. Васька, я, Митька, Горох, дочь Брусникина, дочь Обмылкина, Нюша-сирота – все тут! Однако Яга, пожевав губами и позагибав пальцы, уставилась на меня непонимающим взглядом:

– А богомаз авангардный где?

Упс… вот тут-то мне и поплохело всерьёз. Савва пропал ещё раньше царя, в цирке его не было, дома тоже, если и он попал в магический ящик, то почему не нашёлся вместе со всеми?! Я никогда себе не прощу, если с парнем что-то случится. Тем более если вспомнить причины его исчезновения… Ведь в балаган-то он направился не по доброй воле, а в результате наших же, милицейских, интриг.

– Вот что, сокол ясный, давай-ка в баньку, а уж опосля за ужином и побеседуем. Авось прояснится дело тёмное…

– Надеюсь, – тяжело вздохнул я. – Знаете, а… вы нам клубок неправильный дали.

– Ну дак и что ж, прости бабушку! Бывает, и старая курица индюшачье яйцо снесёт, увлеклась, значит…

Домой я никого не отпустил, пусть ночуют в отделении, места хватит. Вот дадут с утра свидетельские показания, тогда пожалуйста, а сейчас рисковать нельзя – как я понимаю, ряд подозреваемых по-прежнему гуляет на воле. Кто может поручиться, что опасные акробаты не появятся вновь, дабы заставить девушек умолкнуть «навеки»… Пусть уж лучше Еремеев поставит всю сотню под ружьё и мы одну ночь поживём на осадном положении.

Митя до бани не дошёл: так умаялся, катаясь в аттракционе на курьих ножках, что рухнул в сенях, и будить его – только зря кочергу гнуть. Пошли на пару с царём. Государь здорово изменился за последние сутки. Мылись молча, старательно выбивая друг из друга вениками усталость и напряжение. Разговорились уже потом, отдыхая в предбаннике:

– На арест завтра с утра пойдёшь?

– Нет, ближе к обеду, мне ещё показания взять надо. Кстати, вам со мной делать нечего, у вас в собственном тереме бунт.

– Бояре, что ль?

– Они. – Я вкратце пересказал историю неудачного путча.

Горох сокрушённо покачал головой, отхлёбывая кваску:

– Знаю, дело привычное… И ведь не со зла же, самое обидное, а о государстве радеючи! Они так свой долг перед царём-самодержцем видят, аки псы верные. И что мне с этим дурачьём делать, ума не приложу… Может, выпороть всех?

– Вы у меня спрашиваете? Я тут с одним Митькой управиться не могу, никакого ремня не хватает… А бояре ваши в порубе сидят, умнеют.

– Давно сидят? А то слышал, холодно там у вас, не переумнели кабы…

– Всё законно, – чуть усмехнулся я, – путчисты взяты под стражу в соответствии с прямым указанием матушки царицы, осуществляющей в ваше отсутствие функции премьера.

– Ох и наплёл… – Царь встал, с хрустом расправляя плечи. – Ладно, пойдём глянем, как они… За авторитет милицейский не переживай, ныне при всех ругать не буду.

Одевшись во всё чистое, мы, словно два ангела в белом и непорочном, направились к порубу и попросили стрельцов отворить. Изнутри дохнуло зимней свежестью, сразу захотелось прокатиться на санках и покидаться снежками. Горох самолично сунулся внутрь, быстренько вылез обратно и поманил стрельцов:

– Спускайтесь-ка вниз, парни, и выносите по одном… Да не разбейте!

У меня подкосились колени. Полночи, день, ещё полночи, то есть практически полные сутки, пять бояр (из них трое солидного возраста) просидели в леденющем порубе, не имея возможности даже выйти в туалет! Да за такую служебную халатность меня следовало гнать из милиции взашей и отдавать под суд без разговоров. Не в каждом НКВД применяли пытки холодом, и даже царские заплечных дел мастера использовали кнут и дыбу, в крайнем случае калёное железо, а я…

На моих глазах стрельцы аккуратненько вытащили пять ледяных скульптур, разложив их на травке согласно возрасту и чину. Сегодня же сдам дела, попрошу у Еремеева пищаль и застрелюсь, как подобает мужчине. Ибо смерть этих людей по моему недосмотру ляжет несмываемым пятном в короткой и яркой летописи Лукошкинского отделения. В конце концов, незаменимых людей нет, а значит…

– Ничего, в баньке отойдут, – философски хмыкнул царь, нагибаясь и тенькая ногтем по синему бодровскому носу. – Поддайте парку покрепче, да водки им туда, пряников… Нет, пряников не надо, сухарей чёрных, пущай вину чуют. Ну-ка, взялись, молодцы!

Пока я стоял соляным столбом, не веря в очевидное, государь сорганизовал стрельцов на ленинский субботник.

Меня ни в чём не упрекал, ни о чём не расспрашивал и, кажется, казнить за истребление цвета боярской думы не собирался. Равно как и принимать мою благородно поданную отставку с последующим харакири. А вот когда мы после всех трудов праведных зашли наконец-то к бабке в терем, то на пороге нас встречал рыдающий сюрприз – в лице истосковавшейся царицы Лидии! Грозная государыня повисла на шее потерянного мужа, по-немецки бормоча что-то бессвязно ласковое.

– Ну, не надо… Да что ж ты… Мы ить цари, нам не положено, – неуклюже утешал её Горох, а я, прекрасно представляя себе развязку сцены, взял со стола два пирожка и под шумок поднялся к себе наверх. Надо успеть подумать и выспаться… Или наоборот, сначала выспаться, а с утра подумать? Ни того, ни другого толком не удалось, потому что в мою комнату без стука зашла Яга. В руках у неё была большая чашка липового чаю.

– На, милок! Чего ж всухомятку-то есть… Опять же о дне завтрашнем побеседовать следует, да и решение суровое принять. Покуда вы с Митенькой подвиги ратные вершили, я тут факты к фактам сопоставила. И странное дело выходит…

Мне очень хотелось спать, но Ягу мои зевания не разжалобили, а выслушав бабку до конца, я понял, что уже не усну. Тем паче что пьяные песни отогревшихся и разомлевших бояр доносились даже досюда…

* * *

– Ты сам посуди, сокол ясный, ить мы перед преступниками энтими – ровно на скатерти белой всей опергруппой стоим. Они нас видят, мы их – нет! Мы что ни придумаем, ан у них уж на то своя отмазка есть! Ну кабы кто им информацию сливает, злодеям… Давай по порядочку пойдём: чтоб в терем влезть да парнишке нашему косу за пазуху сунуть – надо ж и двор знать и где да что, как пролезть, как уйти, как от взглядов стрелецких схорониться. Вот чем хошь меня в лоб бей, а не первый раз они у нас в отделении! Когда тебя, сердечного, купецкие наймиты бить хотели, кто удавку иноземную бросил? Кто тебя спеленал, обездвижил? Следили, значит, время выбирали, били, так чтоб наверняка! А в те поры, как вы с царём от Весёлого дому шли, кто на вас драчунов руконогих навёл? Да и в самом дому вроде покушение было?! Вот видишь, было…

– Ну и какой следует вывод?

– А такой, что много знают про нас! – Яга мрачно сощурилась и прошептала: – Уж не предатель ли низкий в рядах милицейских затесался…

– Оборотень в погонах?

– Охти ж мне! – перекрестилась бабка. – Да нешто и вправду оборотень?

– Нет, это так, фигура речи… – поспешил успокоить я. – Ничего, вот завтра возьмём директора цирка за задницу, все вопросы сами и отпадут.

– Э-э… Никитушка… ить запамятовала я… убег он.

– Как?! Что же вы молчали?! Куда, когда, почему не задержали?

– Да кто ж подумать мог… – чуя себя виноватой, стушевалась наша знающая оперативница. – Ты ить ушёл…а…

– Я ушёл за ВАШИМ котом!

– …ну и это, Еремеев, поди, недосмотрел…

– В моё отсутствие вы – главная, а не Еремеев!

– …а я и говорю, мол, чей-то за ящиком волшебным никто не идёт. Стрельцы сбегали и… доложили…

– Погоню послали?! – уже прекрасно понимая бессмысленность поздних разборок, тяжело вздохнул я.

– А как же, милай! – обрадовалась бабка. – В сей же час всю бригаду нашу конную вдогон отправила.

– Нашли?

– Ага! Уж ты, участковый, из себя дурачка-то не строй! Ежели б нашли, так распиналась бы я тут перед тобою, безвинно виноватая?…

Я сокрушённо покачал головой и заткнулся, стоит продолжить в том же духе ещё минут пять, и она на меня всю ответственность повесит. Кто у нас начальник? Вот и расхлёбывайте, батюшка сыскной воевода…

– Остальные скоморохи на месте?

– Навроде да…

– Хорошо. Что-нибудь ещё есть позитивного?

– Я тебе щец с курятиной наварила, и пирожки грибные удались.

На этом мы примирились и, не ища крайнего, вернулись вниз в горницу. Царь с царицей давно отбыли. Девушки спали вповалку в комнатке Яги. Бабка быстренько накрыла на стол, и поздний ужин (ранний завтрак?) в три часа ночи показался мне необычайно вкусным. Моя хозяйка ещё что-то рассказывала, объясняла, выпытывала, я односложно отвечал, но мысли мои были далеко.

Шамаханы, лес, колдовство, наркотики как попытка подчинить себе город, подосланные убийцы, старательная дискредитация органов правопорядка, холодный и расчётливый ум того, кому всё это выгодно… И почему же я так долго не могу назвать имя заказчика? Потому что главное не это, главное – имя его резидента! Бабе Яге можно доверять: если она говорит, что Кощей наращивает мясо (а значит, не покидает своё логово на Лысой горе), то так оно и есть. В Лукошкине действует его доверенное лицо, снабжённое всем необходимым и осуществляющее постоянный контроль над исполнением чёрных замыслов хозяина.

В прошлый раз это была Олёна. Красавица и умница, бесовка с рожками и хвостом, отданная во власть преступного синдиката гражданина Бессмертного и обязанная беспрекословно служить ему до истечения какого-то гипотетического срока. Единственная девушка, заставившая меня окончательно забыть о возвращении в свой мир и люто возненавидеть все намёки на необходимость скорейшей женитьбы.

Причём лично я сам себя завидным женихом по сей день не считаю, но почему-то у лукошкинских дам по этому поводу другое мнение. И первый заводила у них – царь! Кого он мне только не подсовывал, от боярышень до простолюдинок, всё язвил да подначивал, даже смотрины пару раз устроить пытался. Бедные девушки… девушки?… девушки?! Записку из Весёлого дома принесла незнакомая девушка! Следы на крыше принадлежали ребёнку или девушке! Наркотики в капусте были изъяты у торгующей девушки! Еремеева о том, что меня бьют, предупредила случайная девушка!

Это целая агентурная сеть или одна талантливая актриса, меняющая образы и обличье?

– Никитушка, эк тебя перекосило-то… Обжёгся али язык прикусил?

– Светает уже… – невпопад ответил я. – Как Митька проснётся, пусть поднимется ко мне, надо письмецо государю отнести.

– У-у, да у тебя глазоньки горят, ровно собственными руками всю преступность за такое место ухватил, что и не выговоришь при детях… Ну-кось, умник, поделись мыслишками с бабушкой!

По мере моего повествования лицо Яги постепенно вытягивалось, а левое ухо заметно дрожало. Что, как я уже говорил, весьма примечательный признак…

* * *

Митька справился с заданием. Говорю об этом без лишней помпы, хотя должен признать, что далось ему это нелегко. В смысле, трудности были, но он их не усугубил, что знаменательно. Как понимаете, в полшестого утра поднять царя-батюшку из тёплой постели царицы-матушки с просьбой дать Никите Ивановичу поносить перстень с хризопразом – это нечто…

Стража его не пускала, бояре гнали взашей, при Митькиной исполнительности он бы запросто учинил драку с членовредительством и был бы доставлен в отделение весь в гипсе. Однако ныне наш умник скромненько побеседовал со всеми (даже с теми, кто его гнал…) и раздал каждому по бумажке с вопросами теста на самоанализ. Все увлеклись! Честное слово, я думал, у нас люди умнее… Горох был злой, но перстень дал и ушёл досыпать. Митя задержался немного, объясняя первым написавшим, кто из них кто, причём успел сбежать прежде, чем побили. Придётся специально для него вводить должность социального психолога со специализацией по уголовному праву.

Часов в семь утра я лично взял показания со всех трёх потерпевших и под охраной отправил старших девушек по домам. Маленькая Нюша пока осталась у нас, возвращать девочку в Весёлый дом не позволяла совесть… чему хорошему её там в результате научат? Пусть пока в горнице поиграет, кот Василий обещался присмотреть. За эти два дня я узнал его совсем с другой стороны – не расслабленно-ленивым, а отчаянно храбрым, дерзким «тигром» на тропе войны и поиска приключений! Яга права – второго такого кота нет на всём белом свете…

– Всё готово?

– Всё, Никита Иванович, – серьёзно кивнул Еремеев. – Мои ребята на Колокольной площади уж больше часа толкутся. Народец смотрит неласково, детишки слёзы льют, криком кричат…

– Требуют карамелек?

– Да уж считай тока за ними и пришли. А балаган скомороший закрыт, и наружу не выходит никто.

– Бабушка, что у нас насчёт противоядия? – уже на ходу застёгивая портупею, поинтересовался я. Наша домохозяйка неопределённо повела носом…

– Покуда не ведаю. Нонче ещё покумекаю, но одно сказать могу верно – в дурмане-то конфетном, слышь, шамаханского зелья следы! Потому оно и в привычку быструю входит, а значит, и отвычку в тех же краях искать придётся.

– Намекаете на очередной визит к Кощею?

– Да уж куда как намекаю…

– Ясненько. Что ж, надо – значит, надо! – Мы перемигнулись и пошли на задержание.

Вся опергруппа, за исключением государя, собралась силами на последний, решительный шаг. Митька уверенно сунул в карман боевой крендель; Яга зачем-то взяла старую гнутую клюку и, примериваясь, сделала пару фехтовальных выпадов; я подумал и отказался от царской сабли: в конце концов, главных виновников в цирке уже нет, а та, что есть, меня убивать не будет. Я уверен, действительно уверен…

В тот день погодка вьщалась на славу! Тучки развеялись, апрельское солнце разбросало пронзительные лучи, щекотавшие маленькие клейкие листочки берёзок и осин. Грязь на улицах казалась золотистой, лужи янтарными, лица горожан (в большинстве своём) светлыми и чистыми! А воздух таким сладким, что кружилась голова и хотелось петь…

В голове всё причудливо перемешалось. Что делать, как поступить, у кого просить совета – не знаю… Я не имею права попустить преступности, но не могу даже представить себе, как буду брать под арест любимую девушку! Сомнений в её участии не было, в виновности тоже, но ведь… весна! Всё цветёт, благоухает и распускается красками. Вокруг красота и упоение новой жизнью!

Сама природа противится насилию, а я обязан идти и доводить это дело до конца. Потому что… потому! При необходимости я готов написать в ряд двадцать пять причин, не позволяющих мне поступить иначе, но сердце не обманешь… Оно буквально выпрыгивало из груди с каждым шагом по мере моего приближения к Колокольной площади. Ноги становились ватными, в глазах предательски щипало, присутствие суровых боевых товарищей начинало болезненно раздражать, и лишь один, верный своей брюзгливости голос уверенно вернул мне прежние силы…

– От какова она истинная харя Никитки-сыскаря! Вот как отплатил он простому люду за доверчивость, за любовь да ласку! Меня изоскорблял прилюдно, в досках похоронил, бугаем своим небритым прижал, так что по сей день сесть не могу – занозы… А ныне и вовсе цирк закрыл! Ужо представлениев вам не будет…

Будет, будет! Вот сейчас мы к нему подойдём поближе и такое представление устроим, хоть билеты продавай – народные ожидания не обманем! Дьяк вещал откуда-то из толпы, видимо, как его ни бей, а в присутствии внимающей аудитории гражданин Груздев расправляет перышки и возрождается, как феникс из пепла! Может, он у нас энергетический вампир? Я теперь во всё что угодно верю…

Митя вежливо (и не очень…) прокладывал дорогу, Яга семенила следом, жалостливо гладя по голове каждого встречного ребёнка. Вот их горькие взгляды и вызывали настоящую боль… Взрослые карамелек не ели, а если кто и соблазнился, так не сразу запал, а детский организм куда восприимчивее к наркотику. Бабка права – мы обязаны ещё раздобыть лекарство…