Текст книги "Воин из-за круга"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Воды принес? – спросил он.

Ди Марон молча протянул ему кружку. Ди Брай прополоскал рот, потом жадно выпил воду.

– Идем! – велел он юноше.

Поэт покорно поплелся за стариком. Поведение ди Брая было ему непонятно и даже раздражало его, но как бы то ни было в этом старом безумце сейчас вся его опора. Возможно, сегодня вечером весь этот ужас кончится – отец уже наверняка знает о том, что случилось с его сыном, и, конечно же, сделает все, чтобы вытащить его из этой преисподней. И тогда он вернется домой, а старый дурак останется здесь, с каторжниками. Сам виноват – никто его за язык не тянул, не заставлял признать соучастие в ограблении библиотеки! Только бы отец его вытянул, а там все будет по-другому. Такой урок не пройдет даром. Надо хотя бы один день испытать на своей собственной шкуре все прелести тюрьмы и каторжных работ, чтобы всю оставшуюся жизнь свято соблюдать законы! Теперь отцу не надо будет читать ему нравоучения – тому, кто видел ад своими глазами, нет нужды слушать того, кто предостерегает идти дорогой в этот самый ад. Единый, только бы отец сумел что-нибудь для него сделать! Только бы вернуться домой!

– Сядь вон там и жди, – ди Брай показал поэту на сложенные штабелями доски под свежевозведенной стеной. – Я скоро приду.

Он и впрямь вернулся через несколько минут и вручил ди Марону какой-то предмет, завернутый в кусок холста. Поэт развернул сверток и увидел краюху ячменного хлеба, кусок копченой колбасы и луковицу.

– Я съел твой обед и взамен даю это, – пояснил ди Брай. – Ешь, пока не объявили сигнал к началу работы.

– Ферран, ты… – Юноша впервые назвал своего странного опекуна по имени. – Где ты это, чума тебя возьми, достал?

– Если есть деньги, можно достать все, что угодно. А я сумел спрятать от охраны в тюрьме десяток галарнов. – Ди Брай показал юноше деньги. – Возьми эти монеты и хорошенько спрячь. Клянусь Единым, они тебе очень понадобятся.

– Но это твои деньги!

– Они мне ни к чему. Ешь же, времени мало!

Ди Марон с готовностью набил рот хлебом и колбасой, а старик тем временем уселся на доски рядом с ним и погрузился в дремоту. Его, казалось, больше ничто не заботит. Пока молодой человек насыщался, ди Брай не проронил ни звука. Молчание он нарушил только после того, как ударили в колокол, возвещая об окончании обеденного перерыва.

– Поел? – спросил он юношу. – Пошли, работа ждет.

– Спасибо, Ферран, – поэт подкрепил свою благодарность учтивым поклоном. – Ты очень добр ко мне. Чем я могу тебе отплатить за доброту?

– Только своим послушанием. Сейчас мы придем на площадку, и ты снова начнешь таскать ведра с раствором, а я класть кирпич. Мы же как-никак осужденные.

– Вот этого-то я и не пойму, Ферран, – не выдержал ди Марон. – Какого дьявола ты наговорил на себя? Я тебя не знаю, и тебя не было в библиотеке колледжа. Зачем тебе все это было нужно? Почему ты заботишься обо мне? Ведь ты меня специально искал, признайся – ты ведь меня искал, да? Ты хотел заплатить за меня этому скоту трактирщику, отправился за мной в тюрьму, теперь заботишься обо мне. Кто ты, старче? Святой или демон? Может, объяснишься наконец?

– Сейчас некогда объясняться, – Ферран стряхнул мелкую белую пыль со своих штанов, обмахнул носовым платком сапоги. – Нас хватятся, и комендант нас накажет. Идем работать!

– Не сойду с места, пока не скажешь, в чем дело! – воскликнул ди Марон, топнув ногой. – Я должен знать, кто ты и чего от меня хочешь! Предупреждаю тебя, что я не из тех мужчин, которые сносят домогательства других мужчин.

– А кто тебе сказал, что я тебя домогаюсь? – спокойно спросил старик. – Не беспокойся, я не интересуюсь мальчиками вообще и тобой в частности. У меня к тебе совсем другой интерес. Но сейчас не место и не время все тебе объяснять. Если ты не будешь вести себя как нетерпеливый идиот и не будешь создавать нам проблемы, обещаю, что сегодня же вечером все тебе расскажу.

– Ага, нашел дурака! Тебе просто нечего мне сказать. И вечером ты опять найдешь повод уйти от разговора.

– Не найду. Потому что сегодняшний вечер будет последним.

Ди Марон с недоумением посмотрел на старика.

– О чем ты, Ферран? – спросил он.

– Я уже сказал тебе, что это долго рассказывать. Идем, нас ждут. Я не хочу, чтобы какой-нибудь кретин нарушил мои планы, разлучив нас с тобой этим вечером. Поэтому работай хорошо и наберись терпения. Если боги нам улыбнутся, завтрашний рассвет ты встретишь на свободе.

Джел ди Оран, как всегда, вошел без стука. Тасси, облаченная в платье из гофрированного льна, полулежала на диване; ее дивные золотистые волосы были распущены, драгоценные украшения искрились на шее, руках и щиколотках. Мальчик лет четырнадцати, устроившись на подушках рядом с диваном, наигрывал на кантере[1]1
  Кантера – восьмиструнный музыкальный инструмент, род лютни.


[Закрыть] что-то очень мелодичное и печальное. Джел сделал мальчику знак рукой, и юноша тут же перестал музицировать и встал, чтобы уйти. Однако Тасси, в свою очередь, велела мальчику остаться.

– Поиграй еще, Гораин, – велела она. – Твоя игра восхитительна.

– Тасси, нам надо поговорить, – не выдержал канцлер. – Поговорить наедине.

– Гораин умеет хранить секреты, – с улыбкой сказала Тасси.

– Очень хорошо. Но я буду говорить о делах государственной важности. Если о нашем разговоре станет кому-нибудь известно, я точно буду знать, кого мне отправить на плаху.

– Ступай, Гораин, – не скрывая раздражения, велела блондинка. – Придешь, когда местьер Джел уйдет.

– Я знаю об этом чужаке, Тасси, – сказал канцлер, едва мальчик вышел, – И я жду объяснений. Кто он?

– Ты ревнуешь? – Тасси сменила позу так, чтобы разрез на платье целиком открыл взгляду ди Орана ее восхитительные бедра. – Не ревнуй. Мне нужен мой воин из-за круга. И я его нашла. Этот юноша просто прелесть.

– Я не намерен делить тебя еще и с ним. Ты начинаешь пренебрегать пророчествами.

– В пророчествах не сказано, что я должна лишить себя мужского общества и томиться неудовлетворенными желаниями, – резко сказала девушка. – То. что я делаю, я делаю именно потому, что этого требуют от меня пророчества. Этот воин мне нужен.

– Ты говорила, что с открытием Вторых врат на престол взойдет новый император. Вторые врата открыты.

– Время еще не пришло. Сегодня наступает ночь, которой я давно жду. Этой ночью возвращенные станут хозяевами Гесперополиса. Все наши враги будут уничтожены. А дальше вся Лаэда покорится мне, Деве-из-Бездны. Вот тогда и придет твой час, Джел. Именно тогда империю должен будет возглавить император-тавматург – ты, Джел. Ты поможешь мне установить вечное царство Заммека и наконец-то объединить миры. Но еще мне понадобится этот воин, которого я привела из-за круга. – Внезапно Тасси рассмеялась. – Ты знаешь, он очень странный. Он похож на одержимого. Он принимает меня за святую и клянется мне в вечной преданности. Но он именно тот витязь, который одолеет нашего врага и принесет нам победу. Когда же мы покончим с нашими врагами, ты узнаешь, какой ласковой и нежной может быть счастливая и благодарная Арания Стирба!

– Но пока ты предпочитаешь не посвящать меня в свои замыслы. Почему?

– У тебя сложилось неправильное впечатление. Я ничего от тебя не скрываю. О том, что я собираюсь открыть Вторые врата безмолвия, я говорила тебе давно. Чего же ты от меня хочешь? Если я не сказала тебе об этом молодом воине, то лишь потому, что мне хотелось как следует его узнать, попытаться завладеть его душой и сделать своим оружием в нашей войне. Сегодня я говорила с императором. Его величество соизволил провести со мной ночь и был необычайно ласков.

– Могла бы мне об этом не говорить, – буркнул ди Оран.

– Император целиком на нашей стороне. Он не понимает и не может понимать, что происходит, но его божественные способности кружат ему голову. Он ведь всерьез полагает, что это от него исходит воскрешающая сила! – Тасси впервые с начала разговора с ди Ораном засмеялась. – В нас он видит всего лишь преданных слуг, а во мне еще и восхитительную любовницу, которую он обожает. Согласись, Джел, что до сих пор я служила и служу тебе верой и правдой.

– Скрывая от меня свои замыслы?

– Делая все за тебя, – Тасси сверкнула глазами. – Если бы не я, ты не стал бы канцлером. Если бы не я, император не стал бы нашим орудием. Знаешь, что он мне сегодня обещал? Начать войну с горцами Хэнша. Тебе осталось только заранее заготовить эдикт, к которому наш юный бог приложит свою печать. Мы получим войну, которая нам нужна – возвращенные наконец-то смогут восстановить Силу, необходимую им для решающей битвы. А я смогу открыть оставшиеся врата.

– Война может подорвать любовь народа к императору.

– Да, если она будет неудачной. Но она будет победоносной, даже не сомневайся. На нашей стороне вся мощь магии Заммека, магии Луны и Крови. Дракон не может нам противостоять – он всего лишь ребенок. Пройдет еще очень много времени, прежде чем он обретет настоящую мощь. Мы к тому времени уже откроем все врата безмолвия, и старый миропорядок рухнет окончательно. Боги будут посрамлены, им останется лишь смириться с тем, что миры поменялись местами, и тогда Заммек будет править на земле, но делать это через нас с тобой – мы станем его наместниками. Осталось совсем немного, Джел. Сейчас ты должен доверять мне как никогда. Иначе мы ничего не добьемся. Или ты со мной, или ты разрушишь тот союз, который уже помог отомстить тебе за отца и брата и стать вторым человеком в империи. Посмеешь ли ты сказать после этого, что я плохо послужила тебе?

– Тасси, я… все понимаю, – Джел взял ее за руку. – Но у тебя появилось слишком много союзников, роли которых я пока не могу для себя объяснить.

– Воин по имени фон Гриппен – мой самый большой сюрприз для наших врагов, – сказала Тасси. – Их очень удивит его появление. Они даже не подозревают, что у нас тоже есть свой воин из-за круга. И я позабочусь о том, чтобы мой воин оказался сильнее. Он будет несокрушимым и непобедимым. Посмей сказать после этого, что я зря проходила за круг!

– Не скажу. Я лишь спрошу, как тебе это удалось.

– Я – Дева-из-Бездны, Джел, – с улыбкой сказала Тасси. – Мне несложно пройти в любой из миров. А вот перетащить сюда моего рыцаря было бы невозможно, если бы не это.

Она сняла один из перстней и подала ди Орану. Канцлер с удивлением узнал в крупном зеленоватом камне, врезанном в четырехугольную печатку перстня, магический кристал скроллингов – каролит.

– Действительно, Арания, ты полна сюрпризов, – вздохнул он. – Где ты взяла его?

– Это камень Йола ди Криффа. Последний из уцелевших камней скроллингов. И владею им я. Теперь понимаешь, почему мне не страшен дракон?

– Я восхищен тобой, моя милая!

– Верно ли? Ты пришел ко мне с совсем другим настроением. Но я не в обиде. Поцелуй меня, и я, пожалуй, больше не буду на тебя сердиться.

– С превеликим наслаждением, – Джел выполнил ее просьбу, хоть сердце его охватил могильный холод, когда их губы слились в поцелуе. Он будто упал в ледяную воду, дыхание у него перехватило, а когда сознание ди Орана прояснилось, он увидел, что Тасси уже вышла из своего покоя на огромный балкон и, встав у парапета, смотрит на закатное солнце.

– Сегодня? – спросил Джел, обняв девушку сзади.

– Сегодня, – сказала она. – Сегодня этот город будет очищен от человеческой грязи. Этой ночью наших врагов ждет возмездие. Как только взойдет луна, Гесперополис узрит, кто же пришел на его улицы из Вторых врат безмолвия. Утром это будет другой город, Джел. Город из будущего. Принадлежащий тебе и мне. Ждать осталось совсем недолго.

Инженер остался доволен. Когда сигнальный колокол оповестил стройку об окончании работы, стена была готова.

– А ты толковый малый, – сказал инженер ди Браю. – Поработаешь так еще пару недель, и я доложу о тебе наверх. Наш комендант скор на расправу, но и наградить может так, как тебе и не снилось.

– Я растроган, – с равнодушной миной отвечал ди Брай. – Только для начала я хотел бы просто выспаться.

– О чем он тебе говорил? – спросил старика ди Марон, когда они вместе с десятками рабочих шли в лагерь с вершины холма. – Я видел, он просто бисер перед тобой рассыпал!

– Предлагал мне занять его место. Тебе-то какое дело?

– Да просто спросил. Когда ты мне все расскажешь?

– Скоро. Для начала вернемся в лагерь.

У ворот в жилой сектор рядом с охраной стоял Риман ди Рот. Случайно ли он тут оказался, или ждал кого-то, но, завидев ди Брая и поэта, немедленно подозвал их повелительным жестом.

– Как тебе работалось, старик? – осведомился он. – Руки не натрудил?

– Работа как работа, – ответил ди Брай. – Все лучше, чем караулить всякий сброд.

– Ерничаешь, дед? – Ди Рот схватил ди Брая за подбородок, заглянул ему в глаза. – Я-то свободный человек, не то что ты, шваль тюремная! Не зли меня, тебе же лучше будет. Тебе и петушку твоему. Стоит мне слово сказать, и ты сдохнешь, как собака, на куче собственного дерьма. Хочешь, устрою?

– Только Единый знает, кто и когда отправится к нему за облака, – спокойно ответил ди Брай. – Давай попробуем вместе дожить до утра, лейтенант. Кто доживет, ставит кувшин хинта. Как тебе пари?

– Пошел вон! – со злобой ответил офицер.

Бригадир провел ди Брая и поэта в барак на краю жилой зоны. Ди Марон, следуя за стариком, несколько раз замечал, что ди Брай напряженно вглядывается во все стороны, словно стремясь запомнить, куда, какой дорогой их ведут, что где находится и прочие, одному ему понятные приметы. А еще заметил ди Марон одну удивившую его странность – свирепые волкодавы охраны при приближении старика вдруг начинали скулить и пятиться от Феррана ди Брая. Странное поведение собак заняло мысли молодого человека, но ненадолго – и минуты не прошло, как они оказались у входа в барак, в который их определили.

Здесь ди Марона ждал неприятный сюрприз. В бараке уже собралось с дюжину каторжников – столпившись у огромной перевернутой вверх дном бочки, они с азартом метали кости. Среди игроков был тот самый каторжник со странными остроконечными ушами, что зацепил их с ди Браем поутру после развода.

– Ха, глянь-ка, братва, дед-то наш навроде как и передумал! – воскликнул ушастый. – Сам сюда свою девочку привел, а? Вот это по-нашему, без жлобства! Ну что, молодой, подождем до отбоя, или прямо сейчас нас обслужишь?

– Боюсь, мы не за тем сюда пришли, – сказал спокойно ди Брай, не обращая внимания на хохот и улюлюканье каторжников. – Мы даже не подозревали, что именно в этом бараке встретим одного ушастого сукиного сына, который так и нарывается весь день на неприятности. Так что не зли меня, парень, а то, глядишь, собственную задницу придется подставлять!

– А может, сыграем? – предложил ушастый, в глазах которого загорелся дикий, едва сдерживаемый гнев. – На твоего красавчика? Кто выиграет, тот и пользует.

– Я-то поставлю Уэра, а ты что поставишь, босяк?

– Твою жизнь. Обыграешь меня, проснесся утром.

– Надо же! – Ди Брай был спокоен, и оттого издевательский хохот уголовников, обступивших его, стих очень быстро. – Боюсь, что выбор у меня невелик. Придется играть.

– Ты с ума сошел! – зашептал ди Марон, едва не плача. – Это же шулера! Они обставят тебя в мгновение ока.

– Не обставят, – шепнул в ответ старик. – Давай, ушастый, кидай кости!

– Я тебе не ушастый, – огрызнулся каторжник. – Меня здесь называют Килле. А тебя как фартовые ребята зовут?

– Дед, – ответил ди Брай. – Просто Дед.

– Ну давай, бросай кости, Дед, – с торжеством в голосе предложил Килле.

Ди Брай сгреб кости с донышка бочки и швырнул их обратно. Лица каторжников окаменели, смех стих – у ди Брая выпало двенадцать. Ушастый Килле с трудом проглотил ком, внезапно вставший в горле, обвел сотоварищей недоуменным взглядом и в свою очередь потянулся за костями.

– Ага! – обрадовался он, когда кости упали. – Дюжина!

– Славно, – спокойно сказал ди Брай и снова метнул кости. На этот раз лицо Килле стало пепельно-серым; у ди Брая опять было двенадцать.

– Вордланы тебя забери! – выругался он, вытирая рукавом рот. – Эй, Угорь, дай-ка свои кости!

– Так нечестно, – заметил ди Брай. – По ходу игры кости менять нельзя.

– А мне плевать, что честно, а что нечестно! – ухмыльнулся Килле. Ему подали кости, и каторжник сделал свой бросок.

– Дюжина! – выпалил он, и каторжники довольно зашумели. – Счастливая дюжина, клянусь Единым!

– Славно, – Ди Брай взял кости. – Третий бросок. Играем до трех раз.

Кости со стуком упали на бочку, раскатились в стороны. Килле перестал улыбаться.

– И у меня дюжина, – объявил ди Брай.

– А ты веселый старичок, мать твою! Ну ладно, чем упорнее противник, тем слаще победа, так ведь? Придется и в четвертый раз кидать кости, Дед.

– Бросай кости, ушастый, – напомнил ди Брай.

Килле пошептал на кулак с костями и сделал бросок. Результат был встречен могильным молчанием – у Килле было одиннадцать. Ди Марон с шумом выдохнул воздух. Сердце у него, добравшееся до самого горла, начало успокоенно возвращаться на свое место.

– Проклятье, я проиграл! – обалдело проговорил Килле. – Этого быть не может! Я не должен был проиграть!

– Однако ты проиграл, – заметил ди Брай. – Так что заткни свою пасть и держись от меня подальше. Если ты подойдешь ко мне на расстояние вытянутой руки, я тебя достану и твоя немытая задница пойдет на ужин тюремным волкодавам.

Ушастый Килле исчез за спинами каторжников. Ди Брай и поэт прошли в глубь барака, поближе к окну, где воздух был свежее и вонь лагерной стряпни и грязной одежды не была такой густой и тошнотворной. Здесь было несколько свободных лежаков, которые ди Брай внимательно осмотрел, прежде чем сесть самому и разрешить сесть ди Марону.

– Терпеть не могу вшей, – объяснил он. – А здесь их полно.

– Вши? – Ди Марона передернуло от отвращения. – Никогда, хвала Единому, не видел вшей.

– Твоя жизнь была на редкость безмятежной, – с иронией заметил старик. – Неудивительно, что тебя посетила идея обворовать библиотеку.

– А ты что, поучать меня задумал? Знаешь, я тебе, конечно, благодарен, но…

– Пойдем прогуляемся, – вдруг предложил ди Брай.

– Куда?

– Надо тебе кое-что объяснить. Пришло время.

– Ферран, мне осточертели твои загадки. Неужели нельзя… – заговорил ди Марон и осекся. В этой части барака царил полумрак, но лицо старика он видел хорошо. Ди Брай смотрел на поэта и улыбался. А вот улыбка была особенная. То ли ди Марон раньше этого не замечал, то ли приближение ночи сказалось, но юноша вдруг заметил, что ди Брай этой своей улыбкой демонстрирует ему не только свою симпатию. Но еще и острые длинные белоснежные клыки, каким позавидовал бы матерый волк.

– Кто ты? – прошептал ди Марон, не смея говорить громче.

– Я халан-морнах, – ответил Ферран ди Брай.

После заката весь периметр лагеря строителей храма до утра патрулировали охранники с волкодавами. Горящие факелы в их руках были видны издалека, и каторжники, которым ночью по каким-либо причинам взбрело в голову выйти из своего барака, всегда успевали спрятаться – покидать барак ночью было запрещено. Но ди Марон, следуя по темным переулкам между бараками за ди Браем, об охране не думал. Вернее, почти не думал. Встреча с охраной и ее псами-людоедами пугала его меньше, чем его жуткий сотоварищ по заключению. Он боялся ди Брая – и все равно шел за ним в темноту, потому что ди Брай велел ему идти за ним. Это могли быть чары Луны и Крови, но, скорее всего, это было простое любопытство и желание понять, что же за загадочные вещи с ним происходят. А еще ди Брай сказал, что это важно. Так важно, что никакими словами не передать.

Они вышли на пустырь за бараками. Луна скрылась за тучами, и стало совсем темно. Справа в темноте угадывалась громада строящегося храма, окруженная лесами и заборами. Впереди горели тусклые огоньки и слышался лай собак. Ди Марон остановился. Колени у него подгибались, рубаха под пропыленным камзолом промокла от ледяного пота. Все то время, которое они шли от барака до этого места, он читал охранительные молитвы Единому, и рот у него пересох, а губы вздулись и онемели. Потом ди Брай остановился и повернулся к нему, и ди Марон уловил во тьме красноватый блеск глаз халан-морнаха. Ему вдруг стало спокойнее. Ди Брай столько заботился о нем, что вряд ли будет его долго мучить…

– Не бойся, – глухо сказал старик. – Я должен был объяснить тебе все с самого начала, но у меня не было такой возможности. Только приближение ночи затмения позволило мне показать тебе мое настоящее лицо.

– Ты хочешь меня убить?

– Я не могу тебя убить, даже если бы захотел. Говоря по правде, это единственная причина, почему из множества людей я выбрал тебя.

– Я не понимаю.

– Когда я был еще ребенком, в нашей деревне произошел странный случай, – начал старик. – В одну из зим стояли такие жестокие холода, что волки вышли из лесов и начали нападать на людей. Однажды они напали на группу паломников, которые шли в Венадур. Очевидцами этого нападения стали крестьяне из моей деревни. Они видели, как волки, обезумевшие от голода, разорвали в клочья паломников. Всех, кроме молодой девушки, которая была так парализована ужасом, что даже не пыталась бежать. Она стояла в самой гуще этой страшной резни и наблюдала за тем, как волки рвут одного паломника за другим. Она ждала, что волки вот-вот набросятся на нее. Она была готова умереть и думала, что спасения не будет. Однако случилась удивительная вещь – волки, убив и сожрав всех паломников, даже не приблизились к девушке. Они рвали останки убитых ими людей, а девушка продолжала стоять и ожидать смерти. А потом волки ушли. Крестьяне подобрали девушку и привезли ее в деревню. Об этом случае потом долго рассказывали по всей империи.

– Я не слышал эту историю, – ответил ди Марон.

– Конечно, ведь она случилась много сотен лет назад. Сочини об этом случае балладу. Она будет пользоваться успехом.

– И все же, я не понимаю тебя, Ферран. В чем смысл этой истории?

– Есть люди, над которыми не властно Зло. Оно не может приблизиться к ним, завладеть их душой. Изначальный Свет горит в их сердцах. И он отгоняет от них порождения Тьмы. Волки, которые убили паломников, не могли причинить зла той девушке, потому что она была одной из таких светоносных натур. И ты, Уэр, тоже принадлежишь к числу таких избранных.

– Откуда ты знаешь?

– Я халан-морнах. Я вижу тебя насквозь. Я ведь не случайно оказался в Гесперополисе и не просто так остановился в корчме этого жирного негодяя. Я искал тебя. Именно поэтому я пытался выкупить тебя у мерзавца, именно поэтому наговорил на себя страже и судье, чтобы вместе с тобой оказаться в тюрьме. Не удивляйся – я знал о твоем существовании. Несколько месяцев назад вышла оказия прочесть твои вирши.

– И что ты обо мне узнал?

– Лишь то, что твоя душа чиста и незапятнана Злом. Как раз такой человек и был мне нужен.

– Я – воплощение чистоты и непорочности? – ди Марон захохотал, хотя от страха у него внутри все переворачивалось. – Ферран, да что с тобой? Ты даже не знаешь, какой образ жизни я веду! Я игрок, мот, пьяница и бабник, а теперь еще и вор, приговоренный к каторге. Мой отец был прав – я позорю его, и то, что я оказался в тюрьме, справедливое воздаяние за ту жизнь, которой я жил. Лжешь ты все. Ты просто голоден, и тебе нужна моя кровь. Разве не так?

– Не так, – даже в темноте можно было понять, что ди Брай сердится. – Я покинул убежище, в котором скрывался последние годы, прошел несколько сотен лиг до Гесперополиса вовсе не затем, чтобы забрать жизнь у одного-единственного шалопая. Ты плохо знаешь меня, дружок. Ты понятия не имеешь, кто такие халан-морнахи.

– Халан-морнахи – это вампиры, – произнес ди Марон. – Разве не так?

– Так. Само слово halan-mornah на языке наших южных соседей ортландцев означает «не взятый смертью». Очень меткое название. Вера в халан-морнахов пошла именно из Ортланда. Сегодня в Лаэде многие не верят в то, что вампиры существуют. Но вампиры есть, и разновидностей их много. Есть воракки, есть тэрги, а еще есть халан-морнахи. Именно они всегда внушали особый ужас.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – пробормотал поэт.

– Я стал халан-морнахом не по своей воле. В этом мое отличие от многих подобных мне существ. Готов ли выслушать мою историю?

– Если это доставит тебе удовольствие.

– Боюсь, что эти воспоминания принесут мне только боль и горечь. Но я обязан тебе все рассказать, а ты должен меня выслушать. Потому что моя исповедь спасет множество жизней. Она спасет всю Лаэду. Выслушав меня, ты поймешь, что сегодня эта страна стоит у края бездны.

– Времени у нас много, Ферран; если не ошибаюсь, нас приговорили к пожизненному заключению, – попытался пошутить ди Марон, чтобы скрыть свой страх перед сверхъестественным собеседником. – Так что рассказывай. Надеюсь, мне представится случай переложить историю твоей жизни на стихи.

– И это будет самая печальная поэма из всех, какие когда-либо выходили из-под пера, – покачал головой ди Брай. – А все началось с большой и очень красивой любви. Когда тебе всего девятнадцать лет, любовь всегда бывает всепоглощающей и прекрасной.

– Ты влюбился?

– Безумно. Она была дочерью охотника, который построил дом в полулиге от моей деревни, в Валь-Фотэнна, Долине Водопадов. Они были пришельцами в наших краях – говорили, что охотник покинул родные края после того, как умерла его жена. Я не помню, как его звали. Впервые я увидел его на деревенском празднике в честь божественной Мерои, матери богов – тогда еще вера в старых языческих богов была сильна. А спустя несколько дней я увидел его дочь. Помню, что меня будто молния ударила. Она была так прекрасна, что и не опишешь. Мне до сих пор снятся ее глаза – большие, черные, влажные, их взгляд заставлял мое сердце сжиматься от счастья. Она улыбнулась мне, и я заговорил с ней. Знаешь, о чем я тогда думал? Что родился на свет только для того, чтобы встретить ее и полюбить. Но самое большое счастье ожидало меня дальше. Когда я признался ей в своей любви, она улыбнулась и ответила, что тоже любит меня.

Если ты когда-нибудь сильно и горячо любил женщину, Уэр, ты поймешь меня. Я при жизни оказался в солнечных садах Руанайта. Единственное, о чем я мечтал, так это чтобы побыстрее прошло время уборки урожая и мы могли бы по закону сыграть свадьбу. Ее отец поначалу смотрел на меня настороженно, но потом все-таки стал считать меня своим сыном. Да и мои родители были в восторге от моей избранницы. Ее невозможно было не любить, ее красота и ее прелесть были таковы, что один взгляд на нее наполнял сердце восторгом. Она была как темная душистая роза, как грациозная лань с бархатными глазами. Я обожал ее, я мечтал прожить рядом с ней всю свою жизнь и всей душой стремился к счастью, не ведая, какое горе и какое отчаяние вскоре найдут меня.

Слухи о войне шли давно. В нашу деревню часто приходили странники и рассказывали о зловещих знамениях и пророчествах, о том, что творится на северной границе. Я даже не удивился, когда однажды утром отец разбудил меня и сказал, что началась война с сидами. Отец не опасался, что меня заберут в армию – в нашем селе уже были вербовщики, и императорскую повинность в людях мы выполнили. Гораздо больше отец опасался фуражиров и мародеров; первые могли заплатить за провиант мало, вторые вообще ничего не платили, просто грабили и убивали. Когда живешь недалеко от границы, поневоле готовишься ко всему. Отец, бывалый человек, заранее приготовился к худшему. Часть зерна и прочего продовольствия он надежно спрятал в нескольких местах, а остатки распродал по выгодной цене. Он собирался уехать в глубь страны и увезти нас. Но когда пришло время уезжать, я отказался. Я сказал, что никуда не поеду без своей любимой. Отец долго меня убеждал, но так и не добился своего. До сих пор помню, как он сидел в углу горницы, держа на руках нашего кота, и слушал мои обвинения в трусости.

Прошло два или три дня, и в деревне заговорили о шайках разбойников, которые рыщут по дорогам, грабят и убивают проезжих. Никто не знал толком, что это за люди; одни говорили, что это сиды наняли всякий сброд, чтобы разбойничать на имперских коммуникациях, другие утверждали, что это дезертиры из имперской армии и солдаты из разбитых сидами подразделений. Вскоре женщины и дети даже днем боялись выходить из дома, опасаясь нападения, а мужчины наши днями и ночами дежурили, вооружившись чем попало. А я думал только о ней. И однажды я сбежал из дома – взял отцовскую лошадь и поскакал в Валь-Фотэнна. Я хотел увезти ее к нам. Но я опоздал.

– Что с тобой? – испуганно шепнул ди Марон. Его поразил тон ди Брая; голос старика, вначале твердый и отчетливый, изменился до дрожащего шепота.

– Прости меня. Я никогда никому не рассказывал о том, что случилось тогда, на ферме в Долине Водопадов. Я не мог этого рассказать, духу не хватало. Ты первый. Ты должен знать, иначе ты не поймешь, как было рождено великое Зло.

– Я весь внимание. Что же было дальше?

– Когда я приехал в Валь-Фотэнна, я понял, что опоздал. Во мне все помертвело, едва я увидел над лесом черный столб дыма. Не помню, как я доехал до фермы. Я даже не думал о том, что мне тоже может угрожать опасность. На дороге появились вооруженные люди – я даже не испугался. Это была, как они выразились, «свободная ватага». Командовал ими высокий зеленоглазый сид, с ног до головы облаченный в черную кожу с серебряными клепками. Он расспросил меня кто я, откуда, поинтересовался, есть ли в деревне солдаты. После допроса меня отвели на ферму. Когда я увидел, что стало с домом моей возлюбленной, сердце мое едва не остановилось от горя. Дом сгорел дотла, уцелели лишь амбар и несколько сараев вдоль забора. Я стал расспрашивать бандитов, которые вели меня, о девушке, но они меня не понимали – они были таорийцами и не знали лаэданского языка. В конце концов им надоели мои расспросы, и один из них ударил меня кулаком в лицо. Я лишился чувств и очнулся уже в сарае, на куче соломы, опутанный веревками и кожаными ремнями. Мне было плохо, очень плохо, но я все время думал только о ней. Других мыслей у меня не было.

Сколько меня продержали в сарае, я не знаю – может, несколько часов, а может, несколько дней. Я не чувствовал ни времени, ни голода, ни жажды. Наверное, я был вроде как сумасшедший. У меня были видения, я все время слышал какие-то голоса. Кровь в моей голове грохотала, как вода на колесах водяной мельницы. А потом пришел сид в черном. Он разрезал кинжалом мои веревки и велел убираться домой. Ему не нужна была моя жизнь. Он сказал мне, что не воюет с сопляками.

Я вышел из сарая, и вокруг меня была ночь. Где-то вдали стучали копыта – это уезжал из Валь-Фотэнна разбойничий отряд. А я не радовался. Внутренности у меня горели, ноги и руки не слушались меня. Я ковылял по дороге от фермы к лесу, и за каждым кустом мне чудились притаившиеся враги. А потом я услышал стоны…