Текст книги "Горячая тень Афгана"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

15

– Идите за мной! – прошептал он. – Выбрали же вы место…

Мои глаза еще не привыкли к темноте настолько, чтобы я мог отчетливо видеть Гурьева, как наверняка видел он меня. Черное пятно, каким он казался мне, двинулось куда-то через заросли кустарника. Одному богу известно, как он ориентировался в полном мраке, и, чтобы не потерять его, я схватил Гурьева за плечо.

Мы спустились в какой-то овражек или промоину, плотно заросшую колючими худосочными деревьями, которые нещадно царапали кожу и цеплялись за одежду. Гурьев сел на землю, потянул меня за штанину. Только сейчас я стал различать отдельные черты его лица и одежду. На нем был темный спортивный костюм и вязаная шапочка.

– Ну вот, – прошептал он. – Здесь намного спокойнее, хотя и не совсем безопасно для здоровья. Но, как говорится, когда рубят голову, не плачут по волосам.

– Что вы имеете в виду?

– В эту яму мы сливаем всевозможные отходы, в том числе соляную кислоту и реактивы, содержащие ртуть. Зато охранники стараются держаться подальше от этого места… Простите, я до сих пор не знаю, как вас зовут?

– Кирилл.

– Кирилл, – повторил он, словно прислушиваясь, как звучит имя на слух. – Что ж вы, Кирилл, такой неосторожный? С ума сошли, что ли – записки перекидывать через границу поста? Эти парни могут выстрелить без предупреждения и на поражение.

– Это был единственный шанс как-то связаться с вами.

– Ну, это вам так кажется. Есть много вариантов. Дождались бы, например, когда вас поставят в производственный цех – там бы мы могли незаметно перекинуться несколькими фразами.

– Вы считаете, что я приехал сюда надолго?

– А вы думаете, что через неделю вас отпустят?.. Эх, дорогой мой! Когда мы встретились с вами в самолете и я стал жаловаться вам, что вынужден подписаться под драконовскими условиями, то даже не предполагал, что ждет меня здесь… Чувствуете резкий запах?.. Это то, о чем я вам говорил. Но не волнуйтесь, это не смертельно. Старайтесь дышать ртом.

– Чем вы здесь занимаетесь?

– Производим героин высочайшего качества! Возрождаем, так сказать, отечественную фармакологию, – он усмехнулся. – А вы давно здесь? И вообще – как вы сюда попали? Если не ошибаюсь, вы собирались служить в армии.

– Планы изменились, – ответил я уклончиво.

– Ну да, конечно, – задумчиво произнес Гурьев. – План не догма, а руководство к действию.

Он замолчал, задумавшись о чем-то своем. Я понял: он насторожился, не зная, можно ли доверять мне, потому как мое появление в зоне, в самом деле, выглядело достаточно странно.

– Анатолий Александрович, – сказал я, опустив – ладонь ему на плечо, но Гурьев не дал договорить:

– Вы помните, как меня зовут?

– У меня хорошая память. Это профессиональное качество.

– Так кто же вы на самом деле, загадочный Кирилл?

– Можете считать, что я работаю на службу безопасности в отделе борьбы с наркобизнесом.

– Ежели это в самом деле так, – ответил Гурьев, – то вы попали в самую «десяточку».

– Ошибаетесь, – поправил я его. – Это – не «десяточка». И даже не «восьмерочка».

– А что ж в таком случае «десяточка»? – удивился Гурьев.

– Руководящее звено, у которого в руках связи, деньги и власть.

Гурьев усмехнулся.

– Вот вы куда нацелили! Но мне кажется, что вы никогда не доберетесь до таких вершин. Вы сказали – звено. Но зона – не звено в том смысле, как мы привыкли это понимать. Это остров в океане, а все связи с большой землей такие призрачные и невидимые, что вам вряд ли удастся их нащупать.

– Почему вы так решили?

– Потому что отсюда невозможно уйти, следовательно, и проследить связи.

– Но я же смог проникнуть сюда.

– Вы говорите о совершенно разных вещах. В концлагерь попасть всегда проще простого. А выйти живым – почти невозможно. Я боюсь думать о будущем. Договор будет действовать в течение девяти месяцев, и даже если предположить, что я выдержу это время, то кто гарантирует мне свободу и безопасность в дальнейшем?

– Вы сказали, что занимаетесь производством героина. Вы прослеживаете весь производственный цикл?

– Что вы, Кирилл! Я сижу, так сказать, на выходе, на приемке порошка, и моя задача – контроль качества, чтобы не допустить бракованной партии или наркотика низкого качества. Но даже если я предстану перед судом, то не смогу доказать, что имел дело с героином.

– Я вас не совсем понимаю. Вы сомневаетесь, что производите наркотик?

– Ничуть! Не умаляйте мой профессионализм, я все-таки химик и имею ученую степень. Я говорю вам с точки зрения судопроизводства. Все мы вместе – химики и охранка – легко докажем суду, что занимались производством героина, потому что обрисуем цельный производственный цикл. Кто-то расскажет о доставке сырья, кто-то – о его первичной обработке, кто-то – о первичной очистке, следующий – о гидролизе, пятый – о синтезе, я – о проверке качества, и так далее. Понимаете? Но каждый в отдельности не скажет ничего.

– Неужели так трудно доказать, что вы проверяете качество не зубного порошка, а героина?

– Трудно, мой дорогой, а точнее – почти невозможно. Это только я знаю, что в стальную посудину из форсунки сыплется героин. Но судья этого ведь не видел! Нужна независимая экспертиза, химический анализ, порошок нужно взять, так сказать, на месте выработки – при свидетелях.

– По-моему, вы все усложняете.

– Нет, это вы упрощаете.

– Но разве вы сидите один на приемке?

– Представьте себе, один.

– Сутки напролет?

– Нет, не сутки, а восемь часов. Затем меня сменяет другой контролер. Всего нас двое.

– Вот вы вдвоем и можете доказать, что сидели на приемке героина.

– Вам покажется это невероятным, но мы никогда не видели друг друга и вряд ли когда увидим. На производстве – две смены, и каждая смена живет в отдельных модулях, отдельно питается, отдыхает и идет на рабочие места своим маршрутом. Контактов химиков с охранкой, чтобы доказать единый процесс производства, обеспечения безопасности и транспортировки наркотиков, насколько вы уже поняли, нет. Охранка, как нетрудно догадаться, тоже разрознена на мелкие группы. Вот, к примеру, вас, как новичка, сначала поставят на какой-нибудь выносной пост. Вы будете поднимать и опускать шлагбаум и проверять пропуска. Что вы сможете потом доказать? Тысячи фирм имеют свои охраны и контрольно-пропускные пункты. Наличие службы безопасности вовсе не говорит о криминале и преступном бизнесе.

– Я не совсем вас понимаю, Анатолий Александрович, – прервал я химика. – Кажется, вы изо всех сил стараетесь убедить меня в том, что мне совершенно нечего здесь делать.

– Господь с вами, Кирилл! Я просто поясняю вам ситуацию. Неужели вы не поняли, что я ваш союзник? Рядом со мной работают разные люди. Многим из них совершенно наплевать на то, что именно они производят, – главное, что им платят большие деньги. Я же не могу опуститься до того уровня, где меркантильные цели перекрывают мораль. Я ученый, а не наркодел, вся моя жизнь до недавнего времени была посвящена здоровью людей, а не наоборот. Но пока я не вижу пути, как выбраться отсюда и развалить этот заводик по производству отравы, и потому вынужден работать на мафию… Тсс! Вы слышите?

Я прислушался. Откуда-то сверху доносились равномерные шаги. Двое или трое людей медленно шли по асфальтовой дорожке.

– Это охранка?

– Вряд ли, – так же, шепотом, ответил Гурьев. – По этой дорожке ни патрули, ни часовые не ходят. Она ведет к сырьевым боксам и к гробовому цеху.

– К какому цеху?!

– Это мы, химики, так называем его между собой. Там бригада рабочих клепает цинковые гробы для миротворческих сил. Реальный оборонный заказ. Этими гробами, мне кажется, производство наркотиков и прикрывается… Куда вы, сумасшедший?!

Хватаясь руками за траву и ветви кустарника, я осторожно полез наверх, медленно приподнял голову над краем ямы. Метрах в двадцати от меня, залитая бледным светом неоновых фонарей, блестела дорожка. По ней шли двое, и я без труда узнал их: Рэд и охранник, который расквасил мне сегодня нос. Рука командира группы лежала на плече парня; он о чем-то негромко говорил ему, но до меня доносилось лишь невнятное бормотание.

«Конфликт исчерпан?» – с удивлением подумал я. Рэд казался спокойным, двигался расслабленно, вразвалочку, как бывает после ста граммов. Когда у человека из-под носа уводят автомат, так себя не ведут. Значит, он даже не заглядывал в канцелярию.

Они прошли до конца дорожки и остановились перед металлической дверью. Стоя друг против друга, еще минуты три выясняли отношения. Рэд сунул руку в карман, что-то вытащил, возможно, ключи, и стал ковыряться в двери. Ему не хватало света, и он попросил охранника посветить спичками. Дрожащий на слабом ветру огонек на мгновение выхватил из темноты их лица. Тихо скрипнула дверь. Рэд распахнул ее шире и сделал рукой жест, предлагая охраннику войти во дворик, а сам опустил руку с ключами в задний карман брюк. Охранник зашел, сразу утонув в плотной тени. В это же мгновение Рэд плавно взмахнул рукой, будто хотел коснуться затылка охранника указательным пальцем. Я не сразу заметил в его руке пистолет. Приглушенно щелкнул выстрел. Охранника толкнуло вперед, он упал на асфальт лицом вниз и замер.

Неторопливым движением Рэд спрятал пистолет с массивной насадкой на стволе, вышел со двора, прикрыл дверь и запер ее на замок.

Я оглянулся. Гурьев на корточках поднимался ко мне.

– Что вы здесь застряли? – шепотом спросил он.

Пришлось прижать его голову к земле – Рэд в это время уже сунул ключи в карман, достал сигареты и, глядя прямо в нашу сторону, вытаскивал из коробка спичку.

– Он только что пристрелил одного нашего охранника, – одними губами ответил я. – Не высовывайтесь, ради бога!

Рэд чиркнул спичкой, прикурил, посмотрел по сторонам, повернулся и медленно пошел в сторону модулей охранников. Удобнее момента нельзя было и придумать – глаза Рэда, ослепленные огнем спички, некоторое время уже не могли видеть в темноте столь отчетливо.

Низко пригнувшись, я выскочил из укрытия и беззвучно побежал к Рэду, спокойно идущему по дорожке. Когда нас разделяло не больше трех шагов, я, уподобляясь его тени и сдерживая дыхание, стал идти в такт его шагам, быстро сокращая расстояние и вытаскивая из-за пояса автомат, который уже успел содрать мне кожу на спине. Звякнул карабин на ремне, Рэд не мог не услышать этого звука, остановился, словно налетел на невидимое препятствие, но обернуться не успел. Я приставил к его бритому затылку холодный ствол и прошептал:

– И часто ты так расправляешься со своими подчиненными? Руки за голову!

Упреждая возможную попытку Рэда вытащить из-за пояса пистолет, я провел ладонью по его спине и нащупал оружие. Массивный «магнум» с глушителем я взял в левую руку и ткнул стволом в спину.

– Достань ключи и брось их под ноги! – приказал я.

– Ты кто? – спросил Рэд, медленно опуская руку в карман.

– Сейчас узнаешь.

Звякнув, связка ключей упала у ботинка Рэда.

– Шаг вперед!

Он шагнул. Чтобы поднять ключи, мне пришлось сунуть пистолет за ремень. Когда я присел, Рэд стал медленно опускать руки.

– Руки на место! – сказал я, водя ладонью по асфальту и на ощупь отыскивая ключи.

Я был в очень неудобном положении – отбить автомат в сторону и свалить меня на землю ударом ноги смог бы даже неопытный человек, но Рэд не захотел рисковать понапрасну. Он снова завел руки за голову, но предупредил:

– Ты все это зря делаешь. Повсюду посты и телекамеры.

– Молчать, – приказал я, выпрямляясь и снова касаясь стволом автомата его затылка. – Иди к кустам!

Рэд медленно повернулся и, узнав меня, приоткрыл рот.

– Кого я вижу! Что это с тобой, браток? Ты не пьян? Не кололся?

Пришлось мне слегка двинуть автоматом по его голове, чтобы убедить в том, что я не пьян и не кололся. Рэд замолчал, лишь громко засопел и пошел к кустам. На краю ямы он остановился и повернул голову, как бы вопрошая – куда дальше?

– Вниз!

Он стал спускаться. Вдруг случайно или нарочно поскользнулся на влажном грунте, сел на задницу и съехал вниз, ломая под собой ветки. Я мысленно выругался, прыгнул к Рэду, который сидел на земле, по-прежнему не опуская рук, схватил его за ворот и заставил заглянуть в ствол автомата.

– Какой ты, однако, неосторожный, – прошептал я. – А не подумал о том, что у меня могут не выдержать нервы и я нечаянно пристрелю тебя?.. Гурьев! – позвал я, озираясь вокруг. – Гурьев, где вы, черт вас подери!

– Да-да, Кирилл! Иду! – услышал я голос химика и увидел его темный контур на фоне зарослей. – Я смотрел, нет ли кого поблизости… А ловко вы сработали, – стал он хвалить меня, хотя в данный момент я меньше всего нуждался в похвале и вообще какой-либо оценке своей деятельности.

– Возьмите пистолет, – сказал я химику и протянул ему «магнум».

– Ого, тяжелая штучка, – не совсем искренне удивился он. – Послушайте, но я все-таки до сих пор не понимаю, что вы задумали?

– Вы очень громко говорите… Нарвите травы.

– Что?!

– Травы нарвите, черт возьми! – едва не взорвался я. – Что вы переспрашиваете по сто раз?

Пока химик с недовольным бормотанием копошился в темноте у моих ног, я заставил Рэда подняться на ноги и подвел его к стволу дерева.

– Я хочу тебя предупредить, – сказал Рэд, глядя на то, как я снимаю с себя ремень и сворачиваю его петлей. – Ничего у тебя не получится. И все твои старания напрасны. В принципе, ты уже покойник. Но если ты поведешь себя благоразумно, то я постараюсь тебе помочь.

– Заткнись, – посоветовал я, крепко связывая руки Рэда, заведенные за ствол дерева.

– Через пять минут мне в канцелярию должен звонить комендант лагеря, – привел Рэд новый аргумент. – Если я не возьму трубку, он объявит тревогу.

– Вы знаете, Кирилл, – отозвался из темноты Гурьев, – мне кажется, что к его словам следовало бы прислушаться.

– Вам очень страшно? – поинтересовался я у химика.

– Не в страхе дело… Хватит? – Он протянул мне охапку сухой травы.

– Вполне! – Я взял траву в горсть, сколько смог ухватить, и поднес к лицу Рэда. – Рот открой!

Он подчинился лишь только после того, как я ударил его стволом по губам. Рэд предпочел иметь во рту кляп из соломы, чем не иметь зубов. Я заталкивал ему в рот траву большим пальцем, командир группы хрипел, стонал, пытался вытолкнуть ее языком или укусить меня, и мне в целях собственной безопасности пришлось вставить ствол ему между зубов. Когда рот был набит травой настолько плотно, что Рэд не мог даже слегка пошевелить челюстью, я снял с него портупею и, накинув ее на кляп, как уздечку, связал узлом на затылке.

Недолгая борьба со мной утомила Рэда, и он уже стоял спокойно, только вращал зрачками, и во мраке, усиленном тенью от кроны дерева, блестели два глазных белка.

– Анатолий Александрович, – шепнул я Гурьеву. – Давайте на минуту продолжим нашу беседу.

Мы отошли на несколько метров – настолько, чтобы Рэд не мог нас подслушать. Когда его силуэт растаял в темноте, мной овладело странное ощущение, будто я очень слабо привязал его и этот человек через минуту-другую бросится на меня и вцепится сильными пальцами в горло.

– Скажите мне однозначно, – сказал я, озираясь по сторонам. – Вы со мной или нет?

– То есть? – переспросил Гурьев, хотя я был уверен, что он прекрасно меня понял.

– Зачем вы переспрашиваете?

– А вы извольте излагать свои мысли ясно и четко.

– Я хочу выйти отсюда. Живым. И помочь выбраться вам. Заодно выяснить, какой машиной, в какой таре увозится порошок.

– А прихватить с собой парочку килограммов героина не желаете? – иронически хмыкнул Гурьев. – А вы, оказывается, довольно наивный человек.

– Я повторяю свой вопрос. Вы идете со мной или остаетесь?

– Ну, допустим, иду. Но как вы намерены перескочить через забор? Проволока, которая протянута поверх него, между прочим, под напряжением.

– Давайте сейчас воздержимся от вопросов, ответить на которые я пока не могу, и поторопимся.

– Ну, хорошо, хорошо, – нервно ответил Гурьев. – Ведите!

– Надеюсь, пистолетом вы умеете пользоваться?.. Идите за мной, старайтесь не шуметь и делайте только то, что я вам скажу. Договорились?

– Вы затянули свой инструктаж.

Я покачал головой и, закинув автомат за спину, стал снова выбираться из ямы. Из-за ломаного среза далекой горы, которая, казалось, выточена из темно-синего хрусталя, показалась желтая луна, и от кустов на асфальт легли плотные тени, напоминающие взвод стрелков, лежащих на дорожке, как шпалы. Я долго не решался полностью выбраться из своего укрытия, и несколько минут вслушивался в ночные шорохи.

16

– Ну, что вы там застряли? – поторопил меня Гурьев.

«Он смелый или просто глупый?» – мимоходом подумал я, вставая на ноги, но не выпрямляясь в полный рост, обернулся, махнул ему рукой и показал на двери сырьевой зоны.

Гурьев бегать не умел и, неуклюже пригибая плечи к земле, тяжело побежал за мной. У дверей, пока я искал замочную скважину, он часто и шумно дышал, держался за сердце и вытирал со лба пот.

– Куда вы дели пистолет? – шепнул я, с трудом проворачивая ключ в замке.

Химик показал на карман брюк – оттопыренный, будто там была спрятана бутылка, которую мы намеревались распить в темной подворотне. Я медленно отворил железную дверь. Она не скрипнула. Я подтолкнул Гурьева, зашел следом за ним во дворик и закрыл замок изнутри.

– Осторожнее, не наступите! – предупредил я его, показывая на темный продолговатый предмет, лежащий на асфальте.

Химик вовсе не испытывал патологического ужаса к трупам и даже присел возле него, рассматривая изуродованную пулей голову, увязнувшую в клейкой крови. Мне пришлось едва ли не насильно оттаскивать его в сторону.

– Послушайте, сейчас не время любоваться покойником… Вы говорили, что это сырьевые боксы? Не знаете, есть ли здесь охранка?

Гурьев отрицательно покачал головой.

– Нет, ни разу не видел. Соломку привозят сюда мешками на военных грузовиках, и она сразу же идет в переработку.

– Ее здесь перерабатывают? – Я показал на приземистый ангар, покрытый серебристым листовым железом.

– Да. По-моему, ее размалывают, и она по конвейерной ленте поступает в производственный цех. Сырье никогда долго не хранится в боксе, поэтому здесь нечего охранять.

– А кто обычно занимается помолом? Химики?

– Нет, рабочие. В основном они занимаются строительством и уборкой территории, а как приходит машина с соломкой, кого-то из них ставят на помол.

Я подошел к двери бокса, провел по ней рукой. Навесной амбарный замок. Задача для первоклассника.

– Скажите, Анатолий Александрович, а производственный корпус охраняется?

– А вы думали, нет? – Гурьев подошел ближе и выразительно посмотрел мне в глаза. – Кирилл, вы очень рискуете. Ситуацию всегда надо оценивать адекватно. Забудьте о производственном корпусе. Три четверти всей охранки пасут его круглые сутки. Они вооружены снайперскими винтовками с ночными прицелами.

– И внутри?

– Что – внутри?

– Внутри есть охранка?

– На ночь все цеха опечатываются, ставится сигнализация, и все двери корпуса запираются на замки. Но проблема не в замках. Вы не успеете даже шага сделать по производственной зоне, как станете покойником.

– Вы опять говорите слишком громко.

– А вы говорите слишком наивные вещи.

– Послушайте, Гурьев, – сказал я, приблизившись к химику едва ли не вплотную. – При всем своем врожденном оптимизме я могу дать не больше одного шанса из десяти, что мы сумеем выбраться отсюда живыми. Я отлично понимаю, какому риску мы подвергаемся. Но другого выхода нет ни у меня, ни у вас. Вы проработаете здесь еще месяц, два, ну пусть полгода. Но все это рано или поздно кончится. Ваши хозяева переведут последний доллар на зарубежные счета, после чего устроят вам всем – химикам и охранке – красивую и быструю смерть, а комплекс взорвут, подожгут и сровняют его с землей. Вы это понимаете?

По глазам Гурьева, в которых отражалась круглоликая луна, мне стало ясно, что он не совсем верил в то, что я ему говорил. Я сплюнул, подавляя в себе желание выругаться, подошел к пожарному щиту, снял с него традиционно красный ломик.

– Безумец, – прошептал Гурьев.

– Если вы струсили, – сказал я, заталкивая ломик под замок, – то еще не поздно вернуться. Осторожно пройдете по дорожке до ямы, затем… – я потянул ломик на себя. Замок скрипнул, но выдержал первую атаку. – Затем доползете до забора. Подождете, пока охранник встанет к вам спиной, и перелезете на свою родную территорию. Только не забудьте вернуть мне пистолет.

Я затолкал ломик поглубже, надавил на него всем телом. Ушко замка лопнуло с коротким щелчком.

– Вы хотите меня унизить? – спросил Гурьев, поднимая замок с асфальта и кидая его в траву.

– А вам не кажется, что сейчас не время выяснять отношения? – грубо ответил я. – Сейчас надо только принимать решения и выполнять их… Возьмите ломик и суньте его себе за пояс.

– Зачем он нам нужен?

– Я не уверен, что это последняя дверь, которую нам придется сегодня взламывать.

Мы вдвоем взялись за дверь, которая оказалась достаточно тяжелой и двигалась на петлях с большим трудом, открыли ее ровно настолько, чтобы можно было протиснуться в образовавшуюся щель. Я отошел на пол шага, давая понять Гурьеву, что жду от него последнего решения. Из черной щели тянуло приятным запахом свежих древесных опилок, скошенной травы.

Гурьев помедлил, усмехнулся и первым вошел в проем. Я шагнул в темноту следом и, насколько мог плотно, закрыл за собой дверь и стал шарить рукой по стене.

– Вы что ищете? – спросил химик.

– Рубильник.

– Не сходите с ума, Кирилл! Какой может быть свет? Сюда тотчас примчится дежурная рота и превратит этот бокс вместе с нами в дуршлаг.

– Я осмотрел его снаружи. Здесь нет окон. А без света мы здесь до утра будем тыкаться по всем углам, как слепые котята.

– Ну, ладно, ладно! – нервно оборвал меня Гурьев. – Поступайте, как знаете. Вы же считаете себя очень умным, вы же борец, куда мне против вас.

– Анатолий Александрович, не могу поверить, что вы оказались таким ворчуном! – сказал я, нащупав пластмассовую коробку рубильника, и надавил пальцем на цилиндрическую кнопку. – Первое впечатление было несколько иным…

Господи, а разговоров-то было сколько! В дальнем углу цеха загорелась одна-единственная тусклая лампочка, и ее света с трудом хватило на то, чтобы рассмотреть все помещение. Наполовину оно было пустым, на пыльном бетонном полу, словно гигантские черви, извивались следы от колес грузовиков, по сторонам, у наклоненных стен, лежали мешки, замасленные канистры, ржавые мосты, покрышки, радиаторы и прочие детали – похоже, что этот бокс использовался также в качестве авторемонтной мастерской. В дальней части стоял агрегат, чем-то напоминающий типографский станок. Основной частью его был внушительных размеров котел, висящий в двух метрах над полом, днище котла плавно переходило в медную трубу и терялось среди деталей и опор агрегата.

Я подошел к этой странной мельнице, встал на подножку, провел ладонью по внутренней поверхности котла.

– Трава! – сказал я, сдувая опилки. Под полусферическим потолком звонко отозвалось эхо.

– Было бы странно, если бы вы нашли здесь муку, – ответил Гурьев, косясь на агрегат. – И что вы намерены делать дальше?

Я подпрыгнул, ухватился руками за край котла, подтянулся и влез в него. Гурьев, поджав тонкие губы, наблюдал за мной.

– Не думаю, что администрация очень обрадуется, когда найдет в наркотическом порошке ваши кости и волосы, – мрачно пошутил он.

Устройство машины было настолько элементарным, что на изучение ее я потратил не больше трех минут. Котел, вращаясь по оси, отсеивал крупные элементы от мелких и поочередно подставлял их под ножи, которые проводили грубую рубку. До этих ножей, очень напоминающих гильотину, я добрался по внутренней части трубы. В рабочем состоянии ножи опускались попеременно, чередуясь друг с другом. Сейчас они застыли в том положении, когда один нож был опущен вниз и наглухо перекрывал дальнейший путь сырья, а второй был поднят вверх максимально. Я постучал по гигантскому лезвию ногой и полез обратно. Когда моя голова показалась над срезом котла, Гурьев недовольно чмокнул губами.

– И ради того, чтобы полазить по этой машине, вы и затеяли всю эту рискованную ночную прогулку?

Я перевернулся через край и спрыгнул на пол.

– Вы нигде здесь не заметили пусковой кнопки?

– Что?! Пусковой кнопки? Вы хотите запустить машину?

– Вы догадливы.

– Кирилл, может, будет достаточно на словах объяснить вам процесс выработки героина, и мы не будем запускать конвейерную линию?.

Я рассмеялся, похлопал химика по плечу.

– Ну-ну, Гурьев! Не упражняйтесь в остроумии. Я тронут тем, что вы так печетесь о моей осведомленности в области производства наркоты. Но запускать машину я буду с другой целью… Осмотрите корпус справа, а я – слева.

– Хорошо, хорошо, я осмотрю корпус справа. Я сделаю все, о чем вы меня попросите, – проворчал Гурьев и пошел между стеной и агрегатом. – А чего тут, собственно, осматривать? Вот она, ваша кнопка.

Весь фокус заключался в том, чтобы врубить машину на долю секунды, прогнать четверть фазы, в которой первый нож приподнимется, а второй только начнет опускаться.

– Тсс! – засвистел Гурьев и показал мне кулак. Я замер и прислушался.

– Что вы все время цыкаете? – спросил я после паузы. – Нервы не выдерживают?

– Вы хорошо закрыли входную дверь?

– На ключ.

– Я не о той. Дверь в бокс!

– Извините, но мне никак не удалось навесить снаружи замок. Дверь руку защемляет.

– Не старайтесь, все равно не смешно.

– А зачем вы задаете глупые вопросы? Разве вы не видели, как я закрыл дверь? Чего вы беспокоитесь?

– Мне показалось, что где-то там, – он неопределенно махнул рукой, – крики и топот.

– Даже если сюда уже бежит дежурная группа, то поздно переходить на шепот и прятаться. Давайте не будем отвлекаться на всякую ерунду! – Я подпрыгнул, ухватился за край котла и снова полез в него. – Когда я дам команду, включите машину на мгновение и тут же выключите красной кнопкой. Потом снова включите и снова выключите. И так до тех пор, пока я не крикну вам.

– Мне думается, что вы крикнете сразу, – угрюмо заметил химик. – Причем очень громко. Но последний раз в жизни. И утром контролер, мой напарник обнаружит ваши косточки в героине… Вы не знаете, который час?

– Четверть третьего. Поторопимся.

Я опустился на дно котла, влез в трубу, где мне пришлось согнуться вдвое и упереться в стенки ногами и руками, чтобы ненароком не соскользнуть под ножи, и крикнул Гурьеву:

– Запускайте!

Он не рассчитал и продержал машину включенной слишком много. Ножи с тяжелым грохотом тронулись с места и замелькали перед моими глазами. Над головой с нарастающей скоростью начал вращаться котел. Когда Гурьев нажал «стоп», проход на этот раз закрыл второй нож.

– Вы представляете себе, что такое четверть секунды? – крикнул я, и медная труба загудела от моего голоса.

Гурьев не ответил, ножи снова загрохотали, первый пошел вниз и в сантиметрах десяти от плахи замер. Перебор!

Я пригнул голову, посмотрел одним глазом в черную щель. Был бы тараканом – пролез. Черт подери, эдак мы здесь до рассвета можем воздух рубить.

С пятой попытки оба ножа зависли сантиметрах в сорока над плахой. Боясь, что химик снова запустит мотор и все испортит, я закричал и стал выбираться на край котла.

– Вы удовлетворены? – спросил Гурьев.

– Вполне. Сможете взобраться сюда сами или вам помочь?

Химик вздохнул, с опаской посмотрел на агрегат.

– Интересно, а он сам не может врубиться?

Я подал ему руку. Гурьев пыхтел, кряхтел, смешно дрыгал ногами, и мне пришлось попотеть, прежде чем он оказался рядом со мной.

– Господи, прости меня! – взмолился он, глядя на черную дыру под ногами.

– Одолжите на минутку ваш пистолет, – попросил я его.

– Вы хотите избавиться от меня? Сделайте милость! – ответил он и за глушитель вытащил из кармана «магнум».

Я выстрелил по главному рубильнику. Пистолет глухо щелкнул, свет погас, в темноте что-то звякнуло.

– Ползите за мной, здесь достаточно просторно. Только под ножами придется лечь на живот, – сказал я, возвращая Гурьеву оружие.

– И пригнуть голову, – добавил от себя химик. – Надо было предварительно воротник у куртки отрезать, – забормотал он изменившимся голосом. – Исповедаться, выпить водки, выкурить сигарету. Такую традицию до сих пор свято соблюдают все смертники во Франции, приговоренные к гильотине… Вы мне ботинком заехали прямо в лоб, между прочим.

– Извините. Тут очень темно, и я не знал, что это именно ваш лоб… Я не ошибаюсь, что, подумав о гильотине, вы невольно стали вспоминать все свои грехи?

– Вы ошибаетесь, – язвительным голосом отозвался Гурьев. – И к чему вообще эта дурацкая дискуссия в такое время и в таком месте?.. Чего вы застряли?

Я пролез под ножами, нащупал резиновую ленту конвейера. Она обрывалась на краю колодца, о глубине которого я мог только догадываться. Достал спички. Гурьев шумно задышал над левым ухом.

– Почему стоим?

– Вы мне посветите, а я попытаюсь спуститься вниз… Вы чего смеетесь?

– Я подумал о том, что сейчас мы напоминаем каких-то жалких насекомых, ползущих внутри мясорубки. Правда, смешно?

– Очень.

Я лег на живот и стал медленно съезжать ногами вниз, повис на руках, но дна так и не достал. Прыгать в кромешную тьму, не зная, на что там можно напороться, было бы неразумно. Гурьев чиркнул спичкой. Я с трудом различил под собой матовый блеск каких-то крупных металлических деталей.

В альпинизме есть удобный способ передвижения по узким вертикальным каминам, я им и воспользовался. Опустился в нишу, напоминающую гигантскую чашу, в центре которой на оси была закреплена центрифуга с острыми лопастями. Ощупал ее рукой, легко провернул. Что ж, ничего удивительного, в предназначении этой штуки можно было не сомневаться. Мощные лопасти центрифуги крошили здесь соломку до состояния пыли. А потом она должна поступать по конвейерной ленте в производственный корпус, в цех первичной обработки.

– Я уже сжег полкоробка! – донесся до меня голос Гурьева. – Вы хоть насвистывайте, чтобы я был уверен, что вы еще живы.

Я просвистел похоронный марш. Гурьев негромко выругался.

– Спускайтесь, – позвал я его. – Я вас поймаю.

– Как же, поверю я вам! Вы мне в совершенно безопасном месте по лбу ботинком заехали, а хотите, чтобы я прыгал в эту черную яму и надеялся, что вы меня не пропустите.

Он все-таки начал спускаться, я поймал его ноги и поставил их себе на плечи.

– Вместо того, чтобы выбираться на волю, – бормотал Гурьев, – вы лезете в производственный корпус, который страшнее любой тюрьмы. Там же все внутренние двери поставлены на сигнализацию!

– А мы поползем по конвейерной линии.

– Зачем вам это надо, Кирилл?

– Я вам уже объяснял. Зачем мне вообще надо было подделывать документы, пасти «Ниссан» в аэропорту, влезать в зону?