Текст книги "Бриллиант для Слепого"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

В том, что Князев стащил камень не для кого-то, не по чьей-то просьбе, а для себя лично, Глеб был абсолютно уверен. Он не сомневался, что Князев вообразил себя царем.

– Боже мой, как это все интересно, – прошептал Глеб.

И тут его словно током ударило, даже пепел забыл стряхнуть, и серый сгоревший столбик упал с сигареты на джинсы.

– Боже мой, Боже мой, «Боже, царя храни...»! Музыкант, торговые ряды... Он будет там, он обязательно должен там появиться. И, может быть, он уже там появился. А если и не появился, то появится, потому что императорский гимн для него чрезвычайно важен, тем более в такой момент, почти судьбоносный. Ведь не для того, чтобы продать и заработать кучу денег, Князев похитил бриллиант. У этого типа была совершенно другая цель. Значит, он должен появиться там, просто обязан. Я бы на его месте... Ты бы на его месте никогда не оказался, – сам себе сказал Глеб, – у тебя с рассудком полный порядок, ты на эмоции не поддаешься, анализируешь факты. Ты кое-что знаешь о Князеве, составил его портрет, представляешь ход его мыслей. Или тебе кажется, что представляешь? Нет, не кажется, – заключил Глеб.

На этот раз он уже не просто ехал, а мчался стремительно и целенаправленно, однако правила не нарушал. Так ездят очень хорошие таксисты, которым пообещали заплатить, помимо счетчика, еще столько же, и нужно доставить клиента на вокзал, в роддом, аэропорт или казино. Глеб загнал «тойоту» во двор, быстро, глядя в зеркальце, приклеил усы, и с газетой в руках вышел из машины.

Темные очки, кепка, куртка, джинсы, кроссовки – Глеб совершенно преобразился. Сиверов подбежал к киоску, ткнул пальцем в первый попавшийся на глаза букет. Пока девушка заворачивала цветы, он осматривал торговый ряд через стекло.

Глеб держал в руках букет из трех гвоздик, изображая интеллигента, может быть, музыканта, ожидающего девушку, которой назначил свидание в переходе. Но девушки нет, возможно, она что-то перепутала, и поэтому ему приходится ее искать, бегая по всему торговому ряду, то и дело возвращаясь к прежнему месту.

Народу в это время здесь было много. Толпились, спешили. В первые минуты Глеб увидел благообразного вора-карманника, который со скучающим видом стоял напротив музыканта с флейтой. Парнишка не играл, никто ничего не заказывал. Он держал флейту и смотрел по сторонам. В футляре лежало несколько смятых бумажных купюр и горсть монет. Затем Фагот получил заказ – сыграть «Таганку». Сыграл, задумался.

Князев появился неожиданно, Глеб почувствовал его появление и резко повернул голову. У Князева было спокойное лицо, но складки на лбу выдавали волнение и глубокие переживания. Князев шел прямиком, не сворачивая. «Ну вот, – подумал Глеб, – брать его – не мое дело». Сиверов быстро позвонил Потапчуку, тот мгновенно снял трубку.

– Это я, – сказал Глеб. – Князев у Белорусского вокзала, в торговых рядах, я вижу его. Здесь полно милиции, я им сейчас скажу. Сам ничего делать не буду.

– Ты уверен, что это он? – спросил Потапчук. По шуму в телефонной трубке Глеб догадался – Потапчук сейчас в машине. Он услышал, как тот просит водителя развернуться, называя адрес, куда ехать.

– Ты уверен, что это он?

– Да, – сказал Глеб, отключая телефон. Он подбежал к милиционеру, тронул лейтенанта за плечо.

– Послушай, друг, – глядя в глаза лейтенанту, твердым голосом произнес Глеб. – Вы тут одного типа ищете...

Лейтенант насторожился. Он растерянно посмотрел на незнакомца с газетой и цветами в руках. Смущали черные защитные очки на глазах.

– Вы кто?

– Сотрудник ФСБ, – спокойно и твердо произнес Глеб, – Павел Молчанов. Сейчас вы должны задержать Князева, он здесь. Вон, идет, возле женщины в белом плаще. Видите? Только не так резко, спокойнее. И тут грянул гимн «Боже, царя храни».

Сиверов не стал ждать развязки. Он сел в серую «тойоту», сорвал приклеенные усы, тыльной стороной ладони провел по губам.

«Хорошо, что я не ношу усы, с ними у меня вид абсолютно глупый. На Папанова похож из фильма „Бриллиантовая рука“, когда тот играл роль таксиста, – Глеб посмотрел на часы. – Скоро приедут компаньоны Гусовского в его офис. Надо быть там. Успею. Если уж оторвали меня от бильярдного стола, то нужно использовать время с толком». Прикинув расстояние и время, Глеб жадно затянулся сигаретой.

***

На Малой Грузинской Князев поймал частное такси. Когда таксист спросил, куда везти, Николай Николаевич неопределенно махнул рукой, и таксист отжал сцепление. Темно-синее «пежо» неторопливо поехало по улице. На перекрестке водитель, взглянув на пассажира, осведомился:

– Правильно едем?

– Да-да, вперед.

– Прекрасно, – сказал водитель и произнес: – Надеюсь, деньги у вас есть?

– Есть, есть, поехали.

– Вы похожи на русского царя, – сказал водитель, не отрываясь от зеркальца, в котором отражалась голова Князева.

«А почему я не должен быть похожим на своего прадеда?» – подумал он и тут же услышал вой милицейской сирены.

Водитель «пежо» затормозил, прижался к тротуару, пропуская ментов. Князев втянул голову в плечи. Он попросил водителя остановиться через пару минут. Его приказ прозвучал неожиданно. Остановки в этом месте нигде не было, но водитель словно чувствовал, что от пассажира надо поскорее избавиться, иначе сделаешь себе же хуже. Он мгновенно прижался к тротуару.

Князев рассчитался, затем, не дожидаясь сдачи, выбрался из машины и торопливо зашагал по улице. Мелькали дома, машины, пешеходы. Когда Князев осмотрелся, то понял, что вновь оказался у Белорусского вокзала, но подошел к нему с другой стороны. «Торговые ряды. Цветы. Их много, как на свежей могиле. Скорее в толпу покупателей. Прикрыть лицо, втянуть голову в плечи, смотреть на витрины. Тут спокойнее, чем на Тверской».

Князев неторопливо двинулся вдоль торговых рядов. Он шел на звуки музыки, лившиеся из-под навеса. «Здесь я отдохну, послушаю музыку, а потом... Хотя, что гадать, будь что будет, ведь „все в руце Божией“, мой прадед говорил так».

Князев приближался к музыканту. Ему даже показалось, что он издалека видит свое отражение в черных стеклах очков музыканта. Тот играл, глядя прямо перед собой, длинные пальцы бегали по клавишам. Два братка в цепях и перстнях заказали музыканту «Мурку». Кто платит, тот и заказывает музыку, какая нравится. Братки платили, и музыкант играл по их заказу. Братки «перетерли» что-то между собой. Вернулись к музыканту. Никита сыграл «Таганку». Когда купюра упала в футляр от клавиш, Князев стоял, промокая усыпанный мелкими бисеринками пота высокий лоб с залысинами и на душе у него было спокойно. То ли от бесхитростных блатных песен, то ли от того, что здесь он чувствовал себя в относительной безопасности. Вновь выпрямился, расправил плечи.

Прозвучал последний аккорд «Таганки», и проход между рядами заполнил шум двигающихся людей. Шарканье, топот ног, разговоры, отдельные слова, звяканье, хлопанье открывающихся и закрывающихся дверей – все это давило на барабанные перепонки нещадно. И тут в спину ему грянул царский гимн «Боже, царя храни». Князев замер. «Судьба», – подумал он и двинулся к музыканту, уже ничего не замечая вокруг.

ГЛАВА 7

Так случается: проснешься и наперед знаешь, тебя ждет необычный день. Еще не знаешь, что случится, но мир уже немного изменился. То ли краски стали ярче, то ли девушки – красивее, то ли воздух сделался другим. Именно так почувствовал себя Никита Фагот, проснувшись этим утром.

С клавишами на плече и флейтой в руке он вышел из квартиры. Спускаться пришлось медленно, попросила свести во двор соседка, вредная старушка. На улице дело пошло быстрее. Никита хорошо усвоил науку Тихона – прохожие сами уступали ему дорогу.

Фагот любил торговые ряды у Белорусского вокзала за то, что движение здесь никогда не затихает. Здесь царил особый звук: в единый гул смешивались шарканье подошв, голоса, гул машин, проезжающих по улице.

Он играл уже два часа. В первой половине дня денег бросали немного, но за это время Фагот успевал войти в форму, ощутить сегодняшнее настроение города, угадать мелодию, которая придется по душе людям, не жалеющим расставаться с деньгами. Даже не открывая глаз, Фагот угадал появление Тихона. Старый вор, где бы он ни появлялся, всегда провоцировал изменение ситуации.

Тихон постоял, прислонившись к мраморной стене совсем рядом с Фаготом. Никто из прохожих ему пока не приглянулся, а на мелочевку размениваться он не хотел: лучше сделать один бросок, зато точный и прибыльный. Старый вор, как старый волк, – бережет силы, умеет затаиться и ждать, чтобы в одном коротком прыжке настичь жертву.

«Одна мелочевка, одни фраера расфуфыренные», – думал Тихон, скользя взглядом по идущим мимо людям.

Он с легкой брезгливостью посмотрел на двух милиционеров, разглядывающих витрины киоска.

«По мордам видно, менты покупать не привыкли, привыкли брать дармовое, ничем не рискуя, в наглую. А на ценники смотрят только для того, чтобы знать, сколько сэкономили». Тихон про себя подпевал Фаготу, когда мелодия была ему знакома.

Так прошел час, Тихон даже заскучал. Брови его поползли вверх, когда он увидел типчика, спускавшегося с крыльца цветочного магазина.

«У него явно не все дома», – подумал Тихон, разглядывая Николая Николаевича Князева.

Тот шел с видом человека, осужденного на вечные муки. Губы его беззвучно шевелились, то ли он читал молитву, то ли разговаривал сам с собой. Николай Николаевич то и дело бросал короткие взгляды по сторонам. «Чего он боится?» – подумал Тихон. И, наклонившись к Фаготу, спросил:

– Ты знаешь его?

– Кого?

– Опереточное пугало в полувоенном френче.

– Как зовут, не знаю, но пару раз видеть его приходилось, – тихо отвечал Никита, продолжая играть. – Прелюбопытный тип, только выглядит сегодня потерянным. -

– Он не всегда такой? – поинтересовался Тихон.

– Нет. Раньше пытался изображать из себя скалу.

– Так, – закусил губу Тихон.

– Если хотите, я его остановлю.

– Не крикнешь же ты ему «стой»?

– Я все умею, – улыбнулся Фагот.

– У него вид человека, которому впервые в жизни попала в руки штука баксов, и он страшно за нее боится.

– Значит, останавливаем?

– Попробуй. Посмотрю, как ты это сделаешь.

Никита положил пальцы на клавиши, выждал, когда Князев минует его и, выдвинув рычажок громкости до предела, врезал «Боже, царя храни». Даже невозмутимый Тихон вздрогнул от неожиданности.

Князев остановился. На мгновение его взгляд сделался осмысленным, он подошел к музыканту, замер, вытянувшись во фрунт. Тихон опытным взглядом прошелся по его одежде. Портмоне, по его разумению, лежало в боковом кармане френча, немного оттопыренном. Да и клапан был загнут.

Фагот играл самозабвенно, делая вид, что не замечает Князева, стоящего напротив него.

– Ты издалека почувствовал меня, – сказал человек, вообразивший себя императором, – значит, это правда.

Возле Фагота собрались люди. Тихон незаметно отошел в сторону. Князев весь светился от напряжения. Карманник аккуратно пробрался в первый ряд слушателей и оказался рядом с Николаем Николаевичем. Чуть качнулся, прикоснувшись тыльной стороной руки к карману френча. «Точно, портмоне», – мысленно улыбнулся он и без всякого труда ловким движением вытащил бумажник, придержав карман снизу.

Князев ничего не ощутил, и Тихон, постояв для приличия несколько секунд рядом, выскользнул из толпы. Опустошенное портмоне полетело в мусорную корзину. Тихон рисковал. К слушателям подошли два милиционера.

– Слышь, Петрович, по-моему, это точно он, – прошептал молодой милиционер седоусому старшине, – правильную наводку нам дали.

– Вот и я думаю, что он, – согласился Петрович, вперив взгляд в Князева.

Ориентировка, полученная нарядом, была коротка и лаконична: «Задержать человека, похожего на царя Николая Второго, одетого в полувоенный френч».

Молодой сержант поднес ко рту микрофон рации и шепотом сообщил, что разыскиваемый по наводке обнаружен ими, в торговых рядах у Белорусского вокзала. И многозначительно добавил:

– Видимо, будем брать.

– Ты к нему пробирайся, а я пойду к киоску, стану у лестницы, с нее единственный путь – перебежать дорогу.

Старшина Петрович отличался предусмотрительностью. Он не первый день ловил здесь мелких жуликов, воришек, цыган и беспаспортных кавказцев.

Заметив пробирающегося к нему сержанта с рацией, Князев тут же пригнулся, а затем бросился бегом к спасительной лестнице, в надежде перебежать улицу и укрыться в проходных дворах. Стоило ему взбежать на площадку лестницы, как перед ним тут же возник выскочивший из-за толстой бабы Петрович. Милиционер без лишних церемоний сгреб Князева в охапку, заломил ему руки за спину и ткнул лицом в стеклянную стену. Сержант подоспел вовремя и уже хлопал ладонями по бокам Князева, ища оружие или документы. Ничего с ходу не найдя, сержант ловко подсек ногу Князева.

– Стоять! Документы! – прорычал Петрович.

– Как ты обращаешься с государем? – надменно произнес Князев, пытаясь распрямить спину.

Петрович оторопел, но тут же совладал с собой и мгновенно защелкнул наручники на запястьях заведенных за спину рук задержанного. Только после этого он дал волю чувствам:

– Ты, мразь, еще огрызаться будешь? – и поднявшему было голову Князеву достался удар по шее.

Вблизи завыла милицейская сирена, народ, собравшийся возле Николая Николаевича, расступился. По проезжей части к киоскам бежала группа людей в штатском. Беззубая бабушка с авоськой, собирающая бутылки, заглянула в урну. На бутылки ей не повезло, зато она увидела портмоне с тисненой золотом монограммой. Даже звук милицейской сирены не смутил ее. Она запустила по локоть руку в урну, подхватила находку и бросила портмоне в свою грязную холщовую сумку.

– Никита, нам надо на время сменить обстановку, – сказал Тихон, тронув Фагота за плечо.

Клавиши и флейта остались под присмотром торговки цветами. Тихон и Фагот важно прошествовали мимо Князева и сотрудников милиции.

– Дважды не повезло мужику, – снисходительно проговорил вор.

– Почему дважды? Тихон многозначительно похлопал себя по нагрудному карману пиджака:

– Ты, Никита, не ошибся, он не пустой.

Постояв у газетного киоска, Тихон проводил сочувственным взглядом Князева, когда того заталкивали в машину. Николай что-то кричал по-французски.

– Неужели шпиона поймали? – осклабился вор и пошел в ближайший двор. – Но скорее всего – просто сумасшедшего.

Тихон Павлов и Фагот расположились на лавке. Вор предложил Фаготу купленное в киоске пиво и запакованный в полиэтилен бутерброд с красной икрой.

– Хорошо, что ментам не достался его лопатник, – Тихон вытащил из кармана соложенные пополам купюры.

Русских рублей было совсем мало – мелочь, которой хватило бы разве что на сигареты, зато горели зеленью пять сотенных купюр.

– За подсказку тебе полагается награда. Тихон вытащил одну сотенную купюру, засунул в нагрудный карман рубашки Фагота и только после этого заметил, что между купюрами затесалась какая-то казенная бумажка.

– Непорядок, – произнес Тихон. – От всех бумаг нужно избавляться, брать только деньги. Но раз уж она попала в мои руки, то посмотрим.

Он развернул бумажку, та оказалась квитанцией. Тихон хотел было сразу выбросить ее, но задумался.

– Что касается меня, – сказал он, – я не устаю утверждать: если менты повинтили, то обязательно ни за что. Но здесь дело касается других, поэтому полюбопытствуем, за что забрали мужика с усами и бородкой, любителя послушать «Боже царя храни»? Тихон развернул квитанцию на коленях. «Белорусский вокзал. Камера хранения. Одна единица», – прочел он.

– Если верить документу, сдал он туда свой багаж чуть меньше часа тому назад, – лукавая улыбка блуждала на губах вора. – Никита, как ты думаешь, стоит выбросить бумажку?

– Одна единица – звучит заманчиво, – сказал Фагот. – За что могли повинтить мужика?

– Он не из блатных, у него это на морде написано.

– Наркотики, деньги, оружие отпадают?

– Ты видел, как менты быстро прилетели? Его по ориентировке взяли. Значит – дело серьезное. Он москвич, ты его не первый раз тут видел. Зачем москвичу сдавать вещи в камеру хранения?

– Значит, дело серьезное, – согласился Никита.

– Менты допрашивать умеют, через пару часов мужик расколется, скажет, куда сдал багаж, и нас там уже ждать будут.

– В том-то и дело, Никита, у нас в запасе времени совсем ничего: или выбрасываем квитанцию, или сейчас же двигаем на Белорусский вокзал, благо, он рядом.

Фагот колебался, смотрел на то, как в пыли у их ног ползают маленькие черные муравьи. Им совсем не было дела до того, что происходит рядом. Однажды заведенный порядок продолжал для них существовать неукоснительно. Фагот поднялся. Тихон продолжал сидеть.

– Ты, наверное, забыл пословицу о том, что жадность фраера сгубила?

– Не жадность, а любопытство.

– От любопытства кошка сдохла, – вспомнил другую пословицу Тихон, но по его глазам было видно, ему самому нетерпится узнать, что же сдал в багаж странный мужчина.

– Мы ничем не рискуем, – говорил Тихон, когда они с Фаготом подходили к Белорусскому вокзалу. – В самом крайнем случае, если там устроена засада, всегда есть вариант сказать, что квитанцию мы нашли. Звучит, конечно, глупо, как объяснение пятиклассника, когда он говорит отцу, что пачку сигарет нашел в парке и положил в карман, но юридически к нему не подкопаешься.

– Ты собираешься получать багаж сам? – изумился Фагот.

– Нет. Лишняя предосторожность никогда не помешает.

Тихон подошел к киоску, купил бутылку пива и свернул с людного тротуара к зданию билетных касс. На ступеньках под часами сидело трое хмурых мужиков, густо заросших щетиной. Их загорелые до черноты лица и грязные руки не оставляли сомнений – бомжи, проведшие все лето на свежем воздухе. Тихон прищурился, выбрал из них самого чистого и поманил пальцем. Бомж мгновенно сорвался с места, подбежал к вору.

– Видишь пиво? – сказал Тихон.

– Хотелось бы не только видеть, – облизнулся бомж. Тихон поставил бутылку возле колонны и сказал:

– Работенка есть для тебя. Знаешь, где камера хранения?

– Конечно, – бомж кивнул.

– Вот тебе квитанция. Сходишь, получишь багаж, принесешь сюда, поставишь у колонны, заберешь пиво, – Тихон говорил спокойно – так, чтобы у бомжа не осталось и тени сомнения, что Тихону всего лишь лень идти в здание, спускаться в подвал. Бомж в мгновение ока исчез за стеклянной дверью.

– Он вернется с багажом? – спросил Фагот.

– Если бы я не был в этом уверен, то не давал бы ему квитанцию. Он не вернется только в том случае, если в камере хранения получит ящик водки, – Тихон оставил Никиту возле колонны, а сам вошел в здание вокзала и увидел, как бомж сбегает вниз к камере хранения.

Мужчина в синем халате, выдававший багаж, бережно провел ладонью по лысой голове, будто поправлял несуществующие волосы. Тронул торчавшую из кармана расческу. Вещи на хранение в последние годы сдавали не так уж часто, в основном пользовались автоматическими камерами. Сюда же несли лишь то, что не могло вместиться в стандартную ячейку: матерчатые сумки челноков-мешочников, огромные чемоданы, коробки с телевизорами. Хранитель багажа неприязненно посмотрел на бомжа, появившегося перед барьером.

– Бесплатного сортира здесь нет, – беззлобно заметил он.

Бомж моргнул сразу двумя глазами, будто приглашал мужчину в синем халате к соучастию в преступлении:

– Мне багаж надо получить по квитанции, – квитанция легла на стойку. Мужчина разгладил ее, внимательно прочел:

– Как твоя фамилия?

– Петров.

– А написано что?

– Князев, – не очень уверенно прочел бомж. Хранитель отлично помнил мужчину, сдававшего на хранение рыжий портфель: такой вполне мог уместиться в автоматической камере хранения. По большому счету, его вообще не стоило сдавать. Даже если мужчина приезжий, портфель – небольшая обуза при ходьбе по городу. Бомж растерялся:

– Это не я сдавал, – честно признался он, – мужик один попросил на улице, говорит, забери багаж, пивом обещал угостить.

– Какой мужик?

– Высокий такой, видный, – не без гордости сообщил бомж.

То, что бомж не стал юлить, успокоило лысого дежурного по камере хранения. В конце концов, в его обязанности не входит проводить дознание, откуда у бомжа взялась квитанция на багаж. Он, даже не сверяя номер, отыскал рыжий портфель, легко снял его с полки и поставил на стойку.

– Распишись.

Бомж черкнул что-то невнятное и только хотел взяться за ручку, как отставной военный строго спросил у него:

– Что в портфеле?

– Что, что... Как всегда... – начал заикаться бомж. – Откуда мне знать? Не я его сдавал, не мой портфель, – и тут же принялся просить: – Если я портфель не принесу, мне пива не дадут, а похмелиться хочется. Дежурный все еще сомневался, не убирал руку с портфеля.

– Ты же мужик, понять меня должен, похмелиться надо... – привел убийственный аргумент бомж, и тот подействовал: портфель перекочевал от одного края стойки к другому.

Бомж, светясь от радости, юркнул в коридор и немного притормозил. В портфеле вполне мог оказаться и бумажник. Вытащить пару купюр – дело плевое. Хозяин не заметит. Он присел на корточки, портфель поставил перед собой. Не успели щелкнуть замочки, как бомж вздрогнул, почувствовав, что кто-то стоит у него за спиной. Он медленно обернулся через плечо, и его нижняя челюсть отвисла: Тихон, склонив голову к плечу, спокойно созерцал перепуганного бомжа.

– Я, это... шнурок завязать хотел... – он принялся шарить пальцами по прохудившимся кроссовкам на липучках.

– Были бы у тебя шнурки, повесил бы тебя на них.

Тихон брезгливо толкнул бомжа ногой в бок. Тот, ойкнув, сел задом на холодный бетонный пол. Встретившись взглядом с Тихоном, бомж понял, что еще хорошо отделался, начни он возмущаться, Тихон мог и прикончить его. С готовностью бомж схватил портфель и двумя руками протянул его Тихону.

– Держите ваши вещи, все в целости и сохранности. Тихон медленно поднимался по лестнице. Бомж нагнал его на выходе из здания.

– Господин хороший, черт меня попутал! Не хотел я, посмотрел бы и закрыл. Пива уж больно хочется.

Тихон шел, не останавливаясь, бомж нарезал возле него круги, заискивающе улыбался, заглядывал в глаза снизу вверх.

– Я-то что, я ничего...

Фагот ждал Тихона у колонны, возле основания которой примостилась бутылка холодного пива.

– Пива захотел? – сочувственно поинтересовался Тихон.

– Его самого, – сглотнул слюну бомж.

Вор взял бутылку за горлышко и с размаху опустил на край литой чугунной урны. Высвобожденное пиво мгновенно вспенилось и залило мятые газеты.

– Слижешь. Ты же не брезгливый? Бомж остался стоять у урны с открытым ртом. Глаза его туманила неземная тоска. Портфель был совсем не тяжелый. Один его конец раздут, второй почти плоский.

– Чем меньше багаж, тем выше его ценность, – говорил Тихон, ведя Фагота к привокзальному скверику.

– Что там?

– Не спеши, имей терпение.

Тихон сел на лавочку, поддернул брюки на коленях. Портфель стоял между ним и Никитой.

– Угадай с трех раз, что там?

– Деньги.

– Какие?

– Левые, за наркотики расплатиться.

– Так бывает только в фильмах, хотя я не исключаю и такого варианта. Еще какие есть предположения?

– Оружие для наемного убийцы.

– Только последний идиот или сумасшедший станет сдавать пистолет в камеру хранения. Железа в портфеле нет, он легкий. И третье предположение?

– Наркотики.

– Это предположение мне кажется самым правдоподобным, судя по весу портфеля: уж больно он узкий.

Прямо перед лавкой, ничуть не боясь сидевших на ней людей, четыре голубя терзали основательно подсохшую булочку.

Тихон щелкнул замками, открыл портфель. Никита еще не видел, что внутри, но по лицу вора понял: ни одно из трех предположений не подходит. Придерживая пальцами за края крышки, Тихон извлек из портфеля стеклянную банку, до половины налитую водой.

– Бесцветная жидкость, похожая на воду, – так бы написали в протоколе тупые менты, – произнес Тихон.

– Может, наркотик какой-нибудь, героин?

– Ты когда-нибудь видел героин? – усмехнулся Тихон. – Так вот, он совсем другого цвета. Такое чувство, что над нами просто посмеялись.

Он поставил банку на лавку, снял полиэтиленовую крышку, осторожно, как учат этому в школьном учебнике химии, понюхал, подгоняя воздух ладонью к носу.

– Запаха никакого. Надеюсь, это не отрава.

– Террористы решили отравить городской водозабор? – засмеялся Фагот.

– Насчет отравы мы сейчас узнаем. Гули-гули-гули, – стал подзывать вор голубей.

Те на время прекратили терзать булочку и уставились на Тихона. Он сел на корточки и стал тонкой струйкой поливать из банки сухую булку. Голуби выклевали в ней глубокую лунку, и жидкость быстро размочила середину. С банкой в руках Тихон сидел и смотрел на голубей, клевавших хлебный мякиш. Крошки разлетались во все стороны, дело у пернатых спорилось. Прошло пять минут, но они выглядели вполне живыми и довольными жизнью.

– Вода. Самая обыкновенная вода, – сказал Тихон, картинно поднимая руку и переворачивая банку. В банке что-то звякнуло и вместе с потоком воды на асфальт упал крупный, с небольшую сливу, ограненный камень. Он лежал на черном мокром пятне и сверкал в лучах осеннего солнца. Капельки воды, застывшие на нем, искрились.

– Ты сам видел, его там не было, – удивленно произнес Тихон и покосился на парочку влюбленных, расположившихся на соседней лавке. Те живо заинтересовались камнем, лежавшим на мокром асфальте. Тихон нагнулся, подхватил его и на ладони продемонстрировал Фаготу.

– Что это такое?

– Да уж не алмаз, наверное. Таких огромных бриллиантов в природе не бывает. Какая-нибудь дурацкая подделка из стекла. Пальцы Тихона сами собой сжимались, чтобы прикрыть камень от посторонних глаз.

– Но все же... – сказал он, одергивая рукав и обнажая часы. Камень со скрежетом прошел по краю часового стекла, оставив за собой четкую бороздку, при этом сам ничуть не пострадал.

– Наверное, искусственный, – сказал Никита. – Я слыхал, что научились выращивать огромные кристаллы. Тихон сидел, задумчиво глядя на ограненный камень в своем кулаке.

– Не может быть, но есть, – сказал он.

– Ерунда.

– Мужика, однако, повинтили, – напомнил Тихон. Голуби тем временем весело растаскивали на части размокшую от воды булочку.

– Точно, не отрава, смотри, – Тихон взял тросточку и попытался дотянуться до голубей. – Им от нашего угощения даже любви захотелось.

– Не мешайте, – усмехнулся Никита.

– Нет, пусть занимаются сексом как хотят, но не где хотят. Дети все-таки в сквере гуляют. Что мне с ним теперь делать? – Тихон высоко подбросил камень и лишь в последний момент подставил руку, чтобы его поймать. – Выбросить, что ли? Хотя нет, есть он не просит, пусть полежит у меня в кармане. В любом случае нужно обратиться к специалисту. Если ты простыл, можно полечить горло и самому, но если случилось что-нибудь серьезное... – и Тихон взвесил в ладони камень. – Аппендицит сам себе не вырежешь, хотя я знавал на зоне одного придурка, бывшего медика, который попытался сам себе вырезать аппендицит. Сдох, так его и не откачали.

– Почему он сам решил себя оперировать?

– Боялся, что его зарежут.