Текст книги "Найти Иисуса"

Автор книги: Андрей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Слышишь шорох? Подозреваешь, что ползет змея? Вот даже кажется, что видишь ее глаза.

И что, и что же делать? Руку, что ли, протянуть – пощупать: холодное и скользкое или нет?

Бред? Бред.

Еще можно топать ногами, в надежде наступить ей на голову.

Смешно...

Что еще можно предпринять?

Вон, вон из стены торчат два глаза, светятся зеленые огоньки...

Куда бежать?

Гард почувствовал на руке холодное прикосновение, – отдернул руку, отскочил.

А это была Элеонора.

– Ты зря так нервничаешь, Гершен, – почему-то прошептала она. – Мы ничего не можем поделать. Но моя любовь охранит меня. Я знаю, что Корнелиус ждет меня в области, находящейся между смертью и вечным покоем. Я приду к нему, только если отомщу. И по-другому быть не может. Пока я не отомщу, нам нечего бояться.

В темноте ее голос звучал особенно торжественно и гулко.

«Ладно, предположим, – чего только ни бывает в этой безумной стране – любовь охраняет тебя от змей. Ха-ха. Это хорошо. Тебе можно позавидовать. Но – меня? Что может охранить меня?»

И снова два зеленых глаза из стены.

Мгновение – прыгнут.

– Смотри! – крикнул Гард – Змея! Глаза...

– Успокойся, – Элеонора снова взяла его за руку. – Змеиные глаза и на свету разглядеть невозможно. Змеи не видят в темноте, я же тебе объясняла: они чувствуют, где тепло, и стремятся туда. Змеи, наверное, тоже мерзнут.

Быть обогревателем для змей Гарду совсем не хотелось.

Господи, должно же быть какое-то спасение! Неужели я попал в это странное время, к этим странным людям для того лишь, чтобы погибнуть от укуса мерзкой скользкой твари?

Комиссар не заметил, как рухнул на колени и, подняв глаза туда, где был люк, начал неистово молиться:

– Господи, спаси меня, Господи, пожалуйста! Я умоляю Тебя о спасении! И не к кому мне больше обратиться, только Ты можешь меня спасти, только Ты один! Я ведь должен найти Истину, должен! Помоги мне, Господи, это сделать. Ну, пожалуйста, помоги!

Комиссару было так страшно, как не бывало еще никогда в жизни. Не то чтобы он боялся смерти, он уже столько раз смотрел ей в глаза, что привык.

Но быть укушенным змеей здесь, в темной яме, рядом с любимой женщиной... Валяться на земляном полу,

умирая от яда этой твари... А Элеонора, защищенная любовью к другому мужчине, будет стоять над ним...

Когда Гард молился, страх куда-то исчезал и появлялась надежда.

Гард говорил уже что-то непонятное, невнятное, нечеткое, даже бессмысленное... Только одно слово можно было разобрать – Господи! – и больше ничего.

И не было уже ни ямы, ни Элеоноры, ни змей. Вовсе никого не было.

Только Гард и Бог.

И Гарду почему-то казалось, – да что там «казалось», уверен он был! – Бог слышит его, и пока они с Ним разговаривают, ничего ужасного произойти не может.

Гард достал Весть. Стоя на коленях, держал ее в двух руках и показывал Богу: вот, мол, она уже найдена, уже полдела сделано. Помоги довершить до конца! Помоги!

Бог молчал, разумеется. Но ощущался. Как именно он ощущался, комиссар никогда не смог бы объяснить. Однако Гард совершенно точно знал: он здесь не один, он – под защитой. И пока эта защита есть, с ним не может ничего страшного случиться.

Главное, стучаться к Богу, и Он непременно откроет. Главное стучаться, стучаться, стучаться...

Дверь Господа всегда открыта для тех, кто хочет в нее войти.

Странный шум Элеонора услышала первой. Это был шум боя. Бой происходил там, наверху.

Элеонора поняла: это, должно быть, вернулись римляне, и они, конечно, победят зелотов – кого убьют, кого арестуют, – а потом уведут зелотов на суд. А они с Гершеном останутся гнить в этой яме навсегда.

Но это невозможно: Корнелиус не отомщен!

– Эй! – закричала Элеонора. – Мы здесь! Эй! Откройте! Выпустите нас!

Люк открылся, в глаза им брызнул свет.

Но комиссар не заметил света.

Он продолжал стоять так, как стоял всю ночь: на коленях, держа в руках Весть.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Когда, ухватившись за чьи-то сильные руки, Гард вылез из отвратительной ямы и посмотрел вниз, то в ярком уже дневном свете он увидел несколько небольших, но отвратительных змей, ползавших по дну.

–Спасибо Тебе, Господи, за то, что подарил мне чудо. Спасибо Тебе, – прошептал Гард.

И только после этого огляделся.

Римляне дождались подмоги и взялись за дело всерьез. На этот раз их победа была безусловной.

На земле лежали несколько трупов зелотов, остальные стояли кучей, связанные веревкой.

Иисус Варавва стоял отдельно. Руки его были связаны. В глазах по-прежнему горел огонь.

Один из римских солдат подошел к Гарду.

–Я узнал тебя, – ухмыльнулся он. – Тебя, кажется, зовут Гершен? Ты еще изображал из себя Мессию, – он расхохотался. – И чего всем так нравится строить из себя Божьих Посланников?

Второй солдат похлопал комиссара по плечу, произнес, скорее сочувственно, чем издевательски:

–И чего тебя все время арестовывают, бедняга?

–Я тоже хотел бы это знать, – буркнул комиссар и посмотрел на Элеонору.

В глазах девушки сияло счастье: она тоже узнала тех, кого считала виновными в смерти Корнелиуса.

«Сейчас она начнет мстить, – понял Гард. – А я буду ее спасать. Сначала мечом помашу, а потом мы с ней опять будем убегать – привычное дело».

Сквозь одежду Гард нащупал Весть. Слава богу, на месте.

Командир римлян подошел к Иисусу Варавве:

–Ты Иисус Варавва, называющий себя Учителем? Ты призывал к бунту народ? Ты кричал лживые лозунги: «Никакой власти, кроме власти Закона и никакого царя, кроме Бога?» Ты делал все это, Иисус Варавва, называющий себя Учителем?

Иисус гордо смотрел на командира и молчал. Впрочем, тот, кажется, и не нуждался в его ответе. Он продолжал:

–Я знаю: это ты! Синедрион решит твою судьбу, и я уверен: тебя приговорят к распятию на кресте! А Понтий Пилат утвердит приговор. Моли своих богов о милости Пилата.

Иисус Варавва смотрел прямо, говорил твердо:

–Для меня нет царя, кроме Бога, и нет власти, кроме Закона! И против моей веры бессильны все, и твой Понтий Пилат – тоже. Не пройдет и нескольких дней, как снимут с меня цепи, и я уйду освобожденный! И народ станет приветствовать меня, потому что увидит во мне настоящего Мессию!

«Так ведь и будет, – с ужасом подумал Гард. – Все именно так и произойдет. Варавву отпустят. Народ увидит в нем Мессию. Только одного не учел этот са-

мозванец: воскрешения Христа. Ну почему же людям для того, чтобы прозреть, нужно обязательно распять своего Бога?»

Командир римлян подошел к Элеоноре:

–Ну, а ты кто, красавица? Если зелоты запрятали тебя в яму, значит, ты хороший человек, правда?

Римлянин погладил Элеонору по щеке.

Элеонора не испугалась, не отстранилась, она улыбалась, как-то очень по-женски глядя на римлянина.

Римлянин улыбнулся:

–О, так ты уже разобралась, кто тут настоящий хозяин?

Гард дернулся к девушке, но его удержали.

Элеонора вела себя странно. Комиссар подумал: «А может быть, она с ума сошла от страха?»

Девушка распахнула свою одежду. Гарду показалось, что она начнет раздеваться прямо здесь, при всех.

Но Элеонора искала что-то, спрятанное у нее на теле. Нашла. Улыбнулась. Вытащила какой-то черный извивающийся шнурок.

Комиссар не сразу понял, что это змея.

Не переставая кокетливо улыбаться, Элеонора бросила змею римлянину за тогу и расхохоталась.

И только тут до командира дошло, что случилось. Он начал безумный танец, стараясь освободиться от змеи. Кричал, стонал, орал.

–Поздно, – улыбнулась Элеонора. – Тебе осталось жить совсем чуть-чуть. Я отомстила за Корнелиуса.

Зелоты издали победный вопль. Римляне бросились к ней. Но Элеонора достала из-под одежды вторую змею.

–Ну, кто еще хочет попробовать? Римляне встали.

–Гершен, – сказала Элеонора, – мне осталось жить мгновения. Помни, ты должен найти настоящего Иисуса и отдать ему Весть. Ты должен узнать Истину. Твой непонятный, но всемогущий Бог, которому ты так странно молился в яме, поможет тебе. Он спас тебя от гадов. Он поможет тебе и впредь. Когда ты встретишь Его, не забудь спросить, почему Элеонора и Весть были столь связаны. Ты спросишь?

Гард стоял, сглатывая слезы. Сил отвечать не было, и он только кивнул головой.

–Хорошо, – улыбнулась Элеонора. – А то, что я буду там, – она показала на небо, – а ты тут, неважно. Мне почему-то кажется, что там все слышно... И видно... Это все одно: там, тут... Как один дом с разными комнатами.

Римляне и зелоты стояли молча, не шелохнувшись. Они понимали: эта красивая женщина говорит последние слова в своей жизни, ей нельзя мешать.

Элеонора говорила все тише. Казалось, жизнь уходит из нее не сразу, а постепенно. Видимо, жизнь хотела дать ей возможность договорить.

–Ты, Гершен, хороший человек. И я полюбила бы тебя. И я принесла бы тебе счастье. И у нас были бы хорошие дети, красивые и умные. Но я люблю другого, и Корнелиус ждет меня в области, находящейся между смертью и покоем. Он не может уйти в покой без меня. Поэтому я иду к нему. Но я иду к нему, сумев отомстить...

Элеонора улыбнулась и начала медленно оседать.

Никто не бросился поддержать ее.

Она упала и закрыла глаза. Казалось, девушка спит.

Змея поползла по ее телу, по ее груди, доползла до горла и, свернувшись, затихла, положив свою маленькую головку Элеоноре на подбородок.

Раздался дикий крик, забился в смертельной агонии отравленный змеей римлянин.

Люди стояли, глядя то на Элеонору, то на своего командира. Люди привыкли к смерти, и сама по себе она не вызывала уже никаких чувств: ни страха, ни отвращения, ни поклонения.

Но люди понимали: эти две смерти – особенные. В них есть какой-то странный, но глубокий смысл. И они пытались этот смысл осознать.

И тут Гарду показалось, что кто-то сказал ему:

–Беги!

Это был странный голос – то ли снаружи, то ли прямо изнутри Гарда. Голос требовал: – Беги!

Гард сделал шаг назад, потом еще один.

На него никто не обращал внимания. Все смотрели на умерших людей.

Гард сделал еще шаг назад, еще. И побежал через редкий лес.

Поняв, что его никто не преследует, Гард сел на камень и попытался задуматься над тем, что ему делать дальше.

Но сосредоточиться мешала одна навязчивая и неприятная мысль: отчего-то так получалось, что все люди, с которыми он встречался в этом странном времени, погибали? Он давно понял, что сеет вокруг себя смерть. Каждый, кто встречался с ним, почему-то погибал.

Это было странно. Ведь это он – человек из будущего – лишний в этом времени. Но именно он оставался жить. А жители этого века погибали один за другим.

Отчего?

Во всяком случае, комиссару стало очевидно: ни с кем больше в этом мире он дружить не должен. Хватит.

Конечно, это мистика, бред, не достойный человека XXI века, но очевидно, что на комиссаре лежит проклятье. Этого не может быть. Но это есть. Гард больше не станет отдавать в руки смерти своих друзей.

Элеонору было ужасно жаль. До слез, которые он зачем-то пытался сдерживать. Гард понял, что если все-таки вернется на Землю, то там, в будущем, будет теперь до конца дней своих искать женщину, похожую на Элеонору.

Но есть ли в будущем такие женщины? В этом комиссар совсем не был убежден.

Мысли о будущем возвратили Гарда к реальности. Может быть, он, конечно, это придумал, шагая в одиночестве по пустыне: чтобы вернуться на Землю, нужно найти Истину. Но иного способа возвращения все равно не было, и дел других, кроме как найти Иисуса и вручить ему Весть, не было также.

Значит, надо думать над тем, где отыскать настоящего Иисуса.

Варавва арестован. Если верить Библии, – а Гард все больше убеждался, что верить этой Книге надо, – Понтий Пилат скоро продемонстрирует народу Варавву и Иисуса. Народ потребует отпустить Варавву, а про Иисуса будет кричать: «Распни его! Распни!»

Судя по всему, Иисус арестован. Или будет арестован в самое ближайшее время. Надо идти во дворец Пилата. Не зря же возникло у Гарда ощущение, что с Понтием Пилатом они еще увидятся и у них произойдет важный разговор?

Потом во дворце есть Александр, он поможет...

Черт, комиссар забыл про проклятье... К Александру страшно обращаться, вдруг он – тоже...

Или это все-таки случайные совпадения? Только очень уж их много. Как же так получилось, что комиссар стал человеком, сеющим смерть?

Все. Хватит. Бестолковые, пустые мысли. Надо идти в вечный город Иерусалим и искать там дворец Пилата.

Надо подчиниться жизни. Стать травинкой, плывущей по ручью. Жизнь мудрее нас. Что сами не решим, она подскажет.

Комиссар поднялся.

Ну и где тут у вас Иерусалим? Куда идти?

Куда-нибудь. И у первого встречного спросить:

– Где тут у вас Иерусалим?

Город большой, знаменитый. Подскажут.

Появилась цель, появился смысл, настроение сразу улучшилось.

Правда, мысли об Элеоноре... Ее глаза... Волосы...

Не думать. Не думать. Не думать.

Шагать. Шагать. Шагать.

Однако Гард успел сделать лишь два шага, как раздался щелчок, и что-то ударило его по ноге.

Особой боли Гард не почувствовал, но понял, что дальше двигаться не может: он попал в капкан.

Капкан маленький, самодельный. Две деревяшки, привязанные к дереву, держали его ногу.

Вырваться из такого капкана было нетрудно. Комиссар нагнулся, чтобы освободить ноги из плена.

И тут же сверху на него упала сеть.

Мгновение – и концы сети оказались связанными у пояса.

Руки оказались в плену сети, ноги – в плену капкана.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Сеть давала возможность распрямиться.

Комиссар огляделся и заметил маленького, похожего на гнома человека, с взлохмаченной седой головой и безумным взглядом.

– Ха-ха! – закричал человечек. – Попался! Думаешь, мне не скучно тут? Мне скучно тут. Кто ко мне придет? Никто ко мне не придет. Как я гостя найду? Поймаю! Домой отведу.

– Ты кто такой? – спросил Гард, пытаясь одновременно освободить руки.

– Кто я такой?

Человечку явно нравилось самому себя спрашивать и самому себе отвечать.

Уже потом комиссар понял, что это был признак одиночества: человек привык разговаривать с самим собой, потому что больше поговорить ему было не с кем.

– Я – человек, – ответил сам себе седой гном и тут же спросил Гарда: – А ты кто такой?

– Гершен, – ответил Гард, постепенно понимая, что сетка весьма прочная и выпутаться из нее не удастся.

Человечек расхохотался:

– Ты – Гершен, а я – человек. Смешно, правда? А в тебе что главное: что ты – человек, или что ты – Гершен? Что? Что? – щебетал человечек.

Чего Гарду сейчас совсем не хотелось, так это вступать в философские разговоры. Поэтому он решил промолчать.

Человечек, впрочем, и не ждал ответа. Он продолжал щебетать:

– В гости ко мне пойдешь? Пойдешь. Я тебя покормлю, я тебе погадаю. На зернах тебе кто-нибудь гадал? Никто тебе на зернах не гадал. Я погадаю. Покормлю – погадаю. Погадаю-покормлю.

«А что? – подумал Гард. – Ну, предположим, я сейчас убегу. И – куда? Этот гномик вроде не агрессивный. Сумасшедший, правда: гостей таким странным образом отлавливает. А кто в этой стране нормальный? Нет, надо пойти к нему. Поесть. А потом он объяснит мне, где Иерусалим».

– Ты знаешь, где находится Иерусалим? – спросил Гард.

– Все знают, где находится Иерусалим, – мгновенно ответил человечек.

– А ты что, всех гостей к себе капканами и сетью завлекаешь?

– Если б я тебя встретил на дороге и в гости позвал, ты бы пошел? Не пошел. Сеть зачем? Чтобы ты подумал. Постоял, подумал. Для этого сеть. И капкан. Капкан больный? Нет, не больный такой капкан. Смешной. Пальцы сломал тебе? Нет, пальцы тебе не сломал. Зато ты подумал. Просто так подумал? Нет. Подумал – решил. И что решил? Пойдешь ко

мне в гости? А то никто не ходит ко мне. Один живу. Приходится в капкан ловить. И в сеть.

Человечек говорил, ни на секунду не останавливаясь.

А тут вдруг замер на месте, посмотрел на комиссара пристально и серьезно.

– Так что? Надумал? В гости ко мне пойдешь? Гард вздохнул:

– Освобождай меня. Не убегу.

По дороге Гард все-таки решил познакомиться с человечком, чтобы знать, как того называть.

Но, оказалось, что имени у человека-гномика нет.

– Имена – зачем? – тараторил гномик, снизу поглядывая на комиссара. – Чтобы в мире не потеряться. А когда один живешь, как потеряться? Никак не потеряться. Зачем мне имя? Я живу один, на свободе. На свободе зачем имена? У льва – какое имя? У птицы? Зачем имена? Зачем? Объясни.

– Для порядка, – буркнул Гард. Человечек даже остановился от изумления.

– Это ты называешь порядком? Ну хорошо. Тебе так удобней? Хорошо. Как хочешь, так меня и называй.

– Гаврик, – почему-то вырвалось у Гарда.

– Гаврик? – переспросил человечек и, смешно обогнав комиссара, протянул ему руку. – Гаврик.

Комиссар торжественно руку пожал.

«Смешной какой, – подумал комиссар. – Сумасшедшие – они вообще забавные».

Домик у Гаврика был маленький и аккуратный.

Гаврик мгновенно поставил на стол хлеб, вино, сыр, фрукты, холодное мясо.

Гаврик вообще все делал быстро и при этом безостановочно говорил, постоянно сам себя о чем-то спрашивал и сам же себе отвечал:

– Ты голодный? Шел, устал, конечно, голодный. Сейчас поешь. А я все про тебя узнаю. Спрашивать тебя надо? Не надо. Зачем спрашивать, если есть зерна и есть цифры, правда? Человек про себя что знает? Ерунду? Что расскажет? Еще меньше. А зерна и цифры знают все.

Щебетание Гаврика, понятно, интересовало Гарда гораздо меньше, чем еда. Поэтому ему легко было на весь этот треп не обращать внимания.

Поставив на стол еду, Гаврик взобрался на скамью и откуда-то сверху достал маленькую коробочку.

Вместе с коробочкой сел напротив комиссара, улыбаясь таинственно и по-доброму.

– Гершен, говоришь? – спросил Гаврик. – Сейчас мы узнаем, что ты за Гершен такой.

В коробочке лежали круглые крупные желтые зерна.

– Гадать по зернам умеешь? – спросил он. И сам ответил: – Не умеешь.

Гаврик взял пригоршню зерен, потряс ими и тоненькой струйкой бросил на пол.

Упало три зерна.

Гаврик смотрел на три зерна, как на чудо. Встал, обошел стол, положил три зерна на ладонь, вглядываясь в них, словно не веря.

Потом медленно поднял глаза на Гарда. В глазах Гаврика комиссар прочел страх.

Продолжая смотреть на Гарда, Гаврик еще раз потряс пригоршню зерен и, на этот раз веером, бросил зерна к потолку.

Все зерна упали на пол.

На стол упало три. Рядышком. Раз. Два. Три.

– Три... – с ужасом произнес Гаврик. – Этого не может быть! Три...

Он собрал все зерна, протянул Гарду и прошептал:

– Теперь ты.

Еда была вкусной, Гаврик – симпатичным, игра – забавной. Почему бы не поучаствовать?

Гаврик между тем волновался до такой степени, что начал хрипеть:

– Собери все зерна и тонкой струйкой – на стол. Это просто. Возьми зерна. Сожми руку в кулак. Видишь, отверстие образовалось между маленьким пальцем и ладонью? В него – сыпь тонкой струйкой. Главное, пальцы не разжимай и отверстие не увеличивай.

Гард так и сделал. Тонкой струйкой – на стол.

Подумал: «Сейчас все высыплю, чтобы он не волновался».

Но все не высыпались.

Высыпалось три зерна. Раз. Два. Три. Остальные застряли и не сыпались.

Ну три. И что? Комиссар в мистику цифр не верил. Что ж там такое мог увидеть маленький Гаврик?

А Гаврик, судя по всему, увидел что-то, что потрясло его не на шутку.

Он бегал вокруг стола, причитая:

– Не может этого быть! Не может этого быть! И на Гарда смотрел с ужасом.

– Да что случилось-то, а? Что такое? – не выдержал комиссар.

Гаврик замолчал, подошел к комиссару, дернул его за руку, осторожно потрогал зачем-то за нос, потом отошел, все время оглядываясь, рухнул на колени, протянул к Гарду руку и произнес шепотом:

– Ты пришел к нам из будущего? Ты – Мессия? Кусок мяса застрял у комиссара в горле.

– Как же я буду с тобой теперь, а? Как же я буду? – в глазах Гаврика заблестели слезы.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Гаврик разнервничался до такой степени, что даже перестал с собой разговаривать. Он мерил шагами комнату молча и сосредоточенно.

Состояние Гаврика внушало комиссару опасение. «Сейчас как психанет да и убежит из дома, как я отсюда буду выбираться? – испуганно думал Гард. – А то еще чего доброго, захочет меня, Мессию, в плен взять...»

Гард расхохотался:

– Что ты несешь? Из какого такого я будущего? Я – местный.

– Да? – Гаврик остановил свой бег. – Местный? А цифра три, думаешь, случайно выпала? Три. Эта цифра будет святой. В будущем. У Бога в будущем будет три ипостаси. И цифра станет святой. А ты сам ее выбросил. И я ее выбросил, когда на тебя гадал. Это о чем говорит? О том, что ты – не местный. Ты из будущего к нам пришел.

С такой логикой спорить было невозможно.

Маленький, нелепый, смешной человек узнал о нем то, о чем не могли догадаться самые мудрые мудрецы. Гард пока не мог понять, что принесет ему эта догадка.

– Ты – Мессия? – с плохо скрытым ужасом спросил Гаврик.

Комиссар не успел ответить – Гаврик по привычке ответил сам:

–Ты не Мессия. Был бы ты Мессия, зерна бы иначе выскочили. Узором. Но ты – не Мессия. Ты просто человек из будущего, – Гаврик вздохнул и спросил: – Ты, конечно, не можешь рассказать, как попал к нам?

Комиссар не знал, что ответить, и потому спросил:

– А ты ничего не перепутал?

Такая постановка вопроса Гаврика возмутила:

– Я перепутал? Как я перепутал? Смотри. Кидаю на себя.

Он кинул тонкую струйку. На стол упало пять зерен.

– Хочешь попробовать? Кинешь на меня? Только ты скажи себе уверенно: «Я кидаю на Гаврика» – и кидай!

Гарду стало интересно.

– Хочешь, брось в воздух, – предложил Гаврик. – Только прямо вверх кидай. Не в рассыпную, а вверх. Ровно.

Гард бросил.

На стол упало пять зерен.

Мистика какая-то!

– Пять, – объяснил Гаврик. – Святое число Древнего Рима. Индикт – пятнадцать лет, во время которых римляне трижды собирают дань с поверженных. И с иудеев в том числе. Трижды по пять – пятнадцать. Оно и выпало. Потому что я – отсюда.

А ты – не отсюда. – Гаврик помолчал немножко и спросил неожиданно: – Вкусно?

– Мм-мм, – ошарашено буркнул Гард, хотя ему кусок в рот уже не лез.

Гаврик очень обрадовался:

– Это хорошо, что тебе нравится. Если тебе нравится, значит, ты меня не убьешь. Можно ли убить человека, который загнал тебя в капкан? Можно. Можно ли убить человека, который тебя кормит? Нельзя. Ты ведь не будешь меня убивать?

Комиссар успокоил Гаврика, сказав, что вообще убивать никого не любит, после чего попросил погадать еще.

Гаврик с радостью согласился.

– Откуда ты взялся – может сказать гадание? Не может сказать, – тараторил Гаврик, собирая рассыпанные по полу зерна. – А и не надо мне этого знать. Ты ведь не хочешь об этом говорить? Ну и не надо мне знать! А как ты сейчас живешь – могут сказать зерна? Могут сказать. Сейчас скажут.

На стол упало два зерна.

– Два? – Лицо Гаврика помрачнело. – Плохое число. Точки опоры нет, понимаешь? Три – есть точка опоры. Два – нет. Ты сейчас живешь без точки опоры. Плохо. Идешь куда-то, а точки опоры нет. Плохо. Куда идешь-то?

Человеку, который распознал, что он явился из будущего, Гард был готов рассказать все: и про Весть,

и про то, что ищет Иисуса. И рад был рассказать, потому что Гаврик ему нравился. Но...

Есть проклятье или нет его, на самом деле комиссар сеет смерть или это просто цепь совпадений – неважно. Гард не имеет права больше рисковать чужой жизнью. Хватит. Дорисковался.

Хватит уже Элеоноры. Барака. Азгада, с которого счет начался. Михаэля... Неохота даже вспоминать всех тех, с кем встретился комиссар в этом веке и кто – по его неясной вине? – погиб.

Не хватает еще, чтобы к этому списку присоединился такой хороший, живущий на свободе Гаврик. Нет, это никуда не годится.

– Ты не хочешь рассказывать мне, куда идешь? – по-своему расценил молчание комиссара Гаврик.

– Я ищу человека, – ответил Гард. – У меня к нему важное дело. Твои зернышки могут сказать, где этот человек?

Гаврик слушал внимательно, механически перетряхивая в горсти зерна.

Когда Гард задал вопрос, Гаврик молча выкинул зерна на стол.

Выпало четыре.

Гаврик еще раз потряс зернами и еще раз кинул.

И снова – четыре.

– Четыре – плохая цифра, – пояснил он. – Это дважды по два. Плохая цифра.

– Что значит – плохая? Я не встречу того, кого ищу?

– Встретишь. Но человек этот – непростой. Люди какими бывают? Как все: простые. И еще непростые бывают, как никто. Этот – непростой. Пятый человек. Это хорошо. Пятый.

– Как это – пятый?

– Как это? Как это? – нервно повторил Гаврик. – Что непонятного? Все понятно. Пятый, кого ты встретишь на пути. Это какой-то необычный человек. Особенный. Пятый. Четырех встретишь простых. Пятый – непростой. Тот, кого ты ищешь.

– А... – протянул Гард. – Понятно.

– Что тебе понятно? – возмутился Гаврик. – Значение слова «встретишь» тебе понятно?

Комиссар догадался, что в вопросе таится подвох, и потому отвечать не стал.

Гаврик, по привычке, ответил сам:

– Встретить и увидеть – не одно и тоже. Я зачем капканы ставлю? Чтобы людей встретить, – он по слогами повторил это слово: – Ветре—тить. Я один живу. На свободе. Но человеку для жизни нужен человек. Хотя бы иногда. Вот я и ставлю на людей капканы.

Гард усмехнулся:

– А без капканов нельзя?

Гаврик совсем перестал бояться человека, пришедшего из будущего, и на вопрос комиссара ответил даже с некоторым вызовом:

–Да, без капканов нельзя. Меня люди как увидят – встречать не хотят. Встретить – значит по-

говорить, понимаешь? Пятый, с кем поговоришь – он. А встретишь ты еще многих. Молчащих. Пятый – с кем будешь говорить, – повторил Гаврик. – Понял?

Гаврик даже не подозревал, насколько важно было для Гарда то, что сказал этот маленький смешной человек.

Не верить его гаданию после того, как он узнал, что Гард – из будущего, было трудно. И значит, пятый человек, с кем он поговорит после встречи с Гавриком, и будет Иисус. Тот Самый. У которого Весть. У которого Истина. И с чьей помощью – комиссар уже почему-то абсолютно верил в это – он вернется домой.

– Ну все, – комиссар вытер жирные губы. – У меня к тебе, Гаврик, остался последний вопрос: далеко ли отсюда до города Иерусалима?

Вместо ответа Гаврик стал собирать со стола миски, стряхивать крошки. В общем, убираться.

– Что ты делаешь? – удивился Гард.

– Вместе пойдем, – мрачно ответил Гаврик. – Вместе. Ты из будущего, ты – не местный. Ты тут не знаешь ничего. Что нужно человеку, чтобы он не заблудился? Человеку, чтобы он не заблудился, нужен другой человек, который знает дорогу.

Гард поймал бегающего Гаврика, посадил перед собой на скамью. Старался смотреть по-доброму, по-дружески, говорить тихо:

– Понимаешь, Гаврик, ты – хороший человек. Как ты говорил? Непростой? Вот ты – непростой человек. Но взять тебя с собой я никак не могу. Пойми меня: никак.

В глазах Гаврика появились слезы.

– Конечно, – дрожащим голосом сказал он, – зачем я человеку из будущего? Я ему не нужен. Разве у человека из будущего других людей нет, кроме меня? Есть.

–Ты неправильно говоришь, – возразил Гард. – Просто идти со мной очень опасно. Для тебя, может быть, смертельно опасно, понимаешь?

Гаврик вскочил и снова начал ходить по своему домику из угла в угол.

Потом остановился и сказал:

– Хорошо. Кинем зерна. Как они скажут, так и будет, договорились?

Гаврик был такой маленький, седой, взлохмаченный, смотрел так трогательно, что Гарду ничего не оставалось, как согласиться.

Гаврик достал зерна и – тонкой струйкой на стол.

Упало зернышко. Одно.

–И что это значит? – спросил Гард.

– Я не умру, – ответил Гаврик. Но ответил как-то неуверенно: голос его дрожал. – Когда гадаешь на дорогу, одно зернышко означает жизнь. Два – смерть. Четыре – ужасная смерть.

–А три? – спросил комиссар. – Если бы выпало три зернышка?

Гаврик задумался на мгновение, но не ответил. Бросил зерна к потолку.

Все упали на пол. Одно – на стол.

Гаврик удивленно посмотрел на зернышко, потом поднял глаза на комиссара и сказал, как показалось комиссару, зло:

– Опять одно. Значит, я буду жить. И не умру. Ты ведь это хотел знать? Это. Ты берешь меня с собой?

Комиссар понимал: даже если он не возьмет с собой Гаврика, тот все равно пойдет за ним. Это очевидно.

Да и потом, его гадание явно не врет. Вот ведь и про Иисуса он верно все угадал.

– Хорошо, – вздохнул комиссар. – Пошли.

Когда они вышли из домика, Гаврик сказал:

– Ты иди вон по той тропинке, а я тут... Ну... Закрою... Ты иди.

Когда комиссар отошел, Гаврик начал бубнить:

– Как такое может быть? Не может такого быть! Одно зернышко – значит, я не умру. Он спросил про три. Он – мудрый. Он из будущего. Он все понимает. Когда гадаешь на дорогу, три зернышка означают возвращение домой. Не выпало... Как такое может быть? Разве я могу не умереть, но в дом свой не вернуться? Странно...

Гаврику стало ужасно жаль своей жизни, дома своего, своей свободы.

Он уже был готов крикнуть человеку из будущего, что никуда не пойдет с ним, а до Иерусалима тут совсем рядом, любой подскажет дорогу.

Но Гаврик был очень любопытный человек. Ему ужасно захотелось узнать: как же это можно остаться жить и при этом домой не вернуться? В яму его, что ль, посадят? Так он сбежит. Нет такой темницы, из которой он не вырвется.

Тогда – что? Как? Почему?

Нет, надо идти с человеком из будущего. Все-таки человек из будущего. Надо с ним идти. Раз жизнь зовет, значит, надо идти.

Гаврик погладил дверь, попрощался с домом и побежал нагонять Гарда.