Текст книги "Смута"

Автор книги: Андрей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Домыслы Головина любого могли с ума свести.

– Архип тебе мешал. Вот ты и убил его.

В наступившей тишине было слышно блеяние коз. Свет из щелей становился все слабее.

Тимофей молчал. Теперь стало ясно ему, почему он тут оказался. И впрямь, все хорошо складывается. Трупа Архипа не нашли, это в самом деле странно. Он один смог убежать, хотя это и чудом кажется. Если бы на его месте оказался Игнат, Головин был бы более сговорчив и понятлив. Игнат Архипу не соперник. А вот с ним, Тимофеем Медниковым, все куда тяжелей.

Но он Стешку не очень-то и любил. Архип… Оба они за ней ухаживали. Но ведь Архипка ветреный. Сегодня у него одна девка на уме, завтра – другая. И Пелагея из Лебяжьего тому подтверждение.

– Как можно на меня так подумать?

– Как подумал – не твоего ума забота! – злобно процедил Головин, более не разыгрывая обстоятельного хуторянина. – Ты пока тут лежи, поправляйся. А завтра мы решим, что с тобой делать.

Головин вышел из сарая, плотно прикрыв за собой дверь. Было слышно, как снаружи звякнул тяжелый засов. Прошло не так много времени, и стало совсем темно.

Тимофей лежал, проклиная на чем свет стоит хозяина дома, который когда-то был ему вроде как товарищ. Вспомнилось, как Арсений несколько часов тому назад уговаривал его продать ему татарский кинжал. Теперь-то понятна была его забота. Он получил бы кинжал, и деньги не пропали. Хотя, может, кинжал и так у него. Ведь на хутор Тимофей попал в беспамятстве. Просто не хотел Костылев перед Кирьяном вором показаться. Ведь когда-то и другие казаки могут узнать, что здесь произошло. Кинжал добыл он у татарина, когда пленники, увидев огромные языки пламени – знаки страшного пожара, решили уйти в побег. После смерти Игната попал он в одно селение, где были собраны около трех десятков пленников со всей Руси. Тут были и казаки с Днепра, и касоги, и холопы с Московии. Был даже монах один. Жили все вместе, говорили о разном и много – о побеге. Эти разговоры – самые любимые и самые тайные. Каждый смаковал мысль о свободе, никто с неволей не хотел мириться.

Тимофей разговоры слушал, но не встревал. Знал он по рассказам старых казаков, что из Тавриды тяжело убежать. Пешим вообще далеко не уйти. А до Сурожского моря добрался – там и поймали. По воде не уйдешь. Верхняя Таврида – степная, а юг – горы. Если на юг уведут, считай, к туркам отправят. Они людей на корабли свои набирали, веслами тяжелыми ворочать. Туда попал – год-другой, глядишь, и на том свете уже. А если здесь оставят, то можно протянуть и дольше. Но это как повезет. Тимофей понял, что к туркам чаще попадали молодые, сильные мужчины. Как раз он из таких. Так что для побега у него несколько дней оставалось. Он сознавал: надежды никакой нет. Тосковал страшно. Иногда жалел, что не погиб там, в степи, все меньше мучиться. Можно было и как Игнат поступить. Однако бросаться с голыми руками на охрану и умирать, так и не убив врага, отчего-то не хотелось. Он все время ждал. Если б кто спросил, чего ждешь? Он бы не ответил. Тут все чего-то ждали. Избавления от мучений, скорой смерти или тайного чуда. И каждый продолжал ждать.

Монах молился и остальных утешал. Многие к нему прислушивались. Тимофей по-прежнему сторонился других.

Но как-то ночью он разговор тихий услыхал. Говорили двое: один пожилой уже, весь седой, второй помоложе, суетливый такой, оба из крестьян, похоже.

– Эта окаянная… через море не переплыть…

– Сурожское море – маленькое, – говорил пожилой. – Но в одиночку его на лодке не переплыть.

– Туретчина меня ждет, – каким-то безнадежным голосом сказал молодой.

– Плыть надо по-над берегом, – пожилой рассказывал так, будто сам завтра собирался так сделать.

– Это как же?

Молодой любопытствовал лишь потому, что скучно было. А так разговор поддержишь, и полегчает на душе.

– Плывешь, чтоб берег виден был. И все на север, – монотонно бубнил пожилой.

– А если кто увидит?

– Что с того? Ну, увидят, а гнаться не станут. Зачем? На конях ты в море не пойдешь. Да и мало ли что за лодка? Кому это надо?

Тимофей тогда и задумался. А ведь и впрямь, если на лодке уйти?

С той ночи мысль эта крепко в нем засела. Но если бы не случай – ничего бы не вышло.

Была тогда пятница, джума по-ихнему. Татары все куда-то торопились. Многие веселы были. У них верховодил Рашид, человек лет сорока, высокий, поджарый, всегда ходил в богатой одежде, сабля в дорогих ножнах, камешки вьют узорчики.

– За такую саблю я бы мог купить себе деревню, – сказал как-то холоп из московских, с потаенной завистью глядя на Рашида.

Прошел слух, что завтра пленников погонят на юг. И как раз в сумерках оживление какое-то он заметил. Прибежал кто-то из пленников, крикнул:

– Пожар!

Сначала ничего видно не было. Но потом Тимофей присмотрелся, увидел клубы дыма. А как совсем стемнело, языки пламени уже лизали небо. Татары всполошились. Что у них там горело, бог знает. Но всеми пленниками овладело некое возбуждение. Никто ничего прямо не говорил.

Их держали под открытым небом. С одной стороны была стена какая-то каменная, но сильно разрушенная, может, сохранившаяся еще со стародавних времен. Вот они возле этой стены и спали.

Поначалу их охраняло пятеро. Потом один куда-то ушел. И следом второй. Трое татар о чем-то тихо говорили. На пленников внимания вроде не обращали. А зря.

Началось все с крика: «Бей их!»

Тимофей с краю сидел, глядит, на татар несколько человек бросилось. Завязалась драка.

С охранниками легко справились. Да и куда было троим против этой кучи-малы?

Взяли их оружие. Но много ли на всех три сабли и пара кинжалов? И дальше пошла перепалка. Кто кричал, что надо на север уходить, а кто – на восток.

Один нашелся разумный, быстро втолковал:

– Уходить надо скорей! Сейчас сюда остальные явятся – и все!

Бывшие пленники, почуяв запах свободы, разбегались в разные стороны. Каждый уходил обособленно, с теми, кого успел хорошо узнать за несколько дней неволи. Тимофей уходил в одиночку.

Пожар бушевал все сильней. Огненные блики озаряли все окрестности. У пленников хватило ума убегать в ночное пустынное пространство, подальше от огня и жилищ.

Когда к этому месту подбежало несколько татар, среди них был и Рашид, трясшийся от ярости. Он выхватил из ножен саблю, показывая на восток.

– Они туда ушли, шайтаны!

Его люди подобрали мертвых, поклявшись отомстить за них.

В эту ночь большинство сбежавших пленников было найдено и почти половина из них убита. Тех, кто был с оружием, старались брать живьем, чтобы утром предать мучительной казни. Посчитали, что они главные зачинщики побега и убийцы их товарищей.

К утру пересчитали всех живых и убитых. Не хватало пятерых.

До полудня нашли еще троих. Одного, раненого, убили на месте. Двоих притащили в селение.

Рашид одобрительно кивнул:

– Еще два шайтана остались. Но далеко они не уйдут.

Тимофей долго шел в темноте, уходя все дальше от отблесков пожара, который служил ему хорошим ориентиром. И тут услышал голоса где-то поблизости.

Свернул вправо – и там голоса. Сразу сообразил, что это ловцы на двуногих идут.

У крымцев была хорошо организована поимка беглых пленных. Всякий, кто бежал, только думал, что сумеет перехитрить преследователей, даже не догадываясь о том, что за долгие годы тут привыкли ловить беглецов. Знали наперед, куда они выйдут и что будут делать. Куда бежать с полуострова, с трех сторон окруженного водой? Дело было лишь во времени…

Тимофей притаился как мышь, ждал, когда пройдут. И ведь повезло! Было их не так много и в темноте не смогли они расставить сети как следует. Надеялись на удачу, на то, что нервы сдадут у беглецов, сами выбегут на преследователей. И так чаще всего и выходило. Татары мимо прошли. А он, выждав еще немного, продолжил свой путь. Шел перелеском, радуясь тому, что сумел далеко оторваться. И в самом деле ведь никто и предположить не мог, что кто-то из беглецов уйдет так далеко.

В рассветном мареве вышел к ручью, наклонился и долго пил холодную воду, от которой застывали зубы. Подняв голову, опешил. Прямо перед ним стоял мужчина среднего роста, с редкой бороденкой, в долгополом халате.

– Шайтан! – крикнул мужчина, в руке его блеснуло лезвие.

Тимофей разом подобрался, быстро оглядевшись. Он боялся, что рядом есть кто-то еще. Но пока других не было видно.

Несмотря на то, что последние дни голодал, он все-таки был еще силен. К тому же понимал, нужно скорей уходить отсюда, пока не сбежались другие. Татарин кинулся на него, а он, уклонившись, легко поймал его за руку, крутанул и тут же подсек ногой. Мужчина упал, выронив кинжал. Тимофей схватил его за горло и задушил.

Схватив кинжал, еще раз осмотрелся. Все было тихо. Он быстро скрылся в ближайшем кустарнике. С того дня шел к морю по ночам, днем отлеживаясь в укромных местах. Иногда казалось, что не дойдет. Сомнения одолевали, туда ли путь держит? Но казацкая привычка ориентироваться по солнцу и звездам, привитая в детстве отцом, не подвела.

Море выкатилось на него, как паводок весной. Он пробирался по зарослям виноградника, и вот оно, Сурожское море.

Здесь неподалеку было селение. Он два дня прятался в винограднике, воровал яблоки в садах, присматривался. Отыскал он и лодки рыбацкие. В памяти оживали рассказы старых казаков. На утлых суденышках переплывали они большие расстояния. И не раз. Главное, чтоб ветра сильного не было.

В одном из садов нашел кувшин. Когда кувшин ухватил за ручку, раздалось шипение. Из травы поднялась змеиная головка. Тимофей отпрянул и тут же резко бросил кинжал, пригвоздив гадюку к земле. Позже он наполнил кувшин ключевой водой. Без воды садиться в лодку – верная смерть.

Присмотрел одну лодку. К ней старик выходил, что-то чинил и шел назад. Когда подготовился, на рассвете в лодку сел и погреб на север. Солнце застало его уже далеко от берега. Так и держал.

Перекопь у него слева оставалась.

Ему повезло. Море несколько дней спокойное было. Выгреб к пустынному бережку, лодку бросил и по плавням дальше. Не верилось, что выбрался. Но правду говорят: если долго все хорошо идет – жди беды.

На татар он нарвался случайно. Двое их было. И было в них что-то чудное, словно они сами от кого скрывались. Потому он их и не сразу заметил. А как увидел – поздно уже было.

Один из них его приметил и указал другому:

– Урус!

Казак сразу главное усмотрел. У них не было огнестрела. Только сабли. Значит, ближний бой. А у него лишь кинжал. Хоть и длинное лезвие, а с саблей все равно не сравнишь.

Может статься, это обстоятельство и помогло ему. Когда они увидали, что он вооружен только кинжалом, в манере их появилось презрение. Они засмеялись, тихо переговариваясь меж собой.

– Гяур! – сказал первый, проведя рукой по горлу. – Белый бог тебе не помогай! Ты – баран!

И это, как понял Тимофей, не было оскорблением. Татарин просто-напросто сравнивал его с бараном, идущим на убой. Он казался легкой добычей. Но они просчитались.

Тимофей был зол, как зверь, но и осторожен, как зверь. Не за тем он выбрался из полона, чтобы в землю лечь недалеко от своей земли. Схватка была яростной и скоротечной. Ему повезло. Первого он быстро ранил, и довольно тяжело. Потом отошел на несколько шагов в сторону, чтобы другой не смог своему товарищу чем-то помочь. И со вторым дрались они жестоко. Уже безоружные, катались по траве, татарин ругался, Тимофей молчал, собирая последние силы. Когда все было кончено, долго стоял и смотрел на мертвого врага. Потом глянул на другого. Он еще был жив и, прикрывая кровавую рану на боку, пылал ненавистью, сжимая клинок. Он надеялся, что казак подойдет к нему и тогда он сможет ранить его. Но Тимофей, оглядевшись вокруг, понял, что помощи раненому ждать неоткуда. Сам помрет.

И медленно пошел на север…

Ветерок задувал в щели, свистел, как мальчишка, шуровал соломой. Чуялось, как где-то рядом вздыхает домовой, крадется по двору, балует. Все казалось каким-то зыбким, ненастоящим.

Как будто в полусне Тимофей услышал легкие шаги по двору, вроде как кто-то крался в ночи. Если это вор, то собака должна облаять его. У Головина кобель злой, чужого не подпустит.

По деревянной стенке сарая как будто зверек пробежал. Легкое такое шуршание. И сразу тихий голос:

– Тимоха, ты здесь?

Тимофей вздрогнул, быстро глянув в пустой угол сарая. Показалось? Но разве он мог что-то рассмотреть в такой темноте?

Видать, домовой и в самом деле его блазнит, издевается.

Но голос повторился. И была в нем, ей-богу, человеческая теплота, живость.

– Тимоха…

– Шу тебя, нечисть! – сплюнул Тимофей.

Перекреститься он не мог, так как руки были связаны.

– Не ругайся… – кто-то вполне отчетливо произнес за стенкой.

Спустя несколько мгновений засов был сбит и дверь тихонько приоткрылась. Теперь-то Тимофею было ясно, что это живой человек.

Незнакомец шагнул к пленнику, нагнулся и, ощупав, перерезал веревку.

– Уходим, быстро!

И тут Тимофей признал в нем Матвея Ширшова.

– Матвей, ты, что ли?

– А то кто ж? Идем, идем.

Он помог Медникову подняться, легонько толкнул в плечо.

– Не робей, казак.

Едва вышли из сарая, Матвей его направил к плетню.

– Сюда, сюда.

– А чего кобель не кинулся? – удивился Тимофей.

– Он меня знает, стервяга, – тихо посмеялся Матвей. – Но я ему все равно мяса дал, он на той стороне двора.

Перелезли через плетень – и ходу в степь.

В маленькой балке у Матвея кони припасены были.

– Я для тебя взял, Тимоха.

Он подвел его к коню. Тут же и снаряжение было приготовлено. Сапоги, сабля, короткий кафтан.

– Я же верну, Матвей. Ей-богу!

– Да уже не вернешь, – с потаенной грустью молвил Матвей, глядя куда-то в степь.

– Да ты что?

– Вот то. Бежать тебе отседова надо, Тимофей.

– Так прямь и бежать?

– Семен тебя убить надумал. Ты разве не понял?

– Да он с ума сдернул! Решил, что я Архипа убил! Это же надо придумать!

– Именно, – сказал Ширшов, сам ничему не удивляясь. В своей жизни повидал и не такое. – И он от своего не отступит. А с ним даже Горлик считается. Они тебя все равно убьют, если не уйдешь.

Тимофей задумался.

– Как же ты меня нашел?

– Когда приехал за тобой, Пелагея сказала, что тебя уже проводили. Я взбеленился, что, как? А когда узнал, что Костылев приезжал, сразу смекнул, откуда ветер дует. Я сюда, на хутор, к Головину. Ему не показывался, без толку. Он бы не признался, а я бы тебя не выручил. А здесь их человек пять или шесть. В лоб лезть мне не резон. Хорошо, что они все пьяные. До утра не прочухают. А утром ты у Воронежа будешь. – Ширшов рассмеялся.

– Век благодарить тебя буду, Матвей.

– Езжай с богом, Тимоха. Примерь сапожки-то. Вдруг малы? Но я на твой рост прикинул.

Сапоги и вправду впору оказались.

– Вот и сабля тебе.

– Ты заботливый, как отец. – Медников бережно принял саблю. С детства у него уважение к хорошему оружию было. – Может, свидимся еще?

– Не загадывай.

Тимофей сел на коня, Матвей сунул ему плетку.

– Эх, Головин, паскуда! Кинжал, что из Крыма привез, себе забрал.

Он подумал о Костылеве, который его оглушил сзади. Этот тоже вполне мог кинжал забрать. То-то он торговался в Лебяжьем. А ведь раньше, бывало, они пацанами вместе на Дон бегали, ловили рыбу, купались. Но недолга человеческая память.

– На, вот. – Матвей отдал ему свой нож. – У меня таких десяток. А тебе в дороге сгодится.

Тимофей сунул нож за голенище. Со степи дул ветер прямо в лицо. Вот она, судьбина!

Бежал от крымчаков домой, а ныне из дома приходится бежать.

– Прощай!

Жеребец послушно вынес седока из балки, уходя в пустынную степь.

Ширшов перекрестил в воздухе беглеца и сам вскочил на коня. Оглянулся в сторону хутора. Интересно, догадается ли Головин, как сумел Тимоха сбежать из сарая? Ясно дело, поймет, что кто-то свой помогал, раз кобель не залаял.

Но своих немало, поди разберись!

* * *

Алексей понял, что лошадей разбойнички держат в потайном месте, недалеко отсюда. Он заметил, что время от времени кто-то из разбойников куда-то уходит, а другой возвращается. Так они меняли дозоры.

Уже после полудня появились несколько новых людей. Были они веселы, разговорчивы. Но, увидев незнакомого человека, смолкали.

Между тем Денис подозвал Алексея.

– Иди-ка сюда!

В руках он держал сапоги. Не новые, но вполне справные. Даже железные подковки на них выглядели так, будто их лишь вчера подковали.

– Вот, надевай.

– А это откуда?

Он взял сапоги, с некоторым недоверием рассматривая их. Никак не ожидал он, что обновка его ждет так скоро. Не хотел он признаваться, что никогда в жизни не носил сапог.

– Ты лучше спроси, от кого? – усмехнулся разбойник, стоявший рядом с Денисом.

Он был из тех, кто пришел не так давно. И по всему видать, с ночного промысла. То добро, что разбирали они в своем кругу, было награблено где-то по соседству.

– И от кого же?

– От того, кто тебе поклон шлет! – забавлялся разбойник. – Это, Дениска, человек прибыл, чтоб нам заместо шута быть? Как у царя?

– Это кто шут? – Алексей побледнел, он был готов кинуться в драку.

– Тот шут, у кого черти пляшут, – смеялся разбойник, не веря в обиду Алексея.

Он разделял общее мнение, что новичок слабоват.

– Брось ты, Стрепет! – осадил его Денис. – Он не освоился еще. Ты тоже не мастак был поначалу.

Стрепет промолчал. Спорить с Денисом ему не хотелось.

Еще свежа была в памяти их первая встреча, когда пришлось ему уступить молодому, но жесткому и умелому в драке Денису.

Он что-то сказал собеседнику, и оба они рассмеялись, оглянувшись. Алексей понимал, что сапоги, может статься, принадлежали тому, кто убит этими людьми. Преодолеть отвращение было непросто.

Он был на виду. Они забавлялись и наблюдали, как наблюдают за зверьком, попавшим в клетку. Ему даже можно бросить кусочек хлеба. Но все это до поры. Развязка наступит быстро.

Ближе к вечеру стало заметнее волнение в разбойничьем стане. Все как будто чего-то ждали, поглядывая друг на друга.

Алексей ни о чем не спрашивал, опасаясь попасть впросак. И позже понял, что поступил верно. Разбойники ждали своего атамана. Он появился внезапно, но это лишь для непосвященного Алексея, незнакомого с повадками и нравами разбойников.

Атаман Верескун был среднего роста, широкоплеч, но не производил впечатления человека, чересчур сильного физически. В шайке были люди заметно его сильней. Однако от Алексея не укрылось оживление лихих людишек. Даже Денис, насколько казался самостоятельным и независимым, но и тот как-то притих, не стало слышно его обычных шуточек. Сосредоточенный и собранный, как перед важным делом, он терпеливо ждал, когда атаман сам обратится к нему.

Алесей сообразил, что сейчас и решится его участь. А все, что было до этого, лишь присказки.

– Эй, человек! – вдруг крикнул ему кто-то, махнув рукой. – Иди сюда!

Алеша вздохнул и поднялся с коряги, ступая медленно, словно по краю невидимой пропасти.

– Вот он, Верескун!

Алесей глянул с неприязнью на говорившего. Это был Куробат. Этот, ясно, за него и ломаного гроша не даст.

– Ты, стало быть, беглый холоп?

– Да.

– А кого убил?

– Хозяйского сына.

– Прямо сына боярина?

– Да нет… – Алексей замялся. – Эту деревеньку когда-то подарили Сыромятову, он был в опричнине у Малюты. А это, стало быть, его сын.

– Сыромятов? – Верескун прищурился. – Знал я одного такого. Давно про него не слыхал.

– Это он так говорит, атаман, – вмешался Куробат, чувствуя возросшую заинтересованность вожака шайки. – А мы как проверим?

– Не встревай! – поднял руку Верескун. – Из какой, говоришь, деревни?

– Из Кремневки.

– А хозяина как звать?

– Фадей.

– Так у него же сын Спиридон?

Это было сказано так, что любой поверил бы, что Верескун хорошо знает и Кремневку, и ее обитателей. А может, и вправду, знает? Но говорит другое, будто испытывает.

– Нет, – покачал головой Алексей, чувствуя подвох.

Какой еще Спиридон? Отродясь в Кремневке не было таких. И только сейчас он открыто глянул на атамана, пытаясь уловить его замысел. Но где там!

Тот смотрел на него, как на клопа, вылезшего из клети наружу.

Алексей понял, что ляжет в землю еще до заката. Накатило безразличие. Но он все же решил идти до конца, а там…

– Сына его Александром зовут. Вернее, звали…

– Так ты его убил?

– Он мою невесту…

– Невеста – это хорошо. Так ведь у нас нет жен. Как же ты будешь?

Все засмеялись. И было в этом веселье какое-то злое ожидание, предвкушение. Чувствовали они, что потеха близится. А зрелище смерти – самая желанная потеха.

Но Верескун не торопился и будто бы хотел помочь ему, да не знал, как.

– Чего молчишь?

– Не знаю.

– Атаман, он справится, – подал голос Денис.

Алексей обратил внимание, что Денис не смотрит на него, нарочно отводит взгляд. Таилось ли тут что-то особенное – понять было трудно.

– Дениска, мне уже сказали, что ты его защищаешь. Он тебе знаком, что ли?

– Нет.

– На кой леший он тебе сдался?

– У нас людей не хватает.

– Люди всегда найдутся, – двусмысленно молвил Верескун, ощупывая беглого холопа взглядом. – А вот чужой нам ни к чему. Ты на дыбе висел когда-нибудь?

– Бог миловал.

Денис не понимал атамана. Зато беглый холоп Фадея Сыромятова понял его хорошо.

– Еще успеешь, – ласково сказал Верескун. – Но я туда не тороплюсь.

Разбойники обступили их тесным кругом, ожидая решения атамана.

Алешка замер, предчувствуя недоброе.

– Возни с ним много, это верно, – молвил Верескун. – А потому – кончать его, мужики!

Хоть и ожидал Алексей чего-то подобного, но до последнего надеялся, что сумеет выбраться. Не чуял он за собой вины перед этими людьми. Когда Верескун отправил его на смерть, в душе что-то перевернулось. Алешка, как бешеный, кинулся к ближнему разбойнику, выхватил у него из-за пояса саблю, а самого сильным ударом сбил наземь. Оглядевшись, готов был дорого продать свою жизнь. Сколько сумеет убить? Одного? Двоих?

Но вдруг темнотой заволокло глаза, как стоял – так и грохнулся на землю. Ударивший его сзади в затылок мужик, ухмыльнувшись, нагнулся и забрал саблю.

– На, возьми, – он протянул ее владельцу. – Хорошо, что не рубанул тебя кудлатый.

Алексей, открыв глаза, увидел, как над ним склонился Денис.

– Ожил?

Алешка сжал зубы. Отчего не умер сразу? Теперь снова мучиться тревожным ожиданием смерти. Он приподнялся, оглянувшись вокруг себя. Разбойники смеялись над ним, как над малым дитем. Только Куробат не смеялся, мрачный, стоял в отдалении, млдча наблюдая.

Денис улыбнулся ему, протягивая руку.

– Теперь ты наш, живи долго!

Алесей встал, еще ничего не понимая. Но Денис ему вкратце пояснил, что атаман так проверял его.

– Ты молодец! Все верно сделал!

– А если бы убил кого?

– Не дали б, – уверенно отрезал Денис. – Ты, думаешь, первый такой?

– Мужики и раньше собирались меня убить.

– Это они шутили. Без атамана не хлопнули бы. У нас законы не хуже царских. Своего не выдавать и без вины не убивать! Если кто нарушит – сам смерть примет. Вот так-то, Алешка!

– Ты хоть намекнул бы мне, – посетовал Алексей.

– Нельзя было.

Так Алексея приняли в шайку.