Текст книги "Почти живые"
Автор книги: Андрей Дышев
Соавторы: Сергей Дышев
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 13
Сергею разрешили вставать. Придерживаясь за спинку кровати, он подходит к окну, опирается на подоконник и смотрит на улицу, где порывы ветра срывают с деревьев желтые листья. Ольга стоит рядом, пытается поддержать Сергея под локоть, но он сердится.
– Что ты меня, как калеку, опекаешь?
Она замечает, что у Сергея подавленное настроение, он молчалив и хмур, но боится спросить о причине. Она ждет с тревогой и страхом.
– Тебе очень больно? – все же спрашивает она, чтобы хотя бы начать разговор.
– Не столько больно, – нехотя отвечает Сергей, – сколько…
– Ну что? Что? Не молчи! Я же вижу, что тебе плохо!
Сергей не сразу признается:
– Мне все не дает покоя человек, который в меня стрелял.
Опять эта проклятая тема! Опять будет продолжаться ложь. Но Ольге уже легко лгать. Она уже профессионалка, она уже наизусть знает, что говорить, каким тоном говорить и как при этом делать честное лицо.
– Приходил человек из милиции, – говорит Сергей. – Спрашивал, видел ли я того, кто в меня стрелял, и есть ли у меня враги, и кого я подозреваю. А кого я подозреваю? – сам себя спрашивает Сергей, но не отвечает и даже плечами не пожимает, только лицо его становится еще более хмурым и на лбу появляются глубокие морщины.
– Так кого же? – едва слышно спрашивает Ольга, а у самой руки холодеют от предчувствия, что надвигается катастрофа.
Сергей поворачивается к Ольге и внимательно смотрит ей в глаза. Ей кажется, что ее лицо начинает таять, словно мороженое у костра, что вся ложь, скопившаяся в ее глазах и губах, теряет опору и валится пудовой гирей, оттягивая кожу. Она прикусывает губу, чтобы не упасть в обморок.
– А ты видела его? – спрашивает Сергей.
– Кого? – шепчет она.
– Кто в меня стрелял.
Она кивает и опускает голову. «Сейчас я во всем признаюсь, – думает она. – Сейчас я наберусь смелости, сделаю глубокий вздох и все расскажу. Расскажу, как спрятала Глеба у себя, как таскала ему сосиски, как спала с ним…»
Она уже не сомневается, что Сергей услышал ее мысли, что прочитал на ее лице правду, что сейчас со всего замаха влепит ей пощечину… Но нет. Он берет ее за плечи и притягивает к себе.
– Не волнуйся, – утешает он. – Постарайся сосредоточиться и описать его как можно точнее. Какой у него был рост?
– Как у тебя, – шепчет Ольга и с опозданием понимает, что уже солгала – Глеб на полголовы ниже Сергея. А ложь – как шлюзы. Только раз поднял заслонку, и хлынет неудержимый бурный поток, и будешь уже лгать дальше все изощреннее и увереннее.
– Как он выглядел?
– Худощавый, – отвечает Ольга.
Сергей начинает волноваться. Ольга замечает, как напрягаются на его скулах желваки.
– Ты лицо его разглядела?
– Да… Он был небритый. Нос крупный…
– А еще? Еще что заметила?
– Ну, вроде как шрам на лице.
Сергей резко поворачивается к окну и ударяет кулаком по подоконнику.
– Так я и думал, – сквозь зубы произносит он. – Это Баргиш.
* * *
До последнего момента Ольга надеялась, что эта участь ее минует. Как досадно, как глупо, как смешно! Взрослая, а попалась на мякине, как пацанка! Недоглядела, понадеялась на авось, и вот…
– Вы беременны, – сказала врач, садясь за стол и что-то записывая в учетном журнале. – Что будем делать? Сохранять?
– Аборт, – ответила Ольга, одеваясь.
Врач вздохнула, покачала седой головой, выкрашенной местами фиолетовыми чернилами.
– В стране демографический кризис, к середине века население страны уменьшится вдвое, а вы так легкомысленно заявляете: аборт!
– Если вас беспокоит кризис, то вы и рожайте, – спокойно ответила Ольга.
– Между прочим, – холодно заметила врач, – ничего грубого или оскорбительного я вам не сказала.
Ольга вышла из кабинета, заталкивая в сумочку направления на анализы и в больницу. «Что-то я в самом деле злая и вспыльчивая стала, – подумала она. – Жизнь поломала?»
Теперь ее мысли были заняты тем, как быстрее разобраться с новой проблемой. Анализы она сдаст утром, до работы. Но вот в больнице придется провести как минимум полдня, там выписывают после обеда. Значит, придется отпрашиваться с работы.
Она не думала о том, что ее отношения с Глебом привели в конце концов к зачатку новой жизни, что носит под сердцем будущего ребенка, о котором Глеб так мечтал, рисуя в своем воображении большую-пребольшую детскую комнату, заваленную пестрыми игрушками. Она не испытывала никаких чувств в связи с тем, что собиралась сделать, ибо воспринимала беременность вовсе не как зарождение ребенка, а как болезнь, вроде венерической, о которой не следует распространяться и надо как можно быстрее от нее избавиться.
* * *
Ольга не сразу поняла, кто с ней говорит. Речь позвонившего ей мужчины была путаной и многословной. Слово «милиция» резануло ей слух, и Ольга решила, что звонит кто-то из оперативных работников.
– Что вы от меня хотите? – спросила она, подготовившись к обороне.
– Так я думаю, что надо проверить, не унес ли он чего? Было б хорошо, если б ты подъехала прямо сейчас, а то у меня сердце не на месте. Я ж его шуганул, а он сразу за сарайчик и пропал…
Наконец до Ольги дошло, что она разговаривает с дачным сторожем.
– Что ж вы меня так пугаете, дядь Коля! – с облегчением вздохнула Ольга. – Я уже подумала, случилось невесть что.
– А этого разве мало? Вот же наглец какой! Средь бела дня по чужому участку шлындать! Я ему, значит, кричу: «Стой!», а он за сарайчик и пропал. Я теперь не успокоюсь, пока не узнаю, украл он чего или нет…
– Хорошо, дядь Коля, я приеду.
– Приезжай, дева, а я тут постерегу, чтобы не вынесли из дома чего.
«Не было печали, – подумала Ольга. – И сколько это еще будет продолжаться? Каждый день – новые проблемы. Ах, Глеб, Глеб! Я ж ему сказала, чтобы не вздумал при свете выходить из дома!»
Вместо того чтобы мыть компьютерный салон, она поехала на дачу. Когда сошла с электрички, уже начало смеркаться. Сырой осенний лес был неподвижен и безмолвен. Лишь раз с ветки взлетел ворон и, громко хлопая крыльями, взмыл в небо. Ольга шла по раскисшей тропе, чувствуя зябкость в теле. Пока ехала в электричке, задремала и проснулась уже перед самой станцией. Вышла на платформу и ощутила, как влажный холод пробирается под курточку, просачивается сквозь свитер и обволакивает тело, покрывая его мурашками. Лесная тропа раскисла от нескончаемых дождей, и остро пахло прелой листвой и склизкими грибками, покрывшими кору трухлявых деревьев.
Сторож встретил Ольгу у продуктового ларька, заколоченного досками по случаю окончания дачного сезона. Он схватил ее за рукав, оглянулся по сторонам и заговорщицки зашептал:
– Вот что, дева… Он там!
– Кто?
– Конь в пальто! – сердито передразнил сторож, сетуя на непонятливость девушки. – Мужик какой-то в твой дом забрался! Я его только что в окне заметил.
Ольга от досады даже глаза прикрыла. Она была готова побить Глеба, который вел себя как неразумное дитя. Сказала же она ему русским языком: по кооперативу ходит сторож! Так нет! Сначала Глеб из дома вышел, а теперь вот в окне засветился. Конспиратор хренов! Одна головная боль с ним!
– Может, вам показалось, дядь Коля? – насмешливо спросила Ольга. – Кто днем на рожон полезет?
– Дыть! – сдавленно произнес сторож и даже замахнулся на Ольгу. – Не принимай меня за дурака! Я еще из ума не выжил, и зрение у меня приличное. Вот как тебя его видел. Бугаистый такой мужичок. Был бы хилее, так я, может быть, в одиночку бы его скрутил. Значит, так! Стой тут, а я за милицией сбегаю. Патрульная машина недавно на Калинку проехала. Сейчас я их перехвачу.
– Нет, дядь Коля, не надо милицию! – испуганно сказала Ольга. – Зачем шум поднимать? А вдруг вы все-таки ошиблись!
– Ой, молчи, дева! – замахал руками сторож и быстро скрылся за деревьями.
Убедившись, что сторожа уже не видно, Ольга со всех ног кинулась к своему участку. Заржавевший замок на калитке никак не хотел открываться, ключ не проворачивался, и Ольга, оставив бесплодные попытки, полезла через рабицу. Концы проволоки порвали ей куртку и в кровь разодрали руку, но Ольга, не замечая этого, подбежала к терраске и принялась колотить в стекло.
– Глеб! Глеб, это я! Собирайся быстрее!
Дверь приоткрылась, из-за нее высунулось подпухшее, поросшее клочковатой щетиной лицо Глеба.
– Что случилось, Олюшка?
– Сюда идет милиция! – Она распахнула дверь и влетела в терраску. – Надевай сапоги, телогрейку! Быстрее, Глеб, быстрее! Я ж тебя предупреждала, чтобы ты сидел как мышь!
– Да я и сидел как мышь, – начал было оправдываться Глеб и, опустившись на скамейку, принялся натягивать сапоги.
Ольга схватила его за руку и подтолкнула к двери. Телогрейку Глеб надевал уже на ходу.
– Беги в лес, – сказала она ему, выпроваживая с участка. – Там есть овраг. Сядь там и замри, пока я не приду. Понял?
– Понял, понял…
Покусывая губы, Ольга смотрела Глебу вслед, как он тяжело бежит по раскисшей пашне, и его сапоги чавкают, и к ним пристают комки глины и слипшиеся пучки соломы.
Едва она вернулась в дом, как к калитке подкатил забрызганный грязью милицейский «УАЗ». Хлопнули дверцы. По ту сторону рабицы, поправляя на плечах автоматные ремни, встали два рослых милиционера.
– Вы хозяйка? – спросил один из них. – Что у вас тут стряслось?
Ольга уже хотела извиниться за ложную тревогу, как из машины, кряхтя и что-то бормоча, выбрался сторож.
– Все-таки пошла сама! – рассерчал он, увидев Ольгу. – Эх, голова бедовая! А что, если б он тебя ножом пырнул? Или, не приведи господь, топором?
Милиционеры открыли замок и вошли во двор.
– Не было здесь никого, – сказала Ольга, стараясь побыстрее загасить этот ненужный и опасный переполох, поднятый слишком добросовестным сторожем.
– Нету, потому что он уже удрал! – кому-то погрозил кулаком сторож. – Я что ж, слепой, по-вашему? Вот в этом окне он стоял. Здоровый такой, упитанный…
Милиционеры, позвякивая ременными карабинами, вальяжно прошлись по двору, лениво поглядывая по сторонам.
– Окна целы? – спросил один. – Двери не выломаны?
– Все цело, – ответила Ольга, мысленно молясь, чтобы Глеб успел добежать до оврага и спрятался там получше. Вдруг милиционеры надумают лес прочесывать?
– Пойдем посмотрим, – сказал другой таким тоном, словно предлагал товарищу посмотреть скучный фильм.
Не церемонясь, они поднялись по ступенькам в терраску, оставляя на камышовой циновке следы сапог, оттуда зашли в прихожую.
– А здесь тепло, – сказал милиционер, который шел первым, и оглянулся на Ольгу, следовавшую за ними. – Замечаете?
– Вроде не очень-то и тепло, – пожала плечами Ольга.
– Точно, прогрето! – подтвердил сторож. – Я своим отмороженным носом тепло сразу чую. Грелся он тут, ворюга!
Милиционеры прошли в комнату, пощупали печь.
– Печь холодная, – констатировали они.
Сторож юркнул под рукой Ольги, опередил ее и подбежал к стоящему в углу столу.
– А гляньте-ка! – радостно сообщил он, поглаживая ладонью никелированный бочок электрочайника. – Теплый! И плитка теплая! Он тут, злыдень, чаи гонял!
Милиционеры посмотрели на Ольгу, ожидая от нее какой-нибудь реакции. Ольга колебалась. Первым ее желанием было сказать, что это она только что включила чайник в розетку, но тотчас испугалась, что этот обман милиционеры быстро и легко развеют каким-нибудь противоречащим фактом.
– Значит, кто-то здесь был, – признала она.
– Вот, дева! – удовлетворенно произнес сторож и вскинул кривой и отполированный указательный палец. – А ты спорила со мной. У меня глаз – алмаз! Я воришек за версту чую.
– Посмотрите, все ли вещи на месте, – предложил милиционер.
– Все, – подавленно ответила Ольга. – Я уже проверяла.
– И замки целы?
– Целы.
– А вот это странно…
Милиционеры сели в кресла. Они не торопились уходить. Ольга нашла на втором этаже бутылку крымского портвейна. Милиционеры налили себе и сторожу, выпили.
– Это хорошо, что у вас ничего не унесли, – сказали они и снова выпили.
Когда в бутылке ничего не осталось, они ушли. Насилу Ольга выпроводила сторожа. Тот, тугой от переполнившей его гордости, заверял Ольгу, что теперь будет постоянно держать ее дом в поле своего зрения и обходить ее участок едва ли не каждый час.
Оставшись одна, Ольга взялась было отмывать от грязи полы, но очень скоро закинула в угол тряпку и, едва не опрокинув ведро с водой, выбежала на терраску. Накинула куртку, повязала голову старым, изъеденным молью платком и побежала через поле в лес. Когда спустилась на дно оврага, ей показалось, что она нырнула в цистерну со смолой. Густой, плотный мрак окружал ее со всех сторон. Шумел ветер в верхушках берез. Сыпался сверху мелкий колючий дождик.
Ольга несколько раз тихо позвала Глеба. Он выплыл из темноты тихо и неожиданно, крепко схватил ее за плечи и кольнул ее лицо щетиной.
– Ну? Ушли? – зашептал он.
Его борода пахла чем-то кислым, и Ольга отвернула лицо.
– Ушли. Но тебе туда возвращаться нельзя. Сторож теперь будет следить за домом, как за блудной женой.
– Что ж делать? Куда мне теперь?
Ольга молчала. Это была ее проблема. Только ее и ничья больше.
– Может, в чужую дачу забраться? – предложил Глеб. – Хозяева вряд ли до субботы приедут. А там будет видно.
– Не хватало, чтобы тебе еще ограбление со взломом приписали! – зло ответила Ольга.
– А куда ж тогда? В Москву возвращаться как-то неохота…
Ольга вспомнила, что где-то на чердаке ее дома уже много лет пылятся палатка, спальник и прочее туристское снаряжение, с которым она в школьные годы ходила с одноклассниками в походы.
– Вот что, – сказала она. – Поживешь пока здесь, в палатке. А потом что-нибудь придумаем.
– В палатке? – безрадостно переспросил Глеб, немного помолчал и добавил: – Не думал, что я уже до такого докатился.
Ольга вернулась домой, забралась на чердак и снесла вниз несколько тяжелых, затхло пахнущих мешков. Вывалила их содержимое на пол. Ткань палатки хоть и покрылась во многих местах плесенью, но была цела, без дырок. Ватный спальник вообще был как новый, даже хлопчатый вкладыш в нем сохранился. Здесь же и пенопленовый коврик, на котором можно спать хоть на льду, и вполне исправный примус «Шмель», и пластиковая канистра с бензином, и несколько алюминиевых тарелок и ложек.
«Ничего, – подумала Ольга, упаковывая снаряжение. – Перекантуется недельку, а там, дай бог, найдем какой-нибудь выход».
Еще не меньше часа Ольга помогала Глебу ставить палатку и учила его разжигать примус. В двенадцатом часу они распрощались, и Ольга побежала к платформе, чтобы успеть на последнюю электричку. Поднимаясь по склону оврага, она остановилась отдышаться и оглянулась. Внизу, в сыром тумане, с горящим примусом в руках, стоял Глеб и смотрел ей вслед. Бесконечно одиноким и несчастным показался он Ольге, и, чтобы не разрыдаться от жалости, она изо всех сил побежала наверх.
ГЛАВА 14
Ольга сидела в притихшей очереди женщин – молодых и зрелых, безразличных и взволнованных – и делала вид, что читает книгу. Она прислушивалась к редкому и тихому перешептыванию, надеясь услышать что-нибудь полезное о той процедуре, которая ей предстояла. Напротив нее, на стене, маячили красочные плакаты, но Ольга старалась не смотреть на них, потому что плакаты взывали к совести и морали, они упрекали, грозили, стыдили и называли процедуру не иначе, как убийством. Она поглядывала на часы, переживала, что время идет, а врачи медлят, все не начинают определять женщин в палаты и назначать им очередность.
Наконец начались подвижки, и очередь пришла в движение. Ольга вошла в кабинет, положила на стол перед врачом направление и результаты анализов, опустилась на стул рядом и вдруг… Ей показалось, что у нее остановилось сердце. Напротив врача, в белом халате, накрахмаленной шапочке, перебирала книжки с выписным эпикризом Катя!
Ольга замерла, боясь пошевелиться. Врачу это не понравилось, потому как Ольга не ответила на какой-то вопрос.
– Женщина, что вы застыли, как соляной столб? – проворчала она. – Первый раз, что ли?
Хлипкая надежда, что Катя не поднимет голову и не увидит ее, оборвалась и словно порвала своей тяжестью все Ольгины нервы. Катя потянулась за паспортом и тотчас вскинула голову, посмотрела на Ольгу с нескрываемым удивлением, а затем ее лицо озарила сладкая улыбка.
– Обаньки! – произнесла она, безусловно получая колоссальное удовольствие. – Здравствуй, подруга! Облегчиться пришла?
Ольга стиснула зубы, чтобы не наговорить гадостей. Врач, продолжая что-то писать на направлении, обронила:
– Подруга?
– Лучшая! – ответила Катя, не сводя глаз с Ольги. Из этих глаз буквально вылетали брызги радости. – Разумеется, этот печальный шаг ты согласовала с Сергеем? Интересно бы только узнать… скажи только мне, по секрету, как подруге – ты забеременела от него, когда он лежал без сознания в реанимации? Или раньше, когда воевал в Чечне?
Врач хмыкнула, поставила подпись, подышала на печать и прижала ее к углу бланка.
– В седьмой кабинет, по коридору налево, – сказала она, придвигая Ольге направление. Ольга взяла листок, медленно встала со стула.
– Вообще-то, – произнесла она, глядя прямо в залитые патокой и ненавистью глаза Кати, – мне к зубному надо было. Я просто кабинет перепутала.
– Ага, – кивнула Катя. – Мы так сразу и поняли, что тебе надо было к зубному.
Ольга порвала направление, швырнула в лицо Кате и вышла из кабинета.
* * *
«Не успеет, – думает Ольга. – За локти будет кусать себя от злобы. Я прищемлю ее сорочий хвост!»
Она стоит на краю тротуара и машет проходящим машинам. Вперемешку с дождем идет мокрый снег. Тяжелый «КамАЗ» наезжает на лужу, и Ольга едва успевает отскочить. Проклятая погода! Из-за нее в городе будут пробки. А дорога каждая секунда.
– Куда вам, девушка? – спрашивает таксист, притормаживая рядом.
– В четырнадцатую больницу!
– Садитесь.
Они едут в колонне, которая движется медленно и лениво, как сытый удав. Ветровое стекло атакуют тяжелые снежинки. Щетки не справляются с их потоком. Водитель, чувствуя, как пассажир нервничает, что-то бормочет, лихо выруливает на встречную полосу и тотчас сворачивает во дворы. Он едет мимо детских площадок, пожухлых клумб и спортивных городков, срезая большой угол, и вскоре подруливает к воротам больницы.
– Приехали, – говорит он, видя, что Ольга не торопится выйти из машины.
– А разве внутрь нельзя?
– Нельзя.
– Но мне надо забрать больного!
– А я что могу поделать? – равнодушно отвечает водитель. – Если не ошибаюсь, то вам надо получить разрешение от главврача на въезд машины.
– Глупость какая! – бормочет Ольга. – Буду я еще бегать по главврачам. Мне срочно надо!
– Я рад помочь! – искренне говорит таксист. – Но меня охрана не пропустит.
– Что значит не пропустит! – заводится Ольга. – А если бы вы привезли умирающего человека, которому срочно нужна помощь? Если вдруг мне станет плохо и я потеряю сознание?
– Если бы да кабы, – разводит руками водитель.
– Я вам хорошо заплачу! – с мольбой произносит Ольга и хватает водителя за руку.
– Девушка!
Но Ольга уже достает из сумочки кроваво-красную губную помаду, разукрашивает себе лицо и перелезает на заднее сиденье.
– Скажите, что я попала в автокатастрофу!
– Девушка, вы же меня на преступление толкаете!
– Да езжайте же!
Водитель вздыхает, но трогается с места. Подкатывает к воротам и начинает пронзительно сигналить.
– Открывай! – кричит он из окна охраннику. – Человек умирает!
Охранник не верит и подходит к машине, заглядывает в салон через стекло. Лицо его перекашивает гримаса.
– Во блин, как ее… – бормочет он и бежит открывать ворота.
– К четвертому корпусу, – не поднимаясь с сиденья, говорит Ольга.
Водитель подъезжает к хирургическому корпусу. Ольга выскакивает из машины, на ходу вытирая лицо салфеткой. В вестибюле полно людей, посетителей только начали впускать к больным. Пахнет цветами и лекарствами. Шелестят пакеты с продуктами. У лифта выстраивается очередь, и Ольга идет по лестнице. По пути сворачивает в какой-то сумрачный коридор, на цыпочках проходит вдоль дверей и заглядывает в кабинет, на котором написано: «Ординаторская». Там никого. Рабочий стол завален бумагами, поверх которых лежат очки. Из книжного шкафа торчат рваные корешки всяких умных книг. На вешалке – несколько белых халатов и шапочек. Ольга торопливо надевает первый попавшийся халат, нахлобучивает на голову шапочку, хватает еще один и заталкивает его в пакет. И бегом на лестницу.
Перед дверями отделения она смотрит на свое отражение в стекле. Похожа на студентку медицинского института. Лицо только немного растерянно, и на краю скулы остался след губной помады. Ольга оттирает его рукавом халата и решительно устремляется в коридор. Дежурная медсестра лишь на мгновение отрывается от чтения, смотрит на Ольгу, пытается вспомнить, кто это такая, но Ольга уже заходит в палату к Сергею.
Он ест шоколад, сидя на подоконнике. Ольгу узнает не сразу, потом спрыгивает, кидается к ней.
– А разве теперь нужен белый халат? – спрашивает он, целуя Ольгу.
Она волнуется и так часто дышит, что не может ответить и молча вытряхивает из пакета на койку халат.
– Надевай…
– Зачем, Оля? – улыбаясь, спрашивает он.
– Не спрашивай… Делай, что я говорю…
Он берет халат, распрямляет его, придирчиво осматривает. Сергей не понимает, что надо делать все очень быстро.
– Да быстрее же! – говорит Ольга и начинает ему помогать.
Его лицо становится серьезным.
– Что-нибудь случилось, Оля? – спрашивает он.
– Ты будешь жить и лечиться у меня. Так надо. Так будет лучше нам двоим.
Он не возражает, но все еще воспринимает происходящее как забавную игру.
– Твою комнату мы превратим в больничную палату, – говорит он, застегивая пуговицы на халате. – Ты будешь врачом, Ксюша – медсестрой, а твоя мама – главврачом. По утрам будет обход, я буду жаловаться, что при твоем появлении у меня учащается пульс и возникает непреодолимое желание тебя обнять, а главврач будет хмурить брови…
– Сергей, у нас нет времени!
Она надевает ему шапочку и выводит в коридор. Взяв за руку, быстро направляется к выходу. Дежурная на этот раз вскакивает со своего места.
– Эй, а вы кто? – спрашивает она и, не получив ответа, кричит: – А ну-ка стойте! Стойте, вам говорят!
Ольга уже толкает дверь и пропускает вперед себя Сергея. Медсестра, опрокидывая стул, выбегает из-за стойки.
– Быстрее, миленький! – умоляет Ольга Сергея. Он морщится и тяжело опирается о лестничные перила. Ольга поддерживает его, насколько у нее хватает сил. Ей кажется, что за ними мчится весь персонал больницы во главе с Катей. В холле по-прежнему много посетителей, и на двух молодых людей в белых халатах никто не обращает внимания.
– Ну, ты авантюристка! – восклицает Сергей, когда они уже сошли по ступеням к такси. – Дай хоть отдышаться!
– Дома отдышишься, миленький, – шепчет Ольга, озираясь на двери хирургического корпуса. – Дома. Я закрою дверь на все замки, занавешу окна, уложу тебя в постель и буду за тобой ухаживать… И никому-никому тебя не отдам. Никому-никому…
Таксист заводит машину и, поторапливая, машет Ольге рукой.
* * *
– Странно, – говорит Сергей, опуская трубку. – У Димы все время выключен мобильный телефон. А номер домашнего я не помню.
Ольга не знает, как рассказать Сергею о том, что случилось с Димой Новиковым. Рассказать надо обязательно, но, может быть, не сейчас, когда Сергей еще слаб и волнение опасно для него. Может быть, через неделю. Или хотя бы дней через пять. Но Сергей так или иначе будет думать о друге, он попытается разыскать его через своих товарищей и обязательно узнает правду. Надо оградить его от всякой тревожной информации. Пусть он отдыхает, пусть думает только об Ольге, о том, что приближается то счастливое будущее, когда они будут вдвоем и ничто никогда не разлучит их…
Она достает из хозяйственного шкафа кусачки, незаметно проносит их в прихожую, отодвигает тумбочку и находит над плинтусом двужильный телефонный провод. Одно движение – и цепь разомкнута. Теперь Сергей не сможет позвонить, и сюда никто не позвонит. Вот и хорошо. Квартира будет необитаемым островом, где живут только они вдвоем. И весь мир теперь существует как бы сам по себе, отдельно от них, и они не зависят от него и не нуждаются в нем…
– Постарайся уснуть, – говорит Ольга, поправляя одеяло на груди Сергея.
– Ты куда-то уходишь? – спрашивает он.
– Да, мне надо на работу.
– В фитнес-клуб?
Ольга кивает, но это неправда.
– Я буду тебе звонить, – говорит он.
– Там нет телефона, – смеется она, крутит головой, и волосы, словно непроницаемой вуалью, закрывают ее глаза, губы…
Он задерживает ее ладонь в своей.
– Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.
– Спи, – тихо отвечает она, прижимает палец к его губам, а после выходит в прихожую, где у двери стоит большая сумка с мясными консервами, крупами и бутылками с водой.
* * *
Сумка настолько тяжела, что Ольге приходится часто останавливаться и отдыхать. Лес, ставший прозрачным, неживым и унылым, уже приготовился к снегу. Стволы почернели от влаги, под ними прижался к земле пестрый ковер из листьев; он сырой, маслянисто-глянцевый, похожий на большую художественную палитру, на которой смешиваются, перетекают друг в друга желтые, красные и коричневые краски. Небо низкое и серое. Растрепанные хвосты тумана медленно сползают в овраги и ямы. Пронзительно-тревожно пахнет снегом.
Ольга уже в который раз оглянулась и, затаив дыхание, прислушалась. Ей все время казалось, что за ней кто-то следит. То пень, то сухую ветку она принимала за человека и вздрагивала. По склону оврага она тащила сумку волоком. Рыхлая земля пружинила под ее ногами, легко сминалась под подошвами ботинок и скатывалась вниз черными комками.
Уже издали Ольга увидела палатку и подумала, что место для нее они выбрали не самое лучшее и надо бы перенести ее чуть в сторону, под прикрытие кустов. Чтобы не напугать Глеба, Ольга негромко позвала его, а потом пропела:
– Ваша мама пришла, молока принесла…
Глеба нигде не было видно. Ольге стало тревожно, и, не доходя до палатки нескольких шагов, она опустила сумку на землю и огляделась по сторонам.
– Глеб! – еще раз позвала она.
Лес молчал. Ольга медленно приблизилась к палатке, присела у входа, сдвинула в сторону полог и заглянула внутрь. Смятый спальник, сваленные в бесформенную кучу старые дачные свитера – должно быть, Глеб использовал их в качестве подушки… Ольга почувствовала, как горлу подкатывает комок, и, борясь с измучившим ее чувством, быстро выпрямилась и обошла палатку. Примус, пристроенный в глубине прогнившего пня, был теплым. Рядом лежала кучка картофельных очистков…
Ольга чуть не вскрикнула. Кто-то крепко схватил ее сзади за плечи. Она обернулась. Глеб, сжимая ее плечи, испуганно смотрел по сторонам.
– Я чуть инфаркт не получила! – сказала Ольга.
– Тихо! – шепнул Глеб. – В лесу все очень хорошо слышно… Никто за тобой не следил?
Ей показалось, что она перестает узнавать Глеба, что это другой человек, чем-то внешне похожий на Глеба. В его спутавшихся волосах застряли сухие листья и хвойные иголки. Полные настороженного внимания глаза отсвечивали нездоровым блеском. Лицо казалось темным, грязным от щетины. Воротник свитера пообтрепался и засалился. Ольга обратила внимание, что у Глеба появилась новая привычка – он стал грызть ногти.
– Ну, как ты здесь? – спросила она, мучительно выбирая правильный тон общения. Ей очень хотелось придать разговору легкий оттенок юмора. – Вспомнил пионерское детство, как ходил в походы и разжигал костры?
Глеб не понял ее или же, скорее, не услышал. Он продолжал крутить во все стороны головой, по-звериному замирая и прислушиваясь к малейшим шорохам.
– Ты всегда обращай внимание на людей, которые едут с тобой рядом в электричке, – шептал он, покусывая грязный кончик ногтя. – А когда идешь по лесу, то вдруг останавливайся и прячься за стволом. Заставляй того, кто следит, выдать себя… Тссс…
Он приложил палец к губам и застыл, глядя на черное пятно кустов.
– Ты чего? – спросила Ольга.
– По-моему, там кто-то стоит, – одними губами произнес Глеб.
Ольга долго пялилась на кусты, но ничего не заметила.
– Тебе показалось, Глеб. У тебя обострилось воображение.
Она принялась выкладывать продукты.
– Не мерзнешь ночью?
– Когда как, – односложно ответил Глеб, продолжая оглядывать склоны оврага.
Ольга искоса наблюдала за ним. «Как он опустился! – с ужасом подумала она. – Грязный, запуганный человечишка… Кажется, он даже похудел».
– Вот, посмотри, я взяла тебе на пробу десять пакетиков быстрого приготовления, – сказала Ольга и принялась подробно объяснять, чтобы отвлечь Глеба от грустных мыслей и самой отвлечься: – Подогреешь в кружке воду и высыпешь содержимое в кипяток. Помешаешь ложкой, и через пять минут блюдо готово. Здесь и картошка с грибами, и рис с курицей…
Тут она заметила, что Глеб вовсе не слушает ее, а смотрит широко раскрытыми глазами куда-то в сторону. Ольга замолчала, обернулась.
– Ты что, Глеб?
– Тихо… – прошептал он. – Там кто-то стоит… Около березы…
– Да это куст можжевельника.
– Нет, это человек.
Глаза Глеба наполнялись суеверным страхом. Губы дрожали. Он часто дышал и судорожно сглатывал.
– Тебе мерещится, Глеб.
– Нет-нет… Сходи проверь…
Ольга кинула пакеты на землю, сходила к березе, вернулась.
– Это можжевельник, – сказала она и сжала в своих ладонях холодную руку Глеба. – Расслабься, успокойся. Кто тебя найдет в такой глуши?
– Тебе легко сказать «расслабься», – произнес Глеб. – Не уверен, что ты расслабилась бы, окажись на моем месте…
Ольга взялась приготовить обед. От Глеба трудно было добиться вразумительного ответа, какое блюдо он предпочитает, и Ольга приготовила картофельное пюре с бараниной. Они ели из одной миски. Вспомнив о сюрпризе, Ольга вынула из сумки маленькую бутылочку коньяка, разлила в пластиковые стаканчики по глотку.
– Чтобы все наконец встало на свои места, – сказала Ольга и выпила.
Она видела – Глеб не совсем понял, что она имела в виду, но уточнять не стал. Тоже выпил, поперхнулся, закашлялся.
Потом они лежали в палатке, прислушиваясь к шуму ветра в обнаженных кронах деревьев. Глеб лег на бок, поджал ноги к животу и уткнулся лицом ей в живот. Дыхание его было ровным и тихим. Наверное, он уснул, может быть, впервые за последнее время глубоко, доверившись Ольге, положившись на открывшееся в нем инстинктивное сыновнее чувство защищенности и тепла, которое может дать только женщина. И она боялась пошевелиться, стараясь продлить его счастье, которое ей ничего не стоило, но для него было всем.
Он всхлипнул, проснувшись, поменял позу, причмокнул губами и опустил руку ей на живот.
– А ты не поправилась, Олюшка? – невнятно произнес он.
– С какой хорошей жизни? – делано отшутилась Ольга, привставая и убирая руку Глеба.
Он заглядывал ей в глаза.
– А мне показалось…
– Тебе показалось, – перебила его Ольга и взглянула на часы.








