Текст книги "Смута"

Автор книги: Андрей Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Он шел к опушке, вновь и вновь обдумывая все случившееся.

Ему теперь обратной дороги нет. Только вперед идти. А там что?

Вскоре можно к Оке выйти. А оттуда дороги расходятся. Или к Волге. Или на юг, к казакам.

Подойдя к леску, Алексей вдруг уловил еле различимый запах дыма. Изголодав в пути, он был чуток ко всему, обострились и обоняние, и слух. Побродил он вокруг, а дым все отчетливей. Понял он, что в лесу костерок кто-то разжег, не иначе. Пошел он на удачу, раздвигая ветки. Хоть и осторожничал, а все ж голод сказывался. Вдруг путник какой? Может, поделится чем? И тут вышел он на полянку небольшую. А там – чудо! Костер горит, и на вертеле огромный кусок мяса жарится.

Но странно! Вокруг ни души. И место чудное какое-то. Вроде шалаши по кустам разбросаны. Но в них пусто. От этого места веяло заброшенностью, но горевший костёр намекал на обратное.

Алексей некоторое время еще колебался, ждал хозяина, потом резво пошел к костру. Мясо дразнило его, сводило с ума.

Он подошел, увидел, что жаркое не готово вполне. Но ждать не хотелось. Чем бы поддеть его? Он поискал глазами и вдруг что-то шевельнулось за спиной.

Но повернуться он не успел, так шарахнуло, что, показалось, голова раскололась надвое, как орех.

Придя в себя, увидел, что лежит неподалеку от костра, руки связаны. Сосны качаются над головой, заслоняя небо. Мужик косматый у огня колдует, на него оглянулся.

– Во, оклемался…

Алексей скосил взгляд направо. Там и другие стояли, всего человек пять. И оружие у них было – пищали, сабли и бердыши. Где же они раньше были?

Как это он никого не заметил?

Мужики разглядывали его со смехом, отпускали шутки.

– Вот, леший появился!

– Ему тоже жрать охота…

– Дадим ему кость?

Косматый мужик тем временем вертел снял, начал куски отрезать.

– Вот я говорю… – продолжал рассказ косматый. – Отошел по надобности, гляжу, кто-то ломится через лес. На костер наш вышел.

– Он за версту учуял!

Алексей в уме прикидывал. Кто же они такие? Куда он попал? Не похожи эти люди на стрельцов. Но и на обычных крестьян не похожи.

И тут, как бы разрешая его сомнения, один из незнакомцев рядом с ним присел, жуя, снисходительно разглядывал его. Был он лет сорока, бородатый, с сединой, глаза карие, умные, как у черта. Насквозь его видит. Такому не соврешь. А говорить что-то придется.

Иначе… О том, что может быть с ним дальше, не хотелось и думать.

– Ты кто таков? – наконец спросил мужик, и жила у него на мощной загорелой шее взбухла, как от напряжения.

Было видно, что силен он, как бык.

– Алексей…

– Вона! – мужик продолжал жевать, изучая его, как диковинного зверька. – Чего один тут шатаешься?

– Так, пришлось.

– Он заблудился! – рассмеялись остальные.

Для них это была потеха, развлечение.

– Кабанчика нашего хотел попробовать?

– Так ведь не было никого, – оправдывался Алексей, хотя и понимал, что дело это бесполезное. – Я хотел попросить.

– Это надо, надо, – с усмешкой выговорил мужик. – А ежели мы тебя самого на вертел? А? Чего скажешь? Ты еще справный вон какой!

Он повернулся к своим товарищам, встряхивая головой от беззвучного смеха.

– Говорю, давай и тебя на вертел?

– Он худой чересчур, Куробат! – ответил ему один, среднего роста, молодой, кучерявый, хлопнув себя по бедру.

– Сойдет, – вторил Куробату другой, длинный, сухой, как сосна.

Все засмеялись. И это веселье глухой болью отозвалось в груди Алексея. Он уже для себя ничего не ждал хорошего. Понял он, что за люди перед ним. И угораздило же его попасть прямо в руки разбойничьей шайке! Но тут, перебивая обстановку, послышались голоса и на поляну вышло еще несколько мужиков. Они оживленно переговаривались. Гостей встретили одобрительными криками.

– Ужин поспел?

– Кабана съели уже!

– Вон лежит, тебя дожидает.

– Денис, а ты никак поранился?

– Пустяк. Комар укусил.

– У этого комара, наверное, бердыш в рукаве?

Вновь прибывшие рассаживались по местам, хватали уже остывшие куски мяса, рвали на части хлебный каравай.

Алексей лежал, глядя в сереющее небо, полускрытое верхушками деревьев. Уже сумерки. А там и ночь. Здесь быстро стемнеет.

А до утра ему, видно, не дожить.

– А это кто там у вас?

– Да вот, приблудный. Хотел мяса стащить! Да Семен не дал ему.

– А кто таков? Откуда здесь взялся?

– Бог знает. Куробат его пытал. А он ничего не говорит.

– Да чего его пытать? Кончим и вон туда, в кусты.

– Здесь ты никого убивать не будешь!

Голос молодой, уверенный.

Алексей затаил дыхание, продолжая вслушиваться. В такой глуши у него защитник нашелся!

– Это почему еще?

– А ты кто сам есть?

– Кто есть – от знает!

– Ты это Верескуну скажи.

– И скажу!

– Вот-вот.

Человек подошел к Алексею, стоял, разглядывая его.

– Ты откуда здесь взялся?

Алесей скосил глаза. Перед ним стоял высокий светловолосый парень в рубахе. Немного постарше, наверное. Одна рука была перевязана тряпкой. Видать, это был тот самый Денис, которого якобы комар укусил.

– Я ночлег искал, куда пристроиться, – начал объяснять Алексей, впрочем, без особого рвения. Но надо было что-то говорить. – Дымком потянуло, и вот… – он помолчал. – Я воровать ничего не хотел.

– Жрать хочешь?

Денис пристально смотрел ему в глаза. И вдруг понял Алексей, что в этом взгляде не было злобы или усмешки. Этому человеку можно было доверять. И если сейчас он не разъяснит ему все, как следует, может считать себя покойником.

– Я от хозяина ушел.

– Ясно, – кивнул Денис и присел на корточки. – Дальше?

– Три дня назад.

Пережитое вновь пронеслось перед глазами. Да разве ж все можно объяснить?

– А чего ушел?

– Я сына хозяйского убил.

– Вона!

Денис обернулся к остальным. Начали прислушиваться.

– Он Ульяшку… – Алексей заскрежетал зубами.

Дальше слов не было! Все перевернулось, как в кошмарном сне. И снова безразличие и усталость. Надо же ему было унижаться перед ними! Он уже пожалел, что начал говорить, душу открывать. Пусть лучше убьют его… И вдруг – раз, веревка одна отпала, разрезанная ловким движением ножа, потом другая.

Денис, перехватив длинный нож, усмехнулся, подмигивая:

– Иди поешь, а то и выпей. Выпить хочешь?

– Хочу.

– Семен, налей ему вина.

– Да он кто, чтоб наливать? – возмутился косматый, тот, что захватил его.

– Говорю, налей!

Больше возражений не последовало. Было заметно, что Денис пользуется в шайке уважением, хоть и не вожак он. К его словам прислушиваются, хотя и не подчиняются вполне. Главное было то, что он выговорить кому-то мог, а возмущаться бы не стали. Сколько их всего могло быть? Алексей слышал, что есть шайки, где по полсотни человек. Они порой наводят такой ужас на какую-нибудь округу, что люди только шепчутся по углам, заслышав об их появлении поблизости. Но их легко обнаружить, вот что. Шайки поменьше – куда долговечней. Людей мало, если опасность – растворяются, исчезают в ночи, прячутся по тайным убежищам.

Пойди сыщи их!

В детстве Алексей слышал рассказы старших об опричниках, или, как их еще называли в народе – кромешниках. Они делали такое, что и не всякий разбойник совершит. Покойный отец, напившись вина после сенокоса, сказал как-то маленькому Алеше:

– Царь-то, он…

– Что, тятя?

– Да кровь пьет…

– Как это?

– А вот так… нальет себе чарку крови и выпьет.

– А разве можно кровь пить?

– Можно, – ухмылялся отец. – Если привыкнешь – то очень можно.

Такие разговоры страшны были. Алешка, хоть и мал был, да понимал.

За такие разговоры на части порвать человека и раскидать по ветру, никто и не вспомнит.

Царь тот, Иван, умер уже. А при сыне его, Федоре, вроде жизнь получше стала. Но Алексей не сильно задумывался об этом. Родители его померли один после другого через год. А он, кроме крестьянского труда, ничего в своей жизни и не видел. Ульяшка была его светом. Да быстро померк этот свет.

Вспомнилось ему свое житье в Кремневке, неужели и вправду все ушло?

И вот он здесь, надолго ли?

Разбойничья жизнь пугала непредсказуемостью и непостоянством. Страшные рассказы о разбойничках будоражили воображение. Народ этот, пришедший из разных мест, с разными судьбами, един был в одном. Жизнь человеческая для них ничего не стоила. От доли крестьянской они отвыкли, другому не обучены. Оставалось только заниматься грабежом и убийствами. Многое, как слыхал Алешка, зависело от их атаманов.

Если не совсем еще забыл веру христианскую – не навек потерян тогда человек. А там уж как придется.

В этой же шайке атаманом был некий Верескун, но его здесь не было и, как понял Алексей, его и не ждали. Находился он где-то в другом месте и с ним остальные участники шайки. Вообще, говорили о нем мало. Чуть что – глаза по сторонам. Неприятно все они смотрели. Во взгляде что-то испытующее, диковатое.

Уже совсем стемнело, и Алексей, отужинав со своими новыми знакомыми, выпил вина и сбивчиво поведал историю прошлой жизни и любви. Не хотел он особо рассказывать. Но Денис потребовал. При этом руку ему на плечо положил. Дескать, говори, другого не дано.

Оно, если разобраться, и понятно. Если тебя напоили и накормили, ты должен душу приоткрыть. Иначе к тебе доверия нет.

Смерть ведь еще недавно на него заглядывалась.

Вот так недавний холоп Алешка Бец, захмелев, говорил, не всегда связно, о том, что случилось с ним. И чувствовал – не может высказать главное. Не получается. Слова выходят какие-то корявые. Он ведь еще и не переболел этим. Мысли путались. Ульяшка вспоминалась. Как она там? Теперь им вовек не свидеться.

Сидели вокруг костра, кто слушал, кто молчал, а кто и спать пошел. Спали тут же, расстелив на земле старое тряпье и шкуры. И как это он сразу не заметил, что тут, в лощинке, лежбище. Построек никаких нет, но шалаши под деревьями. И везде коряги расставлены, как табуреты. Сюда возвращались на ночлег. И только он, голодный как сурок, ничего не видел, кроме куска жареного мяса, от вида которого сводило живот до судороги.

Ясно было как божий день, что повезло ему весьма. Если бы не Денис, его бы кончили до рассвета. Зачем он им?

Заметил Алексей, хоть и пьян был, что рассказ его не вызывает никакого участия. Равнодушно смотрели на него варнаки. Только Денис подбадривал.

– У нас, Алешка, беглые холопы тоже есть… Вон Гришка спать завалился. Он уж лет пять как сбежал. И все не поймают никак. И другие тоже. Кудлатый в Юрьев день уходить собрался. Да долги у него оказались непосильные. Идти некуда. Только скрываться.

– Если поймают – убьют меня, – невесело сказал Алексей, думая о своем.

– Это как пить дать, – согласился Денис. – А ты чего хотел? Но у тебя обратной дороги нет. С нами останешься.

– Я же… – бормотал Алешка, не понимая, как ему с разбойниками оставаться?

– Чего? – Денис хворостину в огонь подкинул, улыбнулся. – Боишься?

– Нет, но… непривычно мне как-то…

– Оно поначалу никому непривычно. Но раз ты руки в крови обагрил – тебе деваться некуда. А хочешь – назад иди. Тебя примут по чести.

– Назад не пойду, умом не тронулся еще.

– Вот, уже лучше, – хмыкнул Денис. – А ты из какой деревни?

– Кремнёвка!

– Не слыхал.

Вскоре Алексей, сморенный дневными заботами, уснул и проспал несколько часов. Пробудился уже перед рассветом. Неподалеку от него двое разбойников тихо разговаривали. И чудно стало Алексею. Он их слова разбирал, но смысл сказанного от него ускользал. «Все еще пьяный я, что ли?» – подумалось ему.

Он лежал, не показывая вида, что не спит. Как ему дальше жить, он и представить себе не мог.

Еще несколько дней назад была у него Ульяшка, был свой дом, и вот все рассыпалось в прах. Эти люди лихие, к которым он случайно попал, они ведь просто так его не отпустят ни в жизнь. Вышло у него страшное дело – убил человека. Но ведь это по правде все получилось. Не смог бы он дальше жить в деревне, видеть глаза Ульяшки и потом встречать наглого Алексашку. Чем так жить – лучше утопиться. Но Алешка с детства помнил: самоубийцы – сами душу свою губят. За это от бога нет им прощенья. Пусть и путано обо всем этом рассказывал ему отец, но главное он хорошо усвоил. Жить на земле, пока Господь дает.

Перевернулся на бок Алексей, расправляя затекшие мышцы. Разбойники все говорили.

А в лесу уже посветлело. Темнота медленно расступалась перед лучами восходящего солнца.

Зашевелились и другие разбойнички. Алексей решил, что будет до последнего лежать, прислушиваться к разговорам. Хоть и выжил он вчера, а полной уверенности не было.

* * *

Тимофея на хуторе у одной вдовы разместили. Сам он с другого хутора был. Но туда далеко везти. А он в уходе нуждался. Когда рванье с него сняли, то увидали незажившие раны по всему телу. Одна на правом боку гноилась.

– От горячки мог запросто помереть уже, – сказал Тимофею Никита Репей. – Гной, вишь, какой? И как выжил – непонятно.

Остальные казаки молча разглядывали Тимофея. Что верно, то верно. Давно уже его в покойники записали. И любопытство разбирало молодых казаков. А что с другими сталось, кого не убили в степи? И как там, в Крыму? Что за жизнь?

Но, ясное дело, Тимофею сейчас не до разговоров. Оклематься бы маленько.

Матвей Ширшов по старшинству распорядился, чтоб в Лебяжьем пока оставить. Против этого никто не возражал. Кому какое дело? Только Арсений Костылев глазами сверкнул. И тут же взгляд отвел, желваки на скулах заходили. Или показалось Матвею? Чего Костылеву с Тимофеем делить?

Но подумав, сразу же забыл об этом. Нужно было думать о делах насущных. Здесь, в Лебяжьем домов мало было. И казаки почти все пожилые уже. Кто помоложе и половчее, тот в станицу подался.

– Вот тут, Тимоха, ты поживешь маленько, – сказал Матвей, когда бежавшего от татар казака ввели в хату и положили в углу.

Он почти не разговаривал, отвечал, вяло моргая. Со стороны могло показаться, что человек на спал целую неделю.

Хозяйка, тридцатилетняя вдова, только плечами повела.

– Ты его, Пелагея, поправь, чем можешь, – сказал ей Матвей. – У татар натерпелся он.

– А чем же я его поправлю? – удивленно глянула на него вдова. – У меня самой – двое. И хозяйство маленькое. Как кормильца убили – с хлеба на воду перебиваюсь.

– Через неделю заберу его, не волнуйся, – успокоил ее Ширшов. – А ты на возьми-ка!

Дал он ей пару монет. Вдова ловко подхватила деньги, спрятала у себя в одежде. Взгляд ее повеселел.

– Что ж, Матвей, посмотрю за ним, чего там.

– Бывай, Тимоха, не скучай! – напутствовал его Ширшов и быстро вышел из хаты, догоняя своих.

Казаки уже сидели в седлах. Матвей быстро вскочил на своего пегого, и через несколько минут только пыль клубами вилась на дороге. Станичники растаяли в безбрежной степи.

Хозяйка стояла посредине хаты и смотрела на нежданного постояльца.

– А я тебя где-то видала?

– Не помню.

Говорить не хотелось. Был Тимофей рад, что выбрался из плена, домой дошел живым. Все, что произошло с ним, казалось страшным сном.

И когда шел сюда, об этом не вспоминал. Знал лишь одно – надо дойти. А теперь воспоминания нахлынули. Неужели он сумел уйти от погони?

Игнат, Игнат… Не выдержал, не стерпел. А потому и остался там, в крымской земле.

Тут вспомнил он, как у него спросили про Архипа. И Костылев этот, Арсюха, дружок Архипа верный, вроде как не поверил ему. Но ведь и в самом деле не видел он в Крыму Архипа, выходит, мертвым остался тот в степи. А они говорят, не нашли его.

– Хочешь молока?

– Давай.

Холодное молоко приятно освежало грудь. Он чувствовал, как жизнь медленно возвращается к нему. Так бы и дальше.

Он ослаб только в последние дни, когда голодуха дала о себе знать. Да и раны незалеченные беспокоили. Из Крыма уходил еще полный сил, хоть и измотанный. Татары кормили плохо, но жить можно было.

– А все же видала я где-то тебя… Ты откуда?

– Я с Крестового.

– Вот… – хозяйка присела на лавку и открыто смотрела на него.

Ее дотошность раздражала. Тимофей ее не узнал и видел в ее пытливых вопросах лишь желание разговорить его.

– Ты с Архипкой Головиным в прошлом годе в станице был?

– Я там часто бывал.

– После Ивана Купала гуляли все. И к вам парень один придрался. Неужто забыл?

И тут Тимофей начал припоминать. А ведь и верно, было такое.

– Вы сильно подрались с ним. Там еще казаки подбежали.

– А ты откуда знаешь?

– Э-э, милый, это ведь брат мой был. Я потом его увела.

– Память у тебя хорошая, – признал Тимофей и закрыл глаза.

Сначала вроде полегчало ему, а теперь опять крутит всего. Хорошо, что гной промыли, а то бы окочурился вскоре.

– Ладно, спи пока. А потом вечерять будем.

Тимофей вдруг свесился с полати. Мысли бродили одна другой пытливей.

– А ты что, Архипа Головина знала?

– Как же не знать? – усмехнулась Пелагея, поправляя подол.

Было в этом движении что-то теплое, родственное, будто о муже вспомнили они.

– Но про это другой разговор. Дело наше.

– Ясно.

– А где он сейчас, Архип-то?

И эта туда же! Сговорились они все, что ли?

– Не знаю, где он.

– Живой ли?

– Бог знает.

– Сказывали, его татары увели?

– Говорю же, не знаю, – поморщился Тимофей.

Вот же въедливая баба! Как будто чувствует что-то. Но в этом деле он ей не помощник. Если Архип на том свете – так, стало быть, выпало ему.

Пелагея, увидев, что новоприбывший постоялец тяготится разговором, вышла из хаты. А Тимофей повернулся на здоровый бок и тут же заснул, как в омут провалился.

* * *

– Эй, Алешка, как же ты босой будешь? – показал на его босые ноги один из разбойников, пряча усмешку в бороде.

– Как-нибудь, – отмахнулся Алексей, еще не понимая истинного значения этого вопроса. – Не зима, чай.

– У нас так не ходят, – многозначительно заметил разбойник и крикнул: – Дениска!

– Чего хотел?

– Как же твой дружок новый без сапог будет? Может, лапти ему дать? Так ведь у нас и лаптей нет.

Все, кто слышал этот разговор, рассмеялись. Алексей смутился. Он чувствовал себя совсем чужим в этом скопище лихих людишек, которые смотрели на него, как на младенца. Все ждали каких-то нелепостей и промашек. И ведь он не заставит себя долго ждать.

– Найду я тебе обувку, – нахмурившись, пообещал ему Денис.

Он прекрасно сознавал, как сейчас относятся к беглому холопу его товарищи. Оно и понятно. Для них он пока чужак и пустое место. Все изменится, если он сможет проявить себя. Если сможет…

Куробат отозвал Дениса в сторону.

– Чего ты с энтим возишься?

– А что?

– На кой он нам сдался?

– Нашим будет.

– Никогда он нашим не будет, – жестко отрезал Куробат и сплюнул. – Жидковат он, вот что.

– Поправится, – рассмеялся Денис.

– Да я не о том, – поморщился Куробат. – Не наш он человек.

– Он же хозяйчика убил, слышал?

– И что с того? Мало ли… Он от страха убил. Убил и забыл. А нутром он квелый. Таким и останется.

– Не скажи. Этого наперед никто не знает. У нас беглых холопов полна коробушка. Гришка вон и Шептун. Гришка, как я слышал, хозяйский дом запалил.

– Гришка – другое дело, – злился Куробат, видя, что его убеждения не действуют. – А ты на этого погляди внимательно. Он же куренок.

– Не похоже.

– Не можешь ты в душах читать, Дениска.

– Это верно! – тряхнул головой Денис. – Не могу. А ты можешь?

– Патриарх может. Но он далеко.

– Так заговорил, будто монах.

– Я казак, – вспылил Куробат. – Казаком жил, казаком и помру!

– Казак… – присвистнул Денис. – Чего ж ты, казак, у нас делаешь? Ступай на Дон!

– Надо будет – уйду! А ты не много ли на себя берешь? Вот Верескун вернется, тогда и решать будем.

– Решим, не бойся.

Куробат, не найдя, что сказать, отошел в сторону. Этот смешливый Денис его давно раздражал. И чего только Верескун ему так доверяет? Была бы его воля…

Куробат хорошо понимал, что ему на Дон хода нет. Если только объявится там – сразу петлю ему приготовят. Или просто утопят. И все бы ничего. Но никак не мог он сблизиться настолько с Верескуном, чтобы влиять на его решения. И первым, кто мешал, был Денис. А потому приходилось терпеть. Но до поры.

* * *

Большая черная муха кружила по хате, норовя сесть на куски жареной рыбы на столе. Тимофей лениво отгонял ее рукой.

Пелагея внесла бутыль мутной браги, поставила перед гостем. Глянула пытливо, но с внутренним удовольствием. Постоялец был привлекателен как мужчина. А у нее мужика давно не было.

Вчера он проспал целый день, как медведь в берлоге. А сегодня повеселел. По хате бродит, вроде как занятие себе ищет. Она не раз такое видела у своего мужа. Если истинно болеет – будет молчать и лежать, как полено. Но когда жизнь заиграет в нем – хата становится мала.

– Выпьешь со мной? – поднял глаза Тимофей.

Хозяйка колебалась недолго.

– А чего, давай!

Хозяйка села за стол, приняла из рук мужика стакан.

– Повеселел ты.

– Это правда.

– Когда за тобой приедут?

– Скоро должны.

Какая-то смутная мысль не давала ему покоя, едва только вспоминал он о том, что скоро должен вернуться домой. А там начнутся расспросы, что да как?

Ему легче. У него на хуторе никого не осталось. А у Игната, дружка его с самого детства, жена и дите малое. В глаза глянуть ей тяжко. Вот ты, мол, вернулся, живой, а Игнат где? Не знал Тимофей, что ответить на это. Может, не говорить ей, что Игната убили? Пусть живет надеждой, что и он вернется, а потом привыкнет и без него жить.

– О чем задумался?

– Да так, пустое.

Он налил еще браги. Хмель быстро забирал его. Не так много выпил, а уже пьяный. Что с него взять? Кожа да кости! Беглец с того света!

– Ты, верно, не женат еще?

– Не успел.

– А уж пора.

– Я к семейной жизни негожий, – засмеялся Тимофей, немного смутившись.

Глаза Пелагеи слишком откровенно ощупывали его. Вспомнилось, что зналась она с Архипом Головиным. А тот ведь, известно, у женщин пользовался уважением. Через это и страдал не раз.

– А что ж так?

– Да вот так.

Женщина своим женским чутьем угадала, что он от такого разговора уходит. И не стала больше расспрашивать об этом. Мало ли что там у человека в душе? Она это могла понять.

– Как же ты от татар ушел?

– Повезло.

А в самом деле ему ведь повезло тогда. Если бы Игнат татарина того не ударил, то, может, вдвоем бы и ушли. Молодой татарин смеялся, дурил, байки рассказывал. На него и обращать внимания не стоило.

Когда Игнат воду гнилую из кувшина пил, то татарин не дал ему вдосталь напиться, отобрал кувшин, в глазах огоньки бесовские играли. Это он шутил так. А Игнат ударил его в ухо. Тот как сноп и повалился.

Тут же другой татарин, постарше, кинулся к нему и саблей рубанул от плеча. Сделал он это молча и только потом, отступив, что-то быстро сказал, оглянувшись на своих.

Когда Игнат лежал на земле, Тимофей к нему шагнул, в лицо помертвевшее глянул. Тот что-то прошептал, увидев друга.

Но тут же татары отогнали остальных пленников…

– А тебя аж до самого Крыма угнали?

– До него.

– И как там, в Крыму?

– Плохо, Пелагея, – улыбнулся Тимофей, отломив кусочек от хлебной ковриги.

Задумчиво пожевал. В открытую дверь было видно, как хозяйский кобель бродит по двору, хвостом отгоняя мух. В этой размеренной жизни, такой обыденной, привычной, казалось, не могло быть ничего ужасного. И то, что происходило где-то в Крыму, отсюда виделось как-то не так, иначе.

– А чего же? – удивилась женщина. – Сказывали, места там красивые.

– Да не в том дело, – поморщился постоялец. – Неволя – вот что страшно. Лучше смерть.

– Умирать всегда страшно.

– Твоего-то татары убили?

– Не-ет, – покачала она головой. – Какие татары? Его стрельцы у Воронежа убили. Чай, не слыхал про это?

– Я твоего мужа не знал.

– Оно и лучше, – вдруг сказала хозяйка. – Когда человека не знаешь – легче и про смерть его говорить.

– Это верно, – согласился Тимофей.

Разговор с хозяйкой всегда тяжело шел, даже несмотря на брагу. Она будто чего-то ждала от него, какого-то слова, жеста. Ему легче одному было лежать. Он чувствовал себя все лучше, и жизнь в Лебяжьем понемногу начинала тяготить.

Во дворе закричали дети. Пелагея быстро встала из-за стола и вышла вон.

Одна из коз, бывшая в закуте, случайно отломив прогнившую доску, выскочила во двор. Кобель огрызнулся, чуть не куснув ее за ногу, но тут и хозяйка подоспела, загоняя козу обратно.

– У-у, шалавый! – беззлобно ругнулась на кобеля, махнув рукой.

Кобель отбежал к хате, виновато оглядываясь.

Потом поискала подходящую дровину и заткнула дыру.

Старший из сыновей подошел к ней, глянул снизу пытливо, совсем как взрослый.

– А этот дядька, он что, вместо бати будет?

– Этот? – Пелагея оглянулась на хату, подумала немного. – Нет, это просто…

Мальчишка отошел от нее, напрочь забыв о разговоре, гикнул и побежал на другой край двора, где играл младший его брат. Пелагея хотела вернуться в хату, но тут послышался конский топот. По хутору рысью мчали двое казаков. Одного она сразу признала. Он был из тех, кто несколько дней назад привез сюда ее нынешнего постояльца.

– Эй, хозяйка! – казаки спешились, привязывая лошадей. – Мы за твоим болючим.

– Он вас ждет не дождется! – весело отозвалась Пелагея, хотя на душе было тоскливо.

Одинокая вдова потихоньку начала прикипать к Тимофею, открыто не признаваясь себе в этом. Все внешне шло своим чередом, но вот приехали казаки, и что-то оборвалось, исчезло.

Кобель рвался на казаков, и ей пришлось загнать его в сарай.

– Злой он у тебя, – сказал один из казаков, тот, что поменьше ростом, щуплый, как подросток.

– Прошлый раз он чуть Никитку не порвал, – хохотнул Арсений, придерживая саблю. – С такой псиной и волк не страшен.

– Э-э, волк! – покачал головой его товарищ. – Для волка он мелковат будет.

Тимофей слышал разговор на дворе и ждал гостей с улыбкой. Они вошли в хату. Первый Арсений Костылев, второго он не знал.

– Собирайся, Тимоха! За тобой приехали.

– А где Матвей?

Честно говоря, он ждал, что именно Ширшов приедет за ним.

– Занятый он, – усмехнулся Арсений, оглядывая хату и остановив взгляд на бутыли с брагой. – А ты тут неплохо живешь.

– Давай сменяемся.

– Подумаю.

Хозяйка вошла в хату.

– Присаживайтесь к столу, гости, – не очень радостным тоном предложила женщина. – Я тут соберу…

– Некогда нам, Пелагея, – сказал Арсений, словно почувствовав неискренность ее слов. – В другой раз.

– Ну, как хотите.

– Это Кирьян, – представил своего напарника Арсений.

– А ты откуда?

– Я с Верхнего Переволока.

– Бывал там, – припомнил Тимофей. – Там у атамана Горлика родня живет.

– Я сам ему троюродный брат, – с некоторым превосходством пояснил Кирьян, как видно, ожидая дальнейших расспросов.

Но он никому был неинтересен. Хозяйка чего-то бродила по хате, не зная, чем себя занять. Арсений равнодушно смотрел в окошко.

Тимофей собирался недолго. У беглеца какие пожитки? Кинжал прихватил он татарский. Арсений отвлекся, завистливо наблюдая за ним. Рукоятка у кинжала была знатная, дорогая.

– Хороший нож. Продашь?

– Нет. Он мне памятный.

– Я дорого дам, – настаивал Костылев.

– Не проси! Это без толку, – отрезал Тимофей, а потом прибавил: – Да и… не хватит у тебя денег. Тут же, гляди, резьба золотая.

– Ну, как знаешь, – обидчиво хмыкнул Костылев.

Дружок его Кирьян все глазами по хате шарил, будто искал чего-то.

– Идем, нечего елозить.

Тимофей хмуро глянул на Кирьяна, чувствуя в нем какую-то гнильцу.

– Ты садись на того коня, – показал ему Арсений, когда они вышли во двор. – Кирьян ростом невелик. А ты отощал, как осина. Вам двоим хорошо будет.

– Мне все едино, – ответил Тимофей, медленно переступая по земле. Выпитая брага слегка кружила голову.

Коня ему еще долго не справить. Может, какой набег случится? И все равно еще не совсем здоров. Арсений держался сзади, и поведение его слегка настораживало. Тимофей заметил, что когда Костылев говорил с ним, то почему-то отводил глаза. Хотя чему удивляться? Друзьями они никогда не были. Арсений, может, через силу сюда поехал. Нужна ему эта забота?

Арсений помог ему взобраться в седло. Кирьян сел впереди, похлопал жеребчика по гриве.

– Тронули, с богом!

Тимофей запоздало оглянулся. Пелагея махнула рукой и отвернулась. Ее окружили дети.

Солнце уже перевалило к закату. Начинало припекать.

Тимофей дремал, иногда головой упираясь в спину Кирьяна. Тогда он встряхивался, протирая глаза. Арсений, как тайный наблюдатель, по-прежнему держался сзади. Разговоров не было.

Ехали они шляхом, и стал Тимофей замечать, что немного левее они заходят, в сторону от его хутора.

Кирьян безмятежно направлял своего коня, будто не замечая.

– Что-то ты отклоняешься, Кирьян? – негромко молвил ему на ухо.

– Да нет, все верно.

– Куда мы едем?

Сонливость как рукой сняло. Не нравилось ему все это.

– А ну-ка осади!

Кирьян плечом тряхнул, как от надоедливой мухи.

– Сиди, не встревай!

– Да ты что?

Но тень мелькнула по спине Кирьяна. Никак Арсений догоняет? И тут же сильный удар в затылок. В глазах померкло…

Холодная вода обожгла, как кипяток. Тимофей открыл глаза, увидев перед собой Семена Головина. Вот уж кого не ожидал увидеть.

– Оклемался?

Тимофей хотел пошевелиться, да не смог. Руки связаны за спиной.

Он лежал на соломе в каком-то сарае, сквозь щелочки в стене пробивался свет. Значит, еще не стемнело.

– Ты чего, Семен? Руки развяжи!

– Обожди… – досадливо поморщился Семен, – мне с тобой погутарить надо.

– О чем?

– Сейчас узнаешь.

Семен стоял над ним, приглядываясь, как к незнакомцу. Он сейчас напоминал хищную птицу, которая примеривается к своей беззащитной добыче.

«Арсений, сука… сгреб меня…» – подумал Тимофей.

Не так представлял он себе возвращение домой. Но что затеял Головин? Зачем связал его?

Семен, старший брат Архипа Головина, славился среди казаков своей жестокостью и упрямством. Сказывали, хотел он атаманом стать, но не заладилось. Ему мало кто верил.

– Ты, стало быть, Тимоха, из Крыма убег?

– Ты это знаешь.

– А сколько вас там было, в плену?

– Немного.

– И ты один сюды дошел?

– Как видишь.

Семен, загорелый дочерна, сутулый, но сильный как бык, все глазами его сверлил.

– Везучий ты. Не каждому такое удается.

– Так пришлось.

– А где Архипка, брат мой?

– Не было его с нами.

– Так и не было?

– Не было, говорю. Я с Игнатом там оказался. Но его убили…

– Игнат… – повторил Головин, словно имя это ему незнакомо совсем было. И потому не стоило о нем говорить. – А ты все же подумай, подумай. Где был Архип?

– Ты из-за этого меня связал?

– В степи его трупа не было, смекаешь? – Семен расхаживал перед ним, продолжая гнуть свою линию. – Значит, татары его увели собой. Как и тебя.

– Я его не видел.

– А я тебе вот что расскажу… – Головин нисколько не смущался упорством Медникова, принимая это как должное. – Вы бежали все вместе. Игнат, Архип и ты. Втроем. Дальше…

«Что он задумал?» – пронеслось в голове Тимофея. Такой сыск учинил, что и кромешникам не уступит. А те, как он помнил по рассказам бывалых людей, в таких делах толк знали.

– А дальше все просто. Игната, может, и правда убили татары, а ты убил Архипа.

– А зачем?

– В этом все и дело, – усмехнулся Семен, подводя к главному. – Ты о Степаниде не забыл часом?

– А Стешка тут каким боком? – удивился Тимофей.