Текст книги "Горячая тень Афгана"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

– Ты там что, умер? – раздался из салона голос бритоголового.

Я промолчал. Он высунул голову из машины и посмотрел на меня.

– Сколько можно, ишак?

Я толкнул дверь влево. Она, словно шторка фотоаппарата, заскользила по пазам, ударила бритоголового в грудь и прижала его к борту. Он успел подставить руку, защищая от удара горло. Его зажало, как волка из мультфильма дверями троллейбуса. Он захрипел, попытался сдвинуть дверь, но я налег на нее всем телом, вдобавок схватил представителя серьезной фирмы пальцами за нос, и лишь потом отпустил дверь, и когда тот стал вываливаться наружу, ударил его головой о борт.

– Я привык, чтобы со мной разговаривали вежливо, – сказал я ему, придавив его локтем к машине, и, не давая опустить руку к поясу, выхватил пистолет. – Ясно?

Бритоголовый послушно кивнул. Я отвалился от него, выковырял из барабана патроны и выкинул их в пропасть.

– Возьми свою игрушку, – сказал я, протягивая бритоголовому пистолет.

Он поправил очки, съехавшие на нос, выхватил у меня револьвер и затолкал его за пояс.

– Я очень не завидую тебе, – сказал он, заходя в машину.

Химик смотрел на меня тяжелыми от ужаса глазами. Ну вот, подумал я, кажется, я подписал себе смертный приговор. Но, видит бог, я не мог сдержаться.

13

Еще не меньше часа мы тряслись по полному бездорожью и время от времени припечатывались макушками к потолку кабины. В чемодане химика разбилось все стеклянное, и на каждой колдобине доносилось звяканье осколков.

Мы остановились у шлагбаума. Открылась дверь, и в салон заглянул здоровенный детина, упакованный в бронежилет. Держа автомат в левой руке стволом вверх, он пожал руку бритоголовому, кивнул на нас и спросил: – Оба спецы?

– Этот в охранку, – ответил бритоголовый, показав на меня.

Детина вскинул белесые брови и наморщил лоб.

– Откуда? Почему один?

– Не знаю, – пожал плечами бритоголовый. – По договору.

– Ну ладно, вези, там пусть с ним разбираются! – И задвинул дверь.

Мы миновали шлагбаум и выехали на ровный асфальт. Водитель переключил скорость, и машина плавно, как по воде, заскользила между скал. Через несколько минут будет ясно, как долго я еще проживу, подумал я, поглядывая на злую физиономию бритоголового. Одного врага я уже заполучил, и он при первом удобном случае сделает из меня дуршлаг.

Плохо, что у охранника я уже вызвал подозрение, хотя наивно было бы надеяться на иное развитие событий. То, что я почти приехал к месту назначения, – редкая, невероятная удача.

«Ниссан» остановился. Я убрал с окна занавеску и увидел бетонный забор, поверх которого бежала спираль Бруно. Справа и слева – вышки. Лязгнул замок, и массивные глухие ворота медленно разошлись в стороны. Мы въехали на территорию зоны.

Химик взялся за свой чемодан. Я заметил, что руки его дрожат, а взгляд бегает от окна к окну. Он отодвинулся от меня, боясь моей непредсказуемости и обреченности, не смотрел на меня и не хотел никакого общения. Он уже был готов к унижениям, к подзатыльникам, к пистолетному стволу, прижатому к голове, и намеревался всеми доступными способами выпрашивать пощаду и надежду на жизнь.

Бунтарство типа моего он исключил сразу, безоговорочно и навсегда.

Мы развернулись вокруг клумбы, где стояла группа людей в белых халатах и шапочках, и остановились. Дверь распахнулась. В салон заглянул толстый господин, посмотрел на нас с химиком, губы его растянулись в улыбке, и он приятным голосом сказал:

– Добро пожаловать! Милости просим!

Химик, обрадовавшись тому, что вместо окрика к нему обратились вежливо, заторопился с чемоданом наружу. Бритоголовый, тарабаня пальцами по подлокотнику, ждал, когда я последую за химиком.

Яркий свет на некоторое время ослепил меня, и я не сразу рассмотрел то, что меня окружало. Клумба, дорожки, присыпанные гравием, чахлые деревья, капитальные и сборно-щитовые строения, с окнами и без них, напоминающие ангары и блиндажи. А вокруг – бетонный забор, «колючка», вышки.

Толстяк взял химика под руку и повел к группе людей в белых халатах, стоящих поодаль. Химик бросил на меня прощальный взгляд, в котором опять светилась надежда и немой укор: «Вот видите, я не ошибся, здесь хорошие люди, и меня ценят, а вы только провоцируете их на грубость».

Бритоголовый подвел меня к человеку в униформе. Черные очки, усы и бородка прикрывали часть его лица. На черном берете тускло сияла какая-то эмблема, похожая на разбившуюся о пол и застывшую каплю олова. Человек скрипнул портупеей и протянул руку в сторону бритоголового, не поворачивая головы. Представитель серьезной фирмы дал ему мой договор.

– Фамилия? – спросил человек, мельком взглянув на договор, на печать и подписи.

– Вацура.

– Откуда прибыл?

– Из Крыма.

– С кем подписывал договор?

– Я не запоминаю фамилий всех клерков и слуг, которые подают мне перья и бумаги.

– Я спрашиваю, кто взял тебя на работу?

– Князь.

Человек в униформе сделал паузу. Лицо его, гладко выбритое, но исполосованное глубокими складками, похожими на многочисленные шрамы, оставленные саблей, оставалось неподвижным, в его солнцезащитных очках отражалась моя небритая физиономия, похожая на мохнатую грушу. Я чувствовал себя стрелком-спортсменом. Выстрел я уже произвел, но попал ли в «десятку» – мог узнать лишь несколько секунд спустя.

– Где рекомендация?

В эти минуты я врал как никогда ловко и снова ответил, почти не задумываясь:

– Рекомендацию дал мне Серж. Но… но по известным причинам она уже не актуальна. Князь предложил мне работу, когда мы встретились на поминках Сержа. Вас должны были известить о моем приезде. Договор, естественно, – филькина грамота, он был нужен лишь для этого олуха, – и я кивнул в сторону бритоголового.

– Дед, он позволяет себе слишком много! – прорычал бритоголовый, делая шаг в мою сторону и сжимая кулаки. – Разреши отбить ему селезенку!

– Стоять! – коротко приказал Дед, и бритоголовый застыл в метре от меня. – Рекомендации нет, – вкрадчивым голосом произнес он, – договор фиктивный… Откуда мне знать, кто ты?

– Свяжись с Князем, – вздохнув, ответил я и подумал, что если Деду это сделать несложно, скажем, при помощи космической связи, то мне пора уже подумать о том, как дороже продать свою жизнь.

– Свяжусь, – ответил Дед и повернул голову к бритоголовому: – Отведи его в пятый корпус.

Я мысленно вздохнул с облегчением и поплелся за бритоголовым. Значит, Дед – мой новый начальник. Сколько начальников у меня было только за последний месяц – со счета сбиться можно. И каждый руководил мной, демонстрировал свой опыт и ум, принимая меня всего лишь за скромную скрипку в оркестре, которым дирижировал.

Мы прошли по дорожке, по краям которой засыхали от безводья жалкие кустики. Бритоголовый, не рискуя идти впереди меня, старался держаться плечом к плечу, но для двоих дорожка была слишком узка, и его постоянно сносило к обочине.

– Я тебе вот что скажу, – произнес он вполне миролюбиво. Полагаю, что он демонстрировал свою прыть и грозился что-то мне отбить не столько от личной неприязни, сколько от желания покрасоваться на глазах у начальства. Оставшись наедине со мной, он сразу вспомнил, как больно быть зажатым дверью. – Я тебе вот что посоветую, – повторил он. – Здесь платят большие деньги за то, чтобы помалкивали, меньше совали свой нос в чужие дела и делали то, что приказывают. А кому не нравятся наши порядки, тех уносят отсюда ногами вперед.

– Послушай, – ответил я ему, широко зевнув. – Я болен СПИДом, жить мне осталось всего месяц. А ты пугаешь меня какой-то ерундой.

Бритоголовый шарахнулся от меня в сторону, налетел на куст и пропустил его у себя между ног. Он испугался слишком явно, и ему стало стыдно.

– Понаставили тут кустов! – выругался он, отряхивая ширинку, утыканную рыжими иголками. – Пройти невозможно…

Больше он мне ничего не советовал, молча кивнул на щитовой домик с плоской крышей и зарешеченными окнами и круто повернулся в обратную сторону.

Это был гибрид казармы и закусочной. В большой комнате, напоминающей спортзал, вдоль стены стоял ряд коек. Часть из них была застлана синими одеялами, на других лежали горы одежды, автоматы, бронежилеты и каски вперемешку с пустыми бутылками. Коечный ряд был отделен невысокой – до пояса – фанерной переборкой. Вторая половина «спортзала» была заставлена столами на кривых ржавых ножках, без скатертей, с остатками пищи и неимоверным количеством пустых банок из-под пива. Вдоль стены размещалась стойка. За ней – стеллажи с коробками и ящики с бутылками. В зале раздавались крики, выстрелы и громкий гнусавый голос синхронного переводчика – по видео шел фильм, и в креслах напротив экрана, потягивая пиво из банок, сидели мужчины с загорелыми, изрисованными татуировкой торсами. Над ними вился сигаретный дымок.

Я прошел вдоль стойки. Под руку попалась тяжелая, невскрытая банка «Колы», и я прихватил ее. Один из мужчин повернулся, встал, подошел ко мне. Он был очень коротко подстрижен, его худощавое, но мускулистое тело блестело от пота, на левом плече синела татуировка в виде орла, меча и аббревиатуры «ОКСВА» – ограниченный контингент советских войск в Афганистане.

– Новый? – без особого любопытства спросил он меня.

Я кивнул.

– Меня зовут Рэд, я твой командир группы, – сказал он быстро и монотонным голосом, будто произносил заученный текст. – Вопросов не задавать, все, что тебе будет надо, ты узнаешь. Сутки дежуришь на выносных постах, двое суток отдыхаешь. Все, что в баре, – он кивнул на стойку, – твое. Занимай свободную койку. Ходить можешь до отбоя и только от спортивной зоны до клумбы. Все.

Рэд повернулся и снова упал в кресло напротив телевизора. На экране мускулистый мужик, перепоясанный пулеметными лентами, поливал огнем какой-то офис, и мужики в костюмах с дикими криками разлетались во все стороны, словно ими, а не пулями, был заряжен пулемет супермена.

Я выбрал койку поближе к выходу, скинул с нее одеяло, чтобы ее никто больше не занял, хотя вряд ли сегодня можно было ожидать прибытия новых «химиков» или охранников.

Я вышел на воздух, потягивая колу, посмотрел по сторонам и свернул в сторону спортивной зоны. Два десятка перекладин, тренажеры, боксерские мешки и мишени для стрельбы; среди снарядов гнулись, прыгали и размахивали руками люди. Я дважды прошел мимо «качков». Никто не обратил на меня внимания.

Так здесь принято, думал я, это обязательная манера поведения – никто ничем не интересуется. А если попытаться самому пойти на контакт?

Я встал напротив коротышки с узкими, как у корейца, глазами, который подтягивался на перекладине и при этом делал такое мученическое лицо, словно перекладина была под напряжением.

– Сколько? – поинтересовался я, когда он спрыгнул на землю.

Кореец поднял голову, подозрительно посмотрел на меня и ничего не ответил. Я не унимался.

– Ты давно здесь?

Кореец почему-то усмехнулся, посмотрел куда-то в сторону и принялся натирать ладони магнезией.

– Тебя как зовут? – продолжал я.

Молчание.

– Слушай, у меня был один знакомый рыбак, Ким его фамилия. Ты случайно не его родственник? Похожи как две капли воды.

Кореец сплюнул себе под ноги и пошел к брусьям.

М-да, поговорили, подумал я, провожая его взглядом. Эдак я ничего здесь не выясню, и через пару-тройку дней вынесут меня отсюда ногами вперед.

Я вернулся к модулю-казарме и пошел по дорожке дальше, к клумбе, возле которой остановился «Ниссан». Оттуда я увидел главные ворота, перед которыми расхаживали два охранника с автоматами на изготовку. Я не стал к ним приближаться, чтобы не давать повод этим церберам проявлять свои худшие качества, и стал кружить вокруг клумбы, рассматривая все, что мог оттуда увидеть.

Для начала я попытался определить размеры этой базы или лагеря, куда меня занесла судьба. Я находился в середине, но ближе к главным воротам метров на сто-двести. Зона, которую мне отвели для прогулки, занимала от силы двадцатую часть от общей территории. Слева, окруженное двумя рядами колючей проволоки, возвышалось серое строение из бетонных блоков. Венчала его черная металлическая труба на растяжках, из которой струился беловатый дымок. Окон и дверей в строении я не увидел. Вокруг него, по периметру, двигались охранники. Рядом с «промзоной», как я назвал это строение, жались друг к другу три фанерных модуля, в которых, возможно, проживали «химики», хотя ни одного человека рядом с ними я не увидел. Дорожку, ведущую от клумбы в «спальный район», пересекал невысокий заборчик, рядом с калиткой стоял охранник. Двое мужчин – один в белом халате, а другой в костюме, вышли из калитки, показав охраннику документы.

Значит, «промзона» вместе с модулями «химиков» отделена от казарм охранников, и контакт невозможен.

Почти каждую свою версию я привык перепроверять и не спеша пошел к калитке. Пока я шел, охранник, казалось, не замечал меня, но едва я прикоснулся рукой к калитке, как он тотчас повернулся лицом ко мне и, вскинув автомат, с бесстрастным лицом направил ствол мне в лоб.

– Назад!

Ага, подумал я, все-таки предупреждает. Это намного лучше, чем если бы он сразу выстрелил.

Я не стал усугублять свой эксперимент и, развернувшись, пошел обратно. Когда я выходил из машины, вспоминал я, у калитки, на другой стороне, стояла группа людей в белых халатах. Они смотрели, кто приехал на «Ниссане». Может быть, это был обеденный или, скажем, производственный перерыв, когда им разрешается выйти из «промзоны» и подойти к забору.

Я пошел по дорожке, идущей вдоль забора, отделяющего жилые модули «химиков». Вообще-то, здесь я не имел права ходить, но коль рядом не было ни охранников, ни Деда, ни Рэда, то почему бы не рискнуть?

Забор низкий – препятствие для дошкольников. Перед ним, с моей стороны, плотные кусты. Если была бы ночь, то перемахнуть на ту сторону – раз плюнуть.

Очередной пост преградил мне дорогу. Охранник, плавящийся на солнцепеке, бродил между припаркованных автомобилей – синим автофургоном, серебристым «Ниссаном» и многочисленных «легковушек». Увидев меня, молча вскинул автомат.

Я поспешил развернуться. Круто их поднатаскали. Без лишних разговоров – выстрел в лоб.

Рэд сказал мне, что я буду дежурить на выносных постах. Что это значит? За пределами зоны, на ее дальних подступах? А почему не на территории зоны? Или здесь доверяют только охранникам со стажем?

Я вернулся к клумбе, посмотрел на «промзону» и увидел, что мимо охранника к жилым модулям идет группа мужчин в белых халатах. Человек десять. Молча, опустив головы, словно их вели под прицелом оружия, они плелись по дорожке. Последнего, кто замыкал группу, я сразу узнал. Гурьев!

Охранник, увидев, что я начал быстро ходить вокруг клумбы, как зверь в клетке, уставился на меня, нервно клацая прицельной планкой автомата. Я не мог крикнуть Гурьеву – неизвестно, к чему бы этот окрик мог привести. Я кашлял, плевался, шаркал ногами, но «химики» не смотрели в мою сторону. Проклятие, какой редкий шанс встретить знакомого человека, и он уплывает из моих рук!

Я остановился, сел на землю и уставился на охранника. Ну, жаба пучеглазая, подумал я, сейчас будем играть в глазелки.

Увидев, что я не предпринимаю больше никаких действий, охранник потерял ко мне интерес и стал бродить вдоль забора. Как только он отвернулся, я, словно пружина, которую накрутили и кинули на стол, подскочил, одновременно подняв руки вверх. Такой пируэт нельзя было не заметить даже краем глаза.

Гурьев посмотрел в мою сторону и, не узнав в первое мгновение, снова уткнулся взглядом себе под ноги. Я в сердцах врезал кулаком по ладони. Но Гурьев снова вскинул голову, замедлил шаги, остановился, повернулся ко мне лицом.

Охранник пылил ногами между нами, поглядывая по сторонам. Нас с «химиком» разделяло не более пятидесяти метров, но это было слишком много, чтобы быстро и негромко обменяться словами. Мы стояли и смотрели друг на друга, не зная, что делать дальше. Его глаза молили о помощи. Боль, тоска, страх застыли в них.

Он не мог долго стоять – кажется, «химики» пользовались еще меньшей свободой, чем охранники вне служебного времени, и, все еще глядя на меня, сделал робкий шаг вперед, словно спрашивая: то ли я делаю?

Я вдруг вспомнил о записной книжке и ручке, вынул их из нагрудного кармана, вырвал листок и быстро написал на нем то, что мог придумать в первое мгновение:

«ЖДУ ВАС ПОЛЧАСА СПУСТЯ ПОСЛЕ ОТБОЯ В КУСТАХ, КОТОРЫЕ НА 100 М ПРАВЕЕ ВАС».

Охранник снова уставился на меня. Я сел, незаметно скрутив листок на манер папиросы и, зажав его между пальцев, поднес к губам. Охранник не отрывал от меня взгляда. Я «покурил» еще немного. Гурьев медленно брел по дорожке. Черт возьми, куда его несет! Я опустил руку вниз, делая вид, что тушу окурок о камень, и незаметно затолкал первый попавшийся камешек в «папиросу», загнул края бумаги. Долетит, подумал я, взвесив свой снаряд на ладони.

Гурьев, кажется, понял, что я хочу сделать, остановился и вприсядку стал завязывать шнурки. Охранник начал пасти его. Я быстро осмотрелся по сторонам. Кажется, поблизости никого.

Я несильно размахнулся и запустил камень в обертке через забор. Не дожидаясь, пока тот приземлится, быстро пошел по дорожке к своему модулю. Через десять шагов остановился и оглянулся. Охранник провожал меня взглядом. Гурьев за его спиной лихорадочно заталкивал записку в карман брюк.

14

При входе в модуль я едва не налетел на Рэда. Широко расставив ноги и сунув руки в карманы, он стоял перед молодым охранником и не очень приятно улыбался.

– Ситуация изменилась, – говорил охранник Рэду. – И я плевал на ваши порядки.

– Ты подписал договор, – пророкотал Рэд.

– Твой договор – бумажка, которой нельзя воспользоваться даже в сортире! – Охранник сжал кулаки. На его оголенной груди подрагивала кожа – в том месте, где билось сердце. Кулончик на черном шнурке раскачивался, словно маятник Фуко.

– А вот это ты напрасно. Мужчина должен отвечать за свои слова и поступки, – ответил Рэд, взглянул на меня и пожал плечами, мол, не принимай близко к сердцу наши производственные споры.

– Я еще раз предлагаю тебе разойтись по-хорошему. Меня здесь все равно не удержишь. А будешь наглеть – я про ваше так называемое оборонное предприятие сообщу журналистам. Они разберутся, кто вы такие и чем здесь занимаетесь.

– А языком не подавишься, мальчик?

Охранник вместо ответа схватил Рэда за горло, подтолкнул к стене и, удерживая его на вытянутой руке, произнес:

– Слушай меня внимательно, дерьмо! Я не люблю, когда со мной такие шутки шутят. И слов на ветер я не кидаю. Будешь стоять на моем пути – придушу, как щенка. Хорошо меня понял, вождь краснокожих?

Рэд открыл рот, напряг шею, попытался выкрутить руку, но хватка у охранника была мертвой. Вдобавок он с короткого размаха ударил Рэда в солнечное сплетение.

Я прыгнул на охранника, наваливаясь на него корпусом, и он разжал пальцы, отступил на шаг от Рэда, но тотчас заехал мне кулаком по носу. Я не ожидал такого стремительного и точного удара, и на мгновение потерял ориентировку. Охранник обязательно бы добавил слева, но Рэд почувствовал свободу и двинул охраннику ногой в пах.

Парень сложился вдвое, и мы с Рэдом уже без особых усилий повалили его на пол, скрутили руки и связали их за спиной брючным ремнем, который Рэд мгновенно стянул с себя.

– В умывальник его! – хрипло скомандовал Рэд, и мы поволокли обмякшего охранника по коридору, заливая пол кровью, которая, как из крана, хлестала из моего разбитого носа.

– Ну что, мальчик, очухался немного? – спросил Рэд, склонившись над охранником, которого мы затащили под раковину, и теперь он лежал на кафельном полу, поджав к животу ноги.

Я плеснул ему в лицо воды. Охранник дернулся и процедил:

– Уроды! Вы у меня до конца своей жизни кровью мочиться будете.

– Пусть поваляется и остынет немного, – сказал Рэд, затем, склонившись над охранником, ощупал его карманы и вытащил связку ключей. Хлопнул меня по плечу: – Идем со мной!

Я намочил под краном платок, прижал его к носу и вышел вслед за Рэдом. Мы зашли в его канцелярию, представлявшую собой убогую комнатушку, стены которой были обклеены вырезками из журналов с различными частями женского тела; на спинке койки висел «Калашников» с укороченным стволом и складным прикладом; на столе – папки, полевой телефон, стопки бумаг, пепельница, доверху наполненная окурками; в форточку был врезан кондиционер, а на нем, охлаждаясь в потоке ледяного воздуха, дрожали винные бутылки.

Рэд запер дверь на два оборота, кивнул на койку:

– Садись. Сухого винца выпьешь? Ты, насколько я понял, тоже в Афгане служил? В какой дивизии?.. Слушай, но этот парень – подонок, да?

Он задал мне сразу столько вопросов, что я не знал, на какой отвечать, и вообще промолчал. Рэду, собственно, ответы и не были нужны. Он встал на стул, снял с кондиционера начатую бутылку и поставил ее на стол.

– Он захотел на волю, а отработал только месяц, – говорил Рэд, расставляя рядом с бутылкой стаканы. – В семье у него вроде бы непорядок. Но мне плевать на его семью! Есть договор, он обязан его выполнять… Будешь печенье?.. Это уже не первый случай, когда он на меня наезжает. Поганый тип! Я предупреждал его по-хорошему – не понимает… Так в какой ты, говоришь, дивизии служил?

– В Кундузе.

– А, прославленная двести первая? А я в автомобильной бригаде.

– Кабул?

– Он самый… Ну, давай, за то, чтобы мы, афганцы, держались здесь друг за друга. Будешь мне помогать, я тебя не обижу. Договорились?.. Чего молчишь?

– Хочу задать вопрос, но ты запретил.

– А ты думаешь, я сам много знаю? – Рэд выпил, покрутил носом, вытер губы ладонью. – Я сюда сам устроился только ради того, чтобы тюряги избежать – менты уже давно пасли за рэкет. Тогда здесь еще только модули возводили, и меня поставили на охрану строительства. И так же предупредили: меньше знаешь, лучше спишь. Это военный объект повышенной секретности, и всякое любопытство будет расцениваться как шпионаж… Давай, закусывай, бери печенье!.. А мне что еще надо? Жрачка есть, выпивон есть, бабки хорошие платят… Я тебе, парень, вот что скажу: я не знаю, что здесь происходит, кто эти люди в халатах, которых мы пасем. Меня это меньше всего интересует. Но я знаю другое: здесь всем заправляют люди с огромными бабками и связями. У них все схвачено, и местная милиция в этом районе даже носа не показывает. Меня это устраивает. Пока.

– Почему пока?

– А потому, что за все то время, пока я здесь, ни один охранник или «химик» из зоны по своей воле не вышел. Все договоры подписывают на девять месяцев, а первая партия, включая и меня, еще и пяти месяцев тут не отпахала.

– Ты говоришь – по своей воле не вышел?

Рэд понял мой вопрос, но ответил не сразу. Он покрутил стакан в пальцах, уронил его и несильно ударил кулаком по столу.

– Да, это так. Отсюда можно уйти только ногами вперед.

– И многие уже так ушли?

Рэд поднял глаза. Рот его скривился.

– Слушай, парень, а надо ли тебе это знать? Тебя что больше интересует – количество бабок, которые ты здесь заработаешь, или количество трупов, которые отсюда вынесли? Выкинь из головы эти мысли – вот тебе мой совет.

– И его вынесут?

Рэд – это было заметно по его лицу – понял, что я спрашиваю о парне, которого мы кинули в умывальник, но вместо ответа взялся за бутылку, наполнил стаканы и буркнул:

– Давай! За удачу! И чтобы ночи были темней!

Когда я подошел к двери, Рэд остановил меня.

– Возьми! – сказал он, кидая мне связку ключей. – Теперь ты будешь отвечать за продуктовый склад. Он между нашим и четвертым корпусом. Продукты и воду завозят через день, будешь принимать по накладной… Чего ты не радуешься? Знаешь старую солдатскую поговорку – поближе к кухне, подальше от начальства?

* * *

Ночь накрыла зону внезапно и стремительно, как если бы вдруг вырубили освещение. Модули, производственные корпуса, серая стена, увитая «колючкой», вышки с охранниками растворились во мраке, и по земле заструился стылый холод, словно где-то рядом открыли настежь дверь гигантской морозильной камеры.

Я смотрел в окно и монотонно жевал почти безвкусные баночные сосиски «Хот дог». Насколько я понял, лагерники, во всяком случае охранка, питались консервами. Маринованные огурцы, маринованные грибы, консервированные сосиски, баночные голубцы, ветчина, салями, галеты, пепси-кола, пиво… Эти деликатесы могут радовать желудок человека очень недолгое время, после чего к консервам появляется стойкое отвращение. Это я испытал еще в Афгане на собственной шкуре. До сих пор не могу есть сгущенное молоко и кильку в томатном соусе. Перекормили. А вот «Хот дог» надоел мне уже после первой сосиски.

Я взглянул на часы: 23.20. Рэд провел контрольную проверку ровно в двадцать три, и с этой минуты выход из модуля без особой причины был запрещен. Несколько человек, как и я, что-то жевали, сидя за столами или облокотившись о стойку бара, другие сидели у телевизора, дымили сигаретами и смотрели боевик, кое-кто уже спал. Лысый затылок Рэда закрывал мне телевизор, и я никак не мог понять, о чем фильм, и почему его герои все время так пронзительно кричат.

Я выудил из банки третью сосиску, с ненавистью посмотрел на нее и опустил обратно. Нет, этим крахмалом впрок не наешься. Салями неестественно красного цвета тоже не вызывала у меня положительных эмоций. Что-то вы, Кирилл Андреевич, начали перебирать харчами, подумал я и встал из-за стола.

По коридору я старался идти беззвучно, но подошвы ботинок липли к влажному линолеуму, и получался чавкающий звук. Я прошел мимо умывальника. Громко фыркая, над раковиной обливался водой изрисованный татуировкой человек. Следующая дверь – канцелярия Рэда. Я остановился посреди коридора, обернулся. Над бритыми затылками по-прежнему покачивалось облако дыма. На экране телевизора злоумышленники расстреливали заложников и копов. Бритые затылки перед телевизором замерли и подались вперед. Боевик достиг своей кульминации.

Я сделал шаг к двери канцелярии. В конце коридора двигалась тень дежурного. Он караулил входную дверь и следил за работой двух уборщиков, один из которых мыл пол, а второй набивал мусором полиэтиленовый мешок.

Взявшись за дверную ручку, я открыл дверь и проскользнул внутрь. Свет не стал зажигать, чтобы не привлечь внимание охранника, который мог находиться снаружи, под окнами модуля, подошел к кровати, пошарил руками по одеялу, ощупал холодный металл спинки, присел, провел рукой под койкой. Автомата не было.

Я сел на койку, качнулся на пружинах и сразу почувствовал его. Нет, Рэд не оригинален, если прячет оружие под матрацем.

Короткий, похожий на игрушку автомат я затолкал в брюки за спину. Холодный металл уперся мне в позвоночник, идти было неудобно, не говоря уже о том, чтобы согнуться или присесть.

Я повернул к выходу. Охранник уже сидел в кресле, положив ноги на стол, и перелистывал журнал.

– Куда? – спросил он, не поднимая головы.

Я вынул из кармана ключи и звякнул ими.

– Тебя что, не предупредили? – спросил я.

– Насчет чего?

– Мне надо на склад.

– А-а, – протянул он. – Ты теперь вместо этого… Ну, валяй!

Я потянул на себя засов. Он заскрежетал, и этот звук могли услышать в зале, если в этот момент телегерои прекратили стрельбу и вопли. Надо было торопиться. Я толкнул дверь, но она не дрогнула.

– Шпингалет! – подсказал охранник.

Чтобы поднять шпингалет, наполовину утонувший в бетонном полу, надо было нагнуться, чего я сделать не мог – мешал автомат. Тогда я попытался подцепить его ногой.

– Ну, ты нажрался, парень! – сказал охранник.

После недолгой борьбы со шпингалетом я вышел на воздух. Асфальтовая дорожка, ведущая к центральной клумбе, была ярко освещена фонарями, и я метнулся в сторону, в плотную тень, перебежал ближе к кустам, упал в сухую траву и пополз на огни жилых корпусов «химиков», а когда ближайшая наблюдательная вышка скрылась за рядом деревьев, темной стеной выросших передо мной, снова поднялся на ноги и побежал к тому месту, где назначил Гурьеву встречу. Он не придет, он не сможет, думал я, пригибаясь под ветвями деревьев и высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться в кромешной темноте, и все-таки зацепился за что-то и повалился в сухую траву, машинально вытянув руки впереди себя.

– Что вы гремите ботинками, как конь, черт вас подери! – услышал я рядом голос Гурьева и почувствовал его руку на своем плече.